Текст книги "Финал курортной сказки"

Глава 8

Поездка на заднем сиденье его машины была проверкой на прочность для них обоих. Но Марк поклялся себе не терять контроль, так что сидел смирно и просто смотрел, как огни города танцуют по салону машины, обитому светлой кожей, по милому лицу Имоджин, напуганному и оттого как-то особенно невинному. Это была еще одна причина, почему он отложил продолжение до дома. Марко открыл дверь и пропустил Имоджин в квартиру. Она сразу направилась к огромному окну, чтобы снова насладиться видом ночного Нью-Йорка, а он так и стоял в дверях, любуясь ее силуэтом на фоне города.

– Я бы хотела побывать вон там, – рассеянно сказала она, даже не заметив, что заговорила.

Марко подошел к ней и постарался проследить направление ее взгляда.

– Где?

– Вон там! – Имоджин указала пальчиком на здание с высоким шпилем, вздымавшееся над Манхэттеном.

– Это Эмпайр-стейт-билдинг, – объяснил Марко, глядя на тонкий профиль Имоджин, по которому пробегали полосы света.

Он редко приводил женщин домой и уж точно никогда не позволял им так задерживаться по дороге в постель. Не потому, что он был грубым животным, просто не хотел давать им ложных надежд. Он всегда считал, что безопаснее держать свои эмоции под замком. Но что-то изменилось. С Имоджин он не хотел быть ни расчетливым, ни предусмотрительным, ни осторожным. Он хотел сделать ее счастливой.

– Мы обязательно туда сходим, – сказал Марко, не отрывая от нее взгляда.

Золотое платье и волосы, которые в темноте казались такими же золотыми, мерцали в отсветах огней. Он наклонился и стал неспешно прокладывать дорожку поцелуев по ее обнаженной шее. Легендарное здание было забыто.

– Марко… – прошептала она.

Его имя еще никогда не звучало так сексуально. Она запрокинула голову и подставила ему губы, но он не поддался искушению, растягивая удовольствие, а вместо этого спустил золотой шелк с ее плеча и стал целовать сливочно-нежную кожу. Марко чувствовал ту же свободу, что и ночью на пляже, – будто весь остальной мир был над ним не властен, и ему хотелось продлить это чувство и испытывать его снова и снова. Его пальцы скользнули по ее спине, нащупали замок молнии и медленно потянули его вниз. Он наклонил голову и прикоснулся губами к ее спине, опускаясь все ниже, вслед за расходящейся застежкой.

Имоджин ахнула и прижала золотую ткань к груди, но дрожь ее тела не оставляла сомнений в том, что она хочет продолжения.

Она медленно повернулась.

– Ты всегда раздеваешь женщин перед окном, чтобы все видели? – произнесла она задыхающимся голосом.

Ему не терпелось увидеть ее полностью обнаженной, увидеть каждую потайную ложбинку ее тела и очертания своего ребенка в ее животе.

– Сними платье, Имоджин. Здесь только мы и ночное небо. И Эмпайр-стейт-билдинг.

Дразнящая улыбка играла в уголках ее рта, и чопорная английская Имоджин, которую он привез из Лондона, уступила место сексуальной Просто-Имоджин, с которой он занимался любовью на далеком южном берегу.

– Ты просишь?

– Умоляю, – ответил он, отступая на шаг, чтобы увидеть полностью эту сексуальную картину – волосы растрепались, щеки горят от желания, тело почти обнажено, только золотой шелк, прижатый к груди, струями стекает вниз, пряча от его взгляда самое главное.

Его сердце бешено забилось, отдаваясь во всем теле, когда она вызывающе улыбнулась и сексуальным голосом протянула:

– Ну тогда…

Она разжала пальцы, и сверкающий поток стек на пол, оставив ее абсолютно голой, если не считать самых крохотных трусиков, которые он когда-либо видел, и золотых босоножек на высоком каблуке. Ее ладони все еще прикрывали груди, но не могли полностью спрятать их соблазнительную полноту от жадного взгляда Марко.

– Dio mio[4]4
  1 Боже мой (ит.).


