Текст книги "Под небом Индии"

Ренита Де Сильва
Под небом Индии

Перед вами художественное произведение. Имена, персонажи, коммерческие и некоммерческие организации, места и события, исключая те, информация о которых содержится в публичном доступе, являются плодом воображения автора либо использованы в вымышленном контексте. Любое совпадение с реальными людьми, живущими или жившими когда-то, событиями либо местами совершенно случайно.

Посвящается моему отцу, Сайрилу Де Сильве, с благодарностью за его истории и смех, прогулки и уравнения, пыльные бури и щекотку. За то, что он привел меня в мир литературы, подарив первые книги. Люблю тебя всем сердцем.

© Renita D́Silva, 2018

© DepositPhotos.com / OlegDoroshenko, DmitryRukhlenko, обложка, 2019

© Wikimedia.org / DIPU1, обложка, 2019

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2019

Часть 1
Друзья

Глава 1

Мэри

Кульминация. Англия, 1936 год

– Айрис, у тебя почти получилось. Следуй за Мэри. Она все делает правильно, – сказала тетушка.

Уловив гордость в ее обычно холодном голосе, Мэри вздрогнула, споткнулась и упала.

– Мама, я уверена: ты не хочешь, чтобы я свалилась перед королем, – фыркнула Айрис.

Кузины дружно расхохотались над тем, как Мэри растянулась на мраморном полу большого бального зала в доме, где жила вместе с тетушкой, дядюшкой и кузинами. Девушки пользовались любой возможностью, чтобы хоть немного отдохнуть от реверансов, в которых они упражнялись накануне своего дебюта при королевском дворе. Мэри, как и ее кузины, просто не могла дождаться этого дня – дебют был едва ли не единственной темой их разговоров на протяжении последних нескольких лет, с тех самых пор, как тетушка Мэри рассказала девушкам о собственном дебюте; происходящее сейчас было безумной кульминацией, последними головокружительными неделями перед тем, как они предстанут пред королем.

– Вам нужно научиться кланяться правильно, – заявила тетушка, поджав губы. Она пришла, чтобы проследить за упражнениями дочерей и племянницы, и по этой причине девушки с каждой минутой становились все более неуклюжими. – Всего через двенадцать недель вы дебютируете при дворе.

Кузины Мэри застонали, однако она все равно заметила восторг в их глазах – восторг, отражавший ее собственное предвкушение, почти осязаемое, пульсирующее ожидание.

Мэри стала приседать в реверансах с удвоенной энергией, вдыхая запах лаванды и пчелиного воска, лака и пота, а еще – богато украшенных больших окон, за которыми сверкала, словно изумруды, зелень. Воздух наполняло пение птиц, а на паркете танцевали солнечные зайчики.

– Ну вот, Мэри, просто идеально!

На лице тетушки появилась улыбка; она напоминала горячий шоколад с кусочками зефира, который ты ешь, сидя зимним вечером у камина и глядя на то, как на угольках весело пляшет оранжевое пламя.

– Теперь, когда Мэри закончила, нам можно уйти? Пожалуйста! – произнесла Роуз, стараясь говорить как можно ласковей.

– Лишь после того, как каждая из вас сделает реверанс так же, как она, – ответила тетя.

Кузины Мэри вновь застонали в один голос.

– Во второй половине дня придет швея, чтобы обсудить, какие изменения нужно внести в ваши наряды. Реверансы должны им соответствовать.

Этим замечанием тетушка явно надеялась ободрить дочерей и заставить их отнестись к упражнениям с большей серьезностью.

Мэри засияла, представив прозрачное платье из белого шифона с кружевами, в котором она будет грациозно кружиться в танце, такая взрослая, утонченная и красивая. Она уже видела, как спускается вместе с кузинами по широкой дворцовой лестнице и приседает в идеальном реверансе, после того как ее представят королю, как и ее тетю много лет назад.

Глядя на гордую улыбку своей обычно сдержанной тетушки, которая тем не менее так увлеклась подготовкой к балу для дебютанток, что решила лично научить девушек правильно кланяться, улыбку, которая так редко появлялась на ее лице, Мэри подумала: «Наверное, я еще никогда не испытывала такого восхищения и восторга, никогда еще не ждала чего-то настолько сильно. Я явлюсь со своими кузинами ко двору, продолжив традицию, которой женщины семьи Бригам следовали многие годы. Не знаю, как только у меня сердце выдерживает».

