Текст книги "Лабиринт Осириса"

– Это потому что у меня на твой счет появились нескромные мысли, – солгал он, незаметно опуская телефон в карман.

Она рассмеялась и обняла его за шею.

– Думаю, предстоит приятный вечер.

– Я тоже. Очень приятный.

Бен-Рой обнял ее, притянул к себе и сказал, как она красива.

И все это время он думал про лабиринт и хотел, чтобы наконец зазвонил его телефон.

Лабиринт

Тридцать минут Халифа потратил на то, что толкал и пинал перегородившие проход бочки, но не сдвинул их ни на сантиметр. Сила удара так впечатала одну в другую, что они словно сплавились. Но даже если бы каким-то чудом удалось стронуть одну из бочек с места, это ничего бы не дало. Продолжающиеся звуки ударов, хотя и не такие громкие, но по-прежнему слышимые, говорили о том, что главная галерея рудника забита по крайней мере на сотню метров вверх. Если не больше. Его запечатали в тоннеле сотнями, а может быть, тысячами бочек. Больше шансов пробиться наверх через скалу, чем разобрать этот завал. Необходимо искать иной путь.

Если иной путь существовал.

– На помощь! – Горло жгло от едкого запаха чеснока, которым пах заключенный в бочках порошок. – На помощь! Умоляю, помогите!

Напрасно. Но отчаявшимся людям свойственно совершать бесполезные поступки. Халифе была невыносима мысль, что придется искать вслепую дорогу через лабиринт.

Он повернулся в сторону тоннеля. Тьма была удивительно плотной, такой непроницаемой, что казалась за гранью какого-либо цвета вообще. Абсолютный вакуум, по сравнению с которым самый темный оттенок черного показался бы бледным. Халифа взмахнул рукой – раз, другой, третий и медленно поплелся вперед. Отдаленный ритмичный стук сталкивающихся бочек будто эхом отражал биение его сердца.

Так глубоки его шахты, так многочисленны галереи, настолько запутанна сеть, что, вступив в его чертог, человек совершенно терялся. Сам Дедал был бы сбит с толку.

Перед тем как сделать шаг, Халифа ощупывал ногой пол – опасался, что на пути может встретиться дыра, подобная той, что он видел, проходя по галерее. Тоннель был узким: что-то между метром и полутора метрами в ширину и чуть больше двух метров в высоту. Детектив выставил левую руку вперед, а в правой сжимал пистолет. Бесполезный, поскольку он не видел впереди ни зги. Но ощущение оружия хоть немного подбадривало. А в его теперешнем нелегком положении нужна была любая крупица поддержки.

Проход вел прямо вперед. Пол был гладким, стены аккуратно обработаны, как в гробницах в Долине царей. Вбок тоннели не отходили, он по крайней мере таких не обнаружил. И от этого испытал облегчение. Тоннели потребовали бы принятия решения, усложнили бы ситуацию, грозили бы тем, что он окончательно потеряется в дьявольской путанице лабиринта. Но в то же время он ощущал беспокойство, и оно с каждым шагом росло. Если и была надежда выбраться наружу и хоть как-то сориентироваться в неразберихе подземных ходов, надо было держаться как можно ближе к главной галерее. А тоннель уводил его от этой галереи все дальше и дальше, заставляя углубляться в неизведанное.

Но выбора не было, и Халифа продолжал двигаться крохотными шажками вперед. Единственными звуками, которые он слышал, было пугающее собственное дыхание и откуда-то издалека – неумолкающая канонада разбивающихся бочек. Был момент, когда его рука наткнулась на выемку размером с кулак в до этого гладкой стене. Чуть дальше нога коснулась какого-то предмета. Халифа нагнулся, чтобы проверить, что это за предмет, и обнаружил осколки то ли кувшина, то ли горшка. Но кроме этого, не заметил ни других предметов, ни каких-либо особенностей тоннеля. Его окружали лишь пол, стены и удушающая, всепоглощающая темнота.

И вдруг внезапно тоннель оборвался.

– Боже, нет!

