Текст книги "Трон черепов"

Глава 5
Кадживах

333 П. В., осень

Ашия в оторопи подняла глаза, когда комнату, где она рыдала, залил меточный свет. Когда и кому в последний раз удавалось обойти ее бдительность и подкрасться? Неужели она забыла все, чему учил господин?

«Энкидо было бы стыдно за тебя», – сказала Мича и была права. Как ей командовать шарум’тинг, если она не может справиться даже с собой?

Она повернулась к двери, ожидая увидеть Кадживах, но в груди екнуло еще сильнее при виде мужа. Возможно, была инэвера в том, что Асом застал ее в столь жалком состоянии, с глазами припухшими и мокрыми, такую же незадачливую в материнстве, как на алагай’шарак. Теперь он скажет ей, как говорил неоднократно, что она должна отказаться от копья. И может быть, окажется прав.

– У тикки случился очередной припадок. – Асом вынул из рукава безукоризненно белую салфетку и протянул ей, чтобы промокнула глаза. – Но я урезонил ее, хотя Эверам свидетель – у скалы не хватит терпения.

Ашия рассмеялась, высморкалась в салфетку.

– Весть о твоих подвигах нынешней ночью уже дошла до дворца, дживах, – сообщил Асом.

Ашия болезненно посмотрела на него. Он знал. Прокляни его Эверам, он уже знал о ее потере контроля в Лабиринте. Лишит ли он ее копья теперь, когда его не остановит Избавитель? Асом и отец Ашии долго и ожесточенно противились ее участию в алагай’шарак. С Ашаном на Троне черепов у них хватит сил для этого. Их не удержит даже Дамаджах.

– Те мужчины имели глупость оторваться от отряда, – продолжил Асом. – Только бескрайней милостью Эверама ты оказалась там, чтобы спасти их от самих себя. Ты поступила славно, дживах.

Ашию затопило облегчение, хотя к нему примешивалось тошнотворное чувство вины. Разве она была не так же глупа?

Еще более смущал источник похвалы. Когда это было, чтобы Асом расщедрился на комплимент? У нее не нашлось слов, и она следила за мужем в ожидании подвоха.

Асом пересек комнату, дошел до ее землепашеского ложа, сел, утонул в пуховой перине и тут же встал снова.

– Борода Эверама! – сказал он. – Ты правда на этом спишь?

Ашия сообразила, что муж даже ни разу не видел ее спящей. Она покачала головой:

– Я боюсь, что оно проглотит меня. Сплю на полу.

Асом кивнул:

– Обычаи землепашцев грозят изнежить нас и сделать такими же, как они сами.

– Кое-какие – возможно, – согласилась Ашия. – Слабость воли. Но это наша, крови Избавителя, задача – показать им лучший пример.

Асом долго смотрел на нее, затем начал мерить шагами комнату, скрестив руки за спиной и втянув кисти в рукава.

– Как муж я подвел тебя, – сказал он. – Я знал, что никуда не гожусь, но не догадывался, к чему это тебя подтолкнет.

– Мой путь был проложен Эверамом до того, как ты взял меня в жены, – ответила Ашия. – Я то, чем сделала меня Дамаджах, сестра Эверама по копью. Она все понимала и возражала против брака, но наши отцы не прислушались.

Асом кивнул:

– Как и Асукаджи, который постоянно давил на меня. Но такова, наверно, инэвера. На Ущерб мать сказала мне: великий муж не боится, что жена украдет его славу. Он пользуется ее поддержкой, чтобы взлететь еще выше.

Он подошел к ней и предложил руку, не обращая внимания на жирный черный ихор, испачкавший ее пальцы.

– Похоже, что я не велик, но с твоей помощью, может быть, это еще не поздно исправить.

Глаза Ашии сузились. Она проигнорировала протянутую руку, подобрала ноги и резко встала.

– О чем ты, муж мой? Ты должен простить, если я требую простых слов, но между нами было много недопонимания. Какой поддержки ты от меня хочешь?

Асом поклонился. Не так глубоко и надолго, как нужно для выражения почтения, но все-таки проявил знак уважения, который ее удивил. Муж не кланялся ей со дня свадьбы.

