Текст книги "Кенгуру, или Я тебя не понимаю"

Однажды, когда дела банка шли уже совсем скверно и все понимали, что избежать отзыва лицензии скорее всего не удастся, к банку подъехало несколько больших чёрных машин, из которых вышли человек семь молодых, небритых мужчин сурового вида. Они были одеты в однотипные спортивные костюмы синего цвета, гордые орлиные носы и чёрные глаза подсказывали, что родились они отнюдь не в Москве и не в средней полосе России, а скорее в стране горных орлов и сверкающих вершин. Действия их были чёткими, главный из них даже не отдавал команды, он просто показал глазами, и двое бойцов остались на ступеньках банка. Остальные окружили мужчину средних лет и проследовали внутрь здания. Видимо, они хорошо знали, что им нужно, потому что, ни разу не сбившись, прошли к кабинету Элеоноры Викторовны. Времена меняются: криминальные авторитеты научились носить Бриони и часы швейцарских марок, обучать детей в лучших школах Британии и даже не материться в присутствии женщин.

Мужчина кавказской внешности с чёрными глазами и широкими бровями был одет в элегантную белую сорочку, манжеты которой выглядывали из рукавов пиджака итальянского кроя ровно настолько, насколько это предписывает этикет, чисто выбрит и аккуратен. Он постучал в кабинет заместителя правления и открыл дверь.

– Мнэ нужэн Элеонора Викторовна, – сказал он с приятным акцентом, глядя на хозяйку кабинета.

– Добрый день, это я, – растерянно рассматривая посетителя, ответила женщина.

– Вах! Как я рад! Какая ви красавца! И ещё, дырэктор банка? – кавказский гость расплылся в улыбке.

Элеонора не была красавица и знала это. Крупная женщина с полными руками, большими глазами и чёрными волосами начала протестовать, что она не является директором банка, но мужчина не слушал её.

– Ви знаете, я к Вам по очэнь важному вопросу! От господына Астахова, – гость, улыбаясь, вытащил из портфеля визитку и протянул женщине.

– Муса Алдаев – директор банков «Эльбрус», «Кавказ», – представился он.

– Мы с Вами коллеги, только мой бизнэс в Махачкалэ, а другой в Грозном.

Элеонора Викторовна хорошо знала Астахова, он работал в ЦБ, но она не могла понять, что от неё хочет этот так называемый «коллега».

– Ви знаэте, – Муса внимательно посмотрел на женщину, – ми хотим расширить свой бизнэс, и господин Астахов посоветовал переговорить с Вами. Вы нуждаетесь в инвэстициях?

Алдаев добродушно улыбался, но по его взгляду Элеонора поняла, что он знает про их банк абсолютно всё! И про «дыру» от невозвратных кредитов, и про списания со счетов вкладчиков, и про угрозу отзыва лицензии, и многое, многое другое. Отрицать что-то было бесполезно и даже глупо, поэтому она спросила:

– Что Вы предлагаете?

Ей показалось, что на лице гостя мелькнуло удивление, но он тут же стал серьёзным и очень проникновенно сказал:

– Ви дэйствительно оч-ч-энь умный женщина! – и поднял вверх указательный палец правой руки.

– Ми бы хотэли выкупить акции Вашего банка!

Это было неожиданно, но, как опытный финансист, она хорошо понимала, что без вливаний банк спасти нельзя, поэтому предложение чеченской стороны показалось адекватным, да что там адекватным, просто сказочным, удивительным спасением, и игрок тут же проснулся в ней.

– Крутое заявление. А Вы отвечаете за свои слова?

Кавказец обиделся и с жаром начал доказывать серьёзность своих намерений. Ей это надоело:

– Хорошо, я думаю, нас устроит восемьсот пятьдесят миллионов долларов, – произнесла она очень твёрдо, пристально глядя в глаза оппоненту, так как давно вела переговоры и умела навязывать свою волю противнику.

Муса улыбнулся:

– Вах! Я же сказал, что Ви – оч-ч-энь умный женщина! Я сэгодня просматривал курсы, Ваши активы нэ стоят бол-л-шэ пэтисот, – его улыбка демонстрировала желание продолжить разговор.

