Текст книги "Экскурсия выпускного класса"

44

Миллиметр за миллиметром хаупткомиссар Вольф осторожно вставлял ключ в замок. Потом взялся за ручку, сильно потянул ее на себя и легонько повернул ключ. Дверь приотворилась. Медленно, стараясь не производить лишнего шума, Вольф поставил замок на предохранитель.

Только потом он впустил в квартиру людей.

Первой паре предстоял самый дальний путь, они должны были ворваться в кухню. Двум другим до детской следовало сделать на несколько шагов меньше. Ванная и гостиная были еще ближе. Двое оставшихся направились прямиком в спальню, до ее двери от входной было всего три шага.

В десятую долю секунды десять полицейских пинком распахнули указанные им двери и ворвались в комнаты.

В кухне, ванной и детской никого не оказалось. В спальной обнаружили двоих, в гостиной еще одного.

Лица, застигнутые врасплох в спальной, оказались двадцатитрехлетним студентом-биологом Роландом Шнайдером, сыном владельца квартиры, и его девятнадцатилетней подружкой Катариной Виман, студенткой первого курса юридического факультета.

Когда опергруппа ворвалась к ним в комнату, оба лежали в супружеской постели профессора. На ночной тумбочке стоял поднос с остатками завтрака, а между любовниками лежала настольная игра «Баррикада».

К моменту вторжения девушке для победы оставалось один-единственный раз попасть в цель из пяти оставшихся бросков. Победа дала бы ей возможность еще часок поваляться в постели, тогда, как ее друг согласно уговору обязан был отправиться за продуктами и начать приготовление обеда.

Благодаря внезапности налета студенты не смогли оказать сопротивления. Через двадцать секунд руки у них были связаны за спиной. Оба были без одежды и не вооружены. Но еще больше, чем внезапно и грубо заломленные за спину руки, ужаснуло их другое – звук раздавшихся в квартире выстрелов.

Третий застигнутый в квартире человек обитал в гостиной. Это был двадцатидвухлетний безработный лаборант-химик Кристиан Шнайдер, племянник профессора и двоюродный брат студента-биолога.

В момент, когда сильным рывком распахнули дверь, Кристиан Шнайдер валялся на тахте и листал майский номер журнала «Конкрет». От неожиданности журнал выпал у него из рук. Бессознательно он потянулся за ним. Рука механически двинулась к полу.

И тут полицейский, первым ворвавшийся в комнату с револьвером в руках, нажал на спуск.

Один за другим грянули выстрелы. Первая пуля, пробив поролон, продырявила обивку кожаной тахты, стальные пружины и деревянные доски, застряла в стене. Зато вторая попала молодому человеку в шею, она раздробила два позвонка и прошла сквозь спинной мозг.

Он умер, не успев закричать.

Ни рядом с тахтой, там, куда потянулась рука юноши, ни вообще в квартире не было найдено ничего, что хотя бы отдаленно напоминало оружие. Даже хлебный нож на кухне оказался тупым, да к тому же с отломанным концом.

45

Стефи лежала на кровати Ренаты и спала.

Сразу после обеда она вместе с Ирис, Андреа, Бруно и Краузе спустилась к озеру. Ей еще тогда бросилось в глаза, что Илмаз проявляет непонятный интерес к участку земли с двумя деревянными сараями за забором. Его исчезновение должно быть как-то связано с загадочным местом – другого объяснения они просто придумать не могли.

Поиски ничего не дали.

Естественно – следы автомашин там были. Даже несколько, и выглядели они совсем свежими. Ну и что из этого?

Несколько раз обошли они вокруг лодочных сараев. Перетрогали все двери и замки – ничего.

В конце Рената предложила прочесать участок цепочкой. На расстоянии одного-двух метров друг от друга прошли они несколько раз от озера к шоссе и обратно, внимательно уставившись в землю. Кроме нескольких окурков с растоптанным фильтром, ржавой банки из-под кока-колы и лохмотьев покрытого грязью презерватива ничего необычного больше обнаружить не удалось.

Наконец Стефи уселась перед сараем у воды, уткнулась в колени и громко разрыдалась. Практикантка отправила остальных на турбазу, села рядом с девушкой. Мгновение поколебавшись, она обняла ее за плечи и молча погладила по волосам.

Когда они возвращались, навстречу им попался длинноволосый парень, отбывавший гражданскую повинность.

– Постой, – Рената удержала его за рукав. – У тебя в каморке не найдется в запасе хорошего глотка?

