Текст книги "Экскурсия выпускного класса"

55

Пахман следовал по шоссе за фургоном «фольксваген» на приличном расстоянии. «Пассат» вообще-то был много быстрее фургона, но Пахман прибавлял скорости для того лишь, чтоб не потерять из вида задние огни да не перепутать фургон с другой машиной. Лишь возле Делена он вышел вперед.

Этот небольшой объезд они с Тигром придумали, чтоб не ехать среди ночи через Кёрбеке. Он боялся, что два незнакомых автомобиля могут броситься в глаза одиноким деревенским прохожим. Зато на дороге вдоль озера небольшое движение поддерживалось постоянно, даже после наступления темноты. В эту ночь им хотелось избежать малейшего риска.

На переднем сиденье рядом с водителем лежало почти новенькое мощное переговорное устройство. Длинную антенну Пахман, подняв боковое стекло, закрепил так, чтоб она высовывалась всего на несколько сантиметров. В темноте разглядеть ее можно было, если только стоять вплотную к автомобилю.

Без происшествий доехали они до перекрестка у Делека, неподалеку от моста. Фургон маячил впереди, и теперь Пахман без труда обогнал его.

Прямо перед Кёрбеке дорога круто поднималась в гору и отдалялась от Мёнезее, здесь прямо к воде выходила небольшая горная гряда. Днем отсюда открывался прекрасный вид на озеро и леса на южном его берегу. Особенно хорошо виден был пешеходный мостик, расположенный рядом пляж и лодочные сараи – они находились на переднем плане живописной картины.

Пахман ехал в гору со скоростью шестьдесят или семьдесят километров. Взгляд его не отрывался от расстилавшегося перед ним дорожного полотна. Дорога эта с наполовину стершимися указателями и неожиданными крутыми поворотами таила для незнакомого с ней водителя немалый риск. И когда вдруг из переговорного устройства раздался голос, он вздрогнул.

– Говорит первый, говорит первый. Прием.

Пахман немедленно сбросил скорость и нажал в темноте нужную клавишу:

– Здесь второй. Прием.

– Остановись. У Оскара заболел живот…

Бросив взгляд в зеркало, Пахман увидел, что фары у фургона погашены. Он проехал еще метров сто, развернулся у бензоколонки и направил «пассат» обратно.

– Что случилось?

Трое уже вышли из фургона и теперь напряженно всматривались в противоположный берег. Тигр даже извлек бинокль ночного видения и лихорадочно вращал наводку. Услышав шаги Пахмана, он протянул бинокль.

– Вон! Взгляни-ка!

Но тот уже и так видел, что произошло. Большой участок южного берега за мостом был залит ослепительным светом. В ярких лучах прожекторов тут и там вспыхивали голубые полицейские мигалки.

– Все ясно! – выдавил Пахман и сглотнул застрявший в горле комок. – У нас гости!

Несколько мгновений все они напряженно вглядывались в темноту. Сомнений быть не могло. Участок основательно прочесывали.

Человек со шрамом снова взял себя в руки. Он слегка толкнул Тигра локтем и сказал:

– Отгони обратно свою тачку. У тебя в халупе чисто?

– Само собой.

– Тогда встретимся через полтора часа у тебя. В мою квартиру теперь нельзя. У Отто есть помер моего телефона. И если он расколется, они будут знать и мой адрес.

56

Несмотря на позднее время, Херцог чувствовал себя как рыба в воде. Широко задуманная операция с применением новейшей техники была ему явно по вкусу.

Добрую сотню полицейских выставил он в ограждение участка с двумя лодочными сараями. Специальные автомобили подъехали как можно ближе к изгороди и направили на участок галогенные прожекторы. Почти бесшумно работающая динамо-машина распространяла вокруг себя удушливый запах бензина.

Сам участок предстояло прочесать утром, при дневном свете. Зато оба сарая разобраны были уже буквально по досточке. Чтобы при этом не уничтожить следов, Херцог велел проложить параллельно въезду на участок вспомогательную дорогу из легких металлических решеток. Вместе с дюжиной экспертов они начали затем осмотр сараев.

Первый склад оружия обнаружили через десять минут. В соседнем помещении кто-то наткнулся на высокую деревянную лежанку. Звук от удара ноги выдавал пустоту. Сняв поролоновый матрац, обнаружили замок. Через минуту он щелкнул и открылся. Подняли крышку, и взору открылись четыре пистолета-пулемета ПП-2 и два новехоньких автомата фирмы «Хеклер и Кох».

