Текст книги "Пробужденные фурии"

– Пляж Вчира? Да брось.

– Хочешь верь, хочешь нет. Больше мне сказать нечего.

– После стольких лет? Я думал…

– Да, я тоже думал. Но когда она ушла, я пытался… – он замолчал. Сглотнул со щелчком в горле. – У нас все еще были общие счета. Она оплатила переезд в жестком классе на юг, на Кошут, на скоростном торговом судне, купила там себе новую оболочку. Серферскую. Вычистила ради нее весь счет. Прожгла все деньги. Она – я знаю, она там с гребаным…

Он захлебнулся. Густое молчание. Какие-то жалкие остатки приличий вынуждают меня поморщиться. Говорю мягче.

– Значит, думаешь, Бразилия еще там, а?

– А что меняется на Пляже Вчира? – горько спрашивает он.

– Ладно, Ярош. Это все. Спасибо. – Сам поднял бровь при собственных словах. – Не переживай там сильно, а.

Он хмыкает. Как только я собираюсь отключиться, он прочищает горло и начинает говорить:

– Слушай, если увидишь ее. Передай…

Я жду.

– А, ну нахер, – и вешает трубку.

Солнечный свет слабеет.

Подо мной, когда с моря дохнуло ночью, по всей Текитомуре загораются огни. На западном горизонте расселся Хотей, окрашивая оранжевым рябую тропинку на воде по направлению к берегу. Над головой медной и откушенной с краю висела Мариканон. В море густые сумерки уже усеяны бегущими огнями траулеров. До меня слабо доносились звуки порта. ДеКом никогда не спит.

Я бросил взгляд через плечо на археологическую хижину, краем глаза зацепился за марсианскую крепость. Она высилась огромным скелетом на фоне темнеющего неба справа – словно кости давно погибшего зверя. Медно-оранжевый лунный свет падал через отверстия строения и иногда выходил под неожиданными углами. С ночью пришел холодный ветер, на нем слегка качались висящие провода.

Мы их избегаем, потому что не можем найти для них применения в своем мире, но я сомневался, что дело только в этом. Одна археолог рассказывала мне, что человеческие поселения обходят подобные остатки марсианской цивилизации на всех планетах Протектората. «Это инстинкт, – сказала она. – Атавистический страх. Даже археологические городки вымирают, как только заканчиваются раскопки. Никто не остается там по своей воле».

Я смотрел на лабиринт расколотого лунного света и теней крепости и чувствовал, как в меня потихоньку просачивается тот самый атавистический страх. В уходящем свете слишком легко представлялись медленные взмахи широких крыльев и спирали, которые оставляют силуэты рапторов на вечернем небе, существ крупнее и безобразнее, чем что угодно, летавшее и ползавшее по Земле.

Я отбросил мысль с раздражением.

Давай сосредоточимся на реальных проблемах, а, Микки? Как будто тебе их не хватает.

Дверь хижины сложилась, и наружу пролился свет, резко напомнив мне, как уже похолодало.

– Ты зайдешь поужинать? – спросила она.

Глава шестнадцатая

Передышка в горах мало чем помогала.

В первое утро я спал крепко, но когда наконец вышел из спальни, голова болела и мысли разбегались. «Эйшундо Органикс» явно не рассчитывали свои оболочки на декадентский образ жизни. Сильви поблизости не было, но стол был засыпан всякими продуктами, в основном с открытыми крышками. Я покопался и нашел нетронутую банку кофе, вскрыл и выпил у окна. На задворках разума бегали полузабытые сны, в основном из клеточной памяти, об утоплении. Последствия того, что оболочку передержали в резервуаре, – то же самое у меня было в начале Нечистой. Боестолкновения с миминтами и быстрый темп жизни с Сачками Сильви выдавили их более традиционными сценариями про драки и побеги, а также переиначенной ерундой из моего собственного подсознания.

– Вы проснулись, – сказала Раскопка 301, заблестев на краю зрения.

Я бросил на нее взгляд и поднял кофе.

– В процессе.

– Ваша коллега оставила сообщение. Хотите прослушать?

– Наверное.

– Микки, я прогуляюсь в город, – голос Сильви донесся изо рта конструкта без соответствующей смены изображения. В моем хрупком состоянии спросонья это задело тяжелее, чем я ожидал. Совершенно парадоксальное зрелище, а также нежеланное напоминание о моей главной проблеме. – Окунусь в инфопоток. Хочу проверить, запускается ли уже сеть, может, свяжусь с Орром и остальными. Узнаю, что у них там. Что-нибудь принесу. Конец сообщения.

