Текст книги "Трон черепов"

Евнух вернул рог на стену, вручил всем по полотенцу и безмолвно повел их из тренировочного зала в купальню. Они шли строем, но Ашия украдкой оглядывалась на кузин. Лицо у Шанвах застыло, мыслями она была далеко. Сиквах прихрамывала и усиленно задышала, когда они спускались по лестнице.

Как и раньше, Энкидо остался ждать у раздевалки. Разматывая бидо, они слышали журчание фонтанов, но в остальном было тихо. Действительно, в купальне никого не оказалось.

Шанвах и Сиквах нервно огляделись, умаленные огромным помещением. Ашия хлопнула в ладоши, призвав их к вниманию.

– Най’дамаджи’тинг Мелан сказала, что в день нам положен час купания. Давайте не терять времени зря.

Она вошла в воду и повела кузин к центральному, самому большому фонтану. У его основания стояли гладкие каменные скамьи, где купальщицы могли лежать под горячими струями.

Сиквах застонала, когда улеглась в самый пар.

– Полно, сестра, – сказала Ашия, осматривая синяк на ее бедре и аккуратно массируя его, как делал Энкидо. – Синяк невелик. Пусть горячая вода размочит боль, и все быстро заживет.

– Будут новые, – вяло ответила Шанвах. – Он не остановится. – Сиквах содрогнулась, покрывшись гусиной кожей, несмотря на жару.

– Остановимся, когда мы разгадаем шараду, – возразила Ашия.

– Шараду? – переспросила Шанвах.

Ашия указала на синяк на своем плече. У Шанвах был такой же, как и у Сиквах.

– Это точно такая же отметина, как на теле господина. При ударе рука временно отмирает.

Сиквах снова расплакалась.

– Но что это значит? – спросила Шанвах.

– Тайна дама’тинг, – ответила Ашия. – Мелан сказала, что нам предстоит изучить шарусак. Я уверена, что шарада Энкидо – часть этого.

– Тогда зачем выделять нам учителя, который не может говорить? – требовательно осведомилась Сиквах. – Такого… который… – Она в очередной раз всхлипнула.

Ашия утешающе сжала ее бедро:

– Не бойся, кузина. Наверно, это просто способ обучения. Все наши братья приходят из шараджа с синяками после шарусака. Почему же с нами должно быть иначе?

– Потому что мы не мальчишки! – выкрикнула Шанвах.

В этот миг двери открылись, и три девушки замерли. Вошла компания обрученных с Аманвах во главе.

– Может быть, и нет, – сказала Ашия, возвращая к себе внимание девушек. – Но мы кровь Избавителя, и нет ничего, что обычные мальчишки вынести могут, а мы – нет.

– Вы заняли наш фонтан! – заявила Аманвах, приближаясь к ним со спутницами. Она указала на другой, маленький, в дальнем конце бассейна. – Черные бидо моются там.

Ее най’дама’тинг рассмеялись, стрекоча, как натасканные птицы. Аманвах было всего одиннадцать, но старшие девушки, близкие к получению белого покрывала, подчинялись ей и заискивали перед нею.

Нога Сиквах напряглась, и Ашия уловила, что и Шанвах готова бежать опрометью, как заяц.

– Не обращайте внимания на болтовню, сестрички, – сказала Ашия. – Но мы уходим. – Она взяла обеих за руки, заботливо подняла на ноги и подтолкнула вперед, не сводя глаз с Аманвах. – Фонтан поменьше и девичий смех – небольшая цена за наш час покоя.

– Не девичий, – поправила Аманвах, схватив Ашию за руку. – Най’дама’тинг. Стоящих выше вас. Лучше тебе это усвоить.

– Почему ты так поступаешь? – осведомилась Ашия. – Мы кузины. Наша кровь – твоя кровь. Кровь Избавителя.

Аманвах подтянула Ашию за плечо, одновременно сделав подсечку. Ашию швырнуло на кузин, и все трое с плеском упали в воду.

– Вы ничто, – сказала Аманвах, когда они поднялись, отплевываясь. – Избавитель сказал свое слово, послав вас сюда в черном. Вы отродье его бесполезных сестер даль’тинг, годные только на племя для волков, что будут шастать по Лабиринту. Твоя кровь не священна, и ты мне не кузина.