После чая они проехались по городу, кивая знакомым и вдыхая аромат набухающих почек, дурманящий запах надежды на новую жизнь и дружбу. Чистый воздух полнился обещанием вечеринок и прочих развлечений.

– А, вот и леди Уинтроп. Я хотела бы перекинуться с ней парой слов, – сказала тетушка Мэри.

Лошадь тихо заржала, и карета, скрипнув, остановилась. Роуз толкнула Мэри локтем.

– Мама составляет для нас список подходящих кавалеров на этот сезон, а леди Уинтроп – настоящий кладезь сплетен. Она знает, у кого есть титул, но нет денег, у кого сомнительная репутация, от кого следует держаться подальше, а чье внимание, наоборот, весьма желательно.

Глядя на тетушку, совещавшуюся с леди Уинтроп, Мэри вновь ощутила странное, сопровождавшееся удовольствием и ожиданием возбуждение при мысли о том, что она находится именно там, где хочет, и все складывается именно так, как мечталось…

Через несколько недель она вместе со своими кузинами дебютирует при королевском дворе. Ее ожидает насыщенный событиями сезон, многочисленные вечеринки и балы, один из которых будет дан в ее честь: тетушка пообещала устроить праздник для каждой из своих подопечных – трех дочерей и племянницы. Мэри и ее кузины будут принимать поздравления, за ними будут ухаживать, и со временем подходящий кавалер из списка, который уже составляла тетушка, кавалер, в присутствии которого сердце будет биться чаще, а кровь – играть в жилах, предложит ей выйти за него, и она согласится. Они поженятся, и Мэри, получив благословение тетушки и дядюшки, переедет жить в его дом, столь же роскошный, как и тот, в котором она жила сейчас, а может, и еще роскошнее.

Любовь, семья, муж и со временем дети… Хозяйство, которым она будет управлять сама. Это все, о чем мечтала Мэри. Все, чего она ждала всю свою жизнь.

Глава 2

Сита

Шарики из грязи. Индия, 1925 год

Сита подобрала один из шариков размером с кулак. Она лепила эти шарики последние полчаса, тщательно смешивая рыхлую землю с застоявшейся, полной дохлых мух и водорослей водой из пруда, и оставляла их сушиться на солнце.

Девочка прицелилась в Гири, сына поварихи Сави, который, тихо храпя, вытянулся на одной из нижних ветвей манго, свисавшей над прудом.

Гири был единственным другом Ситы, не считая ее брата, Кишана, который отправился по какому-то важному делу – девочка догадалась об этом, увидев, с каким напыщенным видом он шел следом за отцом.

– Могу я пойти вместе с вами? – спросила она.

Оба посмотрели на нее так, словно она совершила что-то из ряда вон выходящее, – даже Кишан, который вроде бы должен был быть на ее стороне.

Губы отца сжались, как обычно случалось в тех редких случаях, когда он смотрел на Ситу, а не сквозь нее, так, словно само ее присутствие было для него разочарованием.

– Нет, – произнес он.

Это единственное слово поставило точку в их разговоре; оно напоминало гудок трогающегося паровоза.

Развернувшись, чтобы отец и Кишан не заметили ее огорчения, Сита сделала то, что ей было категорически запрещено, – помчалась к Гири. «Перестань якшаться с детьми слуг! Особенно с мальчишками!» – сердилась мать, делая ударение на слове «мальчишки».

– Ты обещал побегать со мной наперегонки, – обиженно сказала Сита.

Она знала, что в этом состязании у Гири не было ни единого шанса. Именно поэтому, по ее мнению, мальчишка не двигался со своей ветки.

– У меня нет настроения бегать. Я устал. Я таскал воду из колодца для ма. Принес шесть ведер, не расплескав ни капли.

Гири произнес это с гордостью. Он явно ожидал, что Сита его похвалит.

– Ты устал, притащив несколько ведер воды? – насмешливо переспросила она.

– А ты сколько ведер притащила? – спросил Гири, лениво потягиваясь на ветке манго.

– Десять подряд, и тоже не расплескала ни капли.

– Лгунья, – произнес он, закрывая глаза и улыбаясь. – Тебе не разрешают этого делать.

– Ты прав. Увы, мне ничего не разрешают, даже играть с тобой. Я хотела бы учиться, как Кишан, но этого мне тоже нельзя.

От обиды у Ситы защипало в горле.

Однако Гири ее не слышал; он уже успел уснуть, и из его приоткрытого рта вырывался свистящий храп. Ветер, приносивший терпкий запах фиников, чуть покачивал ветку, на которой спал мальчик, и его босые ноги слегка задевали застоявшуюся воду, вызывая на ней рябь.

