Текст книги "Лабиринт Осириса"

– Продолжайте.

– Вы слышали о Дейр-эль-Зейтун?

Халифа не слышал.

– Это монастырь, маленькое местечко в сердце Аравийской пустыни. Там почти ничего нет, пара строений, артезианский колодец и старая оливковая роща, от которой получил название монастырь. Говорят, ее посадил сам святой Пахомий, что скорее всего красивая легенда, учитывая, что Пахомий жил в четвертом веке. Деревья там, конечно, старые, им, наверное, несколько сотен лет. Так вот, три или четыре года назад они все внезапно погибли. Все до одного. И монастырский огород тоже. Все завяло и высохло.

В кабинете послышался хруст – это Ибрагим Фатхи угостился из пакета с торши, который постоянно держал на столе. Халифа отвернулся, стараясь принять такое положение, чтобы меньше слышать его чавканье.

– Роща орошалась из колодца? – спросил он.

– Вот именно, – подтвердила его предположение Демиана. – И огород тоже. Питьевую воду монахи брали из цистерны, и с ними ничего не случилось. Погибли только деревья и овощи.

Халифа задумался. Затем затушил сигарету, встал и подошел к большой карте, висевшей на стене за столом Ибрагима Фатхи. Аравийская пустыня выглядела бледно-желтым пространством между Красным морем и узким зеленым изгибом нильской долины. С запада на восток ее, словно пролеты лестницы, пересекали шоссейные дороги. Но кроме них, ничего не было. Только песок, камень и горы.

– Где точно находится монастырь? – спросил Халифа.

– Примерно на половине пути между Луксором и Дахабом на побережье. Чуть западнее горы Эль-Шалул.

Халифа провел по карте пальцем, отыскивая гору. Отметки монастыря он не нашел, и неудивительно, раз поселение такое маленькое Палец скользнул еще западнее, к деревне Бир-Хашфа, что рядом с фермой семьи Аттиа. Расстояние от монастыря до нее составляло почти сорок километров, на первый взгляд слишком далеко, чтобы между происшествиями могла существовать очевидная связь. И тем не менее, тем не менее…

– Монахи по-прежнему там? – спросил он.

– Уехали. Существовало поверье, согласно которому монастырь будет действовать только до тех пор, пока живут деревья. Оливковой рощи не стало, монахи собрали вещи и покинули место. Да и было их совсем немного.

– До этого у них случались неприятности?

Ничего такого Демиане не говорили.

– Им не угрожали?

– В их-то захолустье? Вряд ли вообще кто-нибудь знал, что они там живут. Эти монахи могли с тем же успехом обитать на Луне.

– Вы не слышали, чтобы в том районе случалось что-нибудь еще?

– Я думаю, в том районе больше вообще ничего нет. Я же сказала, это в самом сердце пустыни.

В трубке где-то рядом с Демианой послышался шепот.

– Извините, Юсуф, служба вот-вот начнется. Мне пора.

– Конечно. Спасибо, что позвонили. Если что-нибудь еще узнаете…

Демиана разъединилась. Халифа посмотрел на карту, изучая прямоугольник между шоссе Двадцать девятым и Двести двенадцатым, затем вернулся к столу. Колодец семейства Аттиа, двоюродный брат господина Аттиа, а теперь Дейр-эль-Зейтун. Три отравленных источника воды, и все источники принадлежали коптам. Одно отравление можно было бы объяснить несчастным случаем, даже два, но три – это уже система. Халифа закурил новую сигарету и бросил взгляд на экран монитора. Абдул-хассан43 – еще один регулярный посетитель сайта – выложил строки из Священного Корана. И стихотворение о том, что плакать совсем не стыдно. Халифа прочитал половину, затем поднял трубку внутреннего телефона и вызвал через коммутатор шефа Хассани.

В другом конце кабинета снова послышался громкий хруст – это Ибрагим Фатхи снова отправил в рот горсть торши.

Дорога в Тель-Авив

Когда они разговаривали накануне утром, Мордехай Яарон, чтобы избавить Бен-Роя от часовой дороги, вызвался приехать для беседы в Иерусалим. Бен-Рой же заверил его, что с радостью прокатится сам. Иерусалим похож на чересчур заботливую мать. Иногда так достает, что совершенно необходимо на какое-то время из него вырваться. Освежить голову.

