Текст книги "Мировой беспорядок"

3. Другой порядок

При ближайшем рассмотрении выясняется, что управляемая конкуренция, которой фактически являлась холодная война, была не единственным источником порядка после Второй мировой войны. Действительно, существовал также порядок, который можно было бы назвать послевоенным, который функционировал как бы параллельно холодной войне, но помимо нее. Этот второй порядок (который иногда называют «либерально-демократическим порядком», хотя на самом деле он являлся таковым весьма условно) имел множество измерений, включая экономическое, политическое, дипломатическое и стратегическое, и был одновременно глобальным и региональным [44]44
  G. John Ikenberry, Liberal Leviathan: The Origins, Crisis, and Transformation of the American World Order (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2011).


[Закрыть]. Важно отметить все перечисленное, поскольку порядок, который был функцией холодной войны, в значительной степени «растворился» с ее завершением и распадом Советского Союза, а вот послевоенный другой порядок уцелел – и продолжает оказывать влияние на мир, причем как своими плодами, так и тем, чего он не в состоянии обеспечить.

Экономическое измерение послевоенного порядка было призвано содействовать развитию мира (или, точнее, некоммунистического мира), где процветали торговля, технологии и хорошо отлаженные финансовые операции. Торговля рассматривалась как локомотив экономического роста и как средство установления и укрепления связей между странами, позволявшая им участвовать в поддержании мирных отношений. Технологическое развитие трактовалось как моральная, политическая и стратегическая необходимость, призванная помочь миллиардам людей во всем мире вести продуктивную, наполненную удовольствием жизнь, дабы эти миллиарды не поддавались искушению сделать выбор в пользу коммунизма. В противном случае многие страны, в том числе бывшие колонии, обретавшие атрибуты государственности, рисковали никогда не познать стабильность. Кроме того, требовался некий механизм функционирования и регулирования торговли, инвестиций и туризма, нечто такое, что предусматривало систему управления десятками национальных валют таким образом, чтобы стимулировать развитие и способствовать взаимодействиям любого рода.

В результате (разумеется, я сильно упрощаю ради краткости изложения) возникла Бреттон-Вудская система, комплекс международных договоренностей и международных институтов; решение о ее создании было принято в 1944 году, когда министры финансов многих стран мира собрались в Бреттон-Вудсе, штат Нью-Гэмпшир. Одна из целей создания этой системы заключалась в содействии восстановлению пострадавших от войны стран и развитию бедных стран; курировать эту деятельность поручили Международному банку реконструкции и развития, более известному как Всемирный банк. Другая цель состояла в разработке функциональной и эффективной денежной системы, учитывающей стремление суверенных государств самостоятельно определять свой путь, при этом сохраняя возможность торговать с другими, осуществлять и принимать инвестиции. Доллар фактически признали мировой валютой, исходя из размеров и силы американской экономики; прочие валюты были «привязаны» к доллару, а тот обеспечивался золотом. По существу, любой желающий мог обменять лишние доллары на золото. Международный валютный фонд (МВФ) учредили для выделения займов государствам с дефицитом бюджета, дабы правительства этих стран могли удовлетворять свои краткосрочные потребности в расходах и достигать определенного уровня бюджетного баланса [45]45
  См. Benn Steil, The Battle of Bretton Woods: John Maynard Keynes, Harry Dexter White, and the Making of a New World Order (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2015); Harold James, International Monetary Cooperation Since Bretton Woods (New York: Oxford University Press, 1996); and Barry Eichengreen, Globalizing Capital: A History of the International Monetary System, 2nd ed. (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2008).


[Закрыть].

Связанный с этими, но все-таки отличный круг вопросов относительно торговли был официально рассмотрен не на Бреттон-Вудской конференции, а на заседании министров торговли. Целью их встречи было создать структуру под названием Международная торговая организация, но противоречия между странами – участницами заседания (и их внутренней политикой) не позволили этого сделать. Вместо того на ряде саммитов на протяжении десятилетий разрабатывались правила мировой торговли и заключались важные соглашения по устранению тарифных барьеров. (Эти договоренности формально «проходили по линии» Генерального соглашения по тарифам и торговле, или ГАТТ.) Потребовалось не менее пятидесяти лет для того, чтобы появилась Всемирная торговая организация (ВТО), способная разрешать споры, а также служить глобальным форумом.

