Текст книги "Дитя реки"

23
ХРАМ ЧЕРНОГО КОЛОДЦА

Когда Йама пришел в себя, то первым, кого он увидел, был Пандарас. Он сидел, скрестив ноги, в изножье кровати и чинил запасную рубашку Йамы.

Йама голым лежал под шершавой накрахмаленной простыней, чувствуя, как липнет от засохшего пота кожа. Голова болела, а в сухой каверне рта, казалось, сдохла какая-то мелкая тварь. Наверное, приятель той ярко-зеленой ящерицы, что висит вниз головой в пятне света на задней стене. Йама видел, как пульсирует ее алая глотка. Он лежал в маленькой комнатке с пластиковыми стенами цвета охры и повторяющимся рисунком из пары переплетенных виноградных веток. Под потолком торчали пыльные стропила. Полуденный свет проникал через два высоких окна, а вместе с ним гомон, пыль и запахи оживленной улицы.

Пандарас помог ему сесть, подоткнул валик, потом принес чашу с водой.

– Там соль и сахар, выпей, господин. Скорее поправишься.

Йама подчинился. Оказалось, что он проспал ночь и большую часть следующего дня. Из доков его сюда принесли Пандарас и Тамора.

– Она ушла на переговоры с человеком, которого мы должны были встретить вчера. К тому же звездный матрос нам не заплатил, так что она на тебя сердится, господин.

– Я помню, что ты пытался мне помочь. – Сказав это, Йама обнаружил, что в какой-то момент прикусил язык, щеки изнутри тоже болели. – Ты убил охранника той финкой, что она тебе дала.

– Нет, господин, это было раньше. У ворот поместья. А потом уже был космический катер, когда ты сорвал обруч с охранника и надел себе на голову.

– Обруч был у торговца. С его помощью он контролировал свое хозяйство. Но я его сломал, когда забирал у него.

– А это было в космическом катере. Пожалуйста, вспомни, господин. Ты надел обруч и сразу потерял сознание, на губах показалась пена, а глаза закатились. У моей сводной сестры эпилепсия, так это выглядело точно так же.

– Женщина! Я видел женщину. Но она от меня скрылась.

Но Пандарас продолжал говорить:

– Я сорвал обруч с твоей головы, но ты не очнулся, тут явились еще охранники и выперли нас с катера. А первый охранник, тот, у которого ты отобрал обруч, заспорил с Таморой про деньги. Я думал, она его убьет, но его ребята вытащили пистолеты. Мы взяли немножко из твоих денег, чтобы заплатить за комнату и за паланкин, который тебя сюда доставил. Надеюсь, мы правильно сделали.

– Наверное, Тамора и на тебя злится.

– Она не обращает на меня внимания, и это неплохо. Я ее сильно укусил, когда она хотела тебя остановить и не дать тебе схватить обруч, но она только перевязала себе ноги и не сказала ни слова. Не хочет признать, что я мог нанести ей рану, понятно? А я теперь ее не боюсь, потому что знаю, я ей тоже могу поддать. Так я и сделаю, если придется. Я не хотел с ней драться, господин, но ей не следовало тебя тащить. Нет у нее такого права.

Йама прикрыл глаза. Гроздья огней, висящих на потолке круглой комнаты в космическом катере. Существо в бутылке с розоватыми жабрами и лилейно-белой мантией, обвивающей густое сплетение обнаженных нервных волокон.

– Я вспомнил, – слабо проговорил он. – Я пытался узнать что-нибудь о своей расе. Область разума…

Пандарас с готовностью закивал:

– Ты забрал у охранника обруч и натянул его на себя.

– Возможно, было бы лучше, если бы Тамора меня остановила. Она боялась, что не будет мне больше нужна.

Пандарас забрал пустую чашку из рук Йамы и спросил:

– Ну а разве она тебе нужна? Ты же стоял лицом к лицу с тем, в бутылке, и разговаривал с ним напрямик. Он сообщил тебе то, что нужно?

