Текст книги "Поезд смерти"

– Идиот недоделанный. – Между гудками Джо слышал, как ругался Томми.

Локомотив промчался мимо автомобиля на расстоянии не более десяти футов. Джо успел разглядеть, что фары были выключены, а дверца со стороны водителя открыта.

– Господи, – сказал он, провожая удивленным взглядом оставшийся сзади автомобиль, – ведь это та же самая машина, которая обогнала нас несколько минут тому назад!

Он решил связаться с диспетчерской.

– 7661-й вызывает Спаркс. Говорит Джо Дори. У нас тут какая-то пьяная баба или самоубийца шутки шутит. Блондинка с длинными волосами, в белой блузке, у нее белый спортивный автомобиль. Минут семь назад пыталась обогнать нас по Четвертой западной в Рино, а сейчас поставила свою машину поперек восточной ветки. Мы проехали буквально в десяти футах от нее. Перехожу на прием.

Сквозь шум и треск прорвался голос Спенса Кессона:

– Спаркс – 7661-му во Флористоне. Похоже, это какая-то железнодорожная фанатичка. Скажу Клэю. Перехожу на прием.

– Пусть ее заберет шоссейный патруль, пока она не убила кого-нибудь. Конец связи.

– Я один раз вел маневровый локомотив и врезался в автомобиль, который застрял на переезде, – сказал Томми. – Жуть! Никогда не забуду, как смотрел на меня тот парень – будто не верил в то, что должно произойти. Даже не пытался убежать, от страха совсем голову потерял.

– Один раз? Всего лишь? Я за двадцать лет сбил по крайней мере десяток. Как вспомню – с души воротит. Однажды вижу, ярдах в пятистах прямо на рельсах стоит бензовоз, а водитель удирает со всех ног по ячменному полю. У меня рукоятка на шестом делении, значит, скорость где-то под шестьдесят миль…

– Ну и что вы сделали, выпрыгнули?

– Нет, решил проскочить. Перевожу рукоятку на “восемь” – и полный вперед! Господи, ну и рвануло же! Ты представить себе не можешь, какое пламя полыхало вокруг! Но на мне ни один волос не обгорел. Я проехал целую милю и только потом остановился. Локомотив и первые несколько вагонов были черные снизу доверху, но серьезно не пострадали. А бензовоз собирали по кускам целый месяц. И знаешь, тот водитель так и не объявился. Может, он и сейчас бежит.

– Почему людей так и тянет то обогнать поезд, то встретиться с ним на переезде?

– Если бы я знал… Мне в кошмарных снах снятся их глаза, как они смотрят на меня за секунду до гибели. Будто говорят: “Не сбивай меня, пожалуйста!”

Томми громко откусил от яблока.

– Странные люди, – сказал он с набитым ртом.

Несколько миль Карен догоняла поезд, который шел слева от автострады со скоростью свыше шестидесяти миль в час. Постепенно две трассы разошлись, и, подъехав к повороту на Траки, она понятия не имела, где находится состав.

В среду в десять часов вечера улицы Траки, небольшого городка с населением в полторы тысячи человек, были пустынны. Его главная улица, длиной в один квартал, тянулась вдоль железнодорожных путей; по ее противоположной стороне выстроились старые кирпичные дома. Станция Шеврон была закрыта, но Карен заметила телефонную будку – значит, отсюда можно позвонить. Все еще работали два бара… Возможно, там тоже есть телефон. Она ехала медленно, всматриваясь в даль, но не заметила никаких признаков удаляющегося или приближающегося поезда. Справа городская улица пересекала железнодорожное полотно. Если поезд еще не прошел, там будет удобно преградить ему путь. Справа же находилось старинное, начала века, здание станции, которое, по-видимому, недавно отреставрировали. Оно тоже было закрыто на ночь. После того как вечером прошел последний пассажирский поезд, дежурный по станции отправился домой.

