Текст книги "Греческие герои. Рассказы Перси Джексона"

– Разреши мне вести солнечную колесницу, – сказал он. – Я всегда этого хотел. Это моя мечта!

– Но, сын… – Гелиос оглянулся в поисках поддержки со стороны придворных, но те резко заинтересовались своим тако на завтрак. – Никому не выдержать жар колесницы, кроме меня. Даже Зевсу, а он самый могущественный бог из всех. Моя четверка лошадей практически неуправляема. И подумай о маршруте. Сначала ты взлетаешь вертикально вверх, как на самых жутких американских горках на свете, и оказываешься так высоко, что буквально задеваешь головой небеса; да еще все эти монстры-созвездия, что только и ждут, как бы на тебя напасть! Затем спуск, практически свободное падение, от которого кровь стынет в жилах… Я тебя совсем не убедил, да?

– Звучит потрясающе! – воскликнул Фаэтон. – Когда я могу начать?

– Давай поведу я. А ты будешь сидеть рядом, махать рукой и бросать конфеты?

– Нет, пап.

– Давай я потренирую тебя пару месяцев, прежде чем ты возьмешься за поводья. Или пару столетий. Отправляться завтра – это безумие.

– Нет.

Гелиос тяжело вздохнул.

– Ты разбиваешь мне сердце, парень. Хорошо. Идем.

Солнечный гараж совсем не походил на стандартные гаражи, заваленные коробками, сломанной мебелью и старыми рождественскими украшениями. На мраморном полу не было ни пятнышка. Стойла были недавно вычищены. Команда богов-часов в одинаковой рабочей форме с надписью «Чистотряд» суетилась, полируя отделку колесницы, пылесося салон и запрягая огненных коней размером со слонов.

Одни только колеса колесницы были в два раза больше Фаэтона. Золотые оси и обода с серебряными спицами и тормозными колодками от «Мазерати». На боках колесницы красовались шедевры Гефестовой металлической мозаики – «живые» виды Олимпа, отлитые из золота, серебра и бронзы. Салон из черной кожи дополняли навороченная стереосистема, держатели для напитков из двадцатичетырехкаратного золота и освежитель воздуха в виде сосны на зеркале заднего вида.

Фаэтону не терпелось залезть внутрь, но, когда он схватился за поручни, те оказались раскаленными, как газовые горелки.

– Стой. – Отец взял какую-то бутыль с чем-то, похожим на солнцезащитный крем. – Дай я нанесу это на тебя, чтобы ты не вспыхнул факелом.

Фаэтон нетерпеливо ерзал, пока Гелиос мазал ему лицо и руки волшебным лосьоном. Он уже проходил это в далеком детстве. Пока остальные дети играли на берегу Нила, мама обмазывала его с ног до головы, сопровождая это глупыми лекциями об опасности солнечных ожогов, крокодилов и так далее. Достало!

– Вот так, – наконец сказал Гелиос. – Так ты не умрешь мгновенно. Как только колеса закрутятся, температура колесницы подскочит где-то до шестидесяти пяти градусов, и это внутри, с работающим на полной мощности кондиционером.

– Там не может быть настолько жарко, – не поверил Фаэтон, хотя его ладони уже покрывали ожоги.

– Слушай, парень, у нас не так много времени до рассвета. Я постараюсь дать тебе пару советов, как сохранить себе жизнь.

– Ого! – Фаэтон взобрался внутрь и бросился к приборному щитку. – У тебя есть встроенный блютуз?!

– Фаэтон, пожалуйста! – Гелиос запрыгнул следом как раз вовремя, чтобы остановить его от запуска ракетных двигателей. – Не трогай кнопки! И что бы ты ни делал, ни в коем случае не подгоняй лошадей кнутом!

– А есть кнут? Круто! – Фаэтон сдернул его с держателя и хлестнул золотой плетью, оставив в воздухе огненный след.

– Забудь о нем! – взмолился Гелиос. – Лошади и так достаточно быстрые. Кстати говоря, их зовут Вспышка, Заря, Огонь и Пламя. Не называй их Доннером, Блитценом, Кометой и Кьюпидом, они это не выносят.

– Почему?

