Текст книги "Блондинки от Bergdorf"

Плам Сайкc
Блондинки от «Бергдорф»

1

Понимаете, Блондинки от «Бергдорф»[1]1
  Имеется в виду «Бергдорф Гудман» – очень дорогой магазин в Нью-Йорке, где необычайно внимательно обслуживают покупателей. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] – это нечто! Самое оно, знаете ли. Последняя нью-йоркская фишка. Можно сказать, Мания. Абсолютно все желают стать одной из таковых, но на самом деле это très[2]2
  Очень (фр.).


[Закрыть] сложно. Просто не поверите, сколько труда и даже одержимости необходимо, чтобы стать роскошной, беловолосой, дерматологически идеальной нью-йоркской девушкой, ведущей невероятную, сказочную, ослепительную жизнь. По правде говоря, все это требует усилий, сравнимых по масштабу, скажем, с изучением иврита или отказом от сигарет.

Поверьте, одна лишь попытка добиться нужного оттенка волос – это чистый кошмар, почти убийство. Все началось с моей лучшей подруги, Джулии Бергдорф. Ее можно назвать истинной представительницей нью-йоркской элиты, поскольку ослепительные тощие блондинки – наследницы владельцев крупных универмагов считаются по-настоящему шикарными. И вот кто-то прослышал, что она еще со школы осветляется у Ариетт из «Бергдорф», поскольку та, очевидно, рассказала об этом своей клиентке из салона «Калвин Клайн», которая, в свою очередь, сообщила всем своим клиенткам. Так или иначе, в определенных кругах ходили слухи, что Джулия подкрашивает волосы каждые тринадцать дней, и все вдруг захотели стать Тринадцатидневными Блондинками. Учтите, волосы должны быть не желтыми, а очень белыми, как у Кэролайн Бессет Кеннеди. Она, как бы поточнее выразиться, – это икона, а ее волосы – предмет поклонения, причем сверхдорогой. Ариетт берет по четыреста пятьдесят долларов за осветление, да и то если сумеете пробиться к ней, что, очевидно, далеко не каждому под силу.

Из этого логически следует, что Блондинки от «Бергдорф» – бесконечный и восторженный предмет толков и сплетен. Стоит открыть журнал или развернуть газету – и вот она: очередная заметка о последней романтической драме или новой одержимости ББ (в данный момент это платья с бахромой от Миссони). Но, поверьте, иногда сплетни – надежнейший источник информации о тебе и твоих друзьях, особенно на Манхэттене. Я постоянно говорю: «Зачем доверять себе, если злые языки всегда скажут moi[3]3
  мне (фр.).


[Закрыть] правду обо мне».

Так или иначе, согласно сплетням, я «пузырек шампанского» в этом городе. И учтите: Нью-Йорк – единственный город, которому небезразличны обитающие в нем девушки, ведущие идеальную жизнь подлинных тусовщиц, если именно такую жизнь вы считаете идеальной. Никогда не обмолвилась ни единой душе, но порой, перед вечеринками, смотрю в зеркало и, кажется, вижу в нем персонажей фильма, вроде «Фарго».[4]4
  «Фарго» – криминальный триллер.


[Закрыть] Я слышала, почти все манхэттенские девушки временами думают о том же, правда, они никогда в этом не признаются. Джулия, например, так тяжело воспринимает персонажей из «Фарго», что не в состоянии выйти из своего номера в «Пьере», чтобы успеть туда, куда успеть необходимо.

Все воображают, будто жизнь тусовщицы – лучшая из возможных. Но если хотите знать правду, то в сочетании с работой она изматывает. Никто, однако, не смеет сказать об этом вслух из опасения показаться неблагодарным. Все, что позволительно произнести в Нью-Йорке, – это «просто сказочно», даже если говорящий при этом лечится от депрессии в клинике Золофта.

В такой жизни есть и немало преимуществ: можно никогда не платить за такие важные вещи, как маникюр, педикюр, мелирование или собственные вечеринки. Плохо только, что иногда эти бесплатные услуги вносят хаос и неразбериху в вашу светскую жизнь – поверьте, если отпрыск вашего дерматолога не может попасть в колледж, отец день и ночь будет терзать вас по телефону, требуя помощи.

