Текст книги "Джироламо Кардано"

Действие 2
Обман

1539 год, 9 апреля, Милан

Едва дождавшись отъезда Тартальи, Кардано бросился проверять на конкретных примерах «великое правило» и. запутался. Он снова вынужден был обратиться за помощью к «дорогому мессеру Никколо»:

«Что касается моей работы, то я думаю закончить ее на следующей неделе, так как мне осталось написать только три листа. Я премного благодарен Вам за переданное Вами правило, касающееся случая, когда вещь и куб равны числу, и Вы увидите, что я не буду неблагодарным. И, однако, я должен сознаться в своем недостатке: я не столь искусен, чтобы понять его, и поэтому прошу Вас ради любви, которую Вы питаете ко мне, и ради дружбы между нами, которая, я верю, сохранится до тех пор, пока мы будем жить, послать мне решение вопроса: один куб, три вещи равны десяти;[42]42
  То есть решение уравнения х³ + 3х = 10.


[Закрыть] я надеюсь, что Вы пошлете его с той же доброжелательностью, с которой я буду рад его получить. На том кончаю. Христос да хранит Вас от беды».

1539 год, 23 апреля, Венеция

В ответном письме Тарталья довольно сухо объяснял «достопочтенному мессеру Джироламо», что не следует кого-то винить за совет вернуться в Венецию. Просто он, Никколо, обещал своим друзьям провести с ними пасхальные праздники.

«Касательно Вашей работы, я очень хотел бы, чтобы она появилась пораньше, и жажду взглянуть на нее, так как если я не увижу ее, то буду подозревать, что Вы нарушили данное слово.»

Он привел решение присланного примера и завершил письмо словами: «Помните о Вашем обещании».

1539 год, 12 мая, Милан

Кардано отсылает Тарталье еще непереплетенный экземпляр своей «Практики арифметики» и в сопроводительном письме пишет:

«Я не хочу ничего такого, мой дорогой мессер Никколо, чего не хотели бы Вы, и сожалею лишь о том, что доставил Вам столько беспокойства, а Вы не извлекли из этого никакой пользы для себя. Что касается моей только что законченной работы, то для того, чтобы рассеялись Ваши подозрения, я посылаю Вам ее еще не переплетенный экземпляр. Я считаю Вас моим самым дорогим другом. Я извиняю Вас за то, что Вы полагаетесь не на то, на что следует полагаться, – а именно, не на слово благородного человека, а на окончание книги, которая в любое время может быть дополнена новыми главами… Однако гарантией здесь служит убеждение, что нет большего вероломства, чем подорвать доверие и рассердить тех, кто доставил нам удовольствие…»

1539 год, Венеция

Получив «Практику.», Тарталья несколько успокоился, так как не нашел в ней своего «секрета».

1539 год, июль, Бергамо – Венеция

Из письма Мафио Пончини, ученика Тартальи: «Мой миланский друг сообщил мне, что доктор Кардано сочиняет новую алгебраическую книгу, посвященную некоторым недавно найденным правилам. Я думаю, что это как раз те самые правила, которым, как Вы мне говорили, Вы научили его; я боюсь, что он обманул Вас».

Тарталья – Пончини:

«Я очень огорчен новостью, которую ты мне сообщил… ибо если это правда, то эти правила не могут быть не чем иным, как тем, что я сообщил ему. Умоляю, узнай побольше об этом деле и напиши мне».

1539 год, август, Милан – Венеция – Милан

Вновь Кардано обращается за помощью к Тарталье: он просит разъяснить ряд неясных для него вопросов, в частности ту ситуацию, когда «великое правило» приводит к необходимости извлекать квадратный корень из отрицательной величины (так называемый «неприводимый случай»).

