Текст книги "Как не умереть в одиночестве"

– За годы работы я многое опробовал, но убедился, что нужный эффект дают только дорогие средства. – Он достал из сумки конверт, а из конверта вытряхнул ключ. – Войду первым и быстренько осмотрюсь, ладно?

– Делай как знаешь.

Уже вставив ключ в замок, Эндрю, как обычно, напомнил себе, для чего он здесь и что вести себя нужно с максимальным уважением к последнему прижизненному приюту покойного независимо от состояния этого самого приюта.

Эндрю ни в коей мере не был человеком набожным, но старался делать свою работу так, как если бы умерший наблюдал за ним. В данном случае, не желая причинять Пегги лишних неудобств – ей и без того уже было не по себе, – Эндрю ограничился исполнением маленького ритуала: выключил звук в телефоне и осторожно притворил за собой дверь.

Эндрю был рад, что сумел сдержаться, когда Пегги спросила о запахе. Знал, что пережитое в ближайшие минуты изменит ее навсегда. Потому что – и эту истину Эндрю постиг сам – вдохнувший запах смерти уже никогда от него не избавится. Однажды, вскоре после своей первой инспекции, он, проходя по путепроводу, уловил тот самый запах разложения, который почувствовал в доме. Повернувшись, Эндрю увидел между листьями и мусором ленту полицейского ограждения. Ему до сих пор становилось не по себе при мысли о том, как четко он настроен на смерть.

Понять из маленькой прихожей, в каком состоянии квартира, было трудно. На основании собственного опыта Эндрю делил все квартиры на две категории: безукоризненно чистые – ни пылинки, ни паутинки, все на месте – и безнадежно запущенные. Первые огорчали его куда больше, чем вторые. Поверить в то, что умершие больше всего на свете заботились о порядке в доме, было бы слишком просто. Скорее они как будто знали, что, когда умрут, их найдет чужой, незнакомый человек, и не могли оставить после себя беспорядок. В этом смысле они казались Эндрю яркими представителями той части человечества, которые с утра берутся за уборку. Конечно, во всем этом присутствовало определенное достоинство, но у Эндрю разрывалось сердце при мысли о том, что для некоторых мгновения после смерти важнее времени, оставшегося для жизни. А вот хаос, беспорядок и грязь никогда не действовали на него угнетающе. Может быть, умершие просто не могли должным образом присмотреть за собой в свои последние дни, но Эндрю нравилось думать, что они просто презирали условности. Если никто не потрудился оказаться рядом и позаботиться о них, то им-то самим зачем стараться? Невозможно соскользнуть в сон, когда хохочешь в голос, представляя, как какой-нибудь остолоп из муниципалитета поскальзывается на мокром полу в ванной.

Дверь в небольшую гостиную пришлось толкать плечом, что уже указывало на бо́льшую вероятность второго варианта. Так оно и оказалось – запах ударил с концентрированной силой, как будто специально избрал своей целью его нос. Обычно Эндрю старался по мере возможности воздерживаться от применения освежителя воздуха, но здесь ничего другого не оставалось – иначе он просто не смог бы задержаться в комнате даже на минуту. Он щедро попрыскал по углам, но основной удар приберег для середины гостиной, куда пришлось пробираться через разбросанные вещи. Было бы неплохо открыть закоптившееся от грязи окно, но ключ под руку не попадался. На полу валялись хозяйственные сумки с пустыми пакетиками и банками из-под безалкогольных напитков. В одном углу лежала кучка одежды, в другом – газеты и письма, преимущественно неоткрытые. В центре комнаты стоял зеленый складной стул с банками колы в каждом чашкодержателе и телевизор, водруженный на стопку телефонных справочников и готовый вот-вот свалиться на пол. Интересно, не заполучил ли бедняга Эрик растяжение шейных мышц, глядя на наклонившийся экран? Перед стулом лежала перевернутая чашка с приготовленным в микроволновке и рассыпавшимся желтоватым рисом. Похоже, здесь все и случилось. Эндрю уже собрался приступить к делу и начать с почты, когда вспомнил про Пегги.

– Как оно там? – спросила она, когда он вышел из квартиры.

– Довольно грязно и запах далеко не… идеальный. Если хочешь, можешь подождать на улице.