Именно этим Бен-Рой теперь и занимался – вывел машину из города по шоссе номер один мимо Иудейских гор к приморской равнине, и над его головой раскрылся девственно голубой купол неба. Из открытого окна руки обдувал теплый ветерок. Еще недавно пригороды Иерусалима обрывались сразу за Роменой. Теперь же продолжались и продолжались, словно вездесущая водоросль, расползаясь по всей округе, удушала мир бетоном. Здания, повсюду здания. Если так будет продолжаться, земли вообще не останется.

Лишь миновав поселок Минасерет-Цион в десяти километрах от центра, Бен-Рой заметил, что дома и многоквартирные здания поредели и холмы приняли свой естественный облик. Каменистые, поросшие деревьями склоны вздымались и опускались, словно наконец-то с облегчением вздохнули. И Бен-Рою тоже стало легче дышать. Он прибавил скорость и настроился на радиостанцию «Коль Ха-Дерех» – голос дороги. Из динамиков понесся голос Алиши Киз. «Эмпайр-стейт оф майнд». Любимая песня Сары.

После его вчерашнего опоздания они в итоге почти поладили, хотя умаслить Сару или хотя бы сделать так, чтобы она не слишком дулась, потребовало больших усилий. Он до полуночи ремонтировал детскую и еще вернулся утром доделать работу. В результате комната получилась что надо, и Сара приготовила ему на завтрак блинциз – явный знак потепления. А газетными статьями, обнаруженными вчера в библиотеке, он пока больше не занимался.

Эти статьи не давали Бен-Рою покоя, потому что чем больше он о них думал – а за одиннадцать часов, пока клеил обои, красил и устанавливал полки, времени для раздумий было предостаточно, – тем сильнее у него возникало ощущение, что по неясной ему пока причине содержание газетных материалов – центральный момент для понимания обстоятельств убийства Ривки Клейнберг. Золото, Египет, горнорудное дело, корпорация «Баррен». Эти составляющие не выходили у него из головы, словно скрытые за запертой дверцей сейфа. Подбери комбинацию замка, раздастся щелчок, и дело будет раскрыто. Не сумеешь – все так и останется под запором, сколько ни колоти в дверцу.

Расследование получило интересное развитие. Очень интересное. Еще в Иерусалиме, пока Бен-Рой торчал в пробке, до него дозвонился Зиски. С ним успели связаться провайдеры городского и мобильного телефонов, а также электронной почты Клейнберг. И все с одним и тем же рассказом: они не смогли отследить звонки и почту жертвы за последние два квартала, поскольку в этот период за ней ничего не числилось. До этого – пожалуйста: все нормально, зарегистрировано по пунктам. А с начала года все данные о ее общении оказались словно стертыми. Провайдеры пытаются разобраться, но пока способны лишь на такие объяснения: либо ошибка их компьютеров, что невероятно, поскольку одновременно дали сбой три независимые системы и при том пострадал один-единственный абонент. Либо, что более правдоподобно, кто-то влез в их сети и уничтожил данные в базе пользовательского учета Клейнберг.

– Я проконсультировался с приятелем, – продолжал Зиски. – Он работает в области кибербезопасности. Приятель говорит, что коммуникационные компании, как правило, очень серьезно относятся к мерам по защите сетей. Их не так-то просто взломать. И тот, кто стер данные Клейнберг, разбирался в деле.

Это наводило на мысль о двух возможностях. В Израиле в сфере преступлений, связанных с компьютерными технологиями, как почти во всех других областях организованной преступной деятельности, доминирует русская мафия. Та самая русская мафия, которая, по словам журналиста Натана Тирата, несколько лет назад угрожала Клейнберг. Другая возможность – антикапиталистическая группа, о которой он вчера прочитал в «Иерусалим пост». «План Немезиды». Их ребята тоже явно поднаторели в хакерстве. Совпадение? Или связь?