Оба понимали, что торг неизбежен, в конце концов сошлись на шестисот пятидесяти миллионах. Элеонора тут же собрала всех членов правления, и все дружно проголосовали за это прекрасное решение проблемы, кроме Холодкова. Стороны стали вести переговоры по сути сделки, разработали и подписали предварительный договор, по которому одна сторона переводит деньги тремя траншами, а другая готовит и передаёт пакет акций уполномоченному лицу.

Если б этот вариант удался, возможно, у них бы что-то и получилось и банк можно было бы частично реанимировать. Но Холодков был человеком спецслужб, поэтому открыть дверь в банк чеченскому авторитету не мог! Он чётко выполнял указания Зайченко, а тот, почуяв, что запахло жареным, приказывает, чтобы наличные деньги, пять миллиардов, немедленно вывезли из банка.

– Хотите угадать, что было дальше? – спросил Давиденко.

Я сосредоточился. Сложный расклад, но, пожалуй, пожар в самом разгаре, пора бы тушить, наверное, на сцене появляется главный персонаж:

– Но тут вмешался Зайченко – предположил я.

– Вы, совершенно правы! Леонид Иванович посчитал, что не допустит такого наглого поведения на своей территории. Что уж он там делал, я не знаю, могу только догадываться, но чеченцы отступили, отказались от своих намерений! Кавказ отступил, но не без боя! Леониду Зайченко они отомстили знатно! Не догадываешься, как?

Я секунду обескураженно смотрел на собеседника.

– Неужели перестрелку в Москве устроили?

Давиденко поморщился:

– Кого этим сейчас удивишь? Да и разве это месть?

– Подождите, – догадка просто убила меня – они сдали Лёнькин «общак»? То есть Вы хотите сказать, что Леонид Иванович Зайченко не смог удержать «общаковые» деньги, пять миллиардов, спрятанных в банке «Зори Москвы»? – спросил я, просто оглушённый этой догадкой. И даже встал и прошелся по комнате.

Потом снова сел и обратился к своему собеседнику:

– Продолжайте!

– Скорее всего, да! Ну сам посуди, сколько в Москве квартир? Миллионы, десятки миллионов, а пришли именно в эту. Вдруг какое-то чудесное прозрение. Мне с первой минуты было ясно, что их кто-то сдал.

– Тоже думал об этом, как-то в наитие плохо верится, – согласился я.

– Зайченко попал в цейтнот, – продолжил Сергей Иванович. Ему надо было опередить и ЦБ, который собирался ввести внешнее управление, и кавказцев, которые уже были на пороге банка. Ратифицировав договор, они вообще хотели проводить рейдерский захват, им не хватило-то одной подписи, все члены правления дали письменное согласие, кроме…

– Холодкова А. А., – подсказал я. Хоть здесь Леонид опередил соперников и внедрил своего человека.

Вот мы почти и докопались до сути, более-менее стал понятен и мотив, и нервозность поведения, и неадекватность предложений, но легче от этого не стало.

От всех этих подробностей несло страшной чернухой, какой-то безысходностью. Чтобы немного успокоить мысли и справиться с эмоциями, мне пришлось встать и подойти к окну. Надо было отвлечься, переключить внимание. За окном была осенняя слякоть, суета, обычный серый день.

Я вспомнил, как почти в такой же промозглый день, только много лет назад, мы с Лёнькой встретились во дворе после занятий. Идти домой не хотелось, а кушать хотелось очень сильно. Я не мог подняться в свою квартиру, потому что родители были дома и меня бы больше не выпустили на улицу. А Лёнька сходил домой и принёс очень вкусные пирожки с картошкой и с капустой, мы спрятались от дождя в беседке, уплетали эти обалденные пирожки и болтали обо всём, как нам тогда казалось, очень важном. О том, как мы вырастем, получим образование и станем очень большими начальниками, но всё равно будем дружить. Всё сбылось, кроме…

Такое впечатление, что это было не со мной Всё, что творили в «Зорях Москвы», было просто обречено на провал, видимо, это стало понятно даже их покровителям, потому что их перестали прикрывать и отозвали лицензию. Единственное, что удалось Зайцу, это получить два дня форы для ликвидации наличности из банка.