Чтобы сосчитать патроны, потребовалось намного больше времени – их хватило бы на тысячу девятьсот сорок выстрелов.

– И это все? – спросил Херцог.

Поиск продолжался.

У специалистов но отпечаткам пальцев появилось много работы. Через час они смогли установить, что в сарае побывало по крайней мере девять различных лиц.

В какой-то момент появился Локамп и жестом подозвал одного из экспертов:

– Бери свою технику и пошли со мной. Нужны отпечатки пальцев Хольца. И если ты найдешь такие же в этом сарае, я позволю тебе себя поцеловать.

– Ну если честно, – не остался в долгу коллега, – мне приятнее было бы поцеловать выхлопную трубу мотоцикла…

Идея точно промерить сарай родилась около трех утра. Через полчаса они обнаружили двойную стенку. Увидев столько оружия, Херцог изумленно присвистнул:

– Черт меня подери, да ведь это прямо на гражданскую войну…

Всего они обнаружили четырнадцать пистолетов системы «Вальтер и 39», три совсем новых пистолета типа СПГ П-210 и двести сорок четыре патрона к ним, а также один револьвер «Смит и Вессон» модели Магнум 357 «Хайвей Пэтролмэн» с длиной ствола десять сантиметров.

– Откуда только у них такие револьверы? Один здесь, еще один в том «транзите»? Понять не могу! – заметил один из полицейских.

Херцог ухмыльнулся.

– Спроси у наших американских друзей. Большинство готово снять с себя, что угодно, лишь бы получить дозу героина…

Когда Пуш ранним утром вошел в квартиру директора, тот все еще сидел, съежившись, в любимом своем кресле.

– Господин Хольц, – начал Пуш, – я уполномочен сообщить, что отпечатки ваших пальцев обнаружены в лодочном сарае, причем в достаточном количестве. Уж если быть точным – не только снаружи на замках и засове, но и внутри, на столе и различных предметах. Быть может, вы хотите сделать признание?

Высокий худой человек непонимающе уставился на советника. Потом закрыл лицо руками в наручниках и завыл.

57

Автобус медленно полз по узким улочкам Бланкенштайна. Казалось, рукой можно дотянуться до проползавших мимо стен старых домов с фахверком, сложенных большей частью из бутового камня. Еще несколько минут, и они в школе.

Больше всего Ренате Краузе хотелось сейчас спрятаться между сиденьями. Она боялась предстоящей встречи с родителями Илмаза, боялась смотреть им в глаза. Она не смогла бы сказать, когда в прошедшие два дня совершила ошибку, когда ей следовало бы поступить иначе – и все-таки чувствовала себя виноватой.

Вейен тоже был необычно бледен. От надменной самоуверенности, пронизывавшей каждое его замечание и действие, не осталось теперь и следа. Предстоящая встреча с директором явно не сулила радости. Но больше всего угнетала его мысль, что именно он в ближайшие дни станет главной темой городских пересудов – на рынке, на лестничных площадках. Стыд, что нечто подобное произошло именно с ним, засел глубоко и надолго.

Стефи сидела рядом с Ренатой и молча смотрела в окнo. Всего два дня назад ехали они той же дорогой в противоположном направлении. Илмаз сидел тогда рядом с нею, держал ее за руку. С того момента прошло всего пятьдесят два часа. Но теперь ей казалось, что этого вообще никогда не было.

Автобус притормозил и свернул на Марксштрассе. Еще сто метров – и вот она, стоянка перед школой. Когда тяжелый автобус, наконец, остановился, все нерешительно посмотрели друг на друга. Ничего похожего на веселую толкотню, что царила два дня назад по прибытии на Мёнезее.

В конце концов Вейен поднялся и взял в руки микрофон. Несколько раз постучав по нему указательным пальцем, он тщательно откашлялся и произнес:

– Таким образом, наша экскурсия закончена. Вы можете отправиться по домам. Завтра начнутся обычные занятия.

Раздался громкий щелчок, это Вейен выключил микрофон. Потом наклонил спинку сиденья вперед, чтобы освободить проход.

От школьного здания к ним направлялся директор. Небрежно пожав руку обоим учителям, он обратился к ученикам, чинно выходившим один за другим из автобуса:

– Подождите минутку и послушайте…

Дождавшись, пока установится полная тишина, он сказал:

– Мне очень жаль, что последняя ваша школьная экскурсия закончилась именно так. Я хотел бы, чтобы возвращение было более радостным. Но больше всего я хотел бы, чтобы вы вернулись в полном составе.

