Текст книги "Контракт на Фараоне"

17

Руиз Ав посмотрел на надзирателя, потом на Дольмаэро.

– Почтеннейший Дольмаэро, – сказал он, притворившись изумленным, – ты же не собираешься причинить вред Благородной Даме?

– Она поношение естества! – Дольмаэро выступил вперед и встал лицом к лицу с Руизом. – Приведи ее сюда! Это неестественно, это оскорбление богов, ей полагается быть мертвой. Мы все ее видели, когда демоны привели ее сюда.

Он оглянулся на остальных, ища подтверждения, пока головы их не закачались, как у болванчиков на веревочках.

– Ее раны еще источали гной! Если бы ее воскресили боги, она была бы совершенна! Неестественно, противу природы!

Тут, словно про себя, Дольмаэро добавил:

– Она должна завершить свою роль. Так решили старшины.

Старшина Гильдии потупился. На лице его отразилось сожаление.

Руиз почувствовал себя, как в ловушке. Его терзали два противоречивых желания. Здравый смысл подсказывал ему выдать феникса толпе. А что, если за загоном наблюдали? Никакой продавец змеиного масла и не подумал бы противопоставлять себя Старшине Гильдии.

Дольмаэро потерял терпение, прежде чем Руиз смог решить, что ему делать и послушаться ли здравого смысла.

– Касмин, – сказал Дольмаэро, повернувшись к надзирателю, – выволоки ее.

Касмин быстро потопал к хижине, свирепо ухмыляясь, и Руиз увидел, что зубы надзирателя были заточены, как иглы, и выкрашены красным. Руиз отступил перед протянутыми вперед руками Касмина, заслоняя собой вход в хижину. Потом он стал отступать внутрь.

Оказавшись в полутьме внутри, Руиз оглянулся на женщину. Видимо, она слышала все. Каким-то образом она смогла вползти в самый дальний угол. Она слабо пыталась закопаться в мусор, наваленный там.

У Руиза не было времени восхищаться ее желанием жить. Он сильно недооценил скорость Касмина. Как только Руиз стал оборачиваться к нему, надзиратель прыгнул на Руиза, набросив веревочную петлю ему на горло.

Касмин притянул его ближе к себе, затянув петлю ровно настолько, чтобы перекрыть дыхание Руиза.

– Я скажу Старшине, как ты сопротивлялся, дерьмовая башка, – прошептал Касмин ему в ухо, хихикая от удовольствия.

Касмин стал двигаться вместе с ним так, чтобы шарканье их ног слышалось тем, кто стоял снаружи.

– Касмин? – Руиз услышал голос Дольмаэро. – Что там происходит?

Прежде чем Касмин смог ответить, Руиз резко откинул голову так, чтоб ударить Касмина в нос. Хрящ сломался с влажным треском, и Руиз почувствовал, как горячая кровь потекла у него по шее, но, хотя Касмин слегка ослабил хватку, он не отпустил Руиза. Руиз резко двинул локтем Касмина под ребра. Надзиратель только слегка ахнул, когда ребра треснули, и попытался оттолкнуть Руиза прочь. Поддаваясь этому движению, Руиз нагнулся в поясе и, протянув руку между ног, схватил Касмина за яички и стиснул, используя всю свою силу. С высоким, истошным визгом Касмин без сознания повалился на землю.

– Касмин? – голос Дольмаэро был полон беспокойства. – Касмин, тебе же сказали просто вывести оттуда женщину. Ты меня слышишь? Умерь свое рвение, Касмин.

Руиз весь пылал от адреналина. Он улыбнулся, как ему показалось, веселой улыбкой. Он поднял надзирателя за ногу и за воротник и вышвырнул его сквозь остатки занавески, которые прикрывали вход, на солнечный свет. Он легко выступил из хижины вслед за ним и увидел, как старшины гильдий с ужасом и изумлением смотрят на слабо дергающееся в пыли распростертое тело.

– Не беспокойся, почтеннейший Дольмаэро, – сказал Руиз приятным веселым голосом. – Касмин умерит свое рвение.

Он бросил в пыль душительную веревку Касмина.

– Я хотел бы посоветовать тебе последовать его примеру.

Никто не сказал ни слова, и Руиз пошел обратно.

Глаза женщины казались огромными в полутьме хижины. Она сжалась в углу, и на секунду казалось, что она боится его точно так же, как боялась надзирателя.

