Текст книги "Украденная любовь"

Ее лицо действительно покрывала зеленоватая бледность, взгляд блуждал, и Элиза поспешно махнула Роберту, чтобы он увел женщину в каюту. «Бедная Агнес, – подумала Элиза, – должно быть, у нее mal de mer11
  Морская болезнь (фр.)


[Закрыть]». Впрочем, все ее сочувствие испарилось при звуках звонкого мальчишеского смеха.

– У нее морская болезнь! – ликовал Обри. – Вот это повезло! Она не сможет больше мной командовать.

Элиза с трудом подавила смешок. Конечно, радоваться тут было нечему, но суетливость Агнес и ей действовала на нервы. Так что Обри прав, им действительно повезло.

Откашлявшись, Элиза строго произнесла:

– Она, может быть, и не будет тобой командовать, но я собираюсь делать это весь следующий час.

На следующий день, когда солнце на западе уже коснулось морской глади, «Леди Хэбертон» причалила в гавани Сент-Питер-Порт на острове Гернси. Гернси – один из Нормандских островов, это еще английская земля, но Англию отсюда уже не видно. Она осталась далеко за кормой, и всю вторую половину дня путешественники могли наблюдать слева по борту побережье Франции. Когда же Элиза разглядывала сам городок, раскинувшийся в глубине бухты, он тоже показался ей каким-то чужеземным. «Это уже скорее Франция, чем Англия», – решила она.

– Ты перестала задерживать дыхание! – Укоризненный голос Обри оторвал ее от созерцания живописных беленых домиков с черепичными крышами и крутых, вымощенных булыжником улочек. – Сейчас я тобой занимаюсь. Забыла?

– Разве твой час еще не прошел? – с надеждой спросила Элиза.

Обри отнесся к ее предложению гораздо серьезнее, чем она ожидала. В эти два дня он упорно старался выполнять все задания, которые она ему давала: сосчитать столбики палубного ограждения, указывая на них пальцами ног, спеть песенку, стараясь отбивать такт больной ногой. Он почти без возражений позволил ей осмотреть поврежденную лодыжку и отвечал на все вопросы Элизы: где сильнее болит, где нарушена чувствительность, где не нарушена. Но сегодня, когда ее час кончился и начался его, ей показалось, что он заставлял ее петь, делать вдохи и выдохи, задерживать дыхание гораздо дольше шестидесяти секунд. Пару раз у нее даже начинала кружиться голова.

– Еще разок, – потребовал Обри. – Дай мне сосчитать, как долго ты можешь задерживать дыхание, и на этом закончим.

Элиза покорно сделала глубокий вдох и постаралась задержать воздух в легких, пока Обри медленно, размеренно считал вслух. На счет «тридцать» она ощутила желание прекратить все это. На счет «сорок» она страдальчески закатила глаза, а Обри начал хихикать, но тем не менее продолжал считать. Наконец на счет «пятьдесят» воздух с шумом вырвался из ее груди.

– Хватит! Хватит! – задыхаясь, взмолилась она. – Больше пятидесяти я не могу, я уверена. Обри ухмыльнулся.

– Ты сегодня была молодцом, Элиза. Если ты будешь трудиться как следует и практиковаться каждый день, – важно заявил он, в точности повторяя ее собственные слова, – тебе обязательно станет лучше. Держу пари, твои легкие будут становиться все сильнее и здоровее.

Это прозвучало так логично, что Элиза почти поверила. А может быть, с надеждой подумала она, сказанное будет справедливо и в отношении Обри. Если он будет так же упорно делать свои упражнения, он сможет нести кольца на ее свадьбе. Но пока слишком рано заговаривать об этом. Пока…

Роберт унес Обри в каюту переодеваться к обеду. Сегодня вечером они будут обедать на берегу – в последний раз перед долгим плаванием. Элиза послала пришедшую за ней Клотильду помочь Роберту, сказав, что хочет немножко посидеть одна в тишине и покое. Она подметила взгляды, которые Клотильда бросала на Роберта, и не прочь была сыграть роль Купидона. Кроме того, воздух был так чист и свеж, а вечернее небо так дивно расцвечено всеми оттенками лилового и розового, словно некий небесный живописец смелой рукой наносил на него мазки краски. «Видит ли сейчас Майкл такой же прекрасный закат?» – невольно спросила она себя.