– Не важно. Если нужно будет сбавить скорость, воспользуйся поводьями. Крепко держи их, иначе они поймут, что ты неопытен, и начнут плохо себя вести.

– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся Фаэтон. – Эти лошадки выглядят такими дружелюбными.

Кони тряхнули огненными гривами. Из их ноздрей вырывались клубы вулканического пепла, а копыта царапали мраморный пол.

– Ага, конечно, – отозвался Гелиос. – Самое главное – держись середины неба. Когда поднимешься, ты увидишь проложенный мною маршрут – что-то вроде конденсационного следа. Следуй ему. Лошади знают дорогу. Не поднимайся слишком высоко, иначе ты подожжешь небеса. Не опускайся слишком низко, иначе ты уничтожишь землю.

– Понял.

– Не забирай слишком к северу или югу. Держись ровно середины неба. Пока ты это помнишь и не совершишь никакой глупости, у тебя останется маленький шанс на выживание.

Для Фаэтона все это было не более чем привычное занудство. Мама и сестры с начала времен постоянно читали ему лекции. Все его мысли были о симпатичном огненном кнуте, потрясающих лошадях и о том, как эпично он будет выглядеть, ведя золотую колесницу по утреннему небу.

Смартфон Гелиоса предупреждающе зазвенел.

– Солнце, на выход, – и он спустился с колесницы.

В гараж забежала богиня зари Эос и нажала кнопку на стене. Подъемная дверь уехала вверх, зажглись фонари, подсвечивая раннее утреннее небо. Эос подставила розовые руки под свет, устроив небольшое представление театра теней. Фаэтон никогда не думал, что ежедневный восход сопровождался столь странным действом.

– Последний шанс, – с мольбой обратился к сыну Гелиос. – Пожалуйста, не делай этого.

– Я справлюсь, пап! Хватит уже! Верну я твою колесницу без единой царапинки!

– Музыку громко не включай. И не отпускай поводья. И если надо будет припарковаться…

– Пока, пап! Спасибо! – Фаэтон взмахнул поводьями. – Йеху!

Лошади потащили колесницу с Фаэтоном в небо под прощальный вопль Гелиоса:

– Страховка в бардачке!

Поездка оказалась намного круче, чем Фаэтон себе представлял.

Он улюлюкал, кричал и танцевал от счастья в колеснице, несущейся со скоростью миллиарда миль в час.

– ДА, КРОШКА! – орал он. – Кто солнце? Я солнце!

Лошади моментально вышли из-под контроля. Вспышке, Заре, Огню и Пламеню не нравилась небрежность, с какой Фаэтон держал их поводья. И его танцы их тоже не вдохновляли. Они скакали в два раза быстрее обычного, но из-за подъема и потому что это была первая поездка Фаэтона, он не замечал неладного.

Зато люди на земле очень даже заметили. Сами подумайте, они проснулись, ну, скажем, в шесть утра, а уже через двадцать минут наступил обед.

Достигнув вершины неба, колесница выровнялась. Как и восторг Фаэтона. Он бросил взгляд на все те кнопки на приборном щитке, что не должен был нажимать. Держа поводья одной рукой, второй он перетасовал диски отца в поисках чего-нибудь неотстойного, но коллекция была безнадежной: попадались сплошные «Добрый день, солнце», «Шагая по солнцу», «Ты солнце моей жизни» и прочее старье на солнечную тему.

Фаэтон попытался сконцентрироваться на следе от колес, что тянулся по небу и которым отец приказал ему следовать, но его хватило минут на пять, настолько это было утомительно однообразно. И потом, даже с работающим на полной мощности кондиционером, даже с волшебным солнцезащитным кремом в колеснице стояло пекло. Скоро Фаэтон был весь потный, раздраженный и жаждущий действа.

– Мне скучно, – сказал Фаэтон. – Это скучно.

Звучит невероятно, но я в чем-то его понимаю. Большинство полубогов страдают синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Не важно, чем бы потрясающим или ужасным ты ни занимался, минут через пять тебе захочется чего-то другого. Все же… нестись в стратосфере, в раскаленной до миллиона градусов огненной колеснице и говорить, что тебе скучно, – это все равно что показывать язык судьбе.

