Текст книги "Жемчужная река. Герцогиня Клавдия"

Глава XIV
Решение вице-короля

Мадам Лиу напрасно думала, что наместник о ней забыл. Но ему пришлось сначала разобраться в делах, накопившихся за время его отсутствия, и только поздно вечером прочел он ее прошение.

Перкинс так красноречиво излагал факты и делал из них такие логические выводы, что наместника прежде всего поразила не столько невиновность Лиу Сиу, сколько грубые ошибки и полная бездеятельность Минга, который даже не потрудился разобраться в уликах, задуматься над их противоречиями и сделать хоть одно усилие, чтобы открыть истину.

Перкинс начал издалека. Описал детство Лиу Сиу, тонкими и верными штрихами набросал ее чистый юный образ, так не вязавшийся с мыслью о преступлении. Подробно охарактеризовал И Тэ. Затем рассказал, как Минг велел арестовать Лиу Сиу по простому наговору Линг Тиэнло, как подверг ее жестокой пытке и отказался отдать ее матери на поруки. Рассказал, что десятки лиц готовы подтвердить под присягой, что в день свадьбы И Тэ сидел весь вечер в гостиной Линга и ушел домой с целой компанией попутчиков, что при обыске у него не нашли ни одной вещицы из похищенных драгоценностей, и Минг совершенно забыл о таком важном факте, как грабеж, и даже не отдал распоряжения следить за ювелирными лавками и толкучкой, не появится ли там хоть что-нибудь из драгоценностей невесты. Не задумался он и над вопросом, мог ли хрупкий и болезненный ученый задушить и перенести в чащу кактусов и алоэ такого здорового и крупного мужчину, как Линг Таланг. Зато обратил внимание на веер, явно подброшенный на месте преступления, чтобы направить следствие по ложному следу.

Шаг за шагом анализировал он каждую улику и, сопоставляя их друг с другом, доказал шаткость и нелепость обвинения. Заканчивалось прошение выводом, что убийцу надо искать среди соседей или знакомых мадам Лиу по городу Фун-Зи или же среди людей, знающих ее образ жизни, а для этого прежде всего допросить служанку Мэ Куи и многих соседей.

Прочитав прошение, наместник задумался. Потом, несмотря на поздний час, приказал вызвать Минга на следующее утро во дворец и послал адъютанта в Фун-Зи с приказом отыскать и доставить во дворец Мэ Куи, которую ни Минг, ни Фо Гоп не допросили.

Минг страшно перепугался, когда посланец принца поднял его ночью с постели. Не найдя мандарина в городе, он отправился за ним на дачу, и Минг понял, что дело серьезное.

Напрасно расспрашивал он адъютанта. Тот ничего не знал, но приказ был категорический – доставить Минга утром во дворец.

Покой был потерян. До рассвета Минг провалялся на пухлых циновках, тщетно стараясь угадать, чего хочет кузен богдыхана. На совести почтенного чиновника было много грешков, особенно по прежней службе в форте Бокка-Тигрис, где состояние его утроилось благодаря тайной дружбе с контрабандистами. Но такие грешки были делом настолько обычным для китайских чиновников, что принц не стал бы поднимать его с постели ради таких пустяков.

Как бы там ни было, тяжелые предчувствия терзали мандарина.

Минг был добродушный толстяк, достигший высоких служебных постов, но от природы весьма ограниченный. Это был сибарит в полном значении этого слова. Стол его славился на всю провинцию, и злые языки уверяли, что, несмотря на большую семью, он принимает на службу только молоденьких, хорошеньких служанок. Говорили даже, что гондола председателя часто скользила ночью по кантонскому рейду и незаметно сворачивала к плавучим садам наслаждений.

А главное, сэр Артур и капитан Перкинс категорически утверждали, что надменный мандарин предпочитал рисовой водке своего отечества французские и португальские вина, а в особенности шампанское.

С такими привычками избалованному Мингу не особенно улыбалось вставать на рассвете, но он знал, что глава трех провинций не шутит со своими подчиненными, и в назначенный час паланкин мандарина был у порога дворца.

Ранняя прогулка на свежем воздухе и почтительные приветствия населения немного успокоили нервы Минга, и с обычно улыбающейся физиономией ответил он на почтительное приветствие дежурного адъютанта.

Ожидая в приемной, Минг внезапно столкнулся с мадам Лиу, которую наконец пригласили к наместнику. Он сразу понял, что дело идет о процессе Лиу Сиу, и успокоился.