Парень с изумлением взглянул на практикантку. Обычно училки держали по отношению к нему дистанцию и редко кто обращался к нему на «ты».

– Так, ничего особенного, – сообразил он наконец, – полбутылки «Марии».

Практикантка кивнула.

– То, что надо. Сможешь принести ко мне в комнату?

Когда длинноволосый появился в комнате с коньяком, Рената уже уложила девушку в постель. Она плеснула светло-коричневой жидкости в пластмассовый стаканчик, поднесла его Стефи.

– Выпей и постарайся уснуть.

Она подождала, пока девушка выпила. Потом подсела к пей, погладила по руке.

– Спи. Утро вечера мудренее.

Парень молча сидел на пустой кровати, дожидаясь вместе с Ренатой, пока Стефи уснет. Потом скрутил две самокрутки, протянул одну Ренате.

– Хочешь?

Краузе кивнула и встала.

– Пойдем лучше вниз.

Они уселись на низкую ограду против входа в здание и молча закурили.

– Что это с ней? – нарушил молчание парень.

– Горе. Друг ее пропал.

– Никак не могу взять в толк. В десять я запер все двери. В половине одиннадцатого босс обычно еще раз проходит и сам все проверяет. Окно, выходящее с первого этажа на стоянку, открывается на узенькую щелку, там и мышь не проскочит. А все помещения со стороны фасада вечером заперты – там тоже нельзя выйти. Действительно загадка – как можно после десяти выйти из дома, не взломав дверь и не разбив окно…

– Как тебя зовут?

– Харальд. А тебя?

– Рената.

Они еще помолчали минутку. Слова Харальда заставили Ренату задуматься.

– Если Илмаз не мог выйти, значит, он сейчас где-то в доме.

Уклонист покачал головой.

– Тоже исключено. Каждое утро мы вместе с боссом совершаем обход. Все двери имеют надежные секретные замки: и кухня, и контора, и пристройка. Там его тоже быть не может.

– У кого есть ключ от входной двери?

– Только у троих. У Хольца, у его жены и у меня. Но я все запер…

Рената целиком ушла в свои мысли, когда в поле ее зрения появился Вейен.

– Фрау Краузе!

Рената поднялась и двинулась навстречу роскошному Трауготу.

– Нам придется сейчас позвонить…

Бог мой, подумала Рената. Да ведь у него уже полные штаны. Неужели я должна его еще и морально поддерживать?

46

– Итак, еще раз с самого начала. С какой целью вы приобретали оружие, создавая обнаруженные нами запасы?

– У нас нет оружия. Что у нас есть, так это ракетницы и к ним сигнальные ракеты. Мы купили их в обычном магазине. Чеки до сих пор валяются где-то у меня в столе.

– Что вы намеревались предпринять? Когда собирались перейти на нелегальное положение? Перестаньте увиливать, выкладывайте!

Допрос вращался по замкнутому кругу. В течение более чем двух часов Роланду Шнайдеру задавались одни и те же вопросы. Трое полицейских успели сменить друг друга, но ни один не продвинулся вперед. На вопросы, касавшиеся его лично, студент отвечал с готовностью. Но стоило коснуться применения найденного в подвале снаряжения – и он умолкал.

– Что с раненым? Где вы его спрятали?

Юноша молчал, облизывая пересохшие губы. Он протянул руку к столу, на котором выставлены были бутылки с минеральной водой и стаканы. Но сотрудник чрезвычайной комиссии выхватил стакан у него из рук, налил себе воды и, причмокивая, с наслаждением выпил.

– Здесь не студенческая столовая, – пояснил он затем. – Кто не сотрудничает с нами, ничего и не получает. Итак, где вы спрятали раненого?

– Никакого раненого не было, – повторил Шнайдер в десятый или двенадцатый раз. – Вы, должно быть, имеете в виду одного из наших друзей. Он страдает от последствий полиомиелита.

– Валяйте, втирайте очки. Где он сейчас?

– Я уже говорил. В мюнхенском поезде…

В комнату неслышно вошел советник Пуш. Третий или четвертый раз заходил он сюда и, прислонясь к шкафу с многочисленными папками, молча слушал. Скрестив руки на груди, он внимательно всматривался то в лица своих подчиненных, то в окаймленное длинными вьющимися волосами лицо студента. Ох непрост оказался парень! И слепой увидел бы, что он что-то скрывает.