От внезапного возвращения голоса конструкта я моргнул. Кивнул и отнес кофе к столику. Расчистил место у инфополя от еды и какое-то время размышлял над ней. Раскопка 301 висела над душой.

– Значит, отсюда я могу зайти в Миллспортский университет, да? Порыться в их общем стеке?

– Будет проще, если вы спросите меня, – скромно ответил конструкт.

– Ну ладно. Краткая информация по… – я вздохнул. – Куэллкрист Ф…

– Поиск начат, – то ли от скуки после многих лет безделья, то ли из-за плохого распознавания интонации конструкт уже приступил к работе. Инфокатушка засветилась и расширилась. У вершины возникла миниатюрная копия головы и плеч Раскопки 301 и принялась за подбор информации. В пространстве под ней посыпались иллюстрации. Я посмотрел, зевнул и подождал. – Найдено: первое – куэллкрист, также куалгрист – земноводное растение планеты Харлан. Куэллкрист – вид водорослей охровой раскраски, обитающих на мелководье, встречается в основном в поясах умеренного климата. Хотя водоросли и содержат питательные элементы, их количеством они уступают видам земного происхождения или гибридным видам специального разведения, и потому их культивация не считается экономически целесообразной.

Я кивнул. Не с этого хотелось бы начать, но…

– Из зрелых образцов куэллкриста извлекаются медицинские вещества, но вне небольших сообществ на юге Миллспортского архипелага эта практика не встречается. По-настоящему куэллкрист примечателен только своим необычным жизненным циклом. Если растение оказывается на долгий период времени в безводных условиях, его стручки иссыхают до черного порошка, который может разноситься ветром на сотни километров. Остальная масса умирает и гниет, но порошок куэллкриста, снова попав в воду, пускает микролистья, из которых через неделю может вырасти целое растение.

Второе, Куэллкрист Фальконер – псевдоним Нади Макиты, лидера повстанцев и политического мыслителя времен Отчуждения. Родилась в Миллспорте 18 апреля 47-го (по колониальному летоисчислению), умерла 31 октября 105-го. Единственный ребенок миллспортского журналиста Стефана Макиты и морского инженера Фусако Кимуры. Макита изучала демодинамику в Миллспортском Университете и опубликовала скандальную магистерскую диссертацию «Изменение роли гендера и новая мифология», а также три сборника стихов на стрип-япе, которые быстро обрели культовый статус в миллспортских литературных кругах. Позже…

– Можно здесь подробней, Раскопка?

– Зимой 67-го Макита закончила академическую карьеру, отказавшись как от должности исследователя на факультете социологии, так и от литературного покровительства ведущего члена Первых Семей. Между октябрем 67-го и маем 71-го она путешествовала по планете Харлан. Отчасти ее поддерживали родители, отчасти – труд в качестве чернорабочего, включая профессии рубщика белаводорослей и сборщика скальных фруктов. Считается, что жизнь среди разнорабочих помогла Маките укрепиться в своих политических убеждениях. Плата и условия работы у обеих групп на одинаково низком уровне:

на фермах белаводорослей были распространены смертельные болезни, а у сборщиков скальных фруктов – несчастные случаи.

Так или иначе, к началу 69-го Макита опубликовала статьи в радикальных журналах «Новая звезда» и «Море перемен», в них она отступила от либерального реформизма, которого придерживалась в студенческие годы (и который поддерживали родители). Вместо них она предложила новую революционную этику, которая заимствовала положения у существующей экстремистской философии, но одновременно язвительно и жестоко критиковала ее почти наравне с политикой правящего класса. Этот подход не позволил ей сблизиться с радикальной интеллигенцией того периода, так что, пусть Макиту и признавали ярким мыслителем, она оказалась изолирована от революционного мейнстрима. Не найдя подходящего названия для своей новой политической теории, она назвала ее куэллизмом в статье «Периодическая революция», где заявляла, что современные революционеры, «лишившись почвы из-за деспотических сил, должны разлететься по земле, как пыль куэллкриста, стать вездесущими и неуловимыми, но сохранить мощь революционного перерождения для любого времени и места, где эта почва найдется». Существует общепринятая точка зрения, что она взяла имя «Куэллкрист» вскоре после публикации и вдохновляясь ею. Происхождение фамилии «Фальконер», впрочем, остается неизвестным.