Засунув пистолет сзади за пояс, Халифа ощупал обеими руками препятствие. Дорогу преградил твердый камень. Он похлопал ладонью слева, затем справа, нагнулся к полу, проверил потолок. Ни проема, ни трещины. Он зашел в тупик.

Халифа пробовал снова и снова, исследовал каждый сантиметр стены. Наконец повернулся, оперся спиной о камень и соскользнул на землю. В это время приглушенные удары бочек прекратились. Воцарилась мертвая, замогильная тишина. Детектив подтянул к груди колени и обхватил их руками.

Он был заживо погребен.

Иерусалим

Они начали с овощей – приготовленного Сарой бабагануш[69]69
  Ближневосточное блюдо: пюре из баклажанов и кунжутной пасты.


[Закрыть], еще одного любимого блюда Бен-Роя. Выключили в гостиной электричество и устроились на балконе при свечах. На небе сияли звезды, из сада внизу долетал аромат магнолии. Джони Митчелл уступила место Этти Анкри.

Все было бы просто замечательно, если бы не снедавшее его беспокойство.

– Похоже, нам перекрывают кислород. – Сара взяла из корзинки питу и разорвала пополам.

Бен-Рой украдкой достал под столом телефон и посмотрел на экран. Затем снова поднял глаза.

– Не может быть!

Сара свернула питу и обмакнула в соус.

– К этому уже давно шло. А сегодня поступило сообщение, что от нас отказался наш главный спонсор.

– Разве нельзя найти другого?

– В теперешней ситуации нет. Мир и согласие в повестке дня не стоят.

– Сочувствую.

Она пожала плечами и откусила кусочек питы.

– Странно, но я вздохнула с облегчением. Это было все равно что следить, как кто-то из близких медленно умирает. Гуманнее сразу положить мучениям конец. У нас есть месяц отсрочки, а потом…

С колен Бен-Роя грянула мелодия «Хава Нагилы». Он моментально выхватил аппарат из-под стола, но, взглянув на экран, обнаружил, что звонит всего лишь его приятель Шмуэль. Сара смотрела на него через стол. Не сердито. Даже не раздраженно – разочарованно.

– Прости, – извинился Бен-Рой, переводя телефон на прием голосового сообщения.

Сара протянула руку и сплела пальцы с его пальцами.

– Я надеялась, что хотя бы на сегодняшний вечер ты его выключишь. Раньше тебе это удавалось. Ты же сильный. Сопротивляйся соблазну. Борись! Борись!

Она пыталась свести все в шутку, и от этого Бен-Рою стало еще тяжелее. Он сжал ее руку.

– Послушай, Сара, я не хочу сгущать краски и меньше всего желаю, чтобы эта штуковина вмешивалась сегодня в наши отношения. Но у меня такое ощущение, что мой приятель Халифа попал в передрягу. Я кладу телефон сюда… – Он демонстративно опустил аппарат на середину стола. – И Богом клянусь, не подойду, кто бы ни позвонил, кроме него. А как только он позвонит, можешь делать с телефоном все, что угодно. Спусти в унитаз – слова не скажу.

По глазам Сары было понятно, что нечто подобное она уже много раз слышала и больше не верит. Но она взяла себя в руки, прогнала с лица разочарованное выражение и вымученно улыбнулась:

– Что ж, сделка по мне.

Бен-Рой снова сжал ей пальцы. Затем привстал, перегнулся через стол и поцеловал в макушку.

– Спасибо, что ты такая.

– Спасибо, что ты такой. Пусть даже самый несносный из всех мужчин, каких я только встречала.

Бен-Рой усмехнулся и уселся обратно на стул. Его взгляд скользнул по экрану телефона. Просто чтобы проверить.

– Ешь, – сказала Сара. – Иначе чолнт придется подогревать.

Лабиринт

Халифа понятия не имел, сколько времени просидел в тупике, уронив голову на колени и обхватив ноги руками. Его охватило отчаяние, такое же всепоглощающее, как темнота в шахте. Может быть, пару минут, может быть, пару часов. Или даже пару дней. Под землей время не имеет значения.

Но он все же расцепил пальцы и заставил себя подняться. Мгновение постоял, и из глубин его памяти всплыла фраза – совет, который он сам дал человеку в положении почти таком же безнадежном, как это: «Верьте в Бога, мисс Маллрей. Верьте во что угодно. Только не впадайте в отчаяние».

