Текст книги "Возрожденный Дракон"

Глава 19. Пробуждение

Мэт медленно открыл глаза и уставился на белый оштукатуренный потолок, гадая, где это он оказался и как сюда попал. Потолок был обрамлен затейливым бордюром из позолоченных листьев, а матрас у него под спиной, судя по всему, был щедро набит мягкими перьями. Стало быть, он в каком-то богатом доме. Там, где денежки водятся. Однако ответов на вопросы «где», «откуда» и «как» у него не находилось, да и вообще много чего другого в памяти не было.

Он видел сны, и в голове его обрывки и клочки сновидений все еще смешивались с воспоминаниями. И одно от другого ему не удавалось отделить. Безумные полеты и сражения, необычные люди из-за океана, Пути и Портальные камни, осколки иных жизней, причудливый калейдоскоп всяких странностей, будто явившихся из сказаний менестреля, – наверняка это все сны. По крайней мере, таковыми они должны были быть, по разумению Мэта. Но Лойал же не приснился ему, а он был огиром. В мыслях плавали какие-то обрывочные беседы, разговоры с отцом, с друзьями, с Морейн и с красивой женщиной, с капитаном корабля и с хорошо одетым мужчиной, который говорил с ним тоном отца, дающего мудрые советы. Вот это представлялось реальным. Но все это рассыпалось на куски и фрагменты, осколки кружились, перемешивались.

– Муад’дрин тиа дар алленде, каба’дрин радим, – пробормотал Мэт. Слова эти звучали лишь набором звуков, однако они пробуждали в нем… что-то.

Внизу, прямо под ним, на милю или больше по обе стороны, выстроились плотные шеренги копьеносцев, усеянные вымпелами и знаменами больших и малых городов и меньших Домов. Левый фланг его войск защищала река, правый – болота и топи. Со склона холма он наблюдал, как копейщики вступили в бой с полчищем троллоков, которые, десятикратно превышающие людей числом, пытались прорвать фронт. Копья пронзали черные кольчуги троллоков, но их шипастые секиры выкашивали в рядах людей кровавые бреши. Крики и вопли сотрясали воздух. Над головой, посреди безоблачного неба, беспощадно пылало солнце, и над рядами сражающихся поднималось жаркое марево. Со стороны врага дождем сыпались стрелы, равно поражая и людей, и троллоков. Он отозвал своих лучников, но Повелителей ужаса этот маневр не обеспокоил, поскольку они прорвали его линию обороны. На гребне позади ждала от него приказа Ближняя гвардия, и кони под всадниками нетерпеливо переступали на месте. Под лучами солнца сверкали серебром доспехи латников, равно как и броня их коней; дольше ужасную жару и духоту ни люди, ни животные переносить не могли.

Им предстоит здесь победить или же погибнуть. Он был известен как игрок; и вот самое время бросить кости. Запрыгнув в седло, он отдал приказ голосом, который перекрыл доносившиеся снизу шум и крики боя:

– Пехоте приготовиться пропустить кавалерию!

Пока команду повторяли и передавали в обе стороны вдоль по линии, к нему подъехал знаменщик, и у него над головой захлопало и затрепетало знамя Красного орла.

Внизу копейщики внезапно пришли в движение, дисциплинированно перестраиваясь: слаженно сдваивая и страивая ряды, они сужали фронт отрядов, оставляя между ними широкие промежутки. В эти проходы и хлынули со звериным рычанием троллоки – словно черный, растекающийся прилив смерти.

Обнажив меч, он воздел его высоко над головой:

– Ближняя гвардия – вперед!

Он пришпорил своего коня, и тот устремился вниз по склону. Позади загрохотала копытами атакующая конница.

– Вперед!

Он первым врубился в ряды троллоков, вздымая и обрушивая меч, и его знаменщик не отставал ни на шаг.

– За честь Красного орла!

Ближняя гвардия заполнила проходы между копейщиками, сметая троллочий прилив, отбрасывая черный поток обратно.

– Красный орел!

На него рычали получеловеческие лица, причудливо искривленные мечи стремились достать его, но он прорубался все глубже. Победить или погибнуть.

– Манетерен!

Мэт поднес ко лбу дрожащую руку.