В следующий момент какой-то незнакомый корабль, вошедший в гавань следом за «Леди Хэбертон», отвлек ее взгляд от неба, а мысли – от Майкла. Судно быстро замедляло ход, но все же так сильно стукнулось бортом о дощатый причал, что Элиза испугалась неминуемого крушения. Впрочем, судно лишь закачалось, но очень скоро выровнялось, вернее, его выровнял штурман, чья мощная фигура виднелась у штурвала. Вот уже паруса поползли вниз и якорь с шумом плюхнулся в воду, а Элиза никак не могла отвести глаз от корабля и штурмана, представлявших собой самое колоритное зрелище, которое она когда-либо видела. Корабль был из очень темного дерева, а вдоль борта тянулся ряд круглых пушечных портов, выкрашенных красным. Спереди – на носу, так, кажется, следовало говорить – красовалась весьма откровенная деревянная скульптура, изображавшая нагую женщину. И хотя огромная деревянная змея, обвивая тело женщины, скрывала наиболее интимные его части, Элизе казалось, что эта змея делала скульптуру еще более непристойной.

А великан у штурвала!.. У Элизы никак не получалось перестать глазеть на него, хотя такое поведение было верхом неприличия. Она никогда прежде не видела негра, а это, несомненно, был негр, настоящий негр с Африканского континента. И он был великолепен! Высоченный, могучие руки толщиной чуть ли не с дерево, шапка коротких курчавых волос, обрамляющая темное лицо. По вантам чужого корабля, как и на «Леди Хэбертон», сновали и другие матросы, но человек у штурвала полностью завладел вниманием Элизы.

– Мисс Элиза! Пожалуйста, пойдемте вниз, – раздался голос Клотильды. Ей пришлось ущипнуть хозяйку за руку, чтобы та наконец очнулась от своего завороженного созерцания. – Капитан говорит, вам не следует оставаться на палубе одной. Только не в порту. Этот Сент-Питер-Порт – опасный городишко. Чего и ждать, если все эти корабли приходят, уходят… Боже милостивый! – взвизгнула она. – Вы только посмотрите на него!

Как раз в этот момент чернокожий мужчина повернулся в их сторону и пристально посмотрел на них через небольшое пространство, разделявшее оба корабля. Клотильда и Элиза невольно отшатнулись. Тот человек не мог представлять для них никакой угрозы, но Элиза не протестовала, когда Клотильда торопливо потащила ее через узкий люк вниз по трапу к их каюте.

На соседнем корабле Киприан Дэйр каждым нервом ощущал близость «Леди Хэбертон». Его первый помощник, закрепив штурвал, подошел к нему. Заслышав тяжелые шаги Ксавье, Киприан вскинул глаза.

– Мне это не нравится, – проворчал Ксавье. – Мы не должны захватывать мальчика здесь. Нас здесь слишком хорошо знают.

– Ну и что? – отмахнулся Киприан. Тревога Ксавье его нисколько не трогала. – Как только Хэбертон получит мое письмо, он будет знать, кто похитил его сына.

Слова капитана не успокоили Ксавье, судя по угрюмо опущенным уголкам его рта.

– Мне не по душе твой план, Киприан, – сказал он. – Не в твоих привычках обижать детей.

– Никто не собирается его обижать.

– Разве? – Ксавье скептически поднял угольно-черные брови. – А как еще это назвать? Ты хочешь оторвать его от семьи, а ведь у него и так какое-то несчастье с ногами.

– Тебе незачем беспокоиться. Я собираюсь как следует заботиться о своем брате, – заверил его Киприан. Изумление на лице Ксавье доставило ему мрачное удовлетворение.

– Твой брат? Ты никогда не говорил, что у тебя есть брат.