Сита раздраженно топнула, подняв облачко песка, попавшего ей на одежду и в глаза. Именно тогда девочке и пришла в голову мысль слепить шарики из грязи…

Ее мать думает, что Сита сейчас с гувернанткой, а гувернантка – что она с матерью. Отличный план!

– Я зачем-то понадобилась ма, – сказала девочка гувернантке; впрочем, у нее было наготове еще одно объяснение, если это покажется неубедительным.

Когда это мать звала к себе Ситу, если не хотела ее отчитать?

Однако гувернантка молча кивнула и стала украшать собранным в саду жасмином венок, который делала для себя.

Вдохнув молочно-сладкий аромат жасмина и успеха, Сита удалилась. По дороге она встретила Кишана с отцом…

Из приоткрытого рта Гири вырывался горячий воздух. Его руки свисали. Как ему вообще удавалось спать столь безмятежно, лежа на ветке? Это было выше понимания Ситы. Он что, не чувствовал укусов комаров, не слышал жужжания мух, не ощущал капелек пота, блестевших над его верхней губой? В воздухе пахло застоявшейся водой и нагретой жарким солнцем землей, и от этих запахов во рту был привкус сырости и разочарования.

На один из грязевых шариков, сохших у края пруда, села бабочка с синевато-золотистыми крыльями.

Сита взяла покрепче один из них, прицелилась и швырнула.

Шлеп!

Шарик попал прямо в лицо Гири, сбив капельки пота с его губы. Мальчишка вздрогнул и свалился в грязную воду, подняв тучу брызг. Его сонный взгляд, встретившись с взглядом девочки, исполнился решимости за мгновение до того, как Гири скрылся под водой.

Сита развернулась и хотела броситься наутек, однако было уже слишком поздно.

Ее схватила мокрая рука, источавшая соленый запах водорослей, и в следующее мгновение девочка почувствовала изумление: она падала в теплую воду. Сита ощутила склизкий привкус во рту, и ее отчаянно искавшие точку опоры ноги погрузились в зыбкий хлюпающий ил.

– Ты!.. – закричала она, медленно выбираясь из воды.

Одежда Ситы промокла до нитки и стала тяжелой; запутавшиеся в волосах водоросли спадали на лицо.

И именно в этот момент мимо проехала карета. Из окна на Ситу смотрели отец и брат; они выглядели ошеломленными, вот только на лице отца читалось еще и возмущение.

Глава 3

Прия

Банальность. Лондон, 2000 год

Прия ждала в темноте, наполненной тихим дыханием, предвкушением и возбуждением друзей. В дышащем напряженном мраке кто-то чихнул.

– Тсс! – одернули его. – Он идет.

Еще кто-то хихикнул, однако тут же замолчал.

Шаги Джейкоба на лестнице. Стоп. Ступает одна пара ног или две?

Скрежет ключа в замке.

Возня.

Как обычно.

Прия улыбнулась.

«На твой день рождения меня не будет. Мне очень жаль, Джейкоб, – сказала она. – Но я все наверстаю, когда вернусь, обещаю».

«Не волнуйся, милая, – с пониманием в голосе ответил муж. – После пятнадцати лет совместной жизни я могу отложить празднование дня рождения на пару дней. Мы заслужили возможность отметить его как следует».

Ей удалось убедить его.

И теперь они ждали, она и все ее друзья. Их друзья. Он что, действительно думал, что она пропустит его сорок пятый день рождения?

Опять возня. Почему он всегда так делает?

Прии казалось, что ее предвкушение можно почувствовать на вкус. Оживление словно раскрашивало воздух в комнате. Друзья Джейкоба глубоко вдохнули, и ожидание стало еще более напряженным.

Джейкоб вошел в комнату.

Прия включила свет.

– Сюрприз!

Смех. Дружный крик затаивших дыхание людей.

Привыкание к свету. Осознание увиденного…

Крики «С днем рождения!» и «Сюрприз!», оборвавшиеся на полуслове.

Отвисшие челюсти. Ошеломленные вздохи.

Ошарашенный Джейкоб таращился на собравшуюся толпу. Увидев жену, он поспешил выскользнуть обратно за дверь.

Он был не один. На руке у него, словно шарф, висела едва достигшая совершеннолетия нимфа.