Ашия почувствовала, что умиротворенность покидает ее. Она – на два года старше Аманвах, больше и сильнее ее и не допустит, чтобы младшая кузина ее травила.

Она ударила по воде, и Аманвах прикрылась рукой от брызг. С проворством гадюки Ашия метнулась к ней и сведенными, затвердевшими пальцами ударила в точку на плече, где у Энкидо была татуировка. В то самое место, где у нее с кузинами образовались синяки.

Аманвах доставила ей удовольствие пронзительным воплем, с которым шлепнулась в воду. Ее спутницы застыли, не зная, как реагировать.

Округлившимися глазами Аманвах смотрела на свою онемевшую, безжизненную руку. Затем помрачнела, растирая участок, пока онемение не прошло. На пробу согнула руку, и та пусть и медленно, но подчинилась.

– Значит, Энкидо ухитрился уже научить тебя кое-чему из шарусака, – проговорила Аманвах, вставая и принимая ту же стойку, что демонстрировал накануне Энкидо. Она улыбнулась. – Тогда давай. Покажи, что ты усвоила.

Ашия уже поняла, что будет дальше, и призвала на помощь закалку. «Если выдерживают шарумы, выдержу и я».

Мысль немного успокоила ее, но не защитила от боли, когда Аманвах начала избиение. Она обходила выпады Ашии, словно та стояла не шевелясь, а ее собственные удары были быстры, точны и направлялись в точки, гарантировавшие максимальную боль. Утомившись от этой забавы, она без труда увлекла Ашию на дно бассейна и заломила ей руку так, что Ашия испугалась: сейчас сломает. Она отчаянно старалась держать голову над водой и, к своему стыду, понимала, что, если младшая кузина захочет ее утопить, защититься не удастся.

Но Аманвах довольствовалась болью и заводила руку Ашии за спину, пока та не сорвала от крика голос.

Наконец Аманвах отпустила ее, бросила с плеском. Затем она указала на маленький фонтан. Взор вобрал всех трех кузин.

– Марш в свою конуру, собаки-най’шарум’тинг.

Протрубил рог, и Ашия вскочила на ноги, еще полностью не проснувшись. Она присела в защитной стойке, выказывая максимальную сдержанность и озираясь в поисках опасности.

Нападения не последовало. Энкидо небрежно вернул рог на стену, а девушки застыли наготове. Теперь их было пять: кузины Мича и Джарвах присоединились к ним вскоре после того, как Дамаджах отдала их Энкидо. Новенькие были младше, но потому, похоже, и быстрее приспосабливались к миру Энкидо и примеру, который подавала Ашия.

Центром их мира на протяжении месяцев был тренировочный зал Энкидо. Там они спали и ели, зарабатывая отдых и пищу исключительно болью. В конце занятий кому-нибудь из девушек обязательно приходилось растирать онемевшие конечности или оправляться от худших увечий. Иногда они теряли обоняние. В другой раз глохли на несколько часов. Но ни одно повреждение не держалось долго.

Если Энкидо бывал доволен ими, он делал массаж и устранял боль, восстанавливая неработающие руки и ноги, а также – отказавшие чувства, ускоряя заживление.

Они быстро усвоили, что ему нравился тяжелый труд. И упрямая решимость. Готовность продолжать тренировку, невзирая на боль. Жалобы, мольбы и неподчинение, напротив, не воспринимались совсем.

С той первой ночи им не давали полноценно выспаться. Двадцать минут тут, три часа там. Евнух будил их в необычное время и требовал выполнить сложный шарукин, а то и заняться спаррингом. Похоже, в занятиях не было системы, и они привыкли спать, когда удавалось. Постоянное изнурение превратило первые недели в спутанный сон.

Занятия с дама’тинг уподобились миражам в пустыне. Девушки беспрекословно подчинялись невестам Эверама. Если женщины в белом оставались недовольны, Энкидо всегда узнавал об этом и без слов объяснял, почему ошибки не должны повторяться.

«Я готова убить, чтобы выспаться», – показывала пальцами Шанвах.