Вторым измерением послевоенного порядка было измерение дипломатическое, и в его центре находилась Организация Объединенных Наций. Исходная идея состояла в учреждении всемирного органа, постоянного форума, который позволял бы предотвращать или, при неудаче попыток предотвращения, улаживать международные споры. Устав ООН предписывает сторонам любого спора, угрожающего международному миру и безопасности, «искать решение путем переговоров, обследования, посредничества, примирения, арбитража, судебного разбирательства, обращения к региональным органам или соглашениям или иными мирными средствами по своему выбору». Возможно также применение силы на благо мира в буквальном смысле слова, ведь, согласно главе VII Устава ООН, членам организации позволяется принимать действенные меры, от блокады до активных боевых действий в воздухе, на суше и на море, «для поддержания или восстановления международного мира и безопасности». Впрочем, очевидно, что главенствовало все-таки стремление воспрепятствовать применению силы для урегулирования разногласий между государствами [46]46
  “Charter of the United Nations”, June 26, 1945, Chapter VI, Article 55, and Chapter VII, Article 42, www.un.org/en/charter-united-nations/index.html.


[Закрыть].

Ответственность за управление организацией и принятие необходимых мер возлагалась на Совет безопасности ООН, в состав которого входили пять постоянных членов (США, СССР, Китай, Великобритания и Франция) и шесть (позже десять) непостоянных членов – список последних изменялся каждые два года. Лишь пять постоянных членов ООН (которые на момент создания организации считались ведущими державами в мире после Второй мировой войны) обладали правом вето. Китайское представительство передали от Китайской Республики (Тайвань) Китайской Народной Республике (КНР, материковый Китай) в 1971 году. Советское представительство перешло к России в конце 1991 года. Совету безопасности предписывалось «нести основную ответственность за поддержание международного мира и безопасности». Предполагалось, что это будет новый «концерт», который станет управлять международными отношениями и поддерживать порядок между государствами в эпоху после Второй мировой войны.

Учреждение ООН также отражало и укрепляло бытовавшие в ту пору воззрения на мировой порядок. Например, статья 51 Устава ООН гласит: «Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на Члена Организации». Здесь подразумевалось, а в других статьях Устава формулировалось недвусмысленно, что членство в ООН лимитировано и допускается только для суверенных государств (ст. 4, п. 1) и что все такие государства обладают «суверенным равенством», то есть равны по своему положению в организации (ст. 2, п. 1). Этот принцип наиболее четко выражен в устройстве Генеральной ассамблеи ООН, которая формируется по правилу «одна страна, один голос»; в итоге Соединенные Штаты Америки или Китай оказываются наравне с крошечными, малонаселенными странами из отдаленных уголков мира. В Уставе ООН также говорится, что Устав «не дает Организации Объединенных Наций права на вмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства» (пункт 7 статьи 2). Все перечисленное, по сути, формировало подобие вестфальского порядка, в котором признаются и отстаиваются права суверенных образований, то есть государств.

Третьим «столпом» послевоенного порядка было стратегическое измерение. Здесь стремились к цели предотвратить возникновение рисков, которыми трудно управлять и которые чреваты катастрофой в случае провала попыток воспрепятствовать их появлению. Роль ООН в значительной степени ограничивалась реалиями отношений великих держав, прежде всего американо-советскими отношениями, поскольку обе страны (наряду с Великобританией, Францией и Китаем) обладали правом вето в Совете безопасности. Подразумевалось, что ООН не должна использоваться в качестве инструмента воздействия одной великой державы на другую; скорее организация призвана была служить тем «арбитром», к которому великие державы могут и должны обращаться в случае непреодолимых разногласий. В теории, пускай на практике, признавалось также, что следует избегать применения военной силы для иных целей, кроме самообороны.