Короче говоря, в прошлый вторник я отправилась в городской дом моей подруги Мими на углу Шестьдесят третьей и Мэдисон, на ее «супер-пупер-скромный прием» по случаю рождения ребенка. «Ничего особенного, исключительно мы, девочки». Так вот, на каждую гостью приходилось трое слуг. Подавали эксклюзивные розовые пирожные из кондитерской Пайярда на Лексингтон-авеню и шоколадные пинетки от «Фошона». Обставлено все это было примерно так же «скромно», как инаугурация нашего президента. Никто не съел ни крошки: вполне обычное явление на приемах по случаю рождения ребенка в Верхнем Ист-Сайде. Едва я вошла в дверь, как зазвонил мой сотовый.

– Алло? – произнесла я.

– Тебе необходимо осветлиться! – отчаянно завопил кто-то. Я с трудом узнала Джорджа, моего парикмахера. Я пользуюсь услугами Джорджа, когда не могу попасть к Ариетт, что бывает довольно часто, поскольку она навечно захвачена Джулией.

– Ты в «Аризоне»? – осведомилась я. («Аризона» – это иносказание, употребляемое вместо слов «наркологическая клиника». Представьте, множество нью-йоркских парикмахеров посещают «Аризону» почти каждый месяц.)

– Только что вернулся. И если не станешь блондинкой, тебе грозит отчаянное одиночество, – продолжал Джордж почти со слезами.

Пришлось объяснить, что брюнетка вроде меня не может заделаться блондинкой, хотя, казалось бы, кому, как не Джорджу, это следовало знать!

– В Нью-Йорке может! – пламенно заверил меня он. Кончилось тем, что я провела всю церемонию вручения подарков в библиотеке Мими за обсуждением типов личностей, подверженных вредным привычкам, и выслушивая расхожие афоризмы, которые Джордж запомнил в клинике. Вот один из них: «Говори, что думаешь, думай, что говоришь, и не криви душой, когда высказываешься». Каждый раз, когда Джордж попадает в клинику, он начинает вещать с видом далай-ламы. Лично я считаю, что парикмахеры и должны изрекать лишь глубокие истины, имеющие отношение к волосам. Но так или иначе, никому не приходило в голову назвать поведение Джорджа странным,

поскольку время от времени стилист может позвонить любому, в любое время и место, включая любые светские мероприятия. Хорошо еще, что меня не было в комнате, когда Мими развернула мой подарок: собрание книг Беатрикс Поттер. Бедняжка едва не упала в обморок, ведь книг оказалось больше, чем она прочла за всю жизнь. Теперь я понимаю, почему на подобных приемах большинство гостей предпочитают дарить модные вещички от «Бонпойнт», а не книги.

Иногда парикмахеры и их бредовые идеи, а также вечеринки и всяческие сборища отнимают так много времени, что я жутко устаю и не могу сосредоточиться на карьере. (А мне действительно необходимо думать о карьере, но об этом позже.) Но на Манхэттене иначе нельзя. Все это как-то незаметно опутывает тебя, и не успеешь оглянуться – по вечерам ты уже никогда не бываешь дома, крутишься как сумасшедшая и потихоньку удаляешь воском волосы в носу, что, впрочем, делают и все остальные. Не проходит и месяца – и ты полагаешь, что, если не позаботишься о волосах в носу, весь твой мир рухнет.

Прежде чем я дам полный отчет о приеме Мими, позвольте упомянуть о некоторых моих качествах. Думаю, это может быть вам интересно.

1. Я бегло говорю по-французски (время от времени). Честно сказать, я безупречна в употреблении таких слов, как moi и très, a чего еще желать? Любой девушке этого вполне достаточно для выражения мыслей или чувств, в зависимости от того, что на данный момент необходимо. Правда, находятся недоброжелатели, которые не стесняются заявлять, что это еще нельзя считать хорошим знанием французского. Тогда я отвечаю: «Что ж, пусть вы и правы. Ведь если бы я говорила по-французски безупречно, меня бы невзлюбили, ведь никому не нравятся идеальные девушки, верно?»

2. Я неизменно озабочена благополучием окружающих. То есть если дружески настроенный миллиардер предложит подкинуть вас в Париж на своем ЛА (принятый в Нью-Йорке способ быстро сказать «личный авиалайнер»), вы обязаны ответить «да», поскольку это означает, что особа, рядом с которой вы сидели бы, взяв билет на обычный коммерческий рейс, теперь располагает двумя свободными местами, а это для нее истинная роскошь.