Большинство уроков дама’тинг не вызывали интереса у девушек, но их полностью захватил секретный код евнухов, смесь ручных знаков и языка тела. Сложные беседы велись так же запросто, как посредством обычной речи.

При помощи кода Энкидо порой подавал команды или делился крохами мудрости, но в целом евнух по-прежнему предпочитал безмолвное обучение на примере, вынуждая их самостоятельно разгадывать полный смысл. Целые дни иногда проходили без единого кодированного слова.

Но если код мало способствовал общению с господином, то он стал главным способом общения друг с дружкой. Энкидо, как выяснилось, не был глух. Совсем наоборот: слабейший шепот мог повлечь за собой унижение и боль, а потому в присутствии евнуха девушки хранили молчание. Ашия не сомневалась, что он не раз ловил их на кодированной беседе, но до сих пор игнорировал это.

«Я тоже», – ответили пальцы Ашии, и ее потрясло, когда она осознала, что говорит всерьез.

«У меня нет сил убивать, – сказала Сиквах. – Без сна я могу умереть». Мича и Джарвах, как всегда, молчали, но пристально наблюдали за разговором.

«Не умрешь, – ответила Ашия. – Как господин научил меня выживать на мелких вдохах, так и приучает нас к нехватке сна».

Шанвах повернулась, чтобы взглянуть ей в глаза.

«Откуда ты знаешь?» – спросили ее пальцы.

«Доверьтесь старшей, сестрички», – ответила Ашия, и расслабилась даже Шанвах. Ашия не могла этого объяснить, но она не сомневалась в намерении господина. К сожалению, понимание не прибавило выносливости – ее предстояло выработать.

Наступила нежданная передышка: после побудки Энкидо сделал их любимейший жест, указав на полотенца. Да и спали они, должно быть, дольше, чем думали. Окрыленные, все пять девушек разобрали полотенца и выстроились у двери. Евнух махнул рукой, отпуская их.

Двадцать часов в день с Энкидо, как приказала Дамаджах. Еще три – на занятия с дама’тинг. А в промежутке – блаженный час в купальне. В единственном месте, куда Энкидо не мог войти. Единственный час, когда они могли говорить свободно и без разрешения закрывать глаза. Демонстрация покорности перед най’дама’тинг была пустячной платой за покой.

Обрученные насмехались над ними в купальне, коридорах, на занятиях – потешались над най’шарум’тинг, как нарекла их Аманвах. Черные бидо навсегда отделили Ашию с кузинами от других девушек во дворце. Казалось, что выше их даже девушки даль’тинг, присланные учиться постельным танцам. Им сохраняли волосы и не били их за промахи.

Ашия и ее сестрички научились сохранять выдержку и сторониться всех остальных, стараясь прошмыгнуть незамеченными, когда удавалось, а если нет – выказывать покорность.

Как обычно, они пришли в купальню первыми. До появления най’дама’тинг осталась четверть часа, но Ашия сразу направила всех к маленькому фонтану на краю бассейна, хотя вода там, вдалеке от нагревающих меток, была не особенно горяча. Они смывали с кожи пот, разминали друг дружке измученные мышцы, отчищали мозоли и залечивали волдыри. Массаж и врачевание, уроки которых давал им Энкидо, были бесценны в купальне.

Когда открылись двери, послышались крики. Най’дама’тинг вкатились клубком, и в середке, судя по всему, происходила ссора.

Ашии хватило ума не глазеть, и она небрежно присела к фонтану, расположившись у струи для лучшего обзора боковым зрением. Ее кузины молча сделали то же самое и стали наблюдать, притворяясь, будто приводят друг дружку в порядок.

Распрю между обрученными они видели не впервые. Те называли себя сестрами, но любви среди них было мало, каждая жаждала влиять на остальных и оказаться в фаворе у Аманвах. Снаружи, разрешая спор, они прибегали к дебатам и логике, но в уединении, в купальне, где их не видели невесты Эверама, с таким же рвением пускали в ход резкие слова и даже шарусак.

Ссора возникла между двумя старшими девушками, Джайей и Селте. Они были готовы к драке, но обе сначала посмотрели на Аманвах, ища поддержки.

Аманвах отвернулась от них, разрешая поединок.

