Текст книги "История крепостного права на Руси. Предпосылки и основные этапы лишения крестьян личной свободы. XIV—XVII века"

Среднее служилое сословие проиграло это сражение из-за почти непрерывных симбиотических отношений между церковью и государством начиная с 988 г. Эти отношения возобновлялись и подкреплялись разногласиями в первой половине XVI в., а затем усилились патриархом Филаретом в XVII в. Поэтому неудивительно, что государство, где многие стоящие у власти фигуры находились в тесных личных связях с церковными лидерами, не принимало мер, направленных против церковных землевладений. Компании служилых людей против церковного землевладения, возможно, и ограничили его рост, но не более того. Дабы решить эту проблему, потребовалась массовая волна секуляризации в XVIII в. В Москве никогда не наблюдалось тенденции к столь драматическому разрешению конфликта между духовными интересами и военными нуждами.

Во второй половине XVII в. правительство Московии часто не обращало внимания на нужды служилых людей, за исключением моментов кризиса. Они прекрасно это осознавали, что можно видеть из судебного процесса над сыном боярским в 1647 г., на котором он сетовал, что прошения служилого человека чаще всего остаются без внимания и что даже подать жалобу очень непросто. Он обвинил царя в том, что тот не заботился о своих ратниках. За хулу на царя бояре приговорили его к казни. Царь помиловал и приказал после инсценировки казни беспощадно избить храбреца кнутом. Таким образом, можно сказать, что власти действовали кнутом и пряником, дабы держать дворянство в повиновении.

Во время своего подъема дворяне и дети боярские сняли с себя многие обязательства, делавшие их незаменимыми для правительства. В центральных канцеляриях они теперь не занимали такого важного положения, как в XVI в., что было продемонстрировано правительством в период 1658–1663 гг., когда оно призвало в войско тех, кто работал в аппарате центрального управления. Высшие должности в канцеляриях обычно являлись прерогативой знати, хотя часто требовалось подняться по служебной лестнице, дабы получить высшую должность в правительстве. Так, 90 % дьяков в канцелярии были из подьячих (помощников дьяков).

Г.К. Котошихин пишет, что некоторые представители знатных семей непосредственно становились дьяками, минуя стадию ученичества. Из 50 человек, назначенных начальниками канцелярии в XVII в., 39 принадлежали знатным фамилиям и 8 – привилегированным купеческим корпорациям, гостям. Таким образом, продвижение по лестнице в высших кругах государственной службы было весьма эффективно ограничено представителями знати и именитыми купцами. Приблизительно 2000 служащих в центральных канцеляриях были, по большому счету, самовоспроизводящейся кастой. В начале XVII в. из 278 подьячих в Земельной канцелярии 86 были детьми канцелярских служащих, 73 – детьми священнослужителей, 43 – служилых людей (потомственных и призывных), 29 – городских обывателей и прочих. Большая часть доступных свидетельств четко указывает на то, что дворяне и дети боярские не играли заметной роли в центральном управлении. Такая работа даже не рассматривалась как служба; фактически, она считалась пагубной для социального положения семьи. Челобитные показывают, что служилые люди, далекие от того, чтобы отождествлять себя с бюрократией, презирали ее и выступали против нее.

Можно предположить, что они были востребованы в местном управлении. После подчинения в XVII в. губных учреждений воеводе их положение изменилось. Документы Военной канцелярии 1686–1687 гг., которая также одновременно служила кадровым ведомством центрального правительства, показывают, что среди уездных воевод было 3 боярина, 2 окольничих, 27 столпников, 8 стряпчих, 9 жильцов, 52 московских дворянина и только 31 уездный дворянин. По закону 1661 г. все эти люди считались непригодными для военной службы. Деятельность в чине воеводы, главы уездного аппарата, назначенного из Москвы, рассматривалась как краткосрочная (обычно сроком на 3 года) возможность для фаворитов элиты обогатиться, что-то вроде бывшего поста наместника, упраздненного в 1556 г. Эти фавориты подавали прошения о вакансиях, представляя ходатайства на увольнение – «отпустить покормиться». Обязанность взимать пошлины, доходы с кабаков, внутренние тарифные пошлины и сборы, такие как налог на соль, была отнята у служилых людей и их крестьян и передана гостям. Приблизительно тысяча уездных подьячих, трудившихся на воеводу, также являлись в основном наследственной кастой, как и в центре. На должность новых губных чиновников нанимали грамотных казаков. Таким образом, служилые люди имели не слишком много рычагов воздействия даже в местной бюрократии и не играли существенной роли в поддержке правительства. Поскольку они еще не стали привилегированными дворянами, которые могли жить и править за пределами столицы, они не обеспечивали определенной стабильности в уездах, чего можно было бы ожидать от дворянского сословия.