А если устанете, всегда можно отдохнуть в спальне, и, заметьте, как бы усердно я ни искала, так и не отыскала спальню в «Боинге-76» «Американ эйрлайнз». Если на карту поставлен чей-то комфорт, я всегда говорю: нет ничего лучше личного авиалайнера.

3. Я известна своей терпимостью. Если на девушке «шпильки» от Маноло Бланика из прошлогодней коллекции, я не стану сразу же вычеркивать ее из списка подруг. Ведь даже особа, которая расхаживает в туфлях, давно вышедших из моды, вполне может оказаться на редкость милой и приятной. (Некоторые личности в Нью-Йорке столь бессердечны, что не снизойдут до разговора с девушкой, если та не озаботилась приобрести туфли будущего сезона. Я считаю это требование чересчур завышенным.)

4. Я обладаю здравым смыслом. Всегда знаю, прошел ли день с толком или так и остался пустой тратой косметики.

5. У меня есть диплом по специальности «Английская литература». Все считают невероятным, чтобы я, девушка, помешанная на джинсах от «Хлоэ», училась в Принстоне. Но когда я случайно обмолвилась об этом на приеме у Мими, моя собеседница воскликнула:

– О Господи! «Лига плюща»! Ты настоящий Ставен Хокинг[5]5
  Стивен Хокинг – британский ученый, выдвинувший теорию происхождения Вселенной. Его книга «Краткая история времени» была издана многомиллионным тиражом.


[Закрыть] в женском обличье!

Кажется, образованная, славящаяся своей рассудительностью девушка вроде меня ни за что не решилась бы на такое безумие, как выбросить триста двадцать пять долларов на джинсы от «Хлоэ», но я не могу совладать с собой. Впрочем, как большинство жительниц Нью-Йорка. Лично я могу позволить себе джинсы за триста двадцать пять долларов лишь по той причине, что упомянутая мной карьера состоит в сочинении статей для журнала мод, там, собственно, и утверждается, что покупка джинсов за триста двадцать пять долларов сделает вас безумно счастливой (я носила все другие марки: «Роган», «Севн», «Эрл», «Джуси», «Блу култ», – но неизменно возвращалась к классическим, от «Хлоэ». Они делают с твоей попкой что-то необыкновенное, что иным не под силу.) Другой источник финансов, помогающий хранить верность привычкам, несколько необычен: иногда я просто не плачу за квартиру на Перри-стрит, что происходит довольно часто, поскольку мой хозяин, похоже, не возражает против других способов оплаты. Например, я разрешаю ему подняться к себе на тройной эспрессо, и он сразу снижает плату на сто процентов. Я всегда говорю: мотовство до нужды доведет – жуткое клише, которое изобрели во время войны, чтобы заставить детей есть зерновой хлеб, – но я-то имею в виду другое: нечего выбрасывать деньги на дурацкую старую квартиру, когда можно их с толком потратить на джинсы от «Хлоэ».

6. Еще я славлюсь пунктуальностью. Каждое утро встаю ровно в 10.30, и ни минутой раньше.

7. Моя отличительная черта – бережливость. Можно быть экономной, даже если имеешь изысканный вкус.

Пожалуйста, только ни единой душе не обмолвитесь об этом, потому что, сами знаете, некоторые девушки ужасно завистливы. Мне почти все вещи достаются даром. Понимаете, модные нью-йоркские дизайнеры прямо-таки обожают раздавать одежду просто так. Иногда мне даже кажется, что эти самые дизайнеры, которых лично я считаю гениями, на самом деле просто кретины (именно так их именует куча мелочных и злобных людишек). Впрочем, в бесплатной раздаче того, что можно выгодно продать, и вправду есть нечто глуповатое, не находите? И в то же время, поверьте, явно кроется что-то умное, по-настоящему умное именно в этой форме глупости, ведь каждый модный дизайнер, похоже, владеет не менее чем четырьмя роскошно обставленными домами (Сент-Бартс, Аспен, Биарриц, Париж), тогда как прочие люди, постоянно занятые продажей одежды, как выясняется, имеют всего один, да и то не слишком шикарно обставленный дом. Поэтому я и настаиваю на том, что дизайнеры – гении, поскольку только гений умеет делать деньги, раздавая вещи направо и налево.