– Я ничего не вижу.

Остальные обрученные последовали ее примеру, повторили сказанное и повернулись спинами, после чего старшие девушки остались наедине.

«Кто победит?» – спросили пальцы Ашии.

«Селте, – не колеблясь ответила Сиквах. – Говорят, она скоро доделает кости и наденет белое».

«Она проиграет, и вчистую», – не согласилась Ашия.

«Она в хорошей форме», – отметила Шанвах. Мича и Джарвах не комментировали, но следили за разговором.

«В ее глазах страх», – сказала Ашия. Действительно, Селте отступила на шаг, когда Джайа приготовилась к атаке. В следующий миг голова Селте очутилась под водой. Джайа держала ее там, пока Селте не перестала сопротивляться и не шлепнула рукой по воде в знак повиновения. Джайа погрузила ее глубже, затем отпустила и отошла. Селте с плеском выпрямилась, хватая ртом воздух.

«И легкие слабые, – продолжила Ашия. – Она пробыла под водой не больше минуты».

– Я вижу, как вы болтаете пальцами, собаки-шарумы! – Окрик Аманвах заставил их вскинуть головы.

Девушка озлобленно направилась к ним, сопровождаемая несколькими обрученными.

– Становитесь за мной, сестрички, – негромко произнесла Ашия, когда Аманвах приблизилась. – Глаза вниз. Это не ваш бой.

Девушки подчинились, а Ашия глаза подняла и встретила взгляд Аманвах. Это удвоило ярость младшей, и она подступила достаточно близко, чтобы дотянуться и прикоснуться.

«Зона убийства» – так назвали бы пространство между ними пальцы Энкидо.

– Ты ничего не видела, – сказала Аманвах. – Повтори это, най’шарум’тинг.

Ашия мотнула головой:

– Большой фонтан не стоит драки, но ты не заставишь меня лгать моему господину, тем более – дама’тинг. Я ничего не скажу сама, но, если спросят, выложу правду.

Ноздри Аманвах раздулись.

– И что же ты выложишь?

– То, что най’дама’тинг недостает дисциплины, – ответила Ашия. – То, что вы называете друг друга сестрами, но не понимаете смысла этого слова, бранясь и затевая драки, как хаффиты. – Она плюнула в воду, и девушки ахнули. – А твой шарусак жалок.

Взгляд Аманвах только на миг метнулся к точке удара, но Ашии этого оказалось более чем достаточно, чтобы выставить блок и спланировать три следующих выпада. Обрученные осваивали шарусак по два часа ежедневно. Ашия с кузинами – по двадцать, и разница не могла не сказаться.

Ашия была способна окунуть Аманвах в воду так же легко, как расправилась с Селте Джайа, но хотела растянуть избиение по примеру самой Аманвах во второй день их пребывания во дворце.

Два удара костяшками пальцев под мышку – и Аманвах взвыла от боли. Ребром ладони по горлу – и звук пресекся; Аманвах выпучила глаза, когда воздух перестал поступать в легкие. Ладонью по лбу – и ошеломленная Аманвах опрокинулась в воду.

Ашия могла продолжить, но придержала руку, пока задыхавшаяся Аманвах вставала на колени и откашливалась.

– Если уйдешь сейчас же, мне не придется докладывать дама’тинг, что вы еще и дуры.

Конечно, она провоцировала Аманвах, побуждала ее добровольно продлить избиение, чтобы не выглядеть слабой перед другими най’дама’тинг.

Девушки дружно задержали дыхание, когда Аманвах медленно выпрямилась. С нее стекала вода. Глаза посулили убийство, но также подсказали Ашии, куда соперница ударит в следующий раз.

«Глаза рассказывают все», – говорили пальцы Энкидо. Ашия стояла спокойно, дыша размеренно и открываясь в приглашении к атаке.

Теперь Аманвах стала осторожнее. Она следила за угрозой и прибегала к обманным выпадам, скрывая истинные намерения.

Но все было впустую. Ашия видела движения еще до того, как Аманвах их совершала, и блокировала серии ударов, не нанося ответных – лишь желая показать, как это легко.