Во время кошутских бела-бунтов в мае 71-го и их жестокого подавления Макита впервые выступила в роли партизана в…

– Погоди, – кофе оказался так себе, а ровное шествие по-уютному знакомых фактов начало усыплять. Я снова зевнул и встал, чтобы выкинуть банку. – Ладно, давай без таких подробностей. Можно перескочить дальше?

– Революция, – послушно сказала Раскопка 301,– которую только что возникшие куэллисты не могли выиграть из-за внутренних расколов…

– Еще дальше. Давай про второй фронт.

– Ровно двадцать пять лет спустя эта, казалось бы, риторическая похвальба превратилась в работающую аксиому. Если воспользоваться образной системой самой Макиты, порошок куэллкриста, который могучая буря правосудия, как ее назвал сам Конрад Харлан, разнесла по всей планете после поражения куэллистов, дал ростки нового сопротивления в десятке разных точек. Второй фронт Макиты появился точно так, как она предсказывала, но в этот раз динамика волнений изменилась до неузнаваемости. В контексте…

Копаясь в упаковках в поисках нового кофе, я почти не обращал внимания на рассказ консультанта. Я и так все знал. К началу второго фронта куэллизм уже не был новенькой рыбкой у рифа. После поколения тихой инкубации под пятой харланского режима он остался единственной радикальной силой на планете. Другие движения бряцали оружием или продали души, но в итоге одинаково ушли со сцены; правительственные силы, действовавшие при поддержке Протектората, став кучкой разочарованных и озлобленных неудачников. А куэллисты просто ускользнули, растворились, бросили борьбу и стали жить своей жизнью, к чему, как говорила Надя Макита, они всегда должны были быть готовы. «Технология подарила нам жизни таких временных масштабов, о которых наши предки могли только мечтать. Мы должны быть готовы использовать это время, жить в это время, если хотим воплотить наши мечты». И двадцать пять лет спустя они вернулись – с построенными карьерами, счастливыми семьями, взрослыми детьми, снова готовые к бою, не постаревшие, но заматеревшие, более мудрые, сильные, твердые. И каждый начинал бунтовать только по одной причине: он слышал, что вернулась сама Куэллкрист Фальконер.

Если специальным службам было трудно смириться с полумифической природой двадцатипятилетнего отсутствия Нади Макиты, ее возвращение оказалось для них еще страшнее. Ей было пятьдесят три, но она обзавелась новой плотью, не опознаваемой даже близкими знакомыми. Она бродила по развалинам предыдущей революции, словно мстительный призрак, и первыми ее жертвами стали предатели и отступники из старых союзников. В этот раз в движении не будет распрей и расколов, никто не отклонится от цели, не подрежет куэллистам крылья, не продаст ее харланцам. Неомаоисты, коммунитарианцы, Путь нового солнца, парламентские градуалисты и социальные либертарианцы – они ныли из-за того, что упустили шанс, так и не взяли власть на себя, а Макита нашла их и покарала всех.

Когда она обратила взор на Первые Семьи и их ручную свиту, это уже была не революция.

Это было Отчуждение.

Это была война.

Три года – и заключительный удар по Миллспорту. Я вскрыл второй кофе и выпил, пока Раскопка 301 дочитывала историю. В детстве я слышал ее тысячи раз, и каждый раз надеялся на перемену в последнюю минуту, отсрочку неизбежной трагедии.

– Правительственные силы удержали Миллспорт, и атака куэллистов провалилась. На последующих переговорах был заключен умеренный компромисс; судя по всему, Макита верила, что у ее врагов есть более насущные дела, и они не станут ее выслеживать. Прежде всего она верила в их любовь к экономии, но из-за ошибочных данных разведки заблуждалась относительно критической роли, которую ее поимка или устранение играли в мирном договоре. Когда она осознала ошибку, побег уже был практически невозможен…

К черту «практически». Харлан послал на окружение кратера Алабардос больше кораблей, чем участвовало в любом морском сражении в ходе войны. Асы-вертолетчики с полусамоубийственной решимостью подняли эскадрилью до четырехсотметрового предела. Внутрь набились снайперы спецназа, вооруженные настолько мощно, насколько только позволяли, по предположениям, параметры орбитальников. Был приказ уничтожить любое воздушное судно любой ценой – если придется, то и воздушным тараном.