[Закрыть], – хрипло произнес он, не в силах пошевелиться, не в силах отвести от нее глаз. Если он сейчас прикоснется к ней, то уже не сможет остановиться. – Belissima…

– Я не понимаю по-итальянски, – сказала она, медленно подходя к нему. – Но я знаю, что это значит. Никто никогда раньше не говорил мне, что я красивая.

– Тогда я повторю, Имоджин: ты прекрасна. – Он взял ее лицо в ладони и поцеловал ее полные губы. – Ты очень красивая.

– Если ты скажешь это еще раз, я, может быть, и поверю.

Она смеялась, но этот смех не мог скрыть от Марко потерянность в ее взгляде. Он хорошо знал это чувство. Он вдруг вспомнил, как маленьким мальчиком стоял в кабинете отца.

Он отчаянно нуждался в отцовской любви.

Наверное, Имоджин чувствует то же самое. Она так же отчаянно нуждается в любви, как тот маленький мальчик.

Марко постарался прогнать эти мысли, вытеснить их страстью, похотью, желанием и поскорее затащить эту обнаженную женщину в свою постель.

– Ты прекрасна, Имоджин, – повторил он негромко, почти шепотом, касаясь губами ее губ.

Она затаила дыхание, когда Марко прошептал эти долгожданные слова. Она дрожала от возбуждения. Она была почти голая, и жадный взгляд Марко, подтверждавший его слова, придавал ей неведомую прежде смелость, отметая всю ее неуверенность и сомнения в своей привлекательности, комплексы из-за чересчур пышной фигуры, которая, по словам Гэвина, была главной причиной его побега. Воспоминание о насмешках Гэвина очень сковывали ее, когда она только познакомилась с Марко, но теперь она видела восхищенные глаза и не могла им не верить. Но как же легко было потерять голову от этого взгляда, поверить, что это больше, чем просто секс, и влюбиться в него! Имоджин боялась, что, если она вовремя не остановится, так и будет. Но сегодня она не станет сдерживаться, сегодня можно все, сегодня последняя ночь, когда она может отдаться фантазиям и иллюзиям, последние часы их острова.

– Марко… – тихо прошептала она.

Она глубоко вздохнула, когда он положил ладонь на выпуклость ее живота. Имоджин не могла понять выражения его лица, но точно могла сказать одно – таким она Марко еще не видела. Казалось, он впервые осознал, что вот он – их ребенок, растет у нее в животе.

– Мой малыш, – прошептал он, поглаживая ее живот обеими руками.

– Наш малыш, – поправила его Имоджин. Она не знала, реальность это или побег из нее, но хотела бы, чтобы это мгновение длилось вечно. – Завтра мы его увидим.

– Да, – сказал он, нежно прикасаясь губами к мягкой выпуклости. – Но сейчас у меня есть не менее важные дела.

– Какие?

– Затащить тебя в постель. – Марко обнял ее и прижал к себе так сильно, что она уже не могла закрывать грудь руками. – Унести нас обоих обратно в наш фантастический мир – еще раз. Там только ты и я, а все остальное не имеет значения.

Именно этого она сейчас и хотела больше всего. И если даже он не может предложить ей ничего, кроме этой ночи, она согласится и на это, хотя все равно втайне будет надеяться, что нужна ему, хотя бы из-за ребенка.

– Тогда тащи меня в постель, – улыбнулась она.

Одним быстрым движением Марко подхватил ее на руки и понес через всю огромную квартиру. Но у двери в спальню он остановился.

– Я могу сделать это, только если ты примешь мое предложение.

– Сделать что? – рассмеялась Имоджин, удивляясь его внезапной серьезности.

– Перенести тебя через порог. По обычаю муж переносит через порог жену.

Она снова рассмеялась, но серьезное выражение его глаз не изменилось.

– Не надо портить такой чудесный вечер, – прошептала она.

Если бы он любил ее, если бы он действительно нуждался в ней, она согласилась бы выйти за него, не раздумывая ни секунды. Но сейчас их привела сюда не любовь. Желание, похоть, ребенок, все что угодно, но не любовь. А семья без любви ей не нужна.

– Я не хочу сейчас говорить об этом.

