Текст книги "Костяная ведьма"

Рин Чупеко
Костяная ведьма

Rin Chupeco

THE BONE WITCH

Copyright © 2017 by Rin Chupeco.

Originally published in the United States by Sourcebooks Fire, an imprint of Sourcebooks, Inc.

www.sourcebooks.com

Серия «Young Adult. Костяная ведьма»

© Дорохова С. Л., перевод на русский язык, 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Чудовище свирепствовало, его злоба буквально пронизывала воздух. Но от девушки тоже исходила сильнейшая ярость. Она стояла без оружия, лишь несколько алмазов сверкали над головой, в темной копне волос, подобно звездам на небе. Брони на ней не было, кроме прекрасного платья хуа[1]1
  Разновидность древнекитайского военного платья.


[Закрыть] из дамасского шелка цвета красного дерева и янтаря. По всему подолу тянулся вышитый золотой дракон, половина туловища которого исчезала за широким поясом. Она вскинула руку, однако в ней я ничего не увидел. В отличие от чудовища, чей гнев утих, и теперь доносилось только тихое поскуливание.

– На колени, – приказала девушка, и вопреки всем ожиданиям дэв[2]2
  Дэв – сверхъестественное существо, встречающееся в иранской, славянской, грузинской, армянской, тюркской мифологиях.


[Закрыть] подчинился. Демон опустился на колени и склонил голову.

«Семнадцать», – подумал я. Ей не больше семнадцати. Этим возрастом объясняется поэтичность ее лица: безупречная смуглая кожа, вздернутый нос и решительно вскинутый подбородок. Но он вовсе не объясняет взгляд старухи, поселившийся в огромных черных озерах глаз, где для света нет места.

Девушка стояла напротив демона в четыре раза выше ее и весом в несколько тонн. Но от одного прикосновения ее руки он сжался. Слоноподобное чудовище со шкурой цвета мертвых деревьев и полным ртом гигантских, словно бивни, зубов даже не нападало. Обладая клыками, острыми как нож, оно боялось. И вместе они создавали причудливую картину: на пляже из пепла и ила стоят девушка и монстр, волны, разбиваясь о берег, поднимают брызги морской воды и соли.

Чудовище, глядевшее на нее отупевшими белесыми глазами, снова заскулило. Девушка улыбнулась. А после, погладив его уродливую морду, склонилась к омерзительным желтым зубам, будто желала поделиться с ним какой-то тайной.

– Умри, – прошептала она.

Дэв вздохнул с облегчением. Повалился на бок и, в последний раз умоляюще вскинув к ней голову, умер.

Девушка поднялась на ноги и вынула из рукава нож. Рукой пошарила по челюсти и шее чудовища. Нащупав место посреди горла, она вонзила лезвие в загрубевшую плоть. Из зияющей раны с бульканьем полилась черная жидкость – блестящая, как масло, и густая, как сироп.

Я отвернулся. К горлу невольно подступила съеденная пища, которую я с трудом удержал в себе.

С пальцев девушки стекала кровь и грязь. Из внутренностей существа она извлекла идеально круглый камень. Он был гладким, размером с ладонь, и сиял рубиновым цветом. После этого монстр тут же рассыпался, обернувшись кучей пыли.

– Безоар[3]3
  Безоар – инородное тело в желудке, конкремент из плотно свалянных волос или волокон растений.


[Закрыть], – пояснила она. – Знак всякого дэва. Это существо называют акваном[4]4
  Акван – в иранской мифологии один из наиболее могущественных дэвов.


[Закрыть], и его безоар способен распознать все известные виды магии. Но это не объясняет, почему он оказался здесь, в моих владениях.

Несмотря на всю искусность, с которой было выполнено ее хуа, в вышитом на нем драконе проглядывало что-то необычное: слишком длинная морда, а вместо острых зубов и усов – клыки. Нечасто встретишь подобные изъяны на столь пышных нарядах.