Фаэтон взглянул вниз, на далекую землю. Вид открывался восхитительный. Он никогда не был так высоко. Как и любой другой смертный его эпохи, потому что до изобретения самолетов было еще очень далеко. Он был почти уверен, что различил синюю линию Нила. Значит, посередине нее должен был стоять его родной город, прямо вон там.

– Эй, Эпаф! – закричал он. – Как я тебе сейчас?

Но, разумеется, Эпаф не мог его слышать. Никто дома не знал, что Фаэтон управлял солнцем. Через несколько дней, пережив самое удивительное событие всей своей жизни, Фаэтон вернется и начнет хвалиться, но никто ему не поверит. Он окажется там, где все началось, – осмеянный, отверженный и вынужденный носить шлем и спасательный жилет весь остаток своей безопасной и скучной жизни.

– Если только… – Он ухмыльнулся. – Если только я не совершу нечто необычное, что станет подтверждением, что это я управлял колесницей.

Лошади достигли зенита пути. Небо над ними было черным. Воздух вокруг разреженным, но не стоит думать, что свое решение Фаэтон принял из-за недостатка кислорода.

Его фатальной ошибкой была опрометчивость. Очевидно же.

Конечно, можно обвинить его маму и сестер в чрезмерной опеке. Возможно, их бесконечная тревога сделала Фаэтона опрометчивым. А возможно, они слишком хорошо его знали и понимали, что может случиться, если они перестанут за ним приглядывать.

Как бы то ни было, Фаэтон подумал, как будет здорово пролететь так низко над родным городом, чтобы все внизу услышали его крики и узнали, что это он на водительском сиденье.

– Вниз! – приказал он лошадям.

Те и так скакали быстрее обычного. Животные были растеряны и раздражены фактом отсутствия привычного возницы. Но они хорошо знали дорогу и упрямо держались курса.

Фаэтон схватил кнут и хлестнул им по спинам лошадей, оставляя на них огненный след.

– Вниз!

Лошади заржали и зафыркали: «Ты сам напросился, приятель».

Они ушли в крутое пике. К счастью, поводья закрутились вокруг левой руки Фаэтона, иначе его бы выбросило из колесницы вместе с кнутом, ковриками и отцовской коллекцией дисков.

Парень исторг душераздирающий вопль, став первым человеком в истории, испытавшим невесомость, но какая-то часть его пребывала в восторге. Он уже мог видеть свой город: дома, дворец, гоночный трек становились все отчетливее.

– Они меня заметят! – закричал он.

О да, еще как. Первым намеком на его приближение стали вспыхнувшие пальмы. Затем воды Нила закипели. Соломенные крыши домов загорелись. Фаэтон в ужасе наблюдал, как вся северная часть Африки, всегда зеленая и цветущая, высыхает и выгорает, обращаясь в пустыню.

– Нет, – пробормотал он. – Нет, нет, нет! Вверх! Поднимайтесь, Комета, или Блитцен, или как там вас зовут!

Лошадям это не понравилось. Они забились и закружили, тряся колесницу в надежде выбросить из нее глупого подростка.

Скорее по чистой случайности, чем следуя намеченному плану, они оказались на севере и вознеслись в небо над Европой. По мере их подъема северная часть континента начала замерзать. В горах копился снег. Землю сковывал лед, поглощая целые города. Температура внутри колесницы резко опустилась, что было нехорошо, учитывая, что она должна была достигать выше шестидесяти градусов. На упряжках лошадей заблестел лед. Их огненное дыхание сменил пар.

Посреди дня на небе вспыхнули звезды – чудовищные созвездия в виде разъяренного быка, свернувшейся змеи и готовящегося ужалить скорпиона.

Не знаю, что Фаэтон увидел в космосе, но от ужаса он обезумел. До него с запозданием дошло, что не стоило просить разрешения управлять этой колесницей. Лучше бы он вообще не рождался.

«Пожалуйста, – взмолился он, – позвольте мне вернуться к семье. Я больше никогда не буду плохо себя вести».