Во всяком случае, могу с уверенностью сказать: моя система ценностей осталась в неприкосновенности, несмотря на все соблазны Нью-Йорка, который, к моему величайшему сожалению, превратил некоторых девушек в безобразно избалованных маленьких принцесс.

Кстати, о принцессах. На приеме Мими были буквально все, за исключением, как ни странно, Джулии, самой главной принцессы. Наиболее гламурные девицы как следует поработали над имиджем «джинсы от «Хлоэ» «за триста двадцать пять баксов»: все как одна выглядели безумно счастливыми. Кроме них, имелась еще одна группа, на славу потрудившаяся над имиджем «обручальное кольцо от Гарри Уинстона». Их вид могу описать только как суперсияющий. Среди последних были Джолин Морган, Кэри Филлипс (ее кольцо оказалось самым большим, но нужно учесть, что она получила скидку, поскольку ее мама – Уинстон) и Кей-Кей Адамс. Вскоре они покинули вечеринку, чтобы провести саммит обручальных колец в спальне Мими, где спокойно можно было устроить целое студенческое общежитие. Представляете, там все, даже шкафы с внутренней стороны, обито серым мебельным ситцем, оттенка голубиного крыла. Когда мне наконец удалось отделаться от бедняги Джорджа, я к ним присоединилась.

Джолин – пышная, блондинистая, бледная и большая поклонница Софи Дал,[6]6
  Софи Дал – британская топ-модель.


[Закрыть] поскольку слышала, что та никогда в жизни не загорала, – прежде уже была помолвлена дважды. Я поинтересовалась, откуда она знает, что последний жених – это настоящее.

– О, все просто, – отмахнулась она. – Я нашла новый, почти безупречный метод поиска! Если при выборе мужчин использовать те же критерии, что и при выборе сумочки, гарантирую: найдешь такого, который идеально тебе подойдет.

Открытие Джолин заключается в том, что у мужчин есть множество восхитительных, причем общих с модной сумочкой качеств. Взять хотя бы тот факт, что необходимо записываться в очередь за лучшими. Иногда приходится ждать две недели (выпускники колледжей и хозяйственные сумки от «Л.Л. Бин»), иногда – три года (забавники и сумочки от «Гермес Биркин» из кожи аллигатора). Причем даже если вы томитесь в списке целых три года, другая женщина, имеющая больше прав, всегда может втереться без очереди. Джолин считает, что по-настоящему сексапильный экземпляр следует прятать от всех, иначе твоя же лучшая подруга позаимствует его без спроса. Основная причина ее беспокойства в том, что без указанного экземпляра любая девушка выглядит так, словно в ее костюме чего-то не хватает.

– …из этого логически следует, что нужно перепробовать несколько стилей женихов, прежде чем остановиться на том, кто действительно ей подходит, – заключила она.

Может, я недооценивала Джолин Морган, втайне считая ее одной из самых заурядных пустышек в Нью-Йорке? А тут она вдруг обнаружила скрытые глубины во всем, что касается отношений между женщиной и мужчиной! Иногда приходишь на прием по случаю рождения младенца, не ожидая ничего интереснее беседы о преимуществах посещения специального детского отдела (где можно выбрать украшения в виде знака зодиака для младенца), а уходишь, обогатившись новым знанием о жизни.

Вернувшись домой, я мгновенно отослала Джули электронное письмо.

Кому: Джулии ‹ Джулия Бергдорф@аattgtobal.net

От: moi&moi.com

Тема: Счастье.

Только что вернулась с приема Мими по случаю рождения младенца. Дорогая» где ты была? Джолин, Кей-Кей и Кэри помолвлены. Сегодня сумела различить вопиющую разницу между счастьем по типу «джинсы от" Хлоэ"» и счастьем по типу «обручальное кольцо». Ты хотя бы подозреваешь, как потрясающе выглядит твоя кожа, если ты обручена?