– Лос Валдар Кьюбияри, – пробормотал он. Он был почти уверен, что понимает значение этих слов: «Вперед, Ближняя гвардия» или, быть может, «Ближняя гвардия – в атаку», – но этого не могло быть. Несколькими словами на древнем наречии, сказанными юноше Морейн, исчерпывалось его знание этого языка. Прочие же слова с тем же успехом могли быть чем-то вроде сорочьей трескотни. – Безумие! – грубо оборвал он сам себя. – Сдается мне, никакое это не древнее наречие. Тарабарщина какая-то… Та Айз Седай – сумасшедшая. Это был всего-навсего сон.

Айз Седай. Морейн. Внезапно он заметил, что запястья его слишком тонки, а кисти костлявы, и уставился на свои руки. Он болен. Болезнь как-то связана с кинжалом. С кинжалом, рукоять которого украшена рубином, и с давным-давно погибшим, пораженным порчей городом под названием Шадар Логот. Все это было каким-то смутным и далеким и совершенно никакого смысла не имело, но он знал, что это был не сон. Эгвейн и Найнив везли его в Тар Валон для Исцеления. Это он еще помнил.

Мэт попытался сесть, но завалился на спину: он был слаб, как новорожденный ягненок. С трудом он сумел приподняться и откинуть в сторону единственное укрывавшее его шерстяное одеяло. Одежда куда-то подевалась, – возможно, ее убрали в стоявший у стены шкаф, который украшала резьба в виде побегов виноградной лозы. Сейчас, впрочем, отсутствие одежды Мэта не волновало. Собравшись с силами, он встал, нетвердой поступью прошелся по цветастому ковру и остановился передохнуть, опершись на кресло с высокой спинкой, затем, пошатываясь, перебрался от кресла к столу с позолоченными завитками на ножках и по краям столешницы.

Комнату ярко освещали свечи из пчелиного воска, по четыре в каждом из высоких подсвечников, с маленькими зеркальцами позади язычков пламени. Зеркало куда больше, висевшее на стене над отполированным до блеска умывальником, явило Мэту его отражение: исхудалый и тощий, со впалыми щеками и с ввалившимися темными глазами, волосы свалялись, слипшись от пота, тело согнуто, как у старика, а сам он пошатывается из стороны в сторону – так под ветром колышется трава на пастбище. Мэт заставил себя выпрямиться, но вид его от этого намного лучше не стал.

На столе, прямо перед ним, стоял большой, накрытый салфеткой поднос. Мэт унюхал аппетитные запахи съестного и сдернул салфетку с подноса, на котором обнаружились два больших серебряных кувшина и несколько блюд тончайшего зеленого фарфора. Ему доводилось слышать, что за подобные изделия Морской народ требует платы серебром, по весу равной с фарфором. Юноша ожидал увидеть крепкий говяжий бульон или печенку – кушанья, какими потчуют немощных. Вместо этого на одном блюде высилась изрядная горка ломтей жареной говядины, сдобренных коричневой горчицей и хреном. На других тарелках были разложены жареный картофель, сладкая фасоль с луком, капуста и масляный горох. Рядом – соленья и кусок желтого сыра, нарезанный толстыми ломтями хлеб с хрустящей румяной корочкой и блюдце сливочного масла. Один из кувшинов, на чьих боках еще оставались мельчайшие капельки осевшей влаги, был наполнен молоком, а от другого исходил аромат, очень напоминавший приправленное пряностями вино. Всего этого хватило бы на четверых. Рот у Мэта наполнился слюной, а в желудке у него заурчало.

«Сначала выясню, где же я нахожусь», – подумал Мэт, однако сперва он свернул в трубочку ломтик говядины, обмакнул его в горчицу и только потом оттолкнулся от стола и направился к трем высоким узким окнам.

Деревянные ставни с прорезными узорами прикрывали окна, но сквозь прорези в створках юноша увидел, что снаружи стоит ночь. Во тьме пятнышками светились другие окна. На мгновение Мэт в расстройстве тяжело привалился к белокаменному подоконнику, но потом, взяв себя в руки, начал думать.

