Текст книги "Дамаск"

Бармен переключает телевизор на другую программу. Теперь на экране – бильярдный стол и игрок, бьющий по красному шару, очень похожий на Эбдона, или Пэрротта, или Дэвиса, или Хендри, на кого-то из них. Эти ребята зарабатывают по шестьдесят тысяч фунтов за турнир. Так говорит отец, но в бильярд Спенсер играть не умеет, и если с ним не произойдет какого-нибудь чуда, он станет кладовщиком, как папа, с окладом в сто семьдесят фунтов в неделю. Если Эбдон загонит красный шар в лузу, Спенсер наберет номер с рождественской открытки и попросит к телефону Хейзл. Это ее бойфренд, старый приятель. Если вас не затруднит.

Бармен переключает на выпуск новостей, и новости заканчиваются. Спенсер уже перестает надеяться на скорейшее спасение кем-нибудь из подружек невесты, когда ему на плечо опускается чья-то рука, слишком толстая, слишком старая, обручальное кольцо намертво вросло в мясистый палец.

– Как дела, ковбой? – спрашивает мама. Уныние – грех, а она очень религиозна. В особо приподнятом настроении она любит цитировать фильмы. Спенсер делает глоток шампанского. У мамы в руках бутылка, и она наполняет его бокал еще раз.

– Ты что, не рад за брата?

– Да я просто вне себя от радости. Дай мне немного денег, мам?

– Сегодня его праздник…

– Просто немного мелочи. Несколько десятипенсовых монет. – Шампанское ударило Спенсеру в голову. – Несколько десятипенсовых монет Английского Банка, пожалуйста, мам.

Мама сжимает его плечо.

– Я знаю, почему тебе плохо, – говорит она. – Но ты должен верить, что она с нами. Она с нами, и ее душа тоже с нами.

– Ее душа умоляет тебя дать мне немного мелочи.

Мама роется в кошельке и выкладывает на стойку несколько монет.

– Она всегда с нами, – повторяет она. – Все будет хорошо.

Мама исчезает в толпе приглашенных, и Спенсер не зовет ее обратно, чтобы сообщить, что у него-то как раз ничего хорошо не будет – у него другие планы на жизнь. Он выпивает еще шампанского, заталкивает несколько монет в телефон (для междугородного звонка) и набирает номер с рождественской открытки, это занимает не больше времени, чем произнести вслух «я набираю номер с рождественской открытки и делаю это прямо сейчас». Чем это я занимаюсь, черт возьми? А-а, я набираю номер.

Пока он ждет ответа, прижав трубку к уху, кажется, что сердце выполняет серию акробатических упражнений, пару-тройку неполных кульбитов под хрупким сводом ребер. Трубку возьмет отец или мать, или сестра. Или никого не будет дома, потому что все уехали на море, и она носит купальник и теннисную юбку, лежит на песчаном берегу и смотрит в небо, вспоминая названия авиалиний.

1/11/93 понедельник 10:12

Звонок телефона был знамением. Уильям в этом не сомневался. Он почти уже передумал выходить на улицу, когда эта современная штуковина зазвонила, и совершенно незнакомый голос сказал ему, что он должен выйти. Надо предпринять еще одну, последнюю попытку. Оно того стоит, потому что чудеса возможны.

