Текст книги "Кто твой город? Креативная экономика и выбор места жительства"

Но все это меркнет в сравнении с нарастающей болью, которую испытывает индийская беднота. Отрыв экономических пиков Индии – агломерации Бангалора, Хайдерабада, Мумбаи и частично Нью-Дели – от остальной густонаселенной страны усиливается. По замечанию Рафика Доссани (Стэнфордский университет), быстро растущим отраслям индийской экономики – а это технологии и бизнес-сервис – недостает той обширной базы наемных работников, которой располагают китайские производители. Пока Индия не придумает, как обеспечить работой неквалифицированное население, глобализация будет лишь усугублять внутреннее экономическое, политическое и социальное разделение страны.

Ответная реакция на глобализацию выплескивается за пределы растущих экономик. За то, что в 2005 году население Франции и Нидерландов отвергло конституцию Евросоюза, ответственны низкоквалифицированные сельские и городские рабочие, которые испытывают понятный страх перед глобализацией и интеграцией. Живя в развитом мире, они, тем не менее, чувствуют себя брошенными и отстающими.

Пиковая глобализация стоит также за политической и культурной поляризацией США, где экономические и социальные пропасти между инновационными метрополиями, встроенными в систему глобальных связей, и остальной частью страны все увеличиваются. Как показывают мои подсчеты, наиболее пиковые, самые инновационные центры в США – например, Кремниевая долина, Бостон и «исследовательский треугольник» в Северной Каролине – могут «похвастаться» также высочайшим в стране уровнем неравенства.

Эта же «пиковость» играет ключевую роль в увеличении разрыва между двумя полюсами рынка недвижимости (подробнее об этом речь пойдет в главе 8). В таких городах, как Лондон, Нью-Йорк, Сан-Франциско и Гонконг, жилье дорожает, а в других районах тех же стран цены переживают стагнацию или спад.

Оставаясь незамеченной, эта искусственно культивируемая тревога перед лицом пиковой глобализации уже породила потенциально гибельный политический ответ на мировой вызов инноваций. Питаемые беззащитностью, страх, злоба и рессентимент поднимаются оттуда, куда все глубже и глубже проваливаются не нашедшие себе места на пиках. Вдобавок лучшие, умнейшие люди уезжают из этих стран. И нет недостатка в самовлюбленных фанатиках – что в сельской Пенсильвании, что во французских деревнях, что в Восточной Европе или на Ближнем Востоке, – которые подпитывают эти страхи ради политической выгоды.

Если все это напоминает мир по Гоббсу, то потому, что глобализация вкупе с бедностью на фоне изобилия дали старт новому процессу географической сортировки, который разделяет экономические и социальные классы как в национальном, так и в глобальном масштабе. В нынешнем мире пиков социальные связи подвергаются эрозии – и внутри отдельных стран, и между ними. Неудивительно, что мы обнаруживаем себя во все более раздробленном глобальном сообществе, неуклонно растущая часть которого готова возвысить свой голос против – а то и низвергнуть – тех, кого воспринимает как экономическую элиту мира.

Не то чтобы теория плоского мира была всецело ошибочной. Мир явно становится более взаимосвязанным. Производится больше благ, чем когда-либо раньше; в целом богатство растет. В среднем у людей по всему миру все больше возможностей присоединиться к глобальной экономике. Но большинству людей нет дела до обобщений – они справедливо беспокоятся о собственном процветании. Пока экономики переходного типа стремятся получить максимум от пиковой глобализации, они останутся уязвимы для ее негативных эффектов. А так как современное развитие коммуникаций делает мир меньше, а глобализация взращивает пики, те, кто застрял на «равнинах», могут своими глазами видеть вершины и растущее неравенство в распределении богатства, возможностях и образе жизни.

Таким образом, мы стоим перед величайшей дилеммой нашего времени. Экономический прогресс требует роста и укрепления пиков. Но такой рост лишь усугубляет экономическое и социальное неравенство, провоцируя политическую реакцию, которая начинает угрожать инновациям и экономическому прогрессу. Продолжая утверждать, что мир плоский, игровое поле – ровное и у каждого есть шанс, мы не можем посмотреть в глаза проблемам глобализации, которые приводят в отчаяние столь большую часть мира. Только признав, что «пиковость» нашей экономики неотделима от растущего напряжения и неравенства, мы можем начать овладевать ситуацией. Сглаживать различия между пиками и равнинами во всем мире – способствовать возвышению равнин, не принося в жертву пики, – вот, несомненно, величайший политический вызов нашего времени.