Предстояло многое перелопатить. Очень многое. Но это пока подождет. Сегодняшнее утро Бен-Рой решил посвятить журналистской деятельности Клейнберг. Расследование продолжалось всего пару дней, а он чувствовал, что барахтается в мешанине из не связанной друг с другом информации. Пора переходить к конкретному. Потянуть за отдельные нити. Алишу Киз сменила группа «Роллинг Стоунз», теперь звучала его любимая, стимулирующая к быстрой езде песня «Симпатия к дьяволу», и Бен-Рой нажал на газ, пока спидометр не показал сто двадцать километров в час. Иерусалим остался позади. Перед ним возникли зеленые покрывала прибрежной равнины. Бен-Рою нравилось ехать на запад.

Старый палестинский яффский порт Аль-Бахр – Невеста моря – расположен на мысе, выдающемся, словно запятая, на юге береговой линии Тель-Авива. Некогда город со всеми правами, он был давно поглощен более сильной северной конурбацией, а его арабское население выдавлено в пригороды Аджами и Джебалии. Обветшалые же дома времен османского владычества и мандатной эры[45]45
  Период с конца Первой мировой войны по 1948 г., когда Палестина управлялась Великобританией по мандату Лиги Наций.


[Закрыть] обрели новых владельцев – израильтян.

Редакция «Мацпун ха-Ам» располагалась в одном из таких домов – запущенном двухэтажном здании на улице Олей Цион в самом центре блошиного рынка «Шук ха-пишпишим».

Бен-Рой приехал туда незадолго до полудня, оставил «тойоту» за углом, навесив красные полицейские номера, чтобы, возвратившись, не найти прилепленную к машине штрафную квитанцию. Прошел сквозь живописное скопление прилавков с антиквариатом, тканями, безделушками и золотистыми шариками фалафели. Мордехай Яарон открыл ему электрический замок.

– Сразу нашли? – спросил он с верхней площадки лестницы, пока Бен-Рой поднимался.

– Без проблем, – ответил тот. – Я жил в Тель-Авиве и частенько сюда забредал. Здесь ничего не изменилось.

– Кроме арендной платы, уж можете мне поверить. То, что «Иргун» сотворила с арабами, домовладельцы учиняют с жильцами. Еще одно повышение, и нам всем придется убираться.

Бен-Рой поднялся на площадку, и мужчины пожали друг другу руки. Приземистый, лысеющий, с оттопыренными ушами и высоким лбом, отороченным венчиком пушистых седых волос, редактор поразительно напоминал Бен-Гуриона. Точнее, напоминал бы, если бы не его одежда: сандалии, мешковатые шорты и майка с эмблемой леворадикальной организации «Гуш шалом» – «Корпус мира». В таком виде он скорее имел вид стареющего хиппи, а не отца-основателя Государства Израиль.

– Хотите кофе? – спросил он, приглашая Бен-Роя в кабинет. – Или чего-нибудь покрепче?

– Кофе в самый раз, – ответил полицейский.

Яарон показал ему на кресло, а сам занялся чайником. В тесном кабинете пахло застоялым трубочным дымом, царил беспорядок. Голый деревянный пол, письменный стол, в углу допотопный ксерокс. Открытые окна выходили на север, в сторону стадиона «Блумфилд» и небоскребов в центре города. Стены комнаты украшали плакаты в рамках, пропагандирующие среди прочего марши левой партии «Хадаш», пикетирование в защиту физика-ядерщика Мордехая Вануну и постановку Шмуэля Хасфари «Хамец»[46]46
  Мучное изделие из дрожжевого теста (ивр.).


[Закрыть].

– О ней написали во всех газетах, – заметил Яарон, стоя к Бен-Рою спиной и насыпая в кружку кофе. – Но не на первых страницах. Можно было подумать, что об убийстве одной из лучших представительниц нашей журналистики оповестят шапки на первых полосах. Не тут-то было. Сексуальная жизнь мэра Иерусалима оказалась важнее.

Бен-Рой не заглядывал в газеты. Похоже, их страхи, что журналисты сорвутся с цепи и начнут наперебой рассказывать об убийстве Клейнберг, не оправдались. По крайней мере на данный момент.