Тарталья – Кардано:

«Я очень жалею, что уже дал Вам все, что имел, так как оповещен лицом, заслуживающим доверия, что Вы собираетесь опубликовать новую алгебраическую работу и распространяете по Милану хвастливые слухи о якобы открытых Вами некоторых новых правилах в алгебре. Но учтите: если Вы нарушите данное Вами слово, то я, конечно, выполню то, что обещал (ибо таков мой обычай)».

1539 год, 18 октября, Милан

Кардано, обращаясь к «достопочтеннейшему мессеру Никколо», дружески укоряет его за последнее письмо, написанное тому, «кто был его большим другом и безо всякой зависти расхваливал его до небес». «Вас ввели в заблуждение относительно моего намерения опубликовать нечто, касающееся алгебры, и сделать Ваши правила известными… Что же касается Ваших сожалений из-за того, что Вы мне их передали, то ни эти, ни любые другие слова не заставят меня нарушить данное Вам обещание».

Тарталья оставляет это письмо без ответа.

1540 год, 5 января, Милан

Последнее письмо Кардано отправил Никколо 3 января 1540 года. Он сообщает своему адресату, что этот diavulo да Кои вновь появился в Милане. Прослышав, что Джироламо решил отказаться от лекций по математике, он вознамерился занять его место и вызвал всех конкурентов на состязание. Да Кои распустил в городе слух, что изучил в Венеции задачи Фиоре и самостоятельно нашел «великое правило». Он же, Кардано, желал бы передать место лектора своему ученику Лодовико Феррари и, так как некоторые вопросы да Кои действительно трудны, он обращается к Никколо с просьбой о помощи.

Тарталья молчал. «У меня не больше любви к нему, чем к мессеру Жуано, и поэтому я предоставляю их самим себе», – записывает он в дневнике. Впрочем, его помощь и не понадобилась. В том же месяце Феррари в пух и прах разбил в диспуте да Кои и занял место лектора в школе Пьятти.

1540–1545 годы

Кардано трудится над алгебраическими проблемами, пытаясь распространить способ Тартальи на полные кубические уравнения. Лодовико Феррари удалось найти способ решения уравнения четвертой степени, чего не смогли ранее сделать ни Тарталья, ни Кардано.

Некий Бартоломео Феррари за какие-то грехи был изгнан из Милана вместе с сыновьями Винченцо и Алессандро и нашел прибежище в Болонье. Здесь у братьев Феррари родились сыновья: у Винченцо – Лука, а у Алессандро – Лодовико (2 февраля 1522 года). Когда Лодовико исполнилось четырнадцать лет, его отца убили, и мальчик перешел в дом дяди. Двоюродный брат Лодовико – «юноша нрава мятежного и поведения непокорного» – в один прекрасный день убежал от отцовского гнева в Милан, где нанялся слугой к Кардано. Вскоре, однако, он безо всякого предупреждения оставил службу и вернулся к Болонью. Видимо, Лука получил некоторый задаток, так как Кардано предъявил претензии Винченцо. Последний увидел в этой ситуации удобный повод избавиться от племянника и отослал его вместо Луки в услужение ученому Миланцу.

Так 14 ноября 1536 года в доме Кардано появился четырнадцатилетний Лодовико (Кардано, свято веривший в приметы, позднее писал: «во дворе так долго вопреки обычаю стрекотала сорока, что мы все ждали чьего-то приезда»). Юноша был почти безграмотен, но оказался исключительно одаренным: в очень короткий срок он овладел латынью, древнегреческим и началами математики. Спустя некоторое время Феррари стал секретарем Кардано и помогал своему патрону переписывать «Практику арифметики». Вскоре он из слуги превратился в любимого ученика. Кардано щедро передавал Лодовико свои знания и гордился им, а тот платил ему искренней преданностью и любовью. Впрочем, характер у него был такой бешеный, что Кардано иногда опасался говорить с ним. Восемнадцати лет от роду этот «розовый юноша, с нежным голосом, веселым лицом, громадными способностями и характером дьявола» начал преподавать математику в миланской школе Пьятти (где ранее читал лекции Кардано) и принимать участие в диспутах. Спустя некоторое время он был удостоен первой академической степени от университета Болоньи.