– Все в порядке, – сказал он, подходя к ней, – никто тебя не тронет.

По крайней мере, пока, подумал он, но эту мысль он немедленно подавил.

Он поднял ее и отнес обратно на койку. Она ничего не сказала, хотя прижималась к нему гораздо теснее, чем было нужно.

Чуть позже она снова заснула, не сказав больше ни слова. Руиз сидел возле нее и стирал кровь Касмина со своей шеи, мрачно думая о своей собственной глупости. Его единственный шанс выжить, в конце концов, заключался в том, чтобы оставаться неприметным до тех пор, пока он не найдет способа убежать. Феникс был для него решительно опасен, из-за этой женщины он уже дважды сделал весьма примечательные глупости.

Что же с ним такое было, почему он вел себя не так, как обычно? Почему-то лицо Накера снова всплыло перед его глазами.

Вдруг Руиз почувствовал страшную усталость. Частично виной тому были вынужденные физические усилия при его менее чем оптимальной физической форме. Но больше всего, подозревал он, эти ощущения были связаны с его удивительным для него самого поведением. Идея эта немедленно привела его к другой мысли: неужели он становился слишком сентиментальным для своей профессии? Или, еще хуже, слишком старым? Этот факт, что он так долго выжил при такой рискованной профессии, был, напомнил он себе, весьма малой гарантией того, что жизнь его продлится.

Она может кончиться как раз здесь, в этом крысином загоне. Он прилег отдохнуть на время. Друзья Касмина могут попробовать отомстить за его унижение, но Руиз в этом сомневался. Руизу трудно было вообразить почтенного ремесленника вроде Дольмаэро, который крадется по темноте перерезать ему глотку. Кроме того, у надзирателя такого пошиба обычно не было друзей за пределами их собственной касты – лишь хозяева и жертвы окружали их.

Он проснулся, когда роботележка прозвенела сигнал на вечернюю трапезу. Феникс, его подопечная, сидела на краю койки, наблюдая за ним. Она выглядела гораздо лучше.

Щеки ее порозовели скорее от хорошего самочувствия, чем от лихорадки. Она пальцами расчесала самые запутанные пряди своих волос, так что теперь они стекали гладким потоком по ее спине, река черного цвета с медным отливом. Перекрученный кусок голубой ткани стягивал ее рубаху на поясе так, что она выглядела на ней красивее, чем раньше. Руиз удивился и ужаснулся, что ее движение по хижине не разбудило его – какое счастье, что враги не напали на него в этот момент.

– Наконец-то, – сказала она.

Руиз протер глаза.

– Я рад, что тебе лучше.

– Это чудо, правда?

В ее голосе чувствовалась насмешка, и Руиз секунду пристально смотрел на нее.

– Да, – согласился он, – чудо.

Брови ее нахмурились.

– Не поддакивай мне, Вухийя. Это не Фараон и не Земля Вознаграждения, и я сомневаюсь, что ты продавец змеиного масла.

На лице ее на миг отразился гнев, но она овладела собой и даже попробовала улыбнуться.

– Ты можешь сказать мне? Ты знаешь, где мы?

Руиз встал и подошел к двери. Он попытался выиграть время.

– Сейчас уже время ужина. Я пойду принесу еды. Тебе надо подкрепиться.

– Я пойду с тобой, – сказала она, встав с изумительной легкостью, если принять во внимание ее недавнее состояние.

Она прошла мимо него и вышла в дверной проем.

Он догнал ее возле дверей, где она стояла, глядя через площадку на серого гуманоидного охранника и роботележку, застыв в ужасе и изумлении. Она впилась ему в руку.

– Что это?

Руиз глубоко вздохнул. Рано или поздно ей придется начать учиться своей новой жизни.

– Они называют себя Пунгами. Они управляют этим… этой… – Руиз запнулся, ища слова, которые были бы помягче. Потом он решил, что ложная мягкость не поможет ей выжить, поэтому стал говорить правду. – Это рабский загон, Благородная Дама.

Она посмотрела на него, глаза ее расширились от шока, потом возмущения.

– Нет! – сказала она. – Нет! Ты знаешь меня? Низа, я Низа, дочь Бхасрахмета, Царя Царей.

Лицо ее исказилось, и она, спотыкаясь, ушла назад в дом бескастовых.