– «Гаарец» опубликовала пристойный некролог, – продолжал старик. – Самое малое, что могла сделать редакция, учитывая, сколько эксклюзивных материалов она для них подготовила. Бедная Ривка. Ужасное дело. До сих пор не могу поверить. – Он покачал головой. – Хорошая была женщина. Непростая в общении, но хорошая. И чертовски способная журналистка. Зихрона ле враха!

В чайнике закипела вода, должно быть, была уже горячая, потому что грелась меньше минуты. Яарон наполнил кружку.

– К сожалению, молока у меня нет.

– А сахар?

– Это найдется.

Яарон бросил в кружку две ложки сахара и подал кофе Бен-Рою вместе с номером «Мацпун ха-Ам».

– Выпуск этого месяца. Чтобы вы получили представление, о чем мы пишем. Здесь есть материал Ривки о деградации израильских левых. Не найдете лучшего анализа, почему страна политически в полной заднице.

Он подошел к столу и сел. Бен-Рой посмотрел на обложку журнала. На ней была изображена схематическая карта Израиля, но таким образом, что страна напоминала воронку с отверстием в самой южной точке. Из воронки в большое мусорное ведро вереницей сыпались слова: «труд», «мир», «плюрализм», «терпимость», «демократия», «здравомыслие».

– Хорошая картинка, как вы считаете? Моя задумка.

– Что ж… вызывающая.

– Вы интересуетесь политикой?

Бен-Рой пожал плечами. «Иногда интересуюсь, иногда нет. Но уж точно не сегодня». Редактор прочел это по выражению его лица и не стал развивать тему.

– Левых больше нет. – Это все, что он сказал. – С тех пор, как мы пригласили миллион русских осуществлять алию и они потащили страну в такие дебри, что даже Зеев Жаботинский, должно быть, перевернулся в могиле.

Он что-то проворчал, взял трубку и стал набивать ее табаком из кисета тисненой кожи.

– Но это все между прочим. Скажите, чем я могу вам помочь?

Бен-Рой сделал глоток кофе, который на вкус оказался похож на подслащенную воду из кухонного крана, и повернул стул так, чтобы в упор смотреть на Яарона.

– Я хочу побеседовать о профессиональной работе Клейнберг. – Он положил журнал на пол и открыл записную книжку. – Когда мы говорили с вами вчера, вы упомянули, что она писала статью о проституции.

– Насильственной проституции, – поправил его редактор. – О секс-трафике. Есть разница. Хотя я знаю, многие бы возразили и стали утверждать, что любая проституция – принуждение, разумеется, в экономическом смысле.

– Вам известны детали? – спросил Бен-Рой. – Что именно она писала?

– Первоначальная идея была такова: воспользоваться темой секс-трафика для более широкого полемического материала. – Яарон подсыпал в трубку табак и примял большим пальцем. – Сделать статью о состоянии нации, а секс-рабство стало бы символом морального распада израильского общества. Но Ривка есть Ривка – все пошло не так, как было запланировано.

Он достал зажигалку и поднес к чашечке трубки. Раскурил, издавая губами чмокающий звук. Вскоре его лицо скрылось за завесой серо-голубого дыма.

– Сначала ей захотелось больше сосредоточиться на человеческом аспекте, то есть пожертвовать широким социополитическим ракурсом и заняться самими девушками. Предоставить им голос. Чтобы каждая рассказала свою историю. Затем все стало трансформироваться и превратилось в глобальное расследование механизма секс-трафика: как все это действует, какими способами перемещают девушек, кто заправляет индустрией. Первоначально планировался материал в тысячу слов, но он все разрастался и разрастался, а время сдачи постоянно отодвигалось.

Он покачал головой и помахал рукой, чтобы развеять дым.

– Типично для Ривки. Помнится, в начале ее карьеры мы работали с ней вместе в одном маленьком художественном журнале в Хайфе – там, кстати, и познакомились в семидесятых годах. Ее послали сделать небольшой материал о ткачихах из друзов[47]47
  Секта с элементами иудаизма, христианства и ислама.


[Закрыть]. Кончилось тем, что получилась статья в четыре тысячи слов о том, как Голда Меир предала израильский феминизм.

Яарон улыбнулся и снова пыхнул трубкой.