Учитель и ученик получили много новых выдающихся результатов, но Кардано, связанный клятвой, не мог сделать их публичным достоянием. Однако в 1543 году произошло событие, снявшее моральные затруднения с Миланца. Вместе с Феррари он посетил Болонью, где встретился с Аннибалле делла Наве. Последний охотно показал гостям рукопись своего покойного тестя, Сципиона дель Ферро. К своему превеликому удовольствию, Кардано и Феррари обнаружили в ней формулу, сообщенную Тартальей. Значит, упрямый Никколо не был первооткрывателем, и у него можно не испрашивать разрешения на публикацию «великого правила»! С этого момента Джироламо начал систематизировать все известное ему в алгебре и готовить к изданию новую книгу.

1545 год, Нюрнберг

Выходит в свет «Великое искусство». В первой главе книги, касаясь своих взаимоотношений с Тартальей, Кардано пишет:

«В наше великое время Сципион дель Ферро открыл формулу, согласно которой куб вещи плюс вещь равен числу. Это была очень красивая и замечательная работа. Так как подобное искусство превосходит всю человеческую ловкость и всю ясность ума смертного, то его нужно рассматривать как подарок небесного происхождения, а также способность силы ума, и это настолько славное открытие, что от того, кто мог его достигнуть, можно ожидать, что он достигнет всего. Соперничая с ним, Никколо Тарталья из Брешии, наш друг, будучи вызван на состязание учеником дель Ферро по имени Антонио Мария Фиоре, решил, дабы не быть побежденным, ту же самую проблему и после долгих просьб передал ее мне. Я был введен в заблуждение словами Луки Пачоли, который говорил, что нет общего решения такого рода уравнений, и, так как я обладал уже многими, мною самим сделанными открытиями, я не отчаивался найти то, чего я не смел искать. Однако когда я получил эту главу и добрался до ее решения, то увидел, что с ее помощью можно многое еще сделать, и уже с повышенной уверенностью в своих силах я, при исследовании, открыл дальнейшее, частью сам, частью с Лодовико Феррари, моим бывшим учеником».

1546 год, Венеция

Тарталья издает книгу «Разные вопросы и изобретения»», посвященную английскому королю Генриху VIII и адресованную тем,

 
Кто страстно желает новых открытий,
Не краденных ни у Платона, ни у Плотина,
И ни у какого другого грека или латинянина,
А полученных лишь Искусством, Измерением
и Размышлением.
 

Увесистый том содержит решение задач, которые клиенты в течение многих лет ставили перед автором. Его первые восемь «книг» посвящены вопросам артиллерии, механики, топографии, а девятая касается «вопросов арифметики, геометрии, умозрительного применения алгебры или алмукабалы, или попросту Сути вещей или Великого Искусства, а главным образом – открытию Правил для случая, когда вещь и куб равны числу, и примыкающих к нему задач, признанных учеными «невозможными»». В ней, как уже говорилось, Тарталья рассказал историю взаимоотношений с миланским врачом с целью продемонстрировать всему миру низость Кардано.

Издание этих компрометирующих документов положило начало «великой контроверзы». История знает немало случаев научной полемики, сопровождающейся обменом ругательными письмами и памфлетами. Но, как правило, эта полемика велась тогда на латыни и поэтому редко выходила за пределы «республики ученых». Спор между Тартальей и Кардано велся на итальянском языке, и это придавало ему совершенно иной тон и масштаб. От открытой схватки с Тартальей Кардано отказался, подобно тому, как дворянин отказался бы от дуэли с простолюдином. Поэтому он предпочел остаться в тени, а на передний край выдвинул Феррари. Начался обмен «Вызовами» (Cartelli) и «Ответами» (Risposti). Они печатались в виде листовок и распространялись по всей Италии.