– Нет. – Пегги сжала и разжала кулаки. – Если в первый раз не смогу перебороть себя, то уже никогда не получится.

Она прошла за ним в гостиную и даже не выказала признаков слабости, только, судя по побелевшим костяшкам пальцев, покрепче прижала маску к лицу.

Комнату осмотрели вместе.

– Странно, – пробормотала сквозь маску Пегги. – Здесь чувствуется что-то такое… не знаю… какая-то статичность. Как будто и само это место умерло вместе с ним.

Ни о чем таком Эндрю никогда раньше не думал. Но все в комнате как будто действительно замерло. Несколько секунд они стояли, вслушиваясь в тишину. Знай Эндрю глубокомысленную цитату о смерти, момент был бы самый подходящий. Но тут мимо окна, оглашая окрестности бодрым «Матчем Дня»[8]8
  «Матч Дня» (англ. Match of Day) – главная футбольная программа Би-би-си.


[Закрыть], проехал фургончик с мороженым.

Первым делом принялись за разбор бумаг.

– Итак, что именно я ищу? – спросила Пегги.

– Фотографии, письма, рождественские и прочие поздравительные открытки – короче, все, что может указать на членов семьи, номера телефонов и адреса. Также любые банковские документы – нам нужно понять состояние его финансов.

– И наверно, завещание?

– Да, его тоже. Но здесь многое зависит от того, есть ли у него близкий родственник. Большинство одиноких людей, не имеющих близких родственников, никакого завещания обычно не оставляют.

– Что ж, логика понятная. Будем надеяться, старина Эрик, деньжата у тебя все же найдутся.

Работали четко и методично. По совету Эндрю Пегги освободила место на полу и раскладывала бумаги по разным кучкам, в зависимости от того, представляют они какую-либо ценность или нет. Здесь были счета за коммунальные услуги, напоминания о плате за телевизор, каталог из магазина футбольного клуба «Фулхэм», десятки коробочек из кулинарии, гарантийный талон на чайник и обращение от «Шелтер»[9]9
  «Шелтер» (англ. Shelter) – благотворительная организация, помогающая бездомным и выступающая за улучшение жилищных условий в Англии и Шотландии.


[Закрыть].

– Кажется, у меня что-то есть, – сказала Пегги минут через двадцать бесплодных поисков. Это была рождественская открытка со смеющимися обезьянками в рождественских шляпах и подписью: «У Чимпли Веселое Рождество!»

Три строчки внутри были написаны таким мелким почерком, как будто писавший всячески старался остаться анонимным.

Дяде Эрику.

С Рождеством!

Люблю, Карен.

– У него есть племянница.

– Похоже на то. Еще открытки?

Пегги порылась в горке бумаг и лишь усилием воли заставила себя не вздрогнуть, когда оттуда вылетела потревоженная сонная муха.

– Вот еще одна. Поздравительная. Посмотрим, что тут. Да, снова от Карен. Секундочку, что тут написано? Вот: «Если захочешь позвонить, здесь мой новый номер».

В других обстоятельствах Эндрю тут же, без отлагательств, позвонил бы по этому номеру, но присутствие Пегги стесняло, и он решил подождать до возвращения в офис.

– Ну что, все? – Пегги нерешительно двинулась к двери.

– Нам нужно разобраться с его финансовым положением, – сказал Эндрю. – Мы знаем, что у него есть кое-что на текущем счету, но деньги могут быть и где-то здесь.

– Наличные? – Пегги огляделась.

– Только не удивляйся, но начинать принято со спальни.

Пегги осталась у порога, а Эндрю подошел к узкой односпальной кровати и опустился на колени. В падающей из окна полосе солнечного света лениво кружились пылинки. При каждом движении Эндрю они встревоженно взмывали вверх. Он старался не морщиться. Эта часть осмотра всегда давалась труднее всего, ведь трудно представить что-то неприятнее вторжения в чужую спальню. Прежде чем проверить под матрасом, Эндрю убрал рукава под защитные перчатки. Начав с одного конца, от изножья, он медленно провел рукой под всем матрасом.

– Предположим, у него припрятано где-то десять тысяч, а родственников нет, куда тогда пойдут деньги? – спросила Пегги.