Роль дворян и детей боярских во второстепенном местном управлении не слишком ясна. Губные старосты по-прежнему должны были избираться при усиленном московском вмешательстве, всеми слоями служилого сословия. Более мелкие губные чиновники избирались из других категорий населения, включая крестьян. Предположительно, дети боярские играли некоторую роль в разыскной работе губного аппарата, хотя иногда правительство призывало их в войско, когда возникала потребность. Что указывает на то, что оно отводило губному управлению самый низкий приоритет. В XVII в. роль барина в мелких судебных делах стала возрастать по мере того, как крестьяне все больше и больше приравнивались к рабам.

Среднее служилое сословие сохранило за собой в местном управлении лишь маргинальную роль. Изначально его члены несли службу при дворе и имели только служебные земли в округах. Позже, когда они получили право контроля над своими служебными землями и перебрались в округа, они сами в значительной степени стали подчиняться юрисдикции центральной канцелярии и доверенным лицам канцелярии на местах. Досоветский историк С.А. Шумаков справедливо отметил, что это стало одной из основных причин гипертрофии центральной власти за счет местного самоуправления. Влиятельное служилое сословие практически не участвовало в деятельности уездных учреждений и не имело к ним отношения, так что роль этих институтов была низведена практически до нуля, и столица заняла вакуум. Губная система теперь стала подчиняться воеводской системе и бюрократической ответственности перед воеводами, посылаемыми из Москвы. Губное управление было ликвидировано в 1679 г. (Попытка упразднения указом от 27 ноября 1679 г. губного управления закончилась его восстановлением в соответствии с указом от 18 февраля 1684 г., и оно просуществовало до 1702 г.)

Свидетельства функционирования служилого сословия в фискальной системе противоречивы: собирали они или нет налоги со своих крестьян? Как правило, при посошном налогообложении большинство крестьян назначали налоги между собой, а затем собирали и передали их государственным представителям. Если барин и принимал участие в сборе налогов, то без его услуг легко можно было обойтись. Из всего этого напрашивается вывод, что дворяне и дети боярские помимо воинской службы оказывали не так много услуг, которые требовались властям.

Несмотря на все свои неудачи, среднее служилое сословие в конце концов одержало победу. Эта победа стала наиболее заметной на Земском соборе 1648–1649 гг. По просьбе служилых людей большая часть того, что они считали бременем местного управления, была снята с их плеч. Они стали теперь чем-то вроде закрытой военной касты, наделенной многими привилегиями. Они могли относительно свободно перемещаться по всей России. Их служебные земли стали наследственными. Самой важной из полученных ими привилегий было то, что их крестьяне теперь прикреплялись к земле. Короче говоря, в период между Смутным временем и войной с Польшей в 1654 г. дворянство добилось многих уступок и осталось без каких-либо других обязанностей, кроме несения военной службы. Соборное уложение 1649 г. признавало, что уездным дворянам и детям боярским можно не нести службу самим, а посылать вместо себя замену, пока они занимались личными делами в Москве или в уездах. Процесс превращения служебного сословия в благородную привилегированную касту близился к завершению.

Подъем дворян и детей боярских можно считать сложным феноменом. Этот подъем в основном последовал за понижением статуса крестьян и, по сути, внес решающий вклад в политику их закрепощения. Частично этот подъем связан также с вынужденным разделением магнатами привилегий, которые когда-то принадлежали только им. В XVI в. повышение статуса служилых людей являлось в основном результатом государственной необходимости, но эпоха Смутного времени показала, что поместная конница, созданная государственной властью, была организмом, который мог потребовать дополнительных привилегий. Почти все привилегии в положении служилого сословия были получены либо его членами индивидуально, либо в составе группы, сознательно оказывавшей давление на относительно слабое правительство с целью добиться уступок. Беспрецедентная продажность «сильных людей», повелевавших правительством, привела к поляризации отношений между средним служилым сословием и магнатами, создав глубокую пропасть между их интересами. Это сделало отношения между правительством и служилыми людьми более агрессивными, чем это было в XVI в., когда старая династия, насчитывавшая за собой 700 лет, была намного более уверена в себе и менее уступчива к внешнему давлению, чем молодая династия Романовых после 1613 г. – династия, легитимность которой временами подвергалась сомнению.