Стоя по бедра в воде, Ашия не сходила с места, блокируя и уворачиваясь верхней частью туловища, но Аманвах не могла обойтись без ног. Это замедлило ее, и вскоре у нее началась одышка.

Ашия покачала головой:

– Вы, обрученные, слабы, кузина. Этот урок запоздал.

Аманвах смотрела на нее с откровенной ненавистью. Заключенная в мягкий кокон своего дыхания, Ашия сохранила спокойствие, но улыбнулась с единственной целью спровоцировать кузину на продолжение. Она уже знала, что замышляет Аманвах, хотя ей хотелось верить, что девушка не настолько глупа, чтобы попытаться сделать это всерьез.

Однако Аманвах в отчаянии заглотила наживку и выдала серию ложных выпадов перед попыткой пнуть.

Ноги у нее уже устали, к тому же стояли под водой, пинок получился убого медленным. Аманвах рассчитывала на его неожиданность, но даже этого было бы мало. Ашия поймала ее за лодыжку и дернула вверх.

– Тот, кто настолько глуп, чтобы пинать в воде, не заслуживает ноги. – Она с силой ударила напрягшимися пальцами в точку на бедре Аманвах. Кузина вскрикнула от боли, и нога обмякла в руке Ашии.

Едва Аманвах начала падать, Ашия с легкостью развернула ее спиной к себе и притопила.

Джайа попыталась вмешаться, но Шанвах, ни слова не говоря, обезножила девушку двумя быстрыми ударами. Та рухнула и забилась, стараясь удержать голову над водой. Селте могла бы прийти на помощь, но и она, и другие най’дама’тинг застыли на месте. Сиквах, Мича и Джарвах выстроились в ряд подле Шанвах, перекрывая доступ к противницам.

Аманвах сначала дергалась, потом затихла. Ашия ждала, когда кузина шлепнет по воде в знак покорности, но, к чести девушки, она этого не сделала – понимала, что даже Ашия не посмеет убить у всех на глазах дочь Избавителя.

Ашия вытащила голову Аманвах из-под воды и позволила судорожно вздохнуть.

– Шарумова кровь Избавителя. Повтори.

Девушка в ярости плюнула Ашии в лицо.

Ашия не дала ей вздохнуть еще, вернула под воду и надолго, болезненно заломила руку.

– Шарумова кровь, – сказала Ашия, вытягивая ее на воздух. – Эверамовы сестры по копью.

Аманвах неистово замотала головой, задыхаясь и вырываясь, и Ашия вновь окунула ее в воду.

На сей раз она прождала не одну минуту, настроив руки на тело Аманвах. Мышцы напряглись в последней раз перед потерей сознания. Ощутив это, Ашия в третий раз вытащила Аманвах на воздух и подалась к ней:

– В купальне нет магии хора, кузина. Нет ни дама’тинг, ни Энкидо. Есть только шарусак. Мы можем, если хочешь, заниматься этим каждый день.

Аманвах смотрела на нее с холодным бешенством, но были в глазах и страх, и смирение.

– Шарумова кровь Избавителя, Эверамовы сестры по копью, – согласилась она. – Кузина.

Ашия кивнула:

– Признание, которое не стоило бы тебе ничего, когда я обратилась дружески. – Она отпустила Аманвах, отступила и наставила на нее палец. – Я думаю, что с этих пор малыми фонтанами с холодной водой будут пользоваться обрученные. Большой забирают Эверамовы сестры по копью.

Она повернулась к собравшимся най’дама’тинг и удовлетворенно увидела, как все отшатнулись под ее взглядом.

– Разве что кто-нибудь желает бросить мне вызов?

Шанвах и остальные ученицы Энкидо разомкнули строй, как будто это было отрепетировано, освобождая место для охотниц сразиться, но глупых не нашлось. Все расступились, когда Ашия сопроводила своих сестер к большому фонтану, где они как ни в чем не бывало продолжили купание. Обрученные усадили Аманвах и Джайю на скамью, массажем начали оживлять конечности. Они изумленно смотрели на Ашию с сетрами, забыв про собственное мытье.

«Это было потрясающе», – сказали пальцы Шанвах.

«Тебе не следовало вмешиваться, – ответила Ашия. – Я приказала стоять сзади».

Шанвах обиделась, а остальные искренне удивились.