Стефи, стоявшая в трех шагах позади, всхлипнула. Нойнер обернулся, положил руку ей на плечо, притянул к себе:

– Мне очень жаль, девочка, очень жаль…

Что-нибудь подобное должен был сказать Вейен, подумала Рената, но того волнует лишь собственное доброе имя.

– Может, кому-нибудь проводить тебя домой? – спросил Нойнер.

– Я это сделаю! – ответила Рената.

– Хорошо. Но после этого сразу попрошу вас ко мне!

Через двадцать минут практикантка постучала в дверь кабинета Нойнера.

– Войдите!

Открыв дверь, Рената в первый момент вздрогнула. В кабинете директора собралась внушительная аудитория. Рядом с Нойнером, окопавшимся за письменным столом, она обнаружила еще двух шестидесятилетних мужчин, усевшихся на красном директорском диване.

Один из них был высокий седовласый доктор Киндерманн, руководитель учебного педагогического семинара и, собственно говоря, прямой начальник Ренаты. Второй – курирующий школу имени Анны Франк советник из Швельма, некий доктор Рамм, невысокий человечек в очках, принадлежность которого к высокому сословию государственных служащих была видна уже с расстояния в сто метров.

Наискосок от них, с другой стороны стоявшего перед диваном журнального столика, сидела тоже не молодая женщина в строгом сером костюме. Она сидела подчеркнуто прямо, словно спинка ее кресла утыкана была гвоздями или иголками. Против нее сидел Вейен с пепельно-серым лицом.

Взгляд его был направлен мимо дамы в сером в пустоту.

Киндерманн жестом предложил практикантке занять одно из двух свободных кресел. Его лицо, имевшее обычно розоватый поросячий оттенок, свойственный тайным любителям спиртного, налилось теперь темно-красными пятнами гнева, так что походило больше на спелую клубнику весьма странной формы.

– Фрау Краузе, мы хотели бы послушать теперь ваше сообщение о событиях последних дней, – начал школьный директор, намеренно избегая встречаться взглядом с практиканткой.

– Но я уже сделала подробное сообщение в полиции, – возразила Рената.

– Не имеет значения, – назидательно заметил Киндерманн, – полиция занимается уголовно-правовым аспектом происшедшего. Мы же хотели бы выяснить его служебно-правовой аспект.

Рената, не испросив предварительно разрешения, закурила и была награждена неодобрительным взглядом советника и старой девы в сером.

– Насколько я поняла, – произнесла Рената, – вы рассматриваете вопрос о привлечении меня к дисциплинарной ответственности?

– Можно сформулировать это и так, – уклонился от прямого ответа Киндерманн.

– Но об этом вы обязаны поставить меня в известность сразу же, в самом начале разговора и без всяких просьб с моей стороны! А кроме того, я имею право узнать, в чем конкретно вы меня обвиняете?!

Советник бросил быстрый взгляд на клубничное лицо соседа. Потом сказал:

– Это покажет наш разговор!

Смотри-ка, подумала Рената, я должна сейчас положить голову на плаху, а им останется лишь подыскать соответствующее дисциплинарное упущение.

– Если так, – сказала практикантка, – то я настаиваю на приглашении члена педагогического совета школы – по моему выбору…

– Фрау Краузе! – сморщенные щеки Киндерманна приобрели уже пурпурный оттенок. – Я бы попросил вас оставить эти профсоюзные замашки!

Рената притушила сигарету и поднялась.

– Вы начали беседу с нарушения служебной инструкции! Существующий порядок рассмотрения персональных дел с условием соблюдения интересов обеих сторон вы назвали профсоюзными замашками! И вы полагаете, что в такой ситуации я стану вести служебную беседу без свидетелей?

– Запишите, – обратился советник, к своей секретарше, – временно исполняющая обязанности педагогического работника Рената Краузе отказалась дать соответствующие разъяснения.

Рената покачала головой.

– Ложь. Я лишь настаиваю на приглашении члена педагогического совета.

– Фрау Краузе!

Советник теперь тоже поднялся.

– Мы не желаем вам никаких неприятностей!

– А разве я утверждала что-то подобное? – возразила Рената. – Но без свидетелей никаких служебных разговоров!

