Текст книги "Мы – дети войны (сборник)"

А в моей памяти остался сон, который явился мне в декабрьскую ночь 1941 года в ярославской деревне Поповка: ледяное поле с торосами, ровная площадка серого металла, какие-то выступы, прикрытые парусиной и заметённые снегом, завывания ветра и голос отца, зовущего меня из темноты: «Нина, дочка!..». Он звал меня на помощь, я должна была протянуть к нему руки, но я не сделала этого и отпустила его во тьму.

17–19 августа 2000 года, когда вся страна переживала трагедию атомной подводной лодки «Курск», я писала об этом стихи, и вдруг мой страшный сон вернулся: «Страшный сон сегодня воротился, Что в войну впервые мне приснился, – О Балтийском море, о конце, – Сон о погибающем отце…».

23 февраля 2005 года, в день, который никогда не праздновался в нашей семье, я написала короткие стихи:

 
Опять – воспоминанья о войне…
Невесело и не спокойно мне.
Ещё десятилетье миновало,
Ещё мои защитники ушли…
И слёзы солоны, как соль земли,
Земли – из сталинградского подвала.
 

Сталинградский подвал возник не случайно, – но как странное предчувствие. На собрании ленинградских ветеранов войны в апреле 2005 года мне снова и снова рассказывали о Ханко и Осмуссааре, защитивших в 1941 году подступы к осаждённому Ленинграду с моря, старые моряки-балтийцы, которых после эвакуации с Ханко отправили в Сталинград, на защиту ещё одного героического города…

Н. Ф. Елагина
Ф. В. Елагин о войне
Документы. Письма. Комментарии

Непосредственным участником этих событий был наш отец Фёдор Васильевич Елагин.

В июне 1941 года он был призван на действительную военную службу в кадры Красной Армии в должности «курсант» при Московском Краснознамённом Пехотном Училище имени Верховного Совета РСФСР – для переквалификации из помкомвзвода в лейтенанта.

Училище МКПУ ведёт свою историю с 1918 года, когда сначала латышские стрелки, а затем учащиеся пулемётных курсов вели охрану Кремля. Поэтому их называют «кремлёвскими курсантами». В октябре 1941 года на базе МПКУ им. Верх. Совета РСФСР был сформирован Отдельный курсантский полк под командованием начальника Училища полковника С. И. Младенцева. Полк убыл из г. Солнечногорска по тревоге 5 октября 1941 г. и закончил свой путь 6 декабря 1941 г. Из истории: «В боях под Волоколамском особенно отличились курсантский полк училища имени Верховного Совета РСФСР полковника С. И. Младенцева и 316-я стрелковая дивизия генерала И. В. Панфилова» («Великая Отечественная война Советского Союза», Воениздат, 1970). Здесь справедливо приоритет отдан кремлёвским курсантам. В октябре-декабре 1941 г. они стояли насмерть под Москвой; за отличную боевую выучку немцы звали их «советскими юнкерами». Вот только никто тогда не описал их подвиги, не до писаря было. В мае 1918 г. курсантские батальоны, в том числе и «кремлёвцы», открывали первый в истории Советского государства Военный парад в Москве. С тех пор кремлёвские курсанты ежегодно проходят парадом по Красной площади. Исключение – 7 ноября 1941 года. В этот день они были «в белоснежных полях под Москвой».

Из писем Ф. В. Елагина

Москва, 22.07.41 г.

«… Теперь парочку слов о себе:

Живу я здесь хорошо, питаюсь в столовой и буфете, а с завтрашнего дня буду питаться в Рабоче-крестьянской Красной армии, ещё в субботу 21/У11 меня вызывали в военкомат, кой-чего спросили, а потом зачислили в одну из московских школ, где я и начну свои занятия. Адрес я не пишу, потому что пойду туда ещё завтра. В московской школе я пробуду долго, так как меня из помкомвзводов переквалифицируют в лейтенанты, а поэтому набравшись знаний можно будет идти смело бить врага. Тамуська мне опять дала наказ: – Папа, обязательно будь героем!.. 22.07.41 г. 12 часов.»