«Но мы победили», – показала пальцами Мича.

«Победили сегодня, – согласилась Ашия. – Но завтра, когда они явятся скопом, вам всем придется сражаться».

Най’дама’тинг действительно атаковали на следующий день. Они вошли в купальню гуртом, числом втрое больше, и окружили фонтан.

В тот день из купальни вынесли шестерых най’дама’тинг – ноги их не держали. Остальные хромали и растирали черные синяки. Некоторых шатало от нехватки воздуха, а к одной еще не вернулось зрение.

Они не пропустили занятия, боясь карательных мер, но на вопросы дама’тинг об их состоянии отвечали, что ничего не видели.

А ученицы Энкидо вернулись к господину и нашли его коленопреклоненным во главе столика с шестью дымящимися чашами. Девушки всегда ели у стены, стоя на коленях и поглощая простой кускус. В помещении никогда не водилось никаких предметов обстановки, кроме тренировочного оборудования.

Но еще больше поражал запах, исходивший от чаш. Повернувшись, Ашия увидела поверх кускуса темное мясо, приправленное соусом и специями. Рот наполнился слюной, в животе заурчало. Таких кушаний она не ела полгода.

Как во сне, девушки потянулись к столу, ведомые нюхом. Они словно плыли.

«Глава стола – для господина», – показал Энкидо.

«Подножие – для най ка». Он знаком велел Ашии встать на колени с противоположного конца. Приказал Шанвах и Сиквах разместиться с одной стороны, Миче и Джарвах – с другой.

Энкидо обвел жестом дымящиеся чаши.

«Мясо только этим вечером в честь шарумовой крови».

Он ударил кулаком по столу, чаши подпрыгнули.

«Стол – навсегда для Эверамовых сестер по копьям».

С этого дня они всегда ели вместе, как настоящая семья.

Да, Энкидо наказывал их за промахи, но и вознаграждал.

Никогда еще мясо не было таким вкусным.

Прошли годы. В шестнадцать лет Ашии и ее сестрам приказали заново отращивать волосы. Теперь шевелюра казалась тяжелой, неудобной. Ашия тщательно закалывала ее на затылке.

В семнадцать за ней прислал отец. Впервые за четыре года она покинула дворец дама’тинг, и внешний мир теперь выглядел странно. Залы отцовского дворца были светлы и красочны, но имелись там и места, где спрятаться гибкому и проворному. При желании она могла мгновенно исчезнуть, наученная становиться невидимой.

Но нет, она оказалась во дворце, чтобы быть на виду – чуждая идея, наполовину памятная по другой жизни.

– Возлюбленная дочь! – Аймисандра встала и подошла, чтобы обнять ее, когда Ашия вступила в тронный зал.

– Радость видеть тебя, достопочтенная матушка. – Ашия расцеловала мать в щеки.

Брат стоял справа от трона, облаченный в белое одеяние полноправного дама. Он кивнул ей, но не осмелился заговорить вперед отца.

Ашан не встал и хладнокровно рассматривал ее, выискивая предосудительные несовершенства. Но после Энкидо удовлетворить отцовские ожидания не составляло труда. Держа спину прямо, потупив взор, с каждым волоконцем черного одеяния на своем месте, она молча приблизилась. На выверенном удалении от трона остановилась и выжидающе поклонилась.

– Дочь, – произнес наконец Ашан. – Ты хорошо выглядишь. Полезен ли тебе дворец дама’тинг?

Ашия выпрямилась, но не отвела взгляда от отцовских сандалий. У двери стояли два стража-шарума – слишком далеко, чтобы помочь ему вовремя. За колоннами позади трона скрывался дозорный из племени Кревах. Она бы и не заметила его, когда была моложе, но сейчас он мог с тем же успехом носить бубенцы. Жалкая охрана для дамаджи Каджи и его наследника.

Конечно, Ашан и сам мастер шарусака, способный защититься от большинства врагов. Она задалась вопросом, как ему и ее брату теперь сравниться с нею.

– Благодарю тебя, достопочтенный отец, – сказала она. – Я многому научилась во дворце дама’тинг. Ты проявил мудрость, отправив туда меня и моих кузин.