Джулия Бергдорф стала моей лучшей подругой с той минуты, как я встретила ее в угловом номере ее матери отеля «Пьер», на пересечении Пятой и Шестьдесят первой. Уже тогда Джулия была одиннадцатилетней наследницей универмага. Ее прадед основал «Бергдорф Гудман» и целую сеть магазинов по всей Америке, поэтому Джулия утверждает, что у нее лишь сто миллионов в банке «и ни центом больше». Почти все отрочество и юность у Джулии было весьма необычное хобби: воровство из «Бергдорф». Выйдя из «Спенс праймери»,[7]7
  «Спенс праймери» – привилегированная школа в Нью-Йорке.


[Закрыть] она направлялась прямиком туда и тащила все, что попадало под руку. Мало того, до сих пор Джулия считает «Бергдорф» чем-то вроде собственной гардеробной, хотя большинство акций давно проданы «Ниман – Маркус». Самая ценная ее добыча – яйцо Фаберже, украшенное рубинами и принадлежавшее когда-то Екатерине Великой. Свое хобби она оправдывала тем, Что «любит красивые вещи».

– Должно быть, такая гнусь – быть одним из Вулвортов![8]8
  «Вулвортс» – сеть дешевых универмагов.


[Закрыть] Думаю, их отпрыски тоже подворовывали у себя, только всякую мерзость – вроде туалетных ершиков, а вот я беру только шикарные вещички типа детских кожаных перчаток ручной работы, – объясняла Джулия.

Любимые ее слова – «гнусь» и «шикарно». Как-то она заявила, будто мечтает о том, чтобы в мире не осталось гнуси, но я ответила: без гнуси шика не бывает. Гнусь необходима хотя бы для контраста. Она сказала: «Ой, это вроде как если бы не было бедных, то никто не считался бы богатым». И я добавила: «Ну, я-то имела в виду, что если ты всегда счастлива, откуда узнаешь, что ты счастлива?» Она объяснила: «Потому что ты всегда была бы счастлива». Тогда я возразила: «Нет, нужно испытать несчастье, чтобы узнать, что такое счастье». Джулия нахмурилась и спросила: «Ты снова читала «Нью-йоркер»?»

Джули твердо уверена, что «Нью-йоркер» и Пи-би-эс[9]9
  Пи-би-эс – Паблик бродкастинг систем – система каналов общественного некоммерческого телевидения.


[Закрыть] – истинное зло и источники всех пороков, а к тому же ужасно занудливы, и что всем следует читать «Ю-эс уикли» и смотреть канал «Е!».[10]10
  «Е!» – развлекательный канал.


[Закрыть]

Наши матери происходили из филадельфийских БАПов[11]11
  Имеются в виду белые американцы англосаксонского происхождения и протестантского вероисповедания, в переносном смысле – американская аристократия.


[Закрыть] и были лучшими подругами в семидесятых. Я выросла в Англии, потому что мой отец – англичанин и, по мнению мамы, в Англии «вообще все лучше». Но в Англии наследницы универмагов на каждом шагу не встречаются, s маме очень хотелось, чтобы я имела такую подругу. Она была ужасно этим озабочена, прямо места себе не находила, а тут мама Джулии решила, что я буду благотворно влиять на ее дочь. Обе каждое лето отсылали нас в лагерь в Коннектикуте. Вряд ли они подозревали, что, оставшись одни, мы тут же садились на поезд, идущий до Нью-Йорка. Наши родительницы в это самое время добирались до фамильного имения Бергдорфов в Нантакете.

Оказавшись в Нью-Йорке, юная Джулия и я ехали в «Пьер», запирались в номере и заказывали туда горячие апельсиновые пирожные с шоколадным соусом и кленовым сиропом. Поверьте, куда забавнее быть маленькой американской девочкой в Нью-Йорке, чем маленькой американской девочкой в Англии! Нью-йоркские девочки вроде Джулии очень избалованы и имеют все – ролики, коньки, макияж и косметичек. И самое главное – вечно отсутствующих родителей. Настоящее блаженство! К тринадцати годам Джулия близко познакомилась с географией «Барниз», мало того, покупала там все что вздумается. Уже тогда она была Блондинкой от «Бергдорф», хотя мы об этом еще не подозревали.

Благодаря Джулии тем летом я вернулась в Англию, помешанная на журнале «Вог» и МТВ, и к тому же обзавелась неподражаемым американским акцентом, который поддерживала, раз за разом просматривая «Высшее общество». Маму это совершенно выбило из колеи, что означало мой полнейший успех. Хотела я только одного – перебраться в Нью-Йорк, осветлить волосы и выглядеть так же потрясно, как Джулия. Пришлось долго умолять маму и папу разрешить мне поступить в американский колледж.