С обычной своей самоуверенностью Минг полагал, что дело было изучено тщательно и непогрешимо, и решил, что принц просто-напросто желает получить от него дополнительные справки и разъяснения.

Он овладел собою и предстал перед принцем с лицом честного и непогрешимого служаки.

Но, сделав три обычных коленопреклонения, он поднял глаза и удивился суровому виду наместника. Невольное сомнение закралось в душу толстого мандарина, и он слишком поздно понял, что ошибся в своих радужных предположениях.

Принц едва ответил на поклоны мандарина. Облокотившись о рабочий стол, он перелистывал толстый томо, в котором Минг узнал дело об убийстве Линг Таланга. Так прошло не менее четверти часа. Принц изучал дело и обращал на почтенного председателя не более внимания, чем на жужжащую под потолком муху.

Мадам Лиу ввели в кабинет одновременно с Мингом.

Принц кивнул ей и знаком предложил сесть. Все это очень смущало почтенного мандарина. Он рылся в памяти, вопрошая совесть, стоял, скромно опустив голову, как вдруг принц поднял глаза и отрывисто спросил:

– Я внимательно изучил дело об убийстве Линг Таланга, но не нашел в нем всех необходимых данных и документов, которые должны были бы быть в таком серьезном юридическом деле. Поэтому я вас и вызвал. Прежде чем отослать приговор в Пекин, я должен получить от вас необходимые разъяснения.

– Приказывайте, ваше высочество! – ответил Минг, стараясь казаться спокойным.

– Я нахожу, – продолжал наместник, – что следствие по этому делу произведено крайне небрежно и поверхностно. Особенно удивляет меня арест новобрачной. Это было для нее более чем мучительно. Вы не можете не знать, что женщины высшего круга, подозреваемые в каком-либо преступлении, могут оставаться дома под поручительством родственников. У мадам Линг есть мать. Объясните, были ли у вас особые мотивы, чтобы применить к ней такую исключительную суровость.

– Преступление этой особы, – твердо ответил Минг, – не могло не показаться мне исключительным, и я счел долгом уступить общественному мнению и посадить ее в тюрьму.

– Судья не должен подвергаться влияниям извне. Он должен судить по закону, не прислушиваясь к слухам и разговорам.

– Но, ваше высочество, преступница сама созналась в преступлении.

– Да, измученная и сломленная пыткой. Но довольно об этом… Сравнили ли вы следы на дорожке сада со следами ног или обуви И Тэ?

– Признаюсь, не сверял.

– Вот видите. Это уже ошибка, достаточная для отмены приговора, потому что ноги молодого ученого необычайно миниатюрны, а следы убийцы – необычайно крупны и грубы. То же самое можно сказать и об отпечатке руки на подушке на брачном ложе. Это огромная рука человека, привыкшего к физическому труду… Сделали ли вы снимок со следов и с отпечатка ладони? Осмотрели ли дом в Фун-Зи, где жила Лиу Сиу до брака? Допросили ли вы ее соседей?

– Нет, – пробормотал Минг, все более теряясь.

– Постарались ли вы выяснить, не было ли врагов у мадам Лиу или у ее дочери? Не было ли у Лиу Сиу отвергнутых поклонников, могущих мстить ей за брак с Линг Талангом?

– А ее двоюродный брат И Тэ? Я и решил, что это убийство на почве ревности.

– Неправда, – вмешалась мадам Лиу, внимательно слушавшая допрос. – Мой племянник действительно мечтал стать моим зятем, но достаточно было одного намека с моей стороны о том, что брак этот невозможен, чтобы он беспрекословно подчинился моей воле.

Вице-король знаком попросил ее не перебивать и продолжал:

– Вы даже не подумали вызвать и допросить прислугу Мэ Куи. А она могла бы дать вам очень важные и ценные сведения обо всех, кто так или иначе соприкасался с домом Лиу.

– Правда, – бормотал перепуганный мандарин, окончательно сбитый с толку. – Я об этом совсем не подумал. Признание обвиняемой и находка веера И Тэ, в связи с его увлечением Лиу Сиу, – все это показалось мне настолько убедительным, что я ни над чем не задумывался.

– Вот видите. Я нахожу, что надо прежде всего допросить прислугу. И я уже послал за нею.

Принц знаком подозвал адъютанта и что-то приказал ему вполголоса. Тот вышел, но через мгновение возвратился с офицером, ездившим в Фун-Зи, лицо которого изображало сильное волнение.

– Что с вами? – спросил наместник. – Где эта женщина?