3. Подъем мегарегиона

Rolling Stones знамениты на весь мир. Не сосчитать, сколько раз они объехали земной шар. Но в 2006 году они включили в свое кругосветное турне новый пункт – Шанхай. Мик Джаггер сказал прессе: «Все мы знаем, что Шанхай – большой важный город, поэтому мы проследили, чтобы он вошел в наш маршрут». Так музыкальная группа признала то, что давно известно международным инвесторам, компаниям-производителям и инвестиционным банкирам: Шанхай совсем не похож на остальной Китай. Он не только привлекает таланты и инвестиции, но намеренно трансформируется в глобальный креативный центр: поддерживает искусства, развивает квартал ночных клубов, укрепляет космополитические связи с мировыми центрами.

Растущее различие между Шанхаем и большей частью Китая – не уникальный случай. В нем отразился широкий и мощный процесс подъема мегарегиона в качестве фундаментальной экономической единицы нашего времени. Сегодня в мегарегионе могут проживать от 5 до 100 с лишним миллионов человек; они добавляют к ВВП сотни миллиардов, а то и триллионы.

Они используют человеческую креативность в огромных масштабах и отвечают за большую часть научных достижений и технологических инноваций.

Город всегда был естественной экономической единицей (unit). Но в последние несколько десятилетий то, что когда-то называлось городами, что состояло из ядра, окруженного селами, а позднее пригородами, выросло в мегарегионы, включающие две или более агломерации, как, например, коридор Бостон – Нью-Йорк – Вашингтон. Мегарегион – не просто увеличенная версия города. Подобно тому, как город состоит из отдельных районов, а метрополия – из центрального города и пригородов, мегарегион – новая естественная экономическая единица, которая появляется при разрастании, уплотнении и взаимном прорастании агломераций.

Сегодняшние мегарегионы выполняют функции, отчасти схожие с функциями великих городов прошлого, – аккумулируют таланты, производственные мощности, инновации и рынки. Но мегарегионы делают это в значительно больших масштабах. Ранее города были частью национальных систем – нынешние города глобализация включила во всемирную конкуренцию. Когда распределение экономической активности приобрело глобальный характер, глобальной стала и система городов, а это значит, что теперь города состязаются между собой в глобальном масштабе. Следовательно, функция подлинных двигателей глобальной экономики переходит от городов к более крупным и более конкурентоспособным экономическим единицам – мегарегионам.

Единственная экономическая единица, которая имеет значение

Об экономическом росте и развитии принято думать в терминах национальных государств. Классики экономической теории Адам Смит и Дэвид Рикардо утверждали, что национальное государство является движущей силой экономического роста. Согласно знаменитой теории Рикардо, у разных стран есть стимул специализироваться на различных видах производства, так как это позволит им приобрести и сохранить «сравнительное преимущество» перед другими[1].

Многие специалисты по экономической истории считают, что сельские поселения перерастают в города, а города – в национальные государства. На самом деле экономическая активность – ремесло, торговля, инновации – всегда возникала в городах. Города, а теперь мегарегионы, всегда были главными двигателями экономического роста и развития.

Первой поняла это великая урбанистка Джейн Джекобс, из работ которой наиболее известен полный язвительной критики труд «Смерть и жизнь больших американских городов»; еще две ее важные книги, «Экономика городов» и «Города и богатство наций», менее популярны[2]. В «Экономике городов», опубликованной в 1969 году, Джекобс опровергает старую теорию о том, что города начали возникать лишь после того, как земледелие стало достаточно продуктивным, чтобы производить излишки пищи сверх необходимого для выживания. По мнению Джекобс, первые города формировались вокруг зачаточных рынков дикорастущих злаков и дичи, после чего их жители открывали для себя сельское хозяйство с его экономическими выгодами. Даже те виды деятельности, которые традиционно считаются деревенскими, возникали в городах и лишь затем проникали в их окрестности. Джекобс указывала, что усовершенствования в технике земледелия делались горожанами и только потом их перенимали жители сельской местности. Например, механическая жатка была изобретена и совершенствовалась в городах и там же применялась до тех пор, пока не оказалась в деревне, произведя там революцию. Чтобы проиллюстрировать этот свой тезис, Джекобс описала, как задержка в развитии городов в Ирландии 1840-х годов помешала стране оправиться от голода.