Ашан кивнул:

– Это хорошо, но время твоего пребывания там истекло. Тебе уже семнадцать, и пора замуж.

Ашию словно ударили в живот, но она приняла это чувство и вновь поклонилась.

– Мой достопочтенный отец наконец подобрал мне партию? – Она увидела, что брат улыбается, и поняла, о ком речь, еще до того, как заговорил отец.

– Между отцами достигнута договоренность, – ответил Ашан. – Ты освобождаешься из дворца дама’тинг и выходишь за сына Избавителя Асома. Твои дворцовые покои пребывают в том же виде, в каком ты их покинула. Сейчас возвращайся туда с матерью и начинай готовиться.

– Пожалуйста, прошу… – Когда Ашия заговорила, Ашан уже обратил взгляд на своего советника Шевали.

– Что такое? – спросил он.

Ашия увидела грозовые тучи, собирающиеся на отцовском челе. Если она попытается отказаться…

Она встала на колени, уперлась руками в пол и опустила голову между ними.

– Прости, достопочтенный отец, что докучаю тебе. Я только надеялась в последний раз повидаться с кузинами, до того как пойду с моей достопочтенной матушкой путем, приуготовленным мне Эверамом.

Отцовское лицо смягчилось, и его выражение стало как никогда близким к любовному.

– Конечно-конечно.

Она сдерживала слезы до самой тренировочной палаты. Ее сестры по копью отрабатывали шарукин, но выпрямились и поклонились. Энкидо отсутствовал.

«Ты вернулась, най ка, – показала знаками Шанвах. – Все ли в порядке?»

Ашия покачала головой:

«Я больше не най ка, сестра. Этот титул и забота о сестрах отныне твои. Я выхожу замуж».

«Поздравляю, сестра, – показала Сиквах. – Кто жених?»

«Асом», – начертила Ашия.

«Это честь», – подала жест Мича.

«Что нам делать без тебя?» – спросили руки Джарвах.

«Вы останетесь друг с дружкой и Энкидо», – ответила Ашия. Она поочередно обняла всех, так и не расплакавшись.

Но затем отворилась дверь, и появился Энкидо. По взмаху его руки кузины гуськом вышли из палаты.

Взглянув на господина, Ашия разрыдалась впервые с тех пор, как ее направили во дворец дама’тинг.

Энкидо распахнул объятия, и она упала в них. Он достал из потайного кармана пузырек для слез. Он держал Ашию, непоколебимый как скала, и гладил по волосам одной рукой, другой же собирал слезы.

– Прости, господин, – прошептала она, успокоившись.

Впервые за годы в тренировочной палате прозвучала устная речь. Звук эхом отозвался в ее чутких ушах и показался неуместным, но какое это имело теперь значение?

«Даже пальма стенает под натиском бури, – показал знаками Энкидо, протягивая ей пузырек. – Слезы Эверамовых сестер по копью тем и драгоценны, что редки».

Ашия вскинула руки, оттолкнув пузырек:

– Тогда и храни их вечно.

Она опустила глаза, даже сейчас не в силах выдержать его взгляд.

– Я должна ликовать. О каком лучшем муже мечтать женщине, если она выходит за сына Избавителя? Когда меня направили к тебе, я решила, что у меня отняли судьбу, но теперь она вернулась, а я не желаю ее. Зачем меня послали сюда – чтобы отдать мужчине, который и так бы меня получил? Какой смысл в навыках, которым ты научил, если я никогда их не применю? Ты мой господин, и я не хочу другого.

Энкидо печально посмотрел на нее.

«У меня было много жен, до того как я отдался дама’тиг, – сказали его пальцы. – Много сыновей. Много дочерей. Но никем я не гордился так, как тобой. У меня поет сердце от твоей преданности».

Она приникла к нему:

– Асом может быть моим мужем, но господином всегда будешь ты.

Евнух покачал головой:

«Нет, дитя. Приказ Избавителя непререкаем. Не мне и не тебе возражать против его благословения, и я не посрамлю сына Избавителя посягательством на то, что по праву принадлежит ему. Ты отправишься к Асому свободной женщиной, не связанной со мной».

Ашия отстранилась и пошла к двери. Энкидо за ней не последовал.