Стоило только Йаме напрячься и попытаться вспомнить детали, как все превращалось в сон. Убегающая женщина, смутные звезды чужих разумов… Йама сказал:

– Я видел нечто поразительное, но ничего не узнал о моем народе. Только понял, что пилоты звездных кораблей боятся меня.

– Меня ты тоже напугал, господин. Я подумал, что ты отправился туда, где они живут, а свое тело бросил здесь. Я пошлю за едой. Ты не ел уже два дня.

– Ты так обо мне заботишься, Пандарас.

– Эх, приятно в виде исключения отдавать приказы в таком заведении. Совсем недавно я сам был на побегушках и бросался исполнять приказания каждой свиньи. Я еще помню, каково это.

– Не так уж давно это было, всего несколько дней назад.

– Для меня прошло больше времени, чем для тебя, господин. Отдыхай. Я скоро вернусь.

Но Пандараса не было очень долго. В комнате было жарко и душно. Йама завернулся в простыню и сел у окна, где ощущалось хоть небольшое движение воздуха. Он чувствовал себя слабым, но хорошо отдохнувшим и готовым к действиям. Повязки на руке не было, а кожа вокруг черных стежков уже затягивалась. Порез на руке превратился в едва заметную серебристую ниточку. Все царапины и ранки от последних приключений уже зажили, к тому же кто-то, очевидно Пандарас, побрил его, пока он спал.

Трактир стоял на широком проспекте, по центру которого тянулись цепочки пальм. Толпы людей запрудили эту белую пыльную магистраль. Такую массу народа Йама не видел за всю свою жизнь. Тысячи людей, сотни различных рас. Там были уличные торговцы, нищенствующие монахи, группы паломников, жрецы, чиновники, спешащие по своим делам по двое и по трое, писцы, музыканты, циркачи, проститутки и шарлатаны. Над головами толпы по проволоке, натянутой с одной стороны улицы до другой, шел акробат. Продавцы жарили бананы и ямс на раскаленных железных пластинах, калили орехи в огромных медных чанах над масляными горелками. Оборванные мальчишки сновали между прохожими, предлагая им ароматический лед, сладости, солод, жареные орехи, сигареты, пластиковые брелоки с копиями давно утерянных изображений Хранителей, медали с портретами официальных героев войны против еретиков. Нищие демонстрировали сотни различных увечий и ран. Посыльные на ловких, подвижных генеттах или украшенных черными плюмажами страусах на полном скаку неслись сквозь толпу. Важные персоны шествовали под шелковыми балдахинами, некоторые передвигались в носилках и паланкинах. Группа гигантов, по пояс возвышаясь над головами прохожих, разрезала толпу, как будто вброд перебиралась через бурный поток. Прямо за дорогой люди собирались вокруг каменного алтаря, жгли маленькие конусы ладана, купленные здесь же у жреца, бормотали молитвы, стараясь, чтобы на них попадал дым благовоний. Процессия священнослужителей в оранжевых мантиях со свежевыбритыми, блестящими от масла головами извивалась длинной беспорядочной гусеницей за группой бешено колотящих в барабаны людей.

Вдалеке, перекрывая шум запруженной улицы, раздавались беспорядочные звуки труб. И вот на проспекте появилась процессия, возглавляемая трубачами. Она состояла из огромной повозки, которую тащила сотня потеющих полуобнаженных мужчин. С обеих сторон, расточая аромат ладана, шли с курильницами жрецы. Раскрашенную красным и золотым повозку увивали гирлянды цветов; среди цветов стоял экран, черный овал которого украшала изысканная резьба. Повозка остановилась прямо напротив окна Йамы, люди, собравшиеся на крышах домов, стали лить воду из ведер на тех, кто тащил повозку. Все новые гирлянды цветов летели на повозку, на людей вокруг нее, на жрецов и паломников, в воздухе возникла настоящая цветочная метель.

Йама перегнулся через подоконник, чтобы получше все рассмотреть, и в этот момент услышал за спиной шум. Он обернулся, думая, что пришел Пандарас.

Кусок охряного пластика в противоположной стене раскололся паутиной трещин, а в центре паутины торчала арбалетная стрела.