«Не было портов, чтобы принять присланное в качестве помощи продовольствие… Не было мельниц, чтобы смолоть присланное зерно. Не было механиков, инструментов, оборудования, чтобы построить мельницы. Не было печей, чтобы испечь хлеб. Не было способов распространить информацию о том, как выращивать какие-либо культуры, кроме картофеля. Не было возможности раздать семена других культур и сельскохозяйственные орудия, которые были нужны для перехода к новым культурам».

В столь ужасное положение, продолжает Джекобс, ирландцев поставила железная хватка британских властей: «Но сама суть этого подчинения – и причина того, что оно оказалось настолько успешным и сделало ирландцев настолько беспомощными, – состояла в систематическом подавлении городской промышленности, принципиально не отличавшемся от того, какое Англия тщетно пыталась навязать промышленности маленьких городов в американских колониях».

По мнению Джекобс, динамичный город интегрируется с прилегающими территориями и превращается в настоящую агломерацию, «город-регион». По мере того как созданные в городе технологии и инновации революционизируют близлежащий сельскохозяйственный район, жители этого района переезжают ближе к городу и ищут работу на производстве. Город производит больше продукции, появляется больше средств для развития инфраструктуры и городской среды, а также для распространения новых технологий и инноваций в его окрестностях.

Сравнительное преимущество, как его понимал Рикардо, сегодня все еще имеет значение, но национальные границы больше не определяют экономики. Напротив, появился мегарегион как новая естественная экономическая единица. В отличие от национального государства и его провинций это не артефакт искусственных политических границ – это результат взаимопритяжения центров инноваций, производства и потребления. Сегодня мегарегионы, представляющие собой агломерации соседних городов вместе с пригородами, простираются далеко за пределы отдельных городов и районов.

В 1957 году экономический географ Жан Готтманн впервые употребил термин «мегалополис» для описания формирующегося экономического узла между Бостоном и Вашингтоном[3]. Этот греческий по происхождению термин (дословно «очень большой город») впоследствии применялся к ряду других регионов, включая длинный калифорнийский коридор между Сан-Франциско и Сан-Диего, обширный мегаполис на Среднем Западе США (Чикаго – Детройт – Кливленд – Питтсбург) и бурно развивающийся регион Японии Токио – Осака.

В 1993 году влиятельный японский эксперт по стратегическому менеджменту Кэнъити Омаэ написал для Foreign Affairs статью, в которой утверждал, что естественные экономические зоны («регионы-государства») отбирают у национальных государств функцию организующих экономических единиц мира, которому он дал знаменитое определение «мир без границ»: «Границы регионов-государств могут совпадать или не совпадать с границами наций-государств. Это не важно. Это не имеющий значения результат исторической случайности. Их определяет не положение политических границ, а тот факт, что они обладают подходящими размерами и масштабом, чтобы стать подлинными, естественными единицами бизнеса в современной глобальной экономике. Именно их границы и связи между ними имеют значение в мире без границ»[4].

Но не все крупные города успешно функционируют в качестве мегарегионов. Калькутта и Дели огромны, но бедны. Омаэ пишет, что они «не обращаются – или не могут обратиться – к глобальной экономике за решениями своих проблем или за ресурсами, которые заставили бы эти решения работать».

Здесь Омаэ говорит важную вещь. Экономический рост не сводится к росту населения. Такие мегагорода существенно отличаются от настоящих мегарегионов, в которых помимо многочисленного населения есть большие рынки, значительные производственные мощности, существенная инновационная активность и высокообразованные кадры.

Рассматривать экономический рост и формирование богатства только через призму данных о национальных государствах неправильно, поскольку национальные границы мало что значат для локализации экономической активности. Деньги и капиталы стремятся туда, где больше отдача, а люди переезжают туда, где у них больше возможностей. Конечно, следствием этого становится большая интеграция глобальной экономики. Но это также значит, что таланты и капиталы концентрируются там, где возможности быть продуктвным и получать отдачу наиболее высоки.