– Я знаю, как заставить тебя передумать, – рассмеялся Марко, открывая толчком ноги дверь спальни. – Во-первых, я поцелую тебя везде-везде…

– Звучит соблазнительно, – рассмеялась Имоджин низким, чувственным смехом, который удивил ее саму. – А потом?

– Я буду страстно заниматься с тобой любовью. Всю ночь. Я докажу тебе, что с той страстью, которая есть между нами, и раз ты носишь нашего ребенка, мы просто обязаны пожениться.

Сердце Имоджин замерло. Он сказал, что хочет заняться с ней любовью. Не сексом. Любовью. Значит ли это, что он чувствует что-то большее, чем просто влечение? Значит ли это, что он может и готов дать ей то, что ей нужно?

Марко осторожно положил ее на кровать и стал поспешно снимать с себя смокинг, атласный пояс, на пол полетел гастук-бабочка, за ним – рубашка. И вот он уже полностью обнаженный навис над ней, опираясь на руки.

Их сладостная сказка повторялась снова – он целовал ее в шею, в грудь, ласкал языком соски, сразу затвердевшие от его прикосновений, потом двинулся ниже и долго и нежно целовал ее округлый животик.

Имоджин лежала с закрытыми глазами, и ей казалось, что их кровать плывет по южному морю, покачиваясь на волнах. Ей казалось, что если сейчас она откроет глаза, то увидит яркие звезды, которые любуются на них с темного южного неба. Тогда она тоже пыталась вообразить, как это было бы, если бы Марко любил ее.

Марко взял ее за лодыжку, и Имоджин от неожиданности открыла глаза.

– Твои туфли очень сексуальные, но давай все-таки их снимем, – сказал он и потянул зубами золотой ремешок. Босоножки одна за другой со стуком упали на пол.

Точно так же, как в ту ночь на пляже, он провел ладонями вверх по ее ногам и начал изысканную пытку, но на этот раз все было по-другому, ее наслаждение было гораздо сильнее, чем она помнила, даже сильнее, чем она могла себе представить. Марко быстро довел ее почти до экстаза, но, когда она уже чувствовала приближение оргазма, остановился и стал медленно стягивать с нее ее крохотные трусики. Она снова закрыла глаза и почувствовала, как он накрывает ее своим горячим твердым телом.

Марко подавил желание отпустить себя, отдаться желаниям плоти, отбросить остатки самоконтроля, которые ему еще удавалось сохранять. Он хотел быть нежным, хотел доставить Имоджин столько же удовольствия, как в их первую ночь на пляже. Он изо всех сил старался держать себя в руках. Он хотел доказать не только ей, но и себе, что они по-настоящему близки, что все, что им остается, – это пожениться.

Но страсть подгоняла его, он вошел в ее горячее лоно и уже не в силах был думать ни о чем, кроме блаженства нынешней минуты. Ничто другое не имело для него значения сейчас, когда ее тело двигалось в унисон с его телом, ничто, кроме этой женщины и этой минуты.

– Марко… – выдохнула она, и ее пальцы впились в его плечи, а ноги обвились вокруг его бедер.

Он закрыл ей рот поцелуем, чтобы не сказать ничего, чтобы не дать ей сказать ничего. Слова были сейчас не нужны. Их страсть говорила сама за себя.

Блаженство подхватило и унесло ее, как морская волна, а он все еще откладывал момент своего удовлетворения, двигаясь нежно, продлевая ее наслаждение. Но в конце концов и его тело насытилось страстью, и он откинулся на спину, притянув ее к себе, вдыхая аромат ее духов и положив ладонь ей на живот, на маленькую, но отчетливую выпуклость, таившую их ребенка, закрыл глаза и ощутил покой, какого не знал никогда в жизни.

Наверное, он уснул. Когда он проснулся, Имоджин уже не было в кровати. Она, накинув его рубашку, стояла у окна и любовалась все тем же самым видом, который открывался из гостиной, но теперь нью-йоркское небо было раскрашено светлыми полосами рассвета.

