Текст книги "Контракт на Фараоне"

23

Комнаты, в которые великанша провела Низу, на первый взгляд были более спартанскими, чем какие-либо жилища, виденные ею.

Великанша прижала одну из своих мясистых лап к маленькому прямоугольнику пульсирующего света возле металлической двери. Дверь отскочила в сторону со вздохом.

Внутри была тьма, и Низа боялась войти. Великанша нетерпеливо толкнула ее.

Как только Низа переступила порог, мягкий белый свет залил комнату.

– О-о-о, – сказала она разочарованно. Наверняка Кореана не имела для нее в виду жить в этой пустой невзрачной коробке. В комнате вообще ничего не было. Потолок ярко светился, разгоняя тьму. На дальней стене Низа заметила дверь, которая открывалась в другую комнату, поменьше.

Низа повернулась к своей провожатой. Великанша с пустым лицом отвернулась от нее.

– Жди здесь, – приказала она Низе.

Она вышла, и дверь захлопнулась.

Низа стояла в центре комнаты-коробки, слишком пораженная странностью всего своего окружения, поэтому она даже не двигалась. Постепенно изумление покинуло ее, и ощущение было такое, что только удивление, как набивка в чучеле, держало ее на ногах. Она мешком свалилась на жесткий пол и спрятала лицо в ладонях. Она сидела беззвучно, но скоро слезы заструились между ее пальцев.

Наконец и слезы высохли, потому что она больше не могла плакать, хотя из носу все еще текло. Она потерла лицо и пальцами расчесала запутанные волосы.

Ее притягивала дверь, открытая в другую комнату. Она поднялась и подошла к ней. Комната была такая же пустая и бесцветная, насколько она могла судить по свету, падавшему в нее из первой комнаты. Пока она стояла и смотрела в комнату, она услышала, как за спиной снова ахнула дверь, и обернулась.

Странной танцующей походкой в дверь вошло экзотическое существо. Сперва Низа подумала: «Как элегантно!» Ее следующая мысль была: «Как странно». Ее посетитель был высок, широк в плечах, с густой гривой каштановых волос, на нем была рубаха до колен из какого-то легкого, облегающего материала, на котором были разбросаны случайные пятна теплого яркого цвета. Под подолом рубахи были сильные гладкие икры. На узких ступнях были тонкие сандалии, зашнурованные лентами лавандового цвета. Маленькие высокие груди натягивали ткань рубахи, и округлые бедра покачивались при ходьбе. Голые руки были мускулисты, кисти тонкие и длинные, ногти красивой формы были накрашены нежными оттенками красного. Лицо с тонкими чертами непрерывно менялось: только что оно было милым и невинным, словно личико ребенка, а в следующий миг его заполоняло циничное и расчетливое выражение.

Существо заговорило.

– Жгуче наивысшее наслаждение служить тебе, Благородная Дама.

Голос не давал возможности определить пол существа, поскольку это было контральто, мелодичное и звучное.

Существо низко поклонилось, ноги не согнулись при этом, а локоны почти упали до пола.

– Прости мне смелость, с которой я настолько же возвышаюсь над своим скромным положением в жизни, насколько солнце Суука встает над джунглями, но я все же назову свое негодное имя. Меня зовут Айям.

Низа едва соображала, как ответить на такое цветистое самоунижение.

– Здравствуй, Айям, – сказала она неловко.

Айям снова и снова кланялось, видимо под властью истеричной радости.

– О, – воскликнуло Айям низким голосом, – я готово упасть в обморок от твоего незаслуженно доброго приветствия, Благородная Дама. Я готово упасть в обморок от восхищения и наслаждения, как от милости Благородной Дамы, так и от мудрости моей великой хозяйки, чье имя не должно всуе поминаться такими, как Айям…

Айям, видимо, было готово продолжать в том же духе еще долго, но Низа сделала нетерпеливый жест, и поток преувеличений остановился.

– Почему ты здесь? – резко спросила Низа.

Айям свалилось жалкой кучкой на пол.

