Текст книги "Контракт на Фараоне"

18

Делать было нечего. Она пропала, и теперь надо было снова беспокоиться о его собственном весьма шатком положении, надо было перестать беспокоиться о судьбе какой-то дикарки с примитивной планеты. И все же, Руиз весь дрожал от гнева – гнева на работорговцев, гнева на свою собственную беспомощность.

Но могло бы быть и хуже, думал Руиз. Здесь был фокусник Фломель, а Руиз мог шагнуть на площадку, и тогда бы Фломель его заметил. Он вспомнил, как злобно глядел на него Фломель в подземной камере, тот взгляд, которым Фломель наградил Руиза в Биддеруме, когда Руиз бросился на сцену возле Фломеля. У Фломеля был вид человека, который замечательно умеет ненавидеть. Руизу повезло, что он не попался в руки фокусника, который тогда наверняка сказал бы работорговке относительно кощунственных действий продавца змеиного масла, а потом… что тогда стало бы с Руизом, ведь спрятаться ему негде!

Пока Руиз наблюдал, Пунги выгнали, словно стадо, старшин гильдии, возглавляемых Дольмаэро, который выглядел неуверенно, но спокойно. Полная противоположность ему, остальные старшины были перепуганы до кататонии. Больше всего, как показалось Руизу, они боялись Мока, и Руиз мысленно похвалил их за правильное понимание ситуации. Его собственные колени подгибались под ним, когда он слишком долго смотрел на здоровенного насекомообразного воителя.

Руиз с трудом понимал отношение Фломеля к Кореане. Складывалось такое ощущение, что фокуснику было невдомек, что он сам был собственностью.

Фломель заговорил.

– Дольмаэро, Азевиль, Тегабидес, как же я рад найти вас в добром здравии, – Фломель говорил голосом оратора, низким и звучным.

Дольмаэро отважно вышел вперед, потом преклонил колено в скупом поклон-приветствии.

– Мастер Фломель, – сказал Дольмаэро без особого тепла в голосе, – мы счастливы видеть вас в безопасности.

Казалось, Фломель не заметил никаких полутонов в приветствии Дольмаэро.

– Благодарю тебя, добрый Дольмаэро. Наверное, ты все удивляешься, что же такое происходит.

– Да, разумеется.

Фломель остановился и бросил несколько озабоченный взгляд назад на Кореану, которая стояла вместе со своими помощниками, не выражая никакого нетерпения. Видимо, она предпочитала обращаться со своей собственностью по возможности ненасильственно.

Кореана кивнула, и Фломель повернулся к остальным.

– Сперва, – сказал он, – я представлю нашего нового покровителя. Вы удостоились чести лицезреть Леди Кореану Хейкларо, Благородную Даму этой области, мецената, который тратит деньги на веселые пьесы и серьезные постановки.

– Великая честь, – сказал Дольмаэро, низко поклонившись в более искреннем почтительном поклоне. Прочие старшины последовали его примеру, по-прежнему дрожа.

Фломель продолжал.

– Относительно нашего прибытия сюда есть много таинственных разговоров и подозрений, я знаю, но достаточно будет сказать, что мы не среди богов или демонов. То, что вашу свободу ограничили исключительно этими стенами, сделано только для вашей же защиты. Там, во внешних коридорах, есть существа, чей характер весьма вспыльчив и неровен.

Тегабидес, небольшой кругленький человечек с постоянным выражением сомнения на лице, храбро заговорил:

– Если вон тот чудовищный жук не демон, тогда что же такое демоны? И красота Леди Кореаны заставляет людей вспоминать про богов, не говоря уже о таинственном способе, каким нас перенесли в это место.

Фломель слегка побледнел. Он заговорил доверительным тоном.

– Не стоит поспешно выносить суждения, тем более вслух, Тегабидес. Высокий воин в броне – это Дальфин, принадлежащий к расе Мокрассаров, он телохранитель нашей Леди и ее палач. Мне подробно объяснили все эти вещи. Пока что у меня нет времени подробно обсуждать их с вами.

Тегабидес, казалось, еще враждебнее посмотрел на Фломеля, но Дольмаэро успокаивающим жестом положил руку ему на плечо.