Советник с раздражением взглянул на часы. Он ждал не только конкретных результатов допроса, не менее напряженно ждал он из Камена подтверждения, что Шойбнер узнал схваченных в университетском городке. Срочно изготовлены были цветные фотографии убитого и двух студентов и с курьером отправлены Шойбнеру в больницу. Пуш надеялся, что маляр выдаст, в конце концов, нечто в высшей степени важное.

Советник зевнул и на несколько секунд прикрыл глаза. Может, лучше сообщить, что товарищ их убит? Тогда нервный шок заставит их заговорить…

Он отбросил эту мысль – время подобного эффекта еще не пришло. Лучше, наверное, помотать задержанных еще какое-то время.

Девушка вела себя еще хуже, чем парень. Тоненькая, удивительно хрупкая, она сидела на краешке стула и упорно молчала. За все это время мерзавка не сообщила им ничего. Она просто молчала, пока с трех сторон на нее сыпались вопросы, комплименты, угрозы.

В самом начале допроса девушка заявила протест по поводу необоснованного задержания и потребовала адвоката.

– Где вы находились вчера утром в шесть сорок пять? – последовал на это вопрос.

– Адвоката! – повторила Виман.

– Крошка, не порти себе будущее! Коли ты не виновата или всего лишь сообщница, можешь смело давать показания. Мы сделаем из тебя главную свидетельницу, и ты навсегда отделаешься от этого Шнайдера. А после госэкзаменов никто об этом и не вспомнит!

– Я требую адвоката!

– Ты, шлюха, да знаешь ли ты, что все твои дружки-студенты прочтут завтра в газете, как ты была найдена среди бела дня голой в супружеской постели пятидесятитрехлетнего профессора? С учебой тогда придется распрощаться!

– Без адвоката я не скажу ни слова!

Через час они предложили девушке привлечь дортмундского адвоката. Но Катарина Вимаи лишь насмешливо улыбнулась двум членам чрезвычайной комиссии и женщине из бохумской полиции:

– Я не позволю навязать мне какого-то крючкотвора, что действует с вами заодно!

– Кого же хочешь ты?

– Из конторы Маурера!

Женщина из полиции вздрогнула. Адвокатская контора «Маурер и К^о» вынудила уже не одного бохумского судью, прокурора и тем более полицейских лечь в больницу с внезапно открывшейся язвой. Как и другие адвокатские конторы, контора Маурера существовала в основном за счет бракоразводных процессов, соседских споров из-за клочка земли и не внесенной вовремя арендной платы. Но специализацией конторы были дела, связанные с «запретом на профессию», участием в демонстрациях, защитой прав граждан от ведомства по охране конституции. Стоит только их пригласить, и неприятный инцидент в университетском городке станет через час достоянием газет и радио.

Посовещавшись, они заявили девушке, что контора Маурера не вправе вести дортмундские дела.

По малышка лишь ухмыльнулась:

– Чушь собачья! Согласно уголовно-процессуальному кодексу я имею право поручить любому адвокату возбудить дело против полиции. И прекратите делать из меня идиотку!

Полицейские переглянулись и продолжили допрос. С единственным, правда, успехом – теперь девушка свою фразу «Без адвоката я не скажу ни слова» повторяла в ответ на каждый вопрос про себя.

Заглянул Локамп и поманил Пуша в коридор:

– Был звонок из Камена…

– Ну и?

Локамп покачал головой:

– Пусто. Этих он никогда не видел.

– Бот дерьмо!

Пуш стремительно вошел в комнату, где шел допрос, и развернул студента-биолога со стулом так, чтобы видеть его глаза.

– Слушай внимательно, мой мальчик! Чтоб у тебя не оставалось сомнений – мы разыскиваем убийц, что вчера утром на границе в Лихтенбуше застрелили двух полицейских. Вы тоже находитесь под подозрением. И если ты сейчас же не объяснишь, для каких целей вы держали весь этот хлам у себя в подвале, я из тебя этот ответ выбью – у меня пет другого выхода.

Несколько секунд студент с ужасом вглядывался в стальные серые глаза советника. Затем открыл рот и расхохотался.

– У вас, наверное, не все дома! Я не убиваю людей…

– Для каких целей?

– Ну, хорошо. Мы планируем одну акцию. Она должна состояться сегодня ночью. Маскировочные костюмы нам нужны, чтобы незаметно миновать контроль. Переговорные устройства – чтобы переговариваться с теми, кто останется на земле…

– Что за акция? И кто это «мы»?

– Ах вот оно что. Мы собирались забраться на дымовую трубу угольной электростанции, они ведь там не применяют фильтров. Мы – это Greenpeace, защитники окружающей среды. Может, слышали?