– Вот такой она была. Всегда ее уводило куда-то в сторону. А потом еще дальше. Одна идея цеплялась за другую, в результате статья появлялась на несколько недель позднее срока и не имела ничего общего с первоначальным планом. Поэтому-то ее и поперли из «Гаарец».

– Мой источник сказал, потому что… – Бен-Рой сверился с записями, чтобы точно привести слова Тирата, – у нее появилась мания разоблачительства и ей везде мерещились заговоры.

– И не без основания, судя по тому, что творится в нашей стране, – проворчал редактор. – По опыту знаю: если Ривка чуяла дым, значит, где-то неподалеку горел огонь.

Он откинул голову, сложил губы трубочкой и выпустил в воздух синеватое колечко. С улицы доносились крики пытающегося привлечь покупателей торговца: «Шкадим! Миндаль!»

– Она была непростым человеком, – продолжал Яарон после паузы. – А с годами с ней становилось все труднее. Подчас невыносимо, особенно если кто-то пытался ее редактировать. Но она была чертовски хорошим журналистом. Оставалось лишь правильно себя с ней вести. Что главным образом означало давать ей полную волю и держать пальцы скрещенными в надежде, что у нее что-нибудь получится. И надо отдать ей должное – всегда получалось.

– Вам известны детали? Что она писала? – Бен-Рой повторил заданный чуть раньше вопрос, возвращая их к началу разговора. – Что конкретно писала? С кем общалась?

– Знаю, что брала интервью в Петах-Тикве, где есть приют для доставленных в Израиль девушек, – явно не единственное подобное место в нашей стране. А в остальном… – Он пожал плечами. – Я же сказал, что давал ей возможность работать самостоятельно.

– Вы знаете, как называется это место?

– Кажется, «Хофеш». Да, да, «Хофеш». Приют свободы.

Бен-Рой сделал пометку в блокноте.

– Госпожа Клейнберг не жаловалась, что ей в связи с работой над этой статьей угрожали? Что она в опасности?

– Нет, ничего такого она мне не говорила, – ответил Яарон. – Но она вообще была скрытной. Предпочитала не раскрывать карт.

– А вообще ей когда-нибудь угрожали?

Редактор иронично хмыкнул.

– Угрожали бы, если бы читали наш журнал. До того как застрелили Ицхака Рабина, наш ежемесячный тираж составлял сто восемьдесят тысяч экземпляров. А теперь упал до двух. Больше мы продать не в состоянии. Пропал интерес. Покойтесь с миром, левые и вся страна.

Он снова глубоко затянулся и выпустил голубоватые завитушки дыма из уголков губ. На улице к крикам торговца миндалем присоединились призывы продавцов винограда и фиников: «Анавим! Тамар!» Бен-Рой отхлебнул кофе, который с каждым глотком становился все менее ужасным на вкус.

– Когда вы в последний раз видели госпожу Клейнберг?

– Примерно шесть недель назад. Она приезжала в Тель-Авив, и мы с ней пообедали. В маленьком ресторанчике в Дакаре у хозяина-палестинца. Приятное местечко. А разговаривал восемь дней назад. Она позвонила попросить перенести срок сдачи статьи. Сказала, что напала на что-то интересное, но ей требуется немного больше времени, чтобы во всем разобраться.

Бен-Рой насторожился.

– Она не сообщила, на что именно?

– Если Ривка говорила, что напала на что-то интересное, это можно было расшифровать так: «Я собираюсь написать статью совершенно о другом». Я бы ее расспросил, но у нашей дочери начались роды, и мои мысли были далеко. Конечно, если бы я знал, что это наш последний разговор, то вел бы себя иначе.

Яарон вздохнул, поднес к трубке зажигалку и снова начал всасывать пламя в чашечку. Бен-Рой взглянул на свои записи. Он думал о газетных статьях, которые Клейнберг изучала за несколько дней до убийства. Ничего похожего на секс-трафик.

– Вам что-нибудь говорит слово «воски»? – спросил он. – Это на армянском «золото».

Редактор подумал и покачал головой.

– Корпорация «Баррен»?

– Слышал название. Какая-то американская транснациональная компания. Так?

– Складывается впечатление, что госпожа Клейнберг интересовалась тем и другим. «Баррен» занималась добычей золота в Румынии.