Я вернулся на своё место, Сергей Иванович выжидающе посмотрел на меня.

– Не представляю, как перевезти такое количество незаметно, даже в смешанных купюрах вес составит более двух тонн. Это всё равно люди, машины. Утечка будет в любом случае, как ни крути, тихо не получится. По всей вероятности, деньги даже не маскировали под какой-то нейтральный груз? – предположил я.

– Если бы у него была возможность, он бы, конечно, мог замести следы и сделать всё более аккуратно, но времени не было. И он начал пачкать, следить. Можно даже сказать, что ему удалось невероятное: он успел опередить ЦБ всего на два дня, – продолжил доклад старый разведчик.

– Но, я так понимаю, это была промежуточная и очень непродолжительная победа, – сделал я свой прогноз.

Давиденко кивнул:

– Кавказские ребята не теряли времени даром, они завербовали людей среди сотрудников банка и знали каждый шаг Зайченко или его подчиненных. Его стратегическая ошибка заключалась в том, что он недооценил противника, для него это была банда с периферии страны, какой-то сброд, по его мнению.

Я усмехнулся:

– Это на него похоже, власть очень меняет людей, утверждает их в собственном величии и притупляет бдительность.

– А на самом деле это оказалось очень хорошо организованным предприятием с очень чёткой иерархией, современными методами ведения дел и сверхновыми средствами слежения. Люди с гор сработали очень чётко. Мало того, что они имели информаторов среди членов правления, они ещё установили круглосуточное наблюдение как в внутри банка, так и вне его. Короче, не знаю, как им это удалось, но они сумели узнать, куда делись пять миллиардов из хранилища.

Я опять расхохотался, но это был смех сквозь слёзы:

– Вероятно, чеченские ребята выследили их при перевозке такого количества «бабла».

– Да, наверное, никто особо и не скрывался, никто ж не ожидал нападения.

– Сергей Иванович, если мы так много знаем, можно ли добыть какие-то весомые доказательства причастности господина полковника к этим событиям? – я задумчиво посмотрел на своего собеседника, – было бы хорошо, если б у нас была видеозапись.

– О! Чего захотел! Думаю, спецслужбы приняли все меры предосторожности, не зря же они Холодкова туда поставили, он и начальником охраны руководил!

– Тогда как-то хреново выходит, мы всё знаем, а доказать ничего не можем, это не работает! Нам позарез нужны улики, чтобы нейтрализовать Зайченко!

В глазах Давиденко что-то промелькнуло:

– Да, знаю я! Сам об этом думал! – он потрогал переносицу, и это было признаком волнения.

– Есть одна ниточка, но очень тоненькая, – он замолчал.

– Господи! Да не тяните, говорите!

– Недавно к нам в банк приходил устраиваться в службу охраны один человек, некто Клименко Павел Иванович. Так вот, он указал в анкете, что был в спецназе в первую и во вторую чеченскую войну, а потом был сотрудником разных ЧОПов, но вот последнее место работы, угадай, где? – старый лис пристально посмотрел на меня, от невольной догадки, у меня даже ладони взмокли:

– Неужели в «Зорях Москвы»?! – я боялся спугнуть удачу и с надеждой ждал ответа Давиденко. Тот усмехнулся:

– Представь себе, да!

Наши глаза встретились:

– Я оставил его анкету на проверку, сам понимаешь, мало ли кто что напишет, верить на слово нельзя.

Я кивнул – тут мой охранник, безусловно, прав.

– А вот поговорить с ним придётся! – продолжил старый лис. – Носом чую, он что-то знает и от ответа ушёл, когда я его спросил, почему он оттуда уволился: мог бы сказать, что банк разорился, а он сказал, что так получилось, надо было срочно уехать.

– Тогда Вам и карты в руки, действуйте!

* * *

Информация, полученная по банку «Зори Москвы», была очень токсичной, не давала мне покоя, мешала сосредоточиться на текущих делах, и я всё время мысленно возвращался к разговору с Леонидом, к его угрозам. Я понимал, что за ним стоят мощные силы, и я не смогу противостоять системе в одиночку, значит, мне необходимо добыть ещё более грозное оружие против Зайченко Леонида Ивановича.