– Сегодня ночью? Ничего, кроме мира между нами и обновленной надежды на сохранение нашего брака, как повелел Избавитель. Завтра… – Он пожал плечами. – Посмотрим, что принесет рассвет.

Ашия покачала головой:

– Если под «сохранением брака» ты разумеешь, что я опять подчинюсь твоим прикосновениям и выношу новых сыновей…

Асом поднял руку:

– У меня одиннадцать братьев най’дама и еще десятки среди най’шарумов. Скоро у меня будут сотни племянников. Дом Джардира, почти вымерший поколением раньше, вновь расцветает. Я исполнил мой долг и породил сына и наследника. Мне больше не нужно детей. Какой ребенок сравнится с нашим Каджи?

Асом вперил взгляд в пол.

– Мы оба знаем, дживах, что я пуш’тинг. Я не томлюсь по женским ласкам. Та ночь была… – Он яростно встряхнул головой, словно хотел извергнуть картину из памяти, затем встретился с Ашией глазами. – Но я горжусь тобой, моя дживах ка. И я, если позволишь, еще могу любить тебя на свой лад.

Ашия долго смотрела на него, размышляя. После брачной ночи Асом и брат умерли в ее сердце. Можно ли вернуться с одинокого пути?

– Почему ты мною гордишься? – спросила она.

– А? – не понял Асом.

– Ты сказал, что гордишься мною. – Ашия скрестила руки. – Почему? Две недели назад ты стоял перед Шар’Дама Ка, порицая меня и требуя развода.

Теперь настала очередь Асома пристально смотреть на нее, просеивая чувства и подбирая слова.

– А ты стояла рядом, яростная и уверенная в своем месте в замысле Эверама. Я завидовал, кузина. Меня называют «наследником ничего». Когда я понимал свое место в Его замыслах? – Он простер в ее сторону руку. – Но ты – первая из шарум’тинг, прославляющая Эверама на священном алагай’шарак.

Он помедлил, уставился в пол, затем со вздохом поднял взгляд снова и посмотрел ей в глаза.

– Я был не прав, когда пытался отвергнуть твои желания, дживах. Это была ревность и грех перед лицом Эверама. Я раскаялся перед Создателем, но грех был против тебя. Молю принять мои извинения.

Ашия пришла в изумление. Извинения? От Асома, сына Ахмана? Не спит ли она, не снится ли ей причудливый сон?

– Ревность? – переспросила она.

– Я тоже страстно желаю права сражаться в ночи, – сказал Асом. – Чести, в которой мне отказано не из-за половых предпочтений, а из-за цвета одежды. Мне было… горько, что женщине дали право на недоступное для меня.

– С приближением Шарак Ка традиции меняются ежедневно, – заметила Ашия. – Избавитель был рассержен, когда запретил тебе воевать. Возможно, после его возвращения…

– А если он не вернется? – спросил Асом. – Теперь на троне твой отец, но у него нет сердца воина. Он никогда не позволит дама сражаться.

– То же говорили о моих сестрах по копью, – сказала Ашия. – Если ты хочешь выйти в ночь, тебе нужно мириться с Дамаджах, а не со мной.

– Возможно, – кивнул Асом. – Но я понятия не имею, с чего начать. Я всегда знал, что Джайан недостоин быть отцовским преемником, но до сегодняшнего дня не понимал, что и сам не оправдал ожиданий родителей.

– Дамаджах пообещала тебе Трон черепов, – напомнила Ашия. – Это не мелочь.

Асом отмахнулся:

– Бессмысленный жест. Ашан молод. До того как Эверам призовет его на Небеса, Шарак Ка наверняка начнется и кончится, а я буду наблюдать за ним с минаретов.

Ашия положила руку ему на плечо. Он напрягся, но не отстранился.

– Дамаджах сильнее, чем тебе кажется, муж мой. Иди к ней. Она покажет тебе дорогу славы.

Асом переплел их руки, тоже взяв ее за плечо. Напряглась и Ашия. Это был знак доверия среди владеющих шарусаком – каждый давал другому возможность воспользоваться рычагом и напасть.

– Я сделаю, что смогу, – сказал Асом. – Но перво-наперво она приказала мне установить с тобой мир.

