Текст книги "Кокон"

20

Проснулся он от того, что Вивьен настойчиво теребила его за плечо.

– Ух, – только и сказал Питер, пробираясь в сознание сквозь многоэтажность сна. – Ты, наверное, тоже хочешь отдохнуть, а? – Он протер веки костяшками пальцев: в глаза, казалось кто-то насыпал песок. – О, черт! Извини, Ви. Я должен был уложить тебя спать первой.

– Ерунда, – ответила она. Коскинен почувствовал, что Вивьен чем-то встревожена. – Они там что-то делают.

Коскинен высунулся из укрытия. Прожектера, установленные на высоченных подставках, разгоняли тьму ночи. Два передвижных крана на автоплатформах, как динозавры, склонили длинные шеи над коконом. Травянистый газон перед домом был исполосован следами шин. Вокруг кранов толпились рабочие в комбинезонах.

– Четверть пятого, – отметил Коскинен, посмотрев на часы. – Ну-ну, ребята, работайте.

– Но чего они добиваются?

– Мы сейчас весим слишком много, так просто нас с места не сдвинешь. Они решили приподнять нас с помощью кранов, а потом, наверное, погрузить в стратоплан. Не знаю.

– Но Пит… – Вивьен прижалась к нему, и Коскинен обнял ее за плечи. Через минуту он почувствовал, как страх покидает девушку. – Тебе не страшно?

– Нет! – рассмеялся он.

Стрелы кранов нависли над их головами. Бригадир дал отмашку, стрелы начали медленно подниматься, и цепи, оплетавшие кокон со всех сторон, натянулись.

– О'кей, – кивнул Коскинен. – Пора освободиться. – Он нагнулся к генератору и тронул регулятор ширины поля. Кокон раздвинулся на фут, и цепи, превратившись в мелкие обрывки, разлетелись по всему двору. Стрелы кранов качнулись и замерли. Коскинен тут же вернул поле на прежний уровень.

– Ничего не стоит опрокинуть эти чудовища, если расширить поле, – сказал он. – Но тогда пострадают водители.

– Ты удивительный человек, – прошептала Вивьен.

За пределами кокона вновь началась суетливая беготня. Автокраны быстро ретировались и растворились за краем освещенного круга. Из темноты вновь выступил Маркус. Он шел один, без агентов.

– Коскинен, – раздался его голос из миникома.

– Да? – откликнулся Коскинен, но не двинулся с места. Он не хотел видеть этого человека.

– Интересный трюк, надо отметить. Значит, мы стоим на своем и продолжаем сопротивляться?

– Да.

– Ты не оставляешь мне выбора, – вздохнул Маркус.

Коскинен молчал, прислушиваясь к неистовому биению сердца.

– Меня воротит от одной мысли… – продолжал Маркус. – Но если ты не выключишь экран и не выйдешь, я взорву атомную бомбу.

Коскинен слышал, как охнула Вивьен. Ее ногти впились ему в запястье.

– Вы не посмеете, – сухо ответил Коскинен. – У вас нет санкции Президента. Я знаю точно, принятие данного решения вне вашей компетенции.

– А откуда тебе знать, что у меня нет санкции, а?

Коскинен облизнул пересохшие губы.

– Если вы с такой легкостью получаете у Президента разрешение взрывать атомные бомбы, с еще большей легкостью вы можете привезти его сюда, чтобы он лично подтвердил ваши полномочия. В противном случае я буду считать, что таких полномочий у вас нет. Если он скажет мне: «Выходи», – я не задумаюсь ни на секунду.

– Ты выйдешь потому, что так приказываю тебе я…

– Иными словами ваши действия с Президентом не согласованы. Более того, вы знаете, что никогда не получите у него такой санкции и таких полномочий. Итак, кто из нас двоих нарушает закон?

– Служба Безопасности имеет полное право применить ядерное оружие, находящееся у нее на вооружении, по своему усмотрению в экстремальных ситуациях, угрожающих национальной безопасности.

– Это мы-то угрожаем национальной безопасности?! Мы, двое?!

Маркус молча и внимательно следил за стрелкой часов.

– Половина пятого, – сообщил он. – Даю вам время на размышление до семи часов. – Он развернулся и торопливо скрылся в темноте.

– Пит, – Коскинен почувствовал, что Вивьен снова дрожит. – Ведь он блефует? Ведь он не может?.. Это опять вранье.

– Боюсь, он может.

– Но как он потом все это объяснит?

– Придумает что-нибудь. Ведь свидетелей, как ты понимаешь, просто не останется. А охрана сложит за него головы, за него, а отнюдь не за Конституцию. Каждый, кто готовится на роль диктатора, заранее подбирает окружение из готовых на все головорезов. Они поддержат любое его начинание. Если он прикажет, они и на родную мать бомбу сбросят.

– Но тогда он лишится генератора!

– Лучше потерять генератор, чем власть. Кроме того, он наверняка рассчитывает, что у его карманных ученых уже есть зацепки, которые помогут им создать собственный кокон.