– Прежде всего, наличные деньги или ценности пойдут на оплату похорон. Остаток будет помещен в сейф в нашем офисе. Если в течение определенного времени не обнаружится кто-то, имеющий бесспорное право на них – например, дальний родственник, – то деньги становятся собственностью Короны.

– То есть достаются старушке Бетти Виндзор?

– Вроде того. – В нос попала пыль, и Эндрю, не удержавшись, чихнул. Первый заход не принес ничего, но Эндрю не сдался и, собравшись с духом, просунул руку дальше. Пальцы наткнулись на что-то комковатое, а точнее, на носок с эмблемой «ФК Фулхэм», наполненный связкой банкнот, по большей части двадцаток, перетянутых эластичной лентой. Причем сама лента была почему-то закрашена шариковой ручкой в синий цвет. Имело ли это некое жизненно важное значение или было результатом ничегонеделания, Эндрю не знал. Такого рода детали оставались в памяти надолго как любопытные элементы чужой, позабытой жизни. Загадки их существования, оставшиеся нераскрытыми причины отзывались в нем необъяснимым напряжением. Нечто подобное он испытывал, видя вопрос без вопросительного знака.

Судя по толщине пачки, денег должно было хватить на покрытие похоронных расходов. Решать судьбу остальных предстояло племяннице.

– Ну так все? – снова спросила Пегги. Эндрю видел, что ей действительно нужно на улицу, подышать свежим воздухом. Он помнил свой первый раз, тогда глоток лондонского смога показался ему первым вдохом заново рожденного.

– Да, закончили.

Эндрю еще раз прошелся по комнате взглядом – не пропустили ли что-то. Они уже собирались выйти, когда услышали шорох у входной двери.

Судя по выражению удивления и двум поспешным шагам назад, к двери, мужчина в прихожей определенно не ожидал встретить кого-то в квартире. Приземистый, невысокий, потный, с вываливающимся из-под рубашки-поло пивным животиком. Наглый, циничный тип. Эндрю напрягся и приготовился к стычке.

– Вы из полиции? – спросил незнакомец, заметив перчатки у них на руках.

– Нет. – Эндрю заставил себя посмотреть мужчине в глаза. – Мы из муниципалитета.

Незнакомец сразу же расслабился и даже сделал шаг вперед. Этого вполне хватило, чтобы понять, зачем он здесь.

– Вы знали умершего? – спросил Эндрю, изо всех сил стараясь внушить незнакомцу, что перед ним бесшабашный кулачный боец, а не человек, который едва не теряет сознание, наблюдая за игрой в снукер.

– Знал. Его звали Эрик.

Пауза.

– Так жаль, что бедняга отдал Богу душу.

– Вы друг или родственник? – спросила Пегги.

Мужчина смерил ее взглядом и потер небритый подбородок, как будто оценивал подержанную машину.

– Друг. Близкий. Мы давно знакомы. – Он пригладил грязные клочки волос, и Эндрю заметил, что рука у него дрожит.

– Насколько давно?

Эндрю обрадовался, что Пегги взяла инициативу на себя. Ее твердый голос со звенящими стальными нотками звучал намного увереннее.

– Черт, ну и вопрос. Давно. Такие вещи ведь забываются, да? Всего и не упомнишь.

Убедившись, что пара служащих не представляют собой никакой угрозы, незнакомец уже заглядывал им за спину, в гостиную и даже сделал еще шаг вперед.

– Мы закрываем, – сказал Эндрю, показывая ключ.

Незнакомец так и впился в него взглядом.

– Ну да, конечно. Я только хотел выказать почтение и все такое. Старые друзья, сами понимаете. Не знаю, нашли вы завещание или что там еще…

«Ну вот», – подумал Эндрю.

– В общем, он так мне и сказал, что если умрет… внезапно, то я могу взять на память пару вещиц.

Изо всех сил сохраняя спокойствие, Эндрю собрался было объяснить, что все находящееся в квартире должно оставаться нетронутым до полного прояснения обстоятельств, но его опередила Пегги.

– Что именно собирался оставить вам мистер Томпсон? – спросила она.

Мужчина переступил с ноги на ногу и откашлялся.