Смертные на земле тоже молились. Самое короткое утро в истории перешло в самый затяжной и худший день. Южные земли были сожжены и обратились в пустыни. Северные замерзли и покрылись льдом. Люди умирали. Посевы гибли. Планы отпусков летели коту под хвост. Метеорологи свернулись клубочками на полу телевизионных студий, хныча и истерически хихикая.

В каких-то версиях этой истории говорится, будто бы из-за этой веселой поездочки Фаэтона жители Африки подгорели и их кожа потемнела. Даже не знаю. Думаю, так греки пытались объяснить, почему у людей разный цвет кожи, но лично я считаю, что с тем же успехом можно утверждать, что изначально все люди бы темнокожими, а потом какой-нибудь бог стирки случайно вымыл европейцев отбеливателем, и они посветлели.

В общем, Фаэтон окончательно потерял контроль над ситуацией. Солнце скакало по небу, рисуя петли и зигзаги. Смертные возносили отчаянные молитвы царю богов: «Эй, Зевс! Мы тут погибаем! Не хочешь немного помочь?»

Зевс сидел в своем тронном зале, уйдя с головой в последний выпуск «ЕБ» («Ежеквартальник богов»), но, услышав одновременно столько обращений, выглянул в окно.

– Святой я! – Он увидел пылающие города, умирающих людей, кипящие моря и сгорающие дотла свои храмы. – Мои храмы! Не-е-ет! Кто управляет солнцем?

С помощью божественного зрения он навел фокус на колесницу и быстро понял, что тощий пацан за поводьями никак не мог быль Гелиосом.

– О, ненавижу водил-студентов. Эй, Ганимед! Сюда!

Из-за угла выглянул царский виночерпий.

– Да, босс?

– Принеси мне одну из моих молний. Они на краю стола в коридоре, рядом с ключами.

– Какого размера молнию?

– Номер десять.

Глаза Ганимеда расширились. Зевс очень редко брался за десятые номера. Они были для особых случаев, вроде свадеб и Армагеддонов. Минутой позже Ганимед вернулся с цилиндром из небесной бронзы размером с ракетный двигатель.

Зевс поставил его на плечо и тщательно прицелился. Нужно было сбить водителя, не уничтожив при этом колесницу. Он не знал наверняка, что случится, взорви он солнце, но едва ли что-то хорошее. Все же… колесница продолжала бесноваться. Она уничтожила его храмы и несколько его лучших статуй. Необходимо было срочно принимать меры.

Спросите, какой была последняя мысль Фаэтона, когда его сбили с неба?

ААААААААААА!

Хотя, может, где-то на краю сознания он подумал еще: «Спасибо, боги».

Он понимал, его нужно было остановить. Он подверг опасности свою семью и все человечество. Ужас лишил его рассудка. Никакая поездка на американских горках не может длиться вечно, даже вызывающее адреналиновый взрыв падение.

Яркая вспышка – и для Фаэтона все было кончено. Зевс технично выбросил парня из колесницы, и его тело пылающей кометой упало на землю.

Лишившись раздражающего элемента в лице возничего, лошади понесли колесницу назад к стойлам. Вспышка, Заря, Огонь и Пламя ожидали награду за хорошую службу в виде огненных морковок и расплавленного овса.

После Дня Петляющего Солнца жизнь уже никогда не стала прежней.

Боги собрали срочное заседание, где утвердили правила безопасного вождения. Гелиос оплакивал сына. Его сердце зачерствело. Вместо того чтобы винить себя за то, что пустил Фаэтона за поводья, он обвинил Зевса в убийстве мальчика. Забавно, какое неожиданное направление принимают иногда мысли богов (и людей).

– Я больше никогда не буду возить солнце! – заявил Гелиос. – Пусть кто-нибудь другой займется этой тупой работой!

Возможно, именно после этого люди стали считать Аполлона богом солнца, потому что Гелиос уволился со службы без каких-либо выплат или выходного пособия. Или боги уговорили или пригрозили ему, и Гелиос еще какое-то время оставался на своем посту. Так или иначе, он больше никогда не позволял своим детям водить его колесницу или шуровать в его коллекции дисков.

Что касается сгоревшего тела Фаэтона, его мать и сестры наблюдали за его падением на север.