Повернулся и начал снова ощупывать каменную преграду в конце тоннеля. Сверху вниз, из стороны в сторону. Неприступная от начала века и такая же непроходимая, как тогда, когда он на нее натолкнулся. Ни трещины, ни бреши, никакой возможности обойти. Мертвый тупик. Во всех смыслах этих слов.

Он стукнул кулаком по камню. Если бы события развивались в кинофильме, подумалось ему, то в этот момент открылась бы какая-нибудь потайная дверь. Но теперь ничего подобного не случилось, и Халифа повернул назад, методично ощупывая стену от пола до потолка в надежде, что существует один шанс на миллион, что он пропустил боковой проход. Хотя понимал, что этого не могло быть: стены слишком близко отстояли друг от друга, чтобы даже в кромешной темноте он не почувствовал отверстия. И все же любое действие казалось лучше, чем сидеть и, считая минуты, часы и дни, ждать, когда за ним наконец придет смерть и избавит от мучений. Наверное, так считал Самюэл Пинскер, но Халифа не хотел умирать, как англичанин. Он вообще не хотел умирать, и точка.

Выработав своеобразный ритм, он делал шаг вперед, опускался на колени, ощупывал стены, затем поднимался на цыпочки и дотрагивался до потолка. Снова несколько сантиметров вперед, на колени, ладони прижаты к камню, ощупывают путь…

Не было необходимости так тщательно, до миллиметра, исследовать проход, но методичность необъяснимо успокаивала. И еще: своей медлительностью продвижения к главной галерее он отдалял момент, когда раз и навсегда пришлось бы признать, что он обречен. Надежда жила, пока еще оставалась стена, которую он ощупывал. Крохотная, но все-таки надежда. Вот когда стена кончится, а выход не будет найден, можно предаваться отчаянию.

Несколько сантиметров вперед, на колени, ладони прижаты к камню, ощупывают путь…

Халифа добрался до места, где валялись черепки, – грубые, толстые осколки, вероятно, от разбитого сосуда для хранения продуктов. Еще через несколько метров провел рукой вверх от пола и нащупал неглубокую выбоину в камне. Такую же он обнаружил, когда двигался по тоннелю в сторону тупика, но та, насколько он помнил, находилась на уровне плеча. А эта – на высоте колена. Или это была одна и та же выемка и его подвела память? В адской черноте трудно поручиться за свои ощущения. Халифа застыл, исследуя выемку кончиками пальцев. В глубину не больше пары сантиметров – скорее похоже на зарубку. Гладкая на ощупь, с округлыми краями. Он точно помнил, что та, другая, была глубже и не такая ровная. Следовательно, здесь были две разные выемки. Он провел руками вверх по стене. Пальцы наткнулись еще на одну выбоину – на уровне бедра, выше – против груди и на четвертую – на уровне плеча. Именно эту он обнаружил раньше. Никаких сомнений: та же глубина, тот же бугорчатый нижний край. Четыре выемки друг над другом в гладко отесанной стене. Интересно.

Халифа поднял руки вверх, дотянулся до потолка и… обнаружил отверстие.

Сердце учащенно забилось. Он привстал на цыпочки и обвел отверстие кончиками пальцев. Квадратное, примерно полметра на полметра, аккуратно вырубленное прямо посередине потолка. Словно нижняя точка дымохода. Он прошел прямо под ним, когда двигался в сторону тупика.

Халифа подпрыгнул с поднятыми над головой руками, но пальцы не наткнулись на камень. Вернувшись несколько метров по тоннелю к тому месту, где лежал разбитый кувшин, набрал горсть черепков. И снова встав под отверстием, начал подбрасывать один за другим вверх. Судя по всему, «дымоход» уходил довольно высоко. Еще один тупик? Или путь эвакуации? Пустые рассуждения: Халифа понял – ему ни за что не подняться к потолку и не забраться в трубу.

Если только…

Он повернулся к противоположной стене и нащупал еще четыре выемки. Такого же размера, как напротив, и примерно на той же высоте.