– Ну, телевизор… А еще, сказать по правде, Эрик мне малость задолжал. – Он усмехнулся, показав желтые зубы. – За выпивку. Я ведь столько лет его угощал.

– Странно, – сказала Пегги. – Его звали Эрик Уайт, а не Эрик Томпсон.

Желтозубая улыбка померкла.

– Что? Ну да, знаю. Уайт. Что… – Он повернулся к Эндрю и заговорил, скривив губы, как будто нарочно, чтобы Пегги не услышала. – Зачем она так? Ловушки ставит, зачем? Парень только-только умер…

– Думаю, вы знаете зачем, – негромко сказал Эндрю.

Незнакомец вдруг зашелся в кашле.

– Да вы понятия не имеете, – залопотал он, брызжа слюной и толкая дверь. – Ни хрена не понимаете.

Эндрю и Пегги подождали немного и только потом вышли на улицу. Незнакомец уже спустился по ступенькам и торопливо уходил, сунув руки в карманы пиджака. В какой-то момент он оглянулся, притормозил и показал два пальца. Эндрю снял маску и перчатки. Пегги сделала то же и вытерла пот со лба.

– Ну, что думаешь? Какие впечатления от первого осмотра? – спросил Эндрю, не сводя глаз с незнакомца, который, еще раз показав двумя пальцами V, скрылся за углом.

– Думаю, – сказала Пегги, – мне нужно промочить горло.

Глава 7

Сначала Эндрю подумал, что Пегги шутит, но, когда они свернули за угол, она решительно направилась к первому встречному бару. Эндрю еще не опомнился, а она, уже заказав себе пинту «Гиннесса», спрашивала, что взять ему. Эндрю посмотрел на часы – начало второго.

– Что? Нет, еще… Я не… э… Ну, ладно. Тогда, пожалуйста, лагер… наверно.

– Пинту? – уточнил бармен.

– Половину. – Эндрю вдруг почувствовал себя подростком. Когда Сэлли с присущей ей уверенностью заказывала пиво в местном баре, он каждый раз практически прятался у нее за спиной. Стакан объемом в пинту приходилось держать двумя руками, как малышу бутылочку с молоком.

Бармен ждал, пока осядет пена, и Пегги нетерпеливо постукивала пальцами по стойке. Казалось, она вот-вот сорвется с места, перемахнет через стойку и напьется прямо из-под крана.

Кроме пары завсегдатаев, сморщенных, грубоватых и словно вжившихся в структуру здания и ставших ее неотъемлемой частью, в баре не было никого. Эндрю еще вешал куртку на спинку стула, когда Пегги чокнулась с его стаканом и сделала три жадных глотка.

– Уф, вот так-то лучше, – выдохнула она и тут же быстро добавила: – Не беспокойся, я не пьяница. За последний месяц это моя первая пинта. Больно уж нервное рабочее утро получилось. Обычно в такой день узнают, где находятся туалеты, и забывают имена всех, с кем тебя познакомили. По-моему, начинать все-таки надо постепенно. А так – будто в холодную воду окунули, ну правда же? Каждый, наверно, помнит, как в отпуске первый раз входишь в море: идешь шажок за шажком, словно надеешься сам себя обмануть, хотя и понимаешь, что так или иначе придется окунуться, чтобы покончить со всем этим.

Эндрю осторожно отпил из стакана. Он уже и не помнил, когда в последний раз пил что-то алкогольное, но точно знал, что это было не посреди рабочего дня в среду.

– И часто такие жулики, как сегодня, подворачиваются? – спросила Пегги.

– Обычное явление, – сказал Эндрю. – И объяснения примерно одинаковые, похожие на то, что мы слышали, хотя некоторые, надо признать, готовятся лучше и им почти веришь.

Пегги стерла пену с губы.

– Даже не знаю, что хуже. Может, те, которые стряпают что-то правдоподобное, и есть настоящие говнюки в отличие от нашего сегодняшнего придурка?

– Ты, наверно, права, – согласился Эндрю. – По крайней мере, в случае с Эриком у нас есть родственница. Обычно после этого все успокаиваются. Как только на сцене появляются родственники, желающие погреть руки на покойнике отходят в сторонку.

