Текст книги "Нубийцы. Могущественная цивилизация древней Африки"

Неподалеку от Сеннара расположено большое кладбище Джебель-Мойя, которое представляется современным мероитскому государству, хотя на нем и не найдено никаких однозначно мероитских предметов. Имевшей место дискуссии по поводу датировки этого места подвел итог Аддисон, который пришел к заключению, что исходя из наличия напатанских предметов и местных разновидностей керамики, в значительной степени напоминающих мероитскую, данное кладбище должно быть отнесено к тому же периоду.

Мероитские бронзовые чаши были найдены в эфиопском Аксуме, но они, по всей вероятности, попали сюда в результате торговых обменов и не могут считаться доказательством пребывания здесь мероитов, хотя у нас нет и никаких данных о торговых или политических контактах между двумя этими государствами.

Глава 4
ИСКУССТВО

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Искусство Мероэ никогда не было предметом пристального изучения и, подобно многим другим аспектам культуры, считалось провинциальным ответвлением египетского искусства, содержащим в себе некие привнесенные элементы. Суждение это не вполне справедливо: мероитское искусство имеет свои характерные черты и вполне заслуживает внимания.

В такой мере самобытным, чтобы его можно было рассматривать отдельно от египетской культуры, мероитское искусство становится лишь в позднейший период. В течение же всего периода мероитского правления (с 590 г. до н. э. и по 300 г. н. э.) характерные черты мероитского искусства просматриваются только примерно с III в. до н. э. Мероитская письменность тоже, как представляется, начинает развиваться в это же время. Большая часть всех артефактов, считающихся характерными для Мероэ, относится к еще более поздним временам, отдельные же предметы датируются не ранее начала I в. н. э.

Причины этого до сих пор не ясны, хотя мы уже подчеркивали, что почти все мероитские поселения в северной части царства относятся ко времени рождения Христа. В это время, кажется, происходил очень быстрый переход от одной культуры к другой, так что можно предположить и появление культурного надлома. Однако, пока не будут найдены стратифицированные поселения с населением напатанского или по крайней мере раннего мероитского периода, существование этого надлома не может быть подтверждено. Какой бы ни была реальность этих культурных и, возможно, также и лингвистических перемен, влияние Египта оставалось весьма значительным, так что до конца мероитского периода формы искусства, существующие в Египте, присутствуют и в Мероэ.

Неегипетские и несредиземноморские элементы в искусстве гораздо сложнее вычленить, так что они до сих пор остаются по большей степени неизученными. Практическое отсутствие каких-либо аборигенных артефактов из непосредственно домероитского периода значительно осложняет установление специфических влияний несеверного характера. Нам также ничего не известно об искусстве (если оно существовало) тех народов, которые населяли эту часть долины Нила в более ранние времена.

Некоторые аспекты мероитского искусства свидетельствуют о довольно заметном восточном влиянии. Пути, по которым элементы восточной культуры проникли в долину Нила, не совсем ясны, но можно предположить, что транс бутанские караванные тропы были маршрутами, по которым влияние Персии, Индии и, возможно, еще более далеких стран дошло до Мероэ. Мы до сих пор очень мало знаем об археологии побережья Красного моря, где не было найдено никаких артефактов, которые идентифицировались бы как мероитские, но наверняка торговые суда ходили по Красному морю еще в эллинские и римские времена, а гавань Птолемей-Терон (sic!) была основана как торговый порт не позднее III в. до н. э.

Остаточные следы восточного влияния могут рассматриваться как местные мероитские и африканские, демонстрируя видоизменения известных художественных стилей других государств и регионов в предметах искусства, которые определенно принадлежат мероитской культуре и этому времени. Этот специфически мероитский элемент в искусстве не так просто вычленить – он может быть усмотрен в подчеркнуто полной женской фигуре, в высшей степени индивидуальном стиле керамики, в использовании мотивов и объектов, не встречающихся нигде более. Среди излюбленных объектов мероитских художников есть слоны и львы, животные, редко встречающиеся в египетском искустве, которые явно относятся исключительно к местным достопримечательностям. Лев, воплощение весьма почитаемого местного божества Апемедека, часто присутствует на рельефах, равно как и на скульптурах из этих мест. Находки, сделанные в Мусавварат-эс-Софре, позволяют предположить, что львы приручались и содержались в храмах в качестве живых представителей этого бога. Слон, много раз появляющийся на рельефах, равно как и в других вариантах, также занимал заметное место в жизни мероитян. Как представляется, слоны использовались на войне и для церемониальных целей, а знания о возможностях такого применения слонов вполне могли быть получены из Индии. Африканские слоны, участвовавшие в военных действиях во времена правления Птолемеев и в римскую эпоху, почти наверняка были обучены этому мероитами.