Словно сполох света, сверкнуло воспоминание. Шесть или семь лет назад он видел нечто подобное в Долине царей. Его друг Джинджер из Совета по древностям устроил ему и Али экскурсию по закрытым гробницам. Где-то в центре долины Джинджер остановился показать вертикальную шахту гробницы KV56, недавно расчищенную отрядом британских археологов. В расположенных друг против друга стенах шахты в камне были выдолблены неглубокие выемки.

– Опоры для ног, – объяснил Джинджер, когда Халифа показал на них. – Древние рабочие становились в распор и этим путем спускались вниз и поднимались наверх. Словно пауки в трубе. Несложно, если природа наделила длинными ногами.

Халифа длинными ногами похвастаться не мог. Но отсутствие подходящих физических данных компенсировало побуждающее к действию отчаяние. Он засунул пистолет глубже за пояс и расставил ноги, чтобы они касались противоположных стен. Пришлось потянуться, но он достал. Будь тоннель на несколько сантиметров шире – у него ничего бы не вышло. Затем вставил носок ботинка левой ноги в нижнее углубление на стене с левой стороны. Уперся для равновесия пальцами в камень, торопливо пробормотал молитву и подкинул правую ногу. Но не попал в углубление и клюнул носом вперед. Халифа повторял попытки, пока с четвертой не встал в распор. Застыл поперек тоннеля, ощущая, как стонут мышцы бедер от непривычной позы. Удачно перенес левую ногу в следующую лунку, но когда попытался поднять правую, потерял равновесие и рухнул на пол.

– Ялла![70]70
  Давай шевелись! (арабск.)


[Закрыть] – приказал он себе, понимая, что это его единственный шанс выбраться на волю и если он не сумеет им воспользоваться, то наверняка погибнет. – Ялла!

В следующий раз он забрался немного выше, но опять упал. Новая попытка, он уже просунул руки в отверстие в потолке, но сорвался. Не желая сдаваться и не обращая внимания на мучительную боль в бедрах, на едкий запах чеснока, на струйку крови из расцарапанного во время последнего падения виска, он нацелил все свое существо на выполнение задачи: преодолеть четыре выемки и проникнуть в шахту.

И ему это удалось. Он добрался до верхних опор для ног, нащупал выемку в стене шахты, подтянулся, нашел другую, затем следующую и оказался в вертикальном канале.

– Хамдулиллах, хамдулиллах, хамдулиллах.

Халифа дал себе мгновенную передышку, задержался на секунду, уперевшись ногой в стену, и полез вверх. Глубокие желобки для рук и ног чередовались с определенной последовательностью, и упражнение не составляло слишком большого труда, словно он поднимался по лестнице. Но в глубине сознания постоянно мучил страх, что и вертикальная шахта тоже кончится тупиком. Он гнал эту мысль и продолжал забираться в темноте – медленно, пробуя каждую выемку, прежде чем перенести вес тела. Понимал: падение на пол тоннеля грозит переломом конечностей и, следовательно, неминуемой смертью. Однажды ему в лицо угодила порхнувшая сверху летучая мышь. Однажды он наткнулся рукой на что-то мягкое и догадался, что это паутина. Но в остальном шахта оказалась, по счастью, чистой и метров через двадцать подъема открылась в свободное пространство. Халифа повалился грудью вперед, прополз с метр и уткнулся лицом в плоский пыльный пол. Чувство облегчения от того, что удалось выбраться из нижнего тоннеля, омрачалось сознанием, что он по-прежнему узник лабиринта.

Иерусалим

Бен-Рой старался. Старался изо всех сил. Сара так много для него значила, и она так хотела, чтобы этот вечер удался. Чтобы у них обоих появился шанс наладить жизнь. Чтобы появился шанс у них троих.

Но все его мысли были о Халифе. Сара ему что-то говорила, что-то личное, о ребенке, а его взгляд вновь и вновь останавливался на экране телефона. Он желал одного – чтобы экран засветился. Сара вышла за чем-то на кухню, и как только она повернулась к нему спиной, он схватил аппарат и послал Халифе еще одно сообщение, умоляя выйти на связь.