Руиз вздохнул. Он пожелал ей легкого рабства. С ее красотой и умом, она могла бы найти место у снисходительного хозяина. Его тревожило то, что он не мог представить более обнадеживающего будущего для нее.

Низа упала ничком на грязную койку, не обращая внимания на застарелые пятна. Горло ее сдавила паника, но она не стала рыдать. Она стала колотить себя кулаками по вискам, словно таким образом она могла выгнать эту неприемлемую правду из сознания. Казалось, ей предназначалось большее искупление, чем она ожидала, она оказалась в незнакомом месте, окруженная унижающими ее врагами и чудовищами, а ее единственным другом оказался человек безродный, без касты, чья уклончивость вполне соответствовала его странности, его чужеродности. Он вроде бы разговаривал с ней с каким-то подобием надлежащего почтения, но почему-то ей казалось, что он считает себя превосходящим ее во всех отношениях – мысль, почти недоступная любимой дочери царя. Он обращался с ней так, как она сама могла бы относиться к заболевшей любимой блисталке. И как ужасно он расправился с надзирателем, словно его уничтожение было для продавца змеиного масла источником глубокого удовлетворения…

В том коротком ужасном танце Вухийя показался ей не совсем человеком, скорее бездушным зверем, словно один из охотничьих диргов ее отца, которого выпустили на беспомощного зверька, предназначенного для охоты.

И все-таки с ней он был нежен. В те минуты, когда ему казалось, что на него не смотрят, глаза его теряли свой жесткий металлический блеск, линия рта становилась мягче, не такой жестокой.

Она немного успокоилась, думая о своем защитнике. Кто он? Или, более правильно было бы спросить, кто она для него?

Фараонцы отпрянули, когда Руиз подошел к роботележке. И на сей раз больше от страха, чем от кастового отвращения, что было, по меньшей мере, приятно. Когда он зачерпывал псевдоеду, Руиз чувствовал на спине взгляд Дольмаэро – он не был полон злобы, как можно было ожидать, но скорее размышлений.

Касмина нигде не было видно. Охранник-Пунг без любопытства смотрел на Руиза. Казалось, никаких жалоб не поступало. Когда Руиз принес обратно их обед, феникс сжался на койке, лицом к стене. Плечи ее подрагивали, но она не произносила ни звука. Руиз поставил ее тарелку на пол.

В ту ночь Руиз сидел снаружи, глядя на мерцание охранных полей – листов бледно-зеленого огня, который вспыхивал на стенах. Вдруг он наклонился вперед, окаменев от возбуждения, – секция поля на западной части периметра вдруг замигала и погасла, оставив пятно темноты. Он посчитал секунды. Вскоре поле восстановилось со снопом искр, возникших при вхождении в фазу.

За следующие несколько часов оно гасло еще множество раз и всегда в одном и том же участке стены.

Он позволил себе надеяться. Это было замечательное чувство, и скоро он успокоился достаточно для того, чтобы лечь спать. Он устроился на койке возле феникса. Она пошевелилась во сне, но не проснулась.

– Приятных снов, – прошептал он, как будто она была настоящим человеком, а не просто ролью в этой опасной пьесе.

После короткого ночного сна Руиз проснулся освеженным. Низа все еще спокойно лежала на своей койке, но по тому, как регулярно вздымалась и опускалась ее грудь, Руиз увидел, что сон ее стал более здоровым.

Он снял рубаху и стал заниматься упражнениями. На сей раз он чувствовал себя сильнее, немного быстрее, поэтому он отнесся к себе и своему телу строже. Феникс проснулся, когда он заканчивал упражнения. Глаза ее стали большими от каких-то непонятных ему пока чувств, но она ничего не сказала.

Руиз оделся и вышел из хижины. Мягкий свет раннего утра косо падал в загон, отбрасывая длинные тени. Для роботележки было слишком рано, поэтому Руиз прошелся вдоль стены, ближайшей к замку, чтобы оценить систему безопасности загона. Пока он рассекал грудью прохладный воздух, он раздумывал над тем, почему он так долго не мог начать эту работу. Ему пришло в голову, что его нежелание что-либо делать для продолжения выполнения задания тесно связано с женщиной, которую он лечил и пестовал. Руиз пожал плечами, отбросив эту мысль.