– Сводный брат: у нас с ним один отец. Видишь, Ксавье, тебе не стоит о нем беспокоиться. Я сам займусь его воспитанием и образованием. Так же, как ты и я, он научится тому, как выжить в этом мире. Выжить и добиться успеха.

Первый помощник задумчиво потер подбородок.

– Вот оно что, – протянул он. – Так этот Хэбертон – твой отец… А он знает?

– Нет, не знает. Никто не знает, кроме тебя, и я хочу, чтобы это так и осталось. – Киприан испытующе посмотрел на своего друга. – Ты со мной, Ксавье?

Наступила долгая пауза, но Киприан не сомневался в ответе.

– Да, можешь на меня рассчитывать, – наконец сказал Ксавье. – Тебе не помешает вновь обрести семью…

– Он мне не семья!

Ксавье покачал головой и вздохнул.

– Ты собираешься требовать выкуп? – спросил он.

Киприан пожал плечами:

– Может быть. Чем больше усилий затратит Хэбертон, чтобы вернуть сына, тем сильнее будет его разочарование, когда он осознает их тщетность.

– И ты сумеешь объяснить все это мальчику так, чтобы он не испугался и не возненавидел тебя?

Киприан рассмеялся, хотя на самом деле ему было вовсе не смешно.

– Он может ненавидеть меня, что бы я для него ни делал, и скорее всего так и будет. Разыгрывать заботливую мамашу я предоставляю тебе. Ты неплохо делаешь это с Оливером.

Ксавье фыркнул, ничуть не обескураженный.

– Ты хочешь, чтобы этот мальчик из знатной семьи стал простым грубым матросом – как ты, как я, – хотя он мог бы стать кем-то совсем иным?

– Я хочу, чтобы Хэбертон растратил свою жизнь в бесплодных поисках сына. Сыновей, – с горькой усмешкой поправился Киприан. – Одного сына, которого он захочет вернуть любой ценой, и другого сына, о котором он никогда больше не сможет забыть.

4

Мальчишку окружали люди, но никто из них – ни единственный слуга, ни капитан, бывший уже в летах, ни тем более пожилая дама, горничная и маленькая темноволосая девушка – не могли стать помехой для осуществления замыслов Киприана, наблюдавшего сейчас за этой группой с палубы своего корабля. Оливер, успевший побывать в ближайшей таверне и свести знакомство кое с кем из команды «Леди Хэбертон», принес известие, что капитан нынче вечером будет обедать ей своими пассажирами на берегу, в гостинице «Даффи», а потом все вернутся на корабль.

Что ж, отлично, усмехнулся про себя Киприан. Пусть развлекаются. Когда с рассветом придет пора ставить паруса, среди мирно спящих пассажиров будет недоставать одного человека. Юный мистер Хэбертон к тому времени будет надежно упрятан в трюм «Хамелеона», а остальные пускай думают, будто мальчик упал за борт. Это заставит Хэбертона как следует помучиться еще до получения первого письма, которое откроет ему правду, быть может еще более ужасную.

Киприан вспомнил о сигаре, которую сжимал в зубах, и глубоко, с наслаждением затянулся. Кругом было тихо. Солнце село, и большая часть команды «Хамелеона», получив увольнительную, веселилась на берегу. Впрочем, всем матросам было строго-настрого приказано вернуться на борт до начала отлива на случай, если придется срочно уносить ноги.

Прищурившись, Киприан проводил взглядом маленькую компанию, покинувшую наконец «Леди Хэбертон», и Оливера, направившегося вслед за ней небрежной, фланирующей походкой. Олли не спустит глаз с намеченной жертвы до конца вечера, а потом они вдвоем проберутся на борт соседнего корабля и выкрадут мальчишку.