– Давай внимательно послушаем, что Мастер Фломель сможет нам объяснить из того, на что у него хватит времени.

Самообладание Дольмаэро при таких условиях поразило Руиза. Он сам дрожал от гнева и страха, а ведь он принадлежал к культуре, которая воспринимала как само собой разумеющееся куда более странные вещи, чем Мокрассарский воитель. Но Руиз оправдывал себя тем, что феникс исчез. Он чувствовал какое-то гнетущее, невероятное чувство потери.

– Правильно, – сказал Фломель. – Как всегда, Дольмаэро рассуждает мудро. Леди Кореана милостиво разрешает нам уйти в тенистый дом, чтобы обсудить эти важные проблемы.

Фломель повернулся и отвесил глубокий театральный поклон, который вызвал холодную улыбку на устах Кореаны. Потом фокусник погнал перед собой старшин, и они исчезли из поля зрения Руиза.

Руиз отпрянул в самую глубокую тень. Как будет работорговка проводить время в ожидании, пока старшины договорятся? Вызовет ли рабов для оценки, сколько они могут принести ей на рынке? Проверит ли, как работают все устройства в загоне? Станет ли проверять, как функционирует ванная? Руиз смотрел с нарастающим беспокойством, пока она спокойно стояла на солнце.

Мок мог быть гротесковой статуей, а не живым существом. Киборг, казалось, играл в какую-то игру на информационных полосках, встроенных в его летучую консоль.

Проходили длинные минуты. Руиза прошиб пот.

В конце концов Фломель появился, за ним плелись старшины. Старшины, казалось, слегка повеселели, за исключением Дольмаэро, который выглядел просто больным.

Фломель подошел к Кореане и заговорил просительным и жалобным тоном.

– Благородная Дама, Старшина Гильдии Дольмаэро просит о милости.

– Что такое? – бесцветным голосом спросила Кореана.

Дольмаэро заговорил.

– Есть тут человек, который получил травму. Не могли бы вы ускорить заживление, как вы сделали это с фениксом? Или же, по крайней мере, облегчить его страдания?

Кореана шагнула вперед, и Мок пошел за ней следом. Его огромные паучьи ноги медленно двигались вниз-вверх.

– Вынесите его, – сказала Кореана.

Дольмаэро сделал жест рукой, и минутой позже два человека вынесли импровизированные носилки. На них лежал надзиратель, чье лицо представляло собой одну сплошную рану, расходившуюся в стороны от его расплющенного носа. Касмин резко и судорожно вздохнул, но потом увидел Мока и поморщился от боли.

Кореана стояла над больным, а на лице ее было выражение отстраненного любопытства.

– Как это его угораздило? – спросила она.

– Упал, – быстро ответил Дольмаэро, прежде чем кто-то еще смог ответить, и Руиз вспомнил, что ему можно дышать.

– Упал? – она повернулась к Фломелю. – Насколько хорошо вы знаете этого человека?

– Воистину, очень хорошо, Леди. Он был продан нашей семье с тех пор, когда ему было всего лишь три года. Лояльный, верный слуга, который заслуживает вполне вашей помощи.

Фломель смотрел на Касмина, и, когда до него дошло, какие у того раны, лицо Фломеля исказилось изумлением.

– Опишите роль, которую этот человек играет в ваших представлениях.

Фломель стал защищаться.

– Ну, собственно говоря, Благородная Дама, он не играет никакой роли в наших постановках. Его услуги больше нужны моей особе. Он обеспечивает защиту от злобных посягательств, наставляет упрямых…

Теперь Кореана явно забавлялась за счет Фломеля.

– Иными словами, он выкручивает руки для твоей пользы?

Фломель сперва долго ей не отвечал, потом резко кивнул, лицо его по-прежнему было искажено подавленным раздражением.

– Значит, он больше не может выполнять своих существенных обязанностей, – сказала Кореана своим чистым ясным голосом. – Все же, я облегчу его страдания.

Она наклонилась над носилками. Возле кончика ее указательного пальца появилось мерцание переливчатого воздуха. Бульканье виброзвукового ножа ясно донеслось до ушей Руиза. Красивым резким жестом женщина вспорола горло Касмину, пронзив его до самого позвоночника, потом ловко отскочила, чтобы брызнувшая кровь не запятнала ее. Старшины бросились врассыпную, как перепуганные цыплята.