Стрела была длиной с руку Йамы, с твердым деревянным древком и красным оперением. Учитывая угол, под которым она впилась в пластик, можно было сделать вывод, что выпустили ее с одной из крыш на противоположной стороне улицы, где все дома были выше окна Йамы. Йама слетел с подоконника и, скрючившись, стал рассматривать крыши напротив, но там собрались сотни людей, они разбрасывали цветы и выплескивали на повозку фонтаны серебристых брызг. Он попытался обнаружить машину, которая могла наблюдать за процессией, но, похоже, рядом не было ни одного магистратора.

Все еще передвигаясь на корточках, Йама закрыл и запер тяжелые створки обоих окон, а затем вытащил из стены арбалетную стрелу.

Через несколько минут вернулся Пандарас. Перед ним шел мальчик-слуга с подносом, накрытым белой салфеткой. Он поставил его на низенький круглый столик, который вместе с кроватью и стулом, где сидел Йама, составлял все убранство комнаты. Пандарас отпустил мальчика и жестом фокусника поднял салфетку, открыв взору блюдо с фруктами, холодное мясо и запотевшую бутыль белого вина. Он разлил вино и одну чашу подал Йаме.

– Прости, господин, что я провозился так долго. Здесь сегодня праздник. За комнату тоже пришлось заплатить двойную цену.

Вино оказалось очень холодным и сладким, как сироп. Йама заметил:

– Я видел, как мимо нас шла процессия.

– Здесь всегда какая-нибудь процессия. Это в природе этих мест. Ешь, господин. Ты должен набраться сил, прежде чем мы куда-нибудь отправимся.

Йама взял ломтик зеленой дыни, которую ему протягивал Пандарас.

– Где мы находимся?

Пандарас впился зубами в свой ломоть.

– Ну как же! Это квартал, расположенный между рекой и Дворцом Человеческой Памяти.

– Думаю, надо пойти и найти Тамору. Где моя одежда?

– Брюки под матрацем, чтобы не мялись. Одну твою рубашку я как раз чиню, а вторая в ранце. Господин, тебе надо поесть, а потом отдохнуть.

– Полагаю, сейчас не время, – сказал Йама и показал Пандарасу арбалетную стрелу.

Хозяйка обратилась к Йаме и Пандарасу, когда они проталкивались через переполненный зал трактира. Это была полная женщина с темной кожей и широкой улыбкой, ее длинные, блестящие от жира волосы сплетались в тяжелую толстую косу. Она беспрестанно потела в своем красном с золотом саронге. Постоянно обмахиваясь пухлой ладонью, женщина сообщила, что для них есть записка.

– Сейчас отыщу, – говорила она, роясь в ящике своей конторки. – Потерпите минуточку, господа. Такой хлопотливый день! А, вот она! Подождите, сейчас.

Йама взял в руки кусок плотной бумаги. Он был свернут вчетверо, сложен конвертом и запечатан каплей воска. Йама все вертел и вертел его в руках, а потом спросил Пандараса:

– Умеет Тамора читать и писать?

– К контракту она прикладывала палец, догадываюсь, что она читает не лучше меня, то есть никак.

Хозяйка попыталась помочь:

– Тут на каждом углу писцы. Это печать одного из них.

– А какого?

– Их так много. Позову-ка я лучше одного из мальчишек… – Хозяйка промокнула вспотевший лоб куском желтой ткани, надушенной мятным маслом. Глаза ее были подведены синей краской и золотыми тенями, а брови изогнуты в длинные заостренные дуги и закреплены воском. Создавалось впечатление, что на лицо ей села крупная бабочка. Она добавила: – Но только когда разойдется народ. Сегодня ведь праздник.

– Я видел, как ехала повозка, – сказал Йама.

– Повозка? А, оракул! Нет-нет, он не имеет отношения к празднику. Его носят туда-сюда каждый день, конечно, кроме престольных праздников, когда его выставляют у Великой Реки. Но с тех пор прошло уже сто дней, да и праздник тогда бывает небольшой, местный. А сегодня люди собрались со всего Иза, и те, кто живет ниже по реке, тоже приехали. У нас самая запарка. Конечно, теперь гостей меньше. Многие не решаются ехать из-за войны. Потому-то я и нашла для вас комнату.