Без тени сомнения он стоял перед дверью на улицу. Он проверил все ли застегнуто, подтяжки, ширинка, подумал: я ведь уже делал это, – и мужественно выдвинул вперед челюсть. Он прищурил глаза, дотянулся до замка, повернул ручку, распахнул дверь и вышел под легкую морось. Он почти не чувствовал дождя, отвыкнув от неожиданностей и от изобилия бурлящей на улице жизни, он стоял и не мог пошевелиться от ужаса, и глядел во все глаза на объявление в витрине магазина напротив: «РАСПРОДАЖА РОЯЛЕЙ ЗАКОНЧИЛАСЬ! Если Цены У Нас Ниже, Чем На Распродажах, Кому Нужны Распродажи?» На Джереми Йейтса и Тони Фелнера, выслушивающих точку зрения Найджела Корена, состоящую в том, что Марадона уже не юнец, на верхнем этаже красного двухъярусного автобуса до Клэпэма, за рулем которого Клайв Уэбб, добровольный сотрудник Королевского общества защиты птиц, оператор горячей линии, планирующий обручиться на Рождество. На мистера и миссис Пинкертон, сотрудников охраны в Обществе охраны памятников в их новом «вокс-холле-кавалере», окрашенном низкотоксичной краской «Байер». На летающий велосипед Стюарда Дэнжерфилда, альпиниста, двукратного чемпиона Великобритании по скалолазанию, и на непрекращающийся парад шумных и вонючих автомобилей, «тойот», «воксхоллов», «пежо», «фордов», смешивающих урчание своих моторов с отдаленным гамом, несущимся со стороны библиотеки, где, приуроченная к Национальной Неделе Библиотек, проходит акция «Самая шумная библиотека в мире». На газетные киоски, кричащие заголовками свежих газет: «Переговоры в Ольстере» и «Дети нашли тело пропавшей женщины», «Звезда Голливуда Ривер Феникс (23) скончался прошлой ночью».

И это всего лишь начало.

Уильям знал, что это далеко не все. Большая часть кошмара скрывается за крышами домов и расползается из этого города по бесчисленным населенным пунктам страны. Этот кошмар кишел людьми, именами, брэндами, выполненными и проваленными акциями, причинами и следствиями. Он накатился на Уильяма так безжалостно, что совсем не удивительно, что ему вдруг стало трудно дышать в этом мире, до отказа забитом важными событиями, кричащими о себе каждую секунду. Уильяма отбросило назад взрывной волной от столкновения всего, что уже произошло, и всего, что еще только ждет своего часа, минуты, секунды, секунды, секунды. Его глаза метались вправо влево, влево вправо, мимо припаркованных машин и сломанного «форда-транзит», пытаясь сосредоточиться и понять всю глубину и неожиданную возможность НОВЫХ ПРОЦЕНТНЫХ СТАВОК – 7 % (было 6,5 %) и путешествий на юг этой зимой только с «Форте Гранд» на комфортабельном авиалайнере, 2 ночи, Монте-Карло от £269 на человека из расчета на 2 взрослых, 1 стандартный номер на 2-х с ванной, о стоимости 1-местных номеров можно узнать по телефону, и 7 ночей в величественном Каире, путешествие по Нилу от £699, древняя Мальта, сказочный Альгарве, £299 и £279 на человека, соответственно, поминутная тарификация на человека, посекундная тарификация на человека, максимальная скорость на человека, максимальное количество и качество на человека.

Этому не было видно конца.

Вот возвращаются со свадьбы или вечеринки на Хэллоуин усталые Рэймонд Пангалос и Джайлз Нутталл в карнавальных масках вампиров с кривыми зубами, в смокингах. Они идут мимо витрины магазина игр «Ди-Джей-Эм», та пестрит шахматными досками, от которых режет глаз. Кричащий желтый постер с рекламой объединенного рок-концерта «Мэла Пела и Южных Псов» и «Постыдной Дефенестрации». Начало в 20:30. ОПОЗДАВШИЕ В ЗАЛ НЕ ДОПУСКАЮТСЯ. В небе над Лондоном парит самолет, он депортирует двух курдских беженцев, прибывших в Англию за политическим убежищем, и что?

Спенсер хлопает дверью за спиной у Уильяма, и вот Уильям уже внутри, он тяжело опирается на стену, цепляясь за импровизированную вешалку для пальто; он задыхается и пытается унять бешено колотящееся сердце.

Все это было и раньше, поэтому Спенсер не стал паниковать. Расстегнул пару пуговиц на рубашке Уильяма. Подставил Уильяму плечо, заметив, как тот и вправду задыхается. Спенсер провел его мимо телефонного столика, через холл, в гостиную.

Спенсер не паниковал, он прекрасно справлялся с Уильямом в одиночку, ведь это уже случалось два или три раза, но Уильям легче не становился. Хейзл же была в нескольких комнатах от них, где только и делала, что читала старый, дурацкий детективный роман. Уильям – здоровенный, тяжелый мужик, и, честно говоря, ему совсем не становилось лучше. Спенсер протащил Уильяма еще немного, окликнул Хейзл, споткнулся и чуть не упал.