Один из завсегдатаев у стойки не на шутку расчихался, на что его приятели не обратили ни малейшего внимания. Придя в себя, бедняга с удивлением и гордостью изучил исторгнутое на носовом платке, после чего засунул его поглубже в рукав.

– Чаще всего вот такие, наверно, так и кончают? – заметила Пегги, поглядывая на расчихавшегося бедолагу изучающе, словно он мог оказаться их следующим клиентом.

– Да, почти всегда. Женщина у меня была только одна… – Эндрю покраснел, поняв, что выразился не слишком удачно. – Я имею в виду… умершая… – Господи! – В смысле…

Пегги изо всех сил сдерживала улыбку.

– Все в порядке, я понимаю, что ты хочешь сказать. Из всех домов, где ты проводил осмотр, только в одном умершей была женщина, – медленно, с расстановкой произнесла Пегги.

– Именно так, – подтвердил Эндрю. – Кстати, это случилось в мой первый осмотр.

Дверь открылась, и в паб вошла пожилая пара. Судя по тому, как встретил их бармен – он молча кивнул и, не спрашивая, стал наливать пинту и полпинты биттера, – они тоже были из разряда постоянных клиентов.

– И как оно прошло тогда, в первый раз? – спросила Пегги.

Эндрю помнил тот день так ясно, как будто это было вчера. Женщину звали Грейс, и ко времени смерти ей уже исполнилось девяносто. В доме не было ни пылинки, как будто несчастная скончалась в результате особенно тщательной уборки. Эндрю помнил, какое испытал облегчение, когда они с Китом вышли наконец из квартиры. Может, так оно всегда и будет: съежившиеся старушки, дожившие до почтенных лет и умершие во сне; скромные сбережения в копилке «Миссис Тиггивинкль»; кассета с «Возвращением в Брайтсхед» в видеопроигрывателе; благодушная соседка, раз в неделю ходящая за покупками и меняющая лампочки.

Так все и было, пока он не нашел записку под подушкой у Грейс.

«В случае моей смерти позаботьтесь, чтобы этой злобной твари, соседке, ничего не досталось. Помяните мое слово – нацелится на мое обручальное кольцо».

Эндрю очнулся от воспоминаний, поймав вопросительный взгляд Пегги.

– В основном нормально, – сказал он, решив, что еще одна печальная история будет лишней в этот безрадостный день.

Они допили пиво, и Эндрю подумал, что было бы кстати попросить Пегги рассказать о себе. Вот только в голову ничего не приходило. В том и проблема, когда всю взрослую жизнь чураешься нормального общения, как криптонита. К счастью, Пегги обладала редким достоинством, выражающимся в том, что в ее присутствии даже молчание не создавало дискомфорта. Она же и нарушила его через какое-то время.

– Получается, что если мы не находим родственников, то и на похоронах никого не будет?

– Вообще-то, правила такого нет, и в служебных обязанностях это не указано, но если так случается, что ожидать никого не приходится – ни друзей, ни бывших коллег, ни кого-то еще, – то я хожу сам.

– Ты молодец. Не ограничиваешься одними только предписаниями.

– Ох, нет. На самом деле это далеко не так, – быстро перебил ее Эндрю, краснея от смущения. – В нашей работе это обычное дело. Уверен, я не единственный, кто так делает.

– И все равно это, должно быть, нелегко. А как они обычно проходят? Я про похороны. Ничего особенного ведь не случается?

– Особенного? Нет, не случается. Хотя необычные моменты бывают.

– Это какие же? – Пегги слегка подалась вперед.

Эндрю моментально представил человека в кресле.

– Однажды на службу явился человек с голубым креслом. Ни друзей, ни родственников найти не удалось, так что я никого не ждал. Оказалось, этот человек – его звали Филипп – был где-то в отпуске и там узнал о смерти друга. Ему единственному позволили войти в дом умершего. Покойный был прямо-таки одержим этим креслом, хотя обивка уже начала линять. В чем причина такой привязанности, Филипп не знал, но предполагал, что когда-то в этом кресле сидела жена его умершего друга. В конце концов они договорились, что он возьмет кресло и постарается восстановить цвет, но в дело вмешалась смерть. По возвращении из отпуска Филипп увидел мое уведомление в местной газете и сразу же направился на похороны. Мало того, он даже принес с собой кресло, чтобы оно стояло рядом во время службы.