Климена знала, что ее сын мертв. Никто не выживает после удара молнии Зевса. Но семь гелиад решили, что им не будет покоя, пока они не найдут останки брата.

Многие месяцы они путешествовали, пока не добрались до диких земель северной Италии. Там, недалеко от болотистого устья реки По, они отыскали последнее пристанище брата.

Молния Зевса каким-то образом превратила полубога в вечный источник топлива. Его тело тлело и дымило, но не расщеплялось. Он упал в небольшое озеро, опустился на дно и остался там, вечно кипящий, подогревающий воду и порождающий пузыри ядовитого газа, что лопались на поверхности и отравляли окрестности. Даже птицы, пролетавшие над озером, падали замертво.

Семь гелиад стояли на берегу и плакали. Достать тело Фаэтона из озера было невозможно, но они отказывались уходить. Они не ели и не пили. Наконец Зевс пожалел их. Пусть Фаэтон был в некотором смысле идиотом, царь богов оценил по достоинству преданность сестер.

– Вы останетесь с ним навечно, – решил Зевс. – Будете служить напоминанием о Дне Петляющего Солнца.

Тела сестер изменились. Их одежды превратились в древесную кору. Пальцы на ногах удлинились и ушли в землю корнями. Волосы потянулись к небу, сделавшись ветками и листьями. А слезы обратились золотым соком, что затвердел в янтарь.

Поэтому греки называют янтарь «камнем света» – он появился из слез дочерей солнца.

Сейчас уже никто точно не скажет, где то озеро. Возможно, оно стало морем или топью. Но тогда, примерно через сотню лет после инцидента с Петляющим Солнцем, другой герой по имени Ясон плыл по реке По на корабле Арго. Ночью он услышал плач деревьев – потусторонний вой, что напугал его команду до безумия. Испарения озера были ядовитыми, как никогда. Его дно, там, где продолжало тлеть тело Фаэтона, светилось зловещим золотистым светом. Но о Ясоне мы еще поговорим.

Теперь вы знаете, почему Фаэтон не получил права.

Мораль сей истории? Начни уничтожать землю – и тебя резко и очень грубо подрежут.

Или: Не давай глупых обещаний детям.

Или: Если твоя мама кажется чрезмерно заботливой, возможно, она знает тебя лучше, чем ты думаешь. (Я должен был это вставить. Моя мама кивает и бормочет: «Спасибо».)

Вот вам и Фаэтон. Отличный несчастливый конец с кучей смертей.

Полегчало?

Замечательно.

Потому что мы еще не закончили.

У героев мужского пола не было монополии на кровавую резню и разрушения. Так что давайте отправимся в страну амазонок и познакомимся с милейшей убийцей по имени Отрера.

Отрера изобретает «Амазон (ок)»
(с бесплатной доставкой в течение двух дней!)

Мы мало что знаем об Отрере из старых историй.

Этим древнегреческим ребятам было все равно, откуда пришла Отрера и чем она жила.

Почему так?

1) Она была женщиной.

2) Она была страшной женщиной.

3) Она была страшной женщиной, убивавшей древнегреческих ребят.

Изначально она жила на севере, в районе Черного моря – в той же местности, что позже подарит миру такого великого гуманиста, как гунна Аттилу. Кем были соплеменники Отреры? Мы не знаем. Скорее всего потому, что она их всех убила. Нам известно лишь, что в какой-то момент она решила, что ее жизнь в качестве домохозяйки бронзового века – отстой. И пора что-то менять.

Возможно, вы думаете, что могло заставить среднестатистическую леди пойти вразнос, убить всех мужчин своего племени и основать нацию женщин, одержимых жаждой убийств?

Я упоминал, что жизнь домохозяйки бронзового века была отстоем?

В те времена лучшим вариантом, чтобы родиться женщиной, была Спарта. Хотя рождение в Спарте по сути означало, что вы по самые уши влипли в большую греческую кучу сами знаете чего. Но, по крайней мере, в Спарте у женщин было право на владение имуществом. Их уважали как матерей воинов. Девушки могли служить помощницами в храме Артемиды, восхвалять богиню, сечь кнутом мужчин, которые приносили себя в жертву, забрызгивая кровью алтарь. (Подробности ищите в книге «Спартанцы: полные психазоиды».)