Ашия сжала его плечо:

– Я не сломала тебе руку, муж мой. Как и ты мне. Этого мира хватит для опоры.

В новых одеждах Инэвера возлежала на подушках подле Трона черепов. Яркие цветные шелка, по-прежнему скандальные по красийским понятиям, ужасали глаз рожденных в культуре, где все приличные женщины носили черное, белое или коричневое.

Но теперь тонкий шелк был темным и непрозрачным. Мужчины больше не узреют под ним плоть, всегда готовую усладить Избавителя. Волосы она оставила непокрытыми, но туго заплела локоны и перехватила их обручем с золотом и драгоценными камнями, не дав им вольно рассыпаться, как раньше, когда их гладил Избавитель.

Она скользнула взором по аурам мужчин. Ее боялись все, даже Ашан. Он поерзал на троне, чувствуя себя неуютно.

Это тоже было хорошо.

– Шарум ка! – возвестил с порога страж, когда Джайан влетел в зал, быстро пересек его, прошел мимо дамаджи и поднялся на четвертую ступеньку, встав напротив Асома.

Существовало соглашение, достигнутое лишь после нескольких часов переговоров между их лагерями. Четвертая ступенька располагалась достаточно высоко для негромких советов, но и достаточно низко, чтобы их глаза оказались вровень друг с другом и ниже сидящего Ашана. Кости предрекли кровь на улицах, если кто-нибудь поднимется или спустится на ступень.

Свита Джайана осталась на полу. Хасик, опозоренный евнухом зять Ахмана, теперь ходил за Джайаном, как сторожевой пес. С ним стояли кай’шарум Джурим, командующий Копьями Избавителя в отсутствие Шанджата, и сводные братья Джайана, кай’шарумы Ича и Шару, старшие сыновья Ахмана от Таладжи и Эвералии. Обоим было семнадцать, они возвысились до черного считаные месяцы назад, но уже командовали крупными отрядами шарумов.

– Шарум ка. – Ашан удостоил Джайана почтительного кивка. Андраху не было дела до первенца Инэверы, но он не настолько глуп, чтобы углублять пролегшую между ними трещину. – Как обстоят дела с оборонительными сооружениями Дара Эверама?

Джайан поклонился, выразив, впрочем, мелкую любезность без намека на пиетет, которого ждет андрах от своего шарум ка.

– Они крепки… андрах. – Инэвера почти различила зубовный скрежет, с которым сын, взглянув на дядю, произнес его титул. – С Ущерба на мили от трона не замечен ни один демон. Шарумам приходится заходить далеко, чтобы хоть смочить копья. Мы построили новые укрепления и создали дополнительные пожарные расчеты в деревнях чинов, которые заслуживают спасения после того, как демоны пожгли поля, а других направили в новые Лабиринты ловить и истреблять алагай в ночи, продолжая подрывать силы демонов после их поражения в Ущерб.

«Поражения».

Политический выбор слова. Даже Джайан знал, что к чему. Единственным победителем в Ущерб алагай было солнце. Подземники вернутся такими же сильными, как всегда.

– Ты хорошо потрудился, шарум ка, – кивнул Ашан. – Твой отец будет горд, когда возвратится.

Джайан оставил похвалу без внимания.

– Я должен изложить перед двором другое дело. – Инэвера нахмурилась, хотя кости уже сообщили ей, что это грядет.

Джайан хлопнул в ладоши, и в тронный зал вошли четырнадцать мускулистых юношей в черных бидо. Они опустились на колено, выстроившись позади него в ровную шеренгу. У каждого за спиной был щит, а в руке – копье. Инэвера глядела на них и видела во всех шестнадцатилетних лицах прекрасные мужнины черты. Среди них – ее третий сын, Хошкамин, остальные – вторые сыновья Эвералии и Таладжи и первенцы всех дамаджи’тинг, за исключением Кевы.

– Андрах, без сомнения, узнает моих братьев, сыновей Шар’Дама Ка, – сказал Джайан. – Их старшие братья, – он указал на Ичу и Шару, – как и я сам, надели черное в семнадцать. Но, несмотря на юность, у моих братьев сердце нашего шарума-отца. Узнав о его отсутствии, все они потребовали права стоять в ночи. Их подготовка в шарадже и Шарик Хора безупречна, и я не вижу оснований для отказа. Я сам стоял как аджин’пал, напитывая их кровью в Новом Лабиринте. Каждый лично отправил в бездну больше одного демона. В соответствии с законом Эведжаха я прошу произвести их в кай’шарумы.

