Текст книги "Красная атака, белое сопротивление. 1917–1918"

Алексеев впал в тихую ярость, когда начал обсуждать этот подарок: «Генералу Масловскому был выделен бронированный поезд, но в поезде все, что только можно, было разрушено и испорчено. Такое отношение грузинских офицеров нельзя назвать преданным». Мазниев ответил, что генерал Масловский поставил свою подпись на документе, в котором говорилось, что поезд находится в хорошем состоянии. В том, что пулеметы на этом поезде не боеспособны, обвинять грузинское правительство было со стороны Алексеева более чем просто нетактично.

Вопрос, решая который переговоры провалились, касался обладания Сочинским округом. Грузинская армия оккупировала Сочи весной 1918 года, защищая его от большевиков. Впервые вопрос о том, должен ли находиться этот округ под властью Добровольческой армии или Грузии, был поднят в середине сентября. Социал-революционеры и меньшевики, преобладающие среди сочинских городских политиков, считали Добровольческую армию диктаторской и монархической организацией и не имели никакого желания попасть под ее правление. Они подготовили резолюцию, в которой просили Грузию временно присоединить к себе округ.

В Сочинском округе грузинское население составляло меньшинство (11 процентов), которое Гегечкори озвучил как 22 процента. Из пятидесяти деревень всего лишь одна состояла преимущественно из грузин. Без сомнения, Грузия не имела никаких прав на Сочи. Утверждение Гегечкори, что Грузия должна сохранить город из-за его стратегического значения, практически не имело смысла; конечно, Добровольческая армия имела больше шансов защитить Сочи, чем Грузия.

Гегечкори и Мазниев приехали в Екатеринодар с четкими инструкциями настаивать на сохранении Сочи за Грузией. Грузинская позиция была такова: республика присоединяет к себе Сочинский округ лишь временно и вернет его России, когда будет создано единое государство. Грузия не признавала Добровольческую армию способной говорить за всю Россию, поэтому отказалась решать вопрос с границами. В пылком монологе Гегечкори назвал Добровольческую армию частной организацией, что сильно обидело генералов. (Сложно понять почему: Добровольческая армия никогда не называла себя всероссийской национальной организацией.)

Могло сложиться впечатление, что обе стороны использовали вопрос о принадлежности Сочи как повод прекратить переговоры. Подсознательно генералы и социалисты не хотели приходить к соглашению, но они не могли признать неудачу только потому, что пулеметы на подаренном поезде не действовали.

Если бы главной целью лидеров Добровольческой армии было выбросить грузин из Сочи, они могли бы выбрать худшую тактику. Их жестокие нападки на грузинских представителей, которые временами были ad hominem,[14]14
  Переход на личность, аргумент, касающийся личных качеств, а не доводов собеседника (лат.).


[Закрыть] не позволили грузинам пойти на компромисс.

Авалишвили, грузинский дипломат, считал, что молодая республика не хотела отступать под давлением, так как полагала, это неблагоприятно повлияет на их престиж Никто не просил Алексеева отказываться от Сочи от имени всего русского народа; вопрос касался временного управления, и это уж точно не являлось препятствием главной цели Белого движения – борьбы с большевиками. С точки зрения интересов Добровольческой армии ей было бы выгодно, чтобы грузины находились в Сочи: малочисленной белой армии не пришлось бы выделять солдат для сдерживания большевиков.

Весь второй день переговоров был полностью посвящен сочинскому вопросу. После бесполезных пререканий, в ходе которых стало ясно, что ни одна сторона не уступит ни на йоту, Алексеев закрыл заседание следующими словами:

«Мы как-нибудь проживем и будем продолжать нашу работу, а вы будете в зависимости от тех районов России, которые могут вам давать хлеб и многое другое. Немцы могут дать вам немного, но постоянный источник для вас – это здесь. Как мне ни тяжело все это говорить, я заявляю, что при отсутствии положительного решения по главному вопросу считаю совещание закрытым».

