Текст книги "Майя. Быт, религия, культура"

Глава 4
Жизненный цикл в поселении майя

День начинался задолго до рассвета: в это время женщины вставали, разводили огонь и начинали готовить завтрак. Огонь добывали путем вращения палки с заостренным твердым концом, вставляя ее в углубление в мягкой древесине, служившей трутом, но делали это не каждый день, поскольку тлеющие уголья в сложенном из трех камней очаге обычно сохраняли тепло всю ночь.

Приготовление завтрака являлось довольно длительной процедурой. Хотя бобы оставляли на ночь в горшке, новую порцию маиса нужно было размалывать каждое утро. Зерна маиса вымачивали в насыщенном известковом растворе всю ночь, чтобы размягчить их кожуру, которую перед помолом требовалось удалить. Размол размягченных зерен производили на плоском камне с помощью каменной скалки. Конечный продукт представлял собой скорее тестообразную массу, чем муку, но имел необходимую консистенцию для приготовления лепешек. Их выпекали на глиняной сковороде, затем горячими складывали в мелкую посуду и накрывали куском ткани, чтобы они оставались теплыми.

Пока длился этот процесс, хозяин дома приступал к утренней молитве. Взяв немного тлеющих угольков из очага для курильницы (глиняный сосуд), он, выйдя на улицу, садился на корточки лицом к востоку. Подбрасывая кусочки смолы дерева копал и наблюдая за вьющимся дымом благовоний, он молился, прося даровать ему, в зависимости от того, что требовалось ему этим днем, либо удачную охоту, либо благоприятную для сева погоду, либо дождь.

Фрагмент рисунка из Мадридского кодекса, изображающий бога торговли, добывающего огонь. Майя добывали огонь путем вращения заостренной палки в углублении, сделанном в куске мягкой древесины.

Когда были готовы лепешки, мужчина возвращался в хижину и, усевшись на служивший табуретом обрубок дерева, приступал к еде. Каждой лепешке придавалась форма ложки или ковшика, и с ее помощью можно было зачерпнуть из горшка порцию бобов. Съедая «ложку» вместе с ее содержимым, он получал прекрасно сбалансированный рацион белков и углеводов.

Необходимость рано вставать диктовалась условиями тропического климата, требовавшими, чтобы работа шла в более прохладные утренние часы, а иногда и вечером. В жаркие дневные часы майя предпочитали отдыхать. К тому же, если это был день охоты, шанс добиться наибольшего успеха выпадал на время перед восходом солнца и сразу после него. Отправляясь на охоту, мужчина брал с собой обед, состоявший из завернутой в листья тестообразной маисовой массы. Если он работал в поле, обед ему туда обычно приносила жена.

Размалывание маиса. Зерна сначала размягчали путем вымачивания, а затем размалывали на плоском камне с помощью каменной скалки. Рисунок выполнен с глиняной фигурки из Лубантуна. Женщина носит на спине ребенка.

Вечерний прием пищи происходил в пять часов. Прежде чем приступить к еде, мужчина принимал ванну, обычно горячую, для чего использовался деревянный чан, для которого его жена в течение всего дня нагревала воду на огне в глиняных мисках. В больших городах, таких как Тикаль, мужчина мог чередовать мытье дома с посещением общественных бань, где общался с друзьями.

Пятичасовой прием пищи – основной в течение дня – отличался большим разнообразием и питательностью блюд. Основу его также составляли маисовые лепешки, но вместо бобов женщины, в зависимости от наличия того или другого продукта, подавали мясо или рыбу, которые обычно тушили с овощами и травами. При отсутствии мяса заменой ему могли служить яйца. В качестве десерта употреблялись различные плоды, вызревавшие в то или иное время года. Основным напитком был приготовленный из какао-бобов и маисовой муки шоколад, который ранние испанские летописи описывают как очень приятный на вкус, пенистый напиток. При отсутствии какао-бобов – по обыкновению стоивших дорого, поскольку их приходилось доставлять на Юкатан из горных районов, – в семьях пили напиток, представлявший собой подслащенную медом смесь воды и маисовой муки. Воду в чистом виде обычно не пили.

Подставка и каменная скалка для приготовления маиса. Обнаружены в захоронении в Баланканче, Юкатан.