Редактор удивленно изогнул брови. Все, что говорил полицейский, было для него в новинку.

– Она не упоминала ничего, что бы касалось золота или золотодобычи?

– Ничего такого не помню.

– Как насчет Египта? На тот вечер, когда она погибла, у нее был заказан билет до Александрии и обратно.

Брови Яарона снова удивленно поднялись.

– Ничего подобного она мне определенно не говорила. Хотя некоторое время назад она занималась каналами контрабанды – палестинцами, которые в обход блокады Газы доставляли с Синая продовольствие. Но работа была завершена год назад.

– Может, решила поехать отдохнуть?

– Ривка? В Египет? Очень сильно сомневаюсь. Она не из тех, кто отдыхает. И к тому же у нее никогда не было денег.

Бен-Рой постучал ручкой по блокноту и предпринял новую попытку:

– Самюэл Пинскер, вам это имя что-нибудь говорит?

– Я слышал о Леоне Пинскере, сионисте девятнадцатого века.

– Самюэл Пинскер, британский горный инженер.

– Такого не знаю.

– Армянская община. Она когда-нибудь обсуждала с вами эту тему?

– Нет.

– Армянский квартал. Собор Святого Иакова.

– Нет и нет.

– А как насчет антикапиталистического движения? Этот вопрос ее интересовал?

Яарон посмотрел на полицейского с таким видом, словно сомневался, что тот спрашивает серьезно.

– Конечно, интересовал. Капиталисты закручивают в мире гайки. Так как же не протестовать против системы, которая заставляет два с половиной миллиарда людей жить на два доллара в день и присвоила восемьдесят пять процентов мировых богатств…

– «План Немезиды»? – прервал его Бен-Рой. Ему совершенно не хотелось выслушивать лекцию на политические темы. – Это название не всплывало? «План Немезиды» – антикапиталистическая группа, члены которой врываются в офисы организаций и проводят хакерские атаки…

– На компьютерные системы? – Редактор, в свою очередь, прервал полицейского. – Да, я о них знаю. – Он, разглядывая трубку, мгновение помолчал и добавил: – И название всплывало.

Бен-Рой подался вперед. Наконец клюнуло.

– Недавно?

Яарон покачал головой.

– Два-три года назад, когда Ривка только начала для нас писать. Предложила сделать о них материал. Сказала, что у нее есть доступ в группу и она может ухитриться взять интервью у одного из членов. Это стало бы сенсацией, потому что, насколько мне известно, они категорически отказываются разговаривать с журналистами.

Редактор запнулся, потом повернулся к столу и что-то набрал на клавиатуре стоявшего там ноутбука «Тошиба»; его толстые пальцы летали с удивительной легкостью и быстротой. Закончив, он повернул экран и пригласил Бен-Роя взглянуть.

– Интересная компания, – заметил он, когда детектив встал и приблизился к столу. – Что-то вроде крайней разновидности разоблачительных сайтов. «Викиликс», только сыплющий угрозами. Они, безусловно, добились своего. Транснациональные корпорации готовы наложить от страха в штаны.

Бен-Рой оперся ладонями о стол и, наклонившись, посмотрел на экран ноутбука. Там возникла домашняя страница сайта www.thenemesisagenda.org. Оформление скорее функциональное, чем стильное. Наверху название: «План Немезиды – цель продемонстрировать преступления мирового капитализма». Первая буква была нарисована так, что напоминала череп. Указывался адрес электронной почты: tellus@nemesisagenda. Линейка меню позволяла кликом перейти к подразделам: «Цели», «Архивы», «Видео», «Новости», «Кто мы?». На черно-белых фотографиях картины опустошений, изуродованные и израненные человеческие тела, плачущие женщины. Центр страницы занимал плейер, стилизованный под чудовищно опухшее лицо мужчины в окровавленном банном халате. Сопровождающая надпись гласила: «Конголезская исповедь месье Семблэра».

Бен-Рой окинул взглядом экран, затем подвел курсор к рубрике «Кто мы?» и нажал на клавишу. Загрузилась новая страница – чистая, с единственной надписью: «Вам лучше не знать». Времени хватило только на то, чтобы прочитать фразу, а затем буквы словно охватило пламя. Раздался громкий треск, экран окрасился в красное, и сайт перескочил на домашнюю страницу. Детектив поднял голову. Глаза Яарона лукаво поблескивали.