Среднее служилое сословие не достигло всех своих требований, поскольку оно не всегда было однородным и сплоченным. Его члены часто питали взаимное подозрение и вражду, вызванную постоянными судебными тяжбами и обвинениями (поощряемыми правительством). Положение усугублялась еще и тем, что у служилого сословия не имелось никакой власти или источника средств к существованию. Им приходилось полностью полагаться на свои служебные земли, которые государева власть могла отнять у неугодных ей индивидуумов. Более того, эти земли представляли собой раздробленные земельные участки, полученные ими в выборочном порядке. При таких условиях создание сильных местных корпоративных объединений, способных оказывать постоянное давление или ограничивать напор центральной власти, было маловероятным. К тому же правительство, по крайней мере теоретически, могло заставить небольшие группы гарантировать надлежащее поведение отдельных лиц в соответствии с «круговой порукой». Если бы перед властями стояла объединенная группа, численностью более чем 25 000 военных ратников, трудно представить себе, что «сильные люди» обладали бы такой же свободой действий, какая была у них.

Необходимо рассмотреть еще один фактор. Как будет подробно изложено в главах 10 и 11, военные обязанности служилых людей к 1640-м гг. теряют свою актуальность. Дворяне и дети боярские становятся едва ли не анахронизмом, и правительство прекрасно это осознает. К концу 1650-х гг. это сословие больше не является костяком вооруженных сил Московии.

Правительство отреагировало на это положение, как и следовало ожидать: оно игнорировало большинство жалоб дворянства. Только сильным давлением таких обстоятельств, которые привели к закрепощению крестьян в 1648–1649 гг., магнаты неохотно пошли на значительные уступки. Позже они стали обращаться с дворянами и детьми боярскими более высокомерно. Власти игнорировали их просьбы о возвращении беглых крестьян и часто позволяли сбежавшим крестьянам оставаться в приграничных районах или городах. Обращаясь к служилым людям таким тоном, какой был бы немыслимым в первой половине XVII в., они предлагали им вступать в обновленное войско или же уменьшить количество крестьян.

И тем не менее, несмотря на все это, среднее служилое сословие сохранило свои привилегии. Этот очевидный парадокс будет рассмотрен в главе 13.

Часть вторая
Закрепощение русского крестьянства

Глава 3
Введение Юрьева дня

До правления великого князя Василия Васильевича II (1425–1462) русские крестьяне не были прикреплены к земле или значительно ограничены в своих правах переходить в другие места. До этого времени не существовало законодательного запрета на перемещение их куда-либо, а делались лишь попытки с помощью определенной системы финансовых стимулов и санкций управлять крестьянским переходом.

Нельзя сказать, что жизнь среднего русского крестьянина была безоблачной. Она была короткой, в среднем около тридцати лет. Она была тяжелой как из-за суровых природных условий, так и из-за постоянных наездов и грабежей со стороны правительственных чиновников. Жизнь была также жестокой, и любому крестьянину, живущему на сеньориальных землях, несомненно, приходилось подчиняться своему помещику. Более того, временами он вынужден был терпеть жестокие притеснения, платить арендную плату, превышающую обычную или договорную, и сносить всяческие обиды. В некоторых случаях он также подчинялся судебной власти своего помещика. Крестьянский статус и социальное положение были явно крайне низкими.

Но, несмотря на эти факторы, крестьянин был свободным человеком, ничем не связанным с любым общественным слоем или кастой. Если его не устраивали условия, он мог перейти в другое место. Он даже мог оставить свое занятие сельским хозяйством и стать торговцем, ремесленником, священником или же военным наемником. Такие возможности, безусловно, должны были ограничивать капризы любого землевладельца или должностного лица, поскольку чрезмерно плохое обращение привело бы к тому, что крестьянин воспользовался бы своим правом уйти от хозяина. Рабочих рук не хватало, и всегда нашелся бы кто-то другой, кто охотно принял его к себе. Он мог бы даже взять на себя риск и обрабатывать землю, не принадлежащую какому-либо помещику, и, таким образом, все средства производства могли бы оставаться под его личным контролем. Из-за всего этого крестьянин, хотя и имел низкий статус, в сущности, оставался свободным и ни в коем случае не был опущен до положения крепостного.