Ему еще никогда не удавалось уснуть рядом с женщиной, тем более так глубоко и безмятежно. Неужели эта близость, интимность, доверие, которые он чувствует рядом с Имоджин, происходят от того, что она носит его ребенка? Вопрос скользнул где-то по краю его сознания и был беззаботно отложен на потом, а пока он хотел любоваться женщиной в просвеченной утренними лучами рубашке.

– Давай сходим туда прямо сегодня? На Эмпайр – стейт – билдинг?

– Я тебя разбудила? – обернулась Имоджин. Ее золотые волосы были растрепаны, а незастегнутая рубашка открывала роскошные груди. Она выглядела безумно сексуально, и Марко был готов наброситься на нее прямо сейчас.

– Еще рано. Возвращайся в постель. – Он подвинулся, откинул простыню и улыбнулся от удовольствия, заметив, как она закусила губу при виде его вздыбленного члена. – Ночь еще не закончилась, и мои аргументы тоже.

– Ночь была потрясающей. – Она покраснела и запахнула рубашку. – Но брак держится не на этом, Марко.

Он не ожидал такой серьезной дискуссии с утра пораньше, да еще в не остывшей от страсти постели, но натянул на себя простыню и откинулся на подушки. Видно было, что от этого разговора не уйти.

– А как насчет ребенка, Имоджин? Разве это не весомая причина для брака?

– Да, весомая.

Марко улыбнулся. Он все-таки сумел обаять, обольстить и переубедить ее. Его ребенок, наследник империи Сильвиано родится в браке.

– Хорошо, – сказал он, довольный, что все прошло так легко. – Тогда мы поженимся в следующем месяце.

– В следующем месяце? – Ее мягкий смех развеял серьезность его слов. – К чему такая спешка?

– Наш ребенок – наследник Сильвиано. Моя мать давно хочет, чтобы я женился. А теперь, когда она знает, что мы ждем ребенка, то, естественно, рассчитывает, что мы поженимся до его рождения.

– Марко, ребенок весомая причина. Но не решающая.

Ее голос был полон искренней печали, и Марко понял, что секса и разговоров недостаточно. Он должен показать ей, какой приятной будет жизнь его жены – и не только в постели.

– Возвращайся в постель и отдохни. У нас много дел сегодня. Я хочу показать тебе Нью-Йорк, и мы обязательно должны подняться на Эмпайр-стейт-билдинг. Потом мы сходим на УЗИ, а после этого заедем навестить моего отца.

– Ты хочешь пойти со мной на УЗИ?

Она забралась в постель и свернулась калачиком рядом с ним, улыбаясь и чувствуя, что сдается.

– Конечно! Я же хочу увидеть нашего ребенка. Заодно узнаем, мальчик это или девочка.

– Ты, кажется, действительно серьезно относишься к отцовству?

– Так и есть. Я отношусь к нему очень серьезно.

Он поцеловал ее и стал стягивать с нее рубашку.

Глава 9

Солнце ударило в глаза Имоджин, когда она вместе с Марко и толпой туристов вышла из лифта на восемьдесят шестом этаже Эмпайр-стейт-билдинга. Марко все время мягко подсмеивался над ней, над ее удивлением и восторгами по любому поводу: что лифт поднимался так быстро, что этажи на табло в нем отсчитывались десятками. Этот его смех только укреплял в ней ложное чувство, что они могут быть нормальной парой – влюбленной, счастливой, ожидающей ребенка. Вообще, все, что происходило с ними после приема, укрепляло в ней это чувство. Она чувствовала, что снова влюбляется в него, как раньше, больше чем раньше, больше, чем она даже могла представить. А ведь она была уверена, что влюблена в Гэвина, страдала от их разрыва, но теперь все это казалось ей глупым вздором. Ее чувство к Марко было совсем другим, и оно росло с каждой его улыбкой, с каждым прикосновением. Они так нежно занимались любовью сегодня утром, и был момент, когда Имоджин ясно почувствовала, что ищет в его объятиях не бегства от реальности. Она ищет любви.

– Я хочу немного пощелкать, – сказала Имоджин, доставая телефон. – Если я не пришлю Джулии хотя бы одной фотографии, она меня убьет.