– Если ты больше не господин мне, то не можешь повелевать моим сердцем, – сказала она.

Свадьба вобрала в себя все, о чем она мечтала девочкой, и была достойна принца и принцессы Красии. Сестры по копью стояли рядом, ожидая, когда отец сопроводит ее к Асому, – жених вместе с Джайаном ожидал ее в Шарик Хора у подножия Трона черепов.

Энкидо присутствовал тоже, охраняя Дамаджах и наблюдая за происходящим, хотя никто из гостей про то не ведал. Ашия с сестрами читали знаки, видели легкую зыбь, которую он оставлял по себе, чтобы дать им о себе знать.

Клятвы и церемония прошли как в тумане. На пиру для жениха и невесты установили два трона, но Ашия сидела одна и ждала мужа, пока тот с Асукаджи, стоявшим рядом, принимал подарки и беседовал с гостями.

Не пожалели никаких затрат, но пышные медовые пирожные казались Ашии пресными. Она томилась по укромному подземелью и простому кускусу за столом Энкидо.

Но хотя она провела весь день как во сне, ее истинная участь открылась в брачную ночь.

В спальных покоях она ждала, когда Асом придет и возьмет ее как муж, но часы проходили в тишине. Ашия не раз посмотрела на окно, мечтая о бегстве.

Наконец в коридоре послышался звук, который, однако, так и не достиг двери.

Над потолочным сводом была отдушина. Ашия в мгновение ока взвилась по стене, легко цепляясь пальцами за мелкие зазоры между камнями. Она обратилась к отдушине слухом и зрением, увидела затылок Асома и стоявшего к нему лицом Асукаджи. Судя по всему, они спорили.

– Мне этого не сделать, – говорил Асом.

– Ты можешь и сделаешь, – возразил Асукаджи, заключив в ладони лицо ее мужа. – Ашия должна подарить тебе сына, чего я не могу. Мелан бросила кости. Если возьмешь мою сестру сейчас, дело будет сделано. Один раз – и испытанию конец.

Осознание стало пощечиной.

Мужская однополая любовь не считалась грехом. Она была довольно частым явлением в шарадже, где мальчики заводили постельные дружбы на годы, пока не становились достаточно зрелыми и опытными для первых жен. Но Эверам требовал новых поколений, а потому всех, кроме самых упрямых пуш’тингов, в конечном счете обязывали жениться и разделить с супругой ложе хотя бы на срок, достаточный для зачатия сына. Эверам свидетель – Кадживах неоднократно внушала это Асукаджи.

Но Ашия и думать не думала, что сама станет невестой пуш’тинга.

Они вошли секундами позже. У Ашии была прорва времени, чтобы вернуться на подушки, но у нее мутился рассудок. Асом и Асукаджи – любовники-пуш’тинги. Она не значила для них ничего, кроме утробы для вынашивания мерзости, которую они хотели принести в мир.

Они проигнорировали Ашию. Асукаджи раздел ее мужа и далее ублажал ртом, пока тот не обрел способности к действию. Он лег с ними и принялся побуждать к соитию.

От его прикосновения кожа Ашии покрылась мурашками, но она задышала неглубоко и выдержала.

Вопреки его словам, в глазах брата вспыхнула ревность, а лицо потемнело, когда Асом задохнулся и узрел осеменяющего ее Эверама. Как только с делом покончили, Асукаджи развел их, и мужчины обнялись, забыв о ее присутствии.

Тогда Ашии захотелось убить обоих. Это было бы просто. Они настолько увлеклись друг другом, что вряд ли бы что-то заметили, пока не стало бы поздно. Она могла даже выдать их кончину за несчастный случай – деяние, мол, надорвало сердце бедного Асома. Ее брат, обезумев от смерти любовника, предпочел вонзить в себя нож, чем жить без него.

Энкидо научил ее проделывать подобные штуки так чисто, что не узнал бы и сам Избавитель.

Она закрыла глаза, в полной мере переживая фантазию и не смея шевельнуться, чтобы не обратить ее в реальность. Она вздохнула, и ее центр наконец вернулся. Она встала с подушек, снова надела свадебный наряд и вышла.

Муж и брат ничего не заметили.