Обсуждая развитие крепостного права, мы должны помнить о размерах Московского государства и не менее важном обстоятельстве – крайне разреженной плотности населения. В то время как Русь была раздроблена на множество удельных княжеств, ускользнуть от внимания в каждом конкретном случае беглому крестьянину было трудно, однако нехватка рабочей силы всегда оказывалась на его стороне.

Но когда московские князья собрали русские земли воедино, возможности политического убежища для потенциального беглеца исчезли; соответственно увеличилось количество мест, где он мог бы спрятаться «дома». Когда дело дошло до контроля над постоянно расширяющейся территорией, перед московским правительством стала задача создания аппарата и методов, которые позволяли бы определить популяцию людей, когда требовалась их поддержка. В конце XVII в. иностранцы восхищались способностью централизованного правительства следить за своими подданными. И тем не менее любой решительно настроенный человек, всего лишь перебравшись в другое место, мог укрыться от поимки в середине XVII в. почти так же легко, как и в середине XIV в. Оценки численности населения Московии широко варьировались – от двух до шестнадцати миллионов в послемонгольскую эпоху. Для наших целей точные цифры относительно не важны. Однако крайне важен факт низкой плотности населения, означавший, что на протяжении рассматриваемого периода рабочая сила всегда оставалась в дефиците. Борьба за этот дефицитный ресурс является главной темой в истории закрепощения русского крестьянства.

Закрепощение стало политическим феноменом, а также ответом на экономические проблемы, поэтому для понимания процесса большое значение имеет изучение политических обстоятельств каждого совокупного этапа. Происхождение крепостничества можно отнести ко второй четверти XV в. В начале столетия все крестьяне могли передвигаться и делали это свободно. Однако правление десятилетнего Василия II началось в 1425 г. со свирепой эпидемии, вспыхнувшей после трехлетнего голода; оба этих неблагоприятных события привели к сокращению населения. Затем последовала относительно малозначительная междоусобная война (1425–1432) между боярским правительством, выступавшим от имени несовершеннолетнего Василия II, и его дядей – Юрием Дмитриевичем, князем Звенигородским и Галицким. После смерти своего старшего брата, Василия Дмитриевича I, князь Юрий Дмитриевич мог претендовать на престол в соответствии с древним обычаем боковой наследственности. Более того, его отец Дмитрий Донской, не предвидя наследников от старшего сына Василия I, завещал после его смерти передать великокняжеский стол своему следующему сыну. Конфликт между Василием II и Юрием Дмитриевичем закончился заключением перемирия в Орде; а повод для междоусобицы прекратился со смертью дяди в 1434 г. В соответствии с традицией престол перешел к старшему сыну старшего брата – в этом случае к Василию II.

В 1433 г. Василий II женился на Марии Ярославне, сестре Василия Ярославовича, князя Серпуховско-Воровского. Среди гостей на их свадьбе присутствовали Василий Юрьевич Косой и Дмитрий Юрьевич Шемяка, двоюродные братья Василия II и старшие сыновья Юрия Дмитриевича. К несчастью для будущего России, на Дмитрии Юрьевиче был надет золотой пояс невиданной красоты, украшенный драгоценными каменьями. Если верить легенде, отраженной в хрониках, то этот пояс был дан в приданое суздальским князем Дмитрием Константиновичем своей дочери Евдокии, когда она выходила замуж за Дмитрия Донского, деда нынешнего жениха. Пояс являлся собственностью московских князей и княжеской регалией. В 1366 г., по преданию, на свадьбе великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича последний московский хилиарх (тысяцкий) Василий Вельяминов подменил этот пояс на другой и передал украденный пояс своему сыну Микуле. Микула Вельяминов в свою очередь отдал его И.Д. Всеволожскому, «старому боярину», противнику централизации, озлобленному тем, что Василий II не выполнил своего обещания жениться на его дочери. Он был тем, кто якобы передал роковую регалию князю Василию Юрьевичу Косому.

