Текст книги "Искусство разговаривать с детьми. Как найти время для важных разговоров с ребенком и грамотно их вести"

Почему у детей возникают трудности в сопереживании

Особенно сегодня, когда общество слишком сосредоточено на достижениях и успехе, детям становится все труднее глубоко задумываться о других. Это менталитет «каждый сам за себя». Дети могут запутаться в своих эмоциональных пузырях, в которых мало места, чтобы понять эмоции других людей или даже свои собственные. Когда они придают слишком много значения тому, чтобы оказаться правыми, у них не остается ресурса на то, чтобы замечать чувства. Они не могут подставить плечо, потому что слишком беспокоятся из-за возможного осуждения.

Это касается детей всех возрастов и даже молодых людей. В 2010 году показатели эмпатии студентов колледжей снизились по сравнению с результатами десятилетней давности. Уровень сочувствия или беспокойства за тех, кто страдает, снизился больше остальных, вместе с уровнем навыков восприятия последствий. В этом нельзя винить детей. Они реагируют на окружающих, которые слишком часто не ставят в приоритет понимание и заботу о других или даже не смотрят друг другу в глаза.

Одно исследование, проведенное в Стэнфордском университете, выявило, что для девочек в возрасте от восьми до двенадцати лет одним из факторов, наиболее сильно связанных с позитивными социальными эмоциями, было количество времени, потраченного на личное общение. Те, кто тратил меньше времени на телефоны и больше на коммуникацию лицом к лицу, как правило, были более общительны и чувствовали себя более «нормальными». Также они добивались большего успеха в обществе, у них было меньше друзей из плохих компаний, и они даже больше спали. Хотя исследование не доказало, что именно личное общение привело к такому успеху, стоит отметить прослеживаемые связи. А количество просмотров видео, онлайн-общение и особенно многозадачность (например, отправка сообщений во время просмотра видео на YouTube) влекли за собой негативные социальные последствия. В ходе другого научного эксперимента подростков на пять дней отправили в лагерь, в котором было запрещено пользоваться мобильными устройствами. За время пребывания в лагере у подростков улучшился навык считывать невербальные сигналы. Практика подобных вербальных и невербальных взаимодействий – сочетания того, что сказано, и того, как это сказано, – помогла улучшить их навык замечать. Они смогли заявить о себе и сфокусировать внимание на общении. А это является основой для более плодотворных отношений.

Конечно, общение в интернете тоже может подкреплять эмпатию. Когда мы выражаем соболезнования в связи со смертью или умиляемся фотографии малыша, почти все мы, и наши дети, в той или иной форме сопереживаем онлайн. Но насколько глубоко это сопереживание? Чаще всего в море «лайков» и комментариев типа «какой милый!» теряется сложность чувств. То же самое касается и детей, которые тщательно формируют свой профиль и делают комплименты идеальным профилям других людей. Очень часто они уходят далеко от вдумчивого понимания и деталей, которые важны для сопереживания.

Но если более глубокая эмпатия действительно так значима, почему мы не фокусируемся на ней? Этот вопрос преследует меня уже много лет. По мере того как я общалась со многими родителями и исследователями, я пришла к выводу, что у многих из нас есть несколько ключевых заблуждений, которые ограничивают нас в разговорах об эмпатии. Во-первых, мы воспринимаем эмпатию как постоянное качество, а не как то, что можно изменить или усилить. Во-вторых, чтобы сформировать эмпатию, мы уделяем основное внимание лекциям, а не диалогу. И, в-третьих, мы делаем акцент на разговоре о том, что делают дети, а не о том, как они это делают или как они себя чувствуют.