– Ваше высочество, она исчезла.

– Как? Вы ее не нашли?

– Никак нет. Я приехал в Фун-Зи на рассвете и долго стучался в указанный дом, потом заставил взломать дверь и обыскал там каждый уголок. Дом совершенно пуст. Все комнаты носят следы недавнего грабежа: мебель поломана или разбросана, все ценное исчезло. Грабеж произошел сегодня ночью, потому что в столовой еще горела масляная лампа.

– Допросили ли вы соседей?

– Допросил. Но никто ничего не видел и не слышал. А вчера служанку видели на улице.

Наместник встал и раздраженно зашагал по кабинету. Минг не смел поднять глаза, а мадам Лиу, пораженная новым несчастьем, подавленно молчала.

– Вы видите, господин председатель, – заговорил вице-король, останавливаясь перед мандарином. – Вот новое преступление, логически вытекающее из первого. Одного этого сообщения достаточно, чтоб убедить меня в невиновности осужденных. Для меня ясно, что истинные убийцы Линг Таланга похитили прислугу или убили ее, чтобы устранить свидетельницу. А может быть, она сама исчезла, ограбив дом, как их сообщница.

Как бы там ни было, вы сделали серьезный служебный промах. И вот что я решил: дело пойдет в Пекин с моей докладной запиской и особым мнением. Возвратится оно не ранее чем через месяц. Если в течение этого срока вы найдете настоящих убийц, невинно осужденные будут помилованы и всенародно реабилитированы, и этим самым вы искупите свою вину перед ними и правосудием. Но если по истечении этого срока дело останется в нынешнем своем положении и если наш августейший монарх утвердит приговор и постановит привести его в исполнение, мадам Линг и И Тэ будут казнены, ибо я первый должен подать пример повиновения закону. Но зато вы как судья, допустивший такую вопиющую судебную ошибку, получите сто бамбуковых палок.

– Сто бамбуковых палок, – пролепетал Минг, бледнея. – Сто бамбуковых палок…

Ему казалось, что он ослышался.

– Да, сто бамбуковых палок, – твердо повторил Конг.

– Ведь это смертный приговор.

– Почти. Но зато невинные тоже умрут по вашей милости. Ступайте. И да поможет вам Лао-Це отыскать преступников.

И, не взглянув на толстого председателя, принц Конг вышел из комнаты.

Все завертелось перед глазами Минга. Ноги его подкосились, и он тяжело рухнул на стул.

Отдышавшись, он с трудом добрался до паланкина и почувствовал себя так плохо, что слугам пришлось уложить его на подушки носилок и отливать холодной водой.

– Сто бамбуковых палок, – бормотал он всю дорогу. – Мне, Мингу, мандарину третьего класса.

Наконец они достигли набережной. Гребцы поджидали Минга, чтобы переправить его на дачу. Но он был так расстроен, что пришлось перенести его в лодку на руках.

– Что с вами, почтеннейший? – спросил кто-то как раз в ту минуту, когда Минга бережно опускали по трапу. – На кого вы похожи! Что случилось?

Минг обернулся.

Это был капитан Перкинс.

– Что случилось, – простонал Минг, узнав старого приятеля. – Что случилось?! Я обесчещен, я погиб! Сто бамбуковых палок… Сто бамбуковых палок… – И, безнадежно махнув рукой, тяжело опустился на скамейку.

Часть II
«Белая кувшинка»

Глава I
Цена повешенного

овно через неделю два человека в темных одеждах прошли через каменный мост, соединяющий остров Хонан с берегом Жемчужной реки.

Было два часа ночи.

Добравшись до первых домиков предместья, они свернули направо, прошли вдоль берега и остановились перед жалкой хижиной, заливаемой во время разлива водой.

Оба были одеты в бедные китайские костюмы. И хотя было так темно, что приходилось идти ощупью, они низко нахлобучили на глаза широкополые фетровые шляпы.

Впрочем, бояться было нечего: набережная была совершенно пуста.

На рейде дремали парусники и пароходы, а между ними сияли яркими огнями плавучие сады наслаждений, так называемые барки цветов. Но темно и зловеще тихо было в грязном предместье Хонана.

– Здесь, – сказал более высокий и толстый, показывая на хижину. – Наконец-то; я совсем выбился из сил, да и квартал на редкость вонючий.

– Да… По-видимому, ваш коллега, наблюдающий за чистотой улиц, не очень-то заботится об этом квартале, – ответил его спутник, зажимая нос. – Вы уверены, что это именно здесь?