– Она переселила двух паломников в конюшни и берет с нас в два раза больше, чем платили они, – проворчал Пандарас.

– Зато они теперь платят меньше, чем раньше, – парировала хозяйка, – так что получается то же самое. Надеюсь, в записке добрые известия. Комната останется за вами сколько надо. – Хотя она и утверждала, что страшно занята, но все равно не могла отказать себе в удовольствии сунуть нос в чужие дела.

Йама поднял свернутую записку и спросил:

– Кто ее принес?

– Я не видела. Мне ее отдал один из мальчишек. Я могу его поискать. Думаю, что найду, хотя сегодня такая кутерьма…

– Из-за праздника, – закончил Йама и сорвал с письма печать.

Записка оказалась короткой, буквы выписаны аккуратно, с решительным и твердым нажимом и тонкими волосяными линиями. Скорее всего ее выполнил один из писцов, если, конечно, Тамора не провела за изучением каллиграфии столько же лет, сколько сам Йама.

Я ушла по делу. Человек, который тебе нужен, находится в Храме Черного Колодца.

Пандарас спросил:

– Что там написано?

Йама прочел записку Пандарасу, а хозяйка заметила:

– Это недалеко отсюда. Идите по переулку слева от трактира и попадете прямо к Дворцу. Если вы подождете, я могу послать с вами мальчишку…

Но Йама и Пандарас уже проталкивались через переполненную комнату к раскрытой двери и лежащему за ней солнечному проспекту.

Узкие улочки за трактиром были прохладнее и тише, чем проспект. Древняя брусчатка лежала на них косыми рядами, в канаве играли голые дети. Двухэтажные дома имели плоские крыши и маленькие, закрытые ставнями окна, а покрытые толстой желтой или оранжевой штукатуркой стены крошились и во многих местах были залатаны. В большинстве домов на первых этажах располагались лавки, двери которых выходили прямо на улицу. Там торговали изделиями религиозного назначения; Йама и Пандарас шли вдоль бесконечных витрин, но все магазины казались закрытыми.

Йама подумал, что это место выглядит подозрительно и даже зловеще. Когда они проходили мимо, люди бросали свои дела и смотрели им вслед. Но Йаме понравилась сложная география этих кварталов: узенькая улочка могла внезапно привести к прекрасной площади с белым, играющим серебряными струями фонтаном. Ему нравились маленькие местные оракулы, помещенные в стены домов, увядающие венки и пирамидки пепла перед мутным овалом черного стекла, слабо имитирующим темную прозрачность настоящих оракулов.

Купола, шпили и башни храмов и святилищ возвышались среди моря плоских крыш обычных домов, как корабли, врубающиеся в крошево льда застывших пустынь за сотни лиг отсюда, в верховьях Великой Реки. А за всеми этими домами, храмами и святилищами темнела громада Дворца Человеческой Памяти, террасами поднимающаяся к своему далекому пику, за которым горело багряное небо, окрашенное заходящим солнцем.

Пандарас объяснил, что эта часть города занята всем, что связано с поклонением Хранителям, а кроме того, здесь располагается городское управление Иза. Департаменты Гражданских Служб, вытесненные из внутренних покоев Дворца Человеческой Памяти, занимают небольшие здания в его округе. Здесь процветали тысячи культов, одни открыто, другие в потаенных подземных палатах.

– Ночью эти места небезопасны для чужаков, – сказал Пандарас.

– У меня есть нож, а у тебя – финка.

– Надо было тебе надеть латы. Мы забрали их с Речного Рынка. Они обрезаны по размеру и отполированы, как новые.

Йама их уже видел, когда вынимал из ранца рубашку. Он возразил:

– Они бы привлекали внимание. Вдруг они кому-нибудь слишком понравятся? Люди и сейчас на нас так пялятся, как будто мы – целая праздничная процессия.

