Текст книги "Крысиный принц"

3

Шутники, вероятно, сочли бы позу Гэвина забавной.

Рыхлый белый зад, смешно торчащий над скамьёй, стянутые до колен штаны придают пленнику сходство с деревенским пьяницей. Шёл себе человек из бара, решил присесть под кустик по нужде, да так и свалился замертво. Для полноты картины не хватает здорового громкого храпа и смеха зрителей за кадром. Чем не комедия положений?

Однако присутствие палача и струйка крови, медленно ползущая от искалеченного лица Гэвина, не дают повода для веселья. Кто этот таинственный мастер заплечных дел и что ему нужно от безвольной жертвы? Почему он так жесток и беспощаден? Нет ответа…

Последний между тем не теряет времени. Стащив трусы с Гэвина, «чернец» натягивает тонкие белые медицинские перчатки из опудренного латекса. Фабричная упаковка ваты рвётся на шесть больших клочьев. «Монах» катает из них белоснежные шарики и раскладывает на столике.

Настаёт очередь банки с широкой крышкой, наполненной густым маслянистым составом, похожим на крем. Палач аккуратно обмакивает каждый шарик и бережным движением пальцев заталкивает их в анальное отверстие жертвы. Действует грамотно, как профессиональный медик.

Покончив с шариками и убедившись, что зад Гэвина набит ватой под завязку, палач прилаживает на него памперс для лежачих больных, закрепляя липучками вокруг пояса. С трудом натянув на раздавшуюся в объёме от памперса жертву трусы и джинсы, незнакомец рывком усаживает Гэвина обратно на стул.

Голова несчастного запрокидывается. Сломанный нос расплющен, лицо в крови, челюсть сдвинута от удара. Скотч крепко сковывает рот. Удивительно, как Гэвин до сих пор не задохнулся или не захлебнулся от крови и рвоты. В горле клокочет, слышны глухие тяжёлые хрипы. Так раненый зверь бьётся в агонии, окружённый толпой азартных охотников.

Палач восстанавливает статус-кво. Туловище Гэвина снова крепко привязано к спинке стула, а щиколотки – к ножкам. Наручники по-прежнему сковывают запястья за спиной.

Пленник тем временем приходит в себя. Он опять пытается мычать, но уже без прежнего энтузиазма. Выглядит Гэвин страшно. Вместо лица – кровавое месиво из костей и хрящей, только белки глаз с красными прожилками бешено вращаются в орбитах, пытаясь предугадать судьбу.

Испуг заставляет следить за малейшим движением чёрной фигуры. Палач поворачивается к столику, закрыв его от жертвы спиной. Слышится металлическое клацанье – что-то перебирает в ужасных инструментах. От резких звуков Гэвину становится дурно, происходит непроизвольное выделение мочи. Памперс надежно принимает жидкость.

«Монах» прекращает лязгать металлом и поворачивается к пленнику. В крупных руках отблескивает острейшая опасная бритва. «Конец…» – решает Гэвин и обречённо закрывает глаза. Полоснуть лезвием по горлу, перерезав все нежнейшие артерии, чего проще? Жизнь уйдёт быстро и надёжно. «Ну всё…» – он опускает голову и тихо плачет от бессилия.

Лезвие касается шеи, и узник готов встретить смерть. Мычание и хрипы смолкают, кадык нервно ходит вверх-вниз, ожидая, когда острая бритва рассечёт плоть. Волна мурашек прокатывается по телу, рассыпается мелкой дрожью. «Идущий на смерть приветствует тебя! Пара секунд – и я провалюсь в блаженство…»

Но лезвие не причиняет никакого вреда. Палач, вместо того чтобы прирезать пленника, просто скребёт бритвой по шее. Гэвин пытается приподнять голову, но «монах» силой удерживает её в наклонном положении. Твёрдая рука водит нож, совершая монотонные движения лезвием от плеч к затылку. Бритва больно прыгает по выступающим шейным позвонкам. «Господи, эта сволочь бреет мне голову!» – ужасается Гэвин.