Во время празднеств 1433 г. мать-регентша, вдовствующая великая княгиня София Витовтовна, благодаря стараниям которой ее сын оставил дочь Всеволожского ради Марии Ярославны, признала на Косом украденный драгоценный пояс и ответила на устроенную «старыми боярами» провокацию, учинив скандал и сорвав пояс с Василия Юрьевича. Оскорбленный Василий Косой и его брат, которые тогда уже находились в конфликте со своим отцом и выступали против его насильственных попыток захватить трон, тотчас покинули свадьбу и решили отомстить за оскорбление, возобновив междоусобицу. Тем самым они нарушили перемирие, которое все еще действовало, о чем свидетельствует присутствие братьев на свадьбе. Это послужило новым этапом войны, и если бы не инцидент с поясом, то междоусобная война, возможно, не возобновилась бы после того, как законный наследник занял престол. Сам князь Юрий Дмитриевич умер в 1434 г.

После инцидента с поясом Василий Косой и Дмитрий Шемяка одержали победу над вялым и медлительным Василием II и пришли к заключению, что московский престол можно захватить силой, после чего началась длительная и кровопролитная борьба за великокняжеский престол (1433–1446), державшая долгую смуту на всей Русской земле. Сыновья Юрия не имели законных прав на престол, и единственная причина, по которой междоусобная война длилась почти до смерти Дмитрия Шемяки в 1453 г., заключалась в том, что соперники после скандала с поясом понимали, что великий князь оказался слабым, плохим полководцем, и его можно было свергнуть без особых усилий[35]35
  Междоусобная война в Московской Руси – война за великое княжение между потомками Дмитрия Донского. Великокняжеский престол несколько раз переходил из рук в руки. Основными причинами войны были: усиление противоречий среди русских князей в связи с выбором путей и форм централизации государства в обстановке татарских набегов и литовской экспансии; политическое и экономическое сплочение княжеств. Результатом стала ликвидация большинства мелких уделов в составе Московского княжества и укрепление власти великого князя.


[Закрыть]. К сожалению, ни Василий Юрьевич, ни Дмитрий Шемяка не смогли удержать трон.

Во время междоусобной войны соперничавшие войска (часто только отряды по нескольку сотен человек), которым помогали татары и литовцы, разрушили большую часть России, преследуя друг друга по всей стране. Сборщики дани и налогов забрали большую часть того, что пощадила война, пожары или засухи. Материальный ущерб и миграция населения оказались огромными, и те участники, которые были кровно заинтересованы в стабильности, пошли на сотрудничество с государевой властью, дабы сохранить единство и восстановить свою экономику. Одним из основных экономических факторов России в XV в. являлась постоянно расширяющаяся система монастырей. В Киевской Руси типичный монастырь не представлял собой экономического гиганта, а был городским центром духовного уединения. Где-то к середине XIV в. монастыри переместились в сельскую местность, изменили свою структуру с особожительной, идиоритмической[36]36
  Идиоритмы – это когда монахи могут владеть личной собственностью, общее здесь только жилище и богослужение, во всем остальном каждый монах живет по своему личному усмотрению.


[Закрыть] на общежительную и превратились в процветающие экономические хозяйства. Новые монастыри обычно начинали обрабатывать свою землю с помощью наемного труда, затем работники часто становились монахами или монахи брали на себя их обязанности. Большинство монастырей отнимали крестьянские земли силой или завлекали крестьян в свои владения разными посулами. Монастыри несли ответственность за некоторые усиленные захваты новых земель, произошедшие на северо-востоке Руси в XIV и XV вв. Однако, как показывает И.Ю. Будовниц, монастыри не являлись великими колонизаторами, как считают некоторые историки, они часто довольствовались экспроприацией земель, уже освоенных свободными крестьянами. Ко времени междоусобной войны монастыри находились на пути превращения в экономических гигантов с обширными земельными владениями, приобретенными на пожертвования или купленными на всей территории Московского государства. Обе стороны, участвовавшие в междоусобице, искали поддержки монастырей, и монастыри, в свою очередь, стремились оказать максимальное давление на власть с целью получения привилегий, которые позволили бы им восстановить свои разрушенные владения.