Как нас ограничивают заблуждения

«Он такой хороший мальчик, такой заботливый», – говорят многие родители. Или «Желаю вам побольше сил, чтобы заставить его заботиться о своем братике или о ком-либо еще. Он настоящий эгоист». Под влиянием культуры, которая часто навешивает на детей ярлыки, мы склонны делать то же самое. Несмотря на то что мы не придаем большого значения этим ярлыкам, они могут создавать проблемы. Во-первых, они почти всегда слишком плоские и не могут описать ребенка полностью. Хуже того, они создают порочный круг. Из-за ярлыков, особенно негативных, дети могут играть те роли, которые мы им назначаем. Ребенок, который слышит, что он «равнодушный», может вести себя еще более равнодушно, а мы думаем, что были правы с самого начала.

Эти круги – признак первого заблуждения: мы часто думаем о сочувствии как о постоянном качестве, оно либо есть у детей, либо его нет. Но навыки сопереживания у каждого ребенка находятся в стадии развития. И у каждого ребенка бывает повышение и понижение эмпатии. Это зависит от того, с кем он находится, какое у него настроение и даже от того, проголодался ли он или устал. Даже ребенок, который называет своего брата глупым, может потом попросить вас не наступать на муравьев.

Во-вторых, мы часто относимся к сочувствию как к витаминам. Мы предполагаем, что можем привить детям сочувствие с помощью лекций и добрых дел. Как сказал мне один пятиклассник о своем однокласснике, над которым издевались: «Почему меня должно это волновать? Он мне не друг». Этот ученик не был задирой, но был сторонним наблюдателем. Ему нужно было представить, что чувствует ребенок, над которым издеваются. И также ему не хватало этического понимания, что он должен вмешаться.

Хуже того, эта «витаминная» идея затрудняет помощь детям в эффективном развитии эмпатии. Наши обычные разговоры, даже с благими намерениями, не всегда помогают. Часто мы обсуждаем чувства, чтобы преподать урок или подчеркнуть свою точку зрения. Мы отвлекаемся, реагируем на проблемы по мере их возникновения, обычно просто надеясь исправить поведение или помочь ребенку почувствовать себя счастливее. «Просто извинись», – говорите вы своему ребенку, когда его друг плачет. Или отвечаете «Такое бывает», когда ребенок говорит, что завидует своему другу. Эти слова могут помочь в краткосрочной перспективе, и очевидно, вы не можете сейчас остановиться и обсудить каждый аспект. Но такие разговоры мало помогают детям увидеть точку зрения других или понять, в чем больше всего нуждаются они или их друзья.

Если мы навешиваем на детей какой-то ярлык, то они со временем начинают соответствовать этому ярлыку.

Вдобавок это вовсе не повышает уровень самосознания детей – самый важный элемент развития эмпатии в долгосрочной перспективе.

Как мы можем повысить уровень их самосознания? Давайте разберем простой пример. Допустим, ваш трехлетний сын Ник бьет своего друга Джона игрушкой.

– Как ты думаешь, что Джон чувствует из-за того, что ты его бьешь? – спрашиваете вы. Вы хотите, чтобы Ник понял, что другу больно, и чтобы он ответил: «Ему грустно» или «Ему не нравится». Это поможет ему связать свое действие с тем, что Джон заплакал и, в идеале, избежать драки в следующий раз.

Или, в разговоре с дочкой постарше, вы могли бы отразить ее слова, задав вопрос. Скажите: «Что бы ты почувствовала, если бы мерила платье, а твоя подруга сказала бы тебе: “Ну, мне кажется, оно выглядит нормально”?» Слова не были обидными, но тон выразил все. Указание на последствия слов или действий ребенка поможет ему заметить, что он задел другого человека. Тем не менее эти примеры тоже не являются полноценным ответом. Более глубокое чувство сопереживания требует постоянного взаимодействия, поскольку мы помогаем детям понять, что чувствуют и они, и другие.