Сама стена представляла собой серьезное препятствие для побега. В ней было шесть или семь метров высоты, и построена она была из гладкого серого плавленого камня. Руиз обратил внимание на то место, где какое-то животное, роя себе нору, обнажило основание стены на глубину полуметра. Ни выше, ни ниже уровня земли не видно было, чтобы стена от этого пострадала. Руиз предположил, что барьер был достаточно глубоким, чтобы избежать подкопа. Он обратил внимание на сам замок.

К его разочарованию, он опознал механизм, который запирал дверь. Это был фельтманновский молизамок, который невозможно было открыть никаким приспособлением, которое он мог бы смастерить, используя малообещающий материал, который он найдет в загончике.

Руиз как раз стоял наклонившись, изучая замок, когда дверь со свистом взвилась вверх. В шлюзе безопасности замер охранник-Пунг и замахнулся нейронным кнутом, который он всегда носил. В дальнем конце шлюза стоял еще один настороженный Пунг, взяв на изготовку парализующий конус широкого поля действия.

Руиз поспешно отступил назад, улыбаясь бессмысленной и дружелюбной улыбкой. Охранник злобно смотрел на него с минуту, потом дал сигнал роботележке ехать дальше. Руиз отвернулся и пошагал обратно к хижинам. По спине у него бегали мурашки. Но охранник не применил нейронный кнут. Все-таки хорошо, подумал Руиз, что Пунги вроде бы не принадлежат к мстительной или садистской расе, как это часто бывало с работорговцами.

Руиз внес тарелку с завтраком внутрь, к Низе. Она сидела на постели, лицо ее было сосредоточено и спокойно. Он улыбнулся, ставя тарелку рядом с ней, но она отвернулась прочь. Он почувствовал странный укол горести.

Руиз вышел наружу, чтобы съесть собственный завтрак, и устроился в пятне солнечного света, там, где разрушающаяся стена представляла собой удобное сиденье.

К его удивлению, Дольмаэро подошел к нему, когда он приканчивал безвкусную еду.

– Можно мне сесть? – спросил Дольмаэро.

Руиз кивнул.

– Разумеется, почтеннейший Дольмаэро. Чем могу вам служить?

Дольмаэро пристроил свое крепкое тело на стене и смущенно хмыкнул.

– Не думаю, что тебе надо беспокоиться о том, чтобы надлежащим образом ко мне обращаться. Ведь совершенно очевидно, что ты не тот человек, каким кажешься, – Дольмаэро метнул на Руиза проницательный взгляд, – и я уже больше не тот человек, каким был.

Руиз ему на это не ответил.

Дольмаэро пристально смотрел на него, сосредоточенно и доброжелательно.

– Кажется, Касмин выживет, хотя сейчас он совсем не радуется этой перспективе.

– Хорошие новости, – двусмысленно сказал Руиз.

Дольмаэро рассмеялся искренним смехом.

– Ну что же, – сказал он. – Мне приходится просить прощения за дерзость моего прихлебателя, хотя я вполне уверенно могу сказать, что ему еще прискорбнее, чем мне.

Руиз вынужден был улыбнуться.

– Послушай, – сказал Дольмаэро, – я обращаюсь к тебе против мнения старшин, которые убеждены, что ты бешеный зверь. Я этого не думаю. Я думаю, что ты человек, который каким-то образом знает больше о нашем положении, чем мы сами, и я хочу попросить тебя сказать нам. Например, где?

Дольмаэро показал на небо, где солнце Суука начинало подниматься выше стен.

– Где наше прежнее солнце? Ночью звезды совсем незнакомые, они как гроздья мелких ягод, они рассыпаны по небу, словно множество мелких лун, а наших лун тут просто нет.

Руиз посмотрел на Дольмаэро с неожиданным уважением. Перед ним был представитель примитивного мира, но с гибким мышлением. Он покачал головой и начал что-то отвечать, но Дольмаэро остановил его жестом.

– Погоди, – сказал Дольмаэро. – Я должен тебе сказать, что решение уничтожить феникса было неразумным, оно было вызвано отчаянием. Будь уверен, что больше таких решений не будет и быть не может. Если ничто не ясно, в нашем положении, по крайней мере, я могу уверенно сказать, что боги отвернулись от нас, поэтому я не стану тратить больше время, надеясь на их жалость или доброту. Вместо них я надеюсь на то, что ты будешь к нам снисходителен. Пожалуйста, скажи мне все, что можешь.