Она пробралась на угол смотровой площадки и стала выбирать ракурс. Марко шел за ней, и она чувствовала тепло его тела, даже в толпе она ощущала его присутствие и его близость. Она оглянулась, встретила его взгляд, и этого было достаточно, чтобы их будто бы накрыло стеклянным колпаком, отделяющим их от остальных туристов, будто бы они остались вдвоем на крыше этого небоскреба, и время остановилось, и ничто вокруг не имело значения. Они снова, как и прошлой ночью, и этим утром, чувствовали связь, которая была у них на острове.

Марко забрал у нее телефон.

– Я хочу попросить кого-нибудь сфотографировать нас. Я хочу, чтобы Джулия увидела, как у тебя сияют глаза. Пусть позавидует, какая ты красивая и счастливая.

Она решила не придавать его словам слишком большого значения, он наверняка говорит это только для того, чтобы удержать ее в Нью-Йорке, чтобы она родила здесь, и глупо принимать его дифирамбы за чистую монету.

– В этом нет необходимости. Я просто щелкну пару видов, а вечером пошлю ей.

Меньше всего она хотела, чтобы Джулия увидела то, о чем он говорил. Если она действительно это увидит, то ни за что не поддержит решение Имоджин вернуться в Англию. Джулия и так уже обо всем догадывалась, она и на острове угадала, что подруга влюблена, задолго до того, как Имоджин рискнула сама себе в этом признаться. И вчера, когда они созванивались, она, кажется, тоже заподозрила, что все идет не так формально, как пыталась уверить ее подруга. Наверное, по голосу догадалась. Наверное, все уже догадались. И его родители. И сестра. Единственным человеком, который ничего не замечал, был Марко. Вероятно, он просто глух ко всем проявлениям любви.

Марко тем временем попросил какую-то пару сфотографировать их. Имоджин хотела было отказаться, но не могла найти предлога, поэтому позволила Макро обнять ее за талию. Она пыталась скрыть нежность, которая, она знала, лучится в ее глазах, но вряд ли ей это удавалось.

– Улыбочку! – скомандовал рыжий парень, на руке у которого висела сияющая мулатка.

Вот кто выглядел по-настоящему счастливой парой – влюбленной и беззаботной. Имоджин искреннее позавидовала им. Ей тоже хотелось так смеяться и целоваться на крыше Эмпайр-стейтбилдинга, но увы… Ни счастьем, ни беззаботностью, ни тем более любовью в их отношениях с Марко даже и не пахло.

Но тогда зачем он потакает ее фантазиям и иллюзиям, почему ведет себя так, будто бы они пара?

– Ну, улыбнитесь! – не унимался рыжий парень.

Ей показалось, что все посетители смотровой площадки нетерпеливо таращатся на нее, ожидая, когда уже она наконец улыбнется, поэтому Имоджин как можно шире растянула рот. Хотя ей пришла в голову мысль, которая никак не могла добавить ей веселья: не исключено, что эта фотография – единственное, что останется ее ребенку от отца.

Парень вернул Марко телефон, и он показал Имоджин, что получилось. Она тут же решила, что ни за что не пошлет эти снимки Джулии, потому что все ее опасения оправдались – ее чувства к Марко были прямо-таки написаны у нее на лице, особенно на тех фотографиях, где она смотрит не в камеру, а на него. Она видела это, и Джулия конечно же тоже это увидит, только один Марко не желал ничего замечать. Потому что ему не нужна была ее любовь.

– Когда я был в вашем офисе в Оксфорде, Джулия довольно грозно на меня смотрела, – сказал Марко, облокотившись на перила и глядя на город.

– Да, догадываюсь, – ответила Имоджин, пристраиваясь рядом и тоже глядя на открывавшуюся панораму – это было легче, чем смотреть на мужчину, который держал в руках ее сердце. – Она переживает за меня. Считает, что я очень ранимая и что кто угодно может легко причинить мне боль.

Самое ужасное, что ее опасения сбылись. Имоджин безнадежно влюбилась в человека, который не уставал твердить, что любовь ему не нужна.

– Наверное, у нее есть для этого причины? Что у вас произошло с тем парнем, с которым ты была помолвлена?

– Ничего хорошего.