Как говаривал отец Мэта, стоит пораскинуть мозгами – и самую худшую напасть можно повернуть к своей выгоде, а Абелл Коутон, вне всяких сомнений, был лучшим торговцем лошадьми во всем Двуречье. Когда кому-то порой представлялось, будто ему удалось провести отца Мэта, то все всегда оборачивалось так, что он-то и садился в лужу. Нет-нет, Абелл Коутон ничего бесчестного не совершал, но надуть его не доводилось даже народцу из Таренского Перевоза, а ведь всякому известно: эти на ходу подметки срежут. А все потому, что Абелл Коутон всякое дело старался обдумывать со всех сторон, какие у того были.

Тар Валон. Должно быть, это Тар Валон. Эта комната явно из числа дворцовых покоев. Лишь один разукрашенный цветочным узором доманийский ковер стоит столько же, сколько целая ферма. Более того, Мэт больше не чувствовал себя больным, а судя по тому, что ему говорили, Тар Валон единственный оставлял ему шанс на выздоровление. По своим ощущениям по-настоящему больным он не чувствовал себя никогда, даже тогда, когда Верин – еще одно имя, выплывшее из тумана, – сказала кому-то рядом с ней, что он умирает. Сейчас Мэт чувствовал себя слабым, как ребенок, и голодным, словно отощавший от бескормицы волк, но почему-то он был уверен, что Исцеление свершилось.

«Вот чувствую – я цел и невредим, и все тут. Я – Исцелен».

Мэт скорчил ставням гримасу.

Исцелен. Это означало, что они использовали на нем Единую Силу. От осознания этого у Мэта мурашки побежали по коже, но ведь он знал, что иначе не будет.

– Уж лучше так, чем смерть, – сказал он себе. В памяти всплыли кое-какие из слышанных им историй об Айз Седай. – Все равно это лучше, чем смерть. Даже Найнив думала, что я умру. Как бы то ни было, а дело сделано, и слезами горю не поможешь.

Тут Мэт сообразил, что успел прикончить кусок говядины и теперь облизывает с пальцев сок.

Пошатываясь, он направился обратно к столу. Под столом оказалась табуретка. Он вытянул ее из-под стола и уселся. Не утруждая себя поисками ножа или вилки, Мэт свернул трубочкой еще один ломтик говядины. Как бы обернуть пребывание в Тар Валоне («В Белой Башне. Судя по всему, я именно там») себе на пользу?

Тар Валон – значит Айз Седай. Совсем не та причина, чтобы задерживаться здесь хоть на час дольше. Как раз наоборот. Воспоминаний о времени, проведенном им с Морейн, а позже с Верин, сохранилось не так много, чтобы по ним о чем-то судить. Мэт не припоминал, чтобы хоть одна из них творила нечто и вправду ужасное, но, вообще-то говоря, ему много чего не удавалось вспомнить из того времени. В любом случае, что бы Айз Седай ни делали, у них на то имелись свои собственные причины.

– И это далеко не всегда те причины, о которых думаешь ты, – прочавкал с набитым картошкой ртом Мэт, потом проглотил ее. – Айз Седай никогда не лгут, но правда, которую говорит тебе Айз Седай, не всегда то, что считаешь правдой ты. Вот это самое я всегда должен помнить: с ними ни в чем нельзя быть уверенным, даже если думаешь, будто ты все понял.

Обнадеживающим подобное умозаключение Мэт назвать не мог. И он набил рот масляным горохом.

Размышления об Айз Седай заставили Мэта припомнить побольше из того, что он о них знал. Итак, семь Айя: Голубая, Красная, Коричневая, Зеленая, Желтая, Белая и Серая. Хуже всех Красная. «Если не считать Черную Айя, которой, как все они твердят, не существует». Однако для Мэта Красные Айя не должны представлять угрозы. Их интересовали лишь те мужчины, которые способны направлять Силу.

«Ранд. Чтоб мне сгореть, как же я мог о нем забыть? Где он сейчас? Все ли с ним в порядке? – Мэт опечаленно вздохнул и размазал масло по куску еще теплого хлеба. – Хотелось бы мне знать, не сошел ли он уже с ума».