Она кивнула Моку. Тот нацелил на труп одно из своих средних щупальцев, хотя тело еще дергалось. Плазменная пика выстрелила белым огнем и зажгла останки сиянием. Большая часть труппы фокусников рванулась в хижину. Только Дольмаэро и Фломель остались, словно приросли к месту.

Когда не осталось ничего, кроме дымящегося пепла, Кореана ушла без церемоний, забрав с собой бледного Фломеля. Прежде чем она исчезла из поля зрения Руиза, Кореана посмотрела как раз туда, где Руиз прятался, но на лице ее не было никакого выражения.

Когда работорговцы ушли, фараонцы снова вышли из хижин и скопились на площади небольшими спорящими группками, избегая почерневшего пятна в центре. Дольмаэро вроде бы не принимал участия в общем обсуждении. Он уселся на низкую стену, не глядя ни на что в особенности, просто уставившись в пространство.

Руиз подождал подольше, прежде чем вышел из домика с ванной, и присоединился к Дольмаэро.

Дольмаэро посмотрел на Руиза ничего не говоря.

– Мне очень жаль твоего человека, – начал Руиз.

Дольмаэро отмахнулся.

– Не обращай внимания. Касмин всегда был шакалом. Когда над ним не было сдерживающего влияния его гильдии, немногого не хватало, чтобы он начал практиковать свои мерзкие приемы на совершенно невиновных людях. И как бы я стал управлять им?

– И все же… Я очень благодарен тебе за то, что ты не открыл источник его ран и их причину.

– Я не солгал, – веско сказал Дольмаэро.

– Нет, наверное, нет. Сказал ли тебе Мастер Фломель, что они собираются делать с Благородной Дамой?

Дольмаэро посмотрел на Руиза, и Руиз почувствовал, что он услышит плохие новости. Казалось, Дольмаэро не хотелось их объявлять.

– Да, – наконец сказал Дольмаэро, – он немного поговорил и об этом. Я не уверен, что тебе хотелось бы слышать, что он говорил.

– Скажи мне, – сказал Руиз.

– Ты помнишь, как я сказал, что наше решение прикончить феникса было ошибкой? Теперь я не уверен в этом. Это могло бы оказаться актом милосердия, не вмешайся ты. Мастер Фломель хотел бы использовать ее в будущем представлении.

– Представлении?

– Да, так он сказал. Похоже на то, что мы должны дать представление для таких могущественных людей, в сравнении с которыми женщина-богиня – просто их служанка. Я не понял подробности, но относительно наших услуг эти могущественные люди будут состязаться между собой, кто заплатит дороже.

«Умно со стороны женщины-богини», – подумал Руиз Ав, хотя его затошнило от одной мысли. Она выставит труппу на аукцион, и они из кожи вон полезут, чтобы принести ей самую высокую цену, думая, что это их шанс произвести впечатление на влиятельных особ их нового мира. Она умело и изобретательно работала с рабами.

– И таким образом, от девушки потребуется умереть еще раз. Мне только думается – сколько раз можно оживлять человека и оживят ли ее? Ты ничего об этом не знаешь?

Руиз молчал. Даже в своих самых мрачных представлениях относительно будущего Низы он не мог себе представить, что спас ее только для того, чтобы она сыграла феникса снова. Но сейчас он понял, что в этом был страшный логический смысл. Она была великолепна в пьесе. И она могла выступать множество раз до тех пор, пока ее сенсорный комплекс не повредится смертельными травмами настолько, что она уже не сможет этого делать. Задолго до этого Низа будет только страстно мечтать, чтобы заполучить мир постоянной смерти.

– Много раз, – ответил Руиз, выдавая тем самым себя с головой, но в данный момент ему было все равно. – Скажи мне, Дольмаэро, когда начинаются ваши репетиции?

– Мне кажется, скоро. Мастер Фломель упоминал что-то насчет того, что сцену доставят через неделю. Тогда мы и начнем. Может быть, и девушка тоже вернется.