– Разумеется, – проворчал толстяк.

И громко стукнул в дверь рукояткой сабли. Но только эхо отозвалось на стук. Он застучал еще сильнее и с отчаянием пробормотал:

– Этого еще недоставало. Кажется, Ру Ми нет дома.

– Немного терпения, господин председатель. Кажется, кто-то идет.

Действительно, в щелях замелькал огонек. Дверь осторожно приотворилась, и, не впуская поздних посетителей, кто-то грубо спросил:

– Кто там? Чего вам надо?

– Черт возьми, – пробормотал тот, кого назвали председателем. – Вот препятствие, которого я совсем не предвидел. Я совсем не желаю кричать на весь квартал, как меня зовут.

Спутник его насмешливо пожал плечами:

– Неужто Ру Ми не узнает собственного начальства?

– А ведь правда, – спохватился Минг. – Я, кажется, так поглупел, что ничего не соображаю.

Пользуясь темнотой, Перкинс сделал красноречивый жест, показывающий, что такое превращение весьма возможно. Минг назвал себя. Дверь моментально распахнулась, и гости перешагнули порог.

Хозяин ввел их в тесную, нищенски обставленную конуру, воздух которой был пропитан дымом.

Гости оглянулись. Меблировка состояла из длинного черного сундука, сделанного из гроба, куда хозяин прятал свои лохмотья, и грязных, заваленных тряпками нар, возле которых еще дымилась трубка опиума.

Увидев такое доказательство нарушения приказа против курения опиума, Минг почувствовал прилив служебного рвения. Он резко распек бы попавшегося подчиненного, а может быть, арестовал бы его, если бы контрабандист не сказал ему по-английски:

– Надеюсь, вы не собираетесь составить протокол?

– А почему бы не составить?

– Да хотя бы потому, что, может быть, именно я продал ему этот опиум, пропущенный вами через таможню.

– А ведь правда, – спохватился бывший начальник форта Бокка-Тигрис. – Впрочем, нам сейчас не до этого.

И, повернувшись к Ру Ми, почтительно стоявшему на коленях в ожидании, когда высокий гость соблаговолит заговорить, мандарин спросил:

– Ты, кажется, назначен казнить пиратов в Гонконге?

– Да, господин, – ответил Ру Ми, поднимая голову. – Послезавтра утром.

Если бы Лиу Сиу присутствовала при этой беседе, она дрогнула бы от ужаса и отвращения, узнав хозяина хижины. Это был палач, притащивший ее на аркане в суд и пытавший во время заседания.

– Что ты должен с ними делать – повесить или обезглавить? – продолжал Минг. – Я еще не видел резолюции наместника.

– Я сегодня получил приказ, – ответил палач. – Там сказано, что по закону можно рубить голову только тем, кто убивал китайцев. А пираты грабили и убивали англичан. Поэтому их приказано повесить.

– Только англичан. Вот нелестное различие для британского флага, – пробормотал Перкинс, – но на этот раз я не протестую.

Палач говорил правду.

В Китае очень редко рубили головы. Китайцы вообще презирают человеческую жизнь, но, с другой стороны, придают огромное значение тому, чтобы тело их оставалось после смерти нераздробленным. Вот почему, пробривая темя, они непременно оставляют на макушке клок длинных волос, за который ангел смерти должен вознести их в селения блаженных. Иначе в рай попадает одна голова, а все тело умершего остается на земле, лишенное вечного блаженства.

– Ты, кажется, знаешь в лицо осужденных, – продолжал Минг, пропуская воркотню Перкинса мимо ушей.

– Да, – ответил Ру Ми.

Вопросы мандарина все более его смущали.

– Одного из них зовут Пей Хо. Это их бывший атаман.

– О да. Этого я помню. Крепкий парень. Никакая пытка не заставила его говорить.

И палач с грустью вздохнул, вспоминая, как битый час пытал он пирата и не добился от него ни слова.

– Где они теперь?

– По-прежнему сидят в Гонконге. Губернатор потребовал, чтобы они оставались там до последней минуты, и их приведут на место казни под конвоем английских солдат.

– Хорошо, – перебил Минг. – Все это неважно. Я пришел купить у тебя тело Пей Хо.

– Тело Пей Хо? – переспросил пораженный палач.

– Ну да, тело Пей Хо. Его труп, одним словом. А тебе-то что! Ты отдашь мне его после повешения.

Ру Ми смотрел на мандарина с видом глубокого непонимания. Минга взорвало.