Даже знай он ответ, Мэт ничем не мог помочь Ранду. И не был уверен, что стал бы, если б мог. Ранд мог направлять Силу, а Мэт с детских лет наслушался рассказов о том, какие они страшные, эти люди, способные направлять Силу. Взрослых эти истории тоже пугали, поскольку порой они были чистой правдой. Обнаружить, что Ранд на такое способен, – ничем не лучше, чем узнать, что лучший твой друг мучает мелких зверушек и убивает младенцев. Когда ты наконец заставишь себя в этакое поверить, то потом слишком сложно называть подобного человека другом.

– О себе нужно побеспокоиться, – сердито заявил Мэт. Он перевернул вверх дном кувшин с вином над серебряным кубком и подивился, что тот уже опустел. Тогда он наполнил кубок молоком. – Эгвейн и Найнив хотят стать Айз Седай. – Мэт совершенно этого не помнил, пока не произнес эти слова вслух. – Ранд отирается подле Морейн и зовет себя Возрожденным Драконом. Свет его знает, что там с Перрином. С тех пор как глаза у него стали такими чудны́ми, он ведет себя как сумасшедший. Мне нужно подумать о себе.

«Чтоб я сгорел, о ком еще мне думать?! Из нас я последний, кто еще остался в здравом уме. Только я и остался».

Тар Валон. Что ж, ладно, Тар Валон слыл богатейшим городом мира, он являлся центром торговли между Пограничными землями и югом, центром власти Айз Седай. Мэт не рассчитывал, что сумеет вовлечь Айз Седай в игру. А если сумеет, вряд ли станет полагаться на бросок костей или расклад карт. Но в городе обязательно найдутся купцы и другие обыватели, чьи карманы полны серебра и золота. Да и сам город стоит того, чтобы провести в нем несколько дней. Юноша осознавал, насколько далеко увели его странствия с той поры, как он оставил родное Двуречье, однако, не считая смутных воспоминаний о Кэймлине и Кайриэне, ни о каком из больших городов Мэт ничего не мог припомнить. А ему всегда хотелось посмотреть на большой город.

– Но не тот, где полным-полно Айз Седай, – пробурчал он мрачно, подбирая с тарелки последние масляные горошины. Разом проглотив их, Мэт принялся за новый кусок говядины.

Из праздного любопытства Мэт принялся размышлять, не позволят ли ему Айз Седай забрать себе рубин с рукояти кинжала из Шадар Логота. В памяти кинжал сохранился смутно, но все равно вспоминался он как жуткая рана. Внутренности Мэта скрутились в узел, а виски пронзила острая боль. Тем не менее рубин ясно запечатлелся в его сознании – размером с ноготь большого пальца, темно-красный, точно капля крови, и сверкающий, подобно чьему-то багровому глазу. Несомненно, Мэт имел на него гораздо больше прав, чем эти Айз Седай, к тому же стоил камень немало – как дюжина ферм у него на родине.

«Наверняка они скажут, что камень тоже поражен порчей». И скорее всего, так оно и есть. Мэт позволил себе еще немного пофантазировать, как он продаст рубин кому-нибудь из Коплинов в обмен на лучшие их земли. Большинство из этой семейки – баламуты и буяны, едва только из колыбели вырастут, и лишь в младенческие годы не бывшие ворами и лжецами, – все как один заслуживали всего, что бы с ними ни случалось, и даже большего. На деле-то Мэт не верил, что Айз Седай ему рубин отдадут, а даже если отдадут, так и ему самому не доставляла особого восторга идея тащиться с самоцветом в такую даль, как Эмондов Луг. И вообще, мысли о том, чтобы стать владельцем самой большой в Двуречье фермы больше не волновали так сладко душу, как раньше. Когда-то такой жизненный успех отвечал самым его заветным желаниям, наряду с честолюбивым намерением добиться на поприще торговли лошадьми той же славы, что и отец. Сегодня же подобные мечтания казались Мэту такими мелкими, такими ограниченными. Лишенными размаха – а ведь за стенами ждет-дожидается целый огромный мир.

Итак, решил Мэт, перво-наперво он отыщет Эгвейн и Найнив.

«Вдруг они уже опомнились? Глядишь, пришли в себя и отказались от своей дурацкой затеи стать Айз Седай».