– Ух ты, – сказала Пегги. – Действительно трогательно.

– Да. Но… – Эндрю осекся, испугавшись, что сказанное прозвучит слишком уж необычно и даже странно.

– Что?

Эндрю откашлялся.

– Вообще-то, именно после этого случая я и решил, что продолжу ходить на похороны.

– Как это?

– Я и сам не знаю. Просто чувствую, что… вроде бы как должен.

Тот случай – Эндрю не думал, что есть смысл рассказывать об этом Пегги в ее первый рабочий день, – навел его на мысль, что у каждого, кто умирает в одиночестве, есть своя версия того самого кресла. Та или иная драма, независимо от того, каким малозаметным и незначительным было все предыдущее существование. Сама мысль о том, что в конце не нашлось никого, кто признал бы присутствие в мире этого человека, страдавшего и любившего, представлялась ему невыносимой.

Эндрю поймал себя на том, что крутит стакан на столе и ничего не говорит. Он остановился, и пиво, мягко качнувшись, остановилось тоже, но секундой позже. Пегги наблюдала за ним задумчиво и с таким видом, как будто оценивала заново.

– Да, ничего себе первое рабочее утро выдалось.

Эндрю надолго приник к стакану, радуясь законной возможности на мгновение отсрочить необходимость что-то говорить.

– В любом случае, – продолжала Пегги, словно уловив дискомфорт коллеги, – нам бы надо переключиться на что-то более жизнерадостное. Например, с кем мне будет неприятно работать в офисе?

Эндрю позволил себе расслабиться. Каких-то скрытых опасностей эта тема в себе не таила. Он обдумал вопрос. Если соблюдать профессиональную этику, то нужно строго держаться партийной линии и говорить, что да, работать придется в сложной обстановке, что время от времени случаются стычки, но в итоге все сплачиваются и дружно доводят дело до конца. Но с другой стороны, Эндрю только что выпил полпинты лагера в среду днем – и пусть все катится к черту.

– Кит.

– Кит?

– Кит.

– По-моему, я его помню. Сидел на собеседовании с Кэмероном. Ковырял пальцем в ухе, а потом смотрел, что добыл.

Эндрю моргнул.

– Да. То, о чем ты упомянула, верхушка айсберга в теме его личной гигиены.

Оседлав несвойственное ему безрассудство, Эндрю изложил свою теорию, согласно которой между Китом и Мередит что-то происходило. Пегги покачала головой.

– Печально, но Кит немножко напоминает парня, с которым я тусовалась в школе. От него воняло, и волосы у него были длинные, грязные, но я ничего не замечала, потому что с ума по нему сходила. Хотела бы я сказать, что он был невероятно обаятелен и добр, но, увы, это не так – он был вдобавок ко всему еще и полный идиот. И при всем при том играл на гитаре в местной группе, в которой я играла потом на маракасах.

Слушая ее, Эндрю перенесся в тот далекий день, когда ему довелось стать свидетелем первого – и последнего – представления Сэлли и команды «Дрифтвуд» ее тогдашнего дружка, Спайка, представления, во время которого разнервничавшиеся музыканты убили несколько каверов Джони Митчелл на глазах у аудитории, состоявшей из Эндрю и двадцати пустых стульев. В тот вечер Сэлли была такой необычайно ранимой, что даже теперь Эндрю накрыла теплая волна любви к сестре.

– А как называлась твоя группа? – спросил он у Пегги.

Она посмотрела на него лукаво.

– Еще по одному, и я расколюсь.

Как показывает опыт, если долго не пить, то даже две полпинты 4-процентного лагера на пустой желудок оказывают весьма сильный эффект. Опьянения как такового Эндрю не ощутил, но мысли затуманились, стало тепло, и он даже подумал, что с удовольствием врежет рыбешке, если получит за это пакетик с хрустящими картофельными чипсами.

Как и обещала, Пегги открыла ему название группы, в которой играла («Мэджик Мерв’с Деф Банана»), и они переключились на обсуждение предыдущих мест работы.