– О Благородная Дама, Айям в отчаянии, что оно не смогло вовремя сказать Благородной Даме как следует, о горе мне, горе…

– Айям, пожалуйста!

Айям собралось с силами и вытерло свои очаровательные глаза, хотя Низа не видела на щеках никаких слез.

– Да, конечно, – сказало Айям тоном неуверенной сдержанности. – Благородная Дама, Айям ваш раб, который постарается услужить вам изо всех своих слабых сил, чтобы вам было удобно и покойно. Постарается успокоить ваши обиды, приносить и уносить, что понадобится, согревать вашу постель, отвечать на всякую просьбу…

– Да-да, – оборвала Низа речи Айям, – боюсь только, что нам тут все равно не будет удобно, правда?

Она показала рукой на пустую комнату.

Глаза Айям расширились в театральном изумлении, но Низа вдруг поняла, что рабыне весело.

– Благородная Дама, – сказало оно, – это один из самых прекрасных покоев моей хозяйки, и вы сами сможете приспособить его к своим нуждам. Позвольте мне показать вам, хотя, конечно, моя ничтожная особа недостойна ни в чем наставлять такую Благородную Даму…

– Оставь эту тему в покое, – сказала Низа. – Покажи мне, что ты имеешь в виду, Айям.

Рабское существо встало, сбросив личину униженности.

– Начнем с пола, – сказало оно. – Какое покрытие для пола предпочитает моя госпожа? – Айям отступило к двери, указав одной рукой на прямоугольник металла, утопленный в пластик стены.

– Подойдите, Благородная Госпожа, приложите сюда руку.

Низа осторожно приложила руку к пластинке и почувствовала щекотное тепло. Она стала отдергивать руку, но Айям одобрительно кивнуло и сказало:

– Именно так. А теперь, если соизволите, подумайте о том, каким вы хотели бы видеть пол, каким бы вы хотели чувствовать его под ногами. Вы предпочитаете ковер, пандавудский паркет, прохладную землю? Просто думайте, Благородная Госпожа.

Низа подумала, не сошло ли это униженное существо с ума, но потом она вспомнила, что очень много странностей стали для нее привычными с тех пор, как она вступила на тропу Искупления. Поэтому она закрыла глаза и представила себе, что пол покрыт богатейшим мехом пылевой выдры. Она почувствовала под ногами щекотное прикосновение и в изумлении открыла глаза. На жестком полу проявилось пушистое покрытие! Пока она смотрела на него, оно на глазах загустело в блестящий, багряного цвета мех. Она заметила, что ворсинки, прикасавшиеся к ее пальцам, были не такими мягкими, как настоящий мех. Не успела она об этом подумать, как мех стал шелковистым, превратившись в изумительную подделку.

Низа была очарована и захвачена этим. Следующие часы она провела, превращая свою камеру в роскошную шкатулку с драгоценностями с радостной помощью Айям. Вторая комната стала ванной, и ее Низа превратила в мерцающий грот, весь из фарфора и стекла.

Она заставила стену породить огромную кровать под балдахином, на кровати горой навалены были шелковые покрывала и простыни тончайшей кисеи. В этот момент она поймала на себе косой оценивающий взгляд Айям. Она недолго думала, прежде чем пожелать в углу альков для постели Айям. Айям бесстрастно смотрело, но Низе показалось, что она заметила маленький отблеск разочарования на гладком лице. Этот взгляд принес Низе маленькое удовольствие – значит, она вызывала желание у этого элегантного существа – но рабское существо было слишком странным, уж очень странным.

Кроме того, она чувствовала странное для нее и смущающее чувство неприязни, когда она думала о том, чтобы взять к себе в постель еще одного нового любовника. Каким-то образом жесткое загадочное лицо Вухийи было связано с этим смущением, но она никак не могла понять, почему.

Прошло много дней, сперва в приятных развлечениях, потом в нарастающей скуке. Низа бесконечно купалась, радуясь роскоши никогда не иссякающей воды, богатому мылу и лосьонам, неизменным услугам раба-рабыни. Она много спала. Ела, вынимая еду из шкафчика в стене, который всегда подавал ей то, чего она желала. Она выдумала себе огромный гардероб платьев и великолепных одеяний тех тонов, которые ей шли.