В разрезе платья я заметил длинный белый шрам, растянувшийся вдоль бедра. Она и не пыталась скрыть этот изъян. Стояла уверенно, расставив ноги, так что казалось, будто украшенный бисером дракон буквально выпрыгивает из своей сморщенной кожи. Широкий пояс она вопреки традициям носила не туго. Тот был черным, с вышитыми позолоченной нитью хризантемами. Вероятно, это творение принадлежит одной из мастерских Арракана – замысловатая золотая вышивка была их специализацией.

Ее шею украшала красивая цепочка с кулоном в виде сердца. У меня было такое же, но из обычного стекла – гладкое, цвета спелого яблока. Я полагал, что у нее оно, как у всякой аши, будет сиять серебром из-за клубящегося в закаленном стекле слабого дыма. Но оно оказалось черным, словно ночь.

Смерть акван-дэва была не единственной на этом одиноком берегу. На пустынном пляже тут и там попадались еще кости – останки жертв безжалостных волн, разбившихся об острые скалы. В пронизанных сажей лучах светились огромные грудные клетки. Черепа безмолвно с осуждением пялились на меня своими пустыми глазницами.

Девушка обернулась ко мне, и я впервые увидел позади нее могилу. На одиноком участке травы, зеленевшем посреди песчаного пейзажа, стояла каменная плита. Надписи на ней не было, так что я не знал, кто же похоронен под ней и по кому она скорбит.

– Тебя называют Тией из Углей, – произнес я.

Ничего не ответив, она ждала.

– Я собираю истории, – продолжил я. – Был рожден в Дрихте, но изгнан из него, когда, повзрослев, мог уже свободно мыслить и распевать песни о королях-тиранах. С той поры я зарабатываю себе на жизнь сказками и балладами. Я воочию видел бесконечные войны городов-государств Ядоши. Делил пищу с народами севера и танцевал с племенами Горвекан в Истеранских степях. Наблюдал за тем, как отравляли правителей, вешали последователей Безликих, и выжил в городе, поглощенном морскими водами. Мое имя известно повсюду, а репутация более чем скромна.

– Но я почти ничего не знаю о воинах-аша. Я знаком с их танцами, оружием и легендами, но не с раздорами, сплетнями и привязанностями. И до сего дня я ни разу не видел, чтобы кто-то из них уничтожил дэва.

Девушка горько рассмеялась.

– Я больше не аша, Бард. Их в отличие от меня люди любят. И мое изгнание на край земли – тому подтверждение. Таких, как я, называют иначе. Мне больше подходит имя Костяной ведьмы. Ты же здесь лишний и сейчас стоишь у меня на пути. Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должна убить тебя прямо здесь.

Мне не впервой молить о пощаде, поэтому я сказал:

– Ты же аша и должна знать, как отличить правду ото лжи. Испытай меня.

Девушка подошла ближе. Из складок своего хуа она извлекла еще один камень и вложила его в мою ладонь. Меня нельзя назвать знатоком магии, но даже я ощутил мощь заклинаний, вплетенных в ее платье. Вот только не знал, что именно они усиливают: ее красоту – то, ради чего чаще всего используют магию, или же силу, которой и без того в ней было с избытком.

– Если ты говоришь правду, он будет гореть ярко-голубым, – сказала она. – Если соврешь, он засияет глубоким черным цветом. Поэтому тщательнее подбирай слова, Бард.

– Мне приснился сон. Я увидел в небе яркую голубую луну и следовал за ней сквозь облака, пока та не засверкала над пустым серым пляжем, издавна усеянным костями морских чудовищ. Там была девушка с окровавленными руками, пообещавшая мне рассказать сказку, которую даже я не смог бы себе вообразить. «Если чего и жаждут люди больше хорошей истории, – произнесла она, – так это рассказать свою собственную». А проснувшись, я увидел на небе ту самую голубую луну, столь же реальную, как и мы с тобой. Тогда я, доверившись своей интуиции, отправился по тому же пути, что и во сне. Нашел тот самый пляж и ту самую девушку. Я слышал множество историй о тебе от других. Но теперь почту за честь послушать тебя вживую. Позволь мне воспеть твой рассказ, я воздам ему должное.