Давиденко понадобилось пара дней, чтобы договориться о встрече с этим Клименко, но нервное напряжение и нетерпение мои были так велики, что я решил принять участие в операции. Старый лис был категорически против, изрыгал проклятия и брызгал слюной, его лицо выражало бурю эмоций – от ярости до бессилия.

– Герман Алексеевич, сам подумай, зачем тебе подвергаться такому риску? Мало ли что может произойти? И район он выбрал не самый спокойный, и тебя с твоей внешностью сразу вычислить можно, честное слово, ведёте себя, как мальчишка!

Но я был непреклонен. Давиденко скептически оглядел меня, поморщился и возмутился:

– Герман, от тебя за версту несёт деньгами, сладкой жизнью, элитным парфюмом! А там будут люди, которые месяц живут на бабки, которые ты тратишь себе на кофе во время завтрака! Копи-лювак он пьёт, видите ли! А нескафе растворимый не хочешь? Это небольшая забегаловка, где торгуют шаурмой, дешёвой едой! Ты понимаешь, что ты мне всё испортишь?! Он может испугаться говорить с тобой!

– Я согласен на шаурму, – ответил я и перехватил изумлённый взгляд старого лиса. – Что смотришь? Буду есть её, эту шаурму! – рявкнул я.

Тот разозлился, крякнул, махнул рукой:

– Не это главное, тебя надо переодеть, в таком виде нельзя ехать.

Мне пришлось надеть старые, пятнистые, защитного цвета брюки, какой-то видавший виды свитер, стёганую куртку такой же раскраски, как брюки, больше похожую на ватник. Ещё на меня напялили вязаную шапку и предупредили, что снимать её нельзя ни при каких обстоятельствах! Уж слишком шикарной была моя причёска. Давиденко тоже переоделся и со свирепым видом, глядя мне в глаза, произнёс:

– Всё! Теперь никакой самодеятельности! Чётко выполняешь мои приказы!

Я попытался что-о возразить, но он повёл себя очень жёстко:

– Герман, если ты против, я отменю встречу, или мои условия, или никак! Ведёшь себя, как пацан! А всё очень серьёзно!

Что тут скажешь? Пришлось подчиниться. Мы быстро спустились по чёрной лестнице на подземный этаж, там на парковке нас ждала машина, мы уселись в неё и понеслись. Мой визави был очень напряжён и отсчитывал время по секундам. Я молчал. Наконец возле одной из станций метро машина, проскочив на жёлтый свет, неожиданно для меня резко притормозила.

– Сейчас как можно быстрее уходим! Ныряем в метро! – приказал Давиденко.

Я едва за ним успевал, ступеньки, входная дверь, фойе, толпы народа, он протянул мне билет, предусмотрительно купленный заранее.

«Молодец! – подумал я. – Вот это как раз то, чего у меня нет».

Эскалатор, спуск, и он скоренько потащил меня к поездам, но я не угадал направления, потому что поехали мы назад, в сторону, из которой приехали, это тоже был его небольшой трюк, так он сбивал с толку слежку – почему-то Давиденко не сомневался, что она обязательно будет. Мы, наверное, около часа провели под землёй, пересаживаясь на разные ветки, отдаляясь всё дальше и дальше. Нам не хотелось разговаривать, было шумно, мы только обменивались жестами. Потом он поднял палец вверх:

– Выходим!

Эскалатор поднял нас на очередную станцию:

– Герман, теперь очень быстро!

И мы почти бегом потрусили к синей потрёпанной семёрке, ввалились в неё, и водитель нажал на газ, даже не подождав, пока мы усядемся!

«Чего же он так боится? – подумал я. – Хотя машину выбрал правильную, неприметную».

Позже я узнал, что хитрый лис подготовил несколько запасных вариантов, на всякий случай, если что-то пойдёт не так, такие же неприметные машины ждали нас ещё в четырёх районах города.