«Монаха» совсем не беспокоит комфорт клиента. Нож скоблит жёстко, без пены, на сухую, снимая с волосами часть верхнего кожного покрова. Каждое движение лезвия обжигает болью, слезы льются непрерывно, застилая глаза. Хочется быстрее умереть, раз уж так распорядилась судьба, чем терпеть бесконечные унижения и пытки.

Наконец экзекуция заканчивается. Монстр в капюшоне обильно смачивает в спирте комок бинта, промакивает и протирает разодранные шею и затылок Гэвина. Того словно кипятком ошпаривает, пленник дёргается и хрипло скулит, а что ему остаётся? Вся власть сейчас в руках того, кто скрывает свой облик под чёрным шёлком… Чего хочет это балаганное чудище в монашеском обличье?!

Конца мучениям не видно. Теперь в руках палача возникают медицинские ножницы. Ум Гэвина тупеет и уже не так остро реагирует на происходящее. Так организм включает предохранительную защиту, оберегает мозг от «перегрева» и разрушения. Иначе человеком, сложнейшей биологической конструкцией, просто некому будет управлять… Откажет мозг – погибнет и тело… Сам узник давно смирился с неизбежным. Зло сломало его, подчинило беспрекословной равнодушной воле.

«Монах» медленно и ловко орудует инструментом для разрезания. Несчастный слышит свист лезвий, звук вспарывания. Каждый раз, когда половинки ножниц соединяются, дергаётся от лязга металла. Иногда пленник чувствует холод стали на шее. Но боли нет… Может, ему сделали укол и режут живое мясо? Что с ним творит средневековая горилла, будь она проклята?!

Всё когда-то заканчивается… Свист лезвий затихает. «Монах» отступает на шаг и бросает на пол обрезанный воротник рубашки Гэвина, оставляя открытой бритую шею в кровавых пятнах. В таком виде тот становится похожим на изувеченный манекен из фильмов про тренировки полицейских подразделений.

«Монах» швыряет ножницы на пол. Металл ударяется о бетон, наступает тишина. Ни один звук извне не проникает сюда. Полная изоляция, и никакой надежды выбраться из подземелья! Палач равнодушно отворачивается к столику с пыточными инструментами.

4

Синяя двухдверная «Хонда-Сивик», образца 2012 года, стремительно несётся по тёмной Ферндэйл-авеню. В салоне тепло, пахнет хорошим парфюмом, мягко светится панель навигации. Солист группы The Black Eyed Peas негромко вопрошает о потерянной любви. Автомобиль круто сворачивает направо, на Сто сорок третью улицу, и едет уже спокойно, соблюдая правила дорожного движения.

– Человеколюбие не твой конёк, Август, – в сумраке в очках водителя отражается мигающая красная ладошка светофора для пешеходов.

– И не ваш, – устало огрызается пассажир и в изнеможении откидывается на спинку кресла. Он сжимает и разжимает в кулак левую руку – с ней только что серьёзно познакомился подбородок Томми Тайнера. Ноющая боль растекается в дрожащих пальцах и по нервным окончаниям отдаётся в груди, не столько от удара, сколько от недомогания. На тёмном рукаве куртки едва заметны маленькие капли крови от языка дружка Мингуса. – Чёрт бы побрал этих тупиц…

Водитель ухмыляется, словно его поймали на вранье:

– Что поделать, где вы, мои деньки золотые? Рассеялись, как туман над Гудзоном. Теперь я погряз в финансовых отчётностях, справках и прочей административной дребедени. Возраст… Организую комфортные условия работы для молодёжи! Лихо ты их… Жить-то будут? Кстати, твои таблетки в бардачке. Американский аналог.

Пассажир откидывает дверцу бардачка, достаёт упаковку таблеток и голубую бутылочку минеральной воды «Калистога». Заглотив сразу четыре пилюли, всматривается в холодную ночь за окном. Снежинки быстро тают на стекле, превращаясь в маленькие, дрожащие на ветру капельки.

– Будут, но плохо… Я слишком болен, чтобы любезничать с дураками. Почему?

– Что? Плохо жить? Потому что у них не железные яйца… – пробует шутить водитель «хонды».