Докурив сигару, Киприан швырнул окурок за борт и тут же закурил следующую. В первое мгновение он чуть не закашлялся, однако новая затяжка принесла ему облегчение, смягчив легкое жжение в горле. Потом Киприан задумался о щепотке опиума, хранившейся у него в каюте, но горький опыт научил его, что за мгновениями блаженного дурмана, притуплявшего все чувства и приносившего успокоение, всегда следовала расплата. Этой ночью ему нужна ясная голова. Он должен быть собран и полностью готов к бою, как любое орудие его корабля, – тогда все пойдет как надо. У него еще будет время унестись в мир наркотических грез – через три дня, в день его рождения. В день, когда человек, зачавший его, отверг свою плоть и кровь.

Тьма сгущалась, наступала ночь. С запада надвигались тучи. Киприан не оставлял своего поста на палубе. Вот в дальнем конце улочки, спускавшейся к порту, замаячили огоньки двух фонарей – компания с «Леди Хэбертон» возвращалась, видимо решив не засиживаться за обедом, и Киприан переместился на бак, чтобы лучше видеть. Он без труда нашел взглядом мальчишку, которого слуга нес на руках. Что же с ним все-таки такое?

Швырнув окурок в воду, Киприан вгляделся пристальнее, нахмурив брови. Если мальчишка не поправится и так и не сможет снова ходить, его осложнит дело. Хотя… Из него получится отличный уличный попрошайка. Уж это наверняка уничтожит Хэбертона.

Стиснув зубы так, что на челюстях набухли желваки, Киприан на какое-то время унесся мыслями в прошлое. Он повидал нищих во всех портах мира. Жалкие отбросы общества, безрукие, безногие, слепые, покрытые отвратительными язвами, они шныряли, как крысы, в темных закоулках, рылись в мусорных кучах, пытаясь поддержать свою жалкую жизнь тем, что выкинули другие. Киприан и сам какое-то время просил милостыню, пока до него не дошло, что у воров жизнь куда более сытая, чем у нищих. Ради тоги, чтобы выжить, он готов был пойти на что угодно – и он выжил. Всем, что у него теперь было, он был обязан только самому себе – своей смелости, хитрости, изворотливости, и законный сынок Ллойда Хэбертона ничем не заслужил той форы, какую дала ему жизнь. Пусть теперь и он поборется за право жить на этом свете. И, придя к этому логическому заключению, Киприан тряхнул головой, решительно освобождаясь от невольно зародившегося в нем сочувствия к больному ребенку.

Элиза придерживала дверь, не давая ей закрыться, пока Роберт вносил Обри в каюту. Тот застыл на руках у слуги, словно каменный. Весело хохочущий мальчишка, какого она видела последние два дня, бесследно исчез. За обедом Агнес не преминула заметить, что Роберту гораздо легче было бы управляться с креслом на колесах, и Обри немедленно вспылил. Вечер был безнадежно испорчен, и все, не сговариваясь, решили уйти из гостиницы как можно скорее. Избавившись наконец от общества Обри, Элиза почувствовала огромное облегчение, однако ей совсем не улыбалось сидеть в тесной каюте вдвоем с Агнес. Та непременно начала бы нескончаемый монолог о своеволии и избалованности Обри, а также о необходимости строго следовать распоряжениям его отца. Обычно, когда Агнес начинала жаловаться подобным образом, Элизе приходилось напрягать всю свою волю, чтобы удержаться от резкого ответа, но сейчас она вовсе не была уверена, что сможет это сделать.

– Я немного побуду на палубе, – сказала она Клотильде. – Спускайся в каюту и позаботься об Агнес: Скоро я к вам присоединюсь.

– Но вам не следует находиться на палубе одной, мисс, – возразила горничная.

– Я уверена, что никакой опасности нет. Не правда ли, капитан?

– В общем-то нет, мисс. Я поставил вахтенного и велел убрать сходни, – подтвердил капитан.

– Вот видишь, – улыбнулась Элиза и погладила руку Клотильды. – Не волнуйся, Кло. Мне просто необходимо немного побыть одной.

Горничная ответила ей понимающим взглядом.

– Подальше от нее, верно? – заговорщически прошептала она и скрылась внизу.