В июле 1941 г., у него было трое детей: дочери Тома 9 лет, Неля 3 лет и сын Игорь, родившийся в феврале 1941 г. В это время Тома лежала в санатории в Балашихе, жена с младшими – в эвакуации.

г. Солнечногорск, 15.09.41 г.

«… посылаю справку о том, что я нахожусь в армии, только будет ли она достаточной, так как нет даты, с какого числа я нахожусь в армии».

22.07.41 г.

«В воскресенье (20 июля) был у Томочки. Чувствует она себя хорошо, собираются уезжать, но пока ещё не выехали. Наверное, выедут завтра, с санаторием я держу ежедневную связь. Томочка едет охотно, в особенности её и всех ребят прельщает то, что они 7 дней поедут на пароходе. Как приедет туда, она вам пришлет письмо. Однако адрес мне уже сказали: Плёсс на Волге Ивановской области, Санаторий «Кр. Роза» (бывш. Санатор. В. Ц. С. П. С.), Елагиной Томе.

Говорят, место очень хорошее, отстоит от Волги на расстоянии 1/2 километра. Штат санатория в основном весь едет туда, так что ребятишкам привыкать придётся только к стенам, а это не имеет никакого значения. Я очень рад, что Томочка уезжает, так как там более спокойно и кроме того, как говорят – живописно-художественная местность».

Открытка от Томы из Балашихи 5 августа 1941 г.

«Сейчас всех ребят, кто хочет домой, того увозят, и если Ольга Николаевна разрешит, то и я приеду с тётей Дусей. Только могу приехать, если вы меня примете… Сейчас мне очень весело.»

Из письма друга (Толкачева) 14.08.41 г.

Ребят «… пока ещё не вывозят. Подбирают место. Говорил на этот счёт с директором и просил его обратиться к тов. Швернику Н. М… но по всему видимо в ближайшее время вывезут.

Говорил сегодня по телефону с Евдокией Ивановной. Она получила от Томы открытку и прошлый выходной ездила к ней в санаторий, говорит, что Тома себя чувствует хорошо. Персонал санатория брать Тому из санатория не рекомендует».

Из писем Ф. В. Елагина,

ст. Подсолнечная Окт.ж.д., 30.07.41 г.

Здравствуйте – мама, Ира, Нюра, Женя, Неля, Игорь, Валя, Юра и Гера (дети и племянники) шлю привет!

Пока к работе не приступили, отдыхаем в лесу. Рядом очень большой пруд – купаемся (видимо, озеро Сенеж). С первого числа, наверное, возьмёмся за учёбу.

Все дети ещё живы

г. Солнечногорск, 30.08.41 г.

«Здравствуйте мама, Ира, Нюра, Женя, Неля. Игорь, Валя, Юрик и Гера!

… Меня интересуют подробности о ребятах. Очень рад, что Неличке немного стало лучше, а то я после письма, в котором ты Ира сообщала заключение врачей о безнадёжности на жизнь Нелички – ходил два дня как ошеломлённый. Неличка не выходила у меня из головы ни день ни ночь, да и сейчас прошу ещё раз сообщать мне открыткой хоть через день о состоянии здоровья ребят… – какая температура, как кушают и как выглядят…»

Война в тылу или тыл в войну.

Горе – двое детей умерли.

Вот какие известия получил курсант Елагин в сентябре 1941 года, подробности – в его письме от 8 сентября 1941 г.

Пояснение: дочь – Неличка, племянник – Герочка, Товарищи-курсанты знали, что у Елагина – дочь и сын, но, видимо, не знали, как их зовут. А на почте поменяли букву «Г» на букву «В».

Об этой истории узнала кинооператор и режиссёр Марина Голдовская (док. фильм «Архангельский мужик»). Она в 1980-е годы собиралась снимать фильм о жизни тыла в годы войны, совместно со Светланой Алексиевич («У войны не женское лицо»), и предполагала включить сюжет с папиным письмом и моим рассказом в этот фильм. Мы обговорили примерное время съёмки…, но работа эта не состоялась, в период перестройки M.Г. уехала за границу.