– Почему этот сраный Квинс? Я еле дополз сюда, – в голосе пассажира сквозит раздражение.

– Тебя ищут, Август. В новостях сказали, что у них есть показания очевидца. Зачем рисковать? Я знаю этот район, вырос тут. Здесь вполне безопасно по вечерам! Э-э-э… – водитель покосился на пассажира. – В смысле полиции, разумеется. И отсюда всего пятнадцать минут до аэропорта.

Сделав крюк по Сто девятой авеню, «хонда» выруливает на Ван-Вик-экспрессвей и шустро набирает скорость. Мимо проносятся унылые складские помещения и одноэтажные дома, выстроенные в псевдоколониальном стиле. Фальшивые колонны и балясины из белого пластика, видимо, считаются тут последним строительным писком. Иногда, светящимися островками вдоль тёмного шоссе, попадаются мелкие магазинчики, автомастерские и закусочные с яркими вывесками. Туристу в этом районе делать нечего.

Не отрываясь от дороги, водитель протягивает руку на заднее сиденье и бросает на колени пассажира, кого он называет Августом, тонкий бумажный пакет.

– Летишь по другим документам. Осторожность всегда окупается. Прямой рейс взять не удалось, пересадка в Рейкьявике. В Лондоне будешь утром в одиннадцать. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, чем Масси, – Август изучает содержимое пакета.

– Ну и чудесно. Отдохнул, повидал страну… Шучу. Я зарегистрировал тебя. Место у иллюминатора. Полюбуешься ночным Нью-Йорком.

Некоторое время едут молча. Либо им нечего сказать друг другу, либо понимают, что любые слова лишь исказят истинное положение общих дел. Тишину нарушает только гул двигателя и музыка из радиоприёмника. Скоро впереди показалась светящаяся диспетчерская вышка аэропорта «Кеннеди».

Водитель подавил смешок:

– Сколько здесь бываю, не могу избавиться от ощущения, что въезжаю на территорию тюрьмы! Так и мерещится охрана с винтовками! – видя, что пассажир не расположен к разговору, продолжил уже более серьезно: – Нам в седьмой терминал.

Попетляв немного между развязок и эстакад, они оставляют в стороне знаменитую белоснежную «крылатую чайку» – архитектурный шедевр Ээро Сааринена, спроектировавшего в своё время Пятый терминал в виде птицы с распростёртыми крыльями. Автомобиль останавливается у оранжевого входа в «семёрку».

– Наш, – водитель оборачивается к пассажиру. – Дальше – сам. Я припаркуюсь и буду неподалёку, пока ты не взлетишь.

Август перекладывает документы в карман куртки. Секунду медлит, затем, вздохнув, рывком распахивает дверь и выбирается из машины. Видно, что каждое действие даётся с трудом.

– Красивый галстук, мистер Джонс. Под цвет обивки, – на больном лице мелькает подобие улыбки.

– Fuck off! – водитель огрызается. – Пошёл ты… Это подарок жены. Нашёлся модник… Эй!

Август оборачивается.

– Таблетки! – пассажир ловит брошенный водителем коробок. – Удачи, парень!

«Хонда» растворяется во тьме, а Август направляется в освещённые двери аэропорта.

В здании терминала, в сетевом магазинчике Hudson News, он взял воды и запил еще пару таблеток. Боль понемногу стала отпускать, ломота притупилась. Острый приступ прошёл, хотя слабость по-прежнему даёт о себе знать испариной на горячем лице.

Посадка проходит как по маслу. Пограничник равнодушно скользит взглядом по лицу Августа, сверяя натуру с фотографией в паспорте.

Натасканные «псы» проверяют лицо по дюжине параметров – строению лба, ушей, форме носа, бровей, глаз и губ. Менее всего, вопреки расхожему мнению, их интересует причёска и цвет волос – то, что легко подделывается. Не остаётся без внимания и поведение пассажира. Проявляющих беспокойство изучают более детально.