Зрелая женщина, оставленная ради более молодой соперницы. Опостылевшая жена, отвергнутая для юной любовницы.

«Я всегда стараюсь быть оригинальной. Просто ненавижу банальности», – говорила Прия бессчетное количество раз, давая интервью или отвечая на комплименты тех, кто восторгался ее оригинальными, сильными документальными фильмами.

А теперь она сама стала банальностью.

Живой, дышащей банальностью.

Глава 4

Сита

Стыд. 1925 год

– Знаешь, где я ее нашел?! – рычал отец, затаскивая Ситу по ступеням и вталкивая в столовую, где сидела мать, потягивая чай с кардамоном и заедая его пакорой[1]1
  Индийская закуска, приготовляемая из различных видов овощей и рыбы либо курицы. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.)


[Закрыть].

Она перестала жевать, и ее глаза расширились от ужаса при виде промокшей до нитки дочери, с одежды которой стекала на пол вода.

– Она плавала в пруду вместе с сыном поварихи! – рявкнул отец.

При этих словах глаза матери расширились еще сильнее, и Сита разглядела в них кое-что еще, кроме возмущения. Стыд. Матери было стыдно за нее.

– Я не… – начала было Сита.

– Тихо! – проревел отец.

Обычно он не обращал на нее внимания; за проступки ее наказывала мать, и это случалось почти каждый день, поскольку Сита не могла удержаться от того, что девочкам делать не положено. Именно поэтому она не только ужасно испугалась, но и испытывала невероятное возбуждение из-за того, что навлекла на себя порицание отца.

– Я… я с этим разберусь, – произнесла не свойственным ей подавленным тоном обычно крикливая мать.

– Очень на это надеюсь! – рявкнул отец. – Нельзя позволять, чтобы она выставляла себя на посмешище. Мы никогда не сможем выдать ее замуж, если она и дальше будет разрушать свою репутацию… Если кому-нибудь станет известно, что вытворяет наша дочь…

– Об этом никто не узнает, – быстро сказала мать. – Я прослежу за этим.

– Мы должны найти ей хорошую партию. Я все еще выплачиваю долги за ремонт крыши, которая рухнула при ее рождении…

– Это не… – пробормотала Сита; она дрожала в своей промокшей одежде и с хлюпающим звуком переминалась с ноги на ногу, стоя в луже зловонной воды.

– Ни слова! – резко оборвала ее мать.

Сита замолчала, ощущая во рту вкус слизи и водорослей. Желудок девочки судорожно сжимался. Ее тошнило; Сите хотелось исторгнуть из себя этот гадкий вкус, а еще – боль, переполнявшую ее сердце.

В тот вечер мать пришла в ее комнату.

– Твоя гувернантка уволена. Она была с тобой чересчур мягкой и слишком многое тебе позволяла.

– Она не…

– С завтрашнего дня у тебя будет новая гувернантка, которая обуздает твое своеволие, раз ты сама не способна с этим справиться. – Мать сделала глубокий вдох. – Ты не должна играть ни с Гири, ни с другими мальчишками. Если я хоть раз увижу тебя с сыновьями слуг, их родители будут уволены. И это случится по твоей вине.

– Но почему я не могу…

– Тихо! Или же мы выдадим тебя замуж. Прямо сейчас.

Сита проглотила возражения. Она не хотела выходить замуж – ни сейчас, ни когда-либо еще. В доме родителей ей было плохо, однако в чужом доме с чужим мужчиной будет еще хуже.

– Я написала в соседний городок жене заместителя комиссара, – сказала мать. – У них есть дочь, она на несколько лет младше тебя. Ты умудрилась оттолкнуть от себя всех девочек из хороших семей, с которыми я тебя знакомила…

– Это не моя вина! – пылко воскликнула Сита. – Они не хотят играть ни в одну из игр, которые я предлагаю. Их интересуют только кукольные чаепития.

– Это именно то, чем должны заниматься девочки. А не играть в шумные игры, как это делаешь ты. О Повелитель Вишну, из всех дочерей, которые могли бы у меня родиться…

Из уст матери хлынул поток жалоб, которые Сита слышала уже тысячу раз; девочка легла на свою кровать. Накрыв голову подушкой, она жалела о том, что не может заткнуть еще и уши, поскольку, хоть голос матери и стал тише, Сита все равно слышала каждое слово.

– Надеюсь, хоть эта девочка тебе понравится.

– На сколько она младше меня?

– Думаю, года на три.

– Тогда она еще малявка, – насмешливо ответила Сита.