Пегги также перевели к ним с прежнего места работы в муниципалитете.

– Я работала в группе поддержки бизнеса. Там было весело.

Эндрю пытался и не мог определить ее акцент. Джорди?[10]10
  Джорди (англ. Geordie) – Geordie) – прозвище жителя или уроженца графства Нортумберленд.


[Закрыть] Если спросить, это не покажется грубостью? Эндрю потер глаза. Господи, даже смешно. Нет, надо было сразу возвратиться в офис. Хотя, конечно, никакого желания сделать это не возникло. Но два пива… Два! Вместо ланча! И что еще он отчебучит? Выкинет в окно телевизор? Въедет на мотоцикле в бассейн?

Тишина раскололась, когда в бар вторглась шумная группа женщин. Громкие, возбужденные голоса совершенно не укладывались в спокойную, приглушенную атмосферу заведения, но их это нисколько не смущало, как наверняка смутило бы Эндрю. Судя по тому, что они сразу, без малейшей заминки, направились к одному из столиков, это действо было регулярным, некой даже еженедельной традицией. «Что такого хорошего в традициях?» – подумал Эндрю, сдерживая отрыжку. Он посмотрел на Пегги, и ему вдруг захотелось задать ей этот невероятно глубокий вопрос. Разумеется, как и следовало ожидать, произнесенный вслух, вопрос прозвучал совсем не так умно.

К счастью, Пегги восприняла его совершенно спокойно.

– Хммм. Полагаю, дело в том, что это такой момент во времени, когда точно знаешь, что случится, знаешь, что тебя не ждут никакие малоприятные сюрпризы. Может, это слишком пессимистический взгляд…

– Нет, я понимаю, что ты имеешь в виду. – Эндрю представил, как Сэлли смотрит на календарь и вспоминает, что пришло время для квартального звонка. Может быть, сама регулярность их общения рождала ощущение комфорта.

– Полагаю, тут дело в балансе. Нужно обязательно создавать новые традиции, в противном случае начнешь уставать от старых.

Пегги подняла стакан.

– За это надо выпить. За новые традиции.

С минуту Эндрю глуповато таращился на Пегги, потом торопливо схватил стакан и неуклюже чокнулся.

От углового столика, где обосновалась женская компания, донеслось коллективное воркование. Пегги бросила на них взгляд, потом наклонилась и заговорщицки посмотрела на Эндрю.

– Посмотри, но только осторожно. Правда же интересно наблюдать за реакцией слушателей, когда кто-то говорит, что собирается обручиться?

Эндрю обернулся.

– Я же сказала, осторожно!

– Извини.

Со второй попытки Эндрю повернулся только вполоборота и сделал вид, что рассматривает рисунок в рамке на стене, изображающий пьяного игрока в крикет. Как бы невзначай пройдясь взглядом по компании в углу, он снова обратился к Пегги:

– Я должен был заметить что-то особенное?

– Посмотри на их улыбки. У них все в глазах.

Эндрю совсем запутался.

– Большинство искренне рады за нее, но по крайней мере двое приняли новость без особой радости. – Она отхлебнула еще пива, потом решила, что нужно добавить кое-что важное. – У меня есть подруга Агата, так? Мы всю жизнь играли в эту игру. Узнав, что кто-то из общих знакомых выходит замуж или женится, а нам ее или его выбор не нравится, мы всегда пытались угадать, из-за чего они в первый раз поцапаются после свадьбы.

– Это… немножко, я бы сказал…

– Неприлично? Некрасиво? Да уж, точно. Я умной после того стала, как обручилась со своим парнем, Стивом. Встретилась как-то потом с Агатой и в шутку ей говорю, мол, давай, попробуй угадать, из-за чего мы с ним в первый раз поругались. Она и выдала. Такое, что лучше б и не спрашивала.

– Что так?

– Предположила, что Стив уже пожалел обо всей этой фигне с обручением, о чем мне и объявил.

– А на самом деле?

– Из-за плохо вымытого шпателя.