– Времена поистине меняются, – усмехнулся он. – В мои дни, если хотели протестовать, шли на марш или раздавали листовки. Если сильно негодовали, устраивали сидячие забастовки или рисовали граффити. Эти же больше похожи на «Моссад». Проникают в офисы, влезают в компьютеры, ведут переговоры, держа власти на мушке, снимают, а затем выкладывают в Сеть. Радикализм двадцать первого века.

Яарон положил трубку в пепельницу и откинулся на спинку стула.

– И хорошо. Эти транснациональные корпорации зарвались – убивают в буквальном смысле слова. Крадут, занимаются эксплуатацией, устраивают свалки, загрязняют среду, уходят от налогов, втираются в доверие к самым абсурдным режимам на планете. Нет ничего такого, на что бы они не пошли, чтобы получить прибыль. Для них не существует морали, и никакая махинация не кажется им подлой. И поскольку они, как правило, действуют в странах слишком слабых, бедных или пронизанных коррупцией, чтобы противостоять корпорациям, им всегда все сходит с рук. Но вот их грязные секреты стали появляться в Интернете. – Он сделал жест в сторону ноутбука. – Сеть не только великий демократизатор нашего времени, это еще величайший зал суда. Информация проникает в массы и становится… как бы поточнее выразиться… вирулентной?

– Вирусной.

– Вот именно. Внезапно весь мир узнает, чем они занимаются, и у них под ногами возникает ад. У их офисов появляются пикетчики, их начальство в панике, их компьютерные системы становятся объектами атак хакеров, их корпоративный имидж летит ко всем чертям, биржевой индекс падает. – Яарон удовлетворенно кивнул. – Я никогда не ратовал за то, чтобы правил закон толпы, но невольно испытываешь злорадство, наблюдая, как негодяев лечат их же пилюлями. Название говорит само за себя – «Немезида», богиня возмездия. Пройдитесь по сайту, многое узнаете.

Редактор взял трубку и снова раскурил. Бен-Рой смотрел на распухшее мужское лицо на экране и гадал, каким образом это все связано с убийством Ривки Клейнберг.

– Они израильтяне, эта группа? – спросил он.

– Думаю, у них в каждой стране своя ячейка. Именно так работают подобные организации: свободный коллектив, а не единая однородная структура. Хотя, честно говоря, мне мало об этом известно. Как, вероятно, и всем. Поэтому было бы большой удачей взять интервью у одного из них. Если бы получилось.

– Не получилось?

– Знакомый Ривки в последний момент струхнул. Все было условлено, но когда она явилась брать интервью… – Яарон рубанул по воздуху рукой. – Должен признаться, я где-то сомневался, существовал ли вообще ее знакомый. Ведь эти ребята никогда ни с кем не разговаривали и какого черта вдруг почему-то решили сделать исключение для такого малотиражного журнала, как наш…

Он выпустил очередное колечко дыма и сложил руки.

– Ривка никогда бы в этом не призналась, но увольнение из «Гаарец» крепко по ней стукнуло, подорвало уверенность в себе. У меня мелькнула мысль… уж не старается ли она доказать… что по-прежнему способна работать. Писать забойные материалы. Меня-то убеждать ей не требовалось, но, может, она хотела убедить себя… – Он пожал плечами. – Кто знает? Не исключено, что я не прав. Она же не поднимала вокруг этого дела шумихи. Только сообщила, что нашла подход к кому-то из группы, но когда приехала в Мицпе-Рамон брать интервью…

Внимание Бен-Роя стало рассеиваться, но при упоминании о Мицпе-Рамон он вскинул голову. Это был пункт назначения на автобусном билете, которым Клейнберг воспользовалась за четыре дня до убийства. В первый раз с начала допроса он ощутил «звоночек» адреналина. Такой «звоночек» он слышал всегда, когда ему казалось, что он на что-то напал.

– Вы в курсе, кто был тот человек, у которого она собиралась брать интервью? – Задавая вопрос, Бен-Рой склонился над столом.

