Текст книги "Греческие герои. Рассказы Перси Джексона"

По какой-то непонятной причине тапочки и игрушки не убедили горожан в праве Миноса на трон: они продолжали ворчать, не платили налоги и так далее.

Наконец Минос решил устроить демонстрацию соответствия занимаемой должности – нечто такое, что поразит критийцев в самое сердце и навсегда заставит их оставить эту тему. Он позвал к себе Дедала, ведь во всем царстве не было парня умнее этого изобретателя.

– Рекомендую спецэффекты, – предложил Дедал. – Пиротехнику. Дымовые бомбы. Могу построить гигантского робота, который будет возить вас по городу и рассказывать всем, как вы круты.

Минос поморщился.

– Нет. Мне нужен знак от богов.

– Можно сымитировать! – сказал Дедал. – Расставим зеркала, пустим ребят пролететь над вами на невидимой проволоке…

– Нет! – рявкнул Минос. – Никаких подделок! Знак должен быть настоящим.

Дедал почесал голову.

– Вы имеете в виду… ну, что вы обратитесь к богам при всем честном народе, в надежде, что они пошлют вам знак? Не знаю, босс. Это звучит рискованно.

Царь был непреклонен. Он приказал соорудить у пристани большую платформу, созвал к ней все городское население, после чего простер руки к толпе и закричал:

– Кое-кто из вас сомневается, что я законный царь! Я докажу, что боги поддерживают меня! Я попрошу их дать мне знак!

Кто-то из собравшихся презрительно фыркнул.

– Это не будет доказательством! Ты просто попросишь папочку об услуге!

Минос вспыхнул.

– Нет! – Вообще-то он действительно собирался попросить Зевса ударить молнией, но теперь пришлось срочно менять планы. – Я, э-эм, помолюсь совершенно другому богу! – он обвел взглядом гавань, и ему в голову пришла мысль. – У Крита лучший флот во всем мире, так? Я попрошу Посейдона, владыку морей, дать мне его благословение!

«Пожалуйста, Посейдон, – взмолился про себя Минос. – Я знаю, мы раньше не особо общались, но помоги мне сейчас. Я тебе отплачу. Может, ты заставишь море разверзнуться и явить какое-нибудь животное? Обещаю, как только шоу закончится, кого бы ты ни прислал, я принесу его тебе в жертву».

Где-то на морском дне Посейдон услышал его молитву. Ему не было особого дела до Миноса, он любил подношения. Еще он любил, когда к нему взывали, и не хотел упустить возможность покрасоваться перед важной морской державой.

– Хм, – сказал сам себе Посейдон. – Минос просит о животном. Ему нравятся быки. Я люблю, когда мне жертвуют быков. О, знаю! Я пришлю ему быка!

Вода в гавани забурлила. Лодки забились о причал. Из ниоткуда поднялась волна высотой в сорок футов, а на ее вершине был огромный белый бык. Он опустился на причал с высоко поднятой головой и блестящими белыми рогами.

– О-о-о! А-а-а! – взвыла толпа, потому что не каждый день бык седлает волну и добирается на ней до пристани.

Критийцы повернулись к Миносу и зааплодировали. Царь поклонился, поблагодарил их и отправил всех по домам с кофейными кружками в виде бычьих голов в качестве подарков на память.

Слуги затянули вокруг бычьей шеи веревку и отвели его в царский загон. Позже тем же вечером Минос и Дедал внимательно изучили животное, которое вблизи производило просто неизгладимое впечатление – как минимум в два раза крупнее и сильнее любого из быков в царском загоне.

– Ого, – сказал Минос. – Вот это бык! Думаю, я оставлю его для разведения.

Дедал куснул ноготь на пальце.

– Э-эм, вы уверены, ваше величество? Вы обещали принести его в жертву Посейдону… оставить его будет как-то неправильно, разве нет?

Царь фыркнул.

– Ты столкнул собственного племянника с акрополя. Кто ты такой, чтобы судить, что правильно, а что неправильно?

Дедала охватило очень нехорошее предчувствие. Спецэффекты он мог контролировать. Олимпийских богов… ну, даже он не изобрел рабочей машинки, предсказывающей их поведение. Он попытался убедить царя принести в жертву белого быка, но Минос его не слушал.