Национальные границы значат все меньше и для культурной идентичности. Все мы знаем, насколько различны между собой могут быть два города, которые находятся в одном штате, в одной провинции и уж тем более – в одной стране. Места, расположенные на условных равнинах, не только отстают в экономическом развитии; в культурном плане они также все больше отличаются от соседних мегарегионов. Растущее напряжение, которому сопутствует все более явное экономическое неравенство, усиливает всемирный разрыв между имущими и неимущими, между городскими «умниками» и сельскими жителями.

В то время как города, находящиеся в границах одного национального государства, разбегаются все дальше, физически удаленные один от другого мегарегионы сближаются. Чем больше общего у двух мегарегионов в финансовом смысле, независимо от расстояния или исторических связей между ними, тем более вероятно, что у их жителей разовьются схожие нравы, культурные вкусы и даже политические предпочтения. Это справедливо не только для Нью-Йорка и Лондона, благодаря сходству которых появилась аббревиатура «НьюЛон» (NyLon); возможно, даже у Нью-Йорка и Шанхая больше общего, чем, например, у Нью-Йорка и Луисвилла[5].

Мегакартирование

Итак, давайте копнем глубже и, оставив на поверхности политическую географию, посмотрим на более реалистичный портрет глобальной экономики.

Ряд экспертов скорректировали идеи Готтманна и Омаэ в соответствии с новыми эмпирическими данными и нанесли на карту очертания и размеры мегарегионов в США и за их пределами. Роберт Лэнг и Доун Дхавале из Политехнического университета Виргинии обнаружили, что в десяти мегарегионах, которые заправляют экономикой США, проживают почти 200 миллионов человек, что составляет больше двух третей населения страны, и это число увеличивается намного быстрее, чем численность населения США в целом[6].

Еще и сегодня мы сравниваем размеры и рост экономики США с параметрами экономик их давних конкурентов – Германии, Японии – или с параметрами переходных экономик (Индия, Китай). Национальные границы диктуют нам, как измерять объем производства и производительность, подсчитывать население, оценивать инновации и делать выводы о масштабах роста. Все – от международных организаций и информагентств до глобальных финансовых компаний – ограничены одним и тем же набором данных.

К счастью, Тим Гулден предложил остроумное решение. Он использовал спутниковые снимки ночной Земли (о них шла речь в прошлой главе), чтобы распознать мегарегионы, которые выглядят как сплошь освещенные области. Основываясь на этих результатах, он смог отделить крупные области экономической активности от меньших центров. Далее он скомбинировал данные об освещенности с результатами других эконометрических исследований, откалибровал показатели в соответствии с имеющимися оценками объемов национального и регионального продукта и таким образом получил оценки экономической активности каждого мегарегиона в мире (СРП)[7]. Гулден любит говорить, что мегарегион – такое место, которое можно насквозь пройти пешком, от края до края, не имея при себе ничего, кроме некоторой суммы денег, и при этом ни разу не испытать ни голода, ни жажды.

Я понял всю важность этих ночных снимков, когда летел из Колумбии (в Южной Каролине) в Торонто поздно ночью в конце 2007 года. Когда мы покинули Колумбию, расположенную в сердце мегарегиона Шарланта (Шарлотт – Атланта), яркие огни можно было видеть в течение минимум сорока пяти минут. Потом около часа небо было темным, пока мы не долетели до Буффало, расположенного на окраине мегарегиона Тор – Буфф – Честер (Торонто – Буффало – Рочестер). Была глубокая ночь, но облака впереди на горизонте были освещены так ярко, как будто занимался день.

Строго говоря, мегарегион определяется по двум критериям. Во-первых, это должна быть сплошная освещенная область, содержащая более одного крупного города или метрополии. Во-вторых, показатель СРП для этой области должен составлять не меньше 100 миллиардов долларов. Этому определению в мире удовлетворяют ровно 40 мегарегионов (см. Приложение А). Вот кое-какая важная статистика.

1. – Крупнейшие мегарегионы по населению:

– в 10 крупнейших мегарегионах живут 666 миллионов человек, что составляет 10 % населения мира;

– в 20 крупнейших мегарегионах живут 1,1 миллиарда человек, что составляет 17 % населения мира;

– в 40 крупнейших мегарегионах живут 1,5 миллиарда человек, что составляет 23 % населения мира.