Бен-Рой старался. Старался изо всех сил. Но мыслями был далеко. Сара это видела. Так же ясно, как если бы у него на лбу сияла неоновая вывеска. Она ничего не сказала. Не устроила сцену. Но около половины десятого, убирая со стола остатки приготовленного на десерт миндального пирога – любимого лакомства Бен-Роя, – решила, что вечер пора заканчивать.

– Иди-ка домой, Бен-Рой, – сказала она. – Или на работу. Или прогуляться. Туда, где ты сможешь сосредоточиться на том… на чем тебе надо сосредоточиться.

– Но еще рано. Я думал, мы могли бы…

– Тебя здесь нет, Арие. Если твой друг попал в беду, тебе надо идти туда, где ты сумеешь решить, как ему помочь. А не сидеть со мной и не вести светские разговоры.

Бен-Рой пытался протестовать, хотел остаться хотя бы для того, чтобы помочь помыть посуду, но Сара была непреклонна. Без злости, без горечи – лишь с оттенком грусти. Такой печальной он ее раньше не видел. Шанс потерян. Что-то ему сказало, что этот шанс был последним.

Бен-Рой положил телефон в карман, и Сара проводила его до двери. Когда она выпускала его из квартиры, он попытался поцеловать ее в губы, но она подставила щеку.

– Мне жаль, – проговорил он.

– Мне тоже.

– Приятный получился вечер.

Она не ответила. Позволила поцеловать себя в выпуклость живота, выразила надежду, что с Халифой не случится ничего плохого. А затем отступила на шаг и закрыла дверь.

– Я тебе позвоню! – крикнул Бен-Рой.

В ответ тишина. Ему показалось, хотя он и не был уверен, что за дверью послышалось сдавленное рыдание.

Лабиринт

– Салям!

Голос Халифы отразило эхо, и он по звуку понял, что находится либо в большой пещере, либо в камере. Вроде тех, через которые проходил, когда спускался по главной галерее. Халифа склонил голову и попытался вспомнить, не было ли чего-то похожего в плане Самюэла Пинскера. И не сумел. Сделал несколько осторожных шагов, вытянув, как слепой, перед собой руки, и вернулся обратно. Порылся в кармане, вытащил платок и положил на край отверстия вертикальной шахты. Когда он выбрался из лаза, то смотрел в сторону галереи и теперь расположил платок так, чтобы отметить это направление. В тоннеле, где его с боков ограничивали стены, он мог легко определить, где находится главная ось рудника. Здесь же доступных ориентиров не было, и определять положение в пространстве стало труднее. Платок хотя бы станет той точкой, от которой можно отталкиваться.

Халифа прижал ткань, запоминая расположение платка относительно лаза, чтобы потом не сомневаться, с какой стороны колодца он лежит. Распрямился и, поводя в темноте руками, пошел по линии нижнего коридора в сторону главной галереи.

Через двадцать шагов он наткнулся на каменную преграду.

Ощупал и двинулся вправо. Ведя рукой по монолиту стены, решил обойти вокруг пещеру, камеру или что там собой представляло это помещение. Темнота была настолько плотной, что через несколько шагов он потерял всякое представление, в какой стороне от колодца шахты оказался. Наткнулся на груду камней, выбрал поменьше и бросил в пустоту. Глухому удару ответило эхо над головой. Откуда-то с высоты, но с какой именно, трудно было судить. Халифа бросил еще камень в противоположную сторону и услышал, как он упал. В десяти метрах или в двадцати? Он определить не сумел. Еще четыре пущенные в темноту камня помогли примерно установить размеры помещения – оно было немаленьким, только это одно и не вызывало сомнений. Халифа продолжал путь вдоль стены. Нашел два больших кувшина – очень больших, ему по пояс. Чуть дальше под ногами что-то захрустело. Он наклонился и нащупал на полу кости мелкого животного.

Никаких дверей, проемов и проходов. Халифа почувствовал, что его опять охватывает паника. Пришла мысль, что тоннель, вертикальная шахта и эта камера – части одного тупика. И в этот момент наткнулся на что-то прислоненное к стене.

Лестница.