– Не переживай ты так, – отмахнулся царь. – Я принесу в жертву Посейдону какого-нибудь другого из своих быков. Этого хватит! Он, наверное, даже не заметит разницы!

Посейдону не хватило. Он заметил разницу.

Когда он понял, что Минос оставил красавца белого быка себе вместо того, чтобы принести его в жертву, согласно данному обещанию, Посейдон раздулся, как рыба-собака.

– Чувак! На этого быка у меня ушло аж пять секунд тяжелых трудов! Ну все, Минос. Думаешь, ты такой крутой? Любишь бычков? Ты об этом пожалеешь. Я сделаю так, чтобы ты смотреть не мог на быков всю свою оставшуюся жизнь!

Посейдон мог наказать весь Крит. Мог уничтожить Кносс землетрясением или потопить всю критийскую флотилию приливной волной, но тогда бы жители острова обозлились на него, а Посейдон хотел унизить царскую семью, чтобы Минос и Пасифая стали всем противны, но при этом не желал отдачи. Пусть жители Крита и дальше молятся ему и совершают подношения в его храме.

– Нужен какой-нибудь хитрый способ мести, – решил Посейдон. – Посмотрим… кто у нас специализируется на хитростях и коварстве?

Посейдон отправился к богине любви, Афродите, в ее спа-салон на Олимпе.

– Ты не поверишь! – заявил он с порога. – Знаешь царя Миноса с Крита?

– М-м? – Афродита не отрывалась от журнала мод. – Наверное.

– Он оскорбил меня! Обещал принести мне в жертву быка, но не сделал этого!

– М-м-хм? – Афродита изучала рекламу сумок Givenchy.

– А эта его царица, Пасифая, – продолжил Посейдон, – слышала бы ты, что она говорила о тебе.

Афродита подняла на него глаза:

– Прошу прощения?

– В смысле, да, Пасифая красива, – сказал Посейдон, – но это не дело, что ее сравнивают с тобой. Причем царица ни разу не возразила. Можешь себе представить?

Афродита закрыла журнал. Ее глаза опасно засияли.

– Какую-то смертную царицу сравнивают со мной? И она это позволяет?

– Да! Когда Пасифая в последний раз приносила жертву в твоем храме или называла тебя лучшей богиней?

Афродита мысленно пробежалась по своему списку подношений и молитв. Она вела учет смертных, почитавших ее должным образом. Имени Пасифая в первой двадцатке не значилось.

– Неблагодарная ведьма! – возмутилась Афродита.

По правде говоря, Пасифая действительно была ведьмой. Она обожала магию и зелья. Она была еще более алчной и высокомерной, чем ее муж, другими словами, далеко не хорошим человеком, но винить ее в том, что она не поклонница Афродиты… это как винить меня, что я редко летаю на самолетах. Зевс и я – мы стараемся не заходить на территорию друг друга.

Как бы то ни было, Посейдон увидел шанс для мести, и он им воспользовался. Оправдывать его не могу. Даже лучшие боги способны на страшные поступки, если их довести.

– Ты обязана ее наказать, – настаивал Посейдон. – Сделай из царской четы посмешище за недостойное поклонение мне… Я хотел сказать, тебе.

– У тебя есть идеи? – спросила Афродита.

Глаза Посейдона засияли ярче его гавайской рубашки.

– Почему бы царице не влюбиться? Не обречь ее на самую отвратительную и постыдную интрижку всех времен?

– С Дэвидом Хассельхоффом?

– Хуже!

– С Чарли Шинном?

– Хуже! Царским символом Миноса является бык, так? У него в загоне есть один чисто белый бык, которого он обожает больше всего на свете. Почему бы царице тоже его не полюбить?..

Даже Афродите понадобилась секунда, чтобы понять, к чему он клонил.

– О боги… О, ты же не хочешь… О, это гадко!

Посейдон ухмыльнулся.

– Скажи же?

Афродита дала себе немного времени на раздумья. Она ушла в божественную дамскую комнату, где ее вырвало, затем она поправила макияж и вернулась к Посейдону.