Этот явно местный элемент может быть назван «африканским», и то только в определенном смысле, поскольку Мероэ является частью Африки. Надо признать, что этот термин может ввести в заблуждение, поскольку он предполагает родство с теми формами искусства региона, прилегающего к африканской Сахаре, которые известны нам на сегодня. Однако довольно трудно найти какую-либо связь между искусством Мероэ и искусством районов, лежащих южнее, будь то к востоку или западу. Были попытки усмотреть мероитское влияние в известных бронзовых бюстах из Ифе в Нигерии, но тщательное их изучение установило отсутствие какого-либо сходства, а расстояние по времени и в пространстве между Мероэ и средневековой Нигерией исключает любую возможность существования взаимоотношений между ними.

СКУЛЬПТУРА

Искусство Мероэ лучше всего известно по сравнительно небольшому числу произведений скульптуры в этом регионе и по рельефам на храмах и часовнях пирамид. Те немногие скульптуры, которые были здесь обнаружены, являются в своем большинстве изображениями правящих личностей или божеств. Лишь немногие из них могут быть точно датированы; большая же часть, как можно предположить, относится к I в. до н. э. и I в. н. э.

Ряд фигур, можно с определенностью сказать, был предназначен для установки у входа в храмы; из них лучше всего известны колоссы из Хаг-Зуммар с острова Арго. Они приписываются Данхэмом изображению царя Нетекамани. Колоссы вырублены из гранита, добытого в карьере под Тумбусом, что расположен несколько выше Третьего порога и разрабатывался уже с периода египетской XVIII династии. Данхэм приводит описание этих двух статуй, а также аргументы, позволяющие связать их с Нетекамани. Мы не видим необходимости приводить здесь эти аргументы, скажем лишь, что по причине отсутствия каких-либо надписей идентификация была произведена по сходству художественного стиля и по сравнению деталей одежды и орнамента с такими же деталями на храмовых рельефах Нетекамани в Наге.

Установка статуй при входе в храмы была, как представляется, распространенным обычаем, и примеры этого мы видим в нескольких других поселениях. При входе в Северо-восточный храм Мусавварат-эс-Софры возвышались два изрядно разрушенных ныне колосса, от которых дошло очень мало отдельных фрагментов. В Наге были раскопаны две статуи, которые, не будучи колоссами, могли иметь то же предназначение; они также были сильно повреждены, но отдельные детали все же различимы. Статуи представляют собой изображения мужчин, предположительно царей, и по отдельным деталям одежды можно сделать заключение, что они относятся примерно к периоду Нетекамани. Фрагмент подобной скульптуры был найден в Мероэ, рядом с дворцом 750.

Вообще, в Мероэ обнаружено гораздо больше скульптурных изображений, чем в каком-либо другом городе, причем они демонстрируют большое разнообразие стилей. Самыми интересными, возможно, являются скульптуры, найденные в руинах так называемого храма Исиды. Фигуры эти, похоже, были позднее использованы в качестве основания колонн построенного затем храма, но можно предположить, что в свое время они стояли по сторонам от входа в храм. В литературе они обычно упоминаются как царь и царица, затем следует их описание, составленное открывшим их археологом. В фигуре так называемой царицы нет ничего, что указывало бы на принадлежность ее к женскому полу; на самом деле каждая статуя изображала царскую мужскую фигуру. Гарстэнг упоминает, что женская фигура была окрашена в черный цвет, но к нашим дням на ней не сохранилось следов какой-либо краски. Датировка этих фигур представляет собой значительные трудности. В ряде деталей есть сходство с царскими регалиями Нетекамани: в наплечной повязке, больших круглых подвесках, просматривающихся на скульптуре «царицы», в набедренной повязке есть аналогии с изображениями того периода, но в целом статуи выглядят более тяжелыми и грубыми, чем статуи из Арго или рельефы храма в Наге. Заметны различия в деталях между двумя статуями, но из факта открытия их в одном месте и общего сходства можно предположить, что они были созданы в одно время. Исходя из упадка художественного мастерства, заметного в них, они предположительно датируются временем после правления Нетекамани и могут быть ориентировочно отнесены ко II в. н. э.