– В последней отчаянной попытке спасти предводительницу последователи Макиты рискнули высотным перелетом в полуразобранном джеткоптере, который орбитальники могли бы проигнорировать. Однако…

– Да, ладно, Раскопка. Хватит на этом. – Я допил кофе. Однако им настала задница. Однако план оказался провальным (или, возможно, намеренным предательством). Однако с неба над Алабардосом сорвался луч ангельского огня и превратил джеткоптер в выжженное подобие самого себя. Однако Надя Макита тихо спланировала в океан в виде органических молекул среди металлического пепла. Заново мне это слушать не хотелось. – Что насчет легенд о спасении?

– Как бывает со всеми героическими фигурами, существует множество легенд о тайном спасении Куэллкрист Фальконер от настоящей смерти, – голос Раскопки 301 как будто окрасил упрек, но это мне могло показаться спросонья. – Есть те, кто верит, что она никогда не садилась на джеткоптер, а позже ускользнула из Алабардоса, слившись с наземными войсками противника. Более достойные доверия теории основываются на идее, что до физической смерти сознание Фальконер сохранили и ее воскресили, как только улеглась послевоенная истерия.

Я кивнул.

– И где бы ее хранили?

– Существуют разные предположения, – конструкт подняла одну элегантную руку и стала последовательно вытягивать пальцы. – Некоторые полагают, что либо ее отправили пробоем за пределы планеты, либо она в инфохранилище в глубоком космосе…

– О да, уж наверняка.

– …либо на другую из Освоенных планет, где у нее были друзья. Наиболее вероятны Адорасьон и Земля Нкрумы. Другая теория гласит, что ее сохранили после боевого ранения в Новом Хоккайдо, которое она могла не пережить. А когда она встала на ноги, ее последователи бросили или забыли копию…

– Ага. Как обычно и поступают с сознанием любимого лидера-героя.

Раскопка 301 нахмурилась из-за того, что ее перебили.

– Теория предполагает масштабные и хаотичные бои, множество случайных смертей, а также перебои связи. Подобные условия встречались на клиньях в разные этапы кампаний на Новом Хоккайдо.

– Хм-м.

– Другое предполагаемое место – Миллспорт. Специалисты по истории этого периода заявляли, что семья Макита достаточно возвышалась над средним классом, чтобы обладать доступом к тайным хранилищам. Многие брокерские фирмы одерживали верх в юридических тяжбах, чтобы сохранить анонимность подобных хранилищ. Общий тайный объем в зоне метрополии Миллспорта оценивается более чем в…

– А в какую теорию веришь ты?

Конструкт так резко замолчала, что даже не закрыла рот. По проекции пробежала рябь. У правого бедра, левой груди и в глазах кратко блеснули строчки кода. Голос стал более плоским.

– Я служебный конструкт «Харкани Датасистемс», работающий на базовом уровне взаимодействия. Я не могу ответить на этот вопрос.

– Значит, ни во что не веришь, а?

– Я воспринимаю только информацию и степени вероятности, которые она дает.

– Тоже неплохо. Тогда посчитай. Что вероятнее всего?

– Самый правдоподобный вывод из доступной информации – Надя Макита была на борту куэллистского джеткоптера над Алабардосом, попала под орбитальный огонь и больше не существует.

Я снова кивнул и вздохнул.

– Вот так.

* * *

Сильви вернулась через пару часов со свежими фруктами и термоупаковкой с пряными пирожками с креветками. Ели мы в основном молча.

– Прорвалась? – через некоторое время спросил я.

– Нет, – она покачала головой с набитым ртом. – Что-то не так. Я это чувствую. Я чувствую, что они там, но недостаточно четко, чтобы поднять канал связи.

Она опустила глаза, нахмурилась, словно от боли.

– Что-то не так, – повторила она тихо.

– Но ты же не снимала платок?

Она посмотрела на меня.

– Нет. Я не снимала платок. Это не влияет на функциональность, Микки. Только бесит меня лично.

Я пожал плечами.

– Будто меня не бесит.

Она опустила глаза к карману, где я обычно держал извлеченные стеки памяти, но промолчала.

Оставшийся день мы старались не попадаться друг другу на глаза. Сильви в основном сидела у инфополя, периодически вызывая перемены цвета на дисплее, ничего не трогая и не говоря. В какой-то момент ушла в спальню и пролежала там час, таращась в потолок. Бросив на нее взгляд по дороге в ванную, я видел, как она беззвучно шевелит губами. Я принял душ, постоял у окна, съел фрукт и выпил кофе, который не хотел пить. Наконец я вышел на улицу и принялся бродить у основания крепости и по окраинам, бессвязно беседуя с Раскопкой 301, которая почему-то взялась меня сопровождать. Может, присматривала, чтобы я ничего не сломал.