Ашан посмотрел на Инэверу. Возвысить новых воинов до черного можно только с одобрения дама’тинг, которая сделает на них расклад, а делать его на сыновей Избавителей вправе только Инэвера и ее дживах сен.

Джайан оказался хитрее, чем думала Инэвера. Кости сказали ей, что он сам гнал мальчишек в бой, но никто не выразил нежелания. В миг, когда они облачатся в черные одеяния с белыми покрывалами, все сыновья Ахмана приобретут огромную власть над воинами своих племен и все окажутся в вассальной зависимости от Джайана. Повысить их означало чрезвычайно усилить сына в то время, когда он все еще мог попытаться узурпировать трон.

Но и отказать было нелегко. Власть Инэверы над сестрами-женами велика, но даже она поступила бы глупо, если бы оскорбила их всех зараз. Она бросила кости и сделала расклад на всех юношей в их послеродовой крови, и по закону они, если стояли в ночи и брали алагай, могли заявить о своих правах по рождению.

Она кивнула, сохранив безмятежное выражение.

– Решено, – с облегчением произнес Ашан. – Встаньте, кай’шарумы. Эверам с гордостью взирает на сыновей Избавителя.

Юноши плавно выпрямились, но ликовать не стали, а поклонились трону и продолжили стоять со строгой выправкой. Однако Джайан не сумел удержаться от самодовольной улыбки.

– Избавитель за пределами страны, и для Красии наступили трудные времена, – сказал Асом. – Возможно, его сыновьям-дама тоже пора одеться в белое.

Дамаджи будто окатили верблюжьей мочой. На миг они замерли в потрясении, затем закипели от негодования, и Инэвера насладилась этим. Она была целиком и полностью за возвышение сыновей дама Ахмана. Чем раньше юноши получат белое, тем скорее приобретут власть над племенами и избавят ее от бесконечного ворчания этих старцев.

– Смехотворно! – выпалил Альэверак. – Никто еще не возвышался до белого в пятнадцать лет!

Если он и был устрашен вчерашним поражением, то вида не подал. Исцеленный магией Белины, дамаджи выглядел здоровым и крепким, как никогда в свои годы. Но если он даже считал себя обязанным Ахмановой жене из племени Маджах, это не помешало ему воспротивиться продвижению ее сына. Если Маджи станет дама, Альэверак потеряет больше других.

Прочие дамаджи дружно загудели в знак согласия, и Инэвера сделала вдох, удерживая свой центр. Да поскорее избавит ее Эверам от этих подлых мужчин, больше заинтересованных в сохранении личной власти, чем в служении народу.

– До начала Шарак Ка многое произойдет впервые, – сказал Асом. – Мы не должны отказывать нашим людям в вождях, когда дама уже не хватает, так как многие из них поддерживают мир в селениях чинов.

Ашан поразмыслил, обводя взглядом зал. Как дамаджи он был сильным вождем Каджи, но стал дипломатичнее как андрах, стремясь угодить всем и обезопасить свое положение.

Тем не менее Ахман приказал ему занять трон, желая сохранить жизнь сыновьям, и не требовалось большого ума, чтобы понять: сделать это будет легче, если они наденут белое.

– Возьми их, – выдохнула Инэвера.

Метки донесли ее слова только до ушей андраха.

– Возраст не имеет значения, – сказал наконец Ашан. – Для белого предусмотрены испытания, и они состоятся. Сыновьям Избавителя придется их пройти. Асом будет лично наблюдать за процессом и докладывать мне.

Инэвера увидела удовольствие, вспыхнувшее в аурах дамаджи’тинг после этого неожиданного заявления – зеркальное отражение мрачной тучи, сгустившейся вокруг дамаджи. Чтение аур – искусство даже тоньше, чем толкование костей, но с каждым днем она становилась все более искушенной.

