Текст книги "Лето на Парк-авеню"

– Что там творится? – спросила Марго, подходя к моему столу с чашкой кофе, на которой виднелся след красной помады. – Думаешь, он тоже увольняется?

– Понятия не имею.

Я заглянула в ежедневник Хелен и подумала о том, чтобы прервать ее встречу с Дэйлом ради намеченного звонка.

– Ну, – сказала Марго, перебирая свои короткие волосы, – что бы она ни сказала на вчерашнем совещании, это вызвало фурор.

– Люди здесь не любят перемен, – отозвалась Бриджет.

– Это точно, – согласилась я, шелестя стопкой скопившихся за сутки розовых записок для Хелен.

– Ну, ладно, – сказала Марго, – просто скажи, в чем дело. Что там на самом деле происходит?

Я замялась, вспомнив, что Бриджет предупреждала меня насчет длинного языка Марго. К счастью, из-за двери раздались голоса Хелен и Дэйла, и едва повернулась ручка, Марго и Бриджет бросились на свои места. Как только Дэйл Донахью ушел, Хелен отдала мне его заявление об увольнении.

– Подшей это, пожалуйста, с другими, хорошо? – в одной руке она сжимала влажную салфетку, в другой – сухую, которой вытирала глаза и нос. – Я не понимаю. Все от меня бегут. Скажи, со мной действительно так ужасно работать?

Она улыбнулась, простодушно напрашиваясь на комплименты.

– Ну что вы! – принялась я утешать ее. – Если хотите мое мнение, те, кто уволились, не были готовы к переменам. Вы ведь хотите обновить журнал, а это надутое старичье все равно не годилось для нового «Космополитена».

Ее улыбка расцвела, и я поняла, что способна поднять ей настроение. В ближайшие недели и месяцы мы не раз занимались этим, проводили наш маленький ритуал, когда я подтверждала все, во что она верила или хотела верить о самой себе. Иногда я была искренна, иногда не совсем, но до откровенной лжи не доходила. Так или иначе, она, похоже, все принимала за чистую монету. С тех пор ублажать эго Хелен, когда она была себе не рада, стало одной из моих бессменных рабочих обязанностей.

– Что ж, скатертью дорога, верно?

Она выставила бедро и потрясла браслетами, разноцветными, словно радуга.

Я напомнила Хелен о предстоявшем звонке и встала сделать ей новую чашку кофе. Когда я вернулась, у нее в кабинете была целая компания: Джордж Уолш, Ричард Берлин, Дик Димс и Эрик Мастерсон. Хелен сидела в своем кукольном креслице и казалась обманчиво хрупкой и беззащитной, тогда как Берлин и Димс устроились в двух просторных креслах перед ее столом. Эрик и Джордж стояли. Ни один из них не прельстился ее цветочной софой.

Я не могла сказать, смотрел ли Эрик на меня, поскольку не отводила глаз от кофейной чашки, решив соблюдать профессиональную этику и не смешивать мою личную жизнь ни с чем происходящим на работе. И, что бы ни случилось за пределами офиса, я знала, что никогда не предам доверие Хелен и не скажу Эрику ничего, что могло бы выйти ей боком.

Как только я поставила чашку на миниатюрный приставной столик, Берлин заговорил:

– Джордж тут поведал нам о вашем вчерашнем совещании. Он сказал, вы хотите забраковать графический план на июль и сделать все по-новому. Он также дал нам понять, какого рода статьи вы там хотите видеть.

Я взглянула на Джорджа, который поднес ко рту кулак и прокашлялся, очевидно, не смущаясь тем, что настучал на Хелен. Я направилась к двери, но она жестом велела мне остаться. Думаю, она хотела заручиться свидетелем на случай потасовки.

– Добро пожаловать в новый «Космо», ребята, – сказала она бархатным голосом, отмечая что-то между делом в блокноте на коленях.

– Мы говорили об этом, – сказал Димс. – У нас в «Хёрсте» есть стандарты.

– О, Дик, – промурлыкала она, – скажите, какие отношения у вас были с мамой? Я спрашиваю только потому, что вы кажетесь таким сухарем по части женщин и сексуальности, – она взглянула на него с улыбкой и широко раскрытыми глазами. – На самом деле, вы все такие сухари. Почему вы, мальчики, не можете даже сказать слово «секс», чтобы не покраснеть?