Паспорт не вызывает подозрений. Ещё бы – всё настоящее! Сотрудник аэропорта задаёт пару дежурных вопросов, резким движением ставит штамп и желает удачного перелёта. Через полчаса Август уже сидит в «Боинге-757» исландской авиакомпании «Айсленд-Эйр».

Пассажиры внимательно прослушали традиционное приветствие командира корабля, говорившего с лёгким исландским акцентом. Август залюбовался миловидной блондинкой – стюардессой в белоснежной блузке. Девушка выгодно смотрится в синей тесной юбке, обтягивающей стройные ножки в чулках телесного цвета.

Изящным жестом дама поправила элегантную шапочку с эмблемой компании и объяснила, как пользоваться спасательным надувным жилетом в случае экстренной посадки самолета на воду. «Интересно, помогли ли эти объяснения хотя бы одному человеку в мире при падении самолета в воду? – подумал Август. – Вряд ли…»

Лайнер долго выруливает на взлётную полосу. Под шасси самолёта тянется бесконечная оранжевая разметочная полоса, мелькают белые и красные сигнальные огни, загадочные надписи в цветных рамках.

Кажется, прошла целая вечность, когда, наконец, двигатели самолёта взревели. Корабль задрожал всем алюминиево-титановым нутром и бодро погнал по полосе, стремительно набирая скорость. Через несколько мгновений дрожь прекратилась, лайнер оторвался от бетонки и стал набирать высоту. Заложило уши. Внизу, вокруг чёрной дыры залива, плещется в переливах разноцветных огней обещанный мистером Джонсом ночной Нью-Йорк.

Сам мистер Джонс дождался, когда самолёт с Августом поднимется в воздух, проверил факт взлёта на онлайн-табло и украдкой перекрестился. Затем, уже сидя в машине, он делает короткий международный звонок. «Сестра отбыла в Лиссабон по расписанию», – тихо и серьёзно говорит он в трубку. На том конце секунду молчат, а затем дают отбой.

5

Палач, стоя спиной к пленнику, продолжает медленно перебирать инструменты на медицинском столике. Каждый металлический звук обрывает сердце Гэвина, швыряет в ледяные катакомбы ужаса.

Как-то, пару лет назад, он наткнулся в Интернете на видеосъёмки казней и убийств. Кто бы мог предположить, что такое видео может находиться в свободном доступе? Превозмогая страх и отвращение, Гэвин просмотрел пару сюжетов, отчего потом долго не мог заснуть. Особенно запомнилась сцена, где, судя по антуражу и испанскому языку, мексиканская мафия казнила члена конкурирующей банды.

В центре тёмной комнаты сидел на стуле связанный человек в одних шортах. Всё тело его было покрыто бандитскими татуировками. Держался татуированный стойко, хотя голос иногда дрожал. Видимо, знал, чем кончится этот спектакль. Голос за кадром что-то спрашивал на испанском, связанный что-то отвечал, тихо и обречённо. Допрос продолжался минуты три, затем невидимый «судья» стал на повышенных тонах что-то декларировать. Голос перешёл в визг, чувствовалось, что говорящий впадает в транс.

На пике напряжения в кадре появился палач. Лицо скрыто повязанным пёстрым платком, в руках огромный нож с зазубренными краями. Палач быстро зашёл со спины к связанному, свободной рукой резко запрокинул его голову за волосы и буднично, словно головку сыра, перепилил пленнику горло. Кровь хлынула, как из разорвавшегося шланга, перерезанная шея зияла кровавыми обрезками плоти. Голос за кадром перешел в крик и хриплый смех.

Зрелище было невероятно жестоким. Что тогда поразило Гэвина, так это взгляд человека, когда ему запрокидывали голову. Это был взгляд смирившейся с неизбежной участью овцы, предназначенной на заклание, – тупой и безразличный.

Гэвин потом много раз представлял себя на месте этого несчастного, и каждый раз его кидало в холодный пот от страха. Как бы он повёл себя на месте казнённого? Каково это ощущение, когда ты на миг от смерти, на волосок от боли, а количество дарованных секунд оставшейся жизни зависят лишь от прихоти свирепых фанатиков?