– Пит! Но ведь никакого секрета не существует! Уж об этом-то мы с тобой позаботились. Почему ты ему не сказал?

– Потому что боялся, и боюсь сейчас, что тогда он взорвет бомбу сразу. Ведь мы, сидя в коконе, являемся единственным наглядным доказательством того, что он просто лжец и изменник. Никто не соберет кокон за одну ночь, ты же понимаешь. Даже если делать опытный образец по чертежам, и то понадобится несколько дней. Если эта банда быстро возьмется за ум, у них есть шанс выследить людей, с которыми мы контактировали, и объявить их заговорщиками против Протектората. Но для этого потребуется поддержка остальных членов правительства. Чего Маркус никогда не получит, и он отлично это знает.

– Понимаю, – сказала Вивьен и выключила лампу. – Нам остается только ждать.

– Может быть, твой бразильский друг, которому ты звонила, успеет что-нибудь предпринять…

– Может быть. Ему придется преодолеть массу бюрократических препон, но, я думаю, он справится. Бразильское правительство занесло его в списки «неблагонадежных», потому что он был знаком с Джонни. Но он знает уловки, он ведь журналист…

– А как насчет сенатора? Того, которому ты все рассказала сегодня днем? Говоришь, он свободомыслящий человек?

– Хохенридер? Да, только я показывала чертежи не ему лично, а секретарю. Этот хлющ меня почти не слушал и наверняка сразу стер запись разговора. В офис Хохенридера, должно быть, поступает много дурацких звонков.

– И все же мы должны рассчитывать на всех, кому звонили. Если информация прошла, мы можем ожидать подмоги с минуты на минуту.

– Пит, я в состоянии взглянуть смерти в лицо. До семи часов никто ничего не успеет сделать. Конечно, к полуночи Маркус может оказаться уже в тюрьме, но только мы с тобой об этом не узнаем…

– А я надеюсь, что узнаем, – настойчиво спорил он. – Мы сейчас в гораздо лучшем положении, чем, скажем, в «Зодиаке». Кроме того, мы не будем мучиться. Атомный взрыв – это мгновенная смерть.

– Знаю. Но именно это меня больше всего и печалит. Всего за миллисекунду жизнь превратится в мертвую материю.

– Хочешь выйти к ним? – спросил Коскинен. – Я могу выключить поле на пару секунд, и ты выскочишь.

– Ты с ума сошел!! – Ее негодующий крик как будто вернул их обоих к жизни. Неуверенно рассмеявшись, Вивьен потянулась за сигаретой.

– Ты же видишь, Ви, я люблю тебя, – сказал Коскинен.

– И мне… кажется, что я тоже люблю тебя, – ответила она.

И тогда он взял ее ладони в свои и начал говорить о том, как они будут жить, когда выйдут отсюда…

Первые лучи солнца позолотили небо. Питер и Вивьен осторожно выбрались из укрытия, постоянно оглядываясь, чтобы не напороться на снайперов с лазерными ружьями. Они увидели охранников, которые прятались в тени деревьев, а рядом с барьером – отвратительный серый цилиндр, установленный на грузовом автоприцепе.

– Солнце, – проговорил Коскинен. – Деревья, цветы, река, а главное – ты. Я рад, что вернулся на Землю.

Она не ответила. А он не мог оторвать взгляд от циферблата часов. Стрелки показывали шесть часов сорок семь минут.

Что-то произошло – Коскинен заметил, как в стене дома появилась ровная строчка отверстий. Аэрокар ВК, который висел над землей на страже, вдруг рванул прочь. Вслед ему вынеслась огненная стрела ракеты, и машина, завалившись на бок, рухнула за деревьями. Взрыва они не услышали, но пламя, поднявшееся огромным столбом, доставило обоим удовольствие.

– Это ВВС! – выкрикнул Коскинен, вглядываясь в узкий силуэт в небе. – Вон опознавательный знак, смотри! Это ВВС!

Какой-то солдат бежал к ним через цветочные клумбы. Агент ВК, припав на одно колено, выпустил в него из автомата длинную очередь, но солдат успел упасть на землю – прямо в грязь, и тут же в агента полетела граната. Коскинен, забыв, что их защищает кокон, повалил Вивьен и закрыл ее своим телом. Но ни звука не проникло сквозь барьер. Коскинен поднял голову. Что-то явно происходило вокруг, но людей видно не было.

Нет, вон кто-то пробирается через густые заросли… Маркус! Лицо грозного шефа контрразведки напоминало маску-карикатуру, кровь стекала по подбородку. Он подбежал к цилиндру бомбы и принялся что-то крутить в основании… Сердце у Коскинена замерло. Но в этот момент из кустов выскочил солдат. Автомат затрясся в его руках, и Маркус, корчась, повалился на живот. Солдат перевернул тело на спину, покачал головой в каске и озадаченно огляделся. Мертвые глаза Маркуса смотрели на восход солнца.

Коскинен встал и поднял Вивьен на ноги. Он крепко прижимал к себе девушку, не понимая, почему она плачет.

Взвод солдат рассредоточился вокруг кокона. На молодых лицах читалось удивление.