– Хорошо, – объявила она. – Это достойное наказание для царицы, что никогда меня не почитала.

– Или меня, – вставил Посейдон.

– Не важно, – отрезала Афродита.

Богиня погрузилась в свою любовную вуду-магию. На следующий день Пасифая, затаив дыхание, чтобы не вдыхать запах, на всей возможной скорости шла мимо царского загона, когда случайно скользнула взглядом по белому быку.

Ее ноги будто приросли к земле.

Это была настоящая любовь.

Ладно, ребята. На этом месте можете смело откладывать книгу и начинать бегать кругами с криком «ФУ-У-У-У-У!!!». Примерно так поступил я, когда впервые услышал эту историю. В греческих мифах полно отвратительных моментов, но этот можно смело отнести к чемпионам по вызыванию рвотных позывов.

Суть-то в чем, Пасифая ведь ничем этого не заслужила. Да, она была ужасным человеком, погрязшим в черной магии, но у всех свои недостатки! Она не нарушала обещаний принести в жертву быка. Она не оскорбляла Афродиту.

Это как если бы Мойры сказали: «Ну ладно, Минос, натворил дел? Посмотрим, как ты запоешь, когда мы накажем ПЕРВОГО ВСТРЕЧНОГО!»

Пасифая пыталась бороться с нахлынувшими чувствами. Она понимала, что они были неправильными и ужасными. Но без толку. Она вернулась к себе в комнату и просидела целый день на кровати, читая книги о быках, рисуя быков, пока не израсходовала все запасы белого угля, и бесконечно выводя его имя в тетрадке: БЫК.

Несколько недель она держалась, стараясь убедить себя, что она вовсе не влюбилась в превосходный образец крупного рогатого скота, но все равно пребывала в рассеянности и мурлыкала себе под нос «Насадил на рог чувства» и «Блюз молочной коровы».

Она пробовала вылечить себя заклинаниями и зельями. Ничего не помогало.

Затем в порыве отчаяния она решила магией заставить быка влюбиться в нее. Находила все новые предлоги, чтобы пройти мимо загона в своем лучшем платье и с тщательно уложенными волосами. Бормотала заклинания. Выливала в поилку быка любовные зелья. Все впустую.

Бык не проявлял к ней ни малейшего интереса. Для него Пасифая была одним из тех глупых людей, что приносили ему свежего сена, размахивали у него перед мордой красной тряпкой или совершали еще что-нибудь интересное.

Наконец Пасифая обратилась за помощью к единственному человеку, которого она считала умнее себя, – Дедалу.

Изобретатель изучал в своей мастерской планы футбольного стадиона Кносса и конференц-зала, когда к нему пришла царица. Она объяснила ему свою проблему и чего хочет от него.

Дедал посмотрел по сторонам, решив на миг, что его снимают скрытой камерой для реалити-шоу.

– Так… Погодите. Еще раз, вы хотите, чтобы я сделал что?

Пасифая поморщилась. Она только что пережила страшный стыд, объяснив ситуацию в первый раз.

– Я хочу заставить быка обратить на меня внимание. Я знаю, он полюбит меня в ответ, если мне удастся его впечатлить…

– Он бык.

– Да! – рявкнула царица. – Поэтому он должен думать, что я – корова!

Дедал постарался сохранить нейтральное выражение лица.

– Э-эм…

– Я серьезно! Воспользуйся своей механической супер-пупер-смекалкой и сооруди мне костюм коровы. Я залезу внутрь, представлюсь быку, немного с ним пофлиртую, спрошу, откуда он, и все в таком духе. Уверена, он влюбится в меня!

– Э-эм…

– Это должен быть привлекательный костюм коровы!

– Ваше величество, не думаю, что у меня получится…

– Конечно, у тебя получится! Ты гений. За что мы тебе платим?

– Я практически уверен, что ваш муж платит мне не за это.

Пасифая вздохнула.

– Давай определимся сразу. Если ты хоть словечком обмолвишься об этом Миносу, я буду все отрицать. Тебя казнят за клевету о царице. Если ты откажешься мне помогать, я скажу Миносу, что ты ко мне приставал. Тебя казнят за это. Единственный способ для тебя избежать казни – это помочь мне.