Другие скульптурные находки из Мероэ, включая и найденные в «римских банях» (вроде полулежащего мужчины), демонстрируют сильное средиземноморское влияние. Многие из них сделаны из гипса, как две замечательные статуи мужчины и женщины, найденные во дворце № 295 рядом с банями. Среди других найденных там статуй есть три фигуры женщин, играющих на музыкальных инструментах; две из них – флейтистки и арфистки – все еще находятся там, где были обнаружены; третья – женщина, играющая на auloi[41]41
  Auloi (греч.) – род тростниковой свирели, распространенной в Древней Греции.


[Закрыть], – стала известна лишь в самое последнее время. Однако отсутствие каких-либо других данных делает невозможной ее датировку. Находка эта интересна как свидетельство того, что музыка играла известную роль в мероитской жизни, а находка самих auloi по крайней мере в двух местах стало подтверждением этого.

Кроме скульптурных изображений человеческих фигур здесь было найдено много вырезанных из камня овнов, которые располагались по сторонам аллей, ведущих к храмам, как в Мероэ перед храмом Амона и в Наге. В Мероэ было также найдены многочисленные изображения небольших львов из песчаника, а более крупная фигура льва – в Басе.

Наряду с этими скульптурными фигурами, большей честью в натуральную величину или несколько более крупными, здесь создавалась и мелкая пластика, от которой сохранилось очень мало. Одну из таких миниатюр, изображающую царя, найденную в Львином храме Мероэ и сделанную из стеатита, стоит описать подробнее. Царь представлен со всеми своими обычными регалиями, в том числе с большими бусинами и браслетами на предплечье, но также и с единственной в своем роде деталью – с амулетом, который, как можно предположить, должен был служить ракой, покоящейся на груди и подвешенной к цепи, надетой на шею.

Скульптуры из бронзы распространены меньше, но в Каве был найден ряд бронзовых миниатюр, среди которых есть две особой значимости. Одна из них была найдена в храме Т в Каве и изображает царя или бога, возможно, Амона. Эта тонкой работы миниатюра воспроизводит все характерные символы царской власти, обычные при изображении царя в начале I в. до н. э. Она и датируется примерно этим временем. Другая миниатюра является головой богини; она пустотела и имеет углубление в основании, как будто предназначенное для установки ее на деревянную стойку – возможно, на носу церемониальной ладьи. Значимость этой находки заключается в картуше царя Арнехамани, вырезанном на передней части основания. Иероглифы вырезаны с меньшим мастерством, чем собственно голова, сделанная с чрезвычайным искусством. Это позволяет предположить, что надпись является более поздним добавлением. Стиль статуэтки позволяет отнести ее ко времени династии Птолемеев, но даже при характерном египетском стиле то особое внимание, которое скульптор уделил морщинкам на шее, безошибочно указывает на ее мероитское происхождение.

Из скульптур, несомненно ввезенных в Мероэ, самой известной является голова Августа, история открытия которой уже была описана. Две бронзовых головы эллинистического периода были найдены при вскрытии пирамиды, известной как гробница № 5. Обе они принадлежали ныне утраченным статуям и изображают бога Диониса. Они совершенно определенно являются работами греческих мастеров, но их точная датировка весьма затруднена, поскольку подобные изображения производились с IV в. до н. э. и примерно до середины I в. н. э. Совершенно необычна небольшая бронзовая фигура верблюда, найденная в гробнице № 5; она является единственным изображением этого животного, дошедшего до нас с мероитской эпохи, и датируется началом I в. н. э. Веркутте предположил, что она может быть китайского происхождения.

Стоит упомянуть и о единственной в своем роде золотой статуэтке царицы, случайно найденной в Джебель-Баркале. Она представляет собой самый примечательный образец подобной миниатюры и единственный сделанный из этого материала. По особенностям художественного стиля она может датироваться I в. до н. э. Статуэтка производит впечатление одной из тех древнегреческих миниатюр, которые были весьма популярны в свое время и восходят к изображениям Афины на некоторых монетах. Хотя миниатюра частично повреждена, мелкие детали хорошо сохранились и передают все характерные особенности царского одеяния и украшений. Подобные же одеяния и украшения присутствуют и на рельефах в Наге, поэтому вполне может быть, что эта статуэтка является изображением царицы Аманитаре.