– Что случилось? Наверное, он тебя очень обидел, раз твоя подруга теперь так яростно кидается на твою защиту.

– Я не хочу об этом говорить. Эта страница давно перевернута.

Имоджин оглянулась и, чувствуя спиной взгляд Марко и невысказанные вопросы, летевшие ей вслед, пошла к большой подзорной трубе, в которую посетители могли рассматривать город.

Он подошел и снова встал рядом с ней, приобняв рукой за плечи, отчего Имоджин немедленно стала таять и одновременно проклинать себя за это.

– Расскажи. Я вот рассказал тебе все свои самые страшные тайны.

Она не могла не подчиниться искренности его голоса, честности его глаз.

– У меня все гораздо банальнее: выросли вместе, стали встречаться – скорее всего, потому, что все от нас этого ждали. Повстречались несколько лет, потом он сделал мне предложение – тоже потому, что этого ждали наши родители.

Имоджин умолкла. Ей не хотелось рассказывать такие вещи про себя мужчине, который ясно дал ей понять, что никогда ее не полюбит. Получается, что он прав и она не стоит любви.

– Так что же пошло не так?

Его голос был полон сочувствия, хотя, может быть, Марко просто старался быть с ней внимательным и вежливым. Но не станет же она рассказывать ему, как Гэвин в конце концов обвинил ее, что она со своими родителями чуть ли не вынудила его сделать предложение!

– Он разорвал помолвку за несколько недель до свадьбы. – Она всеми силами старалась не вспоминать об ужасе того дня. – Наверное, он просто не был готов к этому.

Но в голове у нее, как заевшая пластинка, крутились слова Гэвина. Она как раз была на последней примерке свадебного платья, когда он позвонил.

– Давай лучше останемся друзьями. Ты мне просто не нравишься. И вообще, я не готов к семейной жизни.

Вскоре она узнала, что нашлась женщина, которая заставила его передумать. Она была тощей как спичка, и комплексы насчет своей чересчур пышной фигуры, которые потихоньку грызли Имоджин с подросткового возраста, теперь накинулись на нее, как стая голодных волков. Особенно когда она увидела в соцсетях их роскошную свадьбу, которую Гэвин устроил на испанском курорте. Вот тогда-то Джулия схватила раздавленную подругу в охапку, вытребовала у начальства командировку и потащила Имоджин в роскошный отель на острове. И она же в конце концов толкнула ее в объятия Марко.

Она взглянула на точеный профиль, освещенный полуденным солнцем, и заставила себя докончить свою историю:

– В начале этого года он женился на другой.

Марко не мог не заметить боль в ее лице и голосе. Наверное, она любила этого своего Гэвина, раз у нее до сих пор срывается голос, когда она говорит о нем. Может быть, зря он так пытается убедить ее выйти за него замуж? Пока пазл не складывается. Она хочет любви и настоящую семью, а он хочет только ребенка. Если это будет мальчик, он утрет нос Эмилио, потому что смог продолжить род Сильвиано, а Эмилио – нет.

Имоджин положила руку на живот, и этот жест напомнил Марко, почему они сейчас стоят здесь вместе, почему рассказывают друг другу секреты, которыми больше ни с кем не делились: это все только ради ребенка. Да, он был очарован и заинтригован девушкой, с которой познакомился на острове, он с большим удовольствием ухаживал за ней, но его планы никак не шли дальше нескольких ночей страсти. Он совсем не собирался продолжать с ней отношения и уж конечно не собирался становиться отцом и оказаться навечно связанным с женщиной, о которой не знал ничего, кроме имени. Прошло девятнадцать недель с тех пор, как они занимались сексом на пляже, и ему сообщили в клинике, что УЗИ сможет показать пол ребенка. Он не стал спрашивать Имоджин, хочет ли она знать, кто у них будет (а вдруг не хочет?), но сам ждал этой новости с нетерпением.

Марко погладил Имоджин по щеке, и она недоуменно посмотрела на него.