Обложка книги Тартальи «Вопросы и различные изобретения»

Действие 3
Схватка

1547 год, 10 февраля, Милан

Феррари – Тарталье (первый Вызов):

«.Мне попала в руки одна из Ваших книг, озаглавленная «Разные вопросы и изобретения»; в ее последней части говорится о благородном синьоре Джироламо Кардано, миланском враче, который в настоящее время читает лекции по медицине в Павии. Вы имели низость сказать, что он невежествен в математике; Вы назвали его недалеким человеком, занимающим низкое положение, человеком с вульгарной речью и говорили другие подобные оскорбительные слова, слишком утомительные, чтобы повторять их.

Так как положение, занимаемое его светлостью, не позволяет ему отвечать Вам, я взял на себя обязанность сделать публично известным Ваш обман или даже (в чем я убежден) злое намерение; я поступаю так не только для того, чтобы отстоять правду, но и потому, что это дело касается меня лично, поскольку я – его создание. Я вызываю Вас на публичный диспут по Геометрии, Арифметике и зависимым от них дисциплинам, таким как Астрология, Музыка, Космография, Перспектива, Архитектура и другие. Состязание может состояться в любом месте, которое будет удобным для нас обоих, и перед достойными судьями. Я готов диспутировать не только по поводу того, что написали по этим предметам греческие, латинские и итальянские авторы, но также и по поводу Ваших собственных открытий, которые Вам самому так нравятся (если, конечно, и Вы согласитесь обсуждать мои изобретения).

Я уведомляю Вас, что буду ожидать Вашего ответа в течение тридцати дней после того, как этот вызов будет передан Вам. И если Вы не ответите, то я предоставлю всему миру судить о Ваших качествах. Я оставляю за собой право продолжать, если сочту необходимым.»

1547 год, 19 февраля, Венеция

Тарталья – Феррари (первый Ответ):

«Превосходный мессер Лодовико, 13 числа я получил один из Ваших вызовов, напечатанный 10 числа этого же месяца. Есть две причины, по которым я сообщил в своей книге сведения, касающиеся Джироламо Кардано. Во-первых, этим самым я выполнил свое обещание, данное его светлости под клятвой, так как я и вправду не знаю большего позора, чем клятвопреступление. А во-вторых, я хотел побудить его светлость (а не Вас) написать мне собственноручно и поэтому выразил все это в таких оскорбительных и резких словах. По-братски советую Вам обратиться к Вашим лекциям и оставить подобные предприятия превосходному синьору Джироламо. Передайте ему от моего имени, чтобы он либо написал мне лично, либо кто-нибудь записал его слова под диктовку и послал бы их мне, но от его, а не от Вашего имени. После того как это будет сделано, я дам ему подобающий ответ. По крайней мере, Вы должны удостоверить, что и он подписал этот вызов как Ваш соучастник в диспуте. В этом случае я буду удовлетворен и с открытым сердцем приму благородное предложение, сделанное Вами обоими, а именно – участвовать с Вами в диспуте. Однако я не соглашусь с условием, которое Вы далее ставите: Вы говорите о том, что согласны диспутировать не только по поводу тех авторов, которые писали на греческом, латыни или народном языке, но также относительно моего нового изобретения, упомянутого в моей книге… Это условие я отвергаю… Я искренне надеюсь, что, получив Ваш ответ, я смогу намылить шеи одновременно Вам обоим, да так хорошо, как это не сможет сделать ни один парикмахер в Италии».

1547 год, Милан

Феррари – Тарталье (второй Вызов):

«Прежде всего, позвольте мне напомнить Вам, что я был в доме Кардано, когда он предложил Вам гостеприимство, и присутствовал при Вашей беседе, которая мне очень понравилась.