Заседание в Екатеринодаре определило новую модель будущих отношений. История этих отношений – однообразная серия пограничных столкновений, а иногда даже серьезных, крупномасштабных боев. Вскоре после переговоров отношения весьма усугубились. Грузинское правительство сместило со своего поста генерала Мазниева, так как его пророссийская ориентация была дискредитирована. На его пост назначили генерала Вашакидзе, если верить Масловскому, человека недалекого. Тифлис приказал Вашакидзе не иметь никаких дел с представителями Белого движения. Вскоре грузины заменили его генералом Кониевым, негласным оппонентом примиренческой политики Мазниева.

Деникин приказал Масловскому напасть на Сочи. Масловский считал приказ своего командующего совершенно ошибочным; он его не выполнил и попытался убедить Деникина передумать. Приказ был отменен, но неделю спустя главнокомандующий решил все-таки вернуться к первоначальному плану и заменил Масловского полковником Колоссовским, который атаковал грузин со своим маленьким отрядом, но был оттеснен. Деникин часто делал промахи, доверяя сложное задание малочисленным силам.

К тому времени Деникин начал подозревать, что немцы уговаривают Грузию занять твердую позицию против белых. Это подозрение возникло не на пустом месте. Кресс фон Крессенштейн поставил в известность Берлин о переговорах только 17 октября, через месяц после самого события. Через посла Иоффе в Берлине Советы пытались убедить немцев помешать сотрудничеству между Грузией и белыми. На самом деле германское министерство иностранных дел впервые узнало о переговорах из доклада Иоффе. Из немецкого ответа Иоффе становится ясно, что Берлин не был в этом заинтересован. Именно грузинский министр внутренних дел Рамишвили обратился к Крессу фон Крессенштейну с просьбой о помощи в борьбе с Добровольческой армией. К этому времени фронт на Балканах развалился, а Германия потерпела поражение в войне. Тем не менее слухи о победоносных успехах Антанты не были подтверждены в Тифлисе, поэтому немецкие представители обещали помочь Рамишвили.

Поражение немцев повлияло на ход Гражданской войны в целом и на отношения между грузинами и Добровольческой армией в частности. Деникин предполагал, что англичане, которые должны были занять место немцев в Закавказье, накажут грузин за их предательство. Грузия, с другой стороны, помня о принципе Вильсона о самоопределении, рассчитывала, что союз Антанты окажет поддержку их государству. Но обеим сторонам пришлось разочароваться.

Англичане были куда более амбициозны, чем немцы: бывшие оккупанты не хотели ничего больше, как содействовать своим собственным насущным интересам. Англичане же, наоборот, надеялись примирить всех лидеров антибольшевистского движения, так как понимали, что это необходимо для свержения большевистского режима. Но им не удалось ничего сделать: в 1919 году отношения между Грузией и Добровольческой армией стали гораздо хуже, чем год назад. В этом не были виноваты интервенты; никакая посторонняя сила не смогла бы примирить антагонистов. Тем не менее англичан можно обвинить в непостоянстве. Их представители в Екатеринодаре, сначала генерал Пуль, затем генерал Бриггс, а в конце генерал Холман, поняли позицию Добровольческой армии и стали сторонниками Белого движения в то время, как другие представители в Тифлисе часто поддерживали Грузию. Причиной противоречивой политики была плохая связь и промахи центрального управления. Такая политика, естественно, отчуждала обе стороны.

Стремительная атака Колоссовского, обстановка, ни мирная, ни военная, создали затишье на некоторое время. Относительное спокойствие закончилось, когда отступили немцы. Грузины и армяне стали бороться друг с другом за освобождение от турок. Эта война заставила отступить грузинские войска на несколько километров к Черноморскому побережью, а Добровольческая армия заняла несколько деревень, не сделав ни одного выстрела.

В 1919 году на грузинской границе бои часто возобновлялись, а иногда, как в феврале и апреле, становились очень ожесточенными. Добровольческая армия так никогда и не была спокойна за свой тыл. Грузины часто мешали белогвардейцам, провоцируя беспорядки в тылу Добровольческой армии. Они также позволяли красным отрядам, теснимым белыми, отдыхать на своей территории.

Нет сомнения, что политика Добровольческой армии по отношению к Грузии способствовала поражению белых в Гражданской войне.