– Они могут захотеть получить нашу кровь или наши мозги, чтобы засунуть их живьем в бутыль, как у звездного матроса.

Йама рассмеялся от этих мрачных фантазий. Пандарас продолжал:

– Здесь уживается добро и зло, господин. Мы ведь в Новом Квартале, построенном на месте Кровавой Битвы. Ты – человек уникальный. Не забывай об этом. Такой – редкая удача для принесения человеческой жертвы.

– Новый Квартал? Он выглядит очень древним.

– Это потому, что здесь ничего не перестраивалось с Эпохи Мятежа. Остальная часть города намного старше, но люди постоянно сносят старые здания, строят новые. Иерархи построили Дворец Человеческой Памяти на месте последней битвы между машинами, кости и все останки собрали в большие рвы, землю заровняли и построили на ней эти дома.

– Я знаю, что где-то возле Иза была страшная битва, но думал, что это значительно выше по реке. – Теперь Йама вспомнил, что Храм Черного Колодца как-то связан с последней битвой, хотя в чем там дело, он не знал.

Пандарас стал объяснять:

– Дома построены на поле битвы, и с тех пор здесь ничего не меняется, кроме зданий святилищ и храмов.

– Я думал, что дома строились вокруг них.

– Дома приходится сносить каждый раз, когда строится новый храм. Это опасное дело. В земле попадаются старые яды и старинное оружие. Если его побеспокоить, оно иногда стреляет. Есть Департамент, который занимается только старым оружием, они ищут его с помощью прорицателей, а потом разряжают. А в некоторых местах квартала водятся привидения. Поэтому здесь такие странные люди, ясно? Призраки селятся у них в головах и заражают их идеями прежних времен.

Йама заметил:

– Я никогда не видел призраков. Фантомы, которые встречались в Городе Мертвых, – не в счет, ведь они – просто полуразрушенные проекции умерших. И пусть Амнан утверждает, что голубые огоньки, которые иногда плавают среди развалин около замка, – это призраки, души умерших, не нашедшие успокоения, но Закиль объяснил: это всего-навсего пузырьки горящего болотного газа.

Пандарас сказал:

– В основном это призраки машин, но некоторые когда-то были людьми и они, говорят, хуже всех. Вот почему здесь производят столько икон, господин. Если заглянуть в любой из этих домов, можно увидеть целые слои икон на стенах.

– Чтобы отпугивать призраки…

– Обычно это не помогает. Так я, во всяком случае, слышал.

– Смотри, это наш храм?

Впереди в нескольких кварталах возвышался гигантский куб, сложенный из огромных, грубо отесанных каменных глыб, местами покрытых сажей. Здание венчала луковица купола, выложенная истертыми золотыми плитками.

Пандарас, прищурившись, стал рассматривать это сооружение.

– Нет, у нашего – более пологий купол, а сверху отверстие.

– Ну конечно! Туда упала машина.

Храм Черного Колодца был построен много позже страшного падения зловещей машины, но его купол специально оставили незавершенным, в качестве символа.

В центре крыши сделали отверстие, прямо над тем местом, где машина стукнулась о поверхность земли, и порода под нею расплавилась до самой мантии. Йаме рассказал эту историю фантом одного кожевника, который держал мастерскую поблизости от строительства храма. Кожевника звали Мизим. У него было две жены и шесть красавиц дочерей, он много занимался благотворительностью в доках среди осиротевших ребятишек местной бедноты. Мизим жил несколько веков назад, и Йама быстро потерял интерес к ограниченным ответам фантома, но теперь он о них вспомнил. Отец Мизима видел падение машины, он рассказывал Мизиму, что, когда машина ударилась о землю, фонтан расплавленной породы взлетел выше атмосферы, а дым вторичных пожаров застилал солнце еще десять лет.

– Он левее, – сориентировался Пандарас. – До него еще минут десять ходу. Тот дом с золотой крышей – это гробница святого воителя. Она сделана из целикового монолита, только внутри есть секретное помещение.

– Ты прямо ходячая энциклопедия, Пандарас.