Невзирая на эти развлечения, она становилась все более и более беспокойной. Никто не приходил, и в обществе вечно унижающегося существа ей становилось все скучнее. Приставания Айям становились все прозрачнее, все настойчивее. На третий день после ванны прислуга предложила ей массаж, и она согласилась. Массаж был на Фараоне высокоразвитой формой искусства. Низа лежала на подогретом куске камня-пуховика, закрыв глаза, улыбаясь в предвкушении хорошо знакомого удовольствия.

Она услышала шорохи – это ее прислуга сбрасывала одежду. Это ее не встревожило – жирные массажные масла испачкали бы прекрасную рубашку Айям.

Она почувствовала, как масло льется ей на спину теплой лаской. Сильные руки прислуги задвигались по ее телу, гладя, сжимая, мягко постукивая. Низа вся отдалась удовольствию.

Однако постепенно сноровистые пальцы Айям стали двигаться по более интимным местам.

– Что это ты задумало? – спросила Низа, хотя все было очевидно.

Мускулистые бедра прислуги обхватили ее крепче, а пальцы стали ласкать все глубже. Низа наполовину повернулась под охватившей ее ногами рабыней и открыла глаза.

Соски Айям были напряжены, краска страсти пятнами покрывала грудь. Пенис существа напряженно поднялся над маленьким влагалищем, которое влажно блестело.

Низа закрыла глаза.

– Нет. Слезь с меня, – сказала она голосом, полным завороженного отвращения.

Существо так и сделало, бормоча извинения, которых Низа даже не слушала, тем более не отвечала на них. После этого она стала осторожнее с рабским существом, а оно стало куда менее почтительным.

Когда день спустя дверь в ее камеру наконец открылась, звук удивил ее. Безобразная великанша толкала перед собой медицинскую каталку, а на каталке было неподвижное тело Вухийи.

Великанша толкнула каталку, и она покатилась прямо на Низу.

– Вот, – сказала великанша. – Он будет пока что твоим гостем. Оставь его в покое. Медицинская прилипала разбудит его, когда залечит повреждения.

С этими словами великанша ушла.

Низа наклонилась над Вухийей. Нет-нет, он был жив, но выглядел страшно больным, кожа его посерела, мышцы обвисли в нездоровой расслабленности. Она дотронулась до его лица и потом отдернула руку, слегка передернувшись. Тело его было холодным, слишком холодным. На шее у него было что-то похожее на металлического паука. На нем горели янтарного цвета огоньки. От паука отходили тонкие дрожащие щупальца и тонули в его шее. Низа подумала, неужели она сама была столь же похожа на труп, когда Вухийя впервые увидел ее, и эта мысль вызвала поток нежности. Вухийя ухаживал за ней. Теперь она будет ухаживать за ним.

Низа толкнула каталку через всю комнату, пока она не остановилась возле ее кровати. Она велела комнате продлить занавеси вокруг кровати так, чтобы они включали и каталку, так, чтобы он был с ней, даже когда она будет спать.

Когда она покончила с этим делом, она почувствовала на себе взгляд Айям, которое пыталось оценить ситуацию.

– Айям, – сказала она, – ты будешь относиться к этому человеку, как к моему почетному гостю, понятно?

Рабское существо глубоко поклонилось.

– Да, Благородная Дама. Все понятно.

Низа нахмурилась. «Неужели это существо смеялось надо мной? – подумала она. – Нет, должно быть, это мне показалось». Она обратила все свое внимание на Вухийю.

Руиз проснулся в сказочной стране, по крайней мере, ему так показалось. Пастельные шелка, сквозь которые падал мягкий свет, сладкие ароматы в воздухе, а над ним парило преображенное лицо Низы. Черные волосы феникса с медным отливом были искусно свернуты, заплетены и перевиты нитями блестящих драгоценных камней. Ее лицо было накрашено с большим искусством. На ней было простое одеяние из какой-то прозрачной ткани, которое слегка касалось ее тела. Когда она увидела, что он не спит, лицо ее зажглось таким сиянием, которое согрело его там, где ему было холодно уже долгие-долгие годы.