Ехали долго, потом заехали на незнакомую мне улицу: безликие дома, полинявшие вывески, всё как-то грязно и не ухожено. Машина остановилась перед небольшим стеклянным зданием, на котором теснились вывески с шаурмой, сосисками в тесте и прочим фастфудом.

Мы вышли из авто, Давиденко открыл входную дверь и просочился внутрь, я следом за ним. В помещении было жарко, воняло несвежими овощами и ещё чем-то, столики были замызганы и неприятно липкие.

Напротив входной двери располагался прилавок, имитирующий барную стойку, за ним стояла полная черноглазая женщина с сильно оплывшим лицом, второй подбородок скрывал шею, как будто её не было совсем, отчего голова женщины казалась вросшей в плечи, как бы приклеенной к туловищу. Это впечатление усиливалось тем, как она поворачивалась: она плавно разворачивалась всем корпусом, совершенно не задействуя шею, чем напоминала робота. Мадам «без шеи» продавала пиво, чай, водку и вино, в общем, очень незамысловато, всё сразу. Женщина тут же улыбнулась нам, изображая наигранную радость от нашего присутствия.

Вокруг стойки-бара были расставлены пластиковые столики, за одним из них сидел крупный мужик в стёганой куртке, очень похожей на мою. Он возвышался над хлипким столиком, нависая над ним и подчёркивая его небольшие размеры и неустойчивость, перед ним стояли стакан и открытая бутылка пива.

«Не зря старался Давиденко», – усмехнулась я, оценив схожесть нашей одежды.

Мужчина протянул Сергею Ивановичу руку, тот пожал её и, глядя на меня, произнёс:

– Паша, или Клим, можно и так, и так, – и широко улыбнулся.

«Почему Клим? – подумал я. – А, понятно, фамилия Клименко, значит, Клим!»

– Ну, меня ты знаешь, а это Виталий, мой друг, – сказал хитрый лис, а я вздрогнул.

«Значит, я – Виталий, хотя, наверное, правильно, мы же видим этого человека в первый раз в жизни».

Паша, или Клим держался вполне себе уверенно и спокойно, и, как мне показалось, естественно. Его серые глаза с интересом смотрели на нас, тёмные волосы, пухлые губы и самое обычное лицо, без особых примет, обманчиво создавали образ добродушного парня, но я понимал, что с его послужным списком это вряд ли возможно.

– Так что, – сказал Сергей Иванович, – соловья баснями не кормят, давайте по маленькой? – и посмотрел на Клима.

– Я не против, очень даже за! Как ни крути, а пожрать хочется! – мужчина улыбнулся.

Мы подозвали официанта и заказали водки, еды и минералки.

В трактире было немного столиков, но больше половины оказались заняты, стоял небольшой гул. Не очень громко звучала заезженная музыка, вызывая скорее раздражение, чем улучшая настроение, но владельцы заведения считали, что это непременное условие продвинутого кафе.

Зазвучала песня про кабацкий дым, Павел встрепенулся и стал подпевать в ответ, но этот вой скорее напоминал художественное мычание. Хотя после первой и обстановка, и музыка показались мне доверительными и расслабляющими, в конце концов, мало ли кому что нравится, не всем же в оперу ходить.

Давиденко начал прощупывать Павла, как бы невзначай задавать вопросы по службе: где он служил, какой номер части, кто командовал. Тот отвечал, хотя и без удовольствия. Мы уже выпили по второй, водка была ужасная, еда тоже, но, судя по ценам, другой тут не держат. Давиденко вспомнил своё боевое прошлое, он тоже бывал в Чечне, и у них с Павлом даже нашлись общие знакомые. Потом Павел хитро прищурился, улыбнулся, отчего его лицо приняло лукавое выражение, и спросил:

– Мужики, вам же не это надо? – а в глазах его застыл холод.

Сергей Иванович не стал уходить от ответа:

– Ты прав, нас интересует твоя работа в «Зорях Москвы» и что там произошло.

Павел, он же Клим, заржал и подмигнул мне:

– А там знатное «мочилово» чуть не случилось, «чехи» со спецслужбами банк не поделили, и можете мне поверить, «чехи» бы всех уложили, «особистов» спасло только чудо!