Солнечногорск, 08.09.41 г.

«Здравствуйте мама, Ира, Неля, Нюра, Женя, Валя и Юрик! Прощай мой дорогой сыночек Игорёк, прощай дорогой племянник Герочка. Легко писать – Прощайте, но дорогие дети – очень тяжело оседает в душе, когда перед тобой мысленно лежит мёртвым твой долгожданный сын, а рядом с ним племянник. Ира – я очень был испуган одним из товарищей, он меня встретил прочитав телеграмму прежде меня. В телеграмме было написано «Умерли Игорёк и Верочка» (вместо Герочка, как догадываюсь я), а поэтому он, думая, что я телеграмму читал, задал вопрос: Слушай! Чем у тебя болели сын с дочуркой, чтобы могли умереть вместе? Эти слова меня ошеломили, так как я представил мёртвыми Игорька и Неличку. Телеграмму я сразу после его слов получить не смог, так как она находилась у другого товарища, который меня разыскивал на территории лагеря, а в это время у нас в театре был концерт, а на стадионе играли в футбол, и он меня, а я его найти сразу не могли, так я, не прочитав телеграмму и руководствуясь устным сообщением товарища о смерти сына и дочери, в отчаянии написал вам открытку, но отослать вам до вручения мне товарищем телеграммы я ещё не успел. И вот можете ли вы представить меня, когда я около двух часов бродил с мыслями, что я лишился сына и дочери. Но когда я в 20 ч. вечера прочитал первые строки телеграммы: Неличке стало лучше, то меня тут же пробила радостная дрожь, но эта радость одновременно переплелась с горем, когда я дальше читал о смерти Игорька и Герочки. Я тут же поставил перед собой вопрос – Жаль? – Жаль! Но я решил смириться и взять себя в руки. Ребятишек жаль, но киснуть не следует, и себя переборол. Смирился со смертью Игорька и Герочки, пусть они наши еще несознательные крошки спят, а мы будем считать, что они живут вместе с нами, придёт время и они встанут! Ира! Я тебя прошу не расстраиваться и больше уделять внимания Неличке».

«Ира! Не беспокойся за Игорька. Он малыш, в жизни ничего не понимал. ну а то, что мы с тобой не имеем сына, что же делать, есть люди, которые не имеют детей совсем, а у нас с тобой всё-таки двое есть».

О Неле и Томе

Солнечногорск, 11.09.41 г.

«… не показать ли её (Нелю. – H. E.) специалистам. Ты знаешь, что я этим специалистам верил плохо и в Москве, вспомни историю с Томой – какие болезни ей ни приписывали, а оказалась совершенно неожиданная болезнь и ребёнок лежит 4-й год… Отсюда я высказываю своё мнение – едва ли могут помочь специалисты при их разовом посещении. Была бы надежда на помощь, если б специалисты понаблюдали хоть несколько раз, а так, как думаете вы – т. е. поехать в Арзамас и показаться специалистам, вряд ли что получится. Однако этот вопрос решайте сами, но учтите, поездка по железной дороге не так уж лёгкая и удобная, не осложнилось бы положение. Показаться лучше было бы московским врачам, но это опять сопряжено с дорогой – пробыть в вагоне 14 часов больному ребёнку будет тяжело, а может быть и вредно. Однако это продумайте и может быть несмотря на трудную дорогу следует поехать в Москву. С деньгами на дорогу ты Ира не считайся – продай что-нибудь из моего барахла. Ира, вчера я послал вам письмо, в котором писал, что потеря Игорька не должна расшатывать наш организм, а поэтому держи себя спокойно. Пиши почаще (не реже как через день) открытки и сообщай о состоянии здоровья Нелички».

Солнечногорск, 19.09.41 г.

«Очень жаль, что у Нелички температура, в особенности такая температура как 37,3–37,4, так как эта температура раньше была у Томочки, а в результате ей приходится лежать продолжительное время».