– Вухийя, – сказала она, и у нее перехватило дыхание.

Тело Руиза дрожало из-за дозы антиседатива, и он почувствовал маленькие сосущие уколы боли там, где медицинская прилипала убирала из него свои щупальца. Горло его словно заржавело оттого, что он так долго не говорил, поэтому сперва он даже не мог издать никаких вразумительных звуков.

– Где все это? – он услышал пугающую слабость в своем голосе.

– Ты в порядке, Вухийя. Это мои покои. Разве не красиво?

Руиз был сбит с толку. Его последние воспоминания были связаны с Мокрассаром и его ледометом, страшное, рвущееся ощущение в мозгу, когда смертная сеть угрожала стянуться, непрочное чувство облегчения, когда она немного стабилизировалась. То, что его перенесло в надушенную роскошь, дезориентировало его, и это только наполовину было приятным переживанием. Прилипала закончила убирать свои присоски и упала с шеи. Ему хотелось поднять руку и потереть это место, но рука не слушалась его. Затем, постепенно, жизнь стала горячей струей вливаться в его мышцы. Боль исказила его черты, и он увидел, как его страдания отразились на хорошеньких чертах Низы.

– Все в порядке, – прохрипел он, – мне скоро станет лучше.

Она улыбнулась и вытерла ему с лица выступивший от усилий пот. Прохладная ткань была так приятна. В ее жесте сквозила удивительная сноровка, и Руиз понял, что Низа выхаживала его.

Сентиментальные слезы навернулись ему на ресницы. Он проклинал свою слабость, но все, что он мог сделать – это не зарыдать от облегчения. Он снова подумал про манипуляции Накера с его мозгом, но на сей раз он не чувствовал возмущения. Что бы ни сделал уловитель, результат был не без своих прелестей. Сердце Руиза словно было обнажено, это правда, но что ему было ожидать? Каким-то образом Накер срезал мозоли, наросшие в его душе от долгой и полной лишений жизни.

Потом еще одно лицо вплыло в его поле зрения, поразительное лицо андрогина, светящееся злоехидным любопытством. Зрение Руиза внезапно прояснилось, и он нахмурился. Вот, уж, действительно, неприятное столкновение.

– Что это? – спросил он.

Низа похлопала существо по широкому плечу.

– Это Айям, та прислуга, которую мне дала леди Кореана, когда я стала ее особой гостьей.

Руиз прикрыл глаза. Он не только был заперт в камере с представителем одной из самых предательских дильвермунских рас, но и камера вдобавок была в личных апартаментах Кореаны. Он подумал, есть ли еще вариант, при котором события могли бы развиваться еще хуже. Тут он вспомнил, что Кореана теперь наверняка знала, что он не фараонец, даже не пангалактический турист, которого случайно захватили вместе с труппой и фениксом.

Руиз мог ожидать послойной прочистки мозга. Он надеялся, что его защитная личность выдержит натиск.

В течение следующих дней выздоровление Руиза завершилось. Низа была трогательно заботлива, хотя временами ее патрицианское воспитание очень противно вылезало наружу. Руиз просто-напросто игнорировал противные вспышки, и вскоре к Низе возвращалось ее хорошее настроение.

Ее женомуж Айям был постоянным источником беспокойства для Руиза. Он отметил с поразительным чувством облегчения, что Низа отвела Айям отдельную от своей постель. Враждебность женомужа по отношению к Руизу не была очевидна для Низы. Казалось, она вообще не могла понять самую мысль о том, что раб может быть опасен.

– Но ведь, – говорила она ошеломленно, – Айям – это только прислуга. Какой в нем может быть вред? Айям здесь для того, чтобы нам было удобно.