– Я не смогла найти девочек твоего возраста. Ты всех оттолкнула. Другие матери даже не хотят со мной разговаривать. Им посчастливилось: у них ответственные дочери, которые, когда придет время, удачно выйдут замуж. Но я докажу, что они не правы. Ты тоже удачно выйдешь замуж. Ты красивее всех, а это что-нибудь да значит. – Мать фыркнула. – В любом случае то, что эта девочка младше тебя, пойдет на пользу вам обеим. Если только ты не доведешь ее до слез, как это было с последней девочкой, с которой я тебя познакомила…

«Я уже ее ненавижу», – сказала себе Сита.

– Твой характер доведет тебя до беды, если его не обуздать.

«Если бы я делала все, что ты от меня хочешь, – подумала Сита (ей хватило ума не говорить это вслух), – я бы умерла от скуки».

– Именно поэтому мы так строги к тебе. – Голос матери смягчился. – Все это для твоего же блага.

«Живя монотонной жизнью, я чувствую себя будто в аду. Каким образом это может способствовать моему благу?»

Сита страстно желала быть такой же свободной, как ее брат. Она мечтала, чтобы ее, как и его, учили математике. Девочка хотела бы уметь читать и писать на английском языке, а не только говорить на нем. Однако вместо этого Ситу обучали шитью, танцам, пению и ведению домашнего хозяйства – все это было ей совсем неинтересно.

Сблизиться с кем-нибудь из девочек, которых мать пыталась навязать ей в качестве подруг, означало бы смириться со своей участью.

Сита не могла быть покорной и кроткой, а ведь именно такой хотели видеть ее родители. Она не желала, чтобы вся ее жизнь состояла из подготовки к браку. После свадьбы муж будет командовать ею точно так же, как сейчас родители. А где же свобода? Почему мать не слушала ее, когда Сита пыталась это объяснить? Почему она хотела, чтобы дочь повторила ее судьбу – исполняла желания мужа и следовала его указаниям во всем, в том числе и в воспитании детей? Мать Ситы могла управлять лишь слугами, да и то последнее слово всегда оставалось за отцом. Почему у мужчин такая большая власть? Почему они решают, что должны делать женщины? И почему женщины с этим мирятся?

«Я буду другой», – сказала себе Сита.

И все же она не могла исполнить это обещание, живя с родителями; отец был твердо намерен удачно выдать ее замуж, а мать навязывала ей в подруги послушных девочек, надеясь, что они повлияют на Ситу.

«Я убегу из дома и сама стану хозяйкой своей судьбы!»

– Ты будешь хорошо себя вести, подавая пример этой девочке, – сказала мать. – Вы подружитесь.

Глава 5

Мэри

Чаепитие. Англия, 1936 год

В этот чудесный весенний день, во время ничем не примечательного чаепития, точно такого же, как те, на которых ей доводилось присутствовать тысячи раз, мир Мэри изменился, изменился резко и неожиданно.

За день до этого она сидела с тетушкой в примыкавшей к кухне маленькой столовой, помогая распечатывать письма, которые, как всегда, принесли после завтрака. Тетушка взглянула поверх очков на мужа.

– Завтра к нам на чай придет Эндрю, майор Дигби. Надеюсь, ты не забыл об этом.

– Не забыл, дорогая, – пробормотал дядюшка, не отрывая глаз от газеты.

Роуз, старшая из трех кузин Мэри, застонала.

– Матушка, леди Брэмуорт пригласила меня завтра поиграть в карты. Мое присутствие на чаепитии обязательно?

– Да, Роуз.

Лили, самая младшая из сестер (с ней у Мэри была наименьшая разница в возрасте), толкнула кузину локтем под столом и указала глазами на Роуз, мрачно глядевшую в свою чашку. Мэри с улыбкой кивнула Лили.

Если бы только Мэри знала, что ее ожидало, она, возможно, тоже нахмурилась бы.

Однако она ни о чем не подозревала. Мэри сидела за столом рядом с Лили, напротив Роуз и Айрис, вдыхая запах мармелада, тостов и чая – обычный утренний аромат – и глядя в окно на клумбы. По газону все еще стелился туман, однако солнце уже позолотило траву, которую клевали голуби. Певчие птицы приветствовали новый день. Мэри пребывала в счастливом неведении относительно того, какое потрясение ее ожидало. Девушка понятия не имела о том, что вскоре ее существование, наполненное радостью и уверенностью в завтрашнем дне, кардинально изменится…

Майор Дигби был надменным стариком, через слово повторявшим: «И в самом деле».