Мог ли Гэвин подумать, что сам окажется в подобной ситуации? Никогда! Сейчас ради того, чтобы остаться живым, он готов на всё: молить любых богов о пощаде и помощи, принять чужую религию, исполнить любое приказание, даже самому стать палачом – лишь бы продолжать жить! «Расклей мне рот, жуткое чудовище! Я уговорю тебя оставить меня на белом свете… Дай знать, что требуется для этого! Стану покорным бессловесным слугой, ничтожным рабом, буду сидеть на цепи, как верный пёс, только не убивай!»

Палач замирает. Клацанье прекратилось. Гэвин боится пошевелиться. «Что теперь?» Чёрный «монах» нажимает невидимую кнопку, и перед жертвой с тихим жужжанием опускается полотно широкого белого экрана. Ещё щелчок – и за спиной Гэвина засветился синий объектив проектора, установленного на потолке. Палач выходит из помещения через невидимую дверь. Громко лязгает железный засов, наступает тишина. Экран оживает, начинается показ.

Нет, это не убийство мексиканского бандита. Фильм любительский, чёрно-белый, с коричнево-розовым муаром на кадрах. Заметно лёгкое дрожание – так когда-то снимали ручными механическими камерами. Появившаяся в начале короткая надпись свидетельствует, что сюжет снимался 17 июня 1939 года. «Что за историческая ерунда?» – Гэвин старается не упустить ни мгновенья – может, сейчас всё прояснится?

Двор, раннее утро или вечер, тёмные деревья, кованые столбы фонарей. Слева в кадре стоит группа наблюдателей в пальто и плащах. Съёмка, видимо, ведётся тайно, из окна соседнего дома. Четверо людей в серых одинаковых мундирах тащат мужчину в белой рубашке со связанными за спиной руками. Человек сопротивляется, но всё происходит быстро и обыденно – его твёрдо и настойчиво толкают вперёд, приходится подчиняться силе.

Центральное место в кадре занимает высокое мрачное сооружение из дерева и металла. Гэвин с содроганием узнаёт гильотину; он как-то видел такую на французской гравюре с изображением казни революционеров. Две деревянные реи, массивный косой нож в поднятом положении. Сбоку стоит длинный, как гроб, деревянный ящик с открытой крышкой.

Действие развивается стремительно. Служащие в мундирах волокут человека к страшному механизму, быстро укладывают его лицом вниз на широкую доску и фиксируют шею деревянной колодкой. Один из них дёргает за длинную верёвку, освобождая предохранитель, удерживающий лезвие. Тяжёлый нож падает и отсекает голову, как кочан капусты. Служащие тут же сваливают обезглавленное тело и голову в открытый ящик и захлопывают крышку. Вся процедура занимает тринадцать секунд, судя по хронометражу.

Гэвин отказывается верить в происходящее. Зачем показывают этот идиотский фильм? Какой тридцать девятый год? Какая гильотина? При чём тут он? Его что, хотят убить с помощью такой штуки?! Но это же чушь собачья – откуда здесь, в Лондоне, гильотина? Тут не музей…

А может, хотят что-то вызнать? Но рот заклеен… Не то… Или просто пугают, хотят сломить? Зачем стараться – и так искалечили, он полностью во власти чёрного дьявола! «Господи, избавь от мучений, спаси! Так больно, так страшно! Я ничего не понимаю!»

Вперемешку с кровью опять текут слёзы. Сквозь ноздри расплющенного носа едва проходит воздух.

Ролик поставлен на бесконечный повтор.

6

Август отстёгивает ремень безопасности. Так приятно от кинуться на мягком кресле и закрыть глаза. Всё хорошо, что хорошо кончается. Можно немного расслабиться, прийти в себя… За последние несколько дней полёт – первая передышка. Гуд-бай, Америка! Ядерная доза таблеток подействовала, боль затихает. Сейчас бы поспать немного, благо времени хватает. Но сон не идёт, в голове вертится мешанина обрывков событий американского «турне».