Руиз никак не мог придумать осторожный способ намекнуть Низе, что, хотя они сами тоже были всего-навсего рабами, он весьма и весьма надеялся причинить массу вреда. Камеру наверняка просматривали и прослушивали. Потому он терпеливо говорил:

– Низа, может быть и так, что Айям – совершенно безвредное и мягкое существо, но оно происходит из расы, которая специально закрепляла в себе гены предательства. Дильвермунеров ищут везде, на них колоссальный спрос там, где требуется сделать какое-нибудь грязное дело: подмены в семьях, династическая замена личностей, псевдополитика – назови мне любую гадость, которую надо сделать, и найдется женомуж, который готов за это взяться.

Низа, озадаченная такими незнакомыми преступлениями, поглядывала на Айям, которое пожимало плечами и принимало оскорбленный вид. Низа качала своей блестящей головкой и успокаивающе похлопывала Руиза по плечу. Точно так же, как родители похлопывают перепуганного ребенка.

В конце концов он убедил ее совершенно заключить койку Айям в крепкую каморку, которая запиралась снаружи. Теперь, по крайней мере, было возможно прогнать прислугу с глаз долей. Айям весьма спокойно принимало такое изгнание, насколько это казалось Низе, но Руиз ловил на себе ядовитые взгляды, как только женомужа прогоняли к себе.

Их уединенность принесла свои благотворные результаты, как только Руиз настолько поправился, чтобы проявлять интерес к любви. Теперь Низе уже не было скучно. Часы приятно проходили под цветными шелками кровати Низы. Руиз был настолько счастлив, насколько он мог быть в подобных обстоятельствах, хотя он постоянно пытался представить себе, что планировала Кореана.

У Руиза теперь было время побольше узнать про Низу. Она, казалось, получала удовольствие от того, что рассказывала ему про свою жизнь дочери Царя, хотя она избегала предмета своего искупления и разговоров о том преступлении, которое к нему привело. Ее рассказы изобиловали балами, карнавалами дождя, полуночными купаньями в бассейнах, и глаза Руиза иногда затуманивались, когда она рассказывала. Ему грустно было думать, что ее жизнь любимой дочери царя лишила ее той выносливости и крепости, которые ей понадобятся для того, чтобы выжить рабыней.

Но потом он вспоминал сцену и тот путь, который ей придется на ней пройти, и впадал в мрачное и молчаливое настроение.

Она спрашивала его относительно его собственной прошлой жизни, но он смеялся, поддразнивал ее и всячески уклонялся от прямых ответов на ее вопросы. Он признался, что он торговец, чье дело требовало от него путешествий к далеким звездам. Когда она настаивала на том, чтобы он сказал правду, он говорил, что он что-то вроде искателя талантов. Он отбивался от ее немногих вопросов о жизни на далеких мирах, и, собственно говоря, она выказывала очень мало любопытства. Он понял, что этот предмет вызывал у нее беспокойство и что она предпочитала не думать о вселенной за пределами Фараона. Он не хотел как-либо волновать ее. Пусть пока побудет спокойной, пока может.

Он сказал ей свое настоящее имя, поскольку Кореана вытянет его из сознания, как только возьмется за послойную прочистку.

– Руиз Ав. Любопытное имя, – сказала она, перекатывая незнакомые слоги на языке.

Айям было заперто в каморке, и Руиз и Низа лежали нагими на кровати, когда появился Фломель. Дверь ахнула и ушла вверх в самый нескромный момент, какой только можно было себе представить, и Фломель ворвался внутрь, а с ним и великанша.

– Низа, – позвал Фломель, – где ты?

Он секунду стоял удивленный и озадаченный, его голова, похожая на морду борзой, словно принюхивалась к камере. Потом он заметил дрожание занавесок над кроватью под балдахином. Он быстро пересек комнату и развел занавески своим жезлом. К этому времени Руиз и Низа кое-как разжали объятия и сумели натянуть на себя покрывала. Глаза Фломеля расширились, и он ахнул гораздо громче, чем дверь.

– Что такое? – тощая физиономия Фломеля наливалась кровью от ярости, и он весь дрожал.

– Пошел вон от моей постели, – рявкнула Низа, не менее возмущенная, чем фокусник.

Руиз молчал, собираясь с силами.

Никто не двигался, пока великанша не сказала:

– Где женомуж?