Когда все наконец спустились и палубный люк был закрыт, Элиза без сил опустилась на ступеньки трапа, ведущего на полуют. Все шло не так, как она мечтала. Обри – несносный мальчишка, хотя может быть очень милым, когда захочет. Кузина Агнес, наверное, самая толстокожая и бесчувственная женщина на свете. Зачем она постоянно возвращается к одной и той же теме, прекрасно зная, как это действует на Обри? Элиза и сама ощущала горячее желание просто-напросто взять и выкинуть за борт это проклятое кресло на колесах, что ж тут говорить о мальчике, который провел в нем столько мучительных месяцев?

Стоя на палубе, девушка задумчиво смотрела в темноту перед собой и вдруг увидела маленький красный огонек, ярко вспыхнувший и тут же потускневший. Приглядевшись внимательнее, она различила очертания соседнего корабля, темной громадой высившегося рядом с «Леди Хэбертон». Этот корабль называется «Хамелеон», вспомнила она. На корме его висел фонарь, да еще откуда-то с нижней палубы пробивался слабый свет, но большая часть судна была погружена во мрак. Только вот эта крошечная красная искра… Наверное, кто-то курит на палубе, решила Элиза. Может быть, вахтенный? А что, если он наблюдает за ней?

При мысли об этой она плотнее запахнулась в накидку. Даже здесь, на юге, ночи на море были достаточно прохладными и свежими, но сейчас ее бросило в дрожь вовсе не от холода. Было что-то грозное, вселяющее трепет в этом невидимом наблюдателе и в самом корабле – темном, вооруженном множеством пушек, с непристойной фигурой на носу… Корабль и его команда словно намеренно бросали вызов обществу. А может, это вообще пираты, вдруг подумала девушка.

Подумав об этом, Элиза невольно попятилась обратно к люку, не сводя глаз с тускло мерцавшего огонька. Он вдруг начал двигаться в ту же сторону, что и она, и сердце у Элизы ушло в пятки. Значит, кто-то на соседнем корабле действительно наблюдает за ней! Не тот ли великан африканец, которого она видела днем?

Красная искра еще раз ярко вспыхнула, затем вдруг прочертила в воздухе дугу и с еле слышным шипением погасла, коснувшись воды. Элиза отпрянула, споткнулась и чуть не пересчитала затылком ступеньки трапа. Что за глупость, уговаривала она себя, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Ничего не случилось, просто какой-то человек выбросил в воду окурок. Но темнота, словно сгустившаяся после этого, напугала Элизу еще больше. Нервы ее не выдержали и, бормоча под нос словечки, которые она слышала от братьев, но никогда до сих пор не осмеливалась произнести вслух, Элиза развернулась и опрометью кинулась прочь.

Киприан, почти раздетый, в одних хлопчатых бриджах, давал последние наставления Ксавье:

– Подведешь ялик к корме, под окно его каюты. Мы дадим ему снотворного, чтобы не орал, и спустим вниз на веревках. Если кто-нибудь поднимет тревогу и вас заметят, бросай ялик и плыви к берегу. Сейчас достаточно темно, в воде тебя никто не увидит.

– А если при этом бедный мальчик случайно утонет? – осведомился Ксавье.

Киприан смерил своего первого помощника тяжелым взглядом.

– Если ты утопишь его, я утоплю тебя, – буркнул он, всем своим видом давая понять, что шутить не намерен. Он был зол на Ксавье и на себя. Не надо было рассказывать помощнику об истинных мотивах похищения, но Киприан чувствовал непреодолимую потребность поговорить хоть с кем-нибудь. Увы, Ксавье не одобрил его затею, и именно поэтому Киприан решил взять с собой Оливера, а Ксавье оставить в ялике. – Постарайся никого не убить, – сказал Киприан Оливеру, привязывавшему к ноге нож. – Конечно, если иначе мальчишку будет не заполучить… – Он не договорил, вызывающе взглянув на хмурого Ксавье. Затем плеснул в кружку мадеры и сделал большой глоток. – За успех! – провозгласил он, передавая кружку Оливеру.