Халифа ощупал ее рукой. Боковые брусья, ступеньки, кожаная обмотка. На ощупь надежная. Он попробовал нижнюю ступеньку. Крепкая. Начал осторожно подниматься – ступенька за ступенькой – и, добравшись до шестой, обнаружил отверстие в стене. Такое же, как видел в камере у входа в рудник.

– Салям!

Эхо. Перед ним открылся тоннель. Выход из камеры. Но куда он вел? И не было ли иного выбора?

Халифа спустился вниз и продолжал путь по кругу вдоль стен. Снова оказался у груды камней. Проемов на уровне пола не нашлось. Углов он тоже не встретил, следовательно, помещение было примерно круглой формы. Добравшись до лестницы, он опустился на колени и, стараясь не сбиться с прямой и ощупывая руками пол, пополз поперек камеры к колодцу шахты. Через пару минут он наткнулся на каменную стену. Проклятие! Промахнулся! Халифа встал и вдоль стены снова пошел к лестнице. Опять опустился на колени, но на этот раз взял чуть левее. Вторая попытка увенчалась успехом – он нашел шахту. Платок лежал на дальней стороне отверстия, из чего он заключил, что тоннель вел в сторону от главной галереи. Он повторил все сначала, чтобы убедиться, что сделал правильный вывод. Затем снял ботинок и, чтобы обозначить положение лестницы, положил на пол. Полуразутый, он стал переставлять лестницу и, забираясь наверх, проверять, нет ли входов в другие тоннели. Таких не оказалось или по крайней мере он не обнаружил. Проделав полный круг и найдя ботинок, он обулся. Решения принимать не пришлось. Халифа поднялся по лестнице и, оказавшись в тоннеле, направился вперед, разведя перед собой руки и держа голову пониже, чтобы не удариться о потолок.

Через двадцать метров – может быть, больше, может быть, меньше, в преисподней, где он блуждал, все было зыбко и неопределенно – потолок стал выше, и Халифа смог распрямиться. Еще через двадцать тоннель разветвлялся: левый коридор шел под уклон, правый забирал вверх. Запомнив развилку на случай, если придется возвращаться обратно, Халифа выбрал левый. Сначала спускался, затем наткнулся на ступени, которые снова вывели его наверх, и оказался на перекрестке, откуда тоннели уходили направо и налево. Он опять повернул налево, полагая, что теперь движется примерно параллельно главной галерее, хотя намного выше ее. Коридор шел прямо, но вдруг круто нырнул вниз и, сделав петлю, устремился в обратную сторону. Теперь, по расчетам детектива – хотя с каждым шагом он все меньше доверял своим расчетам, – тоннель не приближал его к выходу, а уводил в глубь рудника. Справа открылся проход. Он вошел в него и, как ему показалось, очутился в помещении со множеством колонн. В каждой стене было по проему. Новые коридоры требовали новых решений. Ситуация усложнялась и запутывалась.

– Боже, помоги мне, – сдавленно прохрипел он. – Пожалуйста, помоги.

Но ответом была лишь тьма в глазах, мертвая тишина в ушах и неторопливые, необоримые объятия лабиринта, который стискивал его щупальцами своих коридоров.

Иерусалим

Возвратившись домой, Бен-Рой стал рассуждать, как ему поступить. С Халифой и Сарой.

Саре он завтра позвонит, принесет букет цветов, попросит дать еще шанс. Очередной шанс. Хотя что-то ему подсказывало, что шанса он не получит. Что он испортил их отношения раз и навсегда. Да, у него было оправдание своему поведению. Но он всегда находил оправдания. Каждый раз появлялась причина не отдавать Саре всего себя. Не будь Халифы, случилось бы что-нибудь еще, такое же неотложное. Такова судьба копа на передовой. Уйти с оперативной работы и перебирать бумажки или вообще распрощаться с полицией для него не выход. Саре было необходимо, чтобы он уделял ей больше внимания, и она заслуживала его заботы, а он не мог быть заботливым и внимательным. Патовая ситуация.

Бен-Рой позволил себе несколько мгновений горько покопаться в самом себе, а затем, поняв, что ему все равно сейчас ничего не решить, выбросил из головы Сару и ребенка и сосредоточился на первоочередной задаче. На Халифе.