Карен собиралась развернуться и возвратиться к телефонной будке на станции, как вдруг увидела маленькое кафе, размером и формой напоминающее пассажирский вагон. Называлось оно “Закусочная Дуайта”. Несколько посетителей сидели на высоких стульях, за стойкой стоял повар в белом колпаке. Все они подались вперед, как будто внимательно слушали сообщение по радио. Уж они-то наверняка знают, проходил поезд или нет. Закусочная стояла так близко к путям, что от стука колес тяжелого грузового состава наверняка дрожала посуда.

Остановив машину, Карен побежала к входу. В свете уличных фонарей и полной луны был виден слабый голубоватый дымок, который, словно остатки утреннего тумана, стлался по земле возле рельсов, подползал к стенам кафе, окутывал ручку двери.

Когда Карен ворвалась в комнату, никто не пошевелился.

– Вы не видели, поезд сейчас не проходил? – спросила она. – Минуты две назад? По направлению на запад?

Все молчали. Она всмотрелась в трех сидящих мужчин и повара за прилавком, и ее охватил ужас. С искаженными лицами, они уставились друг на друга, неподвижные, как статуи в парке.

Глава 19

На сортировочной станции Спаркса в эту ночь никаких работ больше не намечалось, и поэтому Спенс Кессон выполнял одновременно функции начальника станции и диспетчера участка железной дороги Рино. В старое время такое совмещение запрещалось, но теперь, когда грузопоток на железной дороге с каждым годом уменьшается, профсоюзы вынуждены идти на уступки.

Он включил селекторную связь и вызвал кабинет специального агента Клэя Кормана в соседнем здании. Ожидая, пока полицейский ответит, Кессон наблюдал за дисплеями компьютера. На первом была схематически изображена сортировочная станция Спаркс – Рино с указанием положения каждой группы вагонов. Два других показывали магистральную линию и ветки от Виннемукки на северо-востоке до Доннер-Саммит на западе. На четвертом дисплее можно было видеть информацию о состоянии каждого сигнала и каждой стрелки на любом блок-участке. Он заметил, как красный отрезок длиной в дюйм, обозначавший блок-участок западного направления – от главной магистрали до станции Траки, – погас и как загорелся следующий отрезок. Это означало, что поезд Джо Дори, которому на время следования до залива был присвоен дорожный номер 7661, покинул один блок-участок и оказался на территории следующего. Принтер автоматически зарегистрировал время перехода. Кессон взял ручку и занес эту информацию в график исполненного движения: федеральные правила требовали, чтобы он делал собственноручно записи обо всем происходящем и о каждом своем действии. (Он нес личную ответственность за движение на участке.) Ему надлежит следить за продвижением 7661-го, пока тот не дойдет до Эмигрант-Гэп. Там поезд исчезнет с экранов в Спарксе и появится на дисплее в Сакраменто. После Фэрфилда, что около залива Сан-Франциско, за ним будет следить диспетчер из Окленда.

Режим “зеленая улица”, по которому шел 7661-й, требовал, чтобы за два блока до и за два блока после него не было никаких поездов. Ему разрешалось идти со скоростью пассажирского поезда и не останавливаться в Сакраменто для смены бригады, как предписывалось трудовым законодательством. Если потребуется, Джо, Томми и Бад должны будут ехать без отдыха двенадцать часов, однако в данном случае никаких задержек не предусматривалось, и, по расчетам, 7661-й должен был прибыть на сортировочную станцию Окленда в 4.30 утра.

Спенс Кессон, добродушный мужчина лет шестидесяти, нахмурился и еще раз нажал на кнопку селектора. Ответа не было. Неужели коммутатор опять сломался? – подумал он. Подождав еще полминуты, Кессон отпустил кнопку и набрал номер телефона полицейского участка. Трубку никто не брал. Где же, черт побери, Клэй Корман? Если он сейчас не появится, придется самому связываться с шоссейным патрулем, иначе женщина на белом спортивном автомобиле, о которой беспокоится Джо, будет уже далеко. Он попытался вызвать Клэя по рации, которую тот всегда носил на поясе.