Димс помрачнел, но еще больше – Берлин. Я была так поражена, что не решалась взглянуть на Эрика, но в глубине души радовалась. Это была та самая Хелен, о которой я слышала от Элейн.

– Очень смешно, – сказал Димс. – Я серьезно насчет материала для июльского номера. К тому же, вам надо сосредоточиться на окончании июня. В этом номере дыры, которые надо закрыть.

– Да, – сказал Берлин, – вам надо закрыть эти дыры.

– Если я еще раз услышу об этих чертовых дырах… – она осеклась и взяла себя в руки. – Июнь будет, каким будет, – добавила она, вновь обретая игривый тон. – Но вот июль, – она лукаво улыбнулась, – там мы можем действительно выдать что-то яркое.

– Как вы намерены выпускать июль? – спросил Эрик. – Вы уже лишились половины сотрудников. И сами уволили Рекса Рида. Кто будет вам писать эти новые статьи?

– Придержи коней, Эрик, – срезал его Берлин. – Мы еще не кончили обсуждать июнь.

Эрик засунул руки в карманы и стал увлеченно разглядывать пол.

В ресторане он назвал себя мальчиком для битья на побегушках. И было похоже, что это правда.

– Хелен, – сказал Берлин, – вы возьмете статьи, которые мы уже заготовили для июня и июля. И больше говорить тут не о чем.

– О, – она хохотнула, словно он нес ахинею. – Они никуда не годятся.

– Ни одна? – сказал Димс. – Ладно вам, Хелен. Вы хотите мне сказать, что из всех рукописей, которые успели у нас скопиться, вы не можете выбрать ни одной приемлемой статьи?

– Именно это я и говорю. Кроме, может, одной, про таблетки эстрогена. Остальные – сплошная скука и занудство, моим девушкам такое ни к чему.

– Что ж, сожалею, Хелен, – сказал Эрик, пытаясь реабилитироваться после предыдущей осечки. – Но, боюсь, это все, с чем вам придется работать.

– О, ерунда, – она опустила взгляд в свой блокнот и принялась увлеченно царапать очередную идею. – В этом городе полно авторов, которые с радостью предоставят свой материал для «Космополитена».

– Может, и так, – сказал Димс, – но у вас не будет денег на них.

– Это почему же? – Хелен подняла взгляд, постукивая ручкой по блокноту.

– Мы сделали кое-какие корректировки в бюджете, – сказал Димс. – Как ты знаешь, «Космополитен» уже несколько лет имеет задолженность. Доход от рекламы падает и, согласно Айре, возлагать надежды на июнь не стоит. Плюс, ты взяла и наняла Уолтера Мида на высшую ставку и определенно не поскупилась на оформление своего кабинета.

– Это верно, – согласился Эрик. – Вы здесь слегка хватили через край.

– Если коротко, – сказал Берлин, – совет решил, что нам нужно урезать бюджет.

– Урезать? – ручка Хелен замерла, и я впервые увидела неподдельную озабоченность в глубине ее больших карих глаз. – Вы мне говорили, что не поднимали бюджет «Космополитена» больше двадцати лет. Он и так уже ниже некуда, а вы еще говорите о том, чтобы что-то урезать?

– У вас будет тридцать тысяч долларов на номер, – сказал Берлин.

Мне это показалось целым состоянием, и Хелен, похоже, тоже решила, что ей этого хватит. Она откинулась на спинку своего креслица, расслабившись.

– Почему у вас такой кислый вид, ребята? Я уверена, тридцати тысяч хватит на статьи.

Мужчины повернулись к Берлину.

– Похоже, вы не поняли, Хелен. Эти тридцать тысяч – это не на авторов и статьи. Тридцать тысяч – это общая сумма. На весь номер. Сюда входит фотография, модели, ретушь, иллюстрации, редактура, реклама, доставка, зарплаты сотрудников, расходы – все.

Он усмехнулся с довольным видом.

Если Хелен и была ошарашена, она не подала вида. И бровью не повела. Но Джордж был не так сдержан: он хлопнул себя по лбу обеими руками и издал вздох отчаяния. Хелен не дала им повода почувствовать, что они прижали ее, если это им и впрямь удалось.