Она шагнула в камеру тяжелым уверенным шагом, ее крохотные черты лица ела гримаса подозрения.

– Где это существо? – спросила она снова.

Она заглянула в ванную, потом в постель. Она схватила Руиза массивной лапой и без усилий выволокла его с кровати. Она притянула его поближе и снова заговорила:

– Где оно? Леди будет очень недовольна, если вы причинили вред ее имуществу.

Дыхание ее было зловонным, а мертвая преданность в глазах наводила на мысль о помешательстве. Руиз показал свободной рукой.

– Вон там, – сказал он, – у Айям есть своя маленькая комнатка. Разве это плохо?

Она небрежно встряхнула его, отчего все зубы его застучали, и отпустила его. Он схватил простыню и обернулся ею. Великанша подошла к каморке и открыла ее.

Женомуж выпал в комнату. Видимо, Айям подслушивало возле дверей. Но оно почти немедленно вернуло себе и достоинство и равновесие.

– Наконец-то, – выдохнуло существо. – Великая Банесса, ты пришла, чтобы освободить несчастного угнетенного слугу. Слуга падает и простирается у твоих ног в униженной благодарности.

– Заткнись, – сказала бесстрастно великанша.

Она повернулась к Фломелю.

– Продолжай, – приказала она.

Фломель глубоко вздохнул. Казалось, к нему вернулся самоконтроль, хотя сильные чувства еще светились в его глазах.

– Низа, – сказал он, – как же ты можешь столь низко ценить себя, чтобы развлекаться с таким безродным существом? Пожалуйста, вспомни, кто ты такая. Я обращаюсь к твоему чувству приличия.

Низа все еще была красна от гнева.

Она села на постели, натянув покрывало себе на грудь.

– Это ты, Мастер Фломель, должен был бы помнить, кто я! И свою собственную касту. Я больше не Искупающий, который должен подчиняться любой твоей прихоти.

Фломель, казалось, удивился.

– Ты больше не Искупающий? Это как же?

Низа улыбнулась.

– Мое Искупление окончено. И я здесь воскрешенная.

Фломель обдумал это, гладя длинными пальцами подбородок.

– Возможно, – сказал он, – что ты собираешь на себя новые грехи. Твои злосчастные приключения с этим безродным сродни тем, что привели тебя к первому твоему Искуплению.

– Мы больше не в землях моего отца, фокусник. Тут правят иные законы, как всякий дурак давно догадался бы. И ты не прав, называя Руиза безродным. Я не знаю его происхождения, но я уверена, что оно гораздо выше твоего.

Фломель выглядел так, словно готов был ударить Низу своим жезлом. Руиз вышел из-за кровати, поближе к волшебнику, чтобы остановить его руку, если понадобится.

– Хватит, – сказал великанша. – Кончайте треп. Объясни ей, что от нее требуется. Леди Кореана ждет точности. Нам пора отправляться в загон.

Фломель перевел дыхание.

– Как ты скажешь, – произнес он. – Мои извинения, Низа. Я не могу смотреть на тебя иначе, как на дитя моей собственной плоти, и я глубоко скорблю над твоими ошибками, как скорбел бы твой настоящий отец, окажись он здесь. Но теперь перейдем к делу. Мы начинаем сегодня репетицию новой пьесы.

Низа отшатнулась, пораженная.

– Новая пьеса?

– Да-да. Новая пьеса. Представление, которое гарантирует нам нового покровителя в этом новом мире. Разве тебе не сказали?

– Нет.

– Ну вот, как и раньше, ты будешь главной героиней. Великая честь, разве нет?

Низа вдруг откинулась снова на кровать, лицо ее исказилось.

– Как прежде… Нет, леди Кореана никогда не позволила бы такой вещи.

Фломель улыбнулся.

– Именно леди Кореана прислала меня сюда.

– Нет, не могу, – Низа посмотрела на Руиза, обращаясь к нему за помощью, но он не мог придумать ничего, ни сказать, ни сделать, он не мог ничего… Глаза ее помутились и она отвернулась в сторону. Он почувствовал величайшую печаль и такой бешеный гнев, что он весь задрожал от него. В его сознании всплыли незваные картины ее первой смерти. Ему пришлось сделать над собой чудовищное усилие, чтобы остаться бесстрастным.