Седой военный в сопровождении трех офицеров и двух человек в гражданском обошел вокруг дома. На его погонах сверкали четыре звезды.

Он остановился и недоуменно уставился на странную пару.

– Коскинен? – спросил он, воспользовавшись миникомом.

– Да? – Коскинен включил свой передатчик. – Это я.

– Я генерал Грахович. Армия Соединенных Штатов… – Он бросил презрительный взгляд на труп Маркуса. – Отряд специального назначения. Мы прибыли сюда по приказу Президента, чтобы изучить обстановку, но стоило нам приземлиться, как эти птенчики открыли огонь. Какого черта! Что здесь происходит?

– Я все объясню, – произнес Коскинен. – Одну минуту, будьте любезны. – Он осторожно отстранил от себя Вивьен, нырнул в убежище и отключил генератор поля.

Когда он вышел, в лицо ему ударил душистый ветер только что начавшегося дня.

21

Им удалось побыть наедине лишь несколько минут, и то – только благодаря любезности генерала Граховича.

Когда Коскинен вошел, Вивьен стояла возле окна, глядя вдаль на луг, реку и убегающие вдаль холмы.

– Ви, – позвал он.

Она не обернулась. Он подошел сзади, осторожно обнял за плечи и тихо произнес в ухо, губами коснувшись черных волос, которые пахли летом:

– Все кончилось. Все кончилось, кроме приветственных воплей.

Вивьен не пошевелилась.

– Конечно же, шум еще не скоро уляжется. Мне сообщили, что половина правительственных чиновников, которые слышали новости, хочет меня повесить за то, что я раскрыл всему миру секрет кокона. Но другая половина считает, что у меня не было иного выбора. К тому же, я не нарушил ни одного закона, поэтому лучше признать Fait accompli[8]8
  Fait accompli – свершившийся факт (франц.)


[Закрыть] и объявить нас героями. Не могу сказать, что мне все это нравится, но придется потерпеть.

– Ну что ж, значит, теперь все хорошо, – вяло проговорила Вивьен.

Он поцеловал ее в щеку.

– А когда…

– О, да, – кивнула она, – тебя ждет удивительное время.

– Почему ты говоришь «тебя»? Я считаю – нас обоих. – Он вдруг почувствовал, как немеют руки. – Послушай, Ви, с нас сняты все обвинения, и тебе ничего не будет. Генерал Грахович дал мне слово. Он сказал, что ты вела себя просто геройски, а за это положена награда…

– Очень мило с твоей стороны, что ты не забыл обо мне в такой суете, – сказала она. Потом повернулась и встретила его взгляд. – Если честно, так я ничуть не удивлена. Ведь ты у нас замечательный парень.

– Что за чушь! – взорвался он. – Разве не должен я заботиться о собственной жене?! – Коскинен замолчал и тут с ужасом заметил, что она не плачет только потому, что уже выплакалась досуха

– Я потеряю тебя, Пит, как и все остальное, – сказала Вивьен.

– О чем ты говоришь?!

– Неужели ты думаешь, что я соглашусь соединить наши жизни? Что я соглашусь привязать к себе такого человека, как ты? Неужели ты так подумал? Нет, Питер, я никогда не позволю себе зайти так далеко.

– Что значит «зайти так далеко»? Разве ты не хочешь быть со мной? Сегодня утром, перед рассветом…

– Тогда все выглядело иначе, – сказала она – Я не верила, что мы останемся живы. Так почему было не дать друг другу то немногое, что оставалось? Но сейчас, когда впереди вся жизнь?.. Нет. Это будет неправильно.

– Значит, меня можно в расчет не принимать?

– О, Пит, Пит, – она осторожно обняла его. – Разве ты не понимаешь? Все вокруг изменилось, жизнь пошла по иному руслу. После того, что я пережила, после того, что было со мной…

– Неужели ты думаешь, что это имеет для меня значение?

– Но привычки не уходят, стоит только захотеть. Ах, ты слишком молод, чтобы понять. Но чуть позже ты поймешь, что права именно я. Через несколько лет, когда ты узнаешь других людей, других женщин, а не только меня. Например, Лию Абрамс… Ты поймешь… Нет, я не в силах бороться с собой. Давай распрощаемся и не будем держать друг на друга обид.

– Но что ты станешь делать? – спросил он, погружаясь в состояние тупости и апатии, видя только последствия ее слов, но, не представляя другого выхода, разве что заставить ее силой…

– Я найду свое место в жизни. Я и прежде всегда находила себе место. Я исчезну. Я очень хорошо знаю, как затеряться среди людей… А потом выплыву – с новым именем и с новым лицом. Вспомни, милый, как недолго мы знакомы. Через полгода ты с трудом вспомнишь, как я выгляжу. Я знаю. В свое время мне пришлось узнать слишком многое.

Она поцеловала его – резко, быстро, словно испуганно.

– Ты первый, кто мне понравился после Джонни.

…Коскинен смотрел, как она идет к берегу реки, где их ждали армейские аэрокары.

Вивьен шла, высоко держа голову.