– Вы забыли стоимость тиража, – сказала она, откладывая блокнот.

– Это берет на себя «Хёрст».

– Ну что ж, слава богу, – Хелен редко прибегала к сарказму, но изъяснялась предельно доходчиво, поэтому она элегантно встала с кукольного креслица, огладила платье и сказала. – Что ж, джентльмены, тридцать тысяч, так тридцать тысяч. Вижу, я останусь без зарплаты, так что если у вас все, мне надо бы вернуться к июльскому номеру.

* * *

Едва мужчины удалились, Хелен сбросила маску непринужденности. Она подошла к софе, свернулась в уголке и обхватила себя тонкими руками, словно была готова разломиться надвое.

– Миссис Браун?

Она еще глубже погрузилась в себя и стала раскачиваться. Я заметила, что чулок у нее порвался еще в одном месте.

– Вы в порядке?

Она не отвечала. Я подошла к ней и хотела спросить снова, но она стала плакать.

– Я этого больше не вынесу, – сказала она.

Я никогда не встречала женщину, которая бы плакала так часто и была при этом так неотразима, как Хелен Гёрли Браун. Всякую грусть и обиду, всякую досаду и разочарование она смывала слезами. После особенно сильных слез, когда у нее опухали глаза, она снимала парик и погружала лицо в миску с ледяной водой, задерживая дыхание, насколько хватало сил. Затем я подавала ей полотенце и сторожила дверь, пока она накладывала макияж и принимала прежний вид, цветущий и исполненный самообладания.

Поначалу меня шокировали ее слезы, потому что сама я была совсем не такой. Я не позволяла себе плакать после смерти мамы. После того, как я ее потеряла, ничто, казалось, не стоило моих слез. Словно бы я боялась умалить глубину моей скорби по ней, заплакав о чем-то еще. А мне было о чем плакать. Когда Майкл сказал, что все кончено… Когда я услышала, что он женится… Когда мой отец решил снова жениться. Каждый раз я находила в себе силы не заплакать.

Хелен обхватила голову ладонями и вовсю рыдала, и ей было плевать, что у нее течет из носа, и макияж размазан по лицу. Я взяла салфетку из нарядной коробки и протянула ей. Она промокнула глаза и высморкалась, после чего опять зарыдала. Салфетку она скомкала и сжала в руке, и я протянула ей новую.

– Как они рассчитывают, что я буду издавать этот журнал, связанная по рукам и ногам? – сказала она навзрыд. – Они хотят меня подставить, чтобы я не справилась.

Она подняла на меня взгляд, губы ее дрожали, а нос был красным, как у пьяницы. В тот раз я не стала ее убеждать, что она не похожа на У. К. Филдза[3]3
  Уильям Клод Филдз (1880–1946) – знаменитый американский комик.


[Закрыть], потому что это была бы неприкрытая лесть. Хелен имела жалкий вид, и ей, похоже, пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы сказать:

– Вызови мне Дэвида.

Он появился через двадцать минут: высокий, пожилой, изысканный мужчина, которого она частенько называла кабанчиком; одной рукой она его баловала, а другой пыталась держать в узде, каждое утро заставляя становиться на весы, чтобы решить, можно ли ему лишний ломтик хлеба или бекона. Он был определенно в хорошей форме, начинал лысеть, носил усы и выглядел таким же обаятельным, каким она его обрисовала в «Сексе и одинокой девушке». В последовавшие недели и месяцы мне нередко приходилось вызванивать его, вырывая с совещаний, заставляя отменять деловые встречи за обедом и перелеты на Западное побережье. Он всегда приходил ей на помощь. Он надежно стоял на ногах. До того, как устроиться в Голливуде, он сам был издателем «Космополитена» и знал этот бизнес вдоль и поперек. Она прильнула к нему всем своим тельцем, и я подумала, что он, вероятно, ее теневой партнер[4]4
  Теневой партнер – компаньон или вкладчик, имеющий финансовый интерес, но не принимающий активного участия в делах компании.


[Закрыть].

Впрочем, тем утром Дэвид Браун был с ней строг. Я слышала через дверь, как он велел ей взять себя в руки.

– Хватит плакать, Хелен. Так ты ничего не решишь.