Волны бились о берег. Над головой кружили стервятники. А сапфир у меня в руке сиял ярко-голубым.

Нарушив молчание, она снова рассмеялась, и воздух содрогнулся.

– А ты самоуверен и любопытен, как я погляжу. Не самое безопасное сочетание качеств. – Она забрала у меня безоар и отвернулась. – Я ухожу через семь дней. Но до тех пор все тебе расскажу.

Я последовал за ней, а сам мучился вопросами, не дававшими мне покоя. Я слышал про нее многое, но вовсе не ожидал, что она окажется столь юной. Зачем семнадцатилетней девушке находиться одной на странном сером пляже, в окружении трупов чудовищ?

1

Позволь мне сразу пояснить: я не собиралась поднимать своего брата из могилы, пусть он и утверждает обратное. Чему я и научилась у него за все эти годы, так это тому, что мертвые скрывают правду не хуже живых. Костяной ведьмой я стала не так давно, что бы там ни говорили, но этот урок усвоила первым.

Теперь я понимаю, почему люди боятся Костяных ведьм. В книжках со сказками, где уничтожают драконов с ониксовыми глазами и спасают благодарных девиц из башен слоновой кости, такой магии не найдешь. Не отыскать ее и в фокусах, где весь обман таится лишь в ловкости рук и иллюзиях. Нет ее и на полях, засеянных рунными ягодами, которые люди собирают для снадобий и заклинаний. Все потому, что магия смерти – могущественная, исключительная и безжалостная. И я с самого начала без труда овладела ею.

По правде говоря, во мне никогда не замечали чего-то необычного или таинственного. Родилась я в одной из крошечных деревушек, разбросанных по королевству Одалия, Найтскроссе. С трех сторон ее окружал красивейший лес, а с одной – холмистые равнины. Единственной моей странностью можно было назвать неутомимую тягу к чтению и учебе. Я прочитала историю о Восьми Королевствах, Пяти Великих Героях и Лжеправителе. Именно так я узнала о владеющих магией ашах, их нескончаемой войне против Безликих – народа лжи и приверженцев Тьмы, присягнувших Лжеправителю. Порой я и сама притворялась ашей. Таки из Шелка, которую сказочный король Маррус взял в жены. Или Надин из Шелеста, которая своим танцем прекратила войну между королевствами Истера и Даанорис.

«Ты, Тия, думаешь столько же, сколько мужчины пьют, – однажды сказал мне отец, – то есть слишком много. Хотя на деле очень мало». Но все равно приносил мне книги с далеких ярмарок и поддерживал мою любовь к пергаменту и бумаге. В какие-то дни, когда его работа в кузнице подходила к концу, я читала для него. Надо было видеть это зрелище: высокий крепкий мужчина с густой бородой сидел, откинувшись в любимом кресле, и слушал, как я своим писклявым голоском читаю детские сказки и легенды.

Да, я действительно родилась в самый пик затмения, когда небо прищурило свой лунный глаз, словно мое появление стало доброй шуткой между старыми друзьями. Или же луна, прочитав по звездам мою судьбу, спряталась, не в силах вынести моего рождения. Обычно подобные явления и приписывали Костяным ведьмам. Разве нормальные дети, рожденные под покровом ночи, без единого луча света, могут жить обычной жизнью?

Следует отметить, что некромантией в нашей семье никто не занимался, чего не скажешь о колдовстве. Однако мои старшие сестры были добрыми ведьмами, которые состояли в общине и обычно не занимались призывами мертвых родственников из могил.

Роуз[5]5
  Rose – роза (англ.).


[Закрыть] была Лесной ведьмой. Пухленькая, с загорелой под жарким солнцем кожей – даже темнее, чем у фермеров, работающих в полях от рассвета до заката. Она ухаживала за садом с травами и продавала припарки и домашние снадобья от подагры, любовной тоски и других недугов.

Лилак[6]6
  Lilac – сирень (англ.).