47

В жизни советника уголовной полиции Пуша до сегодняшнего вторника было не так уж много ситуаций, когда он не просто лишался речи, но ощущал вдруг собственную беспомощность и беззащитность. Умение оценить обстановку, целеустремленность, осмотрительность и настойчивость обеспечили ему быструю карьеру. И чем выше он поднимался по ступенькам полицейской службы, тем все более опытным и самоуверенным становился. Начальник управления в федеральном ведомстве уголовной полиции – это меньшее, на что он, как ему казалось, мог рассчитывать.

И вот последняя фраза студента-биолога подействовала на него как удар в солнечное сплетение. Ему показалось, что земля уходит из-под ног, не хватает воздуха. Мгновение он словно висел в безвоздушном пространстве.

Все это время в комнате царила мертвая тишина. Потом Пуш помотал головой, словно желая избавиться от кошмара.

– Вы не могли бы повторить?

– Greenpeace. Защитники окружающей среды. Я что-то не так сказал?

Пуш еще несколько секунд разглядывал студента под гулкие удары собственного сердца. Потом кинулся в соседнюю комнату и захлопнул за собой дверь. Он схватил телефонную трубку, и набрал номер квартиры, где задержали молодых людей.

Трубку тут же сняли, послышалось очень неопределенное «алло».

– Брось это. Говорит Пуш. Кто у телефона?

– Херцог. А я было подумал…

– Чушь. Скажи мне, какие книги вы обнаружили в детской?

– Детскую мы очень хорошо прочесали…

– Да отвечай скорее, болван!

Пуш услышал, как Херцог на другом конце набрал в легкие воздуха. Потом откашлялся:

– Должен сказать, результаты не обнадеживают.

– То есть как это?

– Он помешан на всяких экологических штучках.

– А точнее!

– Серии книг и журналов, посвященных защите окружающей среды. Еще скоросшиватель с газетными вырезками, все об акциях «Greenpeace». Похоже, на некоторых фотографиях изображена малышка, которую мы вытащили у него из постели.

– Оружие, боеприпасы, что-нибудь свидетельствующее о применении насилия?

– По правде говоря – ничего.

– Оставайся пока у телефона…

Пуш распахнул дверь в соседнюю комнату:

– Шнайдер, вы вчера приехали на красном «форде» марки «транзит». Номер и его нынешнее местонахождение – только быстро!

– Это вы о микроавтобусе?

– При чем здесь микроавтобус? Большой автомобиль с окнами и 'дверцами на все стороны…

– Точно! Выпускается в трех вариантах. У нашего сзади шесть пассажирских мест и еще немного пространства для багажа.

– Номер?

Студент назвал бохумский буквенный индекс и несколько цифр.

– Где сейчас?

– На профилактике. В филиале «форда». Бохум, угол Харпенер и Кастроперштрассе…

Пуш вернулся к телефону и передал Херцогу данные.

– Пусть бохумские полицейские проверят, правда ли это. Направь туда ближайшую патрульную машину. И немедленно позвони.

Девять минут и тридцать восемь секунд метался Пуш по комнате, как тигр в клетке. Время от времени он бросал взгляд из окна – по Рурскому скоростному шоссе мимо здания полицейпрезидиума неслись навстречу друг другу две сплошные лавины машин, чуть подальше светился черно-желтый фирменный знак знаменитого дортмундского пивоваренного завода, еще дальше виднелась зеленая полоса лесов в предгорьях Арденн. Пуш смотрел на все это пустым взглядом, ничего не видя.

Когда зазвонил телефон, он сидел за письменным столом, обдумывая фразу, которую предстояло написать.

– Слушаю?

– Все точно! – доложил Херцог.

Пуш швырнул трубку. Потом открыл дверь и проорал в коридор:

– Локамп!

Вошел Локамп, вопросительно глядя на шефа.

– Ты, видно, совсем на пределе?

Тремя фразами Пуш проинформировал его о результатах последних пятнадцати минут.

– Что-о? – Теперь уже побледнел Локамп. – Зеленые? Вот те на! Прямой наводкой по ложной цели! Представляю, что завтра напишут газеты…

Они помолчали.

Потом Пуш спросил:

– А что маляр – ничего нового?

Локамп покачал головой.

– Пришлось прервать допрос. Он просмотрел все альбомы с фотографиями. А когда наши люди пришли с художником, чтобы сделать фоторобот, врач выставил их за дверь. Четыре часа покоя – самое меньшее.