Что еще мешает нам исследовать более полный смысл? Отчасти это уроки, которые мы усвоили из нашей культуры. Когда мы сосредоточены на том, чтобы продвинуть детей вперед или заставить их вписаться в общество, то есть когда мы делаем упор на краткосрочные результаты, мы склонны говорить об отношениях как о сделках. Мы можем узнать, кто мог бы написать рекомендацию или устроить ребенка в частную школу, но пренебрегаем заботой о нем самом. «Я сказал ему, что нужно вступить в бойскауты или сделать хоть что-то, – сказал мне отец десятилетнего мальчика. – Он должен показать, что ему не все равно. Это то, на что обращают внимание колледжи». Но добрые дела без обдумывания не меняют детского мышления. У него просто появляется больше занятий. В идеале нам нужен диалог, чтобы сделать этот опыт значимым. Для детей это способ извлечь уроки из своего опыта и со временем захотеть совершать добрые дела самостоятельно.

Кроме того, когда мы фокусируемся на продуктивности, мы хотим, чтобы все прошло гладко. И у нас не остается времени для более тяжелых или сложных эмоций. Часто мы останавливаемся на первых эмоциях, которые замечаем, и комментируем: «О, ты чувствуешь радость?» или «Да, это грустно». Ребенку может быть трудно вставить слово. На самом деле детям часто требуется время, чтобы спокойно обдумать свои чувства, распознать эмоции других или подумать о том, как извиниться. Спешка может привести к тому, что они будут говорить или действовать импульсивно, и из-за этого нам будет еще труднее сопереживать им. Мы забываем замечать, когда дети сияют и когда они сталкиваются с трудностями. На самом деле состраданию и сочувствию можно научить, но это требует постоянного диалога на протяжении некоторого времени.

Мой путь к пониманию сочувствия

Мое понимание того, как развивать эмпатию у детей, выросло из наблюдений за учителями в бостонском детском саду. Некоторые, казалось, обладали почти бесконечным терпением, особенно пожилая воспитательница, которая находила время, чтобы посидеть рядом с каждым ребенком хотя бы раз за день. Но иногда даже у нее лопалось терпение, например, когда девочка в пятый раз спросила, может ли она сейчас пойти домой.

– Я сказала «нет», – отрезала воспитательница и отвернулась.

Однако через несколько минут она вернулась, наклонилась поближе к девочке и тепло сказала:

– Извини, пожалуйста. У всех нас воды в ведре ровно столько, сколько нужно. А мое опустошено. И мой рот устал так много отвечать.

Девочка улыбнулась и обняла ее, а затем сказала:

– Иди и наполни свое ведро. Тогда ты будешь чувствовать себя хорошо.

Этот диалог, как я позже поняла, был основан на школьной учебной программе, известной как «Наполни свое ведро». Ее суть заключается в том, что каждый человек носит с собой невидимое «ведро», представляющее его ментальное и эмоциональное состояние. Когда вы заботливы и добры по отношению к другим, вы наполняете чужие «ведра», а когда злитесь, «зачерпываете» их воду. Мне показалось это отличной идеей. Но одновременно меня заинтересовало, что именно сказала воспитательница. Она извинилась, проявила сострадание к себе и намекнула, что постоянные вопросы начинают раздражать ее. Таким образом она продемонстрировала эмпатию, давая девочке обратную связь. Она поддержала ее, чтобы та связала свои собственные чувства с причинами, во время обучения социальным навыкам.

Даже когда дети расстраивают нас, реально обсудить сопереживание. Возможно, стоит сделать это постфактум. Любой родитель малыша знает, что разгар истерики – это не время для глубоких размышлений. То же самое относится и к вспышкам гнева у детей постарше. Главное – найти подходящий момент, когда дети остынут. Адаптируйте разговор к ситуации, выслушайте, что скажут ваши дети, и поощряйте их к участию. И – самое важное и самое сложное – не забывайте переключать сочувствие и на себя тоже. Даже если разговор не пройдет идеально или даже хорошо, все равно появятся другие возможности.