Актуальным в этом контексте оказался договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО)[47]47
  “Treaty on the Non-Proliferation of Nuclear Weapons”, July 1, 1968, U. S. Department of State, www.state.gov/www/global/arms/treaties/nptl.html#2.


[Закрыть]. Он опирался на предположение, что мир с обилием государств, обладающих ядерным оружием (таковых насчитывалось пять на момент подписания договора в 1968 году), будет куда более опасным и потенциально беспорядочным. Опасность видели прежде всего в сложности проведения политики сдерживания между множеством сторон. Также имелась опасность того, что ядерное оружие, доступное большому количеству стран, может попасть (в виде бомб или материалов для их изготовления), как говорится, не в те руки. Кроме того, высказывалась озабоченность по поводу того, что сам факт существования ядерного оружия означает: нельзя гарантированно исключать возможность его применения.

На самом деле ДНЯО представлял собой серию сделок. От пяти стран, которые обладали ядерным оружием (Соединенные Штаты Америки, Советский Союз [впоследствии Россия], Китай, Великобритания и Франция, причем все они стояли у истоков атомной бомбы), просили не передавать ядерное оружие и не содействовать любому другому государству в его разработке или приобретении. Также формулировался принцип сотрудничества, согласно которому эти пять стран обязывались избегать гонки ядерных вооружений и стремиться к постепенному избавлению от имеющегося ядерного оружия. От государств, не обладающих ядерным оружием, просили не разрабатывать такие устройства, не искать помощи у членов «ядерного клуба» и не производить такое оружие самостоятельно. Договор при этом гарантировал доступ к ядерной энергии в мирных целях. Помимо того, от государств, не обладающих ядерным оружием, просили «предоставить гарантии» (согласиться на инспекции, которые будут проверять, соблюдают ли они условия договора).

Параллельные усилия предпринимались и в других областях. Конвенция по биологическому оружию, подписанная в 1972 году и вступившая в силу три года спустя, запрещала любому государству – участнику соглашения (все участники были суверенными государствами) приобретать, разрабатывать или распространять биологическое оружие любого рода [48]48
  “Convention on the Prohibition of the Development, Production and Stockpiling of Bacteriological (Biological) and Toxin Weapons and on Their Destruction (BWC)”, April 10, 1972, U. S. Department of State, www. state.gov/t/isn/4718.htm#treaty.


[Закрыть]. Те, кто обладал таким оружием на момент вступления конвенции в силу в 1975 году, обязывались его уничтожить. Масштабный договор (Всемирная конвенция по химическому оружию), запрещавший производство и применение химического оружия, начал действовать в 1997 году [49]49
  “Convention on the Prohibition of the Development, Production, Stockpiling and Use of Chemical Weapons and on Their Destruction (CWC)”, January 15, 1995, U. S. Department of State, www.state.gov/t/avc /trty/127917.htm.


[Закрыть].

* * *

Региональные органы взаимодействия возникали по всему миру, однако наиболее важные процессы такого рода протекали в Европе. Исходной идеей в данном случае (принято приписывать ее министру иностранных дел Франции Роберу Шуману) было стремление связать между собой Германию и Францию настолько тесно, чтобы они впредь и помыслить не могли об еще одной войне. Также предполагалось укрепить политический проект переустройства экономики, общества и политических институтов Западной Германии, дабы предотвратить возникновение на немецкой почве нового авторитарного режима, способного нести угрозу самому немецкому народу и его соседям. Европейское объединение угля и стали, в состав которого вошли Франция, Западная Германия, Италия и три страны Бенилюкса (Бельгия, Нидерланды и Люксембург), стало зародышем «европейского проекта», который за последующие десятилетия эволюционировал в Европейское сообщество, а позднее в Европейский союз, расширяя состав участников и распространяя свое влияние на новые области внутренней и внешней политики.