Август прекрасно знает, где засветился: девушка наверняка рассказала его приметы. Насколько они точны, зависит от её внимательности. Правда, в отеле было темно, а обстановка критическая… В такой ситуации трудно сохранять объективность. Недаром говорят: у страха глаза велики. Наверняка переврёт детали внешности на допросе. А что если в этом клоповнике были ещё и камеры наблюдения? На глаза не попадались, но кто знает? Могли и скрытых наставить…

В любом случае удалось прилететь по чужому паспорту, улететь – тоже. С документами у Фонда проблем нет. Да и зачем правительству США знать настоящее имя скромного британца? Сам иногда забывает…

Конечно, хорошо было бы закончить дело Кевина Масси в Великобритании, не выезжая за границу. Не удалось… Не хватило всего одного дня. Одного короткого, как полёт пули, дня… Масси занервничал – у таких людей отлично развито звериное чутьё. Кевин бросил учёбу, поспешно собрался и улетел домой – в Штаты. Пришлось работать на чужой территории.

Высокий симпатичный юноша из состоятельной семьи – сын члена Палаты представителей в Конгрессе США от крупного западного штата, капитан сборной университета по тхэквондо, Масси приветливым видом и открытой улыбкой внушал доверие, располагая к себе людей с первых минут общения.

Такие обычно очень нравятся большинству девушек. «Ах, он такой милый… Душка!» Да уж… Эталон молодого сильного самца. Редкое сердце не растает от обаяния подобного типажа. Небольшой шрамик над левой бровью, полученный на спарринге, только шёл на пользу имиджу победителя женских сердец.

Выпускник последнего курса прибыл на один семестр в Американский Ричмондский университет в Лондоне, где проходят обучение студенты более чем из ста стран мира.

Улыбчивый студент быстро освоился в чужой стране. Семь трупов молодых женщин от двадцати до тридцати двух лет, со следами удушения нейлоновым шнуром, были найдены за полтора месяца в пределах двадцати миль от Лондона. Вот для чего этот скорострел приобрёл подержанный фургончик, а вовсе не для осмотра достопримечательностей Старой Англии и изучения левостороннего движения, как он говорил знакомым.

Неизвестно, изучал ли Масси опыт своего недавнего предшественника Стива Райта, но, как и маньяк из Ипсвича, он топил трупы девушек в ручьях. Видимо, был уверен – вода смывает все следы, даже самые мельчайшие. К тому же ни одна из девушек не занималась проституцией и не училась в Ричмондском университете – Масси был чрезвычайно осторожен и хитёр.

Почти все жертвы американца не слыли записными красавицами. Да, девушки были молоды, некоторые даже стройны, но маньяк не вступал с ними в половой контакт, экспертиза доказала этот факт абсолютно точно. Масси интересовало совершенно иное…

У Кевина был фетиш – большие красивые ногти, накладные или нарощенные – не имело значения. Студент искал именно таких девушек, женский пол со скромным маникюром его не интересовал.

Американец отработал схему до мелочей. Сначала выбирал жертву, входил в доверие – к этому у Кевина был особый дар. Приглашал посидеть за чашкой кофе или кружкой пива. После того как контакт налаживался и очередная очарованная дурёха теряла голову от демонических чар обходительного иностранца, предлагал подвезти или прокатиться на природу… В машине, улучив момент, душил жертву тонким крепким шнуром. Полдела сделано…

Убивал студент, как правило, во время первого или максимум второго свидания. Чтобы не примелькаться… Если не получалось – уходил на новые поиски.

А затем начиналось самое интересное. Масси вывозил тело за пределы Лондона и затаскивал труп в лес. Там и происходило то, ради чего совершались убийства… Наслаждаясь процессом, «душка» Кевин поочерёдно держал каждый палец девушки над пламенем зажигалки, любуясь, как теряет форму, сворачивается под огнём пластмасса, гель или акрил. Только обуглив палец до кости, он переходил к следующему, пока обе руки не превращались в жуткие чёрные головешки. Какой запах царил во время этой экзекуции, можно себе представить…

Такая участь ждала все девичьи пальчики, кроме одного – средний на правой руке оставался нетронутым. Парадокс, но целый палец с длинным ярким ногтём смотрелся на трупе страшно и неуместно. Возможно, подобным образом убийца насмехался над усилиями следователей, так как каждый знает этот фаллический символ. Оставляя средний палец нетронутым, Масси посылал в задницу всех сыщиков Великобритании во главе со Скотланд-Ярдом.