В этом Мэт не был уверен, но не мог же он уйти, не повидавшись с ними. Уйти-то он уйдет, это уж точно. Свидится с ними, денек потратит на то, чтобы на город посмотреть, сыграет, быть может, разок-другой в кости, чтобы кошелек набить, а потом отправится в те края, где в помине нет никаких Айз Седай. Перед возвращением домой («Однажды, когда-нибудь, я вернусь домой. Придет день, и я вернусь») Мэт хотел поглядеть на мир, причем без всяких Айз Седай, заставляющих его плясать под их дудку.

Пошарив по подносу в поисках еще чего-нибудь съестного, Мэт, к своему изумлению, обнаружил, что там ничего не осталось, кроме жирных пятен да немногих крошек хлеба и сыра. Кувшины были пусты. С удивлением Мэт покосился на свой живот. Он должен был по уши натрескаться всем тем, что съел, но чувствовал себя так, словно не ел вообще. Большим и указательным пальцем Мэт собрал и подцепил последние крохи сыра. На полпути ко рту его рука застыла.

«Я трубил в Рог Валир». Мэт начал было негромко насвистывать мелодию песенки, но тут же оборвал себя, припомнив вдруг слова:

 
Я внизу, на самом дне колодца,
Ночь стоит, а дождь стекает вниз.
Стены узкие вот-вот меня задавят,
А веревки для спасенья нет.
Я внизу, на самом дне колодца.
 

– Лучше б там сыскалась проклятая веревка, чтобы наверх вылезти, – прошептал Мэт и выронил сырные крошки на поднос. На миг он вновь почувствовал себя больным. Со всей решимостью он сосредоточился и попытался собраться с мыслями, попытался преодолеть туман, заполнивший его голову.

Верин везла Рог в Тар Валон, но ему никак не удавалось припомнить, известно ли ей, что именно Мэт протрубил в него. Она ни разу даже словом не обмолвилась, не сказала ничего, что заставило бы его так думать. В этом Мэт был уверен. Ну или ему так представлялось.

«А вдруг она знает? А что, если они все знают? Если только Верин не сделала с Рогом чего-то такого, о чем я не знаю, то Рог у них. Я им не нужен».

Но кто возьмется сказать, что нужно Айз Седай и что они сами об этом думают?

– Если они спросят, – решительно заявил Мэт, – так я никогда к нему даже не прикасался. Если же они знают… Если знают, я… Вот когда припрет, тогда и буду разбираться. Чтоб мне сгореть, не могут же они от меня чего-то требовать. Не могут!

От тихого стука в дверь Мэт покачнулся, готовый бежать. Если бы только знать куда и если бы он сумел осилить больше трех шагов зараз. Но куда бежать – он не знал, и сил на четыре шага не было.

Дверь отворилась.

Глава 20. Посещения

Вошедшая в комнату женщина, облаченная в белый шелк с серебром, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, обратив на Мэта свой взгляд. Глаза у нее были очень темными – таких темных глаз он никогда в жизни не видел. Женщина настолько поразила Мэта своей красотой, что от потрясения он чуть не забыл, как дышать: черные как ночь волосы удерживала превосходной работы лента плетеного серебра, а поза была исполнена той грации, какая редко бывает даже у танцовщиц. Мэту показалось, что когда-то она ему встречалась, но он сразу же отбросил эту мысль. Решительно ни один мужчина не позабыл бы такую женщину.

– Полагаю, когда вы как следует отъедитесь, вам, может статься, и не стыдно будет себя показать, – промолвила она, – но сейчас, вероятно, лучше все-таки что-нибудь надеть.

Несколько мгновений Мэт продолжал все так же глазеть на нее; потом его вдруг осенило, что он стоит перед ней совсем голый. С пунцовым лицом юноша проковылял к кровати, накинул на себя, как плащ, одеяло и не сел, а скорее плюхнулся на краешек постели.

– Простите за… Я хотел сказать, что я… ну то есть я не ожидал… Я… я… – Мэт сделал глубокий вдох. – Прошу прощения, что застали меня в таком виде.