– Фрау Краузе! – Киндерманн с трудом попытался подавить раздражение. – Ведь больше в школе сейчас никого нет!

– Тогда назначьте другой срок!

Практикантка направилась к дверям.

Киндерманн вскочил, бросился за ней и придержал ручку двери.

– Фрау Краузе, я вынужден объявить вам, что вплоть до окончания изучения всех обстоятельств дела вы освобождены от прохождения практики.

58

В три часа дня в кафе напротив участка с сараями состоялась импровизированная пресс-конференция. Всю первую половину дня полицейский кордон держал съехавшихся репортеров на расстоянии. Теперь пора было предложить возмущенным журналистам нечто вроде всепримиряющего финала.

Конференция началась с сенсации. На стоянку перед «Южным берегом» выехали пять зеленых фургонов марки «фольксваген». Когда их раздвижные двери открылись, журналистам предстал самый большой склад оружия из обнаруженных и конфискованных в последнее время по всей восточной Вестфалии.

Только на участке дополнительно к найденному ночью в сараях обнаружено было еще десять пистолетов-пулеметов, десять автоматов «УЗИ», десять автоматов «Хеклер и Кох» и около двух тысяч боевых патронов. Оружие хранилось вблизи изгороди, на самом высоком и сухом месте, в бетонированных и тщательно замаскированных тайниках.

Но это было еще не все.

Утром молодой человек, отбывающий гражданскую повинность, на очередном допросе упомянул, что господин Хольц незадолго до этого приобрел земельный участок на опушке леса, чуть выше туристской базы. С помощью металлических индикаторов эксперты обнаружили там еще восемь тайников. Взгляду открылись двадцать пять штурмовых винтово» Г-3, находящихся на вооружении НАТО, пять тысяч боевых патронов к ним, три килограмма взрывчатки, бикфордовы шнуры и взрыватели с часовым механизмом, двенадцать ручных гранат, зажигательные патроны, ракетницы с осветительными ракетами…

Советник Пуш дал репортерам десять минут, чтоб они во всех деталях могли сфотографировать этот роскошный арсенал. Затем двери автомобилей задвинулись и колонна тронулась в путь.

– А теперь я приглашаю вас следовать за мной, господа…

Двадцать журналистов расселись за столиками в кафе. Большинство сотрудничали в местных или окружных газетах. Из федеральных средств информации присутствовали представители центрального радиовещания, телевидения, одного информационного агентства, а также самой крупной в Центральной Европе бульварной газеты.

– Хольц сознался? – Это был первый вопрос, прозвучавший после того, как все полукругом заняли места вокруг двух шефов чрезвычайной комиссии.

– Нет.

– Но он должен был что-то сказать по поводу найденного оружия!

Пуш покачал головой.

– У нас имеется лишь короткое письменное заявление его адвокатов. В нем говорится, что господии Хольц периодически наблюдал за состоянием дел на земельном участке с лодочными сараями и вот уже несколько месяцев посещал купленный им участок на склоне горы. Факт наличия там оружия он объяснить не может.

– Вы думаете, это похоже на правду?

– Я не комментирую подобные моменты.

– Правда ли, что его зять является владельцем земельного участка на берегу?

– Этот момент я тоже не вправе комментировать!

– Вы уже беседовали с владельцем участка?

– Да. Он предъявил договор об аренде, из которого следует, что дортмундский гребной клуб «Викинг» взял этот участок в аренду на пять лет.

– А что это за гребной клуб?

– Это проверяется.

– Кто конкретно арендовал участок?

– Это тоже в настоящий момент проверяется. В любом случае мы можем сообщить, что подписавшиеся под контрактом лица в момент заключения ими контракта не числились в картотеке полиции.

– Каким образом получал владелец арендную плату?

– По почте. Деньги отправлялись с разных почтовых отделений.

– Не свидетельствует ли все это, что речь в данном случае идет о хорошо организованной банде неонацистов?

– Комментариев не будет.

– Но ведь верно, что Манфред Керн находился в угнанном «транзите»?

– Похоже на то. Но пока у нас нет весомых доказательств связи Керна с Хольцем.

– А сами вы в это верите?

Воцарилось неприятное молчание.

Пуш сверлил взглядом задавшего вопрос, Локамп с безразличием игрока в покер уставился в потолок.

В конце концов, их выручил представитель бульварной газеты.

– Что известно о других угонщиках?

– Личности пока не установлены.

– А убитый?