Полиции чудом удалось избежать огласки, никто из журналистов не связал убийства в единую цепочку. Каким способом получилось добиться такой слепоты представителей четвёртой власти, можно только догадываться. В новостных колонках таблоидов проскальзывали лишь сухие короткие заметки о найденных трупах, без подробностей и далеко идущих выводов. Такая тишина в прессе была на руку следователям, но к поимке преступника они не продвинулись ни на шаг.

Руководство Фонда подключило Августа к делу на пятом трупе, но даже его старания не спасли двух последних девушек. Он опрашивал предполагаемых свидетелей, изучал биографии жертв, их круг знакомств и образ жизни, пытался выявить общие связи между убийствами – бесполезно…

Август не лез в работу следственной группы. Благодаря связям Фонда, где он имеет честь работать, у него имелся доступ ко всем материалам дела и результатам экспертиз – это позволяло проводить тайное параллельное расследование. Правда, и задача у Августа была совсем другая, нежели у английской полиции. Недаром девиз его конторы гласит: «Возмездие – высшая справедливость».

Если же возникала необходимость личных контактов с представителями Скотланд-Ярда, то всегда можно воспользоваться прикрытием Интерпола, а в последние годы – Европола, который имеет прямое отношение к оперативной работе полицейских подразделений в Европе.

За время расследования Август стал экспертом в области маникюра, наращивания ногтей и нейл-дизайна. Консультируясь у мастеров, он на ощупь научился определять материал, из которого формировался искусственный ноготь. Август узнал, что в мире существуют не только чипсы, но и типсы, что стилет – не обязательно острый нож, но и форма нарощенного ногтя, и что аквариумный дизайн не всегда имеет отношение к разведению рыбок. Он стал отличать мягкий квадрат от строгого, уяснил, что такое роспись, френч и свадебный дизайн ногтей.

Август присвистнул, когда узнал, сколько стоит создание и поддержание на должном уровне всей этой красоты. «Да, тяжело быть современной женщиной», – сочувственно подумал он, мысленно воздел очи к небу и возблагодарил судьбу за то, что родился мужчиной.

* * *

Кевин Масси споткнулся на седьмом трупе. Именно его американец оставил в лесу, а не бросил в воду. Что-то, скорее всего, вспугнуло убийцу, и он не стал рисковать, перетаскивая тело к ручью, до которого оставалось около сорока ярдов. Труп нашёл работник лесного хозяйства через два дня. Крошечная капелька спермы на обгорелом пальце позволила провести ДНК-анализ.

Стало очевидным, что действия маньяка позволяли ему получать сексуальную разрядку. К сожалению, её хватало ненадолго… До следующего трупа… Такой не остановится, а будет убивать и убивать, пока его не схватят.

Следователи ждали результатов анализа как манну небесную. Тому была веская причина. Под давлением спецслужб и без всякой огласки правительство Великобритании, давно и успешно, тайно формирует базу ДНК в Национальной службе здравоохранения. В эту базу включают как коренных жителей, так и въезжающих в страну иностранцев, если те обращаются в медицинские учреждения. Полиция осуществила поиск по этой базе, но, естественно, ничего не обнаружила, так как Масси к врачам в Лондоне не обращался. На этом дело у них и заглохло…

Август получил доступ к результатам ДНК-дактилоскопии, но тоже пока не предполагал, что с ними делать. Зато изучил результаты вскрытия и обнаружил, что последняя убитая девушка незадолго перед смертью употребляла алкоголь.

Потребовалось запросить более подробные данные. Оказалось, что это пиво. Судя по содержанию алкоголя в крови, девушка выпила около трёх пинт. Ела она при этом традиционную английскую закуску фиш-энд-чипс. Это был явный подарок судьбы.