Она что-то мямлила в ответ. Я слышала ее всхлипы, но слов разобрать не могла.

– Никто тебя не уволит, – заверил он ее. – Выкуп твоего контракта обойдется им в целое состояние. А даже если выкупят, смотри на это так: у тебя будет хороший оплачиваемый отпуск, – она опять что-то промямлила, и он сказал: – Конечно, напишу заголовки для июля, как обещал. Но давай по порядку. Тебе надо доделать июньский номер. Тогда сможешь оторваться на июле. Мы составим план. Подойдем креативно и придумаем, как заставить бюджет работать. Мы им покажем. А сейчас возьми и доведи до ума июнь.

Затем оба голоса надолго стихли до полушепота, после чего дверь открылась, и показалась Хелен. Несмотря на то, что она подкрасилась заново, было заметно, что она хорошо наревелась.

– Если кто меня будет искать, я вернусь через пару часов, – сказала она с наигранной легкостью. – Просто скажи им, мы с Дэвидом уехали на полдничек.

Глава восьмая

Когда Хелен с Дэвидом уехали, я спустилась в холл выпить кофе. На кухне были Марго, Пенни и Тони Ласкала, начальник художественного отдела. У него были темные волосы, темные глаза и легкая щетина, несмотря на ранний час. Он стильно выглядел, носил жилеты «Неру», как «битлы», и массивные золотые медальоны, а также от души поливал себя водой «Джован Маск».

– Слышали про Дэйла? – спросила Пенни, бросив себе в кофе две таблетки сахарина, зашипевшие по поверхности.

– Мы делаем ставки, кто будет следующим, – сказал Тони, беря пончик из коробки на стойке. – Я ставлю на Бобби. Еще раз услышит кису – и как ветром сдует.

Я криво улыбнулась и тут же почувствовала себя виноватой, словно проявила неуважение к Хелен. Когда я наливала себе кофе, в кухню ворвался Джордж, лоб его вспотел.

– Кто-нибудь видел Хелен? – спросил он, переводя дыхание. – Элис – вот ты где! Где Хелен?

– Она поехала на полдничек с мистером Брауном.

Едва услышав это, Джордж залился краской. А остальные засмеялись, глядя на меня. Я не понимала, что такого сказала. Хелен велела говорить, если она кому-то понадобится, что она уехала на полдничек. Я не посмела ее ослушаться.

Джордж скривился и произнес:

– Стыд и срам, юная леди.

И не успела я ничего сказать, как он вышел из кухни, хлопнув дверью, и тогда все стали не просто смеяться, а буквально ржать.

– Поверить не могу, что ты сказала это Уолшу, – сказал Тони, корчась от смеха. – Это было слишком.

– Видели его лицо? – Марго, как и остальные, утирала слезы. – Это было круто.

«Круто? Слишком? Что я такого сделала? Что я сказала?»

– Вот уж от кого не ожидала, – сказала Пенни, ловя ртом воздух.

Я не могла понять, чего именно она не ожидала: что я скажу это Джорджу или что я вообще скажу это (чем бы это ни было). Так или иначе, я как будто возвысилась в их глазах, словно они решили, что недооценивали мою хипповость. Впервые за время работы в «Космополитене» я почувствовала их одобрение. Они все хохотали, и я тоже рассмеялась, надеясь закрепить возникшее между нами чувство.

В кухню вошла Бриджет в зеленом топике; волосы у нее были зачесаны назад и перехвачены зеленой лентой.

– Правда? – она взглянула на меня с сомнением. – Ты на самом деле сказала Джорджу, что Хелен уехала на полдничек?

– Ну, – сказала я, пожимая плечами с усмешкой, – так она мне сказала.

Остальные продолжали смеяться, но Бриджет, похоже, почувствовала мое смущение за внешней беспечностью.

– Элис, – она отвела меня в сторонку и спросила шепотом, – она правда выразилась именно так?

– Да.

– Ты ведь в курсе что значит «полдничек»?

К тому времени я знала достаточно, чтобы смущаться своего незнания. Гордость не позволяла мне признать свою неопытность, так что я ответила Бриджет уклончивой улыбкой из серии «о чем речь», но она на это не купилась.