Он по-прежнему чувствовал, как жарко пылают щеки. Ему на миг захотелось, чтобы здесь оказался Ранд, кем бы теперь тот ни был, или хотя бы Перрин. Они бы наверняка дали ему дельный совет. У них-то, похоже, всегда получалось ладить с женщинами. Даже девушки, которые знали, что Ранд с Эгвейн едва ли не обручен, частенько засматривались на него, а неспешность Перрина, как видно, считали покладистостью и весьма привлекательной чертой характера. Мэт же, как ни старался, перед девушками всегда умудрялся выставить себя круглым дураком. Вот точь-в-точь как сейчас.

– Я бы не стала являться к вам, Мэт, подобным образом, но так вышло, что я оказалась здесь, в… Белой Башне, – она улыбнулась, словно это название ее забавляло, – с иной целью, и мне захотелось полюбопытствовать, как вы тут все.

Вновь лицо у Мэта покраснело, и он повыше натянул на себя одеяло, но незнакомка, по-видимому, вовсе не намеревалась его поддразнивать. Двигаясь изящнее лебедя, она плавно подошла к столу:

– Вы голодны. Зная их методы, этого и следует ожидать. Обязательно съедайте все, что вам дадут. Вы удивитесь тому, как скоро вновь наберете вес и восстановите силы.

– Простите, – произнес неуверенно и слегка растерянно Мэт, – я, случаем, вас не знаю? Не в обиду, но вы мне кажетесь… знакомой.

Она не сводила с юноши взгляда до тех пор, пока тот не заерзал смущенно. Такая женщина вправе ожидать, что ее запомнят.

– Вы меня могли раньше видеть, – сказала она наконец. – Где-нибудь. Зовите меня Селин. – Она чуть склонила голову набок; судя по всему, она ждала, что Мэт вспомнит это имя.

Оно и впрямь пробудило некий отклик в глубинах памяти. Мэт подумал, что, должно быть, прежде ему доводилось его слышать, но когда или где – он не сумел бы сказать.

– Селин, вы – Айз Седай?

– Нет, – возразила она тихо, но с неожиданной силой.

Только теперь Мэт впервые внимательно присмотрелся к посетительнице, на сей раз сумев разглядеть не одну лишь красоту. Она была почти одного роста с ним, стройная и сильная, если судить по тому, как она двигалась. Определить ее возраст Мэт затруднялся – она могла оказаться старше его на год или на два, а то и на все десять, – однако на ее гладких щеках не было ни морщинки. Ожерелье из полированных белых камней и плетеного серебра гармонировало с широким поясом ее наряда, однако кольца Великого Змея она не носила. Отсутствие кольца не должно было его удивить – ни одна Айз Седай никогда бы не сказала прямо, что ею не является, – и все же он удивился. Ее словно окружала некая аура – уверенности в себе, осознания собственной власти, не уступающей могуществу любой королевы, и еще чего-то большего – всего того, что для Мэта связано было с Айз Седай.

– Но вы же вовсе не послушница, верно? – Он слышал, что послушницы носят белое, но ни за что бы ни поверил, что она – одна из них. «Да рядом с ней Илэйн выглядит прислужницей». Илэйн. Вот еще одно имя всплыло в голове.

– Едва ли, – кривя уголок рта, промолвила Селин. – Давайте просто скажем, что я – некто, чьи интересы совпадают с вашими. Эти… Айз Седай намереваются вас использовать, но, думаю, вам по большому счету это даже понравится. И вполне устроит. Ведь нет нужды убеждать вас стремиться к славе.

– Использовать меня? – К Мэту вернулись воспоминания, как он размышлял на эту тему, только тогда его мысли были о Ранде – о том, что Айз Седай хотят использовать Ранда, а не его. «Проклятье, у них же нет планов на меня! Свет, ведь не может такого быть!» – Что вы имеете в виду? Разве я для кого-то важен? И кому я нужен? Разве что самому себе. Да и какая такая слава?

– Я знала, что вас к ней потянет. Больше всех – вас.

От ее улыбки у Мэта закружилась голова. Он взъерошил рукой волосы. Одеяло соскользнуло, и Мэт поспешил поймать его, пока оно не упало на пол.