Остро стоял вопрос о завершении колониальной эпохи. К исходу Второй мировой войны мир по большей части, включая сюда Ближний Восток, Африку и Азию, управлялся европейскими странами. Деколонизация проистекала из представления о том, что народы имеют право на независимые национальные государства; такова концепция самоопределения. К независимости стремились практически все народы, жившие в условиях колониального господства. Любопытно, что это стремление поддерживали и Советский Союз, и Соединенные Штаты Америки: первый видел в нем возможность расширить сферу своего влияния, а США опасались, что в отсутствие независимости эти общества обратятся к СССР за помощью в борьбе против западных колонизаторов. Со временем и население ведущих европейских колониальных держав начало уставать от расходов на обеспечение власти в отдаленных уголках, жаждавших самостоятельности.

Деколонизация постепенно стала восприниматься как предпосылка установления и поддержания порядка, поскольку в противном случае была велика опасность возникновения конфликтов во многих регионах. Эта озабоченность, пожалуй, вполне объяснима, хотя трагическая ирония истории состоит в том, что финал колониальной эпохи не столько содействовал установлению порядка, сколько во многих случаях обернулся масштабным беспорядком. Достаточно вспомнить события после того, как британцы в 1947 году отказались от бремени ответственности за Южную Азию, вспыхнула жестокая война, которая привела к разделу субконтинента между Индией и Пакистаном. Раздел предусматривался и для Палестины, где уход британцев год спустя обернулся созданием государства Израиль и немедленным нападением на новое государство соседей-арабов. Франция устала от попыток сохранить контроль над Индокитаем и признала поражение в 1954 году, оставив после себя разделенную страну, которая продолжала воевать сама с собой еще два десятилетия. Также Франция ушла из Туниса и Марокко в 1956 году – и была фактически изгнана из Алжира в 1962 году, после кровопролитной гражданской войны.

Возможно, поворотным моментом процесса деколонизации был 1956 год, когда Суэцкий канал был захвачен по приказу главы Египта, националиста Гамаля Абдель Насера. Совместное британо-франко-израильское вторжение в Египет лишь укрепило позиции Насера и разозлило тогдашнюю администрацию США, которая хотела привлечь внимание всего мира к жестоким советским репрессиям в отношении народа Венгрии, где происходило подавление восстания. Британское правительство пало; притязания страны на роль империи заметно сократились, как и способность обеспечивать эти притязания материально. Большинство оставшихся британских владений на Ближнем Востоке, в Африке и Азии отделилось от метрополии и провозгласило независимость в следующем десятилетии. Другие европейские колониальные державы, скажем, Бельгия и Португалия, столкнулись с аналогичными проблемами в Африке в 1960-х и 1970-х годах. Колониальная эпоха завершилась, ей на смену пришел период, на протяжении которого местный национализм усугублялся конкуренцией сверхдержав времен холодной войны [50]50
  Albert Hourani, “A Moment of Change: The Crisis of 1956”, in A Visionof History: Near Eastern and Other Essays (Beirut: Khayats, 1961).


[Закрыть].

* * *

Другой аспект послевоенного порядка был политическим, но в ином смысле. Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной ассамблеей ООН в 1948 году, гласила, что каждый человек на планете, без какого-либо исключения, обладает широким спектром прав, в том числе правом на равенство перед законом, на свободу передвижения и выбора места жительства в пределах границ страны, правом владеть имуществом, правом на свободу мысли, совести и вероисповедания, правом свободно выражать свое мнение, правом на мирные собрания и многими другими правами. Безусловно, в декларации отсутствовали какие-либо правоприменительные положения, и большинство правительств, подписавших эту декларацию, цинично и беззастенчиво игнорировали ее с самого начала. Тем не менее следует отметить, что отныне, согласно декларации, не только государства, но и индивиды обладали правами [51]51
  “Universal Declaration of Human Rights”, UN General Assembly, Resolution 217A (III), December 10, 1948, www.un-documents.net/a5r217a.htm.


[Закрыть].