Ключ к самосостраданию

Несколько лет назад ко мне в кабинет зашла Селия, мама пятилетнего Эрика, мальчика с аутизмом. Она была расстроена третьим срывом сына за день. По дороге в школу он все еще размахивал руками. «Я чувствую себя такой плохой мамой, – сказала она. – Но ему надо попытаться». Я сочувствовала Селии. И еще я видела, какой измученной и рассеянной она была в начале дня, когда ей приходилось собираться в спешке.

Когда у вашего ребенка возникают такие проблемы, особенно важно проявить сострадание к себе. Разговор с самим собой в позитивном ключе из позиции любви может остановить круг «стыда, вины и самобичевания», как выразилась исследовательница Кристин Нефф. Если дети не могут общаться с легкостью, удовлетворение их потребностей порой кажется головоломкой. Выработка такой мантры как «Просто это тяжело» помогла многим родителям, которых я знаю. Но то же самое касается и родителей детей без особых потребностей.

Мы часто думаем о сочувствии в противовес состраданию к себе. Либо вы направляете внимание и заботу на своего ребенка, либо на себя. «У него трудные времена», – можете сказать вы о малыше, у которого режутся зубки, не высыпаясь третью ночь подряд. Но потом резко отвечаете своему старшему ребенку, когда он капризничает, и чувствуете себя виноватыми. Вы свободно проявляете сопереживание к своему ребенку, но не переживаете за себя. Многие из нас относятся к себе сурово. Вместо этого я советую родителям говорить о сострадании к себе вслух. Объясните причину, если вы отвлекаетесь или беспокоитесь. Используйте нейтральный тон. Помните, что дети замечают, как мы разговариваем сами с собой и о себе. Обратите внимание на такие фразы, как «Я должен был» или «Это все моя вина». Как представить эти мысли по-доброму? Возможно, вы могли бы поговорить о том, как вы поступили бы в следующий раз.

Я знаю по собственному опыту, что это совсем не просто. Тем не менее ради нашего благополучия и благополучия наших детей стоит попробовать. Я встречала так много примеров благонамеренных родителей, которые упускают этот важный элемент сочувствия к себе, особенно в периоды разочарования или расстройства. В той же начальной школе, где я встретила Селию, я познакомилась с Николь, мамой девятилетнего Робина. Однажды Николь села рядом со мной на собрании и со слезами на глазах сказала, что сыну трудно быть «вежливым».

– Его друг сказал, что собирается в поход. – Николь выглядела смущенной. – Друг был так взбудоражен новостью, а Робин ответил: «Мне очень жаль. Кемпинг – это ужасно». И с этого момента все становится только хуже.

– А что вы сделали? – спросила я.

– О, я отправила его в свою комнату, – она нахмурилась. – Но он сказал, что я злая, и спросил, что плохого в том, чтобы говорить правду. Я была так раздражена, что мы закончили играть. После этого мне стало плохо, но я не извинилась, потому что не хотела, чтобы он почувствовал, что выиграл.

Подобное происходит очень часто. Иногда, когда дети проявляют недостаточно сочувствия, мы не вникаем в причины. Ситуация и так довольно неловкая. Зачем усугублять ее? На самом деле ответ Робина показал отсутствие социальных навыков, а также трудности с восприятием последствий. В частности, у него возникли проблемы с моделью психического состояния человека или с признанием того, что человек может чувствовать или думать иначе, чем он сам. Понимание точки зрения другого человека дает вам гораздо больше вариантов того, как реагировать. Классический тест на изучение модели психического состояния, разработанный Саймоном Бароном-Коэном и Утой Фрит, называется тестом «ложных убеждений». В нем детям предлагается представить себе девочку Салли, которая кладет мяч в корзину и отправляется на прогулку. Пока ее нет, ее подруга Энн перекладывает мяч в коробку. Когда Салли вернется, где она будет искать мяч? Если дети говорят «в коробке», они не принимают точку зрения Салли. Именно там находится мяч, все верно, но Салли этого не знает.