– Послушайте, я для них неинтересен. – «А кто, как не ты, протрубил в Рог?» – Я всего-навсего фермер. – «Может, они думают, что я каким-то образом связан с Рандом. Нет, Верин говорила…» Мэт не помнил, что именно говорила Верин – или же Морейн, но предполагал, что большинство Айз Седай ничего и знать не знают о Ранде. И ему хотелось, чтобы так все и оставалось – по крайней мере, до тех пор, пока он не уберется подальше отсюда. – Простой сельский житель. Я лишь хочу посмотреть немного на мир и вернуться обратно на ферму к отцу. – «Что она имеет в виду, говоря про славу?»

Селин так покачала головой, будто услышала его мысли.

– Вы очень важны, вы пока даже не представляете, насколько важны. И уж конечно, гораздо важнее, чем полагают эти так называемые Айз Седай. Вы можете обрести славу, если настолько сообразительны, чтобы не доверять им.

– Вы-то им явно не доверяете, раз так говорите. – «Так называемые?» Мэту в голову пришла одна мысль, но ему никак не удавалось заставить себя высказать догадку вслух. – Вы не?.. Вы?..

Подобными обвинениями просто так бросаться не пристало.

– Приспешница Темного? – насмешливо договорила Селин. В ее голосе не было гнева, лишь издевка и презрение. – Одна из этих жалких последователей Ба’алзамона, считающих, будто он одарит их бессмертием и властью? Я ни за кем не следую. Есть лишь один человек, с которым я могла бы встать рядом, но никак не следовать за ним.

– Конечно же нет, – нервно рассмеялся Мэт.

«Кровь и пепел, приспешник Темного не стал бы сам называться приспешником Темного. Но если она все же из них, у нее, наверное, где-то спрятан отравленный нож». Ему смутно припомнилась женщина, одетая как благородная дама, и та приспешница Темного сжимала в тонкой руке смертоносный кинжал.

– Я вовсе не это хотел сказать. Вы выглядите… Вы выглядите как королева. Вот что я имел в виду. Мне называть вас «леди»?

– Мэт, Мэт, вы должны научиться доверять мне. О-о, я тоже буду использовать вас – не стану отрицать, вы излишне подозрительны, особенно с тех пор, как стали носить тот кинжал, – однако мое благорасположение принесет вам богатство, власть и славу. Я не стану вас принуждать. Я всегда считала: мужчины проявляют себя лучше в тех случаях, если их убедить, а не заставить. Эти Айз Седай даже не подозревают, сколь вы важны; а он попытается отговорить или убить вас. Но мне по силам дать вам то, чего вы желаете.

– Он? – резко переспросил Мэт.

«Убить меня? Свет, они же за Рандом охотятся, а не за мной. Откуда она знает про кинжал? Наверно, всей Башне это известно».

– Кто хочет меня убить? – спросил он.

Селин поджала губы, словно и так сказала слишком многое.

– Вы знаете, Мэт, чего хотите, и мне это известно ничуть не хуже, чем вам. Вы должны выбрать, кому довериться, чтобы получить желаемое. Признаюсь, я намерена вас использовать. Эти Айз Седай ни в чем подобном никогда не признаются. Я поведу вас к богатству и славе. Они же станут держать вас на поводке до самой смерти.

– Вы многое мне сказали, – отметил Мэт, – но откуда мне знать, что все это правда? Откуда мне знать, что вам я могу доверять больше, чем им?

– А вы внимательно слушайте, что они вам говорят и о чем умалчивают. Разве они вам скажут, что ваш отец приезжал в Тар Валон?

– Мой папа был здесь?

– Да, мужчина по имени Абелл Коутон, а с ним и другой, которого звали Тэм ал’Тор. Как я слышала, они подняли здесь шум, надоедали всем, пока не добились аудиенции, и хотели знать, где вы и ваши друзья. И Суан Санчей отправила их обратно в Двуречье с пустыми руками, даже не дав им знать, что вы живы. Расскажут ли они вам об этом? Или только когда вы их прямо спросите? А может, даже и тогда не скажут, потому что из-за этого вы можете удрать домой.

– Мой папа думает, что я умер? – медленно промолвил Мэт.