Не случайно, что дошедшие до нас летописи описывают возникновение крепостного права в России как результат правительственных субсидий монастырям. Во время правления Василия II не существовало каких-либо других институтов или групп, которые были бы достаточно влиятельными или заинтересованными в ограничении мобильности рабочей силы, помимо крупных монастырей. Светские магнаты, пользующиеся правом бесплатной службы в различных политических юрисдикциях России, получали как минимум такие же доходы от высоких постов в центральном правительстве и в системе «кормления» местного управления, как и от доходов со своих личных имений. Свободным служилым людям, «слугам вольным», платили за военную службу из доходов от административно-судебных должностей второго разряда. Как магнаты, так и свободные служилые люди могли получать должности везде, где было население (что, вероятно, происходило там, где жить было безопасно), и поэтому, скорее всего, они оставались относительно безразличны к переходам крестьян внутри княжества. Как уже отмечалось, контролировать переходы между княжествами обычно не удалось. Отражая киевскую традицию переезда князя со своей свитой из одного города в другой, служба была отделена от землевладения, даже притом, что князь мог раздавать земли преданным ему придворным слугам. До создания централизованного Московского государства многие люди служили в одном княжестве, а имели землю в другом. Служба считалась делом чисто личным. Исключение из этого правила составляли случаи, когда город был осажден; тогда все бояре в княжестве обязаны были оказать помощь великому князю в снятии осады. Рядовые ратники не могли просить об ограничении крестьянской мобильности, как они это сделали позже, потому что у них не было земли; они жили неподалеку от княжеского двора на то, что им платил князь, плюс то, что им удавалось награбить. Таким образом, если влиятельные миряне в лучшем случае во второй половине XV в. в первую очередь интересовались заселенными землями, то есть множество свидетельств тому, что монастыри были чрезвычайно озабочены нехваткой крестьянской рабочей силы.

Первое известное ограничение перехода крестьян было сделано великим князем Московским Василием Васильевичем где-то между 1455 и 1462 гг., когда он пожаловал Троице-Сергиеву монастырю право не допускать старожильцев к переходу со своих владений в Бежецком Верхе и Угличе, а также право вернуть тех, кто уже перешел. Несомненно, это были более состоятельные крестьяне, которые бежали или собирались сбежать из-за нестабильных жизненных условий в этих краях. Это были укоренившиеся жители региона, из тех, чьи показания высоко ценились в суде, лица, способные вносить арендную плату в монастырскую казну. Дарованные Василием II права явились отдельными, крайними мерами, единичной услугой, оказанной одному учреждению, отражающими личное желание князя укрепить свой почитаемый монастырь. Видимо, он решил помериться силой со своим соперником Дмитрием Юрьевичем Шемякой, князем Углицким, который щедрыми пожалованиями пытался перетянуть на свою сторону тот же самый монастырь. Дарование прав Бежецкому Верху было, скорее всего, сделано Василием II с целью получить поддержку в стратегически важном месте между Новгородом и Москвой. Эти владения прежде принадлежали Юрию Дмитриевичу и были пожалованы им монастырю в 1440 г. Само Бежецкое княжество недавно было конфисковано великим князем Московским Василием II у его правителя. Таких же особых прав удостоился и Углич, еще одно спорное место между князьями, куда Василия II сослали в изгнание после того, как его обвинили в приводе татар на Русь и ослепили. Шемяка удерживал Углич с середины 1430-х гг., пока не был изгнан войсками Василия II в 1447 г. В том же году великий князь освободил от налогов старожильцев монастырских владений Углича на пять лет, а также всех вернувшихся обратно (пришлых людей-старожильцев – или это могли быть жители из других деревень монастыря) на семь лет. Все это свидетельствует о том, что свободный переход был возможен и что старая система привилегий применялась для поощрения одних остаться, а других – прийти. Великий князь отослал свою семью в Углич, чтобы защитить ее от нападения татар на Москву в 1451 г. По всей видимости, он пожаловал монастырю особые права в благодарность за прошлые заслуги и для обеспечения надежной поддержки со стороны региона в будущем. Этот шаг имел большое значение, так как положил начало законодательному закреплению крестьянства; этот шаг был сделан государевой властью по требованию конкретного монастыря, которому суждено было стать самым богатым монастырем на всей Руси к тому времени, когда все крестьяне оказались закрепощенными в 1649 г.

Куда более важный шаг, ограничивающий право перехода крестьянина только одним периодом в году – что само по себе не закрепощало крестьян – также был сделан по просьбе некоторых монастырей. Пожалованная грамота ограничивала права крестьян на переход до определенного срока осенью после сбора урожая, 26 ноября, когда отмечался День святого Юрия. К сожалению, дошедшие до нас документы не позволяют точно определить, когда и где стал применяться этот закон. В последнее время сложилось мнение, что введение Юрьева дня явилось результатом прошения старейшин двух Белозерских монастырей (Кирилловского, самого большого в России, и Ферапонтова, основанных в 1390-х гг. и находящихся приблизительно в 500 км к северу от Москвы) верейско-белозерскому удельному князю, Михаилу Андреевичу, где-то в 1448—1470-х гг.