Мы разлили остатки водки, выпили, и наш новый знакомый продолжил:

– В тот день я работал в ночь, всё было, как обычно, уже все разошлись. В час ночи я отключил подсветку банка и закрылся изнутри, было тихо, и меня даже стало клонить в сон.

Но где-то часа в два после полуночи к банку подъехало несколько машин, среди них два фургона для перевозки денег. Из одной машины вышел Холодков – директор банка – и вместе с ним наш начальник охраны Свешников, они подошли к дверям, я снял сигнализацию и пустил их внутрь.

Холодков тут же приказал мне отключить видеокамеры и сигнализацию хранилища, где находились денежные средства. Я стал возмущаться, потому что я в смене, и это запрещено инструкцией, завтра, б…ть, чего-то не досчитаются, и я буду виноват! – Павел с возмущением посмотрел на нас. – Но начальник охраны Свешников приказал исполнять указания немедленно и сказал, что я на сегодня могу быть свободным и могу ехать домой.

Мы с Сергеем Ивановичем внимательно слушали нашего собеседника, и всё это казалось очень странным. Директор банка и начальник охраны сами приехали ночью грабить банк! Нам принесли ещё водки, мы опять разлили по рюмкам, из всей еды я смог съесть только солёный огурец и квашеную капусту, огурец мне понравился, он был хрустящим, с приятной кислинкой. Павел тоже закусил огурцом.

– Что было дальше? – спросили мы.

– Дак я пошёл домой, – он округлил глаза, отчего негустые брови поднялись вверх. В стекляшке было жарко, да и водка согревала, и он снял куртку. – А чего дожидаться? Дали приказ уходить! – говорил Клим с хитрым прищуром.

Давиденко улыбнулся:

– А где ты увидел чеченских ребят?

Клим засмеялся:

– А ты молодец, начальник, всё правильно подмечаешь!

В общем, то, что его используют втёмную, заело Павла, и он решил проследить за ходом событий. Для этого он сделал вид, что уходит домой, а сам другим путем, через проходные дворы, вернулся незамеченным.

Было темно, густые кусты на клумбах возле здания позволили ему скрыться от посторонних глаз, он присел за ними и всё прекрасно видел. Человек пять крепких ребят в форме спецподразделений перетаскивали в фургоны тюки и мешки из хранилища, денег было очень много, их всё носили и носили.

Павел выругался:

– Вот гады! Мне зарплату два месяца не платят, говорят, денег нет, а сами на бабках сидят!

И он очень пожалел, что нет у него гранаты и что он не может перестрелять всю эту сволочь из автомата!

Но дальше стало совсем весело. Темноту ночи разрезали фары мощных джипов, и на пятачок возле банка, где сгрудились машины спецслужб, въехало штук восемь чёрных лимузинов. Они очень грамотно окружили транспорт противной стороны так, что им было не шелохнуться, впереди – здание банка, а сзади – «чехи» на своих бронированных авто.

Клим сидел в засаде и всё видел. Сначала бойцы похватали оружие и пытались приказать чеченским ребятам, чтобы они их пропустили, но те были не из пугливых и тоже достали оружие, вплоть до автоматов. Силы были неравные, Кавказ явно превосходил численностью. Из банка выбежали Холодков и начальник охраны, у первого был телефон в руках, и он кого-то вызванивал.

– Кто у вас главный? – стали они кричать чеченской стороне.

Муса явно неохотно вышел из машины и подошёл к ним. Павел Клименко не зря прошёл две войны, он точным глазом разведчика оценил обстановку и понял, что шансов у бригады Холодкова уйти живыми практически нет.

– Да, знаю я их, этих чеченов, они никогда стрелка на стрелку не ходят, подлое отродье, они всегда оставляют своих людей в засаде, чтобы их не видно было.

Он огляделся по сторонам и увидел двух снайперов на крыше банка и замершую машину за зданием в глубине двора.

– А снайперы – так это вообще их любимое дело, их Конёк-Горбунок, стреляют они хорошо, в орлана на лету попадают с первого раза, вот и палят из укрытия, – он задумался, явно что-то вспомнив.