Прежде чем перейти к рассмотрению храмовых рельефов, есть смысл упомянуть еще и о трех небольших рельефных работах, которые происходят, по всей вероятности, из Мероэ. Одна из этих работ, выполненная на темно-красном сланце, была найдена в Львином храме; первоначально она представляла собой изображение, выполненное на двух сторонах плоской пластины сланца, но еще в древности пластина была расщеплена вдоль на две части. На одной стороне был изображен царь Таньидамани при всех регалиях, облаченный в длинное позолоченное или вышитое (?) одеяние, уже известное по статуям в Наге и храмовым рельефам. На другой стороне изображен бог-лев Апедемак. Другая работа из храма Амона изображает царственную чету, приносящую жертву богам, причем царь приносит жертву Амону, а царица – Исиде. Мероитский текст, большей частью не сохранившийся, не позволяет установить имена царственной четы. Рисунок, по сравнению с более ранними работами, выполнен довольно грубо, что приводит к предположению о сравнительно позднем происхождении рельефа – некоторые особенности сохранившейся надписи позволяют датировать его предположительно I в. н. э. Наконец, третья работа представляет собой декоративное блюдо из песчаника, которое, как считается, было сделано в Мероэ. На нем изображен принц Ариханхарер (имя которого написано мероитскими иероглифами в картуше слева вверху), повергающий наземь своих врагов. У ног принца мы видим пса, раздирающего одного из врагов; пес изображен в римской манере, и Гриффит считает, что это изображение следует датировать не ранее чем второй четвертью II в. н. э. На заднем плане присутствует весьма необычное изображение крылатой богини, параллелей которой не известно, но которая может быть объяснена персидским влиянием.

Рельефы на стенах храмов и часовен обнаружены в изобилии, они представляют собой прекрасный материал для прослеживания перемен в мероитском искусстве, а также дают нам ценнейшую информацию об иконографии, религии и особенностях царских одеяний и регалий. Большая группа рельефов была найдена на стенах часовен, принадлежавших к пирамидам в Мероэ, большие сохранившиеся фрагменты их – на пирамидах в Баркале и Нури. Другие важные рельефы были найдены на Львином храме в Наге и на недавно раскопанном Львином храме в Мусавварате. Все рельефы носят следы значительного влияния египетских художественных и религиозных идей. Даже на самых поздних из них, таких, как найденные на стенах часовни в Бегаравийе (которые предположительно датируются III в. н. э.), изображены все те же знакомые нам сцены с восседающими царями и проходящими перед ними процессиями.

В сущности, не обнаружено рельефов более ранних, чем те, которые изображены на первой часовне при пирамиде в Мероэ, датируемых концом IV в. до н. э. На некоторых часовнях в Нури, как представляется, были в свое время рельефы, а небольшие их фрагменты до сих пор различимы на пирамидах Аманиастабарги (№ 2), Харсиотефа (№ 13) и Натасена (№ 15), но, кажется, вплоть до часовни Баскакерена украшения любого вида скорее были исключением. Начиная с этого периода они становятся правилом, и даже самые незначительные гробницы имеют подобные украшения.

Остатки этих рельефов находятся в пригодном для изучения состоянии только в Мероэ, и поэтому у нас есть информация только обо всем мероитском периоде, тогда как от напатанского периода до нас почти ничего не дошло. Но в самом Мероэ до нашего времени сохранилось вполне достаточно, чтобы отслеживать стилистические изменения на протяжении периода почти в 600 лет.

Основным мотивом настенных изображений на протяжении всех периодов остается изображение правителя, сидящего на троне, подлокотники которого в большинстве случаев сделаны в виде льва. За спиной правителя, оберегая его, стоит богиня Исида, а порой за ней – кто-нибудь еще из ближайших родственников царя (рис. 28). Самые ранние гробницы в каждой из групп украшены рельефами в египетском стиле с элементами эллинистического влияния. Особенно это чувствуется в погребении Аркамани, который захоронен в гробнице № 7, где столь заметен египетский стиль, что возможно предположить египетское происхождение резчика (рис. 29). Из этих самых ранних захоронений лучше всего сохранились рельефы на гробнице №11, считающейся – довольно сомнительным – свидетельством принадлежности ее либо царице Нахирке (ее имя присутствует на пирамиде № 8 в качестве супруги царя, чье имя не сохранилось) или же Шанакдахете, которая известна нам в качестве царицы по надписи на храме F в Наге. В чью бы честь ни были созданы эти рельефы, они представляют значительный интерес, ибо содержат намного больше отдельных деталей, чем большинство других. На них же впервые изображена процессия более мелких фигур, несущих пальмовые ветви, – сцена, которая стала очень распространенной и начиная с этого времени (начало II в. до н. э.) имеется на стенах почти всех часовен.