Причину пожалования этих грамот установить несложно. Михаил Андреевич был преданным союзником Василия 11 в междоусобной войне и, возможно, установил эти правила по велению великого князя. С 1446 по 1467 г. великий князь посещал оба этих монастыря, дабы заручиться поддержкой монахов. В то время когда значительная часть церковного истеблишмента была настроена против великого князя, игумен Трифон из Кирилло-Белозерского монастыря снял с него присягу на верность Дмитрию Шемяке перед тем, как тот атаковал соперника и вернул себе московский престол в 1447 г. Необходимо заметить, что в период междоусобицы этот регион пострадал от огромных экономических потрясений. Обе грамоты можно рассматривать как плату за поддержку в междоусобной войне и оказание помощи пострадавшим сторонам за счет ограничения перехода крестьян до окончания сбора урожая. Один из этих указов касался только должников и стал попыткой ограничить право задолжавших крестьян переходить в то время, когда можно было собрать ссуду; цель указа состояла в том, чтобы заставить крестьян заплатить ссуду до их перехода. (Вмешательство государевой власти в долговые отношения помещиков и крестьян было в России старинным обычаем. Согласно 56-й статье Русской Правды, крестьянин-должник, ролейный закуп[37]37
  Закупы – категория зависимого населения в Древней Руси. В Древнерусском государстве свободные смерды, заключившие с феодалом особый договор, становились рядовичами, которые делились на вдачей и закупов. Если рядович брал взаймы ссуду (купу), то на период отработки этой ссуды (деньгами, скотом, семенами) он селился на земле феодала со своим инвентарем (в законах также упоминается, что инвентарь мог дать и хозяин, правда, получивший нес за их сохранность ответственность) и становился закупом или ролейным закупом (ролья – пашня).


[Закрыть], становился рабом своего господина, если тот уходил, не выплатив своей ссуды. К XV в. обычай стал менее суровым. Иногда задолжавшего крестьянина возвращали своему господину, чтобы тот трудился, пока не рассчитается с долгами; иногда должнику давалось два года сроку на выплату ссуды без процентов; но он не становился рабом.)

Другой указ ограничивал переход крестьян, которые не являлись должниками, но совершенно определенно не ограничивал всех таких крестьян. После этих указов Юрьев день распространился по всей Московии и стал действовать не только в отношении монастырских крестьян. В конце концов, это стало общим законом для всех крестьян Московского государства в своде законов Судебника 1497 г.

Недавний тщательный анализ документов о введении Юрьева дня, ограничивающего переход, проведенный медиевистом Московского университета А.Д. Горским, показывает, что этот процесс, скорее всего, начался в центре, а затем распространился на периферии Московского государства. Великий князь Василий II в 1448–1462 гг. издал более общие документы, ограничивающие права крестьян переходить в Юрьев день. Те грамоты, которые были им пожалованы Кирилло-Белозерскому монастырю из благодарности за услуги, оказанные Трифоном и монахами в 1446–1447 гг., дают понять, что выход в Юрьев день был хорошо известен и не нуждался в пояснениях. Горский предположил, что ограничение вначале было введено в центре, а затем распространено великим князем на владения Кириллова монастыря. Отсюда оно было перенято Михаилом Андреевичем. Привилегии, дарованные Василием II Кирилловскому монастырю, дважды подтверждались, правда в немного измененной версии, его сыном, Андреем Васильевичем, князем Вологодским. Наследник великого князя, Иван III (1462–1505), издал несколько указов в пользу Троице-Сергиева монастыря, каждый более общий, чем предыдущий указ. Он также добавил санкции в отношении беглых крестьян: беглого крестьянина надлежало вернуть (как уже ранее упоминалось в Угличском документе Василия II). Он в очередной раз поручил государевым представителям оказать монастырю помощь в поиске и возвращении крестьян. Великий князь установил двухнедельный срок перехода до и после Юрьева дня, который стал действовать в России в течение всего следующего столетия. Прямые причины такого разрешения конфликта по поводу наличия рабочей силы в пользу монастыря не совсем очевидны, но эти документы согласуются с готовностью московских князей помогать этому могущественному учреждению, когда оно обращалось к ним с прошением.