Дольмаэро смотрел, как Руиз сражается со своими мыслями, и маленькие яркие глаза Дольмаэро смягчились в сочувствии. Он слегка похлопал Руиза по руке, потом с усилием поднялся и пошел прочь.

В тот вечер Руиз наполнил у тележки только одну тарелку. Дом бескастовых казался очень пустым. Перед самыми густыми сумерками мальчик принес к дверям маленькую масляную плошку.

– От Мастера Дольмаэро, – сказал он и подал ее Руизу.

Руиз тронул подарок Старшины Гильдии, и он жег плошку допоздна, сидя на койке Низы и глядя на крохотное пламя. Но когда последнее масло выгорело и плошка погасла, он поднялся с койки и пошел следить за стеной. Его ночные исследования были облегчены тем, что никого больше возле стены не было. Фараонцы не выходили за пределы своих домов после заката. На фараоне слишком много голодных хищников охотилось по ночам. Он пошел по своим делам, предположив, что никто не наблюдает за загоном. Если бы так было, он не сомневался, что его давно бы схватили.

Он снова нашел участок стены, где защитные поля время от времени гасли. Отказ в работе был хаотичным, он происходил раз или два в час. Продолжительность нерабочего состояния составляла от пятнадцати до сорока пяти секунд. Однако дважды в эту ночь нерабочее состояние продолжалось меньше десяти секунд. Если бы ток поймал Руиза в тот момент, когда он был бы на вершине стены, со стены он свалился бы по кусочкам. Это не был самый лучший путь к побегу, но пока что это была единственная возможность, которую он нашел. Конечно, по другую сторону стены мог быть всего-навсего еще один загон, а не внешний коридор. Руиз никак не мог придумать способа, которым он мог бы заранее проверить это. Резкое жужжание полей делало подслушивание невозможным.

Весь следующий день у него заняло плетение веревки из кожаных кусочков, которые он нашел в Доме отверженных. В ту ночь он привязал веревку к тонкой палке, которую на конце еще нагрузил куском скалы. Он пошел к бракованной части стены. Когда поля погасли, он перебросил палку через верх стены, надеясь, что на той стороне никто не смотрит в этом направлении. Он медленно потащил палку обратно. Глядя на выгибающийся кончик палки, он смог определить, что верх стены гладко закруглялся, там не было никаких углублений или выступов, за которые мог бы зацепиться крюк. Он вздохнул и стащил веревку вниз.

Когда в следующий раз поле погасло, он попробовал снова, и, прежде чем поле вернулось на место, он уже смог составить себе представление о том, какой формы была верхняя часть стены. Просто для того, чтобы убедиться, он попробовал еще раз, но на этот раз поле вернулось слишком быстро, и веревка упала на землю, но уже без палки. Руиз услышал, как она упала на землю по другую сторону стены, и выругался. Он только надеялся, что никто не заметит палку с обрывком самодельной веревки, а если и заметит, то не обратит внимания и не станет задумываться, откуда он там взялся.

Его следующей задачей было смастерить крюк, который прилегал бы к верхней части стены достаточно плотно, чтобы выдержать его вес. Это заняло у него большую часть дня. Руиз смастерил его из частей дерева, которые он выломал из коек, и связал крюк до неподвижной плотности полосками сыромятной кожи. Он высушил свое сложное изделие на крыше, на горячем солнце. Когда с этим было покончено, в распоряжении Руиза был предмет, который словно был спилен с рукоятки гигантского пастушеского посоха. Руиз прикрепил к нему плетеную кожаную веревку и приспособление для побега было готово.

Недостаток именно в этой технологии побега был тот, что крюк нельзя было попробовать заранее. Если только Руизу удастся зацепить его за верхушку стены, ему придется взбираться по веревке, чтобы отцепить крюк снова.

Поэтому настало время решать. Надо ли ему бежать немедленно, убегая в неизвестную часть рабских казарм, или ему стоит остаться в загоне подольше, накапливая силы? Его решение осложнялось тем, что Руиза терзало совершенно непрактичное и абсурдное желание снова увидеть Низу, хотя он не мог сделать для нее ничего, что не ставило бы под угрозу то дело, которое он подрядился выполнить для Лиги. Не говоря уже про его жизнь. Он не мог даже подвергнуть ее быстрой и милосердной смерти, не навлекая на себя нежелательного внимания. Она была ценной частью труппы. Кореана наверняка бы обратила свой опасный взгляд на того, кто осмелился бы причинить вред Низе.