– Хейзл! – позвал он, хотя вполне мог справиться с Уильямом и его приступом страха самостоятельно. – Хейзл! – еще громче крикнул Спенсер, надеясь, что сейчас она все же явится. Не то чтобы ему была нужна помощь, нет, это сложно объяснить, но он просто хотел, чтобы она почувствовала себя полезной.

5

Двое из пяти подростков в Британии не видят ничего плохого в том, чтобы начинать половую жизнь в 15 лет.

Это в равной степени касается и юношей, и девушек.

«Таймс», 1/11/93

1/11/93 понедельник 10:24

Британия оказалась чудовищной, жуткой, страшной, пугающей и бурлящей страной. Она кипела событиями, и было совершенно невозможно угадать, что произойдет в следующий момент. Она была такой грязной и неорганизованной, – словом, совсем не той страной, которую он надеялся увидеть. Ядовитая смесь красных двухэтажных автобусов и замаскированных боевиков ИРА, кричащих магазинов и вампиров в клоунских одеждах. Он, наконец, увидел последний день Британии и первый день Европы, и они ему не понравились. И Уильям, лежа на диване в гостиной, завернувшись в плотное зеленое одеяло, продолжал притворяться.

– Какой сегодня день? – простонал он, и приоткрыл глаза, пытаясь как можно лучше разглядеть девушку, стоявшую рядом с диваном.

– Сегодня понедельник, – ответила та.

– А вы кто?

– Подруга Спенсера, меня зовут Хейзл.

– Где Спенсер?

– Заваривает чай.

Уильям откинул одеяло, поднял голову и собрался опустить ноги на пол.

Тут он притворился, будто у него опять начинается приступ, и снова улегся на диван.

– Простите, – сказал он. – Мне не всегда так плохо.

Это была бессовестная ложь. Здесь на диване, в тепле и покое гостиной, Уильям просто оставался самим собой. Ничего не изменилось, и этот день ничем не отличался от других, не подходящих для чудес дней. Он все еще был не в состоянии выйти на улицу, и ничто никогда не изменится к лучшему. Он бросил еще один хитрый взгляд на девушку. С тех пор, как он последний раз имел дело с женщиной, прошло достаточно времени, но Уильям признавал, что даже по телевизионным стандартам она оказалась очень привлекательной блондинкой с округлым личиком. На ней было шерстяное платье, но все это лишь на мгновение отвлекло Уильяма от мыслей о скорейшем способе избавления от нее.

– У вас был обычный приступ страха, – сказала она, – вспышка паники, за которой последовало нарушение сердечного ритма и возможная потеря сознания. Часто эти психические реакции сочетаются с чувством обреченности.

– Вы очень хорошо осведомлены, – сказал Уильям, имея в виду: «Да, вы очень умненькая молодая девушка».

– Моя сестра учится на врача, – скромно пояснила Хейзл. Такая откровенность со стороны незнакомой женщины показалась Уильяму забавной, однако он не мог пойти против природы и сложившихся за многие годы правил. Я старше вас раза в два, и у вас нет никакого права врываться сюда, в дом моего брата, и нарушать наши со Спенсером договоренности. Ну, сколько ей лет? Она ведь не старше Спенсера, и память у нее коротка, у него, впрочем, тоже, поэтому наверняка она не знает, как это – забывать. Может, до сих пор верит: чтобы понять себя, нужно просто приложить достаточно усилий и запомнить как можно больше? Подобные глупейшие идеи и овладевают умами молодежи, такой оптимистичной и такой глупой.

Вошел Спенсер с чашкой чая, украшенной надписью: «100 лет со дня основания Общества друзей королевы Виктории».

– Не говори этого, – произнес Уильям.

– Не говорить чего?

– Я тебе говорил.

– Тебе все еще кажется, что на тебя напали, – сказал Спенсер. – Прилетели инопланетяне, превратились в европейцев и первым делом, конечно же, все испортили – за одно мгновение.

Нет, думал Уильям, все не то, совсем не то. Ему просто захотелось выйти на улицу, потому что он до сих пор втайне мечтает продать пермидор. Потому что уют и постоянство делают из людей мумий. И еще, по правде говоря, ему не хотелось пропустить последние деньки старой доброй Великобритании.