Родившись женщиной в Афинах, колыбели демократии, ты особо ничем не отличалась от раба (и да, у них были рабы). Ты не могла ничем владеть и ничего наследовать. Не могла голосовать на собраниях. Не могла открыть бизнес. Ты даже не должна была ходить на Агору – рыночную площадь, она же молл на открытом воздухе, – хотя многие женщины все равно ходили, потому что, ну, знаете, лимонная курочка в местном фудкорте была уж очень вкусной.

По сути, женщины не могли ничего, кроме как торчать дома, готовить еду, убираться и выглядеть красивыми – желательно всё одновременно. А теперь возьмем меня – крутого современного полубога, – я все это могу делать запросто. Но не все столь могущественны.

(Моя девушка, Аннабет, читает поверх моего плеча и смеется. Что смешного?)

Афинянки не могли выбирать, за кого выходить замуж. Как и большинство женщин того времени. Пока ты была ребенком, твоими попечителями были родители (читай: твой папа был твоим попечителем, потому что твоя мама нужна была, чтобы научить тебя убираться, готовить и выглядеть красиво). Твой отец принимал все решения за тебя.

О, тебе что-то не нравится? Ну, тогда в назидание тебя могли избить, убить или продать в рабство. Выбирай, что хочешь.

Когда ты достигала возраста замужества – и под этим я понимаю двенадцать-тринадцать лет, – твой отец выбирал тебе супруга. Счастливчик мог быть старше. Мог быть страшным. Мог быть толстым. Но не волнуйся! Папа позаботится, чтобы супруг занимал достойное положение в обществе, что положительно скажется на репутации твоего отца. Он выплатит будущему мужу за тебя выкуп, а взамен тот станет союзником твоего отца в политических и деловых вопросах. Так что, пока ты будешь сидеть дома, готовить и выглядеть красивой для своего старого, страшного и толстого мужа, можешь успокаивать себя мыслью, что ваш брак послужил интересам твоего отца.

После замужества твоим попечителем становился супруг. Отныне он принимал за тебя все решения, как когда-то отец.

О, тебе опять что-то не нравится? Смотри варианты выше.

Начали ощущать в себе склонность к убийствам?

Тогда, возможно, вы поймете, что побудило Отреру. Потому что мои рассказы о жизни в Афинах и Спарте не сравнятся с положением дел в северных регионах, где родилась Отрера. Условия там были куда суровее и судьба женщин в десять раз хуже.

Когда Отрера сорвалась, она сорвалась по-крупному.

Еще с детства Отрера поклонялась Артемиде и Аресу. Артемида была защитницей невинных девушек, так что ничего удивительного. Артемиде не нужно было терпеть рядом вонючего мужика, чтобы позаботиться о себе, и это вдохновляло Отреру. Будь ее племя похоже на жителей Спарты, готов поспорить, Отрера в юности служила бы младшей жрицей Артемиды. Я прямо вижу, как она сечет хлыстом очередную жертву, пока ее кровь не зальет весь алтарь.

Слушайте, думала бы она, сечь кнутом мужиков? Это весело!

Но Отрера не собиралась посвящать всю себя Артемиде. Это бы означало полное отречение от мужчин. Но Отрере нравились парни – когда они не указывали ей, что делать. Позже у нее будет куча воздыхателей. Она даже родит парочку дочерей. Но к этому мы еще вернемся…

Вторым ее любимым богом был Арес, заведующий войной. В принципе, выбор Отреры был понятен. Она родилась в суровой стране, жизнь там была жестокой. Хочешь чего-то – убивай за это. Злишься – врежь противнику по носу. Просто. Прямолинейно. Кроваво. Весело!

Как и почти везде в те времена, родным городом Отреры управляли мужчины. У женщин прав не было. Им совершенно точно запрещалось сражаться, но в какой-то момент Отрере ужасно надоело быть прачкой/кухаркой/поломойкой/отдушиной своему мужу. Она решила, что было бы неплохо научиться защищаться на случай… ну, если вдруг ей когда-нибудь это понадобится.