[Закрыть] считалась Водяной ведьмой. Высокая и неподвижная, словно вода в глубоком пруду. Она любила носить вуали, призывать удачу, а порой случайно находить потерянные безделушки. Как-то раз она погадала и мне, но не обнаружила ничего плохого. «Тия способна стать ведьмой, как и мы, если того пожелает, – сказала Лилак матери. – Я вижу ее в прекрасном янтарном платье, с ярко горящими драгоценными камнями в волосах и под руку с красивым принцем. Нашей маленькой Тие судьбой предначертана великая жизнь, но не в Найтскроссе».

Даже те, кто не был знаком с ведьмовским ремеслом, считали лесную и водяную магию почетным и уважаемым ремеслом. А Роуз и Лилак – почетными и уважаемыми ведьмами.

Узнай я раньше цвет своего стеклянного сердца, могла бы лучше подготовиться к ожидающей меня участи.

В третий день третьего месяца – день весеннего равноденствия – на деревенской площади по традиции собирались дети тринадцати лет. Шеи всех мальчиков и девочек украшали цепочки с изящными кулонами в виде стеклянных сердец. Одним родители покупали на одалийском базаре самые дешевые из простого стекла, другие же могли себе позволить кулоны от знаменитых в Ниве стеклодувов.

После этого ведьма – в одно время это бывала Роуз, в другое – Лилак – чертила в воздухе руны Сердца до тех пор, пока каждый пустой кулон не наполнялся яркими красно-розовыми оттенками. Согласно традициям Одалии, мои родители носили сердца друг друга: папино горело красным, точно негасимое пламя в кузнице, а мамино, подобно домашнему очагу, светилось теплым коралловым цветом. У большинства моих братьев и сестер цвета различались, и лишь сердца Роуз и Лилак из-за ведьмовских способностей были окрашены в пурпурный. Мне тогда было всего двенадцать лет, и в силу столь юного возраста я не понимала всей важности своего сердца. А ведь носить сердце – это большая ответственность. Однако маленькие дети и без того считались бессердечными созданиями – так, по крайней мере, говорила миссис Друри, которая жила в трех домах от нас и считалась местной сплетницей. Тем не менее я все равно не верила, что взрослые так уж сильно заботятся о своих сердцах, потому как моя старшая семнадцатилетняя сестрица Дейзи[7]7
  Daisy – маргаритка (англ.).


[Закрыть], самая красивая из всех Пехлеви, вечно теряла свое. То подарит его Демиану Терру, то отдаст Сэму Фаллоу, то вручит Хиту Слодбаррону. А Роуз и Лилак вынуждены были накладывать новые руны Сердца, всякий раз как заканчивались ее романы. Но Дейзи совершенно не волновалась по этому поводу, потому что все подаренные ею сердца со временем тускнели, и ей приходилось просить новое.

«Никогда добровольно не отдавай свое сердце, тем более так часто, – предупреждали сестру Роуз и Лилак. – Иначе неподходящие люди смогут наложить на него заклятье и получить над тобой власть».

Вот уж не знаю, зачем кому-то захватывать власть над Дейзи, ее же не заставишь работать. А Демиан, Сэм и Хит – явно неподходящие люди для моей сестры – не распознают магию, даже если она заедет им по голове.

Однажды я спросила у Роуз, почему сердце Дейзи никогда не выдерживает ее романов, в отличие от кулонов родителей, которые ни разу не приходилось менять. «Сердце возможно сохранить, лишь приложив к этому усилия», – ответила она. К Дейзи сестра относилась с бо́льшим снисхождением, чем Лилак. «Но она не может совладать с собой, – добавила Роуз. – Порой нельзя решить, кого и как долго любить».

Судя по тому, как зовут моих сестер, тебя, наверное, удивляет мое столь необычное имя. Наша мама всегда слишком многого ждала от своих детей, в особенности от дочерей. Утонченным добропорядочным девушкам подобает носить такие же утонченные и добропорядочные имена. Поэтому моих сестер назвали Роуз, Лилак, Мэриголд[8]8
  Marigold – бархатцы (англ.).