– Диспетчерская Спаркса вызывает специального агента Кормана. Клэй, это я, Спенс. Ты слышишь меня? Зайди ко мне, пожалуйста. Прием. – В ответ он услышал потрескивание.

Кессон выругался и, встав со стула, подошел к окну. Он видел, что в соседнем одноэтажном здании горит свет и дверь стоит нараспашку. Значит, Клэй где-то поблизости, иначе бы он обязательно запер дверь. Минут пять назад Кессон слышал какой-то шум, крики и звуки хлопков, но не обратил на это внимания, решив, что, наверное, ребятишки запускают фейерверк. В тот момент он говорил по телефону с диспетчером из Сакраменто, потом с Джо Дори по радио. По-видимому, сейчас Клэй гоняется за ребятами или, надрав им уши, проводит с ними беседу.

Бросив взгляд на дисплей и убедившись, что все в порядке, диспетчер быстро спустился по лестнице и вышел на улицу.

Сначала он увидел женщину, лежавшую поперек рельсов на первом пути. Что за бред… Пьяная, что ли? Нельзя ее оставлять так… на этот путь скоро прибудет грузовой поезд из Солт-Лейк-Сити: Он взял женщину под мышки и, призывая Клэя на помощь, потащил на платформу. Вдруг он заметил на обочине маленький серебристый пистолет. Чье это оружие? Ее? Почувствовав на руках что-то мокрое. Кессон выпрямился и поднес руки к лицу. Что это – пот? Рвота? Не похоже. Протянув ладони к свету, льющемуся из открытых дверей, он увидел, что все они будто в красных перчатках. Это была кровь.

С ужасом вглядывался он во что-то темное, лежащее на земле возле здания полицейского участка. Нет, нет, просто его обманывает зрение. Это всего лишь куча мусора, мешок с постельным бельем, рулон брезента – все, что угодно, только не человек, не полицейский, который двадцать лет был его другом. Но это был человек – мужчина в форме железнодорожной полиции, он лежал лицом вниз, с разведенными ногами, с одной вытянутой рукой и прижатой другой. В десяти футах от него Кессон заметил труп другого мужчины. Голова его откинулась назад, ноги подогнулись, невидящий взгляд устремлен ввысь, в руке зажат пистолет.

Склонившись над телом полицейского, Кессон тронул его за плечо.

– Клэй… – шептал он, – Клэй… – Слезы непроизвольно текли у него из глаз.

Он перевернул своего мертвого друга и, увидев его лицо, изуродованное выстрелом с близкого расстояния, вскрикнул от ужаса.

* * *

Вскоре Карен обнаружила, что в закусочной не четыре жертвы “манекена”, а больше. В отдельной кабинке на мягких стульях застыла парочка влюбленных, а в углу за прилавком лежала девочка-подросток, видимо, свалившаяся с высокого табурета. Карен металась от одного к другому, тщетно пытаясь оживить их или хотя бы услышать чей-нибудь голос. Все они были жесткие, как доски, с остекленевшими глазами, хотя сердца у них бились, и дыхание прослушивалось. Только губы девочки шевельнулись в ответ да глаза ее молили о помощи. Карен подумала, что девочка находилась дальше всех от дверей и, возможно, поэтому получила меньшую дозу отравляющего вещества. Одно было ясно – в Траки взорвалось отделение цистерны, заминированное Махмедом. Сколько же всего жертв? Неужели весь город окутан газом?

– С тобой все будет в порядке, – сказала Карен с притворной уверенностью, не зная, слышит ли ее девочка. – Я позову на помощь. Ты пострадала от газа, который вытекает из поезда, только что проехавшего мимо. Но ты поправишься…

На стене висел телефон-автомат. Карен порылась в кошельке, но нашла только две монеты по пять центов. Она прошла за прилавок, осторожно обогнула повара и стала наугад нажимать кнопки кассового аппарата, пока не открылся ящичек с мелочью.