– Знаешь, я думаю, твой Гэвин – просто дурак. И ничего не понимает в женщинах. Но у каждого из нас в прошлом есть вещи, которые невозможно вспоминать без стыда. Их невозможно забыть и невозможно простить, да, наверное, и не нужно. Надо просто отодвинуть их в сторону и жить дальше. – Он заглянул в ее серьезные глаза – она понимала, что речь не только о Гэвине. – Думаешь, мне не приходилось?

Она опустила ресницы и покачала головой, потом снова посмотрела на него, и Марко увидел, что ее глаза наполнились слезами. Да, от прошлого невозможно так просто отмахнуться, как будто его и вовсе не было.

Он взял ее за руку и повел на другую сторону смотровой площадки, откуда открывался вид на Центральный парк. Всюду вокруг них раздавались смех и разноязычные возгласы восторга, но Марко сейчас не видел ни людей вокруг, ни Центрального парка, ни Нью-Йорка – он мог думать только об Имоджин.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось поцеловать ее и сжечь в пламени их страсти всю ее боль, обиды, страхи, дурные воспоминания. Он хотел снова ощутить вкус ее губ, и немедленно. Марко взял ее за подбородок, поднял ее лицо и нежно поцеловал. Страсть и желания прошлой ночи ожили в них в ту же секунду. Он чувствовал ее участившееся дыхание, теплое мягкое тело, прижавшееся к нему, нерешительные руки, обвившие его шею.

Он никогда не испытывал ничего подобного. Он встречался с красивыми, очень красивыми женщинами, он водил их на гламурные вечеринки и в дорогие рестораны, он занимался с ними изощренным сексом. Но этот поцелуй был чем-то совершенно иным. Неужели это потому, что она носит его ребенка?

Кстати, пора бы Марко уже узнать его пол.

Волнение и трепет охватили Имоджин, когда на экране появилось изображение ее ребенка. Она не могла отвести глаз от его движений, даже когда Марко подошел и взял ее за руку. Ее очень пугал непрестанный писк аппарата. Что он значит? Так и должно быть?

– С ребенком все в порядке? – спросила она, стараясь не впадать в панику.

Марко озабоченно нахмурился и тоже беспокойно заглянул в экран.

Врач успокоила их, сказав, что все совершенно нормально, и Имоджин расслабилась. Она снова посмотрела на Марко, но теперь уже его внимание было полностью сосредоточено на экране, где видно было, как ребенок дернул сначала ручкой, потом ножкой.

Имоджин тихо засмеялась. Это ее малыш!

– Не могу поверить. Смотри, он двигается, – с простодушным удивлением сказал Марко.

Имоджин взглянула на него – Марко с растерянной улыбкой смотрел на экран и шевелил губами.

Вряд ли это было самое подходящее время и место, чтобы окончательно признаться себе – да, она его любит. И уже поздно осторожничать, вспоминать о сдержанности и предусмотрительности – она уже его любит. А он? Сможет ли он когда-нибудь полюбить ее?

– Это наш ребенок, – тихо сказала Имоджин, нежно сжимая ладонь Марко.

Когда он перевел на нее взгляд, Имоджин поняла, насколько он потрясен.

Может быть, и сможет…

– Видите – это сердечко бьется!

Слова врача заставили обоих снова повернуться к экрану.

– Боже мой, боже мой! Я вижу, да! – еле выговорила Имоджин, задыхаясь от волнения.

Она видела на экране своего ребенка, видела, как бьется его сердце. У нее будет ребенок, она сейчас совершенно по-новому осознала это. И какая разница, какие у нее будут отношения с его отцом – вот ее малыш на экране шевелит ножкой! Она готова отдать ему все на свете, и прежде всего много-много любви. Она никогда не позволит ему хоть на секунду усомниться, что он самый любимый и самый желанный ребенок в мире.

– А вы можете сказать его пол?

Имоджин будто холодной водой окатили – так резко и напряженно прозвучал голос Марко после его же счастливого смеха минуту назад. Неужели ему действительно это так важно?!

Да, приходилось признать, что для него это не просто важно, а жизненно важно. Ведь именно поэтому он привез ее сюда, наряжает как куклу, выставляет на всеобщее обозрение – потому что Марко важно взять этот реванш у своего приемного отца и сделать то, что тому не удалось, – дать наследника роду Сильвиано. Для этого ему нужно, чтобы она родила мальчика.