Приблизительно тогда же правительства большинства стран мира одобрили Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Этот документ принимали в желании сделать так, чтобы опыт холокоста никогда больше не повторился. Однако конвенция предусматривает мало практических механизмов предотвращения геноцида. Основной упор в ней делается на привлечении к ответственности всех, кто причастен к подобным преступлениям; в теории неотвратимость наказания должна удерживать индивидуумов и правительства от совершения геноцида. Но потребовалось еще 50 лет, чтобы в 1998 году был учрежден постоянно действующий Международный уголовный суд, который рассматривает обвинения в преступлениях, связанных с геноцидом [52]52
  Convention on the Prevention and Punishment of the Crime of Genocide, December 9, 1948, United Nations, https://treaties.un.org/doc/Publication/UNTS/Volume%2078/volume-78-I-1021-English.pdf; Rome Statute of the International Criminal Court, July 17, 1998, International Criminal Court, www.icc-cpi.int/nr/rdonlyres/ea9aeff7–5752–4fB4-be94–0a655eb50el6/0/rome_statute_english.pdf


[Закрыть].

Последний элемент послевоенного порядка носил правовой характер. До некоторой степени почти каждый из перечисленных выше аспектов мирового порядка обладает юридическим измерением. Но существует также четкий правовой порядок, комбинация правил и процедур, облегчающих торговлю, поездки, коммуникации и другие повседневные формы взаимодействия между людьми, корпорациями и/или странами. Кроме того, действуют нормы, призванные способствовать реализации дипломатических усилий, – от обязанности правительств обеспечивать защиту иностранных посольств, консульств и дипломатов до принципов признания правительств других стран и заключения и соблюдения договоров и других форм международных соглашений.

* * *

Что можно сказать о послевоенном порядке? Глобальные экономические показатели выглядят поразительно, даже несмотря на то что эти достижения в определенной степени отражают рост численности населения. С 1950 по 1990 год мировая экономика выросла в пять раз. Объем товарооборота рос еще быстрее, от приблизительно 125 миллиардов долларов в 1950 году до 7 триллионов долларов сорок лет спустя. Что касается развития, то число людей, живущих в условиях крайней нищеты (около 1,3 миллиарда человек), оставалось относительно неизменным на протяжении этих лет, пускай население планеты удвоилось – с 2,5 миллиарда человек до свыше 5 миллиардов человек [53]53
  О показателях мировой экономики см. Angus Maddison’s «Historical Statistics of the World Economy: 1–2008 AD», www.ggdc.net/maddison/Historical_Statistics/horizontal-file_02–2010.xls. О мировом товарообороте см. UN Conference on Trade and Development STAT (UNCTADSTAT), http://unctadstat.unctad.org/wds/ReportFolders /reportFolders.aspx. Крайняя бедность рассчитывается как проживание на сумму менее 1,25 доллара в день. Об уровнях бедности см. Frangois Bourguignon and Christian Morrisson, “Inequality Among World Citizens: 1820–1992”// American Economic Review 92, no. 4. (2002): 732, www.jstor.org /stable/3083279.


[Закрыть].

Впрочем, зарегистрировать это достижение – вовсе не то же самое, что приписать его действиям некоего глобального механизма или высоко оценить работу этого механизма. Многое из того, что было сделано, объясняется проведением экономической политики в национальных масштабах. Например, влияние Всемирного банка на развитие малозаметно. Торговый режим (через ГАТТ) достоин похвалы за снижение тарифов и других барьеров в торговле промышленной продукцией. Однако соглашение оказывает куда меньшее влияние на торговлю сельскохозяйственной продукцией и услугами и никак не распространяется на государственные субсидии.