2. – Данные об экономической активности еще более поразительны:

– 10 крупнейших по производительности (СРП) мегарегионов мира, в которых проживают 416 миллионов человек (6,5 % населения мира), обеспечивают 43 % экономической активности (13,4 триллиона долларов) и 57 % патентов на инновации, здесь работают 53 % наиболее цитируемых ученых;

– 20 крупнейших по производительности мегарегионов, где проживают 10 % населения, ответственны за 57 % экономической активности и 76 % патентов на инновации и работу 76 % наиболее цитируемых ученых;

– 40 крупнейших по производительности мегарегионов, где проживают 18 % населения мира, обеспечивают 66 % экономической активности, 86 % патентов и 83 % наиболее цитируемых ученых.

Теперь рассмотрим более детальные карты некоторых важнейших мегарегионов мира.

Соединенные мегарегионы Америки

На первой карте отмечены мегарегионы, из деятельности которых состоит экономика Северной Америки; она, помимо прочего, дает понять, сколь ошибочно считать, будто экономику США творят пятьдесят штатов (см. рисунок 3.1). В действительности ядро экономик США и Северо-Американского континента определяется примерно дюжиной мегарегионов, которые захватывают Канаду и частично Мексику и производят основную долю национального продукта.

Рисунок 3.1. Мегарегионы Северной Америки

Карта: Тим Гулден и Райан Моррис

Как показывает карта, крупнейшие мегарегионы сосредоточены на побережьях. Босваш, который протянулся на более чем 800 километров вдоль Восточного побережья от Бостона через Нью-Йорк в Вашингтон, занимает в мире второе место по объему продукции, уступая только Большому Токио. В 1957 году, когда Готтманн впервые выделил этот регион, здесь жили 32 миллиона человек. Сегодня население составляет около 54 миллионов – это больше 18 % всего населения Америки. Регион производит продукции на 2,2 триллиона долларов и мог бы войти в число крупнейших национальных экономик мира. Несмотря на разнообразие видов деятельности, экономика региона имеет свои сильные стороны и специализацию. Нью-Йорк сосредоточен на финансах и бизнес-сервисе, а также на сфере искусства и культуры. Бостон известен своими биотехнологиями и образовательными ресурсами. Массмедиа, стратегическая разведка и биотехнологии кластеризуются в Вашингтоне, округ Колумбия, и вокруг него.

Южнее Босваша находится мегарегион Шарланта, где живут 22 миллиона человек и производится продукция на 730 миллиардов долларов (СРП). В этом мегарегионе находятся притягивающая одаренных людей Атланта (ее можно назвать штаб-квартирой региона), Шарлотт (главный финансовый центр) и «исследовательский треугольник» в Северной Каролине – технологическая столица Шарланты.

Еще дальше к югу лежит крупный мегарегион в Южной Флориде, в который входят Майами, Орландо и Тампа, – там живут 15 миллионов человек и выпускается продукция на 430 миллиардов долларов. Среди сильных сторон этого региона – центральное положение Майами в латиноамериканской банковской системе и сфере инвестиций, а также в индустриях развлечений и дизайна; в Орландо сосредоточен значительный потенциал индустрии развлечений и искусства, там же находится Всемирный центр отдыха Уолта Диснея, из которого вышла едва ли не вся поп-культура.

Еще три важных мегарегиона расположены на Западном побережье. Крупнейший из них, где живет 21 миллион человек и производится продукция на сумму 710 миллиардов долларов (СРП без учета государственной границы), простирается от Лос-Анджелеса через Сан-Диего до мексиканского города Тихуана. Лос-Анджелес господствует в сфере кинопроизводства, развлечений и поп-культуры. Это также важный порт и центр притяжения компаний, работающих в сфере финансов, банковских услуг и технологий. В Сан-Диего развиваются информационные технологии, телекоммуникации и биотехнологии. Тихуана – один из крупнейших в мире центров производства, специализирующийся на телевидении, электронике и высокотехнологичной продукции. Все вместе это – мощная комбинация. Это один из очень немногих регионов мира, где передовые инновации и креативность сочетаются с возможностью производить товары по сравнительно низкой себестоимости.