В холодном горном воздухе висело неопределенное напряжение. Как неслучившийся секс, как плохая погода.

Так мы долго не протянем, – знал я. – Что-то случится. Но случилась только ночь, и после очередной трапезы с односложными разговорами мы пораньше легли в раздельные постели. Я валялся в мертвой тишине звукоизоляции хижины, представляя ночные звуки снаружи, которым по большей части место было дальше на юге. Неожиданно до меня дошло, что я должен был оказаться там уже почти два месяца назад. Подготовка чрезвычайных посланников – сосредоточиться на окружении и выживать – не давала мне в последние недели задумываться, но всякий раз на досуге мыслями я возвращался к Ньюпесту и Болотному Простору. Вряд ли по мне кто-то скучал, но договоренности были нарушены, и Радул Шегешвар может подумать, что мое безвестное исчезновение на самом деле означает, что меня обнаружили и поймали – со всеми вытекающими последствиями для Простора. Конечно, Шегешвар был мне должен, но долг был сомнительный, а Шегешвар – из южной мафии, а значит, это довод ненадежный. У гайдуков нет этической дисциплины якудза. И после пары месяцев молчаливой просрочки терпение исчерпывается.

Руки снова зачесались. Генетический тик от желания схватиться за скалу и уползти к хренам собачьим подальше.

Признай, Микки. Пора сваливать. Твои деКомовские деньки закончились. Было весело, у тебя теперь новое лицо и эти гекконовые руки, но поигрались и хватит. Пора возвращаться. Не забывать о главном деле.

Я повернулся на бок и уставился в стену. С другой стороны в той же тишине и том же одиночестве лежала Сильви. Может, в той же зыби беспокойного сна.

И что мне делать? Бросить ее?

В прошлом ты и не так поступал.

Я увидел обвиняющий взгляд Орра. Даже не думай ее трогать.

Услышал голос Лазло. Я тебе доверяю, Микки.

Да, – усмехнулся мой собственный голос. – Он доверяет Микки. А с Такеси Ковачем он еще не знаком.

А если она та, за кого себя выдает?

Ой, да брось. Куэллкрист Фальконер? Ты же слышал машину. Куэллкрист Фальконер превратилась в пепел в семистах метрах над Алабардосом.

Тогда кто она? Тот призрак, что в стеке. Может, она и не Надя Макита, но точно сама в это верит. И она уж точно ни хрена не Сильви Осима. Тогда кто?

А хрен знает. Тебя это колышет?

Не знаю, колышет?

Тебя колышет, что якудза наняли тебя же любимого из какого-то архива, чтобы тебя убить. Офигительно поэтично, и знаешь что? Он наверняка их не разочарует. У него точно будут все ресурсы – глобальный приказ, не забывай. И можешь поверить, в плане мотивации его тоже не обделили. Сам знаешь правила насчет двойных оболочек.

И прямо сейчас единственное, что связывает все это с твоей нынешней оболочкой, – женщина в соседней комнате и ее третьеразрядные друзья-наемнички. Чем быстрее ты их бросишь, вернешься на юг и вспомнишь о главном деле, тем лучше для всех заинтересованных лиц.

Главное дело. Да, это решит все твои проблемы, Микки. И задолбал меня так звать.

Я нетерпеливо сбросил одеяло и выбрался из кровати. Приоткрыл дверь и увидел пустую комнату. Стол и переливающееся инфополе, светящееся в темноте, силуэт двух рюкзаков, прислоненных друг к другу в углу. Свет Хотея рисовал бледно-оранжевым окна на полу. Я вышел голым в лунную лужу и присел у рюкзаков, чтобы поискать банку амфетаминовой колы.

На хер сон.

Я услышал ее позади и развернулся с холодной, незнакомой тревогой в костях. Не зная, с кем окажусь лицом к лицу.

– Ты тоже, а?

Голос Сильви Осимы, слегка озадаченный волчий вид Сильви Осимы, стоявшей передо мной, обхватив себя руками. Она тоже была голая, груди приподнялись в букве V, сложенной ее руками, как подарок для меня. Бедра замерли в полушаге – одна нога полусогнута позади другой. Волосы в беспорядке на заспанном лице. В свете Хотея ее бледная кожа стала цвета теплой меди и костра. Она неуверенно улыбнулась.

– Я все время просыпаюсь. Мозг как будто работает на форсаже, – она кивнула на банку в моей руке. – И это мало поможет.

– Мне не хочется спать, – мой голос прозвучал хрипло.