И она начала втайне уходить по ночам в лес с мечом и луком мужа. Она тренировалась фехтованию, рубя деревья, повторяя движения виденных ею молодых солдат. Тренировалась в стрельбе, пока не научилась с легкостью стрелять дикого зверя в темноте с расстояния в двести ярдов. Достигнув определенного уровня, Отрера предложила другим женщинам в городе, столь же несчастным, как и она, присоединиться к ней. Те тоже устали от своих старых, вонючих, толстых супругов, постоянно указывающих им, что делать, избивающих их, убивающих или продающих в рабство за малейшую жалобу.

Отрера принялась тайно обучать подруг военному искусству. По ночам в лесах они оттачивали охотничьи навыки во славу Артемиды, но не забывали молиться Аресу о силах и храбрости в битве. Поклонение этим двум богам было весьма странным смешением верований, ведь Артемида говорила, что все мужчины тупы и жестоки. Так давайте еще поклоняться Аресу, тупейшему и жесточайшему из всех мужчин. Но эффект ждать себя не заставил. Вскоре Отрера и ее последовательницы обозлились и потеряли чувство страха.

Какое-то время они еще делали вид, что все идет как обычно. Но однажды случилось нечто такое, что запустило в Отрере ядреную реакцию. Не знаю, что именно. Может, супруг приказал принести ему из холодильника лишнюю банку пива. Или заорал на нее, что она была недостаточно красива, пока мыла полы.

Отрера хладнокровно достала из шкафа меч супруга, спрятала его за юбкой и подошла к мужу.

– Я хочу развода, – заявила она.

Супруг рыгнул.

– Какой развод? Я решаю за тебя. Ты принадлежишь мне. И потом, развод еще не изобрели!

– Я только что изобрела. – Отрера взмахнула мечом и отрубила супругу голову. Больше он никогда не приказывал принести ему пиво, но он залил своей кровью весь пол, который только что отмыла Отрера. Она этого не переносила.

С мечом в руке Отрера вышла из хижины и издала звук, похожий на карканье ворона – священной птицы Ареса. Последовательницы услышали его, взялись за мячи, кинжалы и мясницкие ножи, и всем мужчинам в деревне стала резко угрожать смертельная опасность.

Большинство мужского населения были убиты либо закованы в цепи. Нескольким счастливчикам удалось сбежать. Они бросились в соседний город и рассказали о случившемся.

Можете себе представить, как это звучало:

– Моя жена бросилась на меня с мечом!

– И ты просто убежал?

– Она обезумела! Бабы всех убили!

– Ваши домохозяйки перебили всех ваших лучших воинов? Что вы за мужики? Мы преподадим им урок!

Мужчины из соседнего города отправились в деревню Отреры, но они не воспринимали ситуацию всерьез. В конце концов, они собирались сражаться с женщинами. Они думали, что придут к ним, устроят несколько публичных порок, выпьют пива и вернутся к себе, забрав с собой в качестве рабынь лучших красавиц.

Но ничего подобного. Отрера натянула вдоль дороги веревки и расставила капканы. Забаррикадированные ворота защищали лучшие лучницы и мечницы. Когда подошли мужчины, последовательницы Отреры просто всех их перерезали.

Отрера со своим отрядом промаршировала в соседний город, освободила местных женщин, взяла к себе тех, кто пожелал присоединиться, и отпустила восвояси остальных. Оставшихся мужчин она либо убила, либо взяла в рабство. Несколько перепуганных до полусмерти выживших сбежали в соседние деревни, разнося весть о сумасшедшей Отрере и ее банде женщин-убийц.

Мужчины из другого города попытались ее остановить. Ее воительницы их перебили. И еще раз, и еще раз. Вскоре Отрера встала во главе дюжины городов и новоиспеченной армии озлобленных женщин, готовых биться за нее насмерть. Мотивация у них была та еще, ведь в случае поражения ждать снисхождения от врагов-мужчин не приходилось. Судьба военнопленных им не светила. Их бы избили, продали в рабство, а затем убили. Полный комплект!

Отрера все еще училась управлению своим войском, когда мужчины из соседних городов наконец-то начали воспринимать ее всерьез. Они собрали настоящую, без всяких шуток, армию из тысяч опытных солдат с настоящим оружием и без иллюзий о пиве и порках.