– Помнится, Ривка говорила, что это ее старый друг. – В глазах Яарона мелькнуло удивление от того, как внезапно преобразился и стал настойчивым голос полицейского. – А кроме этого… – Он беспомощно пожал плечами… – Она печально славилась тем, как оберегала свои источники. Мне лишь известно, что она проделала весь путь через Негев только для того, чтобы выслушать, как ее знакомый сказал, что интервью не будет. На этом дело и кончилось.

В голове у Бен-Роя щелкало, как в распределительном щите коммутатора, – он пытался нащупать связь.

– Госпожа Клейнберг в последнее время не упоминала об этом человеке?

– Нет, а что?

Бен-Рой рассказал редактору об автобусном билете. Яарон не мог найти ему объяснения.

– Нет соображений, почему ей вздумалось вновь связаться с членами группы?

– Абсолютно никаких.

– У нее были знакомые в Мицпе-Рамоне?

– Одному Богу известно. Думаю, что нет. Хотя она не все мне рассказывала.

– А что с «Планом Немезиды»? Она возвращалась к этой теме?

Яарон покачал головой.

– Не упоминала, что ее члены ворвались в один офис в Тель-Авиве?

Снова покачивание головой.

– Корпорация «Баррен»?

Тот же результат.

Бен-Рой не отступал, заходил то с одной, то с другой стороны, стараясь нащупать зацепку. Но редактор не мог ничего добавить к тому, что сказал, и детектив сдался. Он чувствовал, что наткнулся на очередной важный элемент к разгадке тайнописи убийства Ривки Клейнберг. Но к сожалению, как все остальные элементы, которые удалось обнаружить, этот тоже не приблизил его к пониманию дела, не говоря уже о том, чтобы с его помощью раскрыть преступление. Наоборот, как будто прибавил новый уровень сложности к и без того не поддающемуся пониманию алгоритму. Три года назад Ривка Клейнберг заинтересовалась «Планом Немезиды». За три дня до ее убийства группа снова неожиданно возникла в поле ее зрения. Это все, что он знал. Поистине не много.

Мужчины проговорили еще с полчаса, но больше ничего полезного для дела не всплыло, и Бен-Рой решил закругляться и закончил беседу. Яарон вернулся в Интернет и выяснил номер дома приюта «Хофеш». Затем положил с полдюжины номеров журнала в пластиковый пакет и, подарив гостю, проводил его вниз до выхода на улицу.

– Странно, – заметил он, пока они спускались по лестнице, – разговор с вами показал мне, насколько мало я знал Ривку. Мы дружили сорок лет, но, оказывается, я не знал целых пластов ее жизни. Ривка все сортировала, раскладывала мир по отдельным коробочкам. Я у нее был в коробочке с ярлыком «Журналистика и политика». Хотите узнать, что она думала о переговорах в Осло, о партии «Кадима», Пересе, Нетаньяху – я могу вам сказать. Но была в ней другая сторона, куда меня не допускали. Поверите, за все время нашего знакомства я ни разу не был у нее дома. – Он покачал головой. – Наверное, я был не таким уж близким ее приятелем, как воображал.

На первом этаже Яарон открыл Бен-Рою дверь.

– Если захотите подписаться на журнал, я сделаю вам хорошую скидку.

– Мы еще к этому вернемся, а пока у меня много дел… – ответил детектив.

– Конечно, конечно, я не пытаюсь обратить вас в свою веру. Всего лишь заинтересовать. В нашей стране больше никто ничем не интересуется. Такое впечатление, что мы потеряли желание думать.

Они обменялись рукопожатием, и Бен-Рой вышел на улицу. Но не успел ступить и шага, как Яарон тронул его за плечо.

– Ривка была хорошим человеком, детектив. Могла под настроение сорваться, накричать, но в ее сердце жила доброта. Справедливость для нее многое значила, она помогала людям в беде, поддерживала неудачников. Ругалась последними словами, если в ее материале меняли хоть слово, и отдавала последние деньги какому-нибудь попрошайке-наркоману. В ней было бессознательное сочувствие к обездоленным. Возможно, потому, что она вдоволь натерпелась сама. Она заботилась о людях. По-настоящему заботилась. Пожалуйста, сделайте для нее все, что сумеете.