Второй мегарегион окружает залив Сан-Франциско. Здесь проживают 13 миллионов человек и производится продукции на более чем 470 миллиардов долларов, это ведущий центр технологической индустрии и венчурного капитала, здесь же расположена группа всемирно известных университетов, каждый из которых имеет свою специализацию: Стэнфорд и Калифорнийский университет в Беркли специализируются на естественных науках и инженерии, Калифорнийский университет в Сан-Франциско – на биотехнологиях, а Калифорнийский университет в Дэвисе – на сельском хозяйстве и виноделии. Регион располагает производственными мощностями в индустрии развлечений (здесь расположены студии Pixar, Electronic Arts и Industrial Light & Magic). Разумеется, сердцем региона остается Кремниевая долина, знаменитая концентрацией технологичных производств и инноваций.

На Западном побережье также расположен мегарегион Каскадия, простирающийся от Медфорда и Портленда (Орегон) до Сиэтла и Ванкувера (Канада), насчитывающий около 9 миллионов населения, которое производит продукции на 260 миллиардов долларов (СРП). Помимо исторически обсуловленного превосходства в авиационно-космической промышленности, этот регион является глобальным центром программного обеспечения и интернет-индустрии (здесь расположены компании Microsoft, Amazon и Real Networks), а также компаний, важных для формирования образа жизни потребителя (здесь находятся Starbucks, Nike, REI и Costco). Еще два мегарегиона – Денвер – Боулдер и Феникс – Тусон – производят каждый примерно по 140 миллиардов долларов СРП.

Южное побережье США тоже не сидит без дела. В огромной энергопроизводящей зоне между Хьюстоном и Новым Орлеаном живут около 10 миллионов американцев и производится 330 миллиардов долларов национального продукта. Также в Техасе находится регион, включающий Даллас, Сан-Антонио и Остин, где проживают 10 миллионов человек и производится продукция на 370 миллиардов долларов. Согласно сообщению Федерального резервного банка Далласа за 2004 год, эти мегарегионы можно рассматривать как «Техасский треугольник» поистине колоссальных размеров. Успешный авиадискаунтер Southwest Airlines начинал с челночных перевозок между этими техасскими городами. Исследователи из банка пришли к выводу, что «сочетание хьюстонского порта, роли Далласа в сухопутных перевозках, доступа к далекому Южному Техасу и Северной Мексике, который дает Сан-Антонио, а также политической столицы штата способно создать на “третьем побережье” мегаполис, способный конкурировать с Нью-Йорком, Лос-Анджелесом и Чикаго»[8].

Но глубинке не о чем беспокоиться: в сердце США тоже имеются мегарегионы. Гигантский мегарегион Чипитс, простирающийся от Питтсбурга и Кливленда к Детройту, Чикаго и Миннеаполису, охватывает больше 100 тысяч квадратных миль, здесь живут 46 миллионов человек. Чипитс выпускает продукции на 1,6 триллиона долларов (СРП) и является третьим среди мегарегионов мира.

Поблизости от него расположен другой двунациональный мегарегион. Я сам придумал для него название в 2002 году, когда выступал на конференции, посвященной будущему Буффало. Меня спросили об экономических перспективах Буффало и о том, что я мог бы посоветовать, чтобы оживить регион, и я выпалил: «Тор – Буфф – Честер!» – имея в виду, что следует поощрять интеграцию Торонто, Буффало и Рочестера. Теперь же, когда у нас есть карты мегарегионов, я вижу, что этот регион простирается куда дальше, захватывая Ватерлоо и Лондон (провинция Онтарио), идет через Торонто на восток к Оттаве, Монреалю и городу Квебек, а затем спускается к Сиракьюсу, Итаке и Утике в США. С учетом расположения его, возможно, следовало бы называть Тор – Буфф – Лоо – Мон – Тава. Но как его ни назови, этот двунациональный мегарегион насчитывает больше 22 миллионов населения и производит продукции на сумму больше 530 миллиардов долларов, что делает его пятым мегарегионом Северной Америки и двенадцатым по величине мегарегионом в мире. Торонто – важный экономический центр с прекрасными университетами, лидирующий в сфере искусства, развлечений, дизайна и культуры; он же, возможно, готов похвастаться самым разнообразным в мире населением. Подобно Лондону, но в отличие от большинства крупных городов США, Торонто предлагает своим жителям хорошие школы, низкий уровень преступности, безопасные улицы. Жить здесь не так дорого, как в Лондоне, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, благодаря чему представители разных социальных слоев здесь живут вперемешку. Поблизости расположен крупный технологический центр – Ватерлоо в провинции Онтарио, где находится компания BlackBerry. Монреаль дал миру цирк Cirque du Soleil и легендарную музыкальную сцену, откуда вышли Arcade Fire – одна из самых популярных и успешных групп начала 2000-х[9]. По другую сторону от границы, в США, находится Рочестер, который, несмотря на убыль населения, остается одним из ведущих мировых центров оптоэлектронного и наукоемкого производства (здесь работают Xerox, Kodak и многие их ключевые поставщики).