То, что я сейчас скажу, – величайший секрет, но думаю, единственная причина, по которой я получила проходной балл в Принстоне, – это мысль о кислородной чистке лица, которую делают лишь в Нью-Йорке. Только она помогла мне вынести алгебру, латинский и поэтов-романтиков! И когда меня приняли в Принстон, бедная мама пролепетала:

– Но как ты можешь покинуть Англию ради Америки? Как? Как?!

Очевидно, она понятия не имела о кислородных процедурах.

Оказалось, Джулия не случайно пропустила прием у Мими. Ее арестовали за воровство в «Бергдорф Гудман». Весь остаток дня мне звонили люди,». чтобы передать свеженькую новость, но, попытавшись связаться с подругой, я выяснила, что ее сотовый переключен на голосовую почту. Что ж, ничего удивительного. Хотя Джулия и клялась мне, будто завязала с воровством, когда получила доступ к своему трастовому фонду, она вполне способна на подобное безумство, если вдруг заскучает… минут этак на пять. Я уже начала немного тревожиться, когда в начале восьмого она мне позвонила.

– Привет! Ужасно смешно, не находишь? Я в кутузке. Не можешь подъехать, вытащить меня отсюда? Внести залог? Я посылаю за тобой своего водителя.

Когда сорок пять минут спустя я прибыла в Семнадцатый участок на Восточной Пятьдесят первой улице, Джулия уже сидела в убогом закутке для задержанных и выглядела при этом невероятно шикарно. В этот холодный октябрьский день на ней были узкие белые кашемировые брючки, простенький лисий жакет и огромные темные очки. Для двадцатипятилетней девушки она смотрелась почти смехотворно утонченной… впрочем, как все принцессы с Парк-авеню.

Потерявший голову коп как раз вручал ей кофе с молоком из «Старбакс», за которым, очевидно, сбегал в ближайший кафетерий. Я уселась на скамью рядом с подругой.

– Джулия, ты с ума сошла. С чего это ты снова начала воровать вещи в магазинах?

– Да просто, дорогая, мне ужасно захотелось иметь эту сумочку от «Гермес Биркин» – знаешь, такую нежно-розовую, из страусовых перьев, с белой отделкой. У меня началась настоящая депрессия! – призналась она с наигранной наивностью. – Я была так подавлена! У всех есть, а у меня…

– Почему бы не купить? Уж это ты можешь себе позволить!

– Нельзя просто взять и купить «Биркин»! Список желающих – длиной в три года, если только ты не Рене Зельвегер, и даже в этом случае еще неизвестно, получится ли. Я и так бог знает сколько жду нежно-голубую, замшевую, и это убивает меня.

– Но, Джулия, это воровство, и к тому же ты как бы крадешь у самой себя.

– Ну, разве не прелесть?

– Давно пора остановиться. Ты попадешь в газеты!

– Да это же здорово!

Нам пришлось торчать там еще около часа, прежде чем появился адвокат Джулии и объявил, что ему удалось убедить полицию не заводить дело. Он втолковал им, что, намереваясь купить товар, она никогда не платит в магазинах, а счета присылают прямо ей в номер, так что произошла досадная ошибка.

Как ни странно, но Джулию действительно все это развеселило. Ей даже не слишком хотелось уходить из участка: очевидно, понравилось, как копы плясали перед ней. Мало того – она очаровала детектива Оуэна, который явно втрескался в нее по уши в ту же минуту, как арестовал, потому что, прежде чем сфотографировать для полицейского архива, разрешил позвонить парикмахеру и визажисту. Думаю, Джулия была права, посчитав эту процедуру чем-то вроде фотосессии для модного журнала, ведь этот снимок может воспроизводиться еще много лет.

Пресса взбесилась, узнав о ее освобождении. Не успела Джулия на следующее утро выйти из «Пьера» (где папочка великодушно купил ей другой угловой номер), чтобы отправиться в тренажерный зал, на нее набросились орды фотографов. Джулия в панике вбежала обратно и, позвонив мне, завопила:

– О Боже! Они все тут! Папарацци, пресса, и у них мое фото! Фу! Я сама не справлюсь!