– Там очень беспокойно, – сказал Уильям.

– Тебе не нужно было так вникать во все, – ответил Спенсер. – Когда видишь незнакомых людей, с какой стати ты решаешь, что у них у всех есть имена?

– Но у них и вправду есть имена.

– Я знаю. Но не нужно самому давать им имена.

Спенсер и Хейзл сидели на соседних стульях, хоть и не совсем рядом. Уильям почувствовал, что второго такого случая разбить этот союз (в первое же утро после первой ночи) ему не представится. Спенсер твердил ему, чтобы он не волновался и что все хорошо, что хорошо кончается.

– Просто не стоит больше выходить на улицу.

Уильям и сам, наконец, в это поверил. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, он решил бы, что этот человек сошел с ума, не может ладить с окружающим миром и все такое прочее. Но речь шла о нем самом, и объяснение не могло быть простым. С этого момента выходить на улицу не имеет смысла. Пора признать, что никакого внезапного и прекрасного события, которое бы перевернуло всю его жизнь, не произошло. Пермидор никогда не прославит его на все супермаркеты мира, чудеса – это для других. Поэтому он должен смириться с тем, что ему уготована жизнь в удалении от общества, где один день совершенно не отличим от другого. Что касается внешнего мира, то Уильям будет жить так, будто никакого мира снаружи не существует. Но последнее изобретение неосуществимо без помощи Спенсера. Поэтому девушка может быть свободна.

– Я не согласна, – сказала Хейзл. И тут она поделилась своим мнением, обоснованным не без участия сестры-медика: дескать, заболевание Уильяма достаточно легко поддается лечению. Непонятно, с какой стати он должен сидеть дома. Просто нужно лучше подготовиться к выходу в мир. Незнание порождает страх, вот и все.

– И как, по-твоему, он может к этому подготовиться? – спросил ее Спенсер.

– Мы ему расскажем, как там.

– Где?

– Снаружи.

– А как же наши проблемы?

– Какие проблемы?

– Ты знаешь, о чем я. Хорошо бы их решить, пока не приехала Грэйс.

– А, ты об этом, – сказала Хейзл. – У меня с этим никаких проблем нет.

Спенсер встал, собрался что-то сказать, подошел к двери и опять собрался что-то сказать, открыл дверь и вышел из комнаты. Уильям достал руки из-под одеяла и сложил их на животе.

– Между прочим, Хейзл, – сказал он, – а как вы познакомились со Спенсером? Вы подруга Джессики?

Сегодня первое ноября 1993 года, и где-то в Великобритании, в Глоссопе или Пиблзе, в Страуде или Диссе, в Сполдинге или Грэйстиле, в Ливерпуле или Лаахедрим-Моханте Спенсеру пятнадцать лет, и сегодня самая главная ночь в его жизни.

Школа проводит вечеринку по случаю Хэллоуина, правда, на один день позже, потому что именно сегодня школа принимает дюжину школьников из Европы, которые будут гостить в рамках программы Евросоюза по студенческому обмену.

Они приехали из Греции или Франции, Дании или Германии, среди них есть несколько русских школьников, поскольку нам нужно быть снисходительными, добрыми, гостеприимными, или думать о будущем, или не рисковать. Вечеринка на Хэллоуин – второе из нескольких запланированных мероприятий, она проходит в спортивном зале школы, в отдельном здании, куда Спенсер не заглядывал с тех пор, как выбрал в качестве профилирующего предмета слесарное дело. В спортивном зале он впервые, как, собственно, и в школе, где занятия по Шекспиру сменились курсом «Коммерческая деятельность в обществе». Поэтому школьное руководство лезет из кожи вон, чтобы Спенсер стал неотъемлемой частью образованного меньшинства из низших слоев этого самого общества.