По шее Дедала скатилась капля пота.

– Я… Я просто имел в виду… это неправильно.

– Ты столкнул собственного племянника с акрополя! Что ты знаешь о том, что правильно, а что нет?

Как же Дедалу хотелось, чтобы люди перестали вспоминать об этом при каждом удобном случае. Одно маленькое убийство, и тебе его не забудут до конца жизни.

Он не хотел помогать царице. Механический костюм коровы для заигрываний с быком? Даже у Дедала существовали границы дозволенного. Но на карту были поставлены его карьера и семья. После переезда на Крит он успел жениться, и сейчас у него подрастал маленький сын Икар. Казненный, Дедал едва ли сможет побывать на выпускном сына в детском саду. Изобретатель решил, что выбора у него нет, и начал работу над самым привлекательным костюмом коровы, что когда-либо создавал человек.

Как только он был готов, царица залезла внутрь. Дедал подкупил стражников, чтобы те не заметили ничего странного – к примеру, как изобретатель перевозит механическую корову из своей мастерской в царский загон.

Той ночью бык наконец заметил Пасифаю. Самое время вновь отложить эту книгу, закружить по комнате с криком «Фу-у-у!» и промыть глаза «Визином».

Как Афродита и Посейдон отнеслись к успешному завершению своего плана?

Надеюсь, они не сидели на Олимпе и не давали друг другу пять со словами: «У нас получилось!» Мне хочется думать, что они в ужасе смотрели вниз на происходящее на Крите и бормотали: «О боги… что мы наделали?»

Через девять месяцев очень беременная царица Пасифая готовилась к родам.

Царь Минос не мог дождаться! Он надеялся на сына. Он даже выбрал ему имя: Астерион, в честь своего приемного отца, прошлого царя. Жители Крита это оценят!

Единственная маленькая неувязочка: малыш родился монстром.

От плеч и ниже он был человеком. От плеч и выше его кожу покрывала жесткая шкура, сухожилия на шее пучились, как стальные канаты, а голова была бычьей. У него немедленно начали расти рога, поэтому носить его в слинге для новорожденного без получения тяжелых ран было невозможно.

Царь не был таким умным, как Дедал, но даже он быстро понял, что этот ребенок никак не мог быть его. Царские супруги поссорились. Они бросали вещи. Кричали, орали и прогоняли слуг, что наверняка сильно расстраивало бедного малыша.

Но хуже всего было Пасифае. Любовное проклятье Афродиты развеялось с моментом рождения ребенка. Царица презирала себя, богов и особенно малыша. Она призналась в случившемся, но не могла объяснить собственные действия. Как она могла? В любом случае, урон был уже нанесен. Походом к семейному психотерапевту такие проблемы не решить.

Пасифая переехала в отдельные апартаменты во дворце и находилась под домашним арестом до конца своих дней. Миносу очень хотелось выбросить чудовищного ребенка в море, но что-то его удержало – возможно, старое табу на убийство членов своей семьи, а может, он подспудно понимал, что новорожденный был наказанием ему, такое завуалированное и жуткое послание от Посейдона. В этом случае убийство малыша лишь сильнее разозлило бы богов.

Минос попытался скрыть детали рождения, но было слишком поздно. Няньки, повитухи и слуги – все видели ребенка. Ничто не распространяется быстрее сплетен, особенно когда они касаются нелюбимого всеми человека.

Отныне жители Крита уверились, что царь был не достоин трона. Ребенок-мутант наверняка был проклятьем богов. Его имя, Астерион, звучало как надругательство над памятью о прошлом царе, и жители острова никогда его не использовали. Все звали новорожденного Минотавром – быком Миноса.

Минос бесился. Он обвинял всех подряд – богов, жену, быка, неблагодарных жителей Крита. Но не в его возможностях было наказать их всех. Рейтинг его популярности был низким, как никогда. Но кое-кого он все-таки мог наказать – человека, что все это спланировал и из которого выйдет отличный козел отпущения. Он приказал привести к нему закованного в цепи Дедала.