К концу разговора она уже истерически рыдала, но такое происходит постоянно, хотя особенных причин для этого нет. Я объяснила, что никто не смотрит на снимки на первых полосах газет и тем более не помнит то, что случилось вчера. И, честное слово, ничего особенного, если о ней напишут все таблоиды.

– Дело вовсе не в газетах, – простонала моя подруга. – Они застали меня в спортивных штанах! Что теперь будет?! Я больше не посмею носа показать на Мэдисон и Семьдесят шестой! Пожалуйста, приезжай скорее!

Когда Джулия говорит подобные вещи, я порой думаю: «Хорошо, что она моя лучшая подруга, ведь иначе за такие фокусы я непременно невзлюбила бы ее».

Едва я показалась на пороге, экономка сразу провела меня к Джулии. Нa заднем фоне в испуганном молчании маячили парикмахер и визажист. Они почти сливались со стенами спальни, выкрашенной в бледно-нефритовый, любимый цвет Джулии. Два антикварных китайских сундучка, отделанных перламутром, стояли по обе стороны камина: Гигантская, задрапированная бархатом кровать – наследство, доставшееся Джулии от бабушки. И внучка не желала туда ложиться, пока все простыни не были помечены ее монограммами, выполненными светло-фисташковым шелком.

Я нашла красную от стыда подругу в гардеробной, где она лихорадочно перебирала вещи. Но с какой бы скоростью она ни выбрасывала груды одежды на толстый белый ковер, горничная успевала снова все развесить, так что гора не слишком увеличивалась или уменьшалась. Наконец Джулия выудила скромное черное платье от Шанель, явно принадлежавшее матери, туфли на средних каблучках и очень большие солнечные очки. Значит, как всегда, решила следовать канонам кабельного телевидения.

Час спустя, накачанная таблетками и раскрашенная сверх всякой меры, она выплыла из «Пьера» с уверенной улыбкой на физиономии и дала ожидавшим репортерам интервью, в котором все объяснила насчет «досадной ошибки».

В воскресном выпуске «Нью-Йорк таймс», в разделе «Стиль» появилось потрясающее, шикарное фото Джулии под «шапкой» во весь разворот: «ПРЕКРАСНАЯ БЕРГДОРФ НЕВИННА». Далее следовала статья обозревателя мод. Джулия была на седьмом небе, как и ее папа. Она позвонила мне в понедельник – сообщить, что получила от него антикварный браслет с запиской: «Спасибо, дорогая дочь. П.».

– Он доволен? – поразилась я.

– Я так счастлива! Прежде мне никогда не удавалось добиться его благодарности! Вся эта история с наследницей-воровкой оказалась потрясающей рекламой для магазина: продажи сразу взлетели до небес, особенно хорошо идут очки, которые были на мне. Отец рекомендовал совету директоров сделать меня директором по маркетингу. Надеюсь, мне не придется работать слишком уж усердно.

После этого Джулия не могла и шагу ступить без того, чтобы кто-то не щелкнул камерой, и это, как она утверждала, поднимало рейтинг популярности «Бергдорф» одновременно с ее собственным. Она считала, что известность хорошо влияет на ее самооценку и помогает с проблемами, – при этом имелись в виду грандиозные психологические недуги, которые обычно поражают жителей Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.

У Джулии возникли проблемы с регистраторшей на курорте Блисс: та отказалась записать ее на курс инъекций витамина С у Симонетты, лучшего тамошнего косметолога. Психотерапевты побуждали Джулию глубже погрузиться в «проблемы детства», причинявшие «столько боли» из-за того кошмарного обстоятельства, что каждое Рождество родители отправляли ее в Гштад бизнес-классом, тогда как другие родители покупали своим отпрыскам билет в салон первого класса. Джулия, естественно, имеет целый каталог «пищевых проблем» и однажды села на диету доктора Перрикона, предупреждающую появление морщин, после чего у нее появились «проблемы с картофелем и пшеницей». Она может похвастаться проблемой избытка денег, а также их недостатка, как и другие принцессы с Парк– авеню. Прежде Джулия мучилась проблемами пребывания в шкуре еврейской БАП, от которых излечилась, когда дипломированный психолог сообщил, что Гвинет Пэлтроу тоже страдала от подобного несчастья как продукт брака еврея-отца и БАП-мамаши. После того как эта проблема благополучно разрешилась, Джулия приобрела очередную, причем из-за этого самого психолога, содравшего с нее двести пятьдесят баксов за информацию, которую она спокойно могла получить в «Вэнити фэр» за три пятьдесят, поскольку, как оказалось, именно там дипломированный психолог и почерпнул сведения об этнических корнях Гвинет. Когда кто-то не соглашается с Джулией, это означает, что у них проблемы, а если Джулия не согласна со своим шринком,[12]12
  Шринк – психоаналитик (жарг.).