– Нет, – улыбка загасла от внезапной серьезности. – Мне тоже не хочется. Мне хочется того, чего хотел ты.

Она опустила руки, и груди свободно повисли. Слегка застенчиво она подняла руками гриву волос, завела их за плечи. Сдвинула ноги, так что бедра потерлись друг о друга. Она внимательно наблюдала за мной между локтей.

– Я нравлюсь тебе такой?

– Я… – Из-за позы ее груди поднялись выше. Я почувствовал, как кровь прилила к члену. Прочистил горло. – Ты мне очень нравишься такой.

– Хорошо.

И она стояла, не двигаясь, наблюдая за мной. Я уронил банку колы на рюкзак, из которого ее достал, и сделал шаг к ней. Ее руки разомкнулись и опустились на мои плечи, сложились у меня за спиной. Я наполнил одну ладонь мягким весом груди, вторую опустил к ее бедрам и вспомнившейся влаге, которая…

– Нет, стой, – она оттолкнула опустившуюся руку. – Не туда, не сейчас.

Секунда эта чуть коробит – разряд по ожиданиям, возникшим в баббл-тенте два дня назад. Я пожал плечами и сложил обе руки на груди, сжимая сосок и поднося к губам. Она опустила руки и взяла мой твердый член, поглаживая взад и вперед так, словно то и дело думала отпустить. Я нахмурился, вспоминая жесткую, уверенную хватку прошлого раза, и сам сжал ее ладонь крепче. Она усмехнулась.

– Ах, прости.

Слегка запнувшись, я толкнул ее к краю стола, высвободился из хватки и встал перед ней на колени. Она что-то гортанно промурлыкала и слегка расставила ноги, откидываясь назад и упираясь в стол обеими руками.

– Я хочу твои губы, – произнесла она неразборчиво. Я провел ладонями по ее бедрам и нажал большими пальцами по бокам щелки. Пробежала дрожь, ее губы разомкнулись. Я наклонился и провел внутри нее языком. Ее дыхание перехватило, и я улыбнулся. Она как-то почувствовала улыбку, и меня по плечу шлепнула рука.

– Сволочь. Не смей останавливаться, сволочь.

Я раскинул ее ноги шире и приступил к делу. Ее рука мяла мои плечо и шею, пока она беспокойно ерзала по краю стола, а бедра подчинялись движению моего языка. Пальцы запутались в моих волосах. Я снова умудрился расплыться в улыбке, но в этот раз она уже была не в состоянии сказать что-то человеческим языком. Она начала мурчать, то ли мне, то ли себе. Сперва это были просто слоги одобрения, но чем ближе она была к оргазму, тем длиннее становились слова. Увлекшись, я различил их не сразу. Сотрясаясь в оргазме, Сильви Осима выкрикивала строчки кода.

Она закончила, тяжело содрогнувшись и прижав мою голову между бедер. Я поднял руки и мягко разомкнул ее хватку, поднялся с улыбкой.

И оказался лицом к лицу с другой женщиной.

Невозможно было понять, что изменилось, но чутье Корпуса заметило это за меня, и твердое знание, как лифт, опустилось в самое мое нутро.

Надя Макита вернулась.

Она была в прищуре глаз и кривом изгибе уголка губ, которые не принадлежали ни одному выражению Сильви Осимы. Она была в каком-то голоде, что лизал ее лицо, как пламя, и в коротком, рваном дыхании, словно оргазм, окончившись, включился на какой-то зеркальный повтор.

– Привет, Микки Судьба, – прошелестела она.

Ее дыхание замедлилось, а рот скривился в ухмылке, которая заменила ту, что сползла с моего лица. Она соскользнула со стола, опустила руки и дотронулась до меня между ног. Старое, уверенное прикосновение, которое я помнил, – но я уже лишился эрекции от шока.

– Что-то не так? – пробормотала она.

– Я… – теперь она взялась за меня обеими руками, словно мягко вытягивая веревку. Я почувствовал, что опять твердею. Она следила за моим лицом.

– Что-то не так?

– Все так, – быстро сказал я.

– Хорошо.

Она элегантно встала на колено, не отрывая взгляда от моих глаз, и взяла головку члена в рот. Одна рука осталась на его стволе, другая пробралась к правому бедру и сложилась там на мускуле, крепко вцепившись.

Гребаное безумие, – сообщил мне холодный и деловой осколок личности посланника. – Прекрати это немедленно.

И ее глаза по-прежнему смотрели в мои, когда язык, зубы и рука довели меня до взрыва.