Мы часто думаем об эмпатии как о чем-то, что нужно развивать в наших детях. Но пример Робина показал мне, что развитие эмпатии должно затрагивать и наших детей, и нас самих. Оттачивание нашей способности проявлять эмпатию – это залог воспитания чутких детей. Эта мысль пришла мне в голову, когда Софи было около двух лет и мы полетели в отпуск на юг, на пляж. В наш первый день рядом с нами сидела девочка лет шести, а ее мама намазывала ей спину солнцезащитным кремом. Несколько минут девочки с удовольствием играли. Затем, без предупреждения, Софи бросила песок в лицо своей новой подруге.

Развиваем модель психического состояния: Советы для маленьких детей

Модель психического состояния, как правило, появляется у детей в возрасте четырех-пяти лет, но на примере Робина можно увидеть, что многие дети еще долго пытаются понять, что существуют разные мнения. Поощрение этого навыка позволяет детям стать более общительными, поскольку они понимают, что не все думают или чувствуют так же, как они[40]40
  Как утверждает шведский психолог Элия Псуни, развитие навыков восприятия перспективы у маленьких детей начинается с одновременного сосредоточения на одной и той же информации. Особенно помогает активное вовлечение в процесс.


[Закрыть].

Реагируйте на реплики детей, начиная с маленького возраста, и отвечайте на них в режиме реального времени. Допустим, ваш ребенок замечает тень, похожую на динозавра. «Видишь?» – спрашивает он, указывая. Попробуйте поделиться своим мнением и сравните ваши точки зрения. Вы видите динозавра или облако? Кроме того, исследуйте его точку зрения дальше, выходя за рамки здесь и сейчас. Спросите, что еще он видит? Или, что самое интересное, что он может увидеть? Ваша заинтересованность служит основой для сопереживания, поскольку вы разделяете положительные чувства по поводу одной и той же идеи.

– Я ничего не вижу, – громко закричала девочка, протирая глаза.

– Открой глаза, – мама девочки крепко обняла ее. – Совсем немножко.

В ее голосе звучал страх и отчаяние. Мне было стыдно.

– Я не могу, – сказала девочка.

Софи уставилась на нее взглядом человека, который только что проснулся.

– Ей больно, – сказала я. – Ей больно из-за песка.

Я попросила Софи извиниться, но она продолжала смотреть на меня.

– Все в порядке, – заверила мама девочки, но поморщилась.

– Извините, – сказала я. – С ней все нормально?

Мама девочки кивнула, сжав губы.

– Нам лучше уйти, – сказала я, моя тревожность росла. Позже, когда мы остались наедине, я попросила Софи объяснить ее поступок.

– Я не знала, что от песка может быть больно. – Софи надула губы. – Мне жаль.

Внезапно я поняла. Все последние зимы Софи провела в Бостоне, кидаясь снегом.

– Посмотрим, сможешь ли ты попасть в мою шапку, – вспомнила я свои слова, пока она с ликованием кидала снежки.

– Я поняла, – я смягчилась. – Теперь ты знаешь, что нельзя кидаться песком, верно?

– Да, мама, – она свернулась калачиком рядом со мной.

В тот день я осознала важность нашей точки зрения как родителей. Слишком часто мы считаем, что у детей недостаточно развито умение сопереживать, хотя на самом деле есть нечто другое, что стоит винить: недостаток знаний или социальных навыков, или непонимание, как извиняться. Это сложно распознать в моменте. Но когда вы раздражаетесь, ваш ребенок реагирует на вашу реакцию, и получается порочный круг. Вместо этого остановитесь на минуту, чтобы подумать: есть ли что-то, что ваш ребенок может не знать, или потребность, или желание, которые вы не обсудили? Может быть, ваша дочь просто голодна или устала? Подумайте, сколько всего вы можете не знать, даже если каждый день проводите с ней. И что насчет вас? Мы часто так много даем нашим детям, забывая о нас самих. Но если наши базовые потребности не удовлетворены, сопереживать становится еще труднее.