Что-то случилось с его другом. Что-то нехорошее. Бен-Рой в этом не сомневался. Другого объяснения молчанию Халифы не найти. А в ответе за все он. Ведь это он втравил египтянина в расследование. Если с Халифой что-то произойдет, это останется на его совести.

Меряя шагами квартиру, он еще раз позвонил на спутниковый телефон и опять оставил сообщение. И на всякий случай регулярно набирал мобильный Халифы. Включил ноутбук и послал электронное сообщение. Воспользовался всем, что было под рукой.

Что теперь? Бен-Рой не знал номера домашнего телефона египтянина. Они всегда общались либо по мобильному, либо по электронной почте. Да если бы даже и знал, была бы от этого какая-нибудь польза? По-арабски он почти не говорит. Предположим, в семье Халифы найдется понимающий по-английски человек. Что он скажет? «Прошу прощения за беспокойство, я только хотел убедиться, что ваш муж/отец не мертв?» Родственники египтянина и без него хлебнули горя. Впрочем, номер выяснить не проблема. Он позвонит им, когда не останется других средств. А пока не следует расстраивать людей.

Бен-Рой подумал, не связаться ли с корпорацией «Баррен», но тут же отбросил эту мысль. Корпорация вряд ли станет помогать человеку, отправившемуся исследовать рудник, о котором, по словам руководства «Баррен», им ничего не известно.

Вместо этого он позвонил Дэнни Перлману, своему приятелю из службы по связи с правоохранительными органами других стран при штаб-квартире полиции на горе Скопус. Перлман свободно говорил по-арабски. Бен-Рою не раз приходилось оказывать ему услуги, и теперь он ждал от него того же. Перлман был явно не в настроении, что-то проворчал и спросил, не подождет ли дело до завтрашнего дня. Бен-Рой настаивал, и в итоге тот согласился воспользоваться своими контактами в египетской полиции, выяснить кое-какие фамилии и номера телефонов в Луксоре и посмотреть, что можно предпринять.

– Позвоню, если что-то станет известно, – пообещал он.

Бен-Рой еще раз подчеркнул, насколько безотлагательно дело, поблагодарил за помощь и разъединился.

Включил телевизор, две минуты смотрел документальный фильм – вот ведь, одно к одному: о заваленных в руднике чилийских шахтерах – и тут же выключил. Проверил электронную почту, позвонил Халифе и, поскольку заняться больше было нечем, воспользовался советом Сары – пошел прогуляться.

Все же лучше, чем сидеть одному в квартире и мучить себя мыслью, что он погубил не только свои семейные отношения, но, возможно, и друга.

Лабиринт

Решающим условием – той тонюсенькой ниточкой, на которой держалась надежда выжить, – было не терять ориентации относительно главной галереи рудника. Пока ему это удавалось и он понимал, в какую сторону идет – пусть даже исключительно на ощупь, – оставался крохотный шанс выбраться из лабиринта.

Через двадцать минут после того, как Халифа покинул пещерообразную камеру, ниточка оборвалась и шанс пропал.

Он потерялся. Безнадежно, непоправимо, окончательно потерялся.

Халифа попытался вернуться обратно в камеру, но карта коридоров в голове невосстановимо перепуталась. Направо или налево? Вверх или вниз? Второй или третий проход? Нелегкая задача, даже если бы лабиринт был залит ярким светом. А в кромешной тьме невыполнимая.

Отчаявшись, он продолжал беспомощно, вслепую бродить. Иногда ему казалось, что в этом месте он уже бывал: вот несколько крутых ступеней, знакомое сужение коридора, черепки на полу тоннеля, вереница набитых мусором корзин. Но обстоятельства того, как он здесь очутился, выветрились из головы: когда и откуда пришел, куда повернул потом. И вообще: то ли это место или просто похожее, а на самом деле совсем другая часть рудника? Одно смешалось с другим, точки отсчета исчезли – растворились, словно бумага в кислоте, оставив бесформенную черную слякоть.