Руиз раздумывал. По его мнению, ничего, если он расскажет старшине о своих переживаниях после того, как их погрузили на корабль из купола-захватчика.

– Я очень немногое знаю, но я расскажу, что смогу. Меня забрали в Биддеруме. Потом я проснулся в железном гробу, после меня взяли под землю, очень глубоко, и посадили там в камеру на долгое время. С тобой поступали так же?

– Нет, нас сразу привели в эту загородку. Я сам очень мало помню про железные гробы, вот только запах пережаренного мяса. А ты больше помнишь?

– Мои воспоминания очень хаотичны, – честно признался Руиз.

Ясные глаза Дольмаэро пристально смотрели Руизу в лицо.

– А что насчет темниц или камер?

– Там был волшебный свет. Одежды там мне не давали, но не было ни жарко, ни холодно. Почти ничего не происходило.

– А потом тебя привели сюда?

– Да, – ответил Руиз. – У меня сложилось такое впечатление, что произошли какая-то ошибка. Единственный пленник, кроме меня, которого я видел в камерах, был фокусник, тот, который исполнял роль Бхаса в пьесе.

Глаза Дольмаэро зажглись интересом.

– Ты видел Мастера Фломеля?

– Его так зовут?

– Да. А как насчет Мастера Кроэля или Мастера Мольнеха? Ты их тоже видел?

– Нет.

– М-м-м-м… – казалось, Дольмаэро погрузился в свои мысли. Потом он сказал: – Кое-кто среди старшин считали, что только мастера могут быть взяты в Землю Вознаграждения, в то время как мы, люд попроще, должны были жить только в Земле Искупления. Видимо, они не правы. Я не уверен, что эти сведения обнадеживают.

Последовало продолжительное молчание, пока Руиз приканчивал свой завтрак. Дольмаэро вздохнул.

– Мне кажется, твоя история длиннее того, что ты мне рассказал, но я не могу винить тебя за то, что ты держишь свое знание при себе. Мы тебе пока не дали никаких оснований для доверия, поэтому я благодарю тебя за твои новости.

Он с усилием встал, постоял с минуту, глядя на Руиза с интересом и удивлением, и Наконец сказал:

– Твои татуировки мне очень интересны, если только я могу это заметить, не вызывая в тебе враждебности.

Руиз медленно кивнул.

– Ну, – сказал Дольмаэро, – они, понимаешь, словно понемножку взяли от каждой твари таким образом, какого я никогда прежде не видел. Более того, я вовсе не хочу тебя обидеть, но они кажутся мне немного бледными. Интересный вариант.

Потом, казалось бы, без всякой связи с предыдущими словами, он добавил:

– Мое любимое занятие в свободное время – изучение старых легенд. Ты слышал про проклятый культ Саеда Крпашуна? Бхасрахмет множество раз выжигал этот культ как мог. Но некоторые фанатики выжили, и они утверждают, что люди с далеких звезд иногда появляются на Фараоне.

Руиз не позволил своему лицу отразить иных чувств, кроме вежливого интереса. Дольмаэро кивнул ему дружелюбно и пошел прочь. Руиз был поражен. Перед ним действительно был примитивный человек, но с каким острым умом! И если татуировки Руиза уже начинали терять свою интенсивность и яркость, то у него оставалось очень мало времени, чтобы устроить свой побег. Он вернулся в хижину в очень мрачном расположении духа.

Низа стояла возле двери, держа в руках свою пустую тарелку. Он сердечно улыбнулся ей, проходя рядом. Он собирался тихонько посидеть и рассмотреть все возможности, которые предлагала ситуация, постараться перестроить их так, чтобы найти в обстоятельствах шанс побега.

Однако, когда он проходил мимо нее в хижину, она протянула руку и подергала его за рукав.

– Вухийя, ты мне не помог бы? – спросила она.

Он нерешительно остановился.

– Я была бы тебе очень признательна, если бы ты провел меня в домик, где ванная. Я боюсь идти одна. Ты знаешь, почему.

Глаза ее были расширены, улыбка на губах умоляла. Руиз увидел, что ей очень трудно сохранять достоинство. Когда он не ответил ей немедленно, она нахмурилась, и губы ее задрожали.

Руиз вздохнул.

– Разумеется, Благородная Дама, хотя сейчас я не думаю, чтобы кто-то стал на тебя нападать.