Продумав предполагаемые маршруты следования убийцы и прошерстив кучу пабов, Август нашёл один, бармен которого вспомнил убитую. Она была в тот день в компании высокого молодого человека – американца, судя по акценту. Сидели они за дальним столиком, смеялись, пиво пила только девушка. В пабе они провели около двух часов.

Когда Август спросил, кто платил за ужин и каким образом, бармен вспомнил, что к стойке подходил парень. Хотел сначала расплатиться кредиткой, но в тот день был какой-то сбой и карточка не прошла. Американец не расстроился, наличных у него не было, но он вышел из паба, через минут пять-семь вернулся и расплатился бумажными фунтами.

Остальное было делом техники. Сопоставив время и проверив ближайшие банки и банкоматы, Август определил, что совсем рядом в указанное время снимал наличные некий Кевин Масси, действительно американец.

Август выяснил, что тот по программе обмена стажируется в Ричмондском Американском университете и живёт в Лондоне, в общежитии универа. По приметам он тоже подходил – высокий, молодой, спортивного вида. Масси только недавно исполнился двадцать один год. Двести фунтов тренированных мускулов, чёрный пояс по тхэквондо и ведро адреналина – с таким справиться будет нелегко. Ну, правда, и Август не старик – ему только стукнуло тридцать четыре года.

Осталось заполучить образец ДНК американца. Это было нетрудно. В отсутствие Масси в кампусе университета, Август, переодевшийся сантехником, отстриг несколько щетинок с его зубной щётки, что позволило провести ДНК-дактилоскопию. Да, анализ подтвердил – это его, Августа, клиент. Можно было завершать дело, однако Масси неожиданно улетел в Нью-Йорк. С одобрения руководства Август отправился за ним.

Почему Масси не убыл прямиком в родной универ, оставалось загадкой. Беглец снял номер в трёхзвёздочном отеле «Мюррэй Хилл», недалеко от Центрального вокзала. Из номера выходил редко. Но через неделю произошло очень любопытное событие – он неожиданно приехал в третьесортную гостиницу на Бостон-роуд в Западном Бронксе.

Вообще, приход Кевина Масси в эту депрессивную криминальную часть округа Бронкс озадачил Августа, следовавшего за ним по пятам словно тень. Пришлось резко изменить планы и спешить, неоправданно рискуя. Хотя почему неоправданно? Этот риск спас жизнь по крайней мере одному человеку. «Надо будет напомнить об этом случае апостолу Петру, когда попаду на тот свет, – подумал Август. – Пусть зачтут».

Район Моррисания, который пересекала Бостон-роуд, – то ещё местечко… Заселённый преимущественно латиноамериканцами и чернокожими, этот опасный городской анклав никогда не отличался чистотой и гостеприимством. Трудно подобрать причину, почему нормальному человеку понадобилось бы ехать сюда. Если вас тут просто ограбят, благодарите Бога и считайте, что день задался, – могут и ножичком пырнуть разок-другой. Без злобы, от скуки…

Масси подъехал к четырёхэтажному обветшалому браунстоуну на такси. Высадив клиента, автомобиль моментально испарился. Чего тут судьбу испытывать? Жми на газ, пока жив… Говорят, нью-йоркских таксистов хотят одевать в бронежилеты для поездок в такие районы. Мало ли что…

Август крался за такси на арендованном «Фокусе», держась от Масси на безопасном расстоянии. Кевин пробыл в гостинице около двадцати минут. Затем американец вышел и, оглядываясь по сторонам, замер на тротуаре. «Проверяет, нет ли хвоста», – подумал Август.

Удовлетворённый осмотром, маньяк надвинул капюшон чёрной толстовки и быстрым шагом направился к ближайшей станции метрополитена с «поэтическим» названием «174-я улица». Август закрыл машину и последовал за ним. Тот вернулся в «Мюррэй Хилл».

«Зачем человеку с неплохими деньгами и оплаченным номером снимать ещё один, в сомнительном и опасном месте? – размышлял Август. – Нелогично… А может, ничего не снимал, а встречался с кем-то? Может, у него есть подельник? Ну это вряд ли… Будем надеяться, что Кевин до вечера никуда не смоется».