Следующим пунктом повестки дня были новые ночные шарум’тинг. С тех пор как Ахман сотворил шарум’тинг – чтобы вооружить правами женщину из чинов, – все больше красийских женщин выражало желание убивать алагай, тем самым получая мужские права владеть собственностью, свидетельствовать в суде и отвергать домогательства мужчин. Женщины, многие тайно, ежедневно приходили во дворец дама’тинг, умоляя их обучить. Инэвера поручила их Ашии и не жалела о таком решении.

Женщины-чины, не привыкшие к бремени закона Эведжана, приходили скопом, зачастую – с одобрения мужей. Красийские женщины текли тонким ручейком. В их сознание ввинтились три тысячи лет подчинения, и хотя движение росло, его продолжало сдерживать яростное и почти единодушное противодействие красийских мужчин – мужей, отцов, братьев и даже сыновей, еще носящих коричневое. Многим женщинам запрещали покидать дома без сопровождения, и их жестоко били, когда они пытались ускользнуть во дворец.

Не были в безопасности даже возвысившиеся до черного. Да, все они брали алагай при помощи меченого оружия, но даже лучшие успели отзаниматься считаные недели, тогда как у большинства шарумов на тренировки уходила вся жизнь. Женщин не раз находили избитыми, изнасилованными или уже мертвыми.

Но за алагай хора всегда проливалась кровь, и когда Инэвера находила виновных, их вскоре навещали Ашия и ее сестры по копью. Возмездие следовало в десятикратно большем размере, а останки бросали там, где другие могли их найти и запомнить урок.

Как будто призванная этими мыслями, в тронный зал вошла Ашия и подвела к подножию трона две группы женщин. Группа бо́льшая, двадцать человек, прошедших подготовку во дворце дама’тинг, выстроилась в шеренгу и преклонила колени в ожидании решения. Некоторые были одеты в черное даль’тинг, другие – в пестрые одеяния чинов.

Ашия взирала на них сурово, но Инэвера уловила в ее ауре гордость. Все лучшее знание линий силы алагай и точек схождения позволило ей разработать шарусак, который больше полагался на рычажное воздействие и точность, чем на грубую физическую силу. Она назвала этот стиль боя «Точным ударом Эверама» и хорошо натаскала женщин.

Вторая группа была занятнее. Семь простых даль’тинг жались друг к дружке, стоя на коленях, со страхом и решимостью в общей ауре. У нескольких под черным виднелись окровавленные бинты – знаки ранений в сражении с алагай. У одной белой тканью были обмотаны рука и половина лица, и полотно уже стало бурым. Огненный плевок. Инэвера увидела в ауре женщины глубокие ожоги. Без магии ей нипочем не выздороветь полностью.

У другой под покрывалом проступали почерневшие синяки под глазами и вроде как сломанный нос. Инэвере не понадобилось зондировать глубже, чтобы понять: эти травмы причинил не демон.

– Дочь. – Ашан приветствовал Ашию кивком. Он оставался недоволен ее новым назначением, но был достаточно мудр и не подрывал ее авторитета публично. – Кого ты привела к Трону черепов?

– Кандидаток на копья, достопочтенный андрах, – ответила Ашия. Она простерла руку в сторону обученных ею женщин. – Все они прошли подготовку во дворце дама’тинг и взяли демонов на алагай’шарак. Я прошу произвести их в шарум’тинг.

Ашан кивнул. Ему не хотелось и не нравилось руководить женщинами, берущимися за копья, но он часто видел, как это делал Ахман, и не стал противиться. Он посмотрел на дамаджи’тинг Кеву.

– Кости брошены?

– Они достойны, – кивнула Кева.

Ашан махнул в сторону женщин рукой:

– Встаньте, шарум’тинг.

Женщины поднялись, отвесили низкий поклон, и Ашия отпустила их.

Ашан всмотрелся в группу испуганных даль’тинг, сгрудившихся у подножия.

– А остальные?

– Необученные даль’тинг из ханджинского селения, – ответила Ашия. Дамаджи Ичах застыл. – Их честь безгранична. Они откликнулись на призыв Избавителя, вышли в ночь и убили демона. Они просят обещанных Избавителем прав.

– Это с одной точки зрения, – возразил Джайан.

– Мой кузен не согласен, – кивнула на него Ашия.

Аура Ашана потемнела.