Москва 14 сентября 1941 г.

г. Солнечногорск, 19.09.41 г.

«Здравствуйте мама, Ира, Неля, Нюра, Женя, Валя и Юрик! Шлю привет, и крепко целую.

14.09.41 г. я был в Москве. Москва выглядит по-прежнему, наша комната очень молчалива, поэтому я в ней был очень мало.

Ночевал у Мих. Фёдоровича (Толкачёв), а в воскресенье (14.09.41 г.) обедал у Евдокии Ивановны и Сергея Ивановича (Кузьмины).

Томочку увидеть не пришлось, т. к. они уехали ещё 01.09.41 г… Я два раза разговаривал с сотрудниками санатория по телефону… точного адреса пока нет… но знают, что уехала в Челябинскую область.

… у меня просьба к вам. Наступает холодное время и не исключена возможность понадобятся мне тёплые носки, то на всякий случай вы как-нибудь мне их свяжите, если будет возможность, то парочки две, но пока не присылайте, так как идут слухи, что мы может переберёмся на зимние квартиры в Москву, да кроме того они пока мне не нужны. О себе писать особенно нечего. Моя мечта в воскресенье нажарить грибов, а их у нас очень много, очень часто я их держу в руках – много белых, когда в лесу кто-нибудь попадётся, из собирающих грибы, то отдаёшь им, а то хоть иногда и жалко, но приходится бросать, а в большинстве случаев конечно их не рвёшь, но очень хорошо на них смотреть. Особенно много дубовиков – прямо целые поляны. Здоровье у меня надо сказать хорошее, выдерживает пока все встречающиеся трудности, думаю и в дальнейшем. Давайте поправляйтесь Вы!

Неличка! Давай скорей поправляйся и будь такой же здоровой как я.»

г. Солнечногорск, 19.09.41 г.

«…идут слухи, что мы, может, переберёмся на зимние квартиры в Москве».

г. Солнечногорск, 28.09.41 г.

«…идут слухи, что скоро переберёмся на зимние квартиры (Москва)».

г. Солнечногорск, 04.10.41 г.

«в предыдущем письме я вам писал, что до 05.10.41 г. выедем на зимние квартиры, но оказалось по некоторым причинам пришлось задержаться и сегодня заговорили, что поедем не раньше 10.10.41 г.»

д. Суворово, 07.10.41 г.

«05.10.41 г. по тревоге выступили из лагеря. Продвигаемся вперёд одерживать победу. Адреса пока нет. Настроение у меня и у всех моих товарищей хорошее. Крепко вас целую и надеюсь, что наступит тот день, когда мы с вами встретимся и поднимем здравицу за Рабоче-Крестьянскую Красную Армию».

А дальше…

По материалам музея училища им. Верховного Совета РСФСР, 1981 г.

Проделав маршрут, кто пешком, а кто на машинах: г. Солнечногорск – Клин – Высоковск – Теряева Слобода – Волоколамск – курсанты к 19 часам 07.10.41 г. заняли первый рубеж обороны северо-западнее Волоколамска.

Первый рубеж обороны: от дер. Тарутино до дер. Бородино по р. Ламе протяжённостью 27 км. курсантский полк упорно держал на протяжении 23 суток. Боевые действия велись в районе деревень Лотошино, Суворово, Масленниково, Козлово. Мороз достигал 20–25 градусов.

Октябрь—ноябрь

На втором рубеже обороны по линии дер. Харланиха, Утищево, Поповка и Буйгород протяжённостью 14 км. полк стойко оборонялся 20 суток с 31.10.41 г. по 19.11.41 г.

Буйгород, 16.11.41 г.

«Сегодня задали баню немцам. Вчерашний день,15.11.41 г. нам зачитали приказ о выпуске нас с 12.11.41 г. лейтенантами, и так мы закончили свою курсантскую жизнь в боевой обстановке, а не сегодня то завтра наверное отправимся в тыл для формирования подразделений».