Рис. 28. Рельеф на стене часовни у пирамиды Аркамани

С пирамиды № 12 – а некоторые археологические детали позволяют нам датировать ее примерно тем же временем, что и пирамиду № 11, – мы начинаем наблюдать на изображениях все детали мероитских царских облачений. Они запечатлены там во всех подробностях, заметно отличающихся от более напоминающих египетские регалий на более ранних гробницах, и, похоже, знаменуют собой важные культурные перемены. Детали эти отличаются большой сложностью и присутствуют в широком спектре стилей одежды и личных украшений. Среди самых характерных следует отметить большие бусины-подвески (которые надевались буквально почти по каждому случаю), отделанный бахромой покров, носимый на правом плече, и кисточки, свисающие с плеч. К ним же относится целый ряд головных уборов, по большей частью позаимствованных из Египта, за исключением плотно прилегающей к голове шапочки, обтянутой лентой и являвшейся обычным предметом одежды.

Рис. 29. Рельеф с часовни при пирамиде Нахирки

Сюжеты рельефов на стене храма Солнца уже были описаны выше. Они представляют особый интерес с художественной точки зрения, поскольку являются единственными примерами рельефов с изображением других сцен, кроме как весьма формальных процессий богов и царственных особ. Рельефы отличаются свободой изображения, находясь в разительном контрасте со стилизованными рельефами с часовен при пирамидах и других храмов, и демонстрируют нам детали оружия и боевой техники, которые не известны из других источников. При отсутствии материала для сравнения весьма трудно датировать главные сцены, хотя, как представляется, они не относятся к глубокой древности и могли быть созданы во времена Аспелты. С другой стороны, некоторые из рельефов на западной стене, в частности изображение двух всадников, созданы в совершенно другом стиле и позволяют со значительной вероятностью предположить римское влияние.

Другими весьма важными рельефами являются найденные в Мусавварат-эс-Софре и Наге. Самыми ранними из них, возможно первыми истинно мероитскими рельефами, считаются обнаруженные на стенах Львиного храма в хорошо сохранившемся состоянии. Они дали нам ценный материал для хронологии, а также для познания художественной эволюции. Эти рельефы, времен царя Арнехамани, созданы в раннем птолемеевском стиле, о чем свидетельствуют не только манера изображения, но и начертание иероглифов и язык надписей (рис. 30). В украшениях на фигуре царя, однако, заметны мероитские элементы, равно как и в уникальном изображении колец на больших пальцах правых рук царя и бога-льва Апедемака на северной стене (рис. 31). Эти кольца, носимые на большом пальце и в изрядном количестве известные нам по находкам в мероитских поселениях, являются своего рода загадкой. Они обычно считаются символом власти высших должностных лиц, но открытие Аркеллом на мероитском кладбище Хартума двух таких колец на больших пальцах правых рук погребенных там скелетов показывает, что порой они носились и просто как бытовая принадлежность. Об их предназначении какое-то время спорили, но в конце концов предположение Аркелла о том, что они использовались при натягивании лучниками правой рукой тетивы, стало общепринятым. Рельефы из Мусавварат-эс-Софры служат подтверждением этой точки зрения, и, хотя кольцо на руке царя может быть только украшением, знаменательно, что Апедемак, имеющий кольцо на большом пальце правой руки, держит в той же руке лук и колчан со стрелами (рис. 32).

Рис. 30. Реставрация рельефов с южной и северной стен Львиного храма

В отличие от рельефов Львиного храма, другие произведения скульптуры из этого города встречаются только в виде отдельных колонн и их капителей. Их стиль разительно отличается от всего прочего, известного в мероитском искусстве, заставляя вспомнить о горельефных изображениях и о некоторых других фигурах индийского искусства I в. н. э. В последнее время здесь были найдены новые изображения слонов, а основания отдельных колонн выполнены в виде резных голов слонов и львов, что опять-таки возвращает нас к мысли об индийском влиянии.