Он все еще пытался найти хоть слово утешения для Низы, когда великанша заговорила снова.

– Женщина должна одеться, если только она не хочет отправиться в загон голой.

Она повернулась к Руизу.

– И ты тоже.

Низа поднялась с постели и медленно направилась к шкафу с одеждой.

Руиз шагал возле Низы. Лицо ее было словно высечено из камня. Она двигалась, словно ее уже опоили наркотиками для представления. За ними шагал Фломель, размахивая своим жезлом и немного пыхтя от усилия. Во главе процессии шагала великанша, и от нее исходил кислый неприятный запах. Айям, женомуж, шагал в самом конце процессии, восклицая при виде каждого нового зрелища, жалуясь на скуку в апартаментах Низы. Безжалостный голос женомужа словно иголками колол уши Руиза, но он молча терпел.

Они дошли до загона фараонцев. В наблюдательное окошко он мог видеть, что сцену уже установили, и члены гильдии ползали по ней, как черви по раскрашенному трупу. Низа со свистом втянула воздух, а потом посмотрела в глаза Руиза.

– Не стану, еще раз – не стану, – прошептала она.

Руиз не мог сказать ни слова. Он схватил ее за плечо и крепко сжал. Она накрыла его руку ладонью на миг, потом повернулась к Фломелю.

– Ты, – сказала она горько и вытащила из рукава инкрустированные драгоценными камнями ножнички для шитья. Она воткнула их в живот Фломелю и рванула вверх, распоров его, словно рыбу для жарения. Он пошатнулся назад и повалился на Айям, которое тоже упало. Низа бросилась прочь по проходу.

Банесса повернула свое огромное тело как раз в тот момент, когда Низа исчезла за поворотом коридора. На ее огромном лице появилась гримаса досады, первое выражение, которое Руиз заметил на ее физиономии. Айям вопило в совершеннейшей истерии, пытаясь спихнуть Фломеля со своей груди. Фломель был занят тем, что умирал, сохранив в глазах выражение полного изумления.

Великанша вытащила поисковый прибор из своей портупеи, и сердце Руиза оборвалось. Искатель был жестоким устройством, способным на то, чтобы преследовать жертву по запаху многие мили, запрограммированным на то, чтобы пригнать раба обратно к хозяину небольшими дозами невыносимо болезненного яда.

– Подожди, – сказал Руиз, – я приведу ее обратно.

Великанша посмотрела на него с таким видом, что в нем можно было обнаружить следы интереса и любопытства.

– Ты понимаешь природу искателя? Да, – сказала она. – Этот я настрою на тебя.

Банесса хихикнула.

– Лучше поторопись, – она отстегнула еще один искатель. – А этот для нее, если ты ее потеряешь.

Искатель зажужжал в ее руках, готовый сорваться в погоню. Капля яда дрожала на кончике его жала.

Руиз побежал.

Длинные ноги Низы пронесли ее на значительное расстояние, прежде чем Руиз увидел, как она проскочила в соседний коридор. Он благословил удачу, которая привела ее к нему, прежде чем она потерялась в лабиринте коридоров. Он прибавил ходу и повернул за угол, где увидел, что она ждет его.

– Я подумала, что ты тоже сможешь убежать, – сказала она, улыбаясь и вытянув к нему руки.

Но когда он подошел к ней, она, видимо, увидела в его лице нечто, отчего она побледнела и попыталась уколоть и его своими ножницами. Он легко обезоружил ее.

– Почему? – спросила она надломленным голосом.

– Не сработало бы, Благородная Дама.

– Заткнись, – прошептала она и постаралась отпрянуть от него.

Руиз вынужден был взять ее за запястье и аккуратно потянуть за собой, прежде чем он развернул ее и повел туда, откуда она прибежала. Больше она ничего не сказала, но глаза ее стали темными от ненависти. А несколько секунд спустя появились искатели, которые, грозя жалами, провели их обратно в загон.