– О…

– Ага. Оказалось, он вообще ей не нравился. Но, слава богу, в конце концов мы все же помирились. Пять лет не разговаривали, дулись и друг дружку не замечали, а потом случайно встретились в кебаб-шопе, разобрались и расставили все по местам. Она даже подарила нам со Стивом новый шпатель на десятую годовщину. И надо же, этим самым шпателем я и треснула его по башке на следующий вечер, когда он вернулся после двухдневного загула. А ведь вышел из дома на минутку – «только горло по-быстрому промочить». Эх, чудна́я это штука, жизнь. – Пегги глухо рассмеялась, и Эндрю неуверенно присоединился к ней. Она глотнула еще пива и со стуком опустила стакан на стойку. – Я к тому, что загулять, напиться – такое ведь с каждым случается, да?

Посчитав вопрос риторическим, Эндрю не стал отвечать и оказался прав.

– Но только зачем врать, так?

– Точно. Это самое последнее дело.

Пегги вздохнула.

– Извини, это, конечно, глупо и непрофессионально, совать тебе под нос свои семейные проблемы.

– Вовсе нет, ничего такого, – сказал Эндрю и вдруг с ужасом понял, чему только что открыл дверь. Беда еще только приближалась, а он уже чуял ее за милю.

– А ты сам-то женат?

– Эммм…

– Значит, я уже не могу не спросить, из-за чего вы в первый раз поругались после помолвки?

Эндрю на секунду задумался. Что же это могло быть? Чутье подсказывало – не перестарайся, придумай что-то банальное.

– По-моему, не могли решить, чья очередь выносить мусор.

– Классика. Если бы все споры были только из-за домашних обязанностей, да? В общем… мне в туалет на минутку.

В какой-то момент Эндрю едва не встал из вежливости, но вовремя одернул себя. «Спокойно, мистер Найтли», – подумал он, глядя вслед Пегги, сворачивавшей за угол в поисках туалета. Взгляд случайно зацепился за сидевшего у бара мужчину, который едва заметно кивнул. «Ну вот, снова сам с собой, – как будто говорил взгляд незнакомца. – Как всегда». Только не в этот раз, мысленно и с некоторым вызовом возразил Эндрю, а когда Пегги вернулась, посмотрел на незнакомца с оттенком превосходства.

За столиком в углу визгливо рассмеялись. При всей неискренности подруг, кандидатка в невесты вовсю наслаждалась своей ролью и сияла от счастья.

– Побей меня гром, – сказала Пегги. – Последний раз я так вот улыбалась, когда нашла двадцатку в кармане халата. Так громко заорала, что даже пес от испугу пукнул.

Эндрю рассмеялся и, возможно, из-за пива на пустой желудок или потому, что ему не нужно было идти сейчас в офис и видеть Кита и прочих, вдруг почувствовал себя совершенно счастливым и довольным. Он даже подумал, что хорошо бы запомнить это ощущение расслабленности, когда плечи не напряжены так, что практически касаются ушей.

– Извини, что затащила тебя в паб, – сказала Пегги.

– Не извиняйся, все в порядке. Мне здесь даже нравится, – с некоторым удивлением признался Эндрю.

Если реплика и показалась Пегги странной, она, надо отдать должное, никак этого не показала.

– Между прочим, ты как по части барной викторины? – спросила она, поглядывая на мужчину на скутере, пытающегося пройти в дверь под строгим контролем бармена.

– Барная викторина? Э… Даже не знаю. Наверно, нормально.

– Мы иногда играем небольшой компанией в «Восходящем солнце» на Южном берегу. Оставляем детей с сиделками и играем. Каждый раз мы приходим последними, и дело заканчивается тем, что Стив лезет драться с ведущим, но всегда бывает весело. Ты бы пришел?

– Я бы с удовольствием, – вырвалось у Эндрю, прежде чем он успел прикусить язык.

– Чемпион. – Пегги зевнула и поворочала шеей. – И как ни жаль, на часах почти два. Не пора ли нам возвращаться?

Эндрю тоже посмотрел на часы, в глубине души надеясь, что во времени случился какой-то сбой и у них еще есть несколько часов. Увы, надежды не оправдались.

Они уже подходили к офису и поднимались по скользким после дождя ступенькам, которые так и норовили уйти из-под ног, а Эндрю все улыбался и ничего не мог с собой поделать. Как неожиданно приятно заканчивалось обычное, в общем-то, утро.