Глаза ее сверкнули, и она улыбнулась.

– Зови меня Низа, – сказала она. – Я назначу тебя Царским другом.

Ему пришлось рассмеяться. Она не обиделась, принимая, вероятно, его веселье просто за радость.

В ванной двое мужчин и женщина-старуха поспешно убежали, перепуганно воздевая глаза к небу. Руиз смотрел, пока Низа сбросила свою рубаху и отмывала тело пригоршней мыльной травы, а потом споласкивала грязь своей болезни прохладной водой из кувшина. Он с удивленным восторгом смотрел на то, как вздымаются и колышутся ее груди, когда она мыла огромную черную гриву своих волос, на то, как мыльная вода сбегает вниз по ее бледной коже; стекая по впадинкам, блестя на выпуклостях. В первый раз Руиз посмотрел на феникса иначе, чем на прелестный, но жалкий предмет. В нем зажглось острое желание, он не мог оторвать от нее глаз.

Низа чувствовала на себе его взгляд, пока мылась. Чуть позже она почувствовала его желание и стала двигаться так, чтобы предстать перед ним самой красивой стороной, так, чтобы показать ему прелестную грудь, мягкую округлость бедер. Сперва она сама даже не очень понимала, что провоцирует его. В конце концов, его положение в обществе было ненамного выше раба, а там, где дело касалось крестьян и рабов, не приходилось кокетничать, там нужно было только приказывать. Кроме того, при его чужестранной красоте и необычной свирепости, она даже стала сомневаться, человек ли он. Казалось, ему даже не страшно в этом мире демонов – а разве это естественно?

Она старалась не смотреть на него, притворяясь, что не чувствует прикосновения его взгляда. Медленно растирая тело горстью мыльной травы, она вдруг почувствовала из-за ее грубовато-щекочущего прикосновения приятное, теплое возбуждение между ног. Ей стало все труднее подавлять время от времени дрожь удовольствия. Она почувствовала напряжение и боль в грудях.

Но он все же тихо и спокойно сидел в своем темном углу. Внезапно ее сознание показало ей яркий образ Вухийи, который выполнял свои странные упражнения, его тело переходило из одной позы в другую в плавном порыве крепкой, прекрасной плоти.

Низа, казалось, совершенно не обращала на него внимания, пока не вымылась и не расслабилась в глубокой ванне воды, как это было принято по фараонскому обычаю.

Он почти не видел ее тела, только одну маленькую кисть там, где она держалась за край ванны. Он пытался подавить желание, восстановить равновесие в чувствах и мыслях, но желание отказывалось покорно подчиниться. Оно рисовало в его памяти прелестные картины, пока он не мог думать ни о чем, кроме Низы.

– А ты – ты будешь мыться? – спросила она тихо.

– А почему бы и нет? – ответил он.

Он намылился и смыл с себя грязь по предписанной фараонскими традициями манере, и как же было приятно смыть с себя кровь, грязь и пот! Он почувствовал себя чистым в первый раз с тех пор, как покинул «Вигию». Он стоял на ступеньке, ведущей вниз, в огромную ванну, и секунду глядел вниз, на нее. Она плавала на спине, закрыв глаза, волосы ее расплылись в воде темным облаком, груди казались белыми водяными лилиями. Руиз вздохнул, потом соскользнул в ванну.

– Сколько мы можем здесь пробыть? – спросила она, не открывая глаз.

Они были одни в ванном домике, и Руиз подумал, что весть об этом уже разошлась по загону. Неумерший феникс и бешеный бескастовый убийца мылись.

– Да сколько хочешь, – сказал он.

– Хорошо, – она улыбнулась и выгнула спину, так что ее грудь прелестно поднялась из воды.

Руиз почувствовал, что у него перехватило дыхание.

Она медленно опустила ноги в воду и повернулась лицом к нему. Он почти мог чувствовать тепло ее тела сквозь разделявшую их воду. Он молча плавал, сердце его колотилось.

– Ты видел? – спросила она изумленным тоном. – Шрамы… исчезли.

– Да, я заметил.

– Правда, ты был прав насчет здешних докторов. Хотя я теперь не уверена, что шрамы мне не приснились. Шрамы… и то, что было до того.