– За удачную охоту! – присоединился к нему Оливер. Его мальчишеское лицо горело нетерпением и азартом. Он выпил свою порцию и отдал кружку Ксавье.

Африканец подержал кружку, утонувшую в его широченных ладонях, затем приподнял ее, словно чокаясь с Киприаном.

– За нашего капитана и за мир! За то, чтобы когда-нибудь ты обрел его.

Эти слова продолжали звучать в ушах Киприана, когда он бросился с ялика в ледяные воды бухты Сент-Питер. Первый помощник явно вознамерился наставить его на путь добродетели. С тех пор как Ксавье женился на этой бродяжке Ане, он день ото дня становился все более мягким и нерешительным, с точки зрения Киприана. Но если у него теперь такая чувствительная совесть, то это его проблема, и ничья больше. И, в молчании плывя рядом с Оливером к спящему кораблю, скрывавшему его добычу, Киприан приказал себе выкинуть из головы все мысли о Ксавье. Что бы ни думал сейчас его первый помощник, как бы ни относился он в глубине души к его намерениям и мстительным планам, в том, что Ксавье выполнит приказ своего капитана, можно было не сомневаться – Киприан готов был поставить на это собственную жизнь. Да разве им не приходилось держать в руках жизнь друг друга столько раз, что и не сосчитать?

Достигнув правого борта «Леди Хэбертон», Оливер и Киприан некоторое время плыли вдоль него, разглядывая палубу.

– В кормовой части две каюты, – пояснил Оливер. – Его – та, что правее. А вон шлюпка привязана, очень удобно. Придется нам изобразить канатоходцев.

Ухватиться за грубый канат, удерживавший маленькую шлюпку возле высокого корабельного борта, и вскарабкаться по нему наверх было для обоих детской забавой. Оливер лез как мартышка, перебирая всеми четырьмя конечностями, Киприан просто подтягивался на руках. За те годы, что ему пришлось беспрестанно карабкаться вверх и вниз по вантам, мышцы его рук и плеч настолько развились, что этот подъем не составил для него никакого труда.

Они перемахнули через борт и, укрывшись в тени на полуюте, с осторожностью осмотрелись. Несколько раньше Киприан заметил здесь женский силуэт, но женщина, кто бы она ни была, долго на палубе не задержалась. Сейчас тут не было ни души, только в отдалении стоял вахтенный, наблюдавший за берегом и потому не заметивший их появления. Если все пойдет как задумано, мальчишка окажется на борту «Хамелеона» прежде, чем кто-либо поднимет тревогу.

Небо на горизонте озарилось тусклой вспышкой, через несколько секунд послышалось глухое ворчание еще далекого грома. Прекрасно, подумал Киприан, гроза заглушит возможные звуки борьбы со слугой мальчика. От налетевшего порыва ветра его мокрая кожа покрылась мурашками, но он не замечал холода. Время долгожданной мести настало.

Элиза в своей каюте тоже услышала отдаленный рокот грозы. Вскоре последовала новая вспышка молнии, на этот раз громыхнуло гораздо сильнее, и сразу же где-то рядом раздался крик. Это Обри, поняла Элиза. Она села в постели и прислушалась, надеясь, что Роберт сумеет успокоить мальчика. Но Обри вскрикнул снова. Может быть, зайти к нему?

Вновь сверкнула молния, залив тесную каюту мертвенным, призрачным светом, и Элизе стало ясно, что идти придется: кузина Агнес спала сном младенца в своей постели, а вот койка Клотильды была пуста. Раз Клотильды нет здесь, она может быть только с Робертом, а это значит, с упавшим сердцем поняла Элиза, что Обри остался один.

Новый крик, в котором явственно звучал панический ужас, заставил Элизу нехотя вылезти из постели. Она сунула ноги в комнатные туфли из мягкой кожи, накинула розовый стеганый халат и, бормоча проклятия в адрес нерадивых слуг, выскользнула из каюты.

Разумеется, Обри был один. Ощупью отыскивая кровать мальчика в кромешной тьме, Элиза мысленно поклялась, что завтра Роберту и Клотильде придется познакомиться с не самыми приятными сторонами характера молодой госпожи.