[Закрыть] выходит, проблемы есть у него.

Когда я однажды предположила, что все проблемы Джулии, возможно, рано или поздно разрешатся, она воскликнула:

– Господи, надеюсь, что нет! Быть просто богатой и не мучиться при этом – ужасно неинтересно. И кто тогда обратит на меня внимание? Без своих проблем я просто перестану быть яркой личностью, потеряю индивидуальность.

К счастью, быть невропатом в Нью-Йорке – très chic,[13]13
  очень шикарно (фр.).


[Закрыть] и это означает, что мы с Джулией прекрасно вписались в обстановку.

Можете себе представить реакцию Джулии на мое письмо по электронной почте относительно вопиющей разницы между нашим счастьем по типу «джинсы от „Хлоэ“» и счастьем помолвленных Джолин, Кей-Кей и Кэри. Несколько дней спустя, мы сидели за вторым завтраком в «Джоз», этой забегаловке с супернездоровой едой на углу Салливан и Хьюстон. Джулия нарядилась как на бал, в новый крошечный норковый жакет от Менделя, по которому все сходят с ума. Но такова уж манера принцесс с Парк-авеню: ради любого случая они одеваются как на бал. Да и я бы тоже так делала, если бы имела полный шкаф новых нарядов, которые можно менять каждый день. Джулия все еще нежилась в лучах славы неудавшейся кражи, но нахмурилась, когда я напомнила ей о приеме Мими.

– Пытаешься создать мне очередную проблему? Как ты могла! Это уж слишком! – капризно бросила Джулия.

– Как я могла что? – осведомилась я, наливая кленовый сироп на кружок блинчика величиной с серебряный доллар.

– Отправить мне такое послание?! Намекать на то, что у всех, кроме меня, есть жених! Все это так несправедливо! Я счастлива, но не безмерно, как Джолин и Кей-Кей. Для этого нужно влюбиться.

– Чтобы быть счастливой, необязательно любить, – возразила я.

– Ты так думаешь потому, что сама никогда не любила. Господи, я чувствую себя такой несчастной и такой неэлегантной! Говорят, теперь, после помолвки, они выглядят изумительно!

Несмотря на все проблемы, драматические жесты, одежду и инъекции витамина С, Джулия безнадежно романтична. Сама она утверждает, что влюблялась больше пятидесяти четырех раз, причем начала совсем молодой, заведя первого бойфренда в семь лет. «Но это было до того, как разразилась эпидемия орального секса», – всегда добавляла она. Мало того,

Джулия действительно верит всему, о чем поется в любовных песнях, например, искренне считает, что любовь возносит тебя ввысь, где твое истинное место, и вполне разделяет безумную идею «Битлз», утверждавших, будто любовь – это все, что вам необходимо. Большая часть ее любовных проблем была вызвана Долли Партон,[14]14
  Долли Партон – американская певица и композитор» автор песен и гитаристка, позже ставшая актрисой и популярной телеведущей.


[Закрыть] которая так вдохновила ее своей песней «Я буду любить тебя вечно», что Джулия клянется в подлинной любви ко всем своим бывшим, «даже тем, кого на самом деле ненавижу». Ее шринк считает это огромной проблемой. Она же полагает, что под «Отелем, где разбиваются сердца», на самом деле подразумевается отель «Времена года» на Пятьдесят седьмой улице, куда Джулия неизменно переселяется каждый раз, когда поскандалит с очередным бойфрендом. Если бы я могла позволить себе «люкс» в этом божественном местечке, наверняка тоже разрывала бы все отношения с мужчинами каждые две недели. Джулия, однако, убеждена: единственный способ стать счастливой – влюбиться и, как все остальные, заиметь жениха, на руку которого можно опереться.