Глава 9
ДОБРОВОЛЬЧЕСКАЯ АРМИЯ И ОКОНЧАНИЕ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Россия, ноябрь 1918 года

Никто в России не сомневался, что окончание мировой войны в Европе повлияет на ход Гражданской войны. Удивительно, но известия о поражении Германии способствовали одинаковому росту оптимизма как у белых, так и у красных.

Коммунизм все еще был крайне интернациональным движением. Большевистские лидеры, всегда считавшие Германию центром мирового социализма, приняли начало немецкой революции за знаки рассвета новой эры. Русские не уважали, не симпатизировали социалистам, пришедшим к власти в Берлине 9 ноября, но коммунистическое сознание, привыкшее проводить параллели, стало воспринимать Эберта как германского Керенского. Люди, которые большую часть своей жизни провели за разговорами о революции и теперь доведшие страну до бедности, крепко ухватились за мысль, что красная Германия вскоре присоединится к коммунистической России, чтобы сформировать непобедимый блок в Европе. Материальным доказательством интернационального энтузиазма стало предложение вагонов, груженных зерном, для голодающего германского пролетариата от еще более голодающих русских.

Нельзя сказать, что Ленин и его товарищи не задумывались о возможной опасности интервенции Антанты. Они верили в идею пролетарского интернационализма, но ждали, что вскоре им бросят совместный вызов Франция и Англия. Тем не менее они оставались оптимистами.

Помимо грандиозных планов мировой революции, большевики хотели немедленно воспользоваться отступлением немецких войск, захватив ранее оккупированные ими территории России. 13 ноября советское правительство аннулировало Брест-Литовский мирный договор, а в последующие месяцы Красная армия с легкостью продвинулась на Украину, Белоруссию и даже на территории Прибалтийских государств.

У белых тем не менее тоже были причины быть оптимистами. Союз Антанты был вовлечен в Гражданскую войну с самого ее начала, и теперь казалось, что степень его участия возрастет. Нужды европейской войны определялись первыми шагами интервенции: антигерманская коалиция была убеждена, как оказалось неправильно, что необходимо создать второй фронт, чтобы выиграть войну. После подписания Брест-Литовского мирного договора 3 марта обнаружилось, что большевики не будут принимать участия в войне, поэтому страны Антанты стали активно поддерживать Белое движение. Они высадились в Архангельске, чтобы охранять военные материалы, которые они послали для ведения войны, надеясь, что Чехословацкий корпус в Сибири, возможно при поддержке японцев и американцев, станет ядром, вокруг которого может быть сформирована новая русская антигерманская армия.

Тем не менее из-за проблем тыла и снабжения их вклад был ограничен. Добровольческой армии удалось получить лишь немногое. Так как немцы контролировали Украину, Черное море и Кавказ, наладить снабжение армии Деникина из-за границы было просто невозможно. Хотя богатые казачьи районы имели огромное стратегическое значение во время Гражданской войны, страны Антанты больше интересовали север и Сибирь. Они боялись, что военные материалы и снаряжение, полученные русскими от Антанты, могут попасть в руки врага.

В ноябре 1918 года Деникин был почти уверен, что скоро армии, победившие немцев, придут ему на помощь. Он не просил об интервенции как об услуге, он слепо верил, что наказать большевиков – это долг Франции и Англии. Он полагал, что Антанта поймет так же четко, как и он, что большевики являются агентами немцев, что позволить Ленину остаться в Кремле значит окончить мировую войну, так и не победив. Добровольческая армия была сформирована для того, что продолжить участие в мировой войне, а свержение большевизма рассматривалось только как средство на пути к этой цели. И теперь Деникин ждал, что Антанта будет сражаться с большевиками с таким же усердием, с каким он сам сражался против немцев. В 1919 году Добровольческая армия отказалась сотрудничать с Германией, а в 1919 году такое же разумное требование Деникин предъявил к союзу Антанты, но он плохо понимал его мотивацию и давление, под которым приходилось действовать, поэтому отношения между ними начали портиться.

Но главное разочарование ждало впереди. В период после окончания войны белогвардейцы получили большую выгоду от помощи Антанты, одним из важных моментов было поднятие боевого духа. Деникин особенно много выиграл от этого. Факт, что страны Антанты признали его ведущим лидером в Южной России, помог создать видимость единства в антибольшевистском лагере. Неожиданное падение прогерманского правительства создало вакуум в Киеве, Одессе и Крыму, поэтому Добровольческая армия смогла расширить сферу своего влияния практически сразу.