Вечер зачастую проходил в беседах с друзьями и соседями, либо его посвящали ручному труду. Мужчина занимался изготовлением или починкой орудий труда, а его жена пряла пряжу или ткала ткани. Эти занятия могли чередоваться с изготовлением тех или иных изделий для продажи на местном рынке. Вечером женщина клала вымачивать предназначенную для следующего дня порцию маиса в кувшин с известковым раствором. Ужин – как и завтрак, не очень плотный – обычно съедали в восемь или девять часов, после чего семья ложилась спать.

Основной сельскохозяйственный цикл у майя состоял из выращивания маиса. На расчищенных полях каждой семье выделялся участок площадью 400 квадратных футов, но дальнейшая расчистка от растительности и возделывание земли осуществлялись совместными усилиями всей общины. Пики интенсивности работы на полях приходились на определенные периоды, что характерно для сельского хозяйства в тропическом климате. За периодами активности при расчистке, севе, прополке и сборе урожая следовали продолжительные интервалы относительного бездействия. Как отмечалось ранее, основной работой крестьянин майя был занят только два месяца из двенадцати. У него оставалось вполне достаточно времени для строительства пирамид, охоты, занятий ремеслами, военных походов и участия в регулярно устраиваемых празднествах.

Рынки и торговля

Крестьяне майя время от времени посещали существовавший рядом с местом их проживания рынок. Для получения сведений о древних рынках майя мы вынуждены полагаться на описания в ранних испанских хрониках, во времена создания которых лишь города в северной части Юкатана переживали период расцвета. Один из самых крупных рынков находился в городе Чичен-Ица, основным особенностям которого фон Хаген дает следующее описание:

«Внутри окруженного тысячей колон двора Храма Воинов находится обширное пространство, которое Ланда называл «меркадо». Открытое с четырех сторон, оно имело крышу из пальмовых листьев, поддерживаемую похожими на дорические высокими каменными колоннами, сохранившимися по сей день. Сохранились также остатки каменных помостов, на которых сидели чиновники, следившие за соблюдением правил торговли и обмена. На открытом дворе, сидя на корточках под навесами из белой ткани, мужчины и женщины обменивались товарами, изготовленными ими в свободное от выращивания маиса время. По внешнему виду это, вероятно, мало чем отличалось от ацтекского рынка, описания которого встречаются достаточно часто. У каждого товара было свое место. В одном месте продавали рыбу, оленину и птицу. Торговцы тканями и хлопком занимали отведенное только им место, как и те, кто торговал украшениями из перьев, оружием и другими товарами».

Рынки майя по существу мало чем отличались от существовавших в те времена рынков в других частях света. Не составляет труда и сегодня найти точно такие же рынки в тропических странах Америки, Африки и Азии.

Эрик Томпсон высказывает мысль о том, что устраиваемые каждый пять дней ярмарки были обычным явлением для древних городов майя. «Город майя, – пишет он, – городом в общепринятом у нас понимании не являлся, ибо он представлял собой ритуальный центр, куда люди направлялись для участия в религиозных церемониях и праздниках, а также для посещения ярмарок». По его мнению, дома вокруг городского центра являлись домами людей, обычно проживавших за пределами города, или, что более вероятно, представляли собой хранилища всего необходимого для религиозного поклонения и ритуальных мероприятий. По окончании таких празднеств, считает он, «совершался исход из храмов и дворцов, и люди возвращались к повседневной жизни. Город оказывался обезлюдевшим, там оставались лишь те, кто занимался уборкой дворов и зданий или складывал на хранение ритуальные маски и одеяния, и еще жрецы, несущие дежурство. В день проведения следующей ярмарки город снова оживал. По окончании торгов продавцы и покупатели отправлялись созерцать местные святыни и делать подношения богам. Сановники, которых несли в паланкинах, в отдельности от всех молились в храмах или собирались на государственный совет. Устраивались игры с мячом, за которыми наблюдали толпы зрителей. И возможно, танцоры, надев причудливые маски, под звуки барабанов и флейт водили хороводы на залитых солнцем дворах».

Томпсон отмечает, что воссоздание подобной картины основано не только на археологических и документальных источниках, но и на том, что происходит сегодня в общинах майя в Гватемале. «В отдельных местах современные майя живут в разбросанных по обширной территории поселениях, где они обрабатывают свои поля и занимаются привычными делами, но у них есть и городские дома, куда они отправляются для важных религиозных торжеств… и для таких мероприятий общегражданского характера, как выбор новых должностных лиц и посещение ярмарок. Современный город, по существу, функционирует точно так же, как, по нашим предположениям, функционировали и старинные города майя, с тем лишь исключением, что семейные дома сейчас заполонили центр города. В промежутках между проведением мероприятий город практически пуст».