– Обращайся к шарум ка с подобающим уважением, дочь. – Его голос низко зарокотал, и тон стал совсем иным, чем минутой раньше. – Ты можешь служить Дамаджах, но Джайан по-прежнему выше тебя.

Ашан повернулся к Джайану:

– Я приношу извинения за грубость моей дочери, шарум ка. Заверяю, что она будет наказана.

Джайан отмахнулся:

– Не обязательно, дядя. Моя кузина, может быть, и воин, но женщина, и не приходится ждать, что она сумеет сдерживать эмоции.

– В самом деле, – согласился Ашан. – Что хочет заявить по этому поводу шарум ка?

– Эти женщины вне закона, – ответил Джайан. – Они опозорили свои семьи бездумными поступками, подвергли опасности земляков и стали причиной смерти невинной женщины.

– Серьезные обвинения, – заметил Ашан.

Джайан кивнул.

– С заранее обдуманным намерением они нарушили установленный местным дама комендантский час, не подчинились приказам мужей-шарумов, выскользнули ночью из домов и пересекли деревенские метки. Они заманили в грубо сработанную ловушку одинокого огненного демона и окружили его. Пользуясь импровизированными щитами и оружием, скверно расписанными крадеными метками, которые скопировали с боевого оснащения их достопочтенных мужей, они атаковали. Не имея опыта, одна женщина погибла, а несколько других были ранены. Пожар, начавшийся в ходе поединка, грозил сжечь все селение.

– Неправда! – выпалила одна женщина, но спутницы схватили ее и зажали рот.

Женщинам запрещалось говорить в присутствии андраха без его обращения, а по закону Эведжана они в любом случае не могли выступать правомочными свидетелями. Говорить за них полагалось мужьям.

Джайан сверкнул глазами при виде сутолоки, но промолчал. В конце концов, они всего лишь женщины.

Ашия низко поклонилась, искусно выказав ровно столько почтения, сколько требовалось, чтобы высмеять и не оскорбить всерьез.

– Слова достопочтенного шарум ка Красии, первенца Избавителя, моего кузена, уважаемого Джайана асу Ахмана ам’Джардира ам’Каджи справедливы, отец, хотя и преувеличены в деталях.

Джайан скрестил руки, чуть ухмыльнувшись краем рта.

– Кроме того, они не имеют значения, – сказала Ашия.

– Что? – опешил Ашан.

– Я тоже нарушила комендантский час, не подчинилась мужу и вышла в ночь, – ответила Ашия. – Комендантские часы установлены с целью запретить выход в ночь всем женщинам. – Она выдержала взгляд отца. – Именно эти доводы ты обсуждал с Избавителем в день, когда он нарек меня шарумом, и они не смутили его. Не должны теперь смутить и тебя. По собственным словам Шар’Дама Ка, любая женщина, которая убьет демона, должна быть произведена в шарум’тинг.

Ашан нахмурился, но Джайан еще не закончил.

– Это так, – сказал он. – Но я насчитываю семь женщин и только одного убитого демона. Кто нанес смертельный удар? И были ли вообще удары?

– Тоже не важно, – отозвалась Ашия, поселив ярость в глазах Джайана. – Все воины разделяют убийства, особенно когда най’шарумов приучают к крови. Послушать тебя, так в Красии нет воина, который не претендует на большее, чем ему причитается. В свою первую ночь в Лабиринте сам Избавитель был только одним из дюжины копий в отряде загонщиков.

– Дочь моя, той ночью Избавителю было двенадцать лет, – сказал Ашан, – и его послали в Шарик Хора на пять лет, прежде чем он получил черное.

Ашия пожала плечами:

– Тем не менее, если ты не признаешь совместных убийств, тебе придется лишить черного всех воинов, возвышенных до того, как Избавитель вернул нам боевые метки, и половину остальных шарумов. Цель кровопомазания – не самостоятельное убийство демона. Это проверка отваги воина, его способности не дрогнуть перед алагай. Эти женщины справились. По правде говоря, их испытание было тяжелее без надлежащей подготовки и оснащения. Разве не такие сердца нужны нам в преддверии Шарак Ка?

– Может быть, – согласился Ашан.