А пока, отдавшись поиску современной девушки, которая ему обязательно даст, Спенсер нарядился в костюм астронавта. На вечеринке нашлась и парочка Бэтменов, и несколько боевиков ИРА, и даже довольно убедительный труп из фильма «Останься со мной». В отличие от Спенсера, большинство ребят нарядились вампирами, могли бы и не стараться, потому что без пластмассовых клыков они выглядят полными идиотами. Девушки, которые, за исключением одной средневековой ведьмы, оделись во все черное, с черными тенями и черной помадой для губ, совсем не похожи на гостей костюмированной вечеринки, зато очень похожи на делегацию скорбящих о смерти Ривера Феникса. Одна девушка совсем не сориентировалась и пришла в костюме чайки. Но, по крайней мере, все постарались хоть что-то изобразить. Все, кроме русских.

Спенсер искренне прощает их. Это придает им еще больше экзотичности и загадочности. Русские держат круговую оборону, все как один в белых рубашках и широких черных брюках. Одна девушка удивляет Спенсера тем, что отвечает на его любопытный взгляд тем же – открыто смотрит на него. На ней строгая белая блуза и черные брюки, но с такого расстояния Спенсер не может с точностью определить, какого цвета у нее бюстгальтер. Крашеная блондинка, очень широкий рот и гроздья золотых побрякушек. Будучи иностранкой, она привлекает его внимание, но не для нее же, в самом деле, он часами репетировал перед зеркалом оригинальные фразы для начала разговора с прекрасной незнакомкой.

Он оглядывает зал, кашляет в кулак. Учителя выбрали живой кантри-бэнд, и Спенсер делает вид будто подпевает в такт музыке. Мотив ему совершенно не знаком, наверное, инструментальная версия «Деревенской дороги», или «Родной Оклахомы», или «Бим-Бом-Бом», или чего-то из Бадди Холли. Он выбирает мишень для атаки. Для экономии времени Спенсер принял стратегическое решение – попробовать сделать это с Луизой, или Марианноц, или с Линн, все знают (сто и один процент) что это троица уже кому-то давала.

– Простите. – Спенсер на всех парах подкатывает к Марианне, или Линн, или Луизе, которая с готовностью отвлекается от подруг и здоровается с ним, задаваясь вопросом, нет ли у новичка редкого кожного заболевания.

– Мою сестру взяли в Олимпийскую сборную по плаванью, – с ходу сообщает Спенсер, медленно осматривая претендентку на ЭТО с головы до пят.

– А мой брат – Папа Римский.

Хихикая, она возвращается к подругам и оставляет юного ловеласа в одиночестве. Спенсер проклинает себя и решает, что надо было выбрать кого-нибудь из младшего класса. Во всем виноват отец, который не дал ему денег на молоко, апельсиновый или сливовый сок, или что им тут еще разрешают пить. Сначала он обязательно должен предложить им выпивку, как это делают мужчины в кино («Петарда», «Карточный дом», «Кларисса объясняет все»), иначе ничего не выйдет. При этом его папа, как всегда, в стельку пьяный, напоминает Спенсеру о тех бешеных деньгах, которые Спенсер никогда не заработает, играя в бильярд (60 тысяч фунтов за турнир) или, прыгая с парашютом (15 тысяч и автомобиль), или хотя бы на ринге (Франк Бруно, или Оливер Маколл, или Леннокс Льюис, семь миллионов долларов за бой. За один бой! За каждый бой! Семь миллионов долларов!).

Спенсер бросает взгляд на русскую девушку, которая опять вводит его в замешательство, не отводя глаз, и не то чтобы улыбаясь, но и не то чтобы не улыбаясь. Лицо Спенсера расплывается в ухмылке, у нее красивые глаза, но Спенсер непреклонен, теперь на очереди – Линн, или Луиза, или Марианна, он подкатывает к ней с видом хладнокровного сердцееда и осведомляется, известно ли ей, что он был трагически разлучен со своей сестрой-двойняшкой еще в роддоме? Конечно, чистая правда. Украден, похищен из колыбели. Бедный мальчик.

– Продолжай, – произносит она, медленно пережевывая жвачку, – что дальше?

– Я думал, может, ты – это она, – вежливо продолжает Спенсер, не теряя надежды, в отчаянии, по инерции произнося заученные слова.

– Боюсь, нет. Думаю, тебе стоит поискать ее в Олимпийской сборной по плаванию.