Сразу после окончания мировой войны в Сибири произошли важные политические изменения. К сентябрю 1918 года Чехословацкому корпусу удалось завоевать практически всю Сибирь, но оказалось, установить свое эффективное правление на территории гораздо сложнее, чем свергнуть слабое правительство большевиков. Независимо от чехословаков, из политического хаоса возникло два конкурирующих правительства: левое в Самаре, состоящее из некоторых членов распущенного Учредительного собрания, стремящееся к власти над всей Россией, и более правое в Омске, называвшее себя Сибирским областным правительством. В середине сентября, с подсказки чехословаков, оба правительства решили пойти на компромисс и образовать Директорию из пяти членов: двух социал-революционеров из Самары, двух представителей из Омска и генерала Болдриева, солдата, приверженца либеральных взглядов.

Директория была основана на непростом компромиссе: она не должна была отчитываться перед Учредительным собранием, хотя могла созвать его, если 250 человек могли быть собраны вместе к 1 января 1919 года или 170 человек к 1 февраля 1919 года. Новое правительство не обладало реальной властью, так как не существовало административного аппарата. Так как настроения офицеров в Сибири становились все более и более консервативными, Директория оказалась изолированной от единственной активной антибольшевистской силы. Когда группа офицеров 18 ноября захватила всех социал-революционеров, никто не был удивлен.

Военные называли адмирала А. В. Колчака Верховным правителем. Колчак, человек с явным недостатком политического опыта, был еще более безнадежным политическим дилетантом, чем его коллеги в Южной России. Его назначение было скандальным, его политическая и военная стратегия – недальновидной, его успехи слишком недолговечны и мимолетны, а его окончательный провал обещал быть более скорым, чем Деникина. Важным итогом Октябрьского переворота стало доказательство того, что офицеры и социалисты ни при каких обстоятельствах и нигде не смогут работать вместе, а русский политический спектр был крайне неэффективен в горькие годы Гражданской войны.

Лидеры Добровольческой армии обладали скудной информацией о сложной политической обстановке на востоке. Они были шокированы, когда узнали, что Директория состоит из социалистов и собирается вновь созвать распущенное Учредительное собрание. В начале октября генерал Болдриев предложил Добровольческой армии взять Царицын и таким образом приблизить объединение двух фронтов. Добровольческая армия в то время вела сражения в Ставрополье, и Деникин не собирался следовать совету Болдриева, как и не последовал совету атамана Краснова, предложившего такую же стратегию в мае.

Новости о наступлении Колчака были восприняты в Екатеринодаре с огромным удовлетворением, это способствовало подъему воодушевления в первые месяцы после окончания мировой войны.

Первые контакты со странами Антанты

Генерал А. С. Санников, только что вернувшийся из Ясс, 25 октября доложил Особому совещанию о своей встрече там с представителями Антанты. Он получил заверения по всем пунктам, более всего волнующих вождей Добровольческой армии: иностранные представители заявили, что считают Деникина человеком, вокруг которого должно объединиться все антибольшевистское движение, и пообещали материальную поддержку. Они также признали, что военное снаряжение, оставленное русской армией на Румынском фронте, является национальной собственностью, а поэтому на законном основании принадлежит императорской армии, то есть Добровольческой армии. Савинков, находясь в Яссах, также провел удовлетворительную беседу с премьер-министром Румынии Ионом Братиану, который предложил обменять военную амуницию на зерно, в котором Румыния отчаянно нуждалась.

Английский и французский послы в октябре могли предложить помощь лишь в общих чертах. Некоторое время спустя другой представитель Добровольческой армии, генерал Д. Г. Щербачев, смог получить более многообещающие заверения. Он был командующим русской армией на Румынском фронте, поэтому во время своей службы он установил прекрасные отношения с английскими и французскими генералами. Он всегда оставался сторонником антантофильской ориентации, а после того как русский фронт рухнул, решил остаться в Румынии. Даже до окончания войны генерал Алексеев доверил Щербачеву представлять Добровольческую армию перед странами Антанты. Щербачев намеревался уехать в Париж и выполнять свою работу там, но его беседа с генералом Бертелло, назначенного французами для подготовки интервенции, была такой многообещающей, что он решил остаться в Яссах.