Монетарный порядок не лишен собственных недостатков. Существующая система не способна справиться ни с хроническим дефицитом бюджета в Соединенных Штатах Америки, ни с хроническим профицитом (следствием чего становятся колоссальные долларовые резервы) таких стран, как экспортно-ориентированная Япония. Эта реальность побудила администрацию Никсона в 1971 году отменить привязку доллара к золоту, поскольку США не могли далее сохранять такую привязку, учитывая огромные долларовые резервы других стран. Из-за того что доллар фактически являлся мировой валютой, но оставался национальной валютой Соединенных Штатов Америки, регулярно возникала напряженность. Политика, обусловленная внутренними причинами – скажем, стремлением ускорить экономическое развитие страны, – неизбежно сказывалась на других странах. МВФ, со своей стороны, не имел полномочий, инструментов или ресурсов, необходимых для принуждения большинства стран – членов фонда к соблюдению дисциплины.

Всеобщая декларация прав человека отражает растущую значимость проблематики соблюдения прав человека и вносит свой вклад в увеличение этой значимости. Во многих отношениях она является предвестницей других мер по защите индивидов от действий правительств и привлечения правительств и тех, кто действует от их имени, к ответственности за такие действия. Однако, как будет показано далее, применительно к международному консенсусу по этим вопросам не было выработано практически никаких механизмов соблюдения договоренностей. То же самое можно сказать о Конвенции по геноциду, которая никак не воспрепятствовала резне в Камбодже, где в конце 1970-х годов красные кхмеры истребили от полутора до двух миллионов мужчин, женщин и детей. Потребовалось целых три десятилетия на то, чтобы хоть кто-то из виновных в этом геноциде предстал перед судом и отправился в тюрьму.

Организация Объединенных Наций не смогла оправдать надежд своих самых ярых сторонников, но эти надежды изначально не были реалистичными. Она не справилась с функцией регулятора отношений в период холодной войны, что неудивительно, учитывая различие в позициях США и Советского Союза. Совет безопасности ООН сделался в итоге еще одной ареной холодной войны. Две сверхдержавы использовали эту международную площадку для попыток привлечь мировое общественное мнение на свою сторону. Тем не менее СБ оказался полезным местом, так сказать, для выпуска пара, а кулуары ООН служили укрытием, где дипломаты могли встречаться подальше от яркого света телекамер.

Все начало понемногу меняться лишь ближе к заключительному этапу холодной войны. Совет безопасности сыграл действительно важную роль в координации международных мер реагирования на агрессию Саддама Хусейна против Кувейта. Но это означало, во‐первых, что холодная война в значительной степени утратила интенсивность, и что, во‐вторых, рассматриваемый вопрос – нарушение территориальной целостности и суверенного статуса государства – члена ООН – относился к числу тех немногих, по поводу которых и вправду имелась возможность достичь консенсуса. В конце концов, на этих условиях складывался традиционный подход к мироустройству. Совет безопасности не столько формировал этот консенсус, сколько отражал его наличие.

* * *

ООН не слишком-то способствовала утверждению послевоенного порядка. Деколонизация сопровождалась различными эксцессами, зачастую осуществлялась в рамках внутренней политики колониальной державы, нередко оборачивалась вспышками насилия на местах, а бывало, что имело место то и другое. В ряде регионов, как и в случае кувейтского кризиса 1990 года, Организация Объединенных Наций могла вмешиваться в происходящее только при наличии общего консенсуса; каких-либо инициатив с ее стороны к достижению международного согласия ожидать фактически не приходилось. А Генеральная ассамблея ООН показала себя идеологизированным и неэффективным органом, который, следовательно, воспринимался многими как досадная помеха; всего раз она продемонстрировала свою полезность, когда санкционировала международный ответ на вторжение Северной Кореи на юг Корейского полуострова в июне 1950 года.

Договор о нераспространении ядерного оружия также оценивается неоднозначно. В немалой степени его оценка зависит от связанных с ним ожиданий. В 1963 году президент Джон Ф. Кеннеди рассуждал о мире, в котором к середине 1970-х годов может появиться целый ряд стран, обладающих ядерным оружием [54]54
  См. John F. Kennedy, “Commencement Address at American University”, Washington, DC, June 10, 1963, John F. Kennedy Presidential Library and Museum, www.jfklibrary.org/Asset-Viewer/BWC7I4C9QUmLG9J6I8oy8w.aspx; John F Kennedy, “Address to the Nation on the Nuclear Test Ban Treaty”, Washington, DC, July 26, 1963, John F. Kennedy Presidential Library and Museum, www.jfklibrary.org/Asset-Viewer/ZNOo49DpRUa-kMetjWmSyg.aspx.