Еще один приступ хихиканья, и вдруг, черт возьми, эти дуры принимаются ржать, как лошади, давиться от смеха, как единый организм, что питается замешательством, смущением и неловкостью пятнадцатилетних школьников. Несмотря на то, что Спенсеру недвусмысленно дали понять, какое место он занимает в этой биологической цепочке, ему, как и всем мальчикам его возраста, свойственна устойчивость к внешним воздействиям. Он сможет выдержать и не такие удары судьбы, в конце концов, чем он хуже брата? Филипп смог, и он сможет – тем более, что брат окончательно доказал, что занимается сексом со своей плюшкой Элисон, хотя бы потому, что та беременна. Должна родиться девочка, и это может произойти со дня на день. И тут Спенсер с некоторым дискомфортом замечает, что русская девушка все еще наблюдает за ним. Он отворачивается и собирается с духом для третьей и последней атаки на Луизу, Марианну или Линн. Он говорит: привет, это снова я, известно ли вам, что при смерти перед глазами проносится вся жизнь человека от первого дня до последнего?

– Перед или после?

– Нет. То есть, важные моменты человеческой жизни проносятся перед глазами перед смертью.

– Ну и что?

– Ну вот, если я сейчас умру, ты всегда будешь носиться у меня перед глазами.

Он выжидающе смотрит на нее. Она качает головой. Неужели сработало? Она уходит. Не сработало.

Спенсер остается стоять на месте, растоптанный и униженный, выброшенный холодными волнами на безлюдный морской берег. Но еще не вечер, потому что свой последний монолог он приберег как раз для такого случая. Он мог бы попробовать заговорить с ними по-человечески, как все. Он мог бы рассказать им о своей матери и о том, как она хочет стать священником Англиканской Церкви. Он может рассказать о том, как она ездила, правда безуспешно, к Епископу Бирмингемскому и к настоятелю церкви в Брайд-Вэлли, и к заместителю капеллана в тюрьму в Белмарше, и даже, видимо, в припадке отчаянного оптимизма – к главному внештатному викарию в приход Св. Освальда.

Но даже если все это правда, особенно рассчитывать на такой монолог не стоит. Именно потому, что это правда.

Мальчик из младшего класса спрашивает Спенсера, не хочет ли тот быть запечатлен на карикатуре оригинального исполнения? Спенсер отказывается по причине отсутствия денег, а также из боязни быть выставленным в образе похотливого юнца с глазами навыкате и вывалившимся от напряжения языком. Кто-то похлопывает его по плечу. Предвкушая неприятный диалог с проклятым карикатуристом, Спенсер оборачивается и видит русскую девушку, ее огромный рот и ярко-красные губы. Она улыбается своими ровными крупными зубами.

В руке зажата банка пива «Хайнекен», видимо, специально закупленного для русских. Она предлагает Спенсеру сделать глоток, он не отказывается и делает глоток. Она произносит:

– Май нэйм из Тидора Живкова.

Спенсер кивает и видит, какого цвета у нее бюстгальтер. Он отказывается от своего сценария и спрашивает о ее знаке зодиака.

– Май нэйм из Тидора Живкова.

– Я – Скорпион, – отвечает Спенсер, и тут же решает попробовать на ней, раз уж ему так везет, свой лучший, последний монолог. Он берет ее за руку и, поскольку она не сопротивляется, осторожно уводит ее в темный угол спортивного зала. Он рассказывает ей – его голос дрожит от грусти, – что когда-то у него была сестра. Он рассказывает ей все, все как было. О невыигранной золотой медали. О погубленном таланте. О его безутешном горе. Он замолкает и ждет, когда его спасут.

– Май нэйм из Тидора Живкова, – повторяет русская девушка. Она залпом допивает свой «Хайнекен», обнимает Спенсера за шею и целует его взасос. Ее язык отдает помадой и пивом. Она берет его за руку и уводит из спортивного зала, по длинным коридорам. Спенсер улыбается, глупо, бессмысленно, счастливо. Он пытается запомнить каждое мгновенье, чтобы подробно рассказать об этом Хейзл.

Об этом интересно рассказывать, ведь они уже привыкли делиться друг с другом интересными воспоминаниями.