Конечно, описываемый нами типичный крестьянин был, скорее всего, зрителем, а не участником на главных церемониях. На рынок он обычно доставлял излишки маиса, бобов и овощей. Одним из важнейших товаров была соль. Ее добыча шла лишь на побережье Юкатана, где ее выпаривали из воды многочисленных лагун. Она широко экспортировалась и являлась платежным средством за многочисленные товары, необходимые городам Юкатана, главным среди которых было какао. Многие торговые сделки осуществлялись на основе товарообмена, но весьма удобным и часто используемым платежным средством являлись какао-бобы. Они пользовались таким большим спросом, что мошенничества при их использовании являлись одним из наиболее распространенных преступлений, разбираемых в судах майя. Нечистые на руку торговцы очищали какао-бобы от шелухи, набивали ее песком и смешивали с настоящими бобами. У разборчивых покупателей вошло в привычку ощупывать каждый боб, чтобы убедиться, настоящий ли он.

Майя были опытными торговцами. Они совершали поездки по морю и по рекам (проводя свои суда по самой протяженной из рек, Усумасинте, длина которой от устья составляет 240 миль), а также пользовались сетью специально построенных дорог. У майя не было вьючных животных и колесных транспортных средств, и потому на суше товары людям приходилось переносить на спинах. Города Юкатана нуждались во ввозе обсидиана, нефрита и других полудрагоценных камней из горных районов, а также перьев, древесины и, конечно, какао-бобов. На продажу у них имелись соль, хлопок и изделия из него, мед, сушеная рыба, морские раковины и шкуры животных. Помимо освобождения от уплаты налогов купцы пользовались другими привилегиями и часто получали охрану на время своих поездок, что позволяло им совершать путешествия далеко за пределы территории майя и проникать в глубь Мексики на северо-западе и Панамы на юго-востоке.

Одним из товаров, отсутствующим в Центральной Америке сегодня, были рабы. Границы распространения рабства у майя трудно определить, но в их искусстве существует большое количество изображений людей, по всей видимости являющихся рабами, и ранние испанские хроники указывают на рабство как на широко распространенное явление. Рабы, как считается, иногда переходили по наследству, но существовали три основных источника пополнения их числа. Переживавшая трудные времена семья могла продавать «лишних» детей в рабство, часто в число рабов попадали сироты. Военнопленные низкого происхождения становились рабами (военнопленных благородного происхождения приносили в жертву богам).

Рабы у майя выполняли тяжелую, а подчас и унизительную работу. На этом барельефе из Храма солнца в Паленке изображен жрец, совершающий жертвоприношение, стоя на спине раба.

В богатых хозяйствах рабы требовались для тяжелого ручного труда. Они выполняли функции носильщиков товаров и гребцов, отгоняли веерами мух от своих высокопоставленных хозяев, занимались сбором ядовитых материалов для изготовления красителей и мололи маисовую муку. Рыночная цена взрослого, здорового раба во времена конкистадоров составляла сто какао-бобов. С рабами, по всей видимости, неплохо обращались, но, когда занимающий важное положение человек умирал, его рабов умертвляли ударом по голове и хоронили вместе с ним. Рабами часто становились по принуждению, в качестве жертвоприношения в честь того или иного божества, когда необходимость снискать милость богов заставляла свободного человека приносить себя в жертву.

Религиозные обряды

Как и в средневековой Европе, где все праздники были религиозными торжествами или днями святых, у майя все празднества, как и почти все остальные стороны жизни, прочно ассоциировались с религией. Ярмарки, фиесты, гулянья и религиозные церемонии были тесно взаимосвязаны. Танцы, как и у большинства стоящих на низших ступенях развития народов, представляли собой религиозный обряд. Религиозную направленность у майя имели и игры с мячом. Каждый из восемнадцати месяцев календаря майя был отмечен чередой торжеств и праздников. Подготовка ко многим из них требовала поста, но кульминацией большинства был изобилующий количеством еды пир, на котором его участники мужского пола обычно напивались допьяна. Некоторые праздники представляли собой настоящие оргии. Тем не менее, видимо, рамки для спонтанного выражения своих чувств жителями деревень майя в форме танцев, музыки и представлений были ограничены. Все это являлось уделом профессионалов, находившихся под покровительством духовенства, а простым людям приходилось довольствоваться ролью зрителей.