– Ты, – прорычал царь. – Я дал тебе второй шанс. Ты получил работу, мастерскую, деньги на свои изобретения. И так ты мне отплатил? Ты разрушил мою репутацию, изобретатель! Если ты не изобретешь что-то, что исправит ситуацию, я убью тебя медленно и мучительно! Затем найду способ оживить и убью опять!

Дедала часто осеняли гениальные идеи. При обычных обстоятельствах он бы предпочел раскинуть мозгами без цепей и стражников, но с ними он ощутил невероятную мотивацию соображать очень быстро.

– Мы повернем все в позитивную сторону! – воскликнул он.

Взгляд Миноса был холоден, как сухой лед.

– Моя жена влюбилась в быка и родила монстра. А ты хочешь повернуть это в позитивную сторону?

– Да! – не смутился Дедал. – Мы воспользуемся этим! Слушайте, ваш народ никогда вас не любил. Это очевидно.

– Ты усугубляешь свое положение.

– Но мы можем заставить их вас бояться! Ваши враги будут дрожать при одном вашем имени. Ваши подданные никогда не посмеют пойти против вас!

Царь прищурился:

– Продолжай.

– Слухи о Минотавре уже поползли.

– Его зовут Астерион.

– Нет, милорд! Мы воспользуемся тем, что он чудовище. Будем звать его Минотавром. Никогда никому его не покажем. Пусть у ваших подданных воображение разыграется. Он и так ужасен, но пусть люди думают, что он еще хуже. Пока он растет, будем держать его взаперти в подземелье и кормить его… не знаю, тухлым мясом с соусом табаско – чем-то таким, что его сильно разозлит. Будем время от времени бросать в его темницу заключенных, чтобы Минотавр учился убивать.

– Ого, – сказал Минос. – А я думал, что это я жестокий. Продолжай.

– Всякий раз, когда Минотавр будет убивать заключенного, мы будем давать ему конфету. Он научится быть жутким кровожадным монстром! А когда он вырастет… – блеск в глазах Дедала заставил даже царя поежиться.

– Что? – спросил Минос. – Что будет, когда он вырастет?

– К тому времени я закончу строительство для Минотавра нового дома. Подобной тюрьмы еще нигде не было – огромный лабиринт прямо под дворцом. Из него будет видно небо, но стены будут высокими и непреодолимыми. Коридоры будут перестраиваться и поворачиваться. Я напичкаю это место ловушками. А в центре… там будет жить Минотавр.

У Миноса мурашки поползли по коже, когда он это представил.

– И… как мы будем его там кормить?

Дедал улыбнулся, с головой уйдя в режим злого гения.

– Когда вы захотите кого-то наказать, вы будете отправлять его в лабиринт, обещая, что, если он или она найдет путь наружу, вы их помилуете, но я гарантирую, никто и никогда не доберется до выхода. Все рано или поздно заплутают и умрут от голода и жажды… либо их найдет и съест Минотавр. Их крики из лабиринта будут разноситься по всему городу. Минотавр станет всеобщим кошмаром. Никто не посмеет больше смеяться над вами.

Минос побарабанил пальцами по подбородку.

– Мне нравится твой план. Построй этот лабиринт. Мы назовем его… Домом Смеха!

– Эм, я думал о чем-то более загадочном и пугающем, – сказал Дедал. – Вроде лабиринта!

– Ладно. Не важно. А теперь приступай к работе, пока я не передумал и не убил тебя!

Дедал потратил на лабиринт больше времени, чем на любое другое свое изобретение: больше, чем на «Долото Дедала™», «Восковую табличку Дедала™», и даже больше, чем на «Кухонный комбайн Дедала™», режущий картофель аккуратной соломкой. Он так много работал, что забыл о семье. Жена его бросила. Сын Икар рос, практически не видя отца.

Пятнадцать лет трудился Дедал, создавая нечто вроде «окопной» игровой площадки на заднем дворе дворца. К счастью, это был очень большой задний двор. Туда поместился бы самый большой торговый центр Америки, Диснейленд, двадцать футбольных стадионов, и еще бы место осталось.

Периметр пересекали кирпичные стены в тридцать футов высотой. Образованные ими коридоры сужались и расширялись, закруглялись в причудливых узорах, пересекались и разделялись. Какие-то уходили под землю, превращаясь в туннели. Другие заканчивались тупиками или выходами в сады, где все растения были ядовиты. Стены перестраивались. В полу были встроены ловушки и люки в ямы.