– Это всего лишь гроза, Обри. Обычная гроза. Не надо бояться, – ласково сказала она, добравшись наконец до кровати.

Обри сидел в постели и, как только она коснулась его, судорожно обхватил Элизу за талию.

– Ненавижу грозу, – бормотал он. – Ненавижу молнию. Ненавижу гром… – Оглушительный грохот прервал его, он спрятал лицо у Элизы на груди, а она вдруг поняла, почему он так боится грозы. Его лошадь испугалась внезапно налетевшей летней грозы и сбросила его. Та гроза была короткой, но очень сильной, вспомнила Элиза. В их поместье несколько деревьев вывернуло тогда из земли с корнями. А для Обри последствия оказались еще более печальными.

– Ш-ш-ш, – шепнула она, прижав мальчика к себе. – Она скоро пройдет, вот увидишь.

Едва Элиза произнесла эти слова, как в толстое стекло иллюминатора забарабанили первые капли дождя, а затем ливень хлынул стеной, и его шум словно отгородил их от всего остального мира. Худенькие плечи Обри вздрагивали от рыданий, его слезы уже промочили халат Элизы, но она почувствовала перемену, так же как и в погоде за окном: взрыв неистового отчаяния сменился тихой печалью.

Элиза устала стоять, склонившись над кроватью, и села рядом с Обри. Он тут же прижался к ней, рыдания сменились прерывистыми всхлипами.

– Ну вот. Теперь тебе лучше? – спросила она. Мальчик потряс головой:

– Она может вернуться.

– Не думаю, – возразила Элиза. – Молния бывает только вначале. Как только начался дождь, уже не может быть ни грома, ни молний… – Ослепительная вспышка, сопровождаемая нестерпимым грохотом, тут же опровергла ее слова. Оба подскочили от неожиданности, а Элизе показалось, что у нее остановилось сердце. Не раздумывая, она юркнула в кровать и накрыла себя и Обри одеялом с головой. Ростом она ненамного превосходила его, но сейчас он свернулся клубочком в ее объятиях, словно перепуганный котенок, и казался таким маленьким! Рядом с ней он, по-видимому, чувствовал себя немного спокойнее. Постепенно, пригревшись в своем гнездышке, Элиза и Обри перестали обращать внимание на бушевавший снаружи шторм, раскачивавший стоявший на якоре корабль.

Некоторое время слышался лишь шум дождя, да порывы ветра ударяли в окно. Вдруг Обри прошептал:

– Расскажи мне сказку.

– Сказку? – удивилась Элиза. – Но я не знаю никаких сказок.

– Сказки все знают, – заявил Обри. Элиза вздохнула:

– Ну хорошо… Давным-давно жил-был маленький мальчик, который не хотел расти…

Она вспоминала обрывки старой сказки, которую ей когда-то рассказывала одна из ее сиделок. Там было что-то о волшебном острове, где мальчики не вырастали большими, если не хотели, но потом им приходилось сталкиваться с последствиями своего решения и сожалеть о нем. Элиза говорила шепотом, медленно, то и дело останавливаясь, чтобы припомнить продолжение или наскоро придумать его самой.

Прошло не так уж много времени, и Элиза поняла, что Обри уснул. Дыхание его сделалось тихим и ровным, встрепанная голова, лежавшая на ее плече, отяжелела. Девушка прервала свой рассказ и не удержалась от улыбки. На самом деле Обри был милым ребенком. Она не слишком хорошо знала его до несчастного случая, потому что всякий раз, когда родители Обри собирались куда-нибудь с визитом, он предпочитал убегать в поле или на конюшню, но в общем это был довольно славный мальчуган. Просто случившееся с ним несчастье испортило его характер.

Элиза прикоснулась губами к его горячему лбу и в глубине души вознесла пламенную молитву к небесам. Пусть жаркое солнце Мадейры пойдет на пользу его ноге, пусть поможет ему исцелиться и телесно, и духовно.