Это было тогда, когда Кардано получил от Вас малую часть Вашего открытия относительно куба и вещи, равных числу; и это чахлое, почти умирающее растение он вернул к жизни, пересадив его в свою книгу, и объяснил ясно и научно, дав ему тем самым наиболее удобное, наиболее плодородное и подходящее место для роста. И он объявил Вас изобретателем, и написал, что именно Вы по его просьбе сообщили ему это изобретение.

Чего же Вы еще хотите? «Я не хочу, чтобы оно было разглашено», – говорите Вы. Но почему? «Да потому, чтобы никто другой не мог воспользоваться моим изобретением.» И таким отношением к делу, хотя оно и незначительно и почти бесполезно, Вы показали себя плохим христианином, злобным и почти достойным того, чтобы быть изгнанным из человеческого общества. Действительно, так как мы рождены не только для себя, но и для блага нашей родины и всего человечества, то если мы владеем чем-нибудь хорошим, почему же не поделиться им и с другими?».

Далее Феррари сообщил о том, что, путешествуя вместе с Кардано из Милана во Флоренцию, они в 1543 году остановились в Болонье и посетили делла Наве.

«И теперь, – писал Феррари, – я могу доказать: ясно как день, что это не Ваше изобретение, хотя даже мы были раньше в неведении относительно этого. Если Вы не разрешаете Кардано обучать нас Вашему открытию, то разрешите ему по крайней мере обучать открытиям других».

1547 год, 21 апреля, Венеция

Тарталья – Феррари (второй Ответ):

«Я должен сказать, что очень рад тому, что Вы – тот самый человек, который был в его доме, когда я демонстрировал свое открытие. Но я поражаюсь, как Вы и он (ибо я знаю, что Вы только вторите ему) осмелились так принижать мое изобретение, ибо ясно, что благодаря ему Вы стремитесь обессмертить себя. Он и сам признавал, что оно является душой его книги… Что же касается Вашего утверждения, что он опубликовал его под моим именем и упомянул обо мне как об изобретателе, то я отвечу Вам, что он поступил так лишь потому, что был уверен в том, что это успокоит меня… Я очень страдал от того, что он нарушил свою клятву; поступок этот должен был заставить его покраснеть от смущения».

Тарталья не отрицал того факта, что его формула была ранее открыта дель Ферро. Но ведь вполне допустимо, что то, что удалось найти ему, Тарталье, могли и могут изобрести и другие – как в прошлом, так и в будущем. «Я могу, – писал он, – честно сказать, что не видал этой вещи ни у кого из писателей, а очень быстро самостоятельно нашел ее».

Никколо уклонился от участия в публичном диспуте, понимая, что шансы его, заики и самоучки, не очень велики в устном сражении с таким опытным диспутантом, как Феррари. Он предложил обменяться задачами и через определенное время представить на суд другого их решения. В конце письма он сообщил своему оппоненту условия тридцати одной задачи, заимствованной у Евклида, Птолемея, Архимеда, Аполлония и Пачоли.

Никколо Тарталья

1547 год, май, – 1548 год, июнь, Милан-Венеция

Обмен Вызовами и Ответами продолжался. 24 мая Феррари отправил Тарталье формулировки своих задач, принимая, таким образом, его условия состязания. В своем третьем Ответе, датированном 23 июля, Тарталья присылает сопернику решения его задач и с этого времени начал издеваться над Феррари, называя себя победителем.

Мало что нового добавили четвертый Вызов (10 августа) и четвертый Ответ (30 августа). Феррари вновь настаивал на очной схватке, а Тарталья вновь уклонился и безуспешно требовал к барьеру Кардано. Что же касается стиля этих писем, то вслед за историком математики Джино Лориа «мы избавим читателя от этой части, анализ которой лучше поместить в антологию адвокатских кляуз, а также бранных слов».

10 октября 1547 года Феррари опубликовал пятый Вызов, в котором приводит решения задач Тартальи (у него ушло на это, таким образом, целых шесть месяцев).