– Я возьму на время, – сказала она на тот случай, если повар ее слышал. – Верну, когда все это кончится.

Она выгребла пригоршню двадцатипятицентовиков и вдруг заметила, что пальцы ее плохо гнутся. Наверное, я слишком долго и сильно сжимала руль, подумала Карен, подходя к телефону. Вообще-то бег трусцой и занятия теннисом поддерживали ее в хорошей физической форме, и она никогда не делала специальных упражнений для рук – они были гибкими от игры на фортепиано и кларнете. Теперь она почувствовала, что шея и спина затекли, и стала энергично двигать плечами. Сказывалось напряжение от быстрой гонки на машине.

Боже, она забыла номер телефона Джима! Какие последние цифры: 769 или 976? 796? Вытащив записную книжку, Карен судорожно принялась ее листать. Вот он, так и есть – 769. Она уронила несколько монет на пол и только тогда осознала, что тоже получила дозу отравляющего газа.

Почувствовав головокружение, Карен хотела пошире расставить ноги, но они не слушались, и, чтобы не упасть, ей пришлось прислониться к стене. Казалось, вместо позвоночника у нее в спину вбит стальной кол.

– Пожалуйста, опустите один доллар тридцать центов за три минуты разговора, – сказала телефонистка.

Карен с трудом просовывала монеты в щель автомата, казалось, ее пальцы превратились в когти. Половина монет упала на пол. Она хотела сказать в телефон, что произошла катастрофа, но не могла разжать зубов, язык тоже не двигался.

– Простите? Я вас не понимаю, – услышала Карен голос телефонистки. И потом: – Соединяю с номером. – Телефонистка отключилась, несмотря на ее протестующее попискивание. Послышались длинные гудки.

Карен с ужасом чувствовала, как невидимые силы сковали сначала ее ладони и ступни, потом руки и ноги, живот и грудную клетку. Она пыталась двигаться, говорить, чтобы хоть на минуту отдалить неизбежное, но было уже поздно. С головы до пят ее сжимали кольца гигантской змеи, и, слыша голос Джима, она издавала лишь слабые глухие звуки.

Кольца сжимались все туже и туже, дышать стало почти невмоготу. С трудом шевеля губами, она изо всех сил пыталась произнести слова “газ” и “Траки”, но ничего не получалось. Невозможность выговорить слова показалась ей, однако, пустяком по сравнению с невозможностью дышать, с маячившей перед ней гибелью. Стремясь освободиться от чудовища, зажавшего ее в своих объятиях, она едва не потеряла сознание. Ей подчинялись лишь глаза. Посмотрев вниз, она встретила обезумевший от ужаса взгляд девочки. Посмотрев вверх, увидела закопченный потолок, по которому ползли легкие, прозрачные клочья голубого дыма. Они то исчезали, то появлялись вновь, с каждым разом все менее заметные, пока не развеялись окончательно.

В своем воображении Карен кричала, кричала громко, изо всех сил; она видела себя, захлебывающуюся криком, криком, в котором страх смерти смешивался с надеждой на спасение. Но холодные руки все крепче сжимались вокруг горла, заглушая тонкие, плачущие звуки, которые срывались с ее губ. Глаза, полные слез, остановились. На каждую частицу тела легла страшная тяжесть, она давила все сильнее и сильнее, намереваясь расплющить ее. Карен почувствовала, что телефонная трубка выскользнула из рук и упала. Может быть, и она сама тоже падает?

– Алло! Алло! – Голос Джима звучал словно с другой планеты. Трубка вертелась на шнуре, легонько ударяясь о стенку, но Карен не могла понять, откуда идет звук – снизу или сверху. – Плохо слышно, – разобрала она. – Я повешу трубку, а вы попробуйте перезвонить.

Послышался щелчок.