И пусть у нее когда-нибудь будут свои милые детишки.

Девушка зевнула и улыбнулась, дивясь себе самой. Надо же: всего три дня прошло, как она сбежала от своего жениха, а теперь мечтает о детях, которые у них могли бы быть.

Она осторожно подвинулась, сняв голову Обри со своего плеча. Тот пробормотал что-то нечленораздельное и свернулся калачиком у нее под боком. Элиза не спешила покидать его постель. Снаружи хлестал дождь. Она понимала, что нужно вернуться в свою каюту, но здесь было так тепло, так уютно, и ей так хотелось спать…

Элиза спала и видела во сне детей, которые бегали по цветущему лугу, а она со смехом играла с ними в догонялки. Но чудесный сон вдруг оказался грубо нарушен – чьи-то сильные руки отбросили одеяло и сдернули ее с кровати.

Элиза попыталась закричать, но у нее ничего не вышло: одна рука зажала ей рот, другая стиснула талию, и девушка почувствовала, как ее легко, словно ребенка, оторвали от пола.

Она снова попыталась закричать, чуть не задохнувшись от напряжения, потом изо всех сил вонзила зубы в руку, закрывавшую ее рот, и ощутила вкус крови и смешавшейся с нею соленой морской воды. Увы, если этот укус и причинил боль схватившему ее негодяю, тот ничем этого не выдал и только сильнее прижал ее к своей твердой груди.

В следующий миг к губам девушки прижалось что-то круглое и холодное.

– Тихо, – пробормотал неизвестный в самое ухо Элизе. – Выпей это.

Элиза боролась изо всех сил, молотя во все стороны ногами, отчаянно вырываясь из стальных объятий. Ее хотят отравить! Убить! Но за что?!!

– А ну-ка, тихо, мой мальчик! – прошипел неизвестный и внезапно разразился самыми замысловатыми ругательствами, какие Элиза когда-либо слышала. Но шок от услышанного не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло мгновением позже. Нападавший, случайно проведя рукой по груди Элизы, удивленно замер, затем снова вернулся к этому нежному месту, как бы не веря себе.

– Тысяча чертей мне в задницу! – вырвалось у Киприана, когда он понял, что находится под его правой рукой. Это была нежная и, несомненно, женская грудь. Болван Оливер перепутал каюты! Сучий потрох, дерьмо!

Женщина снова укусила его, и Киприан, чертыхнувшись, отдернул руку от этого опасного ротика, сознавая, что произошла чудовищная катастрофа и все рушится. И тут его осенило: если никто не догадается, зачем он был здесь на самом деле, то, возможно, еще не все потеряно.

Недолго думая, он рывком развернул женщину к себе лицом, схватил за косу и, заставив запрокинуть голову, впился в ее рот поцелуем.

Она сорвала его замысел. Нет, конечно, он был сам виноват, но, так или иначе, именно на нее он обрушил всю свою ярость и разочарование. Киприан хотел, чтобы она подумала, будто перед ней пьяный матрос, пытающийся ее изнасиловать, и полностью вошел в роль. Его рот грубо завладел ртом Элизы, а свободная рука, шарившая по телу девушки, задержалась, обнаружив упругие ягодицы.

Собственное его тело немедленно отреагировало, и восставшая плоть уперлась в мягкий женский живот. Странным образом это отрезвило Киприана. Во имя неба, с ума он сошел, что ли? Резко отшвырнув женщину в сторону, он постарался заставить себя сосредоточиться на гораздо более важных вещах, чем обладание женским телом. Не заботясь больше о соблюдении тишины, Киприан выскочил из каюты.

Оливер уже выхватил нож и чуть не проткнул Киприана, выбежавшего ему навстречу. Молодой моряк без слов понял, что дело провалилось. Одним махом оба взлетели по короткому трапу на палубу и кинулись в бурные воды бухты, взбаламученные штормом. Последнее, что услышал Киприан перед тем, как его тело врезалось в волны, был пронзительный женский вопль, в котором смешались ужас и негодование.