– А может быть, и нет, – вмешался дамаджи Ичах. – Андрах, ты же ни в коем случае не возвысишь этих женщин? Они ханджинки. Позволь мне разобраться лично.

– Вряд ли у меня есть выбор, дамаджи, – ответил Ашан. – Я ничейного племени и должен выполнять приказы Избавителя.

– Ты андрах, – бросил ему Альэверак. – Конечно, у тебя есть выбор. Твоя дочь играет словами Избавителя, чтобы заманить тебя в ловушку, но не говорит всей правды. «Каждая женщина, которая возьмет демона на алагай’шарак, станет шарум’тинг» – вот что сказал Избавитель. Я думаю, данный случай не подпадает под требование. Кровопомазание шарумов не происходит без одобрения наставника. Алагай’шарак – священный ритуал, а не занятие для глупых баб, которые сбегают в ночь по собственной прихоти.

Остальные дамаджи согласно зашумели, и Инэвера стиснула зубы. Снова скрипучий хор – старики цитировали писание, ссылались на неуместные эпизоды и глубокомысленно предостерегали от чересчур вольного обращения с правами шарумов. Она погладила притороченный к поясу жезл хора, на миг представив, каково будет низвергнуть большинство старцев в бездну.

– Были ли какие-нибудь мужчины свидетелями события? – осведомился Ашан, когда гул стих. Он так и не спросил самих женщин и, скорее всего, не собирался.

Джайан в очередной раз поклонился:

– Андрах, мужья этих женщин ждут снаружи и молят выслушать их перед принятием решения.

Ашан кивнул, и мужчин ввели. Все носили черное, хотя по виду и экипировке не выглядели достойными воинами. Их ауры цвели гневом, стыдом и благоговением перед величием трона. Один особенно обезумел и еле сдерживался от свершения насилия – жажда мести расходилась от него, как смрад.

Вдовец. Инэвера чуть шевельнулась на своем ложе. «Следи за ним», – сказали ее пальцы.

«Я вижу его, Дамаджах». Рука Ашии была опущена, ответом стал шепот ловких пальцев.

– Святой андрах, эти женщины убили мою жену, – заявил удрученный воин. – Без их дурного влияния моя Чаббавах не ослушалась бы меня и не поступила бы так глупо. Я требую возместить мою потерю их жизнями.

– Ложь! – крикнул другой мужчина. Он указал на свою жену, избитую даль’тинг. – После того как стряслась беда, моя жена поспешила ко мне и объяснила, что Чаббавах была зачинщицей и принуждала остальных. Я сожалею об утрате, которую понес мой брат по копью, но он не имеет права требовать отмщения за собственную несостоятельность как мужа.

Вдовец повернулся, врезал ему, и какое-то время оба обменивались ударами. Ахман не терпел насилия при дворе, но никто из присутствующих, даже Ашан, не были расположены остановить их, пока второй мужчина не уложил вдовца на пол, заключив его в болезненный захват.

Ашан громко хлопнул в ладоши:

– Довод убедителен. Эверам не отдал бы победу лжецу.

Инэвера сделала вдох. Не лжецу. Всего лишь воину, который избил жену.

Второй мужчина поклонился.

– Я прошу святого андраха вернуть этих женщин для наказания нам, законным мужьям. Клянусь Эверамом, что впредь они не посрамят ни семей, ни племени, ни твоего трона.

Ашан откинулся на троне, сложил пальцы домиком и уставился на женщин. Ашия привела убедительные аргументы, но Инэвера прочла в глазах нового андраха отказ. При первой же возможности Ашан отнимет копья у всех шарум’тинг, включая Ашию.

«Ей надо было сначала привести женщин ко мне», – подумала Инэвера. Но может быть, это тоже воля Эверама.

Жизнь в северном краю, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин, показала женщинам красийским, что их существованию под мужниной пятой есть альтернатива. Земплепашцы не смогли выстоять против красийских копий, но в Дневной войне ударили в самое сердце врага. Все больше и больше женщин будут претендовать на то, что им причитается, и рано или поздно священнослужителям дадут бой.

Инэвере не хотелось прилюдного господства над Ашаном в его первый день на Троне черепов, но если андрах не воспримет ее доводы – значит сам виноват.