Ледяная тоска сжала ее сердце, когда она вспомнила слова, которые он обронил в Оксфорде: «У тебя есть то, что мне нужно».

– Хотите знать пол? – улыбнулась врач, водя датчиком по животу.

Мстительное чувство подталкивало Имоджин отказаться, и она чуть не выкрикнула: «Нет!» – но вовремя взяла себя в руки. Это глупое и злое ребячество. Им обоим надо знать пол ребенка, хотя и по разным причинам.

– Да, пожалуйста.

Имоджин закрыла глаза и отвернулась. Она чувствовала, как пальцы Марко сжимают ее руку, и понимала, что в эту минуту решается их судьба – и ее, и ее ребенка.

– Вот-вот-вот, сейчас-сейчас-сейчас, – затараторила врач, слегка прижав датчик к ее животу.

Аппарат опять запищал, Имоджин открыла глаза и посмотрела на экран. Она сама толком не знала, что хотела там увидеть, потому что все равно не смогла бы определить пол ребенка.

Марко сжал ее пальцы так, что едва не расплющил.

– Это мальчик? – почти яростно выкрикнул он. Имоджин уже хотела только одного – чтобы все это скорее закончилось. Врач если и удивилась странной агрессии Марко, то не подала вида.

– Это девочка. Поздравляю, – сказала она с улыбкой.

– Девочка! – с досадой повторил Марко, и Имоджин поняла, что ее мир рухнул.

Марко не хотел девочку. Марко нужен был сын. Наследник Сильвиано. Чтобы доказать отцу что-то, что ему почему-то очень нужно доказать. А она именно теперь позволила себе надеяться, позволила себе поверить, что, возможно, им с Марко стоит попытаться построить семью ради ребенка. Теперь, всего за долю секунды, все рухнуло.

– А она здорова? Все как положено? – требовал отчета Марко, и голос его звучал властно и громко, будто он на заседании правлении, а не в больнице, где он впервые увидел на УЗИ своего ребенка.

– Да-да. Все в порядке. Ваша девочка такая, какой и должна быть в девятнадцать недель.

– Хорошо.

Марко отпустил руку Имоджин и встал, даже не взглянув на нее, а она лежала и понимала, что он не просто оттолкнул ее руку, он оттолкнул ее саму.

Но она не позволит ему испортить этот момент. У нее будет ребенок, маленькая девочка, и если Марко хотелось чего-то другого – это его проблемы. Имоджин снова повернулась к экрану, где дышала, двигалась, жила ее малышка. Она не станет смотреть на Марко и терзать себя его разочарованием.

Она села на кушетке и, старательно отводя от него взгляд, стала быстро одеваться. Ей хотелось как можно скорее уйти отсюда, она просто не могла находиться с ним в одной комнате.

– Мне нужно выйти на воздух, – объяснила она с натянутой улыбкой, стараясь сдержать эмоции, которые накатывали на нее будто приливная волна.

– Сегодня очень жарко, – посочувствовала ей врач и кинула вопросительный взгляд на Марко. – Попросите мужа отвести вас в парк, погуляйте в тенечке.

Имоджин хотелось крикнуть, что он ей не муж, он ей вообще никто, но боялась расплакаться. Марко не нужна их дочь, Марко не нужна и она сама.

Она изо всех сил старалась сдержать слезы, полная решимости не показывать Марко свои чувства.

– Мы выйдем на пару минут на воздух, а потом вернемся проведать моего отца, он лежит в этой же больнице, – скомандовал Марко.

Имоджин встала и поправила одежду.

– Ты собираешься сказать ему? О том, что твой ребенок будет девочкой? – спросила она безжизненным голосом, когда они вышли из кабинета.

Марко кинул на нее гневный взгляд, будто желая заставить ее замолчать.

– Он никогда не был доволен мной. Я всю жизнь только и делал, что пытался ему угодить, но бесполезно. Я только теперь понял почему. Не стоило и пытаться. – Он остановился и посмотрел на нее взглядом, в котором читались неприкрытая обида и разочарование. – Нет. Я ему не скажу. Ему пока не нужно знать.