Европейские мегарегионы

Подобно пятидесяти американским штатам, страны Европы представляют собой исторические артефакты в политических границах. В реальности экономику Европы составляют около дюжины мегарегионов, ответственных за большую часть инноваций и производства на континенте (см. рисунок 3.2).

Рисунок 3.2. Мегарегионы Европы

Карта: Тим Гулден и Райан Моррис

Крупнейший мегарегион Европы – огромный экономический композит, который я назвал Ам – Брюс – Тверп. Здесь живут около 60 миллионов человек и выпускается продукция на сумму около 1,5 триллиона долларов – это четвертый по величине мегарегион мира.

Следующий по размеру – британский мегарегион, включающий Лондон, Лидс, Манчестер, Ливерпуль и Бирмингем. Лондон, где живет огромное количество космополитичных представителей креативного класса, включая немалую долю выходцев из США, превращается в ведущий мировой центр финансов и креативной мысли, конкурировать с которым может только Нью-Йорк. Этот мегарегион специализируется на культурном креативе – это кино, театр и музыка. Здесь возникли почти все лучшие, самые известные группы, в том числе Beatles, Rolling Stones, Led Zeppelin и Sex Pistols. Здесь живут 50 миллионов человек и производится продукция на сумму 1,2 триллиона долларов, что делает местную экономику шестой по величине среди регионов мира.

Огромный итальянский мегарегион, включающий Рим, Милан и Турин, является ведущим центром индустрии моды и промышленного дизайна. Примерно 48 миллионов его жителей производят продукцию на сумму около триллиона долларов, благодаря чему этот регион является третьим по величине экономическим конгломератом в Европе и седьмым – в мире.

В Германии мегарегион, охватывающий Штутгарт, Франкфурт и Маннгейм, населяют 23 миллиона людей, многие из которых работают в финансах и в производстве, принося 630 миллиардов долларов (СРП).

Западнее расположен Большой Париж, авторитетный в сфере моды и «высокой культуры» (haute culture), где живут около 15 миллионов человек и производится продукция на сумму около 380 миллиардов долларов.

В двунациональном мегарегионе Барселион живут около 25 миллионов человек и производится продукция на сумму 610 миллиардов долларов (СРП). Хотя выходцев из Северной Европы в этом регионе долго не было, сейчас сюда в поисках работы съезжается все больше людей. Высокопоставленная сотрудница министерства торговли Нидерландов призналась мне в частной беседе, что ее тревожит перспектива переезда североевропейских компаний в теплые и красивые края с высоким кадровым потенциалом.

Завершают перечень мегарегионов Европы Вена – Будапешт (180 миллиардов долларов по СРП), Прага (150 миллиардов долларов по СРП), Лиссабон (110 миллиардов долларов по СРП), шотландский Глазбург (110 миллиардов долларов по СРП), Мадрид (100 миллиардов долларов по СРП) и Берлин (100 миллиардов долларов по СРП).

Мегатигры

Азиатскую экономику также определяют мегарегионы (рисунок 3.3). Четыре из них находятся в Японии, в том числе два крупнейших в мире. Большой Токио, где проживают больше 55 миллионов человек и производится продукция стоимостью почти 2,5 триллиона долларов, является крупнейшим в мире мегарегионом и специализируется на финансах, дизайне и высоких технологиях.