Мы терпеливо ждали, в таких вопросах нельзя торопить человека, он теряет нить повествования и начинает путать события. Павел поднял голову и продолжил:

– Потом началось «толковище», Муса и Холодков стали посредине, между машин, и начали что-то обсуждать, резко жестикулируя.

Давиденко внимательно посмотрел на Клима:

– Ты участвовал в стрелках, в бандитских разборках?

– Приходилось, я же в ЧОПах работал, а они нужны были всем, и бандитам тоже.

– Понятно.

Сергей Иванович посмотрел на меня:

– «Толковище» – это попытка мирно выяснить обстановку, так сказать, найти компромисс, договориться!

Но в этот раз попытка договориться явно буксовала, Муса орал всё громче, его бойцы вышли из машин и заняли наиболее удобные позиции к бою, и Клименко понял, что всё, сейчас начнётся!

Напряжение нарастало, казалось, не хватает только одной искры, бойцы и стой, и с другой стороны вцепились в свои автоматы, лица и фигуры их замерли в ожидании команды, а в воздухе явно ощущался густой запах ненависти. Но тут на огромной скорости подъехала ещё одна машина, из неё вышел очень крупный мужчина и быстрым шагом пошёл к переговорщикам. Увидев его, Муса скривился, а Холодков явно обрадовался! Мужчина достал удостоверение и стал показывать чеченскому авторитету, но тот не хотел его смотреть. Тогда крупный человек достал телефон и стал кому-то звонить, экран осветил лицо говорившего, и Павел хорошо разглядел его, а ещё он заметил, что руки у мужчины нервно дрожали. Мы с Давиденко переглянулись, Сергей Иванович достал фото, Клименко взглянул только один раз:

– Да, это он!

«Вот, Заяц, ты и попался, – довольно подумал я, – выкурили тебя ребята с гор из тёплой постели!»

– Что было дальше?

Павел почесал затылок:

– А дальше случилась странная вещь. У Мусы забрякал телефон, и он начал отвечать на своём резком языке, пытаясь убедить в чём-то своего невидимого собеседника, но потом замолчал, а в конце произнес два слова и отключил сотовый. Он обернулся к своим бойцам, что-то грубо скомандовал, они быстро вскочили, захлопали дверцы, раздался визг тормозов.

– Эти чеченцы сами без тормозов, мать твою, – матерился наш рассказчик, – бьют по газам сто двадцать с места, из асфальта только искры летели! Через три минуты джигиты растворились в ночи. Ещё через пять минут отъехали машины другой стороны, и опять воцарилась тишина.

Мы снова налили беленькой, выпили молча.

– Интересный рассказ! – сказал Давиденко.

– Мне самому весело было и немного жутко, – сказал Клим, – такого в кино не увидишь. А вообще мне их не жалко, я б их сам замочил, они мне два месяца зарплату не платили, а что я жрать должен? Они подумали? Суп из семи залуп? Шесть покрошены, одна так брошена! – он был очень злой, алкоголь подстёгивал нашего героя, и вся горечь его души выливалась на нас.

– Как же, герой чеченской войны! Десять лет по горам с автоматом бегал, то меня дома не было, то денег не было, вот жена и ушла к другому! – он со странной мольбой посмотрел на Давиденко. – А Вы сделаете, что обещали? Я Вам всё честно рассказал!

– Да, обязательно! Ты реквизиты принёс? Давай!

Клименко достал из кармана листок, передал его Сергею Ивановичу, тот протянул мне:

– У Павла сын очень болен, ему срочно нужна операция, я обещал, что мы оплатим.

– Понимаете, у меня нет таких денег, целых двести пятьдесят тысяч, а пацану надо срочно! – он был действительно очень расстроен, и я понял, почему он согласился поговорить с нами.

– Не волнуйтесь, завтра утром перевод будет совершён, я Вам гарантирую! – пообещал я Клименко, глядя ему в глаза.

Мне и в самом деле очень хотелось ему помочь, а тем более его сыну. Было жаль этого человека с надломленной душой, который волею судеб сначала защищал свою Родину, рискуя жизнью, потом вынужден был участвовать в бандитских разборках, опять рискуя быть подстреленным, потому что другой работы не было, а вот теперь попал в очень неприглядную историю и остался не у дел.