Если тебя приговаривали к лабиринту, стражники вталкивали тебя внутрь. Дверь за тобой тут же исчезала, будто ее никогда и не было. Ты переставал понимать, где находишься, уже после трех шагов. Тот факт, что над тобой было открытое небо, лишь усиливал клаустрофобию. Возникало ощущение, что лабиринт живой, что он растет, изменяется и жаждет тебя убить.

Поверьте мне на слово. Я там был. Это не то место, о котором вы подумаете: «Когда я вырасту, я обязательно буду каждый год привозить сюда своих детей!»

Дедал закончил как раз вовремя. Минотавр вырос таким сильным, что уже никакая темница не могла его удержать. Он вошел в подростковый возраст, и как большинство подростков (включая меня, разумеется), он легко обижался, раздражался и вспыхивал желанием крушить все подряд. Но в отличие от большинства подростков, у Минотавра были острые рога, налитые кровью глаза и кулаки размером с тараны. С самого детства его секли, били и учили убивать. За конфетку он был готов с радостью разорвать человека голыми руками.

Каким-то образом Миносу удалось завести Минотавра в его новый дом в центре лабиринта – может, оставив след из «Скиттлз». Оказавшись там, Минотавр приступил к исполнению роли самого страшного чудовища всех времен. По ночам он ревел на луну, и этот звук разносился по улицам Кносса.

Минос начал отправлять в лабиринт заключенных. Понятное дело, никто из них не вернулся. Они либо терялись и умирали от жажды (если им везло), либо встречали Минотавра, а в этом случае их предсмертные крики становились чудесным фоновым звуком большого города.

Уровень преступности Кносса упал на девяносто семь процентов. Как и рейтинг царя Миноса, но все слишком боялись его и его жуткого сына, чтобы жаловаться. План Дедала сработал. Он спроектировал самый сложный и опасный лабиринт в истории человечества. Он превратил позор Миноса в источник власти и страха.

В качестве награды Дедалу разрешили жить в лабиринте. Ура! Минос запер изобретателя в его же собственном лабиринте, в милейшей темнице с полностью оборудованной мастерской, чтобы тот продолжал снабжать царя гениальными штуками. Стражники, ориентируясь в коридорах с помощью волшебной нити, каждый день проверяли, не планирует ли Дедал какую-нибудь глупость.

Для поддержки мотивации старика Минос держал Икара пленником во дворце. Ему разрешалось навещать отца лишь каждый второй вторник, но эти визиты стали смыслом всей жалкой жизни Дедала.

Как бы ему хотелось, чтобы он никогда не слышал о Крите, или о Миносе, или о Пасифае. Ему противно было даже думать о быках. Каждую ночь он был вынужден слушать мычание и топот Минотавра. Стены лабиринта скрипели и стучали, перестраиваясь, и старик практически не мог спать.

Будучи гениальным изобретателем, Дедал большую часть времени придумывал планы побега. Найти выход из лабиринта было просто, Дедал легко в нем ориентировался. Но сама дверь наружу была заперта и тщательно охранялась. Солдаты Миноса патрулировали периметр двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Даже если бы Дедалу каким-то чудом удалось проскользнуть незамеченным, Минос контролировал все корабли гавани. Дедала арестовали бы еще до того, как он сумел бы взойти на борт одного из них.

Но хуже всего было то, что его сын тоже находился в плену у царя. Если Дедал сбежит, Икара казнят.

Нужно было убраться с острова вместе с сыном, причем не по земле и не по воде. И изобретателю пришла в голову самая неудачная идея всей его жизни.

Из лабиринта был совершен первый побег. Парень по имени Тесей с небольшой помощью смог выбраться из него, но к этому мы еще вернемся.

Пока же скажу, что данное событие резко испортило настроение Миносу. А когда у Миноса было плохое настроение, он отрывался на своем любимом мальчике для битья. Изобретатель сообразил, что израсходовал свою полезность. Его дни были сочтены. Дедал ускорил работу над воплощением своей потрясающей, как он думал, идеи.