– То же самое. Зато известно, что он по меньшей мере один раз был в лодочном сарае.

– Вы идентифицировали другие отпечатки пальцев?

– Комментариев не будет!

– Послушайте, вы не имеете права пичкать нас полуправдой.

Пуш резко выпрямился, в упор взглянул на говорившего, потом произнес:

– Я не уполномочен распространять преждевременные выводы или гипотезы. Я придерживаюсь фактов.

– Но позавчера министр внутренних дел довольно быстро поделился своей гипотезой с общественностью.

– По этому вопросу я не вправе давать объяснения.

– Но ведь в данном случае речь идет не о левых, а о нацистах?

Пуш пожал плечами.

– У господина Хольца имелись нацистские сувениры и пластинки с речами Гитлера. Вы можете делать свои выводы, я буду делать свои…

В помещение вошел Херцог и протиснулся между столами вперед. В руках он держал записку, которую протянул Пушу. Тот дважды прочитал ее и удовлетворенно кивнул.

– Господа, – заявил он затем, – господин Хольц сообщил нам, что даст свои показания в присутствии нескольких адвокатов. Допрос состоится завтра. Полагаю, федеральная адвокатура немедленно предоставит в наше распоряжение несколько своих сотрудников.

– А вы не отправите господина Хольца в Карлсруэ?

Взгляд Пуша выразил удивление.

– Разве в Зосте его охраняют недостаточно хорошо?

59

Эльфрида Шу, как обычно, вернулась домой в шестом часу. Она отворила входную дверь и, не включая в коридоре света, втащила в квартиру четыре тяжелые сумки с покупками. Затем ногой захлопнула дверь и направилась в кухню. Но тут нога ее наткнулась на большой, мягкий предмет, лежавший прямо посреди дороги. Она споткнулась, один пакет выскользнул у нее из рук, зазвенело стекло.

– Линда!

Прошло несколько секунд, прежде чем Линда открыла дверь своей комнаты:

– Да, мамочка…

– Сколько раз я говорила тебе, чтоб ты не бросала спои тряпки в коридоре? Быстро убери сумку и распакуй вещи!

Линда без всякого желания взяла несколько вешалок и потащила рюкзак в комнату. Подумав, она решила распаковать его сразу же.

Тут же в дверь полетело грязное белье. Несколько пуловеров и запасные джинсы приземлились на кровать, две пары туфель грохнулись о дверь шкафа.

И тут Линда увидела фотоаппарат.

Она сняла кожаный футляр и проверила на крошечной шкале количество отснятых кадров. Осталось только три. Она перемотала пленку и открыла крышку. Маленькую черную кассету она сунула в сумочку, выбежала в коридор и стала натягивать куртку.

– А теперь куда ты собралась?

– Я только отнесу пленку. Там должен быть Илмаз. Стефи захочется получить карточки.

60

Ранним утром в четверг гауптвахмистр Котткэмпер вместе с двумя товарищами заступил на дежурство в караульном помещении следственной полицейской тюрьмы в Зосте.

– Доброе утро. Что нового?

Заспанный после ночного дежурства полицейский помотал головой.

– Двое пьяных и один бездомный. Камеры первая, вторая и третья.

– А наци?

– В самой дальней. Сегодня его переводят в Хамм.

Котткэмпер расписался в книге приема дежурств. Затем нажал центральный включатель, от которого свет зажигался сразу во всех камерах.

– Ну, теперь посмотрим…

Он вышел в небольшой коридор и кулаком постучал в первую дверь:

– Давай, поднимайся!

Со скрежетом повернулся ключ в замке, со скрежетом отодвинулся засов:

– Ну-ка, выматывайся. Получи на входе свои шмотки и уплати за ночлег. И поживее!

Та же процедура повторилась еще дважды. Недоспавшие, с тяжелой головой, но наполовину уже протрезвевшие задержанные показались в коридоре и тяжело поплелись в караулку. Там им вернут шнурки, ремни, документы.

Котткэмпер остановился у камеры самого знаменитого на сегодняшний день заключенного: «Бильд» поместила вчера его фотографию о небольшой заметкой на третьей полосе. Вахмистру было ужасно интересно, как выглядит этот человек в натуре.

– Эй, пора подниматься, господин…

Слова застряли у него в горле. Рядом со слегка приоткрытым зарешеченным окном висела веревка, привязанная, должно быть, к перекладине решетки снаружи. На другом конце веревки была петля. Петля сжимала человеческую шею.