Однако, по зрелом размышлении, Руиз посчитал очень странным, что работорговка не поинтересовалась, кто нанес Касмину такие страшные травмы. И почему она позволила Низе, ценному товару, находиться в загоне, больной, раненой, подвергающейся серьезной опасности со стороны суеверных простолюдинов? Руиз не мог представить себе мотивы таких поступков, поэтому он глубоко вздохнул, покачал головой и выбросил из головы все мысли о Низе.

В тот день, когда Руиз закончил работу над крюком, Фломель появился снова почти вечером. Руиз находился в Доме отверженных, наращивая веревку и проверяя, нет ли в ней слабых мест. Он услышал голоса на площадке и осторожно подошел к двери.

Фломель стоял посередине площадки, разговаривая с Дольмаэро и прочими старостами гильдий. Двое охранников-Пунгов стояли рядышком, тела их всем положением выражали терпеливую скуку. Руиз с трудом разбирал, что говорилось.

– Но как они принесут ее? – говорил озадаченный Дольмаэро, показывая в направлении маленькой хижины, где жили помощники фокусников, и потом на небольшой шлюз, через который входили охранники.

Фломель указал наверх театральным жестом.

– Смотри, – сказал он. – Видишь балки и серебристые нити? Слуги Леди подвесят сцену на этих серебристых нитях и перенесут ее туда, где мы будем репетировать. Не спрашивай меня, каким образом они это сделают. В этих людях много такого, что ни один из нас не понимает.

Ей-богу, это ты с полным правом можешь сказать, подумал Руиз с каким-то злорадным удовольствием.

Дольмаэро выглядел, как человек, который хочет вести себя дипломатично, но его одолевают сомнения.

– Ну, если ты так говоришь, Мастер Фломель… А когда к нам присоединятся Мастер Кроэль и Мастер Мольнех?

– Очень скоро, очень скоро. Видите ли, я уже предчувствую, что с девушкой будут проблемы. В Биддеруме она была великолепна, но ведь тогда она была Искупающей, правда? Нальтрехсет, нам придется полностью положиться на твои снадобья, чтобы заставить ее подчиниться, но до определенной степени она должна добровольно участвовать. Дольмаэро, ты с ней работал теснее всего. У тебя есть какие-нибудь предложения?

Руизу их беседа стала еще интереснее. Насколько Руиз видел, Дольмаэро еще сильнее ушел в себя.

– Никакие мысли мне пока не приходят в голову, мастер.

Сказав это, Дольмаэро отвел взгляд в сторону.

Человек с острыми чертами лица и униженным плаксивым голосом заговорил:

– Мастер, а как насчет безродного, который защищал ее от Касмина?

– Что так? – спросил Фломель, и его узкое лицо потемнело. – Кто такой этот безродный, и почему было необходимо защищать феникса? Кто собирался ей навредить?

Дольмаэро ответил:

– Прежде чем мы узнали, что ты жив и в порядке, мастер, прежде чем мы поняли, что происходит здесь и каково наше положение, старшины решили на совете голосованием, что воскресение феникса было неестественным, и, возможно, оскорблением богов, – тут Дольмаэро остановился со смущенным видом. Все глаза обратились на Дом безродных, где спрятался Руиз. Дольмаэро неохотно продолжал:

– Безродный, Вухийя, такое имя он носит, по профессии продавец змеиного масла, он заботился о ней, поскольку ее по ошибке поместили в Дом безродных. Несомненно, он понял, какая она ценность. В любом случае, я послал Касмина, чтобы тот вытащил ее на наш суд, и Касмин – ты же знаешь, что это был за человек – Касмин напал на Вухийю. Вухийя защищался. Результат ты сам видел.

Фломель потер подбородок.

– Я полагаю, мне надо было бы быть довольным. Девушка гораздо более ценна для труппы, чем был Касмин, хотя мне не хватает его грубоватого юмора. Если бы вы укротили свои религиозные порывы, ничего такого не случилось бы.