15 ноября Щербачеву удалось написать письмо Деникину, в котором он изложил, что желания Бертелло совпадают с желаниями белых генералов в мельчайших деталях, упомянув, что Бертелло пользуется полным доверием премьера Клемансо. Он перечисляет эти пожелания в своем письме:

«1. Двенадцать дивизий должны быть посланы для оккупации Южной России как можно скорее. Одна из них должна отправиться в Одессу в ближайшем будущем.

2. Дивизии будут французскими и греческими.

3. По рекомендации Антанты и генерала Бертелло я буду принимать участие в принятии всех решений.

4. Военная база Антанты будет размещена в Одессе; Севастополь также должен быть оккупирован.

5. Генерал д'Ансельм будет начальником штаба в Одессе и примет на себя командование силами Антанты. Я также останусь в Одессе, мне будут помогать люди, которых вы знаете.

6. В настоящее время генерал Бертелло будет находиться в Бухаресте вместе с главными начальниками штаба.

7. Независимо от оккупации Одессы и Ставрополя, которая, без сомнения, должна уже состояться к тому времени, как придет это письмо, страны Антанты быстро оккупируют Киев, Харьков, Кривой Рог, Донецкий бассейн, Дон и Кубань, чтобы дать возможность Добровольческой и Донской армиям объединиться, а также чтобы избавить их от крупномасштабных военных операций.

8. Под прикрытием оккупации Антанты необходимо немедленное формирование русской армии в Южной России во имя создания великой и единой России…

9. Большое количество всех видов оружия, военного снаряжения, танков, железнодорожного и дорожного оборудования, самолетов будет доставлено в Одессу, главную базу Антанты.

10. По поводу финансовой помощи Антанты должен быть разработан отдельный план».

В своем письме 20 ноября и с подробным изложением беседы с Бертелло Щербачев был переполнен оптимизмом. Он полагал, что характер сотрудничества русских со странами Антанты будет таким же, как и во время мировой войны: полное равенство в командовании, страны Антанты не будут предпринимать никаких решительных действий на территории России без предварительного обсуждения с представителями Добровольческой армии.

Английские и французские морские эскадры вошли в воды Черного моря так скоро, как только смогли. 23 ноября представители Антанты высадились в Новороссийске и двинулись в Екатеринодар, куда прибыли 3 декабря. Генерал Ф. С. Пуль, английский представитель, и лейтенант Эрлих, француз, убедили свое начальство, что их страны и Добровольческая армия преследую одну и ту же цель – создание единой и неделимой России. Чтобы достигнуть этой цели, страны Антанты помогут сформировать единый Южный русский антибольшевистский фронт под командованием генерала Деникина. Армия и население Екатеринодара встретили гостей с радостью и энтузиазмом. Никто теперь не сомневался, что Гражданская война не продлится долго, так как страны, которые победили могущественную Германскую империю, без проблем справятся с большевиками.

Вдохновленный столькими обещаниями с разных сторон, 3 декабря Деникин решил написать генералу Франше д'Эспере, французскому командующему Восточным театром военных операций, начальнику Бертелло. Глава Добровольческой армии писал не как проситель, а как равный, консультирующийся по поводу стратегии. Он предвидел, что следующие военные действия развернутся на территориях, освобожденных от германской оккупации. Он хотел превратить эти районы, в первую очередь Украину, в военные базы, с которых можно было бы нанести удар по Москве. Он предложил странам Антанты послать 18 пехотных дивизий и 4 кавалерийских, добавив: «Эти войска будут использованы для прикрытия и защиты наших приготовлений. Они не будут участвовать в военных действиях…» Деникин приложил к этому письму список военных материалов, в которых он более всего нуждался и надеялся получить их от французов.