* * *

Джим поудобней устроился в кресле, снова взял книгу, которую читал, и надел очки. С минуту он смотрел на телефон, ожидая, что тот зазвонит опять. Примерно раз или два в месяц соединение на станции начинало барахлить, и он не слышал своего собеседника или собеседник не слышал его. Правда, в этот раз соединение было хорошим, но доносившийся до него звук был похож на то, как если бы кто-то одновременно полоскал горло и стонал. Наверное, хулиганы. Когда он был мальчишкой в Айове, он сам баловался тем, что набирал наугад номер телефона и говорил низким голосом: “Алло, говорят с телефонной станции. Сегодня мы продуваем линию в вашем районе, наденьте на трубку бумажный мешок, чтобы пыль не разлеталась по всему дому”. Хохма заключалась в том, чтобы сказать это, сохраняя невозмутимое выражение лица, в то время как приятели покатывались со смеху. Долгие годы его мучило любопытство, последовал ли кто-нибудь их совету.

Книга, которую он читал, была куплена в книжном магазине Милл Вэлли, набитом литературой о войне, женщинах, природе, финансах, косметике и массаже. Она называлась “ХБО: смертельная угроза биосфере”. ХБО означало химическое и бактериологическое оружие. Он надеялся, что эта книга поможет ему понять, чем занимается компания Дрэглера. Издателем значился какой-то Комитет борьбы за здоровье планеты, члены которого, если Джим правильно понял предисловие, полагали, что единственный способ спасти Америку – это выбросить все оружие, от пистолетов до атомной бомбы, в озеро Эри, уже погубленное всеобщей алчностью. Тогда весь мир с изумлением воззрится на полностью безоружную Америку, а воюющие страны Ближнего Востока, Африки и Центральной Америки, обменявшись робким рукопожатием, мирно разойдутся, вызвав на биржах необыкновенное оживление. Увидев улыбающегося “дядю Сэма”, матушка Россия с облегчением вздохнет и обратит все свое внимание на выведение устойчивых к болезням сортов капусты и свеклы. Эти наивные до глупости аргументы и были изложены в предисловии, сама же книга представляла собой сухой пересказ фактов, почерпнутых главным образом из правительственных источников.

Факты эти производили довольно мрачное впечатление. В приложении, озаглавленном “Вещества, вызывающие смерть или серьезные телесные повреждения”, Джим наткнулся на список, прочитав который он покачал головой и решил вложить свою лепту в работу Комитета борьбы за здоровье планеты.

“1. Отравляющие вещества кожно-нарывного действия (горчичный газ, люизит) – при соприкосновении с кожей вызывают ожоги, нарывы, конъюнктивит, слепоту, отеки. В настоящее время имеются на вооружении СССР и США.

2. Обшеядовитые газы (цианистый водород, или синильная кислота) – нарушают клеточное дыхание. Быстро пропитывают защитные фильтры.

3. Отравляющие вещества удушающего действия (фосген) – широко применялись во время первой мировой войны. Противогаз обеспечивает полную защиту.

4. Отравляющие вещества нервно-паралитического действия – вызывают бесконтрольные мускульные движения; смерть наступает в результате парализации органов дыхания. Немедленный эффект. Не имеют цвета и запаха. Газы группы V состоят на вооружении в армиях СССР и США; ведется работа над другими видами этих веществ.

а) Вещества группы J – первые газы нервно-паралитического действия, разработаны в конце 30-х годов нацистскими учеными-химиками. Поступают в организм через дыхание. В эту группу входят JA (табун), JB (зарин), JD (зоман), JE и JF. Группа В разрабатывается в США, JD и JA предположительно разрабатываются в Советском Союзе.

б) Вещества группы V – поглощаются через кожу, поэтому необходима защита всего тела. Основные – VE и VX. VX находится на вооружении США.

5. Бинарные газы нервно-паралитического воздействия – химические вещества, состоящие из двух компонентов, которые соединяются внутри бомбы или снаряда, выпущенных по цели. США начали их производство в 1987 году.