– У меня здесь живет дядя, и я гостил у него какое-то время. Он – брат моей матери, и было это в те времена, когда мой отец убежал, а мать отправилась его искать. Год – это очень долгий срок для моего народа. Потом она вернулась и вышла замуж за другого, а когда у них все разладилось, она вышла замуж за моего отчима. У меня с ним отношения не очень-то, вот я и нанялся прислуживать в трактир – там давали комнату. А потом появился ты, и вот я здесь. – Пандарас усмехнулся. – После того как я убрался из этого района, я еще долго боялся, что в меня вселился призрак. Просыпался, и мне казалось, что во сне со мной говорили какие-то голоса. Но с тех пор как мы с тобой встретились, я их не слышу, господин. Может быть, твоя раса излечивает от призраков.

– Судя по тому, что я узнал, вся моя раса – призраки, – уныло проговорил Йама.

Храм Черного Колодца стоял в центре широкой площади, вымощенной замшелым булыжником. В плане он представлял собой крест с длинными боковыми апсидами; его купол, сверкающий золотом в лучах заходящего солнца, располагался над пересечением атриума и боковых апсид. Стены были выложены блестящим черным камнем, но кое-где он осыпался, и в глубине виднелась кладка сероватого известняка. Йама и Пандарас обошли вокруг храма, но никого не встретили, тогда они поднялись по длинной пологой лестнице и прошли через высокий нартекс.

Внутри было темно, но из отверстия в куполе в дальнем конце обрамленного колоннами атриума падал столб красного вечернего света. Йама огляделся: ни Таморы, ни ее таинственного работодателя не было видно, казалось, что храм вообще пуст. Капители колонн украшал причудливый орнамент, а полуразрушенная мозаика пола представляла картины великих битв прошлого. Йама подумал, что храм великолепен, но теперь имеет неухоженный вид, и еще он решил, что это странное место не для рандеву, скорее оно годится для засады.

Чувствовалось, эта же мысль пришла в голову и Пандарасу: пока они шли вдоль атриума, он без конца вертел головой. Красноватый свет заходящего солнца падал на высокий, до пояса, парапет из необработанного камня, который ограждал уходящее в черную глубину круглое отверстие. Это и был тот колодец, который образовался, когда упала машина и расплавила под собой каменные породы. Вся окружность парапета была покрыта остатками сгоревших благовоний, тут и там лежали подношения из цветов и фруктов. В трещинах торчало несколько ароматических палочек, которые испускали кольца сладкого дыма, но цветы уже завяли, а на фруктах виднелись темные пятна.

– Сюда мало кто ходит, – пояснил Пандарас. – Призрак машины очень могуч и он не спит.

Придерживаясь за парапет, Йама заглянул в глубину колодца. Оттуда пахнуло застоявшимся, стылым воздухом. Стенки колодца поблескивали стеклянной гладью расплавившегося камня, который прорезали разноцветные жилки примесей. Шахта уходила вниз, сужаясь до темного пятачка на самом дне. Невозможно было понять, насколько она в действительности глубока. В приступе внезапного любопытства Йама сбросил туда плод граната.

– Зря ты это сделал, господин, – севшим от страха голосом произнес Пандарас.

– Не думаю, что эту машину можно разбудить гранатом. Как мне рассказывали, она летела к земле очень долго, по крайней мере два дня, и появилась в небе, как звезда, объятая пламенем. Когда она упала, то рухнули тысячи домов, а речная волна смыла целый город на том берегу. Затем небо потемнело от пожаров. – Там, внизу, может быть что-нибудь еще, – со страхом сказал Пандарас. – Например, летучие мыши. Я терпеть не могу летучих мышей.

– Надо было бросить монету, тогда бы я мог услышать, как она звякнет, – пробормотал Йама.

Но какой-то частью сознания он ощущал, что гранат все еще летит сквозь темноту, и падать ему не меньше двух лиг. Вместе с Пандарасом они еще раз обошли колодец, но, кроме ароматических палочек, не обнаружили никаких свежих следов пребывания Таморы или другого живого существа. В тихом воздухе чувствовалось скрытое напряжение, как будто вне пределов слышимости звенела натянутая струна. Пандарас сказал:

– Надо уходить, господин. Таморы здесь нет, – и с надеждой добавил: – Может, она совсем от нас отстала.