Она открыла рот, но не успела ничего сказать, так как Асом звучно откашлялся и заговорил. Его голос разнесся по всему залу:

– Моя достопочтенная жена права.

Изумленный Ашан обмяк лицом, и даже Инэвера опешила, когда Асом сошел с постамента на пол: ведь ранее юноша яростно противился появлению шарум’тинг и возвышению своей жены и кузины.

– Да, мой достопочтенный отец сказал, что на алагай’шарак надо брать демонов, – признал Асом, – но что такое алагай’шарак в действительности? Буквально это означает «война с демонами», а война – не ритуал. Алагай превратили в своих врагов все человечество, мужчин и женщин. Любое сражение с ними – алагай’шарак.

Джайан фыркнул:

– Позвольте моему брату-дама и дальше не понимать, что такое война.

Не следовало бросать такие слова при дворе, где господствовало духовенство, – еще одно доказательство склонности Джайана говорить, не подумав. Ашан и все дамаджи обратили к нему гневные взгляды.

Ашан наконец пришел в себя и зарокотал так же гулко, как только что разговаривал с дочерью:

– Ты забываешь свое место, шарум ка. Ты служишь по воле белого.

Джайан побледнел, и в его ауре расцвел гнев. Рука стиснула копье, и будь он хоть чуть глупее, пустил бы его в ход, рискуя ввергнуть всю Красию в гражданскую войну.

Асому хватило ума сохранить маску спокойствия, но это не спасло его от мрачного взгляда Ашана.

– Теперь о тебе, най’андрах. Не ты ли недавно ожесточенно возражал против того, чтобы женщины взялись за копья?

Асом поклонился:

– Это так, дядя. Я говорил с пылом и убежденностью. Но я заблуждался, и мой достопочтенный отец был прав, оставив без внимания мои доводы.

Он повернулся и окинул взором зал.

– Близится Шарак Ка! – прогремел он. – Так сказали и Избавитель, и Дамаджах. Тем не менее мы остаемся разделенными и выдвигаем мелочные доводы, споря, кому дозволить сражаться, а кого оставить праздно стоять в стороне. Но я говорю, что, когда Избавитель вернется, а все армии Най будут наступать ему на пятки, начнется великая битва, в которой на всех хватит почета и славы. Мы все, как один, должны быть готовы к бою.

Он указал на Ашию:

– Да, я возражал против того, чтобы жена взялась за копье. Но она не принесла нам ничего позорного, только честь и славу. Сотни людей обязаны жизнью ей и ее сестрам по копью. Они несут на поле брани честь Дамаджах, проверенные ее покровительством. Они возвышают нас всех. Женщины придают нам сил. Избавителю это было понятно. Всем, кто имеет волю участвовать в Шарак Ка, необходимо разрешить стоять в ночи.

Он умолк, и Асукаджи выступил вперед так плавно, будто отрепетировав. Эти двое всегда первыми поддерживали друг друга.

Ашан покачал головой:

– О Эверам, еще и ты, только не это.

Асукаджи указал на шарумов-мужей:

– Что скрывают эти люди, коль скоро боятся свидетельских показаний своих жен, если те возвысятся? Быть может, угроза этого сделает некоторых мудрее. Женщины сразились с алагай. Если падут наши стены, они окажутся последними, кто защитит наших детей. Почему у них нет прав при таком бремени?

– В самом деле, – подала голос Инэвера, прежде чем кто-либо из стариков успел сформулировать отповедь. Она улыбнулась. – Вы, мужчины, спорите, как будто вам выбирать, но Избавитель отдал шарум’тинг мне, и я решаю, кого возвысить, а кого – нет.

Фальшь в недовольстве Ашана изобличило облегчение в его ауре – Инэвера разделила ответственность за решение, которое обеспечит ему врагов независимо от того, как он будет править.

– Умшала, – подала она знак своей сестре-жене, дамаджи’тинг от племени Ханджин. – Предскажи им.

Дамаджи округлили глаза. Предсказания – дело тайное. Дама’тинг держали свою магию в секрете, и не без веских оснований. Но нужно было напомнить мужчинам, что речь идет о большем, нежели просто политика. О том, что направлять их должна воля Эверама, а не мелкие личные потребности.