6. Отравляющие вещества, временно выводящие из строя, – период действия длится от нескольких часов до нескольких дней; обычно не смертельны. Психотомического действия, такие, как BZn LSD, вызывают галлюцинации. Физиохимические вещества, например фосгеноксим, может вызывать паралич. Непредсказуемы и дороги в производстве.

7. Токсины – болезнетворные бактерии. Производство и накопление запрещено в 1972 году Конвенцией о бактериологическом и токсинном оружии. Есть предположение, что они используются в Лаосе, Кампучии и Афганистане”.

* * *

Джим заставил себя внимательно просмотреть этот список. Из того, что он знал и о чем догадывался, “манекен” представлял собой газ без цвета и запаха; быстродействующий, как все нервно-паралитические газы; абсорбирующийся через кожу, как газы группы V, и способный вызвать паралич или даже смерть – как физиохимические вещества. Похоже, кто-то у Дрэглера нашел способ соединить все лучшие свойства отравляющих веществ и получить первоклассный продукт.

Просматривая книгу, Джим наткнулся на знакомое имя: генерал Клемент Трейнер. Несколькими параграфами выше он нашел заявление, сделанное Трейнером в 1985 году на заседании комитета Конгресса (тогда он еще состоял на службе в Пентагоне). Трейнер выступал в защиту плана администрации Рейгана возобновить производство нервно-паралитических газов, которое было приостановлено Ричардом Никсоном в 1972 году. Он доказывал, что если Советы сошли с ума, то Соединенным Штатам тоже нужно стать безумными. В Советском Союзе имеются не только те смертоносные виды химического и бактериологического оружия, которые находятся на вооружении в США, но там разрабатываются и новые, доселе неизвестные разновидности оружия. Соединенным Штатам следует поддерживать “паритет” и “лидерство” в этой области. Более того, у Советов есть оборонительная техника, превосходящая все имеющееся в США. Он с завистью говорил о “передвижных боевых дезактивационных системах” и переносных душевых установках для личного состава.

Отвечая на вопросы, Трейнер признал, что в Соединенных Штатах накоплено от 30 до 40 тысяч нервно-паралитических веществ, однако нет средств их доставки, хранятся они в старых, протекающих контейнерах, которые опасно трогать, и что в любом случае советский арсенал отравляющих веществ в двадцать раз больше американского. Он добавил, что у Советского Союза накоплен опасный опыт использования этих веществ в боевых условиях в Лаосе и Камбодже.

Утверждения Трейнера опровергались в сносках. Там говорилось: никто не знает наверняка, что имеется у русских, и над чем они работают. После первой мировой войны они создали мощный арсенал химического оружия, однако следует учесть, что на той войне пятьсот тысяч русских солдат пострадали от отравляющих веществ, и все усилия Советов носят оборонительный характер. Никто точно не знает, применяются ли 0В в войнах загадочного “третьего мира”. Например, главной уликой, привезенной из Лаоса, служит листок дерева с желтыми пятнышками, а также рассказы местных жителей о самолетах, распылявших какой-то газ. Ученые из Пентагона решили, что пятнышки свидетельствуют о применении отравляющих веществ. Независимые эксперты отвергли это доказательство как ненадежное и противоречивое и высказали мнение, что пятна – это пчелиные фекалии.

Джим отбросил книгу и пошел на кухню. Пчелиные экскременты! Действительно, мир просто сошел с ума! В холодильнике лежали ломтики нарезанной ветчины, полбатона черствого хлеба и завалявшийся кочанчик латук-салата, у которого съедобной осталась только сердцевина. Как насчет бутерброда с ветчиной? До встречи с Карен он немедленно принялся бы сооружать бутерброды, намазывая майонез на хлеб толстым слоем, будто штукатурку на стену. Сейчас он заколебался. Изнутри на дверце холодильника висело большое зеркало, он укрепил его там, чтобы видеть свою талию и напоминать себе, что на нем уже не застегивается сорокадюймовый ремень. Жирным карандашом на дверце было написано: “Неужели ты в самом деле хочешь быть толстым?”