Из архива музея

«За время боёв курсантский полк уничтожил, со средствами усиления, на подступах к Москве до полка пехоты, три артиллерийских батареи, восемь миномётных батарей, до 20 танков и бронемашин и более 30 тяжёлых и лёгких пулемётов… Награждены орденами и медалями 53 курсанта и красноармейца и 30 командиров.

В селе Ярополец 9 мая 1966 года открыт памятник… Нач. штаба курсантского полка полковник в отставке СЛАВКИН».

Курсантский полк, убывший на фронт по тревоге 05.10.41 г., закончил свой боевой путь 06.12.41 г.

Из писем Ф. В. Елагина

д. Языково, 07.12.41 г.

«Вы наверное крепко беспокоитесь за меня, так как я недели три не посылал писем. Я совершенно здоров, С 12/XI мы выпущены лейтенантами. Ира, это ты имей в виду, т. к. если со мной что может случиться, то ты должна получать повышенную пенсию. Я назначен в 71-ю стрелковую бригаду. Нахожусь в ней 2-й день. Точного адреса не знаю».

«12.11.41 г. мы выпущены лейтенантами, а числа с 05.12.41 г. нас расформировали по частям. Я имел счастье попасть в бригаду, которая по своим действиям и положению приравнивается к гвардейским войскам».

Это – 71-я Отдельная морская стрелковая бригада., вскоре получившая звание Гвардейской». Линия боев: Волоколамск – Клин – Яхрома – Дмитров – Вышний Волочёк – Старая Русса – ст. Дно.

Из книги «Ордена Ленина Московский Военный округ.

3 изд. Московский рабочий, 1983.

«27 ноября Соединения 1-й ударной армии генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова с ходу атаковали вражеские войска, переправившись через канал Москва-Волга, и отбросили их на левый берег» (с. 266).

«1-я ударная армия, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, 8 декабря освободила город Яхрома, отбросив гитлеровцев от канала Москва-Волга, её соединения перерезали шоссе Москва-Ленинград и начали наступать на Теряеву Слободу» (с. 273).

д. Субботино 13.12.41 г.

«Немец крепко дрогнул и бежит от нас как заяц из сада, напуганный выстрелом».

д. Субботино 14.12.41 г.

«Как вам известно из печати – коварный враг подбирался к Москве. Давая ожесточённый отпор врагу, нам тоже пришлось временно отойти ближе к Москве, а 13.12.41 г. я со своим подразделением ночевал в лагерях, где я учился. Настала пора – враг крепко измотан, и наша Красная Армия по всему фронту начала громить его так, что не успевает удирать не только пешком, но и на машинах, бросая последние на дорогах и в сёлах в самом беспорядочном состоянии».

д. Батино 21.12.41 г.

«Я ежедневно на новом месте».

д. Суворово 27.12.41 г.

«Продвигаемся успешно вперёд…сейчас продвинулись от Москвы около 120 километров».

Действующая Красная армия. Полевая почта № 891. (Без даты). Почтовый штемпель: 31.12.41.

«С Новым Годом! С новым Счастьем!

Сегодня от москвичей получили подарки… Новый год встречаем с задачей – уничтожить врага в двух населённых пунктах, а после – банкет» (см. Воспоминания, с. 31–32, 59–60).

д. Кашино, 07.01.42 г.

«…наша бригада имела свою особенность в деле разгрома врага, это учтено нашим правительством, и наша бригада переименована в гвардейскую бригаду, так что и я стал являться командиром-гвардейцем».

д. Кашино, 07.01.42 г.

«Продолжаем отдыхать в указанном выше селе» («отдых» связан с ранением в плечо. – Н. Е.).

(населённый пункт зачёркнут), 13.01.42 г.

«Вот уже 13-й день находимся на отдыхе во втором эшелоне, а наши передовые подразделения продолжают продвигаться с боем вперёд, громя фашистскую свору».

д. Носово, 15.01.42 г.