Сергей Иванович встал, протянул Павлу руку:

– Как только проверка закончится, я тебе позвоню, но ты будь на связи, вдруг понадобишься!

Тот кивнул, мы расплатились и быстро покинули заведение.

На следующее утро мы встретились в моём кабинете, но рассказ Павла Клименко не выходил у меня из головы.

– Что скажешь, Герман Алексеевич?

– Представляю, как у кавказской группировки чесались руки, как им хотелось сорвать такой куш и забрать деньги, шутка сказать, пять миллиардов!

– Допускаю, что да, – подтвердил Давиденко, – но это бы означало войну, и видимо, кто-то очень высокопоставленный сверху не позволил. У джигитов всё хорошо с дисциплиной. Муса, хоть и был крайне недоволен, что денежки уплывают, но вынужден был подчиниться. А вот насолить Леониду Ивановичу они не постеснялись! Сдали квартиру, набитую деньгами, за милую душу.

– Однако!

Некоторое время мне понадобилось на размышление.

– Вынужден Вам сообщить, Сергей Иванович, что я предполагал, что в этом деле много странного, но правда оказалась ярче и более непредсказуемой, чем самые невероятные предположения. И ещё, большое Вам спасибо за проделанную работу. Представляю, как было тяжело добыть эти сведения, – мои слова были искренними. – Передайте Павлу, что операция его сыну оплачена, вот платежка, – я передал документ Давиденко.

– А, как мы поступим с показаниями Клименко? – спросил я.

– Я записал всё на диктофон, – задумчиво ответил мой собеседник, – но думаю, что предъявлять их Зайченко пока рано, потому что для нас, чтобы ощутить полноту картины, это важно, а вот прижать его не получится: один свидетель, доказательств никаких, только его рассказ, нужно что-то ещё, очень веское. Надо подождать, уверен, что обязательно найдём. Но и это ещё не всё! Герман Алексеевич, у меня есть точные данные, – лицо Давиденко заострилось ещё больше, так всегда происходило в самые тревожные минуты, – Зайченко поставили ультиматум, он должен вернуть деньги на место либо ему припомнят всё, и думаю, мало не покажется! Это очень рискованно, нам с Вами надо обсудить меры осторожности.

Я вздохнул, вроде всё ясно, но в глубине души оставалась маленькая, крошечная надежда, что не всё так критично, что Лёнька Заяц – мой друг детства, и мне его опасаться не надо. Но случилось то, что произошло, и все расклады поменялись с точностью до наоборот.

– Хорошо, я слушаю Ваши предложения, – здравый смысл мне подсказывал, что Давиденко прав.

– В первую очередь, нам надо усилить охрану Вас, близких Вам людей и тех, кто в нашем банке имеет доступ к секретной информации.

Я кивнул.

– Для нас удача, что Ваша семья в настоящий момент находится за рубежом. Нужно, чтобы они там и оставались, пока всё не закончится.

Я немного подумал. Сама мысль, что Леонид может быть опасен для Алины или детей, звучала дико, но, как показывает жизнь, именно семья и дети являются самым слабым звеном.

– Вы правы, что дальше? – мне было тяжело обсуждать моих родных с кем-либо.

– Далее, наиболее уязвимым местом в любом банке, считается система защиты информации.

Вот это я уже знал гораздо лучше Сергея Ивановича. С появлением новых сверхмощных компьютерных технологий угроза потери средств со счетов только увеличивается. Вот такой парадокс!

Ежегодно тысячи банков подвергаются хакерским атакам, и ущерб исчисляется миллионами, если не миллиардами долларов. Есть десятки примеров, как с депозитов всем известных банков уплывали огромные средства, неважно, в силу атак хакеров или в связи с мошенничеством менеджеров, но результат один, денег нет. Чаще всего банки не хотят афишировать подобную информацию, чтобы не навредить своей репутации и не спровоцировать отток средств из-за паники. Им выгоднее перекрыть ущерб из собственных средств, чем признаться в собственной несостоятельности.