Стол для чаепития накрыли в оранжерее, поскольку этот весенний день выдался неожиданно безоблачным. Листва на деревьях в саду блестела, а нарциссы улыбались солнцу, сияя так ярко, словно одним своим видом хотели изгнать воспоминания о морозной зиме.

– Это мои дочери, Роуз, Айрис и Лили, и моя племянница Мэри, – представила тетушка девушек майору.

– И в самом деле, – ответил Дигби, близоруко глядя на Мэри и ее кузин.

Дядя Мэри провел майора к столу.

– Как тебе Англия, старина? Как мирная жизнь?

– Потрясающе! Но если человек хотя бы раз побывал в Индии…

Индия… В глубине сознания Мэри что-то зашевелилось.

– Боюсь, я никак от нее не отвыкну, – продолжал майор Дигби. – Думаю вернуться туда.

Мэри почувствовала тошноту. Воздух внезапно стал слишком тяжелым, давя на нее, и ей стало трудно дышать.

– Тетушка, можно мне выйти?

Во взгляде тети появилось странное любопытство. Она кивнула. Мэри выскользнула из комнаты и стала жадно хватать ртом воздух, свежий и дымный, с привкусом травы и зарождающихся плодов. Глядя на аккуратные газоны, усеянные идеально высаженными цветами, девушка почувствовала, что ее пульс постепенно замедляется, а тошнота отступает.

За последние годы с ней такое случалось неоднократно. И всякий раз – без предупреждения. У нее просто возникало желание побыть одной, в безопасности. В месте, где все упорядочено. Вроде библиотеки или сада…

– Ты просто слишком чувствительная, – утешали Мэри кузины.

– Тебе не о чем волноваться, – твердила тетушка в свойственной ей лаконичной манере.

И все же…

Мэри казалось, что земля уходит у нее из-под ног. Девушка чувствовала головную боль, словно на нее что-то давило… что-то важное, но при этом неуловимое.

Иногда она просыпалась по утрам с тяжелой головой; подушка была мокрой от слез. В таких случаях Мэри понимала, что ночью ей что-то приснилось. Ее сны были живыми, разноцветными, яркими, однако в холодном дневном свете она не могла их вспомнить.

Девушка тряхнула головой, пытаясь очистить свои мысли, и зашагала обратно к оранжерее. Взявшись за ручку, она уже собиралась открыть дверь, однако в этот самый момент… услышала голос майора Дигби. Голос, который произнес ее имя…

– Мэри и в самом деле как две капли воды похожа на мать, – сказал старик.

Майор Дигби знал ее родителей?

Девушка замерла. Она понимала, что подслушивать нехорошо, однако ничего не могла с собой поделать.

– Ричард и двух слов не мог сказать, не упомянув о Мэри и Пегги.

Мэри вновь показалось, будто ее голова вот-вот взорвется.

– Дигби, старина, – отозвался дядя, – не нужно говорить об этом в присутствии Мэри. Она не…

За дверью раздались шаги, слишком быстрые, чтобы Мэри успела среагировать. Хихиканье, шуршанье. Дверь распахнулась.

Испуганно влетев в комнату, Мэри увидела ошеломленное лицо Айрис.

– Ох, прости меня, Мэри, я… – начала было Айрис, однако оборвала себя на полуслове. – Ты очень бледная. С тобой все хорошо?

Мэри не ответила. Все ее внимание было обращено на сидевших за столом дядюшку и майора Дигби. Лицо тетушки побелело и приобрело мрачное выражение. Лишь майор, ничего не замечая, доедал сэндвичи с огурцом. При виде слуг, которые несли пирожные с джемом, булочки с кремом, лимонные тарталетки и шоколадный торт, глаза старика вспыхнули.

– Я… – начала Мэри. Она внезапно ощутила сухость во рту и не знала, куда девать глаза от заливавшего оранжерею ярко-медового света, в одночасье ставшего невыносимым. Ей казалось, будто ее голову сдавливает гигантская рука. – Я… Мои родители…

– Мне очень жаль, – произнес майор Дигби. – И в самом деле. Очень жаль…

Тяжелый запах лука, пыли и пота, жар солнечных лучей, изумленные вздохи окружающих, удивленные возгласы – все это внезапно зазвенело в ушах у Мэри, и у нее подкосились ноги. Ее разум не выдержал напряжения, и в следующее мгновение девушка провалилась в благословенную тьму…