Разведчицы Отреры сообщили ей об угрозе.

– Нам нужно больше времени, – решила Отрера. – Мы недостаточно натренированы. Кроме того, здесь ужасные условия жизни, голые земли и вообще полный отстой. Смысла защищать эту страну нет. Давайте мигрируем в богатые земли и построим собственное царство!

Для ее последовательниц это было куда предпочтительнее полномасштабной войны, которую они могли и не выиграть. Все племя воительниц вместе с рабами и пленниками, детьми, скотом и любимыми безделушками мигрировало на другую сторону Черного моря, на северное побережье, в земли, что сейчас известны как Турция. Их ждала слава! А еще литры крови и плотоядные птицы…

Отрера основала новую столицу – Синоп – неподалеку от реки Фермодонт. Она тренировала армию и набирала рекрутов, постепенно расширяя свои владения и узнавая, где лучшие рестораны.

Она выбрала удачное расположение для своего царства – к северо-востоку от греков, к северо-западу от персов, на официально пока незанятой территории. Захватывая очередной город, она тщательно следила, чтобы не оставлять среди выживших мужчин. Таким образом, слухи о ней распространялись очень медленно. К тому моменту, как соседи увидели в ней угрозу, было уже слишком поздно. Новая нация сформировалась и была готова за себя постоять. Они подняли флаг с изображением перечеркнутого крест-накрест человечка-палочки и стали известны как амазонки, внушающие страх всему миру.

Почему их звали амазонками? Точно неизвестно.

Но это не имеет никакого отношения к реке Амазонке в Бразилии. (Блин, я сам многие годы так считал, пока Аннабет не открыла мне глаза. До этого я представлял их как воительниц, бегающих по джунглям в компании попугаев, макак и пираний.) Древние амазонки также никак не связаны ни с одной современной компанией, имеющей похожее название, и эта компания ни в коем случае не является их тайным авангардом в плане завоевания мирового господства. (Кхе-кхе. Ага, конечно. Кхе-кхе.)

Кое-кто из греков считал, что слово «амазонки» происходит от «amazos», что означает «безгрудые». Им в голову втемяшилась идея – ВНИМАНИЕ! ГАДОСТЬ НА ПОДХОДЕ! – что амазонки удаляли себе правые груди ради меткой стрельбы из лука и метания копья.

Так, во-первых, нет. Просто нет. Это не только гадко, но и тупо. С чего амазонкам это делать? В смысле, да, они были теми еще повернутыми на убийствах тетками, но можно прекрасно стрелять из лука и метать копье без… ну, вы сами понимаете.

Во-вторых, если вы посмотрите на древние статуи или изображения амазонок, не найдете ни единого намека на, э-эм, несимметричность груди.

Наконец, я лично встречался с амазонками. Вредить самим себе без необходимости они бы не стали. Другим? Запросто! Но не себе.

Кому-то из древнегреческих писателей хватило ума понять, что теория эта не выдерживает никакой критики. Один парень, Геродот, называл народ Отреры «androktones», то есть «мужеубийцы». Гомер использовал слово «antianeirai», что означает «сражающиеся, как мужчины». Оба варианта подходят куда лучше, чем «издевающиеся-над-собой-ради-большей-меткости».

Лично мне нравится теория, что «амазонки» происходят от персидского слова «ha-mazan», что означает «воины». Эта теория мне нравится, потому что она нравится Аннабет, а если мне не нравится то, что нравится ей, она устраивает мне полный ha-mazan.

В общем, амазонки день ото дня становились все сильнее и многочисленнее. Выросло уже следующее поколение девушек, думающих и ведущих себя как воины.

Вы думаете: стойте, но ведь это была нация женщин. Откуда взяться следующему поколению? С чего на свет стали появляться маленькие и очаровательные младенцы-убийцы?

Ну, у амазонок были рабы-мужчины. Я ведь об этом уже упоминал? Кое-кто из них стали первыми домохозяевами в истории, и у них было столько же прав и свобод, сколько у женщин в других государствах, то есть никаких. Мило, не правда ли?