О своих планах он рассказал только сыну.

Икар вырос добрым красивым юношей, но изобретателя из него не вышло. Пердиксом он не стал. Дедала это устраивало. Икар обожал отца и полностью ему доверял, так что, когда Дедал сказал ему, что они вместе вырвутся из лабиринта, Икар пустился в пляс.

– Здорово! – воскликнул Икар. – Ты строишь бульдозер?

– Что? – изумился Дедал. – Нет, это не сработает.

– Но ты сказал «вырвемся».

– Это такое выражение. По земле и по морю нам не уйти. Минос перекрыл все возможные пути. Кроме одного-единственного.

Дедал указал в небо.

Икар кивнул.

– Сандалии на пружинах. Мы выпрыгнем к свободе!

– Нет.

– Выдрессируем голубей! Привяжем несколько дюжин к стульям и…

– Но! Хотя уже теплее. Мы улетим отсюда собственными силами!

Дедал рассказал ему свой план и предупредил, чтобы Икар молчал и был готов к побегу, когда он вернется в лабиринт через две недели.

Икар ушел, и Дедал вернулся к работе. Его кузнечный горн пылал днем и ночью, он плавил бронзу и ковал части своего нового хитроумного изобретения. Но он успел состариться. Его глаза уже были не такими зоркими, как раньше. Руки дрожали. Этот проект требовал сложнейшего конструирования и скрупулезной точности. По прошествии пары дней он пожалел, что не остановился на идее с голубями и стульями.

Пролетели две недели.

Когда Икар пришел к отцу, он ужаснулся, увидев, как сильно тот похудел.

– Пап, стражники ведут себя странно, – предупредил Икар. – Они сказали что-то насчет попрощаться с тобой, потому что эта наша встреча станет последней.

– Я так и знал, – пробормотал Дедал. – Царь собирается меня казнить. Нужно спешить!

Дедал открыл шкаф и достал свое новое изобретение – две пары бронзовых крыльев под размеры человека, с тщательно выверенными перышками и смазанными шарнирными соединениями.

– Ого, – восхитился Икар. – Как блестят.

– Помнишь наш план? – спросил Дедал.

– Да. Давай, пап, я помогу тебе надеть крылья.

Старик хотел возразить. Он предпочел бы сначала подготовить сына, но он слишком устал. Дедал позволил Икару затянуть ремни крыльев и с помощью горячего воска закрепить их на спине и руках. Конструкция была не идеальной, но то было лучшее, что Дедал сумел сделать за столь ограниченный срок из выделенных ему материалов. Стражники никогда не давали ему ничего по-настоящему клейкого. С суперклеем или скотчем Дедал мог завоевать весь мир.

– Быстрее, сын, – поторопил его Дедал. – Стражники скоро принесут обед…

Или, если Минос и правда решил его убить, они могли принести гильотину вместо обычных бутербродов с сыром.

Икар прилепил к запястью отца последнее перо.

– Все! Ты готов взлететь. Теперь моя очередь.

Руки старика дрожали. Несколько раз он пролил на плечи сына горячий воск, но Икар не жаловался.

Дедал как раз собирался провести последнюю проверку безопасности, когда дверь мастерской распахнулась. Сам царь Минос ворвался внутрь в сопровождении стражников.

Царь посмотрел на Дедала и Икара с его новенькими бронзовыми крыльями.

– Что у нас здесь? – сказал Минос. – Гигантские бронзовые курицы? Наверное, мне стоит ощипать вас и сварить суп!

Один из стражников хихикнул:

– Ха. Суп.

– Икар, вверх! – Дедал откинул дверцу вентиляционного люка в полу кузницы. Вырвавшийся из нее порыв горячего воздуха вознес Икара в небо.

– Остановите их! – закричал Минос.

Дедал расправил крылья. Горячий воздух подхватил его и понес вверх. Стражники не принесли с собой луков, поэтому они могли лишь швыряться мечами и шлемами, пока царь Минос орал и тряс кулаками. Изобретатель с сыном улетели прочь.

Вначале путешествие вышло потрясающим… примерно как поездка Фаэтона на солнечной колеснице, только без песен на солнечную тему и встроенного блютуза. Икар вопил от восторга, пока они удалялись от Крита.