[Закрыть] и Дейзи. А к моему рождению мама забросила цветы. Я выросла под звуки ссор, любви и бегающих ног, но, несмотря на всю свою любовь к странным книгам, была совершенно обычной.

А что же Фокс[9]9
  Fox – лиса (англ.).


[Закрыть]? Он стал трагедией для нашей семьи. Его сильное и надежное сердце сияло умброй[10]10
  Умбра – минеральная краска разных цветов, от красновато-коричневого до зеленовато-коричневого.


[Закрыть], а, наполняясь тем самым правильным светом, отливало бронзой. Для меня он был вторым отцом и моим одним из ранних детских воспоминаний. Как настоящий старший брат, он присматривал за мной, а воспитанием остальных детей занималась мама. Когда мне исполнилось десять лет, он ушел в армию, и я два года читала родителям его письма. Он писал про то, как кучка невоспитанных дворян, провозгласившая трон своим, поднимала золотые и серебряные знамена, а король Теламейн отправлял солдат вроде него – вооруженных, готовых к войне, – свергнуть этих наглецов с их высоких пьедесталов.

Но однажды Фокс стал писать какие-то странные и ужасные вещи. Повсюду, подобно заполонившим границы королевства вьюнкам, поползли слухи, которые постепенно полнились домыслами и страхами. И рассказывали они про дэвов – страшных чудовищ, уродливых существ с чешуйчатыми скользкими телами, желтыми клыками, рогами и шипами. Мне уже была известна легенда о последнем на свете проклятии Лжеправителя – дэвах, которыми управляли Безликие. И порой это проклятие повторялось: дэв поднимался из мертвых, чтобы разрушить все на своем пути. Время от времени Фокса отправляли патрулировать границы Одалии, где он своими глазами видел одного такого монстра. Обычно в подобных случаях командующий приказывал отступать, потому как убивать чудовищ были обязаны Искатели смерти. Тогда эти элитные бойцы, владеющие магией, очень впечатлили Фокса.

А вскоре нам пришло письмо от генерала Лоуда: Фокс убит «неизвестным существом» – так военные называли дэвов, пояснил папа. Далее прислали простой сосновый гроб по цене его трехмесячной зарплаты и единственную записку, отражавшую равнодушие и сожаление одновременно.

Мама с сестрами плакали так, что могли своим горем затопить весь Найтскросс. А отец с братьями три дня и три ночи не спали, сохраняя молчание с невозмутимыми лицами и влажными глазами. Мне тогда было всего двенадцать лет, и я не видела в неподвижном теле брата своего доброго милого Фокса. Не узнавала его в бледном мрачном лице. Ведь это мой брат, который растил меня, кормил и носил на плечах. И теперь мне было невыносимо больно видеть его таким.

На похоронах, когда опустилась крышка гроба, я молчала. Когда деревянный ящик погрузили в вырытую яму, я тоже молчала. Но стоило им бросить на свежую могилу последнюю лопату земли, как я заговорила. До сих пор помню, насколько тяжелые тогда слова сорвались с моих губ:

– Его нельзя туда опускать. Он не сможет выбраться.

– Дорогая, – рыдая, проговорила мама, – Фокс больше не вернется.

– Это неправда, – возразила я. – Это неправда. Я видела, как он шевельнулся. Я уверена в этом, как в своем дыхании. Он пошевелился, но теперь не может выбраться. – Звуки слетали с языка сухо и формально. Мне казалось, будто мой рот – портал для чужих слов. Я слышала Фокса. Видела его движения. Мысленным взором могла проникнуть сквозь тяжелую каменную плиту, почву, грязь и разложение. Наблюдала за тем, как мой брат открывает глаза.

Я бросилась к могиле. Путь мне преградили Вульф[11]11
  Wolf – волк (англ.).


[Закрыть] и Хоук[12]12
  Hawk – ястреб, сокол (англ.).


[Закрыть], но я, нырнув под их крепкие руки, проскользнула дальше. На миг я представила себя той, в честь которой был назван мой брат: сильной, ловкой, убегающей от преследования гончих собак лисицей. Но этот мираж быстро исчез, и вот я снова все тот же спотыкающийся и падающий ребенок. Навстречу мне устремилась земля, наградив колени и ладони ударом сотни ножей. Холодный могильный камень обагрила свежая кровь.