Примерно в середине декабря в Екатеринодаре надежды на удачную иностранную интервенцию начали таять. Доклады о быстрой эвакуации немцев добавили нервозности. Войска Антанты еще не прибыли, чтобы занять место немцев, и Деникин боялся, что этой возможностью смогут воспользоваться большевики. Была доля иронии, хотя едва ли это понимали белогвардейцы, в том, что те русские, что всегда считали большевиков немецкими агентами, теперь хотели, чтобы немецкие войска подольше оставались оккупирующими войсками для того, чтобы предотвратить большевистскую экспансию. 7 декабря Деникин телеграфировал Франше д'Эспере и попросил его ускорить ввод войск на Украину. Он не получил ответа ни на телеграмму, ни на свое предыдущее письмо. Неделю спустя Добровольческая армия попросила страны Антанты хотя бы остановить эвакуацию немцев с территории Харьковской области.

Прошло некоторое время, и кроме оккупации Одессы и Севастополя французскими войсками 18 декабря страны Антанты больше ничего не выполнили из оговоренного плана интервенции. Деникин еще не знал, что Клемансо наложил вето на проект Бертелло – Щербачев. Бертелло, возможно, из-за неловкости, возможно, из-за надежды, что Клемансо может еще передумать, ничего не говорил о происшедшем Щербачеву в течение двух недель и даже после этого выразился так, как будто проект не отменили, а всего лишь отложили на некоторое время. До февраля 1919 года не прибыло никаких материалов, а после они уже были присланы англичанами, а не французами.

Одно разочарование следовало за другим. Становилось понятно, что страны Антанты не удовлетворятся просто поддержкой Добровольческой армии, им необходимо вести независимую политику в России. Французы поддерживали украинских сепаратистов, которых Деникин считал смертельными врагами, а британцы помогали новым кавказским государствам. Когда страны Антанты захватили русский Черноморский флот у немцев, они не передали его Добровольческой армии, как требовал Деникин. В Одессе французы перехватили гражданскую власть у представителей Добровольческой армии, и просьбы Деникина попросту игнорировались.

Но самым большим разочарованием было то, что страны Антанты никогда не пользовались силой. У них не было ни возможности – их люди устали от войны, общественное мнение не было единым, – ни желания вести крупномасштабные сражения, чтобы победить большевиков. Деникин чувствовал себя преданным.

Формирование делегации для Парижской мирной конференции

Еще до соглашения о перемирии, подписанного в Компьене 8 ноября, антибольшевистские политики начали переговоры по вопросу, каким образом Россия будет представлена на предстоящей мирной конференции. Все прекрасно понимали, что интересам страны можно нанести вред, если послать несколько независимых антибольшевистских организаций; таким образом, это понимание давало уникальную возможность лидерам Добровольческой армии. Ни одна другая организация не могла взять на себя формирование единой делегации: Добровольческая армия не была запятнана сотрудничеством с Германией, а другая антибольшевистская организация, единственная с национальной претензией, сибирская, в то время была погружена в свои внутренние проблемы. Лидеры Добровольческой армии не воспользовались возможностью и не смогли доказать свое лидерство в Белом движении, поэтому делегация, отправившаяся в Париж, не пользовалась популярностью среди русских антибольшевистов и уважением за границей.

Первые приготовления к формированию делегации были проведены в октябре 1918 года. Краснов, осознав, что Германия потерпела поражение в войне, понял, что необходимо обратиться к Добровольческой армии для налаживания международных отношений, и приказал министру иностранных дел, генералу А. П. Богаевскому, обсудить этот вопрос в Екатеринодаре. В письме к Деникину Богаевский настаивал на том, что Дон должен быть представлен на предстоящей мирной конференции. Деникин, в своем ответе на это письмо, уклонился от прямого ответа, подчеркнув, что посылать необходимо человека, хорошо известного в Европе. Он посчитал этот момент подходящим, чтобы поднять вопрос о единстве командования, что, по сути, было просто синонимом подчинения Донской армии своей власти.