«…приступаю к своим обязанностям – пом. нач. штаба баталиона. Наше подразделение – 2-я гвардейская бригада громит врага, ежедневно продвигаясь вперёд. Полны уверенности, что фашистская нечисть на нашей земле скоро будет уничтожена».

д. Белая Колпь, 19.01.42 г.

«Продвигаемся быстрым темпом. Я продвигаюсь вместе с санротой. Плечо у меня зажило…, к своим прямым обязанностям приступлю дня через два».

д. Сидорково, 27.01.42 г.

«…23/1 я приступил к своим обязанностям. По приезде из санроты… меня назначили начальником штаба баталиона, Нашей бригаде вручили гвардейское знамя».

ст. Каин, 29.01.42 г.

«Мне присвоили звание ст. лейтенанта.»…«Приступил к своим обязанностям – нач. штаба баталиона».

Ранение. Госпиталь.

Письмо дочери Томы 20.02.42 г.

«Здравствуйте дорогие мамочка и Неличка! Шлю вам горячий привет и крепко, крепко целую.

…Папа просил написать вам, что он уехал на север, а куда или на северный полюс или на северный фронт к Ленинграду он ничего не пишет.

Ещё папа пишет, что на станции Клин в вагоне получил от меня письмо. Он очень рад, что я учусь на отлично и он написал – Я даю тебе слово: – выполнять свои обязанности тоже – отлично…».

г. Ярославль, 01.03.42 г.

«Здравствуйте мама, Ира, Неля, Нюра, Женя, Валя и Юрик! Шлю привет и крепко целую.

В газетах от 25 ноября с/г вы наверное читали об окружении нашими войсками 16 германской армии в районе Старая Русса. В сообщении говорилось, что окружение началось 10 дней тому назад. Да, 10 дней тому назад (от 15 ноября) я был свидетелем и участником частичного разгрома противника под Старой Руссой. Наше подразделение (иногда в газетах именуется – Безверхова или Кузнецова) зашло в тыл противника, окружив его со всех сторон. Оставался ещё один порыв, чтобы перерезать шоссе, идущее от Старой Руссы на г. Дно. До шоссе мне не представилось возможным дойти только один километр. Противник сильно сопротивлялся, но это не останавливало силу нашего подразделения (2-й Гвардейской бригады 1-й Ударной армии). Оно шло вперёд, а я вынужден был 25 ноября отойти обратно в тыл. Выполняя свои обязанности мне было приказано продвинуть оставшуюся часть своего баталиона вперёд; для того чтобы это приказание выполнить, мне кой-где приходилось продвигаться ползком, но и это не помогло – из града бесшабашно летящих пуль 2 штуки попали мне в ногу: одна из них в большой палец, а другая в ступню левой ноги. Ранение абсолютно чепуховое, но продвигаться мне дальше было нельзя, так как текла кровь и требовалась перевязка. Но так как в районе, где мы наступали, немец сжёг все деревни, наши врачи порекомендовали мне направиться в госпиталь, после чего выписали путёвку и отвезли в П. П. Г. (передвижной полевой госпиталь), а оттуда, как правило, отправляют всех в тыл, а вместе с ними направили в тыл и меня. Так вот с 15 ноября я по существу нахожусь на отдыхе, так как ранение, как я вам уже писал, совершенно безвредное и не беспокоит. Нахожусь в г. Ярославле, сколько пробуду, неизвестно, но чувствуется, что нас здесь лечат до полного выздоровления, а поэтому не исключена возможность, что пробуду здесь ещё недели полторы или две. Наш быт в госпитале: спим сколько влезет. Едим 3 раза в день (меню разнообразное – сытное). Играем в шахматы, домино, а некоторые втихомолку и в карты. Обслуживающий персонал исключительно хороший. В госпитале исключительная чистота. Единственный недостаток – не пускают гулять. В Ярославле нахожусь с 22 ноября, а ещё на улице, кроме как на дворе, не был ни разу. Думаем погулять, как выпишут. По возвращении на фронт думаю проехать через Москву, и наверное мне это удастся, а может быть отправят с формированным эшелоном, но я твёрдо намерен как гвардеец попасть опять в свою часть. Жаль, что не получил за февраль зарплату, но у меня денег около 600 руб. есть. Крепко вас целую. Ваш Федя и папа».