Голова взрывалась от множества звуков и странного гула, в котором слышался голос брата. Он просил, умолял и давал ответ на вопрос, который я не успела произнести вслух. «Да, Тия, – шептал мне Фокс. – Да, я хочу».

Нельзя закапывать его в землю, когда сам он не хочет умирать.

Передо мной вдруг вспыхнул странный символ. И я, не задумываясь, стала обводить окровавленными пальцами его узор. Снова, снова и снова. Пока братья не схватили меня за пояс и не оттащили назад.

– Девочка моя, да что на тебя нашло? – изумлялся отец, сотрясаясь от гнева. – Твоему поведению нет оправдания, и уж тем более у могилы брата!

Но все дальнейшие упреки застыли на языке, когда земля содрогнулась. Под ногами раздался страшный грохот, почва поднималась. В глубине могильного холма послышался глухой треск, словно что-то выбралось из своего заточения в гробу. Из земли показалась холодная серая рука. Она вытягивалась и хваталась за пучки травы, окружавшей могилу. А после из земляной темницы с трудом поднялось неизвестное существо и отряхнуло грязь со своей высокой тощей фигуры. Мама тут же упала в обморок.

Создание подняло голову, и я увидела лицо своего брата – осунувшееся, безжизненное и мертвое.

– Тия, – прошептал незнакомец.

А потом улыбнулся. И передо мной предстала спокойная, добрая улыбка Фокса.

Сама пещера была обставлена скудно: два стула, табурет, длинный деревянный стол и маленькое изысканное зеркальце на стене, возле которого стоял еще один столик, заставленный различными стеклянными пузырьками. Повсюду висели причудливые украшения из цветов – яркий взрыв среди мрачной обстановки. Помещение разделяла перегородка, сооруженная из веток, за которой хозяйка, возможно, переодевалась и спала. Несмотря на внешнюю простоту, она все же украшала жилище.

Возле входа меня ждала небольшая койка, обустроенная, как мне сказали, на время моего пребывания. Девушка выложила на деревянный стол два принесенных ею камня, добавив их к ряду из шести других, похожих по форме, но отличных по цвету. По центру располагалась отполированная до блеска шкатулка.

– Поначалу многие аши заболевают, – сказала девушка. – Одни страдают легким головокружением, у других на несколько часов наступает жар. Но для Костяной ведьмы все это может оказаться смертельным. У меня на выздоровление ушло три дня.

– Тогда мне приснился удивительнейший сон. Будто я нашла черную кошку и спрятала ее в своей комнате. Прелестный котенок с блестящей шерсткой и мягкими лапками. Ко мне приходили люди с расплывчатыми лицами, расспрашивали о нем, выискивая его своими настороженными глазами. Но я им лгала, не знаю почему. Лишь понимала, что важно ничего не говорить. Точно случится что-то ужасное, если они его обнаружат.

– Иногда этот котенок менял форму. То он превращался в черное платье, то в темную маску, то в прекрасный обсидиановый камень. Но во сне меня совершенно не беспокоило то, что мой кот не всегда остается в своем обличье.

– В конце концов кот обратился величественным мечом. Он был черным, подобно мраку, тьма перетекала по нему от рукояти к лезвию. Тогда я поняла, что больше не должна его скрывать, и подняла меч.

– Но вот сон закончился, и я проснулась.

Девушка отхлебнула из деревянной чаши и тихонько усмехнулась.

– Порой я думаю: случись все по-другому, умерла бы я тогда? Возможно, этот сон стал для меня своеобразным предсказанием – ознаменованием грядущего. Но я не умею предсказывать будущее, как жрица или моя сестра Лилак. Я владею совершенно иной магией.

Ее пальцы скользнули ниже, коснувшись длинного выпуклого шрама на бедре.

– И, похоже, сейчас я способна заглянуть лишь в прошлое.