Руизу стало не по себе от этих рассуждений, но, прежде чем он мог придумать, как бы ее отвлечь, она слегка задела его плечом. Ее кожа казалась такой изысканно гладкой… Руизу трудно было сосредоточиться на других мыслях. Но он не отодвинулся, и чуть погодя она теснее прижалась к нему. Лицо ее было возле самого его лица, он чувствовал на щеке ее дыхание, теплое и нежное.

– Вухийя, ты был в Биддеруме, я помню тебя возле ворот. Ты видел, как я умерла? Если я и не умерла, то была достаточно близка к смерти, чтобы удовлетворить богов, и теперь я безвинна.

Он не чувствовал никакого желания узнать, что за преступление привело ее к Искуплению, все его любопытство сосредоточилось на ее теле. Интересно, какое ощущение будет, если провести руками по этим прекрасным формам, притронуться к самым потаенным ее местам? У него было странное ощущение, что она слышит его мысли – так близко они теперь стояли, но она не отодвигалась.

– Странное дело, но сейчас мне кажется, что я больше живая, в этом странном и страшном месте, где на меня нападают простолюдины, которые мечтали бы увидеть меня мертвой, чем когда я была во дворце моего отца.

Голос ее был завороженный, говорила она медленно.

Прошло мгновение, а потом он почувствовал, как кончики ее грудей коснулись его груди.

– Притронься ко мне, – прошептала она, – вот сюда, где были шрамы.

Она взяла его руку и провела ею по животу. Он обнаружил, что прикосновение к ней так остро приятно, как он себе и не представлял.

Он хотел ее с такой страстью, которая удивила и испугала его. Что же такое с ним, если он мог забыть свое непрочное и опасное положение? Она почувствовала его сомнения и отпрянула, глаза ее стали большими и обиженными.

– Что такое? Неужели я до сих пор мертвая? Неужели я гнию и сама об этом не знаю? Ты боишься запятнать себя? – Голос ее прервался на последних словах. – Неужели могила заразит тебя смертью?

Ему показалось, что она сейчас заплачет, в первый раз за все это время, и понял, что почему-то ее слезы будут для него невыносимы.

– Ты жива. В тебе нет ничего от смерти, Благородная Дама.

Он дотронулся до ее гибкой талии, притянул ее к себе. Она сопротивлялась только миг.

– Покажи мне это, заставь меня поверить в то, что я жива, – сказала она. – Дай мне понять, что я не умерла.

Она охватила его бедра своими сильными ногами и притянула его голову вниз, чтобы он мог целовать ее груди.

Потом он вспоминал, как медленными водоворотами кружилась вокруг них вода, когда он двигался внутри нее, ее откинутое назад лицо, закрытые глаза, губа закушена маленькими белыми зубами.

Солнечный свет, сияя сквозь щели в ванном домике, орошал ее золотыми пятнами и брызгами.

Но еще он помнил, что, хотя она была опытна и страстна в любви, в ней в эти минуты была какая-то странная отстраненность, непонятная безличность в томных взглядах, которые она бросала на него, странная сдержанность в мягких стонах, которые она испускала. По всем правилам своего существования Руиз должен был бы посчитать эту сдержанность ободряющей для себя и безопасной, но сердце его отчего-то сжалось.

Из остатков чувства приличия она настояла, чтобы он вышел из домика первым, прежде нее, и он не видел никаких причин, чтобы ей в этом отказывать. Когда Низа вышла из домика на солнце, Руиз услышал, как она ахнула. Он подошел к дверному проему, где была тень и где он мог наблюдать и не быть на глазах у тех, кто стоял на площадке.

Сперва он увидел работорговку Кореану, одетую в тот же самый космический комбинезон, как он решил, что-то вроде униформы для нее. Возле нее стоял охранник-Мокрассар, с ним рядом – киборг, а также фокусник, которого Дольмаэро называл Мастером Фломелем. С полдюжины охранников-Пунгов стояли в стороне.

Мастер Фломель увидел Низу и вытянулся в струнку, по лицу его пробежал восторг.

– Батюшки, неужели это ты, дорогая наша Низа, – весело закричал Фломель. – Как же я рад, что ты выжила!

В его искренности невозможно было сомневаться!

– Взять ее, – сказала Кореана, и два ближайших охранника-Пунга бросились на нее с поразительной скоростью. Они набросили ей на шею монолиновую петлю-ошейник и увели ее прочь из поля зрения Руиза,