Видимо, Тарталья и вправду уверовал в свою победу, а может быть, убедился в том, что до Кардано «добраться» ему так и не удастся. Во всяком случае он замолчал на целых восемь месяцев и, казалось, прекратил дискуссию. Однако 16 июня 1548 года в пятом Ответе он неожиданно согласился на организацию диспута между ним и Феррари:

«Конечно, Вы, мессер Джироламо, и Вы, мессер Лодовико, со своей стороны так хорошо навели глянец на башмаки, что напоминаете мне Астольфо из Англии, который – по его собственному признанию – хотел стать первым наездником в мире, но, вскакивая в седло, всякий раз обнаруживал, что показывает пятки солнцу, и в этом всегда винил лошадь. Хотя то же самое уже происходило с Вами обоими, когда Вы излагали Ваши доводы, тем не менее, для того, чтобы все стало еще более понятным миру, я вскоре сделаю так, чтобы это еще раз случилось с Вами. Я с радостью присоединяюсь к Вам в настоящем состязании. Я решил приехать в Милан и окончательно прояснить это дело».

Причина такого резкого поворота состоит в следующем. В начале 1548 года Тарталья получил лестное предложение от знатных брешианцев приехать в этот город, чтобы вести публичные занятия по математике, а кроме того, и частные занятия, «в которых будут принимать участие лишь некоторые доктора и люди с определенным весом, не желающие появляться в публичных местах». Видимо, это предложение было сделано при условии, что Тарталья подтвердит свою квалификацию в публичном диспуте с Феррари.

1548 год, июль

Феррари не удержался от того, чтобы не наговорить в своем шестом и последнем Вызове всяких гадостей сопернику. В июле 1548 года он писал:

«Вы поистине человек-дьявол, желающий быть изобретателем и имеющий голову гадюки, которая ничего не может понять, так как все, что входит в ее одно ухо, выходит в другое. Я говорю это не для того, чтобы высмеять Вас, а скорее для того, чтобы похвалить, так как Вы способны извиваться подобно угрю, поэтому, даже крепко схватив Вас, рискуешь упустить. Однако я думаю, что прошлые вызовы разбили Ваш спинной хребет так основательно, что Вы теперь способны лишь слегка покрутить хвостом.»

Примерно в таком же духе 24 июля ответил и Тарталья. Соперники договорились встретиться в начале августа в Милане.

1548 год, 10 августа, Милан

В этот день около шести часов вечера в церкви Св. Марии дель Жиардано собралось множество горожан, военных, знатных синьоров, университетских преподавателейи студентов, которые хотели присутствовать на математическом диспуте.[43]43
  «Неаполитанская национальная библиотека хранит многочисленные листовки и объявления с вызовами на подобные турниры, которым предшествовал настоящий маскарад. Оба противника должны были идти с герольдами и знаменами к месту боя, сопровождаемые толпой любопытных, которые интересовались больше скандалом и шумом, чем существом дела» (Л. Ольшки).


[Закрыть] Наконец появились соперники – Лодовико Феррари явился с огромной толпой своих знатных и незнатных друзей, а Никколо Тарталью сопровождал лишь брат. Что же до «главного виновника» – Кардано, – то, узнав о диспуте, он уехал из города. В присутствии главного арбитра, правителя Милана Ферранте ди Гонзага, и многотысячной толпы соперники должны были доказать правильность решений, приведенных ими в вызовах и ответах.

К сожалению, никаких документов о диспуте не сохранилось, и чтобы узнать о том, что там происходило, мы вынуждены вновь обращаться к книге Тартальи.