Советник задумчиво почесал затылок.

– И что ты обо всем этом думаешь?

Секунду Локамп смотрел Пушу в глаза. Потом сказал:

– Пойдем сядем где-нибудь…

Они спустились в буфет, заказали два кофейника с кофе, заняли столик в самом дальнем углу.

– А какие, собственно, фотографии мы показывали маляру?

Пуш удивленно поднял глаза.

– Террористы и симпатизирующие им, автономные группы, наиболее воинственные защитники окружающей среды, левые от Гронде, Брокдорфа, из других групп. Несколько сот штук, может, даже тысяча, точно не знаю. А почему ты спрашиваешь?

Локамп придвинулся ближе.

– Думаю, что мы на ложном пути. Прикинь сам. Всеобщая облава сегодня утром – удар в пустоту. Потом эта история с зелеными. Два таких ляпа подряд – это уже не случайность.

– Ну и что ты хочешь этим сказать?

– Вспомни шмотки, что были на убитом парне из «БМВ». Нам следовало бы вести розыск в двух направлениях…

Пуш, задумавшись, уставился в окно. Все восставало в нем против логики Локампа.

– И где ты хочешь теперь искать? У неонацистов?

Локамп кивнул.

– Дорогой мой, – возразил Пуш, – мы полностью держим их под контролем. Несколько одержимых военно-спортивными играми – безусловно. Но такая перестрелка? Угон машины?

– Именно. Вспомни Мюнхен, осенние праздники. Двенадцать убитых. Если бы парень, подкладывавший бомбу, не подорвался на ней сам, мы бы и по сей день считали, что это дело рук «рафовцев»…

Советник молчал.

– А еще Франкфурт, нападение на американские казармы, – продолжал Локамп. – Тогда мы тоже сперва подумали, что это дело рук левых. А что оказалось на деле?

Пушу потребовалось целых пять минут, чтобы кивнуть головой.

– Ну, хорошо. Но это не обрадует высокое начальство. Вспомни интервью, которое дал вчера министр.

– Это его дело, – ответил Локамп. – Я не политик, я полицейский.

48

Часы показывали около пяти, когда «Ласточка» причалила к северному берегу. В двадцати-тридцати метрах от причала шумно тарахтевший двигатель резко сбавил обороты. Судно замедлило ход, сын капитана с тросом в руках прошел на самый нос. У причала мотор взревел еще, на сей раз дан был задний ход. Мальчик спрыгнул на причал, накинул трос на возвышающуюся на понтоне тумбу, корма судна развернулась в противоположном направлении, плавно придвинулась к пешеходному мостику, вздымая со дна грязный, илистый грунт.

Судно со скрежетом навалилось бортом на причал. Сорок подростков шумно высадились на берег. Любое колебание трапа у них под ногами воспринималось со страхом и одновременно с восторгом, сопровождалось визгом и одновременно веселыми криками.

Учителя сошли последними – никому не хотелось столкнуться со стадом бизонов. Они еще раз помахали хозяину судна, являвшемуся одновременно капитаном, штурманом и экскурсоводом. Сезонная работенка вроде этой большую команду не прокормит.

Никто из ребят не расходился, все столпились на берегу, наблюдая, как отчаливает «Ласточка». Сначала от берега отодвинулась корма, потом снят был трос, удерживавший носовую часть. Двигатель снова взревел на полную мощь, поворотом штурвала на мгновение корма придвинулась к берегу, зато нос судна отдалился от причала. Полным ходом «Ласточка» двинулась вперед, оставляя за собою на воде бурлящий след. Грустными взглядами ребята провожали судно.

Кое-кто из парней начал выискивать на берегу плоские камешки. С разной степенью умения пускали они их по воде, восторженно считая, сколько раз камешек коснется водной поверхности. Один из камешков подпрыгнул на водной глади девять раз, и рекорд этот встречен был бурными аплодисментами.

– Пора идти! – крикнул учитель и направился к тропинке вдоль берега. – Иначе мы опоздаем на…

Куда могли опоздать ученики, так и осталось невыясненным. Слова застряли у учителя в горле, в ужасе глядел он на водную поверхность. Метрах в десяти от берега, там, где винт поднял со дна ил и тину, в воде что-то плавало. Он взглянул туда еще раз и все понял.

Человеческое тело.

– Расступитесь, дайте пройти! Отойдите в сторону!

Высокий широкоплечий мужчина продирался сквозь толпу зевак, скопившихся за последний час на берегу озера.