Кто-то у Дрэглера, работая над инсектицидом, случайно получил новый нервно-паралитический газ, думал Джим, переводя взгляд с засохшего апельсина на ветчину. Пентагон прислал Трейнера, чтобы наладить его производство с помощью государственных заказов. Возможно, газ представляет такую опасность или его производство связано с таким нарушением договоров, что государству необходимо иметь – как это называется на языке вашингтонских политиков? – благовидный предлог, чтобы в случае чего от всего отказаться. А может быть, Дрэглер занимается этим по собственной инициативе, ради коммерческой выгоды, а Пентагон делает вид, что ничего не знает?

Если не класть майонез, можно здорово снизить содержание калорий в бутерброде. А лучше обойтись и вообще без хлеба, завернув немного салата в кусок ветчины. Нет! В невиданном порыве самодисциплины он захлопнул холодильник. Ему нужно избавиться от многих лишних фунтов веса, и отказ от бутерброда с ветчиной – более легкий и быстрый способ, чем двухмильная пробежка. Карен, стройной и тренированной, как инструктор по аэробике, конечно, хочется, чтобы и он был таким же, хотя из вежливости она этого и не говорит. Ради нее он готов сделать все что угодно!

Итак, что мы имеем? – размышлял Джим. Гил Эллис обнаружил, что газ, который он считал инсектицидом, на самом деле – отравляющее вещество нервно-паралитического действия. Он попытался предотвратить готовившуюся отправку газа, и за это был уничтожен. Сюжет довольно мелодраматичный. Куда Дрэглер собирается отправить газ? Карен говорила, что на пленке она вроде бы расслышала слова “Иран” и “араб”, но не уверена в этом. Ирак обвиняли в том, что он применил отравляющие газы против Ирана и теперь, по-видимому, готовится сделать это еще раз. А может быть, наоборот? Ни к какой другой стране Джим не относился с такой антипатией, как к Ирану. Но Ирак тоже не подарок. Некоторые считают, что во время второй мировой войны союзники тянули с открытием второго фронта в Нормандии, чтобы русские и немцы обескровили друг друга как можно сильней. А не следует ли им с Карен поступить так же в отношении Ирана и Ирака? Усмехнувшись, Джим покачал головой: какие странные мысли приходят ему в голову! Здесь, в Сосалито, в плавучем доме, в отсутствие Карен, ему трудно принимать все происходящее всерьез.

Открыв дверь в чуланчик, где хранились щетки, веники и другие хозяйственные мелочи, он начал рыться в хламе, лежавшем на полу. Наконец за ведром для мусора он нашел то, что искал, – скакалку. Стоя посередине комнаты, он энергично прыгал через веревочку, которая иногда задевала за потолок. Удивительно, чего не сделает мужчина ради любви! Он не сомневался, что по-настоящему любит эту женщину. Какая она красавица, какой замечательный собеседник! Умная, образованная, талантливая! Именно та женщина, о которой он мечтал всю жизнь, и как чудесно, что она тоже находит его привлекательным. Он увеличивал темп упражнения до тех пор, пока ноги не стали выбивать дробь по деревянному полу, а со лба не покатился градом пот. И зачем ей понадобилось начинать расследование предполагаемого убийства и влезать в войну на Ближнем Востоке? Это смешно. Утром он скажет ей, чтобы она прекратила заниматься этим делом и оставила его профессионалам. Только вот каков будет результат разговора? Карен – женщина упрямая и самостоятельная.

Попрыгав пять минут, Джим бросил скакалку и рухнул в кресло, пыхтя как паровоз. Неплохо для начала. Он поклялся себе, что будет делать это упражнение до тех пор, пока не сможет проскакать без остановки полчаса или пока живот не прилипнет к спине. Он включил телевизор. По девятому каналу показывали старый фильм Кэри Гранта. Хорошо, посмотрим его. Когда фильм закончится, будет уже одиннадцать, Карен вернется домой, и он снова сможет услышать ее голос. Через десять минут Джим уже спал.