– Она заключила со мной контракт. Думаю, для того, кто живет от заказа до заказа, это серьезная вещь! Подождем еще немножко. – Он вынул и перечитал записку. – «Человек, который тебе нужен…», интересно, что это значит?

– Скоро стемнеет. Йама улыбнулся:

– Я вижу, тебе здесь страшно.

– Ты можешь не верить в призраков, господин, но многие верят, фактически большинство в этом городе.

– У меня больше всех причин верить, ведь я вырос в самом центре Города Мертвых, но я не верю. Призраки не становятся реальнее от того, что люди в них верят. Я мог бы считать, что Хранители воплотились в речных черепах, и убедить в этом миллионы людей, но это все равно не стало бы правдой.

– Нельзя так шутить, господин, – прошептал Пандарас, – особенно здесь.

– Хранители, наверное, простят маленькую шутку.

– Другие могут за них оскорбиться, – упрямо возразил Пандарас. Несмотря на практичность, он был очень суеверен.

Йама замечал, как, соблюдая ритуал, он рьяно моется после еды и после пробуждения, как, проходя мимо оракула, он скрещивает пальцы. (Жители Эолиса тоже были подвержены этому предрассудку, веря, что так можно скрыть, что они приблизились к святилищу без подношения.) Молился Пандарас тоже очень усердно.

Йаме он напоминал Амнана, который не мог и не желал читать Пураны и знал их только в пересказе священников и по иконостасам. Пандарас вместе со многими миллионами жителей Иза верил, что Хранители подвергли себя перевоплощению, они не исчезли в Оке, а растворились в частицах сотворенного ими мира; бессмертные и невидимые, они присутствовали повсюду; обладая беспредельной властью, они были скоры на расправу и требовали постоянного задабривания.

Пандарас стал объяснять:

– Призраки больше похожи на мысли, чем ты считаешь. Чем сильнее люди в них верят, тем более реальными они становятся. Стой! Что это?

– Я ничего не слышал, – проговорил Йама, но в тот же миг ощутил легкое подрагивание, словно огромный храм слегка встряхнул всю массу своих каменных глыб и снова затих. Похоже, движение шло из колодца. Йама перегнулся через парапет и заглянул в глубину. Тянувший оттуда ветерок, казалось, слегка усилился, в нем появился едва заметный привкус нагретого металла.

– Пойдем отсюда, – жалобно протянул Пандарас, он переминался с ноги на ногу, словно готовился немедленно рвануться с места.

– Заглянем еще с апсиды. Если бы что-то могло случиться, Пандарас, оно бы уже случилось.

– Если ничего не происходит, то чего дожидаться?

– Ты иди налево, а я направо, и если ничего не найдем, обещаю, мы сразу же уходим.

– Я пойду с тобой, господин, если позволишь. Не желаю я оставаться один в этих катакомбах.

Арка, ведущая в апсиду справа от колодца, была занавешена тонкой пластиковой сетью. За ней скрывалось высокое квадратное помещение, тускло освещенное пробитыми в толстых стенах отверстиями сразу под сводчатым потолком. В центре стоял алтарь, на одной его стороне расположилась похожая на гигантскую монету черная глянцевая окружность оракула. В нишах по всему периметру комнаты стояли статуи в три человеческих роста. То не были фигуры людей, и высечены они были не из камня, а из того же гладкого прозрачного пластика, что и древние доспехи. В толще их тел и конечностей Йама смутно различал какие-то тени и линии.

Пандарас подошел к одной из статуй и постучал костяшками пальцев по ее голени.

– Есть легенда, что эти гиганты сражались против Мятежников.

– Думаю, что скорее их создали в память о великих полководцах, – проговорил Йама, всматриваясь в мрачные лики статуй.

– Не беспокойся, – произнес женский голос. – Они спят уже так долго, что забыли, как просыпаться.