Даже игры с мячом, к которым майя, как и другие народы Центральной Америки, питали огромное пристрастие, были тесно связаны с религией, хотя вполне вероятно, что в них играли и для развлечения. Характерной особенностью практически всех городов майя является наличие поля для игры в мяч, представляющего собой длинную прямоугольную площадку, окруженную ярусами сидений для зрителей. В середине поля, иногда на высоте 20 или даже 30 футов, было установлено каменное кольцо, и цель игры состояла в том, чтобы заставить мяч пролететь через это кольцо. Сделанный из резины мяч был около шести дюймов в диаметре и благодаря своему довольно легкому весу имел хороший отскок. Игрокам разрешалось отбивать его только ягодицами, кулаками и локтями. Они носили защитные перчатки и пояса. Выражаясь современным языком, забить гол, то есть направить мяч сквозь находящееся почти на недосягаемой высоте кольцо, по всей видимости, было столь редким достижением, что основное внимание в игре уделялось ее второстепенной цели: продержать мяч в движении как можно дольше. Делать это нужно было так быстро и в течение столь продолжительного времени, что иногда даже хорошо подготовленные физически игроки падали в полном изнеможении.

Для игры в мяч, носившей название «пок-а-ток», игроки надевали защитные перчатки, набедренники и пояса. Игра имела тесную связь с религией, и умелые игроки пользовались большой популярностью. Этот рисунок сделан с обнаруженной в Джайне глиняной фигурки, датируемой VIII веком н. э.

Точные сведения о принятых у майя правилах игры в мяч – они называли ее «пок-а-ток» – практически отсутствуют, но можно предположить, что игра во многом напоминала ацтекский вариант, о котором сохранились подробные записи. У ацтеков игрок, которому удавалось забить мяч в кольцо, имел право потребовать у любого из зрителей его ювелирные украшения и одежду, при условии что он сумеет поймать их! Зрители заключали пари на результат игры, в которых ставками – порой очень крупными – были «золото, бирюза, рабы, богато украшенные мантии и даже поля и дома». У майя успех или провал в игре иногда мог иметь куда более губительные последствия. Томпсон указывает в своих записях, что на одном из барельефов в находящемся на тихоокеанском побережье городе Исапа изображен «обезглавленный мужчина, на правой руке которого надета перчатка, указывающая на то, что он был проигравшим игроком в мяч. Над ним стоит победитель с отрубленной головой в руке». Аналогичная сцена запечатлена на барельефе, находящемся на поле для игры в мяч в городе Чичен-Ица.

Нет сомнений, что в деревнях молодежь играла в мяч, хотя в используемом варианте игры не было предусмотрено специальных площадок. У них существовали игры с луками, стрелами и дротиками, а также они играли в напоминавшую шашки игру, в которой вместо шашек на размеченной доске использовались бобы.

Общественное устройство

В плане общественного устройства деревни майя, как правило, имели черты клановой системы. Хотя каждая семья имела надел земли, группа соседей из 15—20 человек совместными усилиями справлялась с решением основных сельскохозяйственных задач, а большинство обитателей деревни являлись родственниками.

Майя, как правило, гордились своими родословными. Они велись и по отцовской, и по материнской линиям. Каждый человек имел два имени, одно вело свое происхождение от родового имени отца, другое – от родового имени матери. Собственность и членство в «клане» с его тесными узами взаимопомощи наследовались по мужской линии. Сложности во взаимоотношениях по женской линии главным образом были связаны с запретами на заключение браков. Мужчина не мог жениться на женщине, носившей имя, совпадавшее с его родовым именем по материнской линии, даже если они не являлись близкими родственниками, но в то же время он мог жениться на близкой родственнице, даже на двоюродной сестре, если она не носила его имени.

Вряд ли в подобном замкнутом и хорошо организованном обществе могло не возникнуть расслоения и появления наживающихся за счет других социальных слоев, и у майя, конечно, существовала своя иерархическая система и тесно связанное с нею чиновничество. Каждая деревня или поселение майя управлялись наместником, которому полагалось платить различные налоги и подати. Налогообложение было двоякого свойства: сельскохозяйственной продукцией и выполнением обязанностей слуг. Определенная часть урожая поступала в доход государства. Она хранилась на складах и впоследствии распределялась среди не занятых в процессе материального производства членов общества, к которым относилось и духовенство. Как и в феодальной Европе, крестьяне должны были обрабатывать поля своих повелителей и, как в данном случае, жрецов.