– У нас получилось, пап! У нас получилось!

– Сын, будь осторожен! – закричал Дедал, с трудом удерживая равновесие. – Помни, что я тебе говорил!

– Я помню! – Икар опустился и полетел рядом с ним. – Не слишком низко, иначе крылья заржавеют от морской воды. Не слишком высоко, иначе солнце расплавит воск.

– Правильно! – сказал Дедал. – Держись середины неба!

Опять-таки, очень напоминает напутствия, данные Фаэтону. Греки вечно держались середины, избегая крайностей. Это они придумали сказку про «Трех медведей» – не слишком просторно, не слишком высоко, а в самый раз.

Конечно, это не значит, что они сами всегда следовали этому правилу.

– Я буду осторожен, пап, – обещал Икар. – Но сначала посмотри на это! ИЕХУ-У-У!

Он принялся выписывать петли и кружиться вокруг своей оси. Нырял к самым волнам, затем взмывал вверх, пытаясь коснуться облаков. Дедал кричал, чтобы он остановился, но вы знаете, какими безумными бывают подростки. Дайте нам крылья, и все наши мысли сосредоточатся на полете.

Икар твердил:

– В последний раз! Эти крылья такие классные, пап!

Дедал был не в силах его остановить, он едва сам удерживался в воздухе. А теперь, когда они летели над морем, и опуститься, чтобы передохнуть, было некуда.

Икар подумал: интересно, как высоко я смогу взлететь? Папины крылья выдержат. Папа крут! Он очень умный!

Икар прошил облака. Где-то внизу остались панические мольбы отца, но Икар был слишком поглощен полетом, чтобы их услышать.

«Я смогу коснуться солнца! – сказал он сам себе. – Я точно смогу коснуться солнца!»

Он определенно не смог коснуться солнца.

Скрепляющие перья воск растаял. Бронзовые крылья начали линять.

С громким металлическим «ТРРРЦ» – как от брошенного в пресс мусорного пакета с алюминиевыми банками – крылья рассыпались на части. Икар упал.

Дедал кричал, пока не надорвал горло, но сделать ничего не мог. Его сын свалился с трехсот футов и ударился о воду, что с такой высоты приравнивалось к падению на асфальт.

Тело Икара скрылось под волнами.

В его честь тот отрезок моря назвали Икарийским, хотя не понимаю, зачем оставаться в памяти местом, которое тебя убило. Если я тоже когда-нибудь паду жертвой чего-нибудь, пожалуйста, не называйте это Памятной Кирпичной Стеной Перси Джексона, Очень Острым Копьем Перси Джексона или Памятной Фурой Перси Джексона Разогнавшейся до Ста Миль в Час. Польщенным я себя не почувствую.

С разбитым сердцем, Дедал подумал сдаться. Он мог упасть в море и умереть, присоединившись к сыну в Царстве Мертвых. Но инстинкт самосохранения оказался слишком силен. Как и инстинкт мщения. Минос вынудил их сбежать. Это Минос был виноват в смерти сына. Царь должен был заплатить.

Изобретатель полетел дальше навстречу ночи. Впереди его ждали новые изобретения, новые неприятности и организация по крайней мере одной принесшей ему удовлетворение смерти.

Дедал долетел до острова Сицилия, что на юго-западной границе Италии. От Крита до него примерно пять сотен миль, и для старика, хлопающего металлическими крыльями, путь был не близок.

Приземлившись, он стал первым человеком, выдавшим несмешную шутку про: «Я только что прилетел с Крита, и вы бы только знали, как у меня устали руки!»

К счастью, у сицилийцев не было смертной казни за дурацкие шутки.

Они отвели Дедала к своему царю Кокалу, и тот не смел поверить своей удаче. Никто из знаменитостей еще не посещал Сицилию!

– О мои боги! – царь спрыгнул с трона. – Дедал? Тот самый Дедал? – Кокал принялся носиться с воплями по залу. – Можно с тобой сфоткаться? Ты подпишешь мне корону? Поверить не могу! Тот самый Дедал в моем царстве. Я обязан рассказать об этом соседям-царям. Они обзавидуются.