Тут глаза Фломеля расширились, и его лицо налилось свирепостью и злобой.

– Погодите, – сказал он сдавленным голосом, – не тот ли это продавец змеиного дерьма, помешанный на собственном товаре, что бросился на сцену в Биддеруме, испортив нам финал?

Фломель двинулся было к Дому отверженных, а его пальцы скрючились, как когти.

– Это тот самый человек? – проорал Фломель.

Дольмаэро поспешил следом за Фломелем.

– Подожди, мастер. Не делай ничего поспешно, молю тебя.

Он догнал Фломеля у дверей, где он остановился, уставясь сквозь колышущиеся занавески в темноту внутри хижины. Руиз Ав тем временем прижался к стене в дальнем углу, там, где его не было видно, думая, что ему делать, если Фломель набросится на него или разоблачит его перед стражниками. Они могли и не принять всерьез обвинения Фломеля. С другой стороны, они могли бы повести Руиза к Кореане, где Руизу придется очень трудно, если ему понадобится объяснять свое странное поведение. Но Фломель остановился, а воздух со свистом вырывался сквозь его стиснутые зубы.

– Выходи, пыльная крыса, – прошипел Фломель. – Выходи и получи по заслугам.

Руиз не издал ни звука.

Дольмаэро убеждал фокусника.

– Мастер, вам нельзя и думать о том, чтобы запятнать руки человеком такой низкой крови. Кроме того, посмотри, что сталось с Касмином.

Несколько секунд Руиз ничего не слышал.

Потом Дольмаэро продолжал:

– Послушай, у меня есть мысль. Феникс, совершенно очевидно, привязалась к этому Вухийе. Он выходил ее, он спас ее от петли Касмина. Кроме того, их видели в любовных объятиях в ванной.

Фломель ахнул.

– Ты дурак, Дольмаэро! Она же принцесса, или была ею, прежде чем стала Искупляющей!

– Тем не менее, это правда, мастер. Я не знаю, по какой причине. Мне это тоже показалось странным… но что не кажется странным в эти безумные дни? По крайней мере, мы можем воспользоваться ее привязанностью к этому подонку, чтобы обеспечить участие ее в пьесе.

Фломель, казалось, раздумывал. Потом он заговорил снова, уже более спокойным тоном.

– Ты снова дал мне хороший совет, Старшина Гильдии. Я подам Леди прошение насчет более внушительного надзирателя. Может быть, она одолжит мне своего огромного жука. Просто один его вид должен был бы напугать ее так, чтобы она согласилась с нами сотрудничать, а если нет, то мы будем вырывать палец за пальцем змеиному отродью, пока она не поймет, что от нее требуется.

Потом голоса удалились, обсуждая, что еще нужно из вещей для репетиции, что надо попросить, какой материал можно выбрать для пьесы, какие изменения внести в сцену. Мысли Руиза бежали своей колеей, спокойно и отдаленно, и он чувствовал, как смертная сеть стягивает его, стискивая с предостерегающим напряжением. Он сполз по стене. Как раз в тот момент, когда ситуация казалась уже безнадежной, напряжение исчезло.

К тому времени, когда приехал их ужин, Фломель ушел. Руиз отнес тарелку в свое привычное уже место. К его удивлению, к нему присоединился Дольмаэро.

– Что ж, друг Вухийя, – сказал Дольмаэро, – я должен снова извиниться перед тобой. Ты слышал?

– Да. Фломель – мстительный мелкий пердун, а?

– Он серьезно относится к своему искусству, что еще можно сказать про него? Он плох в качестве врага. Но я надеюсь, что ты поверишь в то, что я пытался сделать для тебя все, что мог. Я просто не мог придумать ничего лучшего.

Руиз поглядел на Дольмаэро оценивающим взглядом. Профессия Руиза принадлежала к тем, которые плодят цинизм, но на широком лице Дольмаэро Руиз увидел только усталость и озабоченность.

– Я тебе верю, – сказал Руиз. Казалось, он сосредоточился на своем ужине, но мысленно он уже обдумывал предстоящую ночь.