Он миновал что-то вроде деревянного моста над глубоким колодцем, из которого доносилось шипение, хлопанье крыльев и копошение шевелящихся тел. Немного спустя (или намного позже, или вообще до этого – время давно потеряло в лабиринте всякий смысл) ему пришлось раздвигать то, что он сначала принял за тяжелый занавес из шариков. Но, ощупав, понял, что это скелеты, висевшие на перекинутом поперек коридора брусе.

То ли до этого, то ли после этого он слышал шум бегущей воды. Попытался определить, откуда он доносится, но источник скрыла пустота.

Хотя, возможно, все это было только в его голове. Халифа больше не различал, что происходило на самом деле, а что – в его воображении. Как в самом жутком кошмаре, казались убедительными любые повороты событий. С той лишь разницей, что кошмары исчезают, когда люди просыпаются.

Халифа подумал о семье: о Зенаб, Батах, Юсуфе. Как они перенесут его потерю? Так и не узнают, почему и куда он исчез? (Боже, только бы они не подумали, что он от них сбежал.) Вспомнил о других персонажах истории, завершившейся его смертью под землей: о Самюэле Пинскере, Бен-Рое, Иман эль-Бадри и Дигби Гирлинге.

Но больше всего мыслей было о сыне Али. Его любимом мальчике, который, одинокий и беспомощный, барахтался в черных глубинах Нила.

Вот и он барахтается во тьме, пытаясь выбраться из-под земли. Интересно, как повторяются события.

Халифа продолжал идти, испытывая жажду, выбиваясь из сил, умоляя о помощи, призывая Всевышнего и всех, кто может его услышать, его спасти. До тех пор, пока у него не пропал голос. И тогда воцарилась полная тишина.

Иерусалим

– Я закругляюсь.

– Хорошо.

– Ты со мной?

– Еще немного посижу.

Джоэл Регев поднялся с дивана, пересек комнату и склонился над плечом Дова Зиски. Стол Дова был завален бумагами и фотографиями. На экране компьютера светилась страница, осененная звездой, мечом и оливковой ветвью – эмблемой сил обороны Израиля. Страница называлась «Военный набор 1972 года».

– Прикольно.

Зиски усмехнулся.

– Все то же дело об убийстве в соборе?

– Оно, какое же еще?

– Есть успехи?

– Не исключено.

Регев немного постоял, стиснул плечо Зиски и пошел к двери.

– Не заработайся, – бросил он с порога.

Зиски не ответил. Он подался вперед и вглядывался в монитор. Страницу занимали четыре колонки имен с датами рождения. Зиски водил по ним курсором, пока не остановился на середине четвертой. Нахмурился, порылся в бумагах на столе и нашел фотографию: группа женщин в армейской рабочей форме сил обороны Израиля и широкополых шляпах. Дов перевернул фотографию и вслух прочитал надпись на обратной стороне: «Дорогой Ривке. Желаю счастья! Л.».

Он перевел взгляд на экран, снова на фотографию, дважды перепроверил, чтобы окончательно убедиться, и улыбнулся.

За окном послышался скрип покрышек и громкий автомобильный гудок.

Источником скрипа и гудения стала «тойота-королла» Бен-Роя, заложившая крутой вираж, чтобы избежать столкновения с мотоциклистом, неожиданно, без всяких сигналов, выскочившим из боковой улицы. Бен-Рой машинально потянулся к выключателю сирены – первой реакцией было догнать парня и как следует отчитать. Но отвел руку. Громко выругался ему вслед и, еще раз нажав на клаксон, продолжал путь.

Перевалило за полночь. Он пробродил почти два часа. Бесцельно таскался по Рехавии, погулял в парке, прошел мимо Музея Израиля, кнессета, через Ган-Сакер. Ему не позвонил ни Халифа, ни его приятель Дэнни Перлман. И наконец он повернул к дому, признав, что больше ничего не в силах предпринять и придется отложить дело до утра.

Бен-Рой разделся и забрался в кровать. Двадцать минут лежал в темноте, глядя в полоток и сжимая в руке мобильный телефон. Внезапно в голову пришла мысль: кое-что еще можно попробовать. Шансов мало, но, насколько ему был известен расклад, ключом ко всем аспектам дела является девушка. Детектив снова натянул на себя одежду, сбежал к машине и понесся в Старый город.