Особое совещание впервые обсуждало представительство на 25 октября. То, что Деникин уделял этому вопросу особое внимание, доказано тем фактом, что он присутствовал на этом заседании. На совещании обсуждался не только состав делегации, но и политическая линия, которой следовало придерживаться в Париже. Были приняты следующие решения: 1. Россию должна представлять одна делегация. 2. Делегация должна состоять из организаций, которые: а) отказывались признать Брест-Литовский мирный договор; б) сражались за единую Россию. 3. Все мирные договоры должны быть признаны незаконными, а российская собственность, захваченная немцами, должна быть возвращена. 4. Немцы должны освободить все территории, которые они оккупировали. 5. Важные стратегические районы, ранее оккупированные немцами, должны быть теперь заняты русскими или временно войсками Антанты. 6. Немцы должны немедленно освободить военнопленных. 7. Немцы должны признать принцип единого Российского государства и, вследствие этого, прекратить любую поддержку большевиков.

Таким образом, Особое совещание в принципе признало необходимость участия других антибольшевистских организаций в формировании делегации. На самом деле такой вывод был неизбежен. Не во власти лидеров в Екатеринодаре было помешать Дону и Кубани, не говоря уже о Грузии, Украине и множестве других новых правительств, послать своих дипломатов в Париж. Единственным способом избежать этого был компромисс, удовлетворяющий всех.

М. М. Винавер, либеральный кадетский лидер, который в это время находился в Екатеринодаре в связи с кадетской конференцией, представил Особому совещанию план формирования комитета по разработке иностранной политики и организации российского представительства в Париже. Винавер, будучи федералистом, хотел создать ряд комитетов, чтобы отразить сложившиеся отношения внутри антибольшевистского лагеря. Согласно его плану Добровольческая армия имела бы четыре комитета, Директория в Уфе – три, Украина – два, Кубань, Дон и Крым – по одному представителю в комитете, работающему под началом Деникина. Особое совещание приняло этот план, но Деникин потребовал внесения существенных изменений: он хотел шесть голосов за армию, а вместо себя как председателя предлагал бывшего императорского министра иностранных дел С. Д. Сазонова, который к тому времени был главой ведомства по иностранным делам. Наиболее примечательным является то, что Деникин хотел наделить комитет правом накладывать вето на решения. Это последнее изменение плана Винавера лишало этот план raison d'etre. Если на решение большинства будет наложено вето Деникина, тогда новое правительство не будет принимать никакого участия в решении проблем зарубежной политики.

Этот план так и не был приведен в действие. Казалось, что лидеры Добровольческой армии просто потеряли терпение, необходимое для решения таких важных вопросов. Они не приложили никаких условий, чтобы установить контакт с Уфой или Украиной. Дон и Кубань не согласились с тем, что от них будет лишь по одному представителю против шести от Добровольческой армии, поэтому отказались от участия в проекте. Винавер, покинувший Екатеринодар с убеждением, что его вызовут, когда комитет будет собран, так больше и не имел никаких отношений с Добровольческой армией.

Вернувшись к своему предыдущему решению в конце декабря, главнокомандующий и Особое совещание назначили С. Д. Сазонова представителем России в Париже, полностью отказавшись от попытки создать объединенную делегацию. Это имело ужасные последствия: как и следовало ожидать, Крым, Дон и Кубань послали своих представителей, цели которых иногда пересекались. Разлад в антибольшевистском лагере был продемонстрирован перед всем миром, а Добровольческая армия упустила возможность принять на себя лидерство.

Выбор Сазонова был частично неудачным. В общественном сознании он ассоциировался с политикой царизма. На самом деле он действительно был убежденным монархистом, а будущее России мог представлять только в соответствии с ее прошлым. Также он не испытывал никаких симпатий к пограничным народам. Бывший министр иностранных дел императорской России был централистом, который видел в федерализме лишь попытку ослабить государство и не собирался идти ни на какие уступки. Клемансо, человек, очень прислушивавшийся к общественному мнению, не просто отказался иметь с ним дело, но и предостерег Совет десяти. Послав Сазонова в Париж, Добровольческая армия напрасно создала образ монархической организации.

Основание вооруженных сил Южной России: соглашение с Доном

Поражение Германии было тяжелым ударом для донских казаков, в частности для политического имиджа атамана Краснова. Отступление немецких войск с территории Украины значило, что левый фланг Дона остался незащищенным в то время, как казакам с трудом удавалось сдерживать Красную армию на северной и восточной границах своего Войска. Те донские политики, что были не согласны с прогерманской политикой атамана Краснова, теперь требовали его отставки.