– О, Элис, ты только что сказала Джорджу, что Хелен уехала с работы, чтобы ублажить своего мужа.

– Что?

Я не была уверена, правильно ли расслышала, но от выражения ее лица у меня все оборвалось. Я почувствовала себя больной, щеки и грудь запылали жаром. Как я могла быть такой дурой? По своей неопытности я предала Хелен. Да, я хотела нравиться другим, но не за счет Хелен. И, что еще хуже, я лишилась возникшего на миг уважения в глазах коллег. Я подтвердила, что я никто иная, как простушка из Янгстауна, штат Огайо. Пока остальные приходили в себя после смеха, я извинилась и ушла.

Вернувшись за свой стол, я увидела, что скопилась утренняя почта, и была рада чем-то заняться, но стыд за случившееся преследовал меня, точно дурацкая песенка.

* * *

Был почти час дня, когда Хелен вернулась после своего полдничка. Или, точнее сказать, после того, что она обозначила этим словом. Позже я узнаю, что поездка на полдничек для Хелен и Дэвида Браун сводилась к тому, что они нарезали по городу круги в такси (и Хелен не смотрела на счетчик), пока Дэвид успокаивал ее и помогал разрулить ситуацию с журналом. Но тогда я этого еще не знала, как и остальные.

Вся эта история с полдничком все еще не давала мне покоя, когда Хелен подошла к моему столу, руки в боки, с самым решительным видом.

– Они хотят заделать дыры в июньском номере – отлично. Я его подлатаю. Они хотят, чтобы я издавала журнал на три гроша – я и это смогу.

Дэвид уехал, но Хелен вернулась. В полном смысле слова. Что бы ни сказал ей муж или что бы с ней ни сделал, полдничек сработал. Передо мной снова была Хелен Гёрли Браун.

– Элис, идем ко мне. Пора заняться делом.

Она сказала, что умирает с голоду, достала из бумажного пакета два свертка в фольге и стала мерять кабинет шагами, грызя морковку.

– Хочу напечатать обращение к сотрудникам. Нам придется затянуть пояса. И немедленно – больше никаких обедов по восемь долларов в «Лютесе». Хотят порадовать автора или угостить клиента обедом, пусть идут в «Лешом» и укладываются в два доллара на человека. А если кто принесет счет из «Чайной» – или откуда еще – я рассчитываю, что меня уведомят, для кого они покупали выпивку. И для чего.

Она достала сельдерей, продолжая шагать по кабинету, и я почувствовала, как в ней бурлит энергия.

– Больше никаких междугородних звонков из офиса, и хватит оплачивать ночные такси. Каждый должен усвоить, что работу надо заканчивать в нормальное рабочее время или пусть едут домой за свой счет, – она стала грызть вторую морковь, продолжая говорить. – С этого момента каждый будет подавать тебе свои расходы на согласование.

Я взглянула на оставшиеся в пакете морковку и сельдерей, и одно вареное яйцо в фольге.

– Хотите, сбегаю, принесу вам сэндвич? Или, может, какой суп?

– О, нет-нет, – она принялась за последнюю морковку. – Этого более чем достаточно.

Неудивительно, что она была такой худой. Она вечно недоедала. Для нее была роскошью лишняя порция диетического желатина.

Когда Хелен закончила диктовать обращение, она подкрасила губы, глядя в настольное зеркальце, и выдала мне ряд указаний, подчеркнув их срочность.

Выйдя из ее кабинета, я напечатала обращение и пошла разносить его сотрудникам, заодно собирая статьи и идеи для рассказов, которых Хелен еще не видела.

– Похоже, она закусила удила, – сказала Марго, прочитав обращение. – Не успеешь оглянуться, будет карандаши выдавать под расписку.

Сзади к ней подошла Бриджет и стала читать через плечо.

Пока они вникали в обращение, я собирала разрозненные рукописи и доносила до остальных сотрудников плохие новости о сокращении расходов. Набрав внушительную кипу статей, я отнесла их в кабинет Хелен и увидела там Джорджа, до крайности взвинченного.

– Прошу, – сказал он ей, – пожалуйста, используйте готовые материалы для июля. Вы истратите весь свой бюджет, пытаясь найти кого-то, кто выразит ваши идеи. У вас сейчас нет даже средств на одну-две статьи от кого-то вроде Тома Вулфа или Нормана Мейлера, не говоря уже об одном рассказе Капоте.