Темноволосый здоровяк, прокладывавший себе дорогу, был старшим комиссаром уголовной полиции Зоста, фамилия его была Адлер. В кильватере следовал его шеф, на целую голову ниже и на двадцать лет старте. За гаупткомиссаром двигалась самая молодая сотрудница отделения – двадцатидевятилетняя Хельга Шундер, тоже комиссар.

Один из учителей, стоя по пояс в воде, осторожно подтянул к берегу всплывшее тело. Это оказался подросток лет примерно шестнадцати, черноволосый, явно иностранец, скорее всего турок. На утопленнике был красный шерстяной пуловер, потасканные джинсы и белые кроссовки фирмы «Адидас». Из выреза пуловера выбивался воротничок полосатой пижамы.

К трупу склонился мужчина лет шестидесяти с погасшей трубкой в руках. На нем были очки в золотой оправе. Неподалеку на сухом месте стоял маленький коричневый чемоданчик, какие обычно носят врачи.

– Добрый вечер, доктор. Вы прямо как пожарная команда…

Врач выпрямился и сделал неопределенное движение рукой:

– Да ведь я живу в Делеке. Если здесь что происходит, посылают всегда за мной. Вот снова повезло. Ну что ж, поглядим…

Взгляды окружающих устремились на тело. Одежда была грязная, вся в тине. Черные волосы слиплись на затылке, между прядями кое-где запутались полусгнившие водоросли.

– Ну что?

– Выглядит еще прилично, – начал врач. – Один-два дня скорее всего, в крайнем случае – три. Но сомневаюсь.

– Причина смерти?

– Пока сказать не могу. Необходимо сначала проверить, есть ли в легких вода. Но на утопленника не похож. Из других повреждений лишь одно: кровоподтек у основания черепа слева сзади, прямо возле кромки волос.

– От удара?

В сомнении врач покачал раскрытой ладонью вправо-влево.

– Сомнительно. Он мог, скажем, перегнуться через перила моста и, не удержав равновесия, упасть в воду. При этом удар головой о металлический выступ или бетонный край, потеря сознания, конец. Но проверять такие вещи – ваше дело.

– Подождите минутку!

Девушка-комиссар вдруг взволнованно показала на покойника. Потом сбросила висевшую через плечо сумку, кинулась к озеру и зачерпнула пригоршню воды. Вернулась и выплеснула ее на руки мертвого юноши.

– Ты в своем уме? – Остхольт попытался удержать девушку. – Изменять состояние трупа – надо же придумать.

Но она уже снова была у реки, еще раз зачерпнула воды и вылила ее точно на руки турка, чтобы смыть покрывавшую их грязь.

– Что ты все-таки делаешь…

Когда и вторая рука утопленника была отмыта таким образом, это увидели все: кровавые рубцы, кончики пальцев все в ссадинах, два сломанных ногтя, широкий слой грязи под остальными.

Первым прервал молчание врач. Указывая кончиком ноги на израненную руку, он задумчиво сказал:

– Теперь можно похоронить версию о цирковом представлении на перилах моста. Если это окажется несчастный случай или самоубийство, я готов на ужин зажарить себе свой скальпель…

Потрясенные, все смотрели на труп.

– Шеф!

Адлер выскочил из бежевого «пассата», в котором они приехали.

– По-моему, это то самое. Полицейский пост в Кёрбеке только что заявил о пропавшем без вести. Турок, шестнадцати лет, джинсы, красный пуловер. Это наверняка он…

Стефания не помнила, как преодолела пятьсот или шестьсот метров до причала. Она бежала по улице, казавшейся бесконечной, глядя перед собой и ничего не видя вокруг. Шаги гулко отдавались в висках. Неправда, билось в мозгу, такое не может быть правдой.

Потом сознание выхватило толпу любопытных на обочине дороги, зеленые полицейские машины, оцепление на берегу и небольшую группу людей у воды, там, где кончался береговой откос. Они столпились полукругом вокруг чего-то, что сверху невозможно было рассмотреть. – Эй, девушка, туда нельзя!

Полицейский схватил ее за руку, но сразу же с криком отпустил. На щеке у него проступил красный след царапины, оставленной острыми ногтями Стефании.

И прежде чем кто-то успел ее остановить, она слетела по каменным ступенькам вниз, растолкала стоявших там людей.

Вейен попытался в последний момент схватить ее за руку. Но Стефания этого просто не заметила. С трудом переводя дух и ничего не сознавая, она склонилась над распростертым на земле телом.

Это была правда.