[Закрыть]. К счастью, ничего подобного не произошло. Но в первые три десятилетия действия ДНЯО появились, в дополнение к первым пяти, еще четыре ядерных страны – Израиль, Индия, Пакистан и Северная Корея.

Во многом эта неоднозначность восприятия ДНЯО обусловлена ограничениями самого договора. Начнем с того, что ни одна страна мира не обязана к нему присоединяться. Во-вторых, в договоре четко оговаривается, что он никоим образом не препятствует применению ядерной энергии в мирных целях и не запрещает импортировать технологии и материалы в указанных целях. К сожалению, многое из того, что необходимо для производства оружия, может разрабатываться или приобретаться под видом мирного использования ядерной энергии. В-третьих, процедура инспектирования предполагает сотрудничество; это джентльменское соглашение, но мы живем в мире, в котором некоторые главы правительств не являются джентльменами, и эти люди готовы лгать и всячески прикрывать запрещенную деятельность. В-четвертых, договором не предусматриваются автоматические санкции или штрафы за нарушение условий. Наконец, в‐пятых, страны сохраняют за собой право выйти из договора, уведомив об этом не позднее чем за три месяца до выхода. Если коротко, суверенные образования договорились не нарушать норму нераспространения, но вполне могут счесть, что она вредит их интересам.

Что касается биологического и химического оружия, здесь ситуация тоже выглядит запутанной. Применительно к биологическому оружию трудно, а порой и невозможно, удостовериться в соблюдении запрета на его применение: проверки сопряжены со множеством проблем. Например, Ирак (подписавший Конвенцию по биологическому оружию) при Саддаме Хусейне создал серьезный арсенал такого оружия, который годами оставался необнаруженным. С химическим оружием положение было (и остается) еще серьезнее: его проще изготовить (достаточно уровня едва ли не школьных знаний и элементарного производства) и проще спрятать. Как отмечалось выше, всемирная конвенция, запрещающая производство и применение химического оружия, вступила в силу лишь в 1997 году; что важнее, химическое оружие использовалось несколько раз (Египтом в Йемене в 1960-х годах, Ираком против Ирана в 1980-х годах, Сирией в 2013 году) без каких-либо серьезных последствий для стороны, применявшей это оружие.

Европа может считаться одним из главных успехов послевоенного порядка. Регион, который ранее находился в эпицентре стольких разрушений, наслаждался самыми спокойными и благоприятными десятилетиями в своей истории. Отчасти это объяснялось той стабильностью, которая обеспечивалась балансом сил и политикой сдерживания времен холодной войны, но многое из того, чего удалось добиться, также свидетельствовало о быстром экономическом восстановлении Западной Европы (в немалой степени благодаря плану Маршалла); добавим сюда еще успешную демократизацию Германии и реализацию «европейского проекта».