– Вы полагаете, я хочу, чтобы для меня писал Том Вулф, или Норман Мейлер, или Трумен Капоте, – сказала Хелен, принимая от меня стопку рукописей. – Но это не так.

– Что ж, хорошо; может, не именно эти авторы. Но вам все равно придется платить кому-то за статьи. Мы просто надеемся, что вы возьметесь за ум и не станете пытаться опубликовать ничего из этих…

Он указал на доску, на которой были написаны идеи для статей: «Озорные фантазии мужчин», «Даже ты можешь носить мини-юбку», «Как заполучить Мужчину Твоей Мечты».

– Я собираюсь просмотреть эти статьи, – сказала Хелен, припечатав новую стопку рукописей на своем столе. – Но я не стану публиковать черт-те что только потому, что за это уже заплачено.

– Но вы должны быть практичной. Вы…

– Джордж, – перебила она его, не повышая голоса, – позвольте, я скажу вам кое-что о практичности. Не тратьте зря время. Я росла бедной, как церковная мышь. Я сама заливала бензин. Я ни пенни не потратила на салон красоты, потому что сама научилась красить ногти и стричься. Я приклеивала себе каблуки хозяйственным клеем. Читала вчерашние газеты, чтобы не покупать сегодняшние. Вы не поверите, как я могу растянуть доллар. Нет такого бюджета, к которому я не смогу приспособиться, и этот – не исключение.

* * *

Вечерело. Уборщицы уже обошли все помещения, и никого не осталось, кроме нас с Хелен.

– Вам бы надо домой, – сказала я ей, заглядывая в кабинет; настольная лампа освещала ее стол золотым светом; на промокашке лежал переломанный карандаш. – Завтра у вас в восемь встреча за завтраком. Позвонить мистеру Брауну, сказать, что вы скоро выходите?

Он звонил уже дважды и спрашивал, когда она освободится.

Она покачала головой и, затянувшись последний раз сигаретой, затушила окурок в мраморной пепельнице на столе.

– Мне пока нельзя домой. Нужно сообразить, как я буду вытягивать этот журнал совсем без денег, – она подняла взгляд на меня и вздохнула. – Я перерыла еще две кучи рукописей – и там нет ничего хоть сколько-нибудь пригодного.

– Уверены?

– На, – она протянула мне стопку, – посмотри сама.

Пока я читала статью про Йосемити, Хелен встала из-за стола и подошла к софе с новой кипой бумаг.

– Ричард и Дик хотят, чтобы я включила в июнь фрагмент Исаака Башевиса Зингера, но это будет последний раз. Для моих девушек он не годится. Они также настаивают, чтобы я взяла кинообзоры Рекса Рида, которые он написал до увольнения.

Она отбросила несколько листов и встала, подняла руки над головой, сплетя пальцы, и стала делать наклоны: влево, вправо, вперед, касаясь ладонями пола. Она была весьма гибкой. Особенно для женщины старше сорока. Продолжая чихвостить Зингера, она сбросила туфли «Палиццио» и занялась бегом на месте.

– Есть какой прогресс с твоим донжуаном?

– Простите, что? – я была удивлена такому вопросу.

– Ну? Что-нибудь? – сказала она, тяжело дыша, продолжая бежать, работая руками.

– Ничего такого.

Я уже начала думать, что была с ним слишком заносчива за обедом, решив, что между нами уже что-то началось. Иногда Эрик подходил к моему столу поболтать, а в другие разы пролетал мимо без единого слова, даже не глядя в мою сторону.

– То тепло, то холодно.

– Это потому, что он донжуан. Тебе нужно играть по-жесткому, если хочешь получить его.

– Ну, не то чтобы так уж хочу.

– Ой, ладно тебе. Мне-то не ври.

– Зачем вы пытаетесь помочь мне получить его, если сами сказали, что я должна держаться от него подальше?

– Потому что, киса, если ты нормальная полнокровная самка, ты не можешь не думать о нем, и чем скорее ты его получишь и выбросишь из головы, тем лучше будет для меня.

– Ну, от него, похоже, будет больше неприятностей, чем пользы.