Членам деревенских общин вменялось в обязанность ремонтировать дороги, проложенные вблизи их домов, а также они должны были строить и ремонтировать дома жрецов и знати. Многочисленные великолепные архитектурные сооружения майя: дворцы, гробницы, площадки для игры в мяч, бассейны и многое другое – также были созданы трудом крестьян. Кроме того, когда правитель отправлялся за пределы своих владений, он брал с собой большую свиту челяди, делалось это отчасти из соображений поддержания престижа, а кроме того, для переноски багажа.

Контроль за взысканием всех положенных налогов возлагался на наделенного огромной властью чиновника – батаба. Для крестьян майя батаб олицетворял собой верховную власть. В поездках ему оказывали королевские почести, и целая армия слуг и помощников сопровождала его. Когда он спускался со своих носилок, путь ему выстилали плащами. Один испанский капитан, которому было позволено побеседовать с батабом, как оказалось, должен был говорить с этим высокопоставленным лицом через ширму из ткани. Помимо сбора налогов батаб выполнял функции судьи во всех наиболее важных правовых спорах, возникавших в подчиненном ему районе. Время от времени под его руководством совершались жертвоприношения. А во время войны батаб командовал рекрутированным войском на полях сражений.

В подчинении батаба находился, выражаясь современным языком, целый штат заместителей. На деревенском уровне он имел дело с главой клана, а не с отдельными его членами. Не следует думать, однако, что крестьяне неохотно расставались с взимаемыми с них податями. Будучи «одержимы» религией, имевшей тесную связь с календарем, крестьяне майя полностью полагались на указания жрецов во всех сферах своей деятельности, в особенности связанных с выращиванием и сбором урожая. Одной из главных задач батаба было донести до крестьян указания жрецов относительно благоприятных и неблагоприятных дней. Считалось, что эти указания исходят прямо от богов, которые таким образом оказывались причастны к созданию всего самого необходимого для жизни. И поэтому если богам требовались храмы, то крестьяне охотно подчинялись. Доброе дело заслуживало ответных добрых дел. Само строительство храмов велось в строгом соответствии с календарем. Время для строительства нового храма наступало так же регулярно, как время сева и время сбора урожая, и потому воспринималось как само собой разумеющееся. Люди были склонны принимать, не задавая вопросов, все, что становилось обычаем.

Нам неизвестно, воспринимались ли крестьянами другие требуемые от них подати как чрезмерные. По своей совокупности они, вероятно, были не намного обременительнее тех налогов, которые платит гражданин современного государства. Как уже говорилось, возделывание урожая маиса занимало не более 48—50 дней в году, и времени на другие виды деятельности оставалось вполне достаточно. Несомненно, правящие классы считали, что чем больше будут заняты крестьяне, тем меньше поводов у них будет для недовольства. Что же касается податей натурой, то фон Хаген приводит в пример состоящую всего из 20 крестьянских хозяйств деревню, жители которой ежегодно платили своему правителю оброк размером в 1200 фунтов маиса и 20 индюшек. Если подобное бремя поровну разделить на всех, то на каждое хозяйство приходилось 60 фунтов маиса и одна индюшка. Этот вполне приемлемый налог был для хозяйства вовсе не обременителен.

Недовольство крестьян, если оно существовало, вероятнее всего, имело в своей основе возможность сравнивать. Тяготы легче переносить, если они распределены поровну. Недобрые чувства рождаются там, где имеешь возможность видеть привилегированных особ. В обществе майя существовало большое количество людей, освобожденных от бремени налогов. К их числу относились знать, духовенство, чиновники и военачальники. По существу, платить приходилось только крестьянам. Даже торговцы, представлявшие собой отдельный класс, не платили налогов на том основании, что риск, на который им приходилось идти, давал им право на получение высоких прибылей.

Несмотря на эту основополагающую причину для раздоров, в целом в обществе майя царило спокойствие. Даже война, воспринимаемая как естественный феномен, не нарушала раз и навсегда заведенных порядков. Испытывать огорчения крестьянам приходилось только в том случае, если их религия подводила их – другими словами, когда жрецы ошибались в своих предсказаниях по календарю. Утрата веры могла быть обусловлена, например, отсутствием дождей. Точно следуя получаемым через батаба указаниям жрецов по подготовке полей и посадке маиса, крестьяне считали, что вправе ожидать от богов помощи в виде дождей в положенное время. Вероятно, с тем, чтобы оградить себя от подобных непредвиденных обстоятельств в подверженном засухам климате, жречество возвело в принцип человеческие жертвоприношения для умиротворения богов, чтобы добиться от них дождя.