– Одним словом, назначай цену. Вот тебе кошелек. Ну что, довольно? А если мало – говори сам, сколько хочешь.

С этими словами он бросил на нары кошелек, туго набитый новыми мексиканскими пиастрами, которые особенно ценятся в Китае. Это было больше годичного жалованья палача.

Ру Ми нерешительно молчал.

– Ну что, согласен или нет? – гневно повторил мандарин.

– Растолкуйте мне сначала, зачем вы его покупаете?

– Это тебя не касается! Нахал! Как ты смеешь меня допрашивать?

Ру Ми съежился, как побитая собака.

– Вы знаете лучше меня, господин, что за продажу мертвого тела полагается сто бамбуковых палок.

– Черт возьми! Неужто ты принимаешь меня за колдуна или поставщика врачей? – резко ответил почтенный председатель, чувствуя, что напоминание о ста бамбуковых палках сразу испортило ему настроение. – Я не собираюсь делать ничего противозаконного, – повторил он мягче. – Соглашайся или откажись прямо. Если ты согласен, я уплачу тебе еще столько же. Если нет, я завтра же тебе припомню, что мы застали тебя за трубкой опиума.

– Хорошо, хорошо, я согласен, – испуганно сказал Ру Ми.

– Ну так слушай и постарайся запомнить точно все, что я тебе прикажу. Ты повесишь Пей Хо своими собственными руками и непременно последним. Постарайся его не мучить и оставь на виселице.

– Хорошо.

– Через полчаса ты начнешь снимать трупы. В это время стемнеет, публика разойдется, и ты останешься один со своими помощниками. Снимешь Пей Хо первым. Сложив трупы на повозку, ты отвезешь их в братскую могилу, но забудешь Пей Хо под виселицей. Вот и все, что от тебя требуется.

– Слушаю.

– То-то. И в тот же вечер ты получишь гонорар.

Палач поклонился до земли в знак глубокой благодарности и взял лампу посветить уходящим гостям.

– Кажется, я ничего не забыл? – спросил Минг, очутившись на улице.

– О нет, – ответил капитан. – Страх и жадность скрутили это животное. Идемте скорее, а то запрут решетку фактории, и мне придется ночевать на улице.

Двери хижины громко захлопнулись. Это Ру Ми торопился посчитать деньги и докурить трубку опиума, от которой его так неожиданно оторвали.

Через десять минут Перкинс и Минг дошли до моста, и мандарин со вздохом облегчения остановил приятеля.

– Я исполнил ваше желание, хотя, сказать по совести, не понимаю ваших проектов. Надеюсь, вы, в свою очередь, сдержите свое слово.

– Слово? Какое слово? – удивился англичанин, мягко, но настойчиво увлекая Минга в сторону фактории.

– Как какое?! – с отчаянием воскликнул мандарин. – Да помочь мне найти убийц Линга. Я делаю все, что в моих силах. Но все напрасно.

– А… Правда, правда. А я и забыл. Простите. Расскажите, как у вас дела.

– И не спрашивайте. Я мобилизовал лучших агентов Фо Гопа. Но можно подумать, что этим скотам хочется, чтобы мне… Одним словом, они ничего не нашли. Я обошел все тюрьмы, допросил больше сотни арестованных, человек двадцать подверг пытке. И все напрасно.

– Допросили ли вы жителей Фун-Зи, бывших соседей мадам Лиу?

– Да. Но, к несчастью, служанку выкрали, а все остальные не знают ничего. Если вы меня не спасете – я безвозвратно погиб.

– О, до этого еще далеко. Подытожим все данные. Во-первых, кого подозревают в похищении Мэ Куи? Разве нет ни следов, ни улик?

– Никаких! Впрочем, есть одна улика. Найдена матросская шапка там, где стояла лодка, которую они украли.

– Какая шапка – китайская или европейская?

– Китайская, какие носят рыбаки и ваши друзья, лат-ронские пираты. Как видите, улика не из важных.

– А по-моему, очень важная. Потому что, если пираты похитили прислугу мадам Лиу, можно почти наверное предположить, что один из них убил Линг Таланга.

– А ведь правда, – удивился собственной недогадливости Минг.

– Очевидно, его убил отвергнутый поклонник Лиу Сиу.

– Мадам Лиу никого не принимала, кроме своего племянника. Она категорически на этом настаивает.

– Ее дочь могли встретить на улице, в кумирне. Наконец, просто заметить в окно.