«Я предстал перед толпой и кратко объяснил причины нашего диспута и повод, заставивший меня появиться в Милане. Но когда я хотел изложить их [Кардано и Феррари] решения, они, для того чтобы привести меня в замешательство и задержать ход событий, начали говорить всякую чепуху по поводу избрания неких людей, здесь же присутствовавших, судьями. Наконец они позволили мне говорить. Для того чтобы не утомлять благородных слушателей скучными доказательствами, касающимися чисел и геометрии, я обратился поначалу к решению задачи из двадцать четвертой главы «Географии» Птолемея, которая была моим собственным восьмым вопросом. Я вынудил их согласиться с тем, что это решение или выводы получены ими неверно. Но когда я хотел продолжать свою речь, почти все зрители начали громко кричать, требуя, чтобы я позволил теперь ему говорить о том, насколько верно и я решил тридцать одну задачу…

Итак, он начал говорить и заявил, что я не знаю, как решить его четвертую задачу, заимствованную из Витрувия, и мы спорили об этом так долго, что подошло время ужина, все вынуждены были покинуть церковь и ушли домой. Для меня стало ясно, что мое намерение убедительно говорить перед толпой неосуществимо, и так как я начал опасаться худшего, то на следующий день, не сказав никому ни слова, уехал по другой дороге в Брешию. Однако все то, что мне не было позволено досказать, я надеялся сделать известным посредством печати.»

У нас нет сведений об официальном вердикте по поводу диспута, но, очевидно, победителем был объявлен Феррари, поскольку его соперник покинул поле боя. Кроме того, позднее Кардано утверждал, что Тарталья отрекся в Милане от дурных отзывов в его адрес. У победившей стороны не было особых причин для пространных объяснений действий и их мотиваций. Кардано лишь однажды, и то мельком, упоминал, что Феррари имел диспут с да Кои и Тартальей и победил их обоих. Куражиться над проигравшим было не в привычках Миланца.

1548–1557 годы

Нам остается сказать о дальнейшей судьбе Тартальи и Феррари. Намерению первого поразить соперников печатным словом не суждено было сбыться.

«Я мог осуществить это уже спустя несколько месяцев, но новая беда постигла меня: когда я вознамерился собрать жалованье, которое было обещано мне брешианскими докторами, и зарплаты за мои публичные лекции, меня столь долго водили от Ирода к Пилату, что я вынужден был предъявить судебный иск лицу, которое было уполномочено сделать такое обещание. В конце концов доверенное лицо. оправдали и мне посоветовали возобновить судопроизводство против главы тех, кто меня пригласил. Он, однако, был одним из лучших адвокатов Брешии, и я не осмелился пойти против него. Все это вынудило меня выпустить перо из рук, и я не смог выполнить своего намерения».

Итак, Тарталья после злоключений в Брешии вернулся в Венецию, где продолжал жить в бедности в своем домишке вблизи моста Риалто вплоть до смерти, последовавшей 13 декабря 1557 года. За девять лет пребывания в Венеции Тарталья опубликовал две книги – «Общее правило для подъема любого затонувшего судна…» (1551) и «Общий трактат о числе и мере». К первой он приложил перевод сочинения Архимеда «О плавающих телах» (впоследствии установили, что это был плагиат – подлинным автором перевода является Виллем из Мербеке, живший в XIII веке).

Что же касается Феррари, то после победы в Милане лестные предложения сыпались на него как из рога изобилия: публичные лекции – в Риме; частные – в Венеции; служба у маршала Бриссака и у правителя-кардинала Мантуи Эрколе Гонзага и, наконец, – преподавание сыну императора. Однако Феррари предпочел остановиться на самом выгодном в материальном отношении предложении и возглавил налоговое ведомство в Милане. Здесь он прожил восемь лет, но из-за свища, который не позволял ему верхом совершать объезды герцогства, вынужден был уйти в отставку. Некоторое время он продолжал службу у Эрколе Гонзага, а затем переехал в Болонью, где получил кафедру математики. В октябре 1565 года, не дожив до 44 лет, он скоропостижно скончался (согласно упорным слухам, был отравлен то ли своей вдовствующей сестрой Маддаленой, то ли ее любовником).

Кардано в кратком очерке жизни Феррари писал: «.его ум и математические познания были блестящи». Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать это.