В других регионах дела складывались по-разному. Одна из причин заключалась в том, что региональные структуры Латинской Америки, Африки, Восточной и Южной Азии и Ближнего Востока были неэффективны вследствие неполного представительства, фактической невозможности достижения консенсуса, отсутствия потенциала к переменам – или какого угодно сочетания всех вышеперечисленных факторов. Азия оказалась ареной двух крупных конфликтов периода холодной войны – корейской войны и войны во Вьетнаме. Первый разгорелся еще до того, как были окончательно сформированы негласные правила, определявшие конкуренцию периода холодной войны. Вьетнамскую же войну можно рассматривать как неспособность обеспечивать порядок – и как известное свидетельство того, что конкуренция сверхдержав велась сдержанно. Поддержка Вьетнама со стороны СССР и КНР была косвенной, а военное вмешательство США протекало в относительно локализованной форме. Южная Азия наблюдала за несколькими локальными конфликтами между Индией и Пакистаном, за кризисом в Восточном Пакистане, который (Индия выступила в роли повитухи, если угодно) привел к созданию независимого государства Бангладеш, и за конфликтом в Афганистане, который к своему завершению в 1989 году немало способствовал распаду Советского Союза. Ближний Восток с точки зрения числа конфликтов являл собой наиболее проблемный во многих отношениях регион. Одна из «линий разлома», чреватая регулярными конфликтами, пролегала между Израилем и его арабскими соседями. Война 1948 года пришлась на период обретения Израилем независимости; затем последовали Суэцкий кризис 1956 года, Шестидневная война 1967 года, Октябрьская война 1973 года (иначе война Судного дня) и интифада, и каждый раз ситуация оборачивалась прямыми боестолкновениями израильтян с палестинцами. В других областях региона тоже имели место многочисленные конфликты – от гражданской войны в Ливане в середине 1970-х годов до восьмилетней войны между Ираном и Ираком, которая закончилась только в 1988 году. Латинская Америка и Африка также сталкивались с конфликтами, причем почти все они происходили внутри конкретных государств (гражданские войны того или иного рода) или тогда, когда вооруженные группировки, базируясь в одной стране, вторгались на территорию другой страны. При этом на обоих континентах практически не было войн между государствами.

Деколонизация во многих отношениях была уникальным процессом и завершилась, по большому счету, всего за несколько десятилетий. К сожалению, этот процесс под лозунгами построения более справедливого и стабильного порядка зачастую приводил к прямо противоположному результату. Стремление к независимости, возможно, позволяло избежать одного ряда проблем, чреватых беспорядком, зато быстро порождало новые проблемы, многие из которых в той или иной форме сохраняются до настоящего времени. Отмечу, что самоопределение не является панацеей. Многие страны оказались попросту не готовы к самоуправлению; ряд этих стран ввязался в споры или конфликты со своими соседями.

Международное право лучше всего проявило себя в тех областях, в которых политические ставки были самыми скромными; как можно было предположить, увы, оно оказалось малоэффективным там, где ставки были наиболее высоки. Это право пригодилось при налаживании функционирования международной системы, но оно не обладает никакими преимуществами перед факторами, которые различные правительства трактуют как свои национальные интересы. Международные суды действуют в технических областях, но, как правило, сфера их деятельности не затрагивает дипломатию, особенно в тех случаях, когда оспариваются крупные вопросы.

В целом послевоенный порядок опирался на знакомые, традиционные подходы к международным отношениям, поскольку в его основе лежало преимущественно понятие государственного суверенитета. Он способствовал осуществлению деколонизации, а также причастен к формированию философии и структуры Организации Объединенных Наций. Существовали, конечно, исключения из правил, скажем, в сфере соблюдения прав человека, но они носили скорее формальный, а не содержательный характер. Важнейшим во многих отношениях исключением стало возникновение наднациональных структур управления в Европе; появление таких структур отражало готовность европейских государств уступить часть суверенитета и полномочий региональным органам управления.

Потому почти не вызывает удивления тот факт, что послевоенный порядок – фактически мировой порядок 1.0 – лишь в малой степени способствовал укреплению международной системы после исчезновения «дисциплинирующего» порядка периода холодной войны. Важно отметить и то, что мир был не слишком готов иметь дело с диффузией власти, неизбежной вследствие появления негосударственных игроков и вследствие многочисленных вызовов глобализации. Сам образ мышления той поры, не говоря уже о понимании и общем согласии, не позволял вообразить новый легитимный порядок наряду с глобальной архитектурой и машинерией, которые понадобятся для его создания и поддержания. Словом, назрела потребность в ином подходе к порядку, к тому, что можно обозначить как мировой порядок 2.0. Потому, когда холодная война завершилась, возникло чувство, будто волна отхлынула и мир остался в ожидании передышки, в целом не готовый и не ведающий, чего ожидать от будущего, – а будущее не преминуло наступить.