– Она почти не переступала порога. А дом напротив пустует целых три месяца.

– Вот как! А кто там жил?

– Какой-то мясник. Какая-то нелепая личность. Он внезапно уехал, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.

– А как звали этого мясника?

Минг потер лоб, вспоминая, и не сразу ответил:

– Кажется, его звали Чу. Уличные мальчишки прозвали его Красным Пауком и нарисовали на ставнях его бывшей лавки огромного паука-птицееда.

Перкинс задумался.

– Скажите, – спросил он вдруг, – у кого покупала мясо прислуга мадам Лиу?

– Должно быть, у него, как все слуги квартала.

– А этот Чу, каков он из себя – высокий или низкий, сильный или слабый?

– Да почем я знаю! – рассердился Минг. – На кой черт стану я этим интересоваться!

– Как на кой черт… Ах, мой бедный председатель! И скверный же вы сыщик, сказать по совести. Вы знаете, что следы убийцы принадлежат высокому и грузному человеку. Вы знаете, что ладонь, оставившая на подушке след, необычайной величины. Убийца такой силач, что придушил свою жертву и перетащил труп в заросли кактусов. И вы даже не поинтересовались ростом и сложением таинственно исчезнувшего соседа.

Но Минг не сдавался.

– Говорят вам, что он уехал задолго до преступления. Вы сами плохо соображаете.

– Я и не пробую соображать. Я просто говорю, что, с одной стороны, имеется не найденный убийца, а с другой – удравший неведомо куда сосед. Я лишь сопоставляю факты.

– А ведь правда…

– Вот то-то и оно. А что за человек этот Чу?

– Очень странная личность. То он шутил со всеми, ухаживал за покупательницами, бывал в обществе, то становился мрачным и молчаливым, как покойник.

Перкинс довольно улыбнулся:

– Ну, мой милый Минг, поверьте моему слову, что этот сбежавший мясник как-то причастен к смерти Линг Таланга.

– Что вы говорите!

– Припомните, что Линга убили тяжелым орудием с двумя лезвиями. Такими ножами режут мясо все китайские мясники. Сопоставьте это с тем, что Чу исчез как раз тогда, когда распространилась весть о помолвке Лиу Сиу. Кто знает, может быть, он вовсе и не уезжал, а только скрывался в окрестностях Фун-Зи, готовясь к преступлению.

Минг развел руками:

– Поразительно! Я никогда не подумал бы обо всем этом.

– Из этого я заключаю, – продолжал спокойно Пер-кинс, – что достаточно доказать, что Мэ Куи похитили пираты, чтобы напасть на след убийцы. Возможно, что, покупая тело Пей Хо, вы не столько оказали мне услугу, сколько спасли себя от бамбуковых палок.

– Уж этого я никак не могу понять.

– Скоро поймете. Но для этого вам необходимо быть послезавтра в Гонконге.

– В день казни пиратов?

– Конечно. И именно поэтому ваше присутствие в иностранной колонии покажется весьма естественным. Пожалуйте прямо ко мне отобедать. А за это время мне, может быть, удастся узнать что-нибудь интересное. Не падайте духом. А пока – спокойной ночи!

Беседуя таким образом, друзья добрались до английской фактории, где слуги Минга поджидали его с паланкином.

– Благодарю! До послезавтра, – со вздохом попрощался мандарин, расталкивая сапогом уснувших носильщиков. – Но все же я ничего не понимаю. Ничего.

И с видом фаталиста, покорившегося судьбе, он тяжело опустился на подушки паланкина.

Перкинс миновал сады фактории и вошел в комнату, где они остановились вместе с сэром Артуром Мюрреем.

– Что нового? – спросил сэр Артур, поджидавший Перкинса.

– Все устроено, – весело ответил капитан. – Минг вел себя превосходно и минутами казался даже довольно сообразительным.

– Значит, мы получим тело Пей Хо?

– Конечно, и совсем свеженькое, прямо с виселицы.

– Великолепно. А я только что вернулся из Гонконга. Мы сговорились с доктором Клифтоном. Он обещает сделать все, что нам потребуется. А это очень опытный хирург… Во сколько обошелся вам Пей Хо?

– О, чрезвычайно дешево. Сорок пиастров до петли и полсотни – после.

– Просто даром.

– Вот и отлично. Одним словом, можно сказать, что день не пропал у нас даром.

Перкинс пожелал сэру Артуру спокойной ночи и скоро заснул, не вспоминая о несчастном Минге, для которого он оставался последней и единственной надеждой.