г. Ярославль, 15.03.42 г.

«Неличка! Тебя интересует, кто меня подобрал раненого, так я тебе сообщаю: После того, как меня ранило, я ещё часа два продолжал ходить, так как надо было кой-что доделать, а потом на лошадке поехал в свою санроту, из санроты на автомобиле поехал в П. П. Г. (полевой передвижной госпиталь), а потом на поезде приехал в город Ярославль и в нём проживаю до настоящего времени. Живу я хорошо. Чай пью с сахарком, иногда военторг привозит пряничков. С удовольствием я бы отдал всё это тебе, но очень далеко, вот уж когда я приеду домой, тогда мы с тобой найдём и сахарку и пряничков, ну а пока потерпим! Верно? Неля! Я очень рад, что ты так хорошо пишешь и рисуешь, твои рисуночки я положил в свою полевую сумку после того, как ими налюбовался».

г. Ярославль 20.03.42 г.

«У нас из госпиталя ежедневно по нескольку человек уходят и уезжают в распоряжение штаба фронта, а там по назначению…меня я думаю выпишут через недельку…, а может и через полторы, т. к. одна из ранок ещё немного гноится.

…из моего участия в военных действиях. Эпизодов было много, но…я уже с 15 ноября на фронте не участвую, а что касается относительно заметок в газетах… – в двух газетах мои фамилия и действия фигурировали, но я в своё время вам о них не написал, а сейчас уж забыл даже, в каких газетах. Между прочим одну вырезку из газеты я отправил, но абсолютно забыл вам или Томочке, как будто бы Томочке, так как ей это интереснее».

г. Ярославль, почтамт 9 ч. утра 06.04.42 г.

«…Сегодня третий день имею счастье свободно ходить по г. Ярославлю. Я помещаюсь в таком отделении, где находятся все в своей форме. 04.04.42 г. я получил вместо валенок кожаные сапоги и с тех пор хожу в полном обмундировании, до этого ходил в нательном белье и халате. Откровенно говоря поднадоело, но зато приятно сейчас после полуторамесячного перерыва выйти на улицу. В увольнении гулять нас не стесняют. Я сейчас думаю – Эх, как бы тут была Ира, но раз нет, так и с этим согласен, т. к. гулять сейчас не интересно. Погуляем уж, когда приеду домой…»

Три ранения, три боевых награды, в том числе орден Красной Звезды, должность начальника штаба отдельного стрелкового батальона 2-й Гвардейской бригады Ударной армии, ранение и контузия в феврале 1942 г., длительное лечение в г. Ярославле, затем в г. Абакане, демобилизация по инвалидности в конце 1942 г.

Много лет спустя, когда папы уже не было в живых (ум. в 1977 г.), в год 40-летия Битвы за Москву (1981) я прочитала в рукописи выступления участников войны перед курсантами Командного училища МВО КОЛКУ (в войну – МКПУ, сейчас – Московское высшее военное командное училище). Было это в музее училища, о котором я узнала из газеты «Литературная Россия», где в этот год была статья о кремлёвских курсантах: «…немцы называли их советскими юнкерами». Об их конкретных действиях немногое известно: командованию полка «кремлёвцев» было не до писаря. Их роль в защите Москвы отмечена в литературе (см.). А в живых осталось из 1330 чуть менее 300 человек (видеоролик сейчас можно увидеть в некоторых городских автобусах).

Курсанты училища, основанного в 1918 г., с первого года существования – участники всех военных парадов на Красной площади в Москве, кроме 7 ноября 1941 года. Об этом каждый год во время марта училища говорит голос диктора-комментатора. Вот только на параде 65-летия Победы забыли упомянуть, что кремлёвские курсанты героически отстаивали столицу в октябре-декабре 1941 года.