Когда кажется, что вашему ребенку не хватает навыка сопереживания

Спросите: что стоит за обидными действиями или словами вашего ребенка? Может быть, он не понимает ситуацию, а может, ему стыдно и он хочет сохранить лицо. Однажды я наблюдала, как отец шестиклассника Брайана вмешался в ссору и сказал сыну: «Ты обидел своего друга». Мальчик покраснел, а затем крикнул: «Мне все равно». Очевидно, он чувствовал себя неловко из-за того, что его отчитали. Если бы его отец позволил этому взаимодействию произойти, а позже проанализировал ситуацию, Брайан, скорее всего, лучше бы отреагировал и больше бы понял.

Сопереживание означает принятие неизведанного

Чтобы узнать больше о том, как беседа может развить навык сопереживания у детей, я поговорила с известным психологом Джин Берко Глисон. Я была наслышана о ее работе. Она долгое время была профессором Бостонского университета и известна своими исследованиями развития детской речи. Больше всего меня заинтересовала ее работа об извинениях. Она выяснила, что маленькие дети чаще всего слышат извинения, когда их родители извиняются перед ними, например, «Прости, я разозлилась». И это не так уж плохо. Мы часто рассматриваем извинения как признак слабости. Но на самом деле это сильная сторона. Это показывает детям, что вы готовы признать свои недостатки и что вы можете исправить ситуацию, когда что-то испортили. Это также дает им языковую модель, которую они могут использовать. Например, когда они видят, что обидели друга, они могут сказать фразу, которую слышали от вас. Все это имеет большое значение для решения конфликтов. Но как еще, помимо извинений, мы можем развить у детей эмпатию?

Связавшись с Глисон, я была приятно удивлена, когда она предложила мне приехать к ней в гости в Кембридж, штат Массачусетс. Вскоре после этого я стояла у ее двери. Она встретила меня с тарелкой печенья от девочек-скаутов. Мы направились в ее солнечную кухню, и я достала диктофон, с благоговением наблюдая, как женщина, которой за восемьдесят, суетится на кухне: готовит кофе и жестикулирует с безграничной энергией.

Хотя ее исследования очаровали меня, особенно мне запомнилась одна из ее личных историй. Она рассказала, что в течение многих лет просила своих детей подарить ей на день рождения манекен. Эта идея пришла ей в голову по наитию, но потом она так и не смогла ее забыть. Однако дети покупали ей какие угодно подарки, только не его. Лишь спустя несколько лет и после неоднократных полушутливых просьб они наконец (неохотно) купили его.

– Мы назвали его Ральфом, – сказала она мне, – и по праздникам наряжали. Переезжая, мы брали с собой Ральфа.

Десятилетия спустя Ральф «живет» с одной из ее дочерей и появляется на праздниках.

– Ты можешь в это поверить, – со смехом спросила меня Глисон, – что спустя столько времени у нас все еще есть этот нелепый манекен?

Я могла в это поверить. Этот подарок стал не только забавной вещицей и частью их семейных преданий, но и символом. Благодаря Ральфу ее семья показала, что они принимают ее уникальность и примут уникальность всех остальных. Это основа эмпатии. Когда я вспомнила вечеринку по случаю дня рождения Лейлы, мне вспомнился важный момент: вещи – это не просто вещи. Это признак того, как мы относимся друг к другу или воспринимаем те или иные аспекты. Подобное принятие выходит далеко за рамки подарков. Это означает, что необходимо замечать полноценного человека перед вами и заботиться о нем, даже если его или ее желания и потребности, мысли и чувства могут вас удивлять или раздражать. Вот тут-то и пригодятся глубокие разговоры. Независимо от того, насколько вы близки, вы не можете знать наверняка, что думает или чувствует ребенок, не спросив его. Сопереживание начинается с принятия и приветствия этой тайны.