Рис. 31. Кольца для большого пальца на руках бога и царя, Львиный храм

Скульптурные изображения из Наги, датируемые началом I в. н. э., вероятно, являются самыми известными из всех мероитских рельефов. Наиболее значительные из них обнаружены на стенах храма А, известного также под названием Львиного храма, и их описания уже были приведены выше. Будучи на три сотни лет древнее подобных же сцен со стен Львиного храма в Мусавварат-эс-Софре, они наглядно демонстрируют, сколь мало изменились основные элементы в мероитском искусстве, хотя за это время мастерство художников несколько снизилось. Имеются некоторые отличия в деталях царского одеяния и регалий, но сохраняется общее впечатление, что мероитская царская династия оставалась приверженной определенным художественным традициям на протяжении столетий. Новые элементы видны в представлении бога-льва как многоголового и многорукого существа, а частичное влияние классического мира античности – в изображении головы бога анфас на приведенной иллюстрации (рис. 25). Пилоны этого храма покрыты изящными изображениями царя и царицы, повергающими своих врагов, – мотив, восходящий ко временам египетского Нового царства, хотя его трактовка мероитскими художниками демонстрирует значительные отличия (рис. 24). На боковом пространстве этих пилонов имеется примечательный рельеф бога-льва, представленного с телом в виде змеи, поднимающейся из цветка лотоса; это в который уже раз заставляет нас вернуться к мысли об индийском влиянии (рис. 33). Индийские художественные элементы столь сильны в отдельных областях искусства Мероэ, что это подвигло Веркутера заметить, что он считает мероитское искусство «в такой же степени индиазированным, в какой и египтизированным».

Рис. 32. Кольцо для большого пальца

Среди менее выдающихся образцов вырезанных на камне скульптурных рельефов следует упомянуть столы для жертвоприношений (рис. 35, 36). Они были найдены в большом количестве на кладбищах и представляют собой значительную ценность для изучения мероитского языка, поскольку на них часто имеются ритуальные надписи и имя покойного, написанные по периметру граней. На них обычно бывают неглубоко вырезанные рельефные изображения бога Анубиса[42]42
  Анубис – египетское божество, в иероглифических памятниках называется Анепу или Ануп. По египетской мифологии Анубис – сын Осириса, родившийся от Нефтис, которую Осирис по ошибке принял за свою супругу Исиду. Греки приравнивали его к Гермесу, иногда же, объединяя его египетское и греческое имя, называли Германубисом. На памятниках он изображен с головой шакала, с заостренными ушами и мордой; эту голову греки заменяли головой собаки. На том и другом изображении его красуется двоиная корона Верхнего и Нижнего Египта. По Плутарху, в жертву ему приносили белого или желтого петуха. Как и Гермес, Психопомпос у греков, он, по верованиям египтян, был проводником мертвых в подземный мир, называемый Аментес, и вместе с Горусом взвешивал дела их перед Осирисом. Когда египетский культ проник в Римскую империю, Анубис слился с Гермесом и его изображения с собачьей головой сопровождались знаками последнего.


[Закрыть] и богини Нефтис[43]43
  Нефтис или Нефтида (по-египетски «хозяйка дома») – богиня, дочь неба (Нут) и земли (Кеба), сестра Осириса и Исиды, супруга Сета, последний член великой эннеады; чисто искусственное женское дополнение Сета, который, как бог разрушения, не нуждался в нем. Нефтис – двойник Исиды; она родила от Осириса Анубиса и оплакивала его вместе с Исидой. Весьма часты изображения на саркофагах этих двух сестер, стоящих в головах и ногах мумий на коленях и плачущих; они играли также роль в ритуале плача над Осирисом, будучи представляемы двумя жрицами. Когда имя Сета стало заменяться Тотом, Нефтис выступает иногда супругой последнего, отожествляясь с Сафхет (в Фивах). Изображалась в виде женщины, с иероглифом своего имени на голове. В последний день года праздновалось ее рождение.


[Закрыть], совершающих возлияния на стол, на котором вырезаны изображения жертвенных яств. Некоторые из таких столов не имеют изображений фигур божеств, а только изображения жертвенных яств и возлияний.

Рис. 33. Бог-лев с телом змеи, Нага

Рис. 34. Обычное изображение бога-льва, Нага

Рис. 35, 36. Мероитские столы для жертвоприношений