– О, это я тебе гарантирую, – Хелен продолжала бег на месте, все выше поднимая колени.

– И я уверена, у него миллион девушек.

– Наверняка ты и в этом права.

– В любом случае, не думаю, что я – его типаж, – я заметила, что он всегда находил повод остановиться у стола Бриджет. – Он, вероятно, предпочитает блондинок.

– Вот здесь ты ошибаешься. Ты разве ничего не усвоила из моей книги? Типаж не имеет никакого значения. Даже мышка может получить парня, которого хочет. Хотя бы ненадолго, – Хелен закончила бег, легла на спину и стала делать ножницы, отведя пальцы ног, элегантные, как у балерины. – Я ведь заарканила Дэвида? А я была самой типичной мышкой. Я тебе даже так скажу: ни один мужчина не влюблялся в меня с первого взгляда. Я не была красоткой, и за мной не выстраивались поклонники, чтобы пригласить на танец. Но даже в школе я подцепила самого популярного мальчика в классе. И хочешь знать, как я это сделала? Включила свою Силу Дурнушки. Как только они заговаривали со мной, я их завлекала в свои сети. Я могла заставить почти любого мужчину хотеть меня.

Она повернулась набок и стала поднимать и опускать ногу.

– Что надо помнить о мужчинах, это что к каждому есть свой ключик. И все, что нужно девушке, это подобрать его. Выясни, что заводит этого Эрика Мастерсона, играй по-жесткому – и он твой, – она все так же лежала на боку, поднимая ногу. – Заполучить мужчину на самом деле очень легко. Я знаю, ведь я женила Дэвида на себе. О, я потратила два года и много слез, но он этого стоил. Я жила в Лос-Анджелесе, когда познакомилась с ним. Впервые я его увидела на вечеринке у подруги. Я попросила хозяйку познакомить нас, но она отказалась.

– Не очень-то вежливо.

– О, она мне оказала большую услугу. Я ей за это по гроб жизни благодарна. Видишь ли, Дэвид незадолго до того развелся и был крутым голливудским продюсером в «Двадцатом веке». Он встречался со многими старлетками, которые хотели роли в его фильмах. Ему требовалось какое-то время, чтобы насытиться. Так что я ждала и ждала. А потом еще немножко.

Она закончила последний подход с подъемом ноги и вернулась на софу, обхватив колени руками.

– В то время я встречалась с несколькими мужчинами, просто чтобы чем-то себя занять. Затем я увидела Дэвида на другой вечеринке. Я понимала: ему не нужна женщина, которая хочет его из-за денег или положения. Я решила показать ему с самого начала, что я независима и самодостаточна. И так оно и было. Я тогда работала в рекламном агентстве. Я была одной из немногих женщин-авторов, и я была на хорошем счету. Я была чертовски хорошим автором. Я дала Дэвиду понять, что сама неплохо зарабатываю и живу в своей квартире. Больше того, на нашем первом свидании я не разрешила ему заехать за мной. Я настояла, что подъеду сама, потому что хотела, чтобы он проводил меня до машины после ужина и увидел, что я вожу «Мерседес». Поверь, это не осталось незамеченным. Ни одна из его старлеток не могла позволить себе такую машину на свои деньги. Я спланировала весь вечер, и к тому времени, как он увидел машину, он был у меня на крючке.

Я была совершенно захвачена ее историей и ждала, что же будет дальше, но тут она взяла рукопись, прочитала строчку-другую и сказала:

– Теперь видишь? Такое нам не годится.

Я взглянула на первую страницу. Это была статья Тома Вулфа.

– Слишком многословно и мудрено, мудрености ради, – сказала она. – Хотела бы я, чтобы эти писаки перестали так отчаянно корчить из себя интеллектуалов. Они так претенциозны. Я хочу, чтобы каждая статья в этом журнале была понятна даже младенцу, – она прочитала еще несколько строчек и отбросила рукопись. – Берлин думает, он со мной разделался, урезав бюджет, но он не знает, с кем имеет дело. Если будет надо, я сама напишу эти чертовы статьи. И фотоаппарат у меня есть – сама буду делать чертовы фотографии.

Она взяла сигарету и, пока она чиркала зажигалкой, у меня в голове закрутились шестеренки.