– О том, что вы живы, ему можно сообщить. Это я могу устроить. Выбирайте, кому доверять, Мэт Коутон. Расскажут ли они, что прямо сейчас Ранд ал’Тор пытается убежать, а одна из них, по имени Морейн, за ним гонится? Неужели они вам расскажут, что в их драгоценной Белой Башне кишмя кишат Черные Айя? Или скажут хотя бы, как намерены использовать вас?

– Ранд пытается убежать? Но… – Может, ей известно, что Ранд провозгласил себя Драконом Возрожденным, а может, и нет, но он этого ей не станет говорить. «Черные Айя! Кровь и распроклятый пепел!» – Кто же вы, Селин? Если не Айз Седай, то кто вы тогда?

Она улыбнулась, пряча за улыбкой свои тайны:

– Просто помните: у вас есть и иной выбор. Вам вовсе не нужно превращаться в марионетку Белой Башни или становиться добычей Ба’алзамоновых приспешников Тьмы. Мир гораздо сложнее, чем вы способны себе представить. До поры до времени ведите себя так, как желают эти Айз Седай, но не забывайте, что у вас есть выбор. Обещаете?

– Что-то я не вижу, чтобы у меня такой уж особенно большой выбор был, – мрачно заявил Мэт. – Наверное, так я и поступлю.

Взгляд Селин стал пронзительным. Дружелюбие пропало из ее голоса – так спадает сбрасываемая змеей старая кожа.

– Наверное? Мэтрим Коутон, я пришла к вам вот так и разглагольствовала тут отнюдь не ради того, чтобы услышать «наверное». – И она протянула свою тонкую руку.

Ладонь Селин была пуста, и стояла она посреди комнаты, но Мэт отпрянул от ее руки, словно красавица возвышалась над ним с занесенным кинжалом. Он не понимал почему – и не видел никакой очевидной причины, не считая угрозы в ее взоре, но юноша был уверен: угроза вполне реальна. Кожу у Мэта стало покалывать, и головная боль вернулась.

Внезапно ощущение покалывания и боль разом исчезли, и Селин повернула голову, словно прислушиваясь к чему-то за стенами комнаты. Женщина едва заметно нахмурилась и опустила руку. В следующий миг ее лицо разгладилось.

– Мы еще побеседуем, Мэт. Мне еще многое нужно вам сказать. Запомните – у вас есть выбор. И не забывайте – есть многие, кто хотел бы вас убить. И только я одна обещаю вам жизнь и все, к чему вы стремитесь, – если поступите так, как я скажу.

Женщина выскользнула за дверь столь же бесшумно и грациозно, как появилась в комнате.

Мэт тяжело вздохнул. По лицу градом катился пот. «Во имя Света, кто же она такая?» По всей вероятности, приспешница Темного. Если не брать во внимание то, что о Ба’алзамоне она отзывалась с той же презрительностью, как и об Айз Седай. А ведь о Ба’алзамоне приспешники Темного говорили так, как любой из прочих – о Создателе. И она не попросила его скрывать ее визит от Айз Седай.

«Ага, точно, – невесело подумал Мэт. – Прошу меня простить, Айз Седай, но эта женщина явилась меня навестить. Она не Айз Седай, но, по-моему, вроде как начала применять на мне Единую Силу, а еще сказала, что она – не приспешница Темного, но говорила, что вы намерены меня использовать, а у вас в Башне орудует Черная Айя. Ах да, еще она сказала, что я важен. Не знаю почему. Кстати, я хотел бы теперь от вас уйти, вы ведь не возражаете?»

С каждой минутой мысль о бегстве становилась все привлекательней. Мэт неловко соскользнул с кровати и неровной походкой направился к шкафу, по-прежнему придерживая обернутое вокруг тела одеяло. В шкафу обнаружились его сапоги, с крючка свисал плащ, на который был накинут пояс с кошелем и с вложенным в ножны поясным ножом. Это был простой деревенский нож с добротным клинком, однако он ничем не уступал какому-нибудь кинжалу изящной работы. Остальная одежда Мэта – две плотные шерстяные куртки, три пары штанов, полдюжины льняных рубашек и белье – была либо вычищена, либо выстирана – в зависимости от того, что именно требовалось, – и аккуратно разложена на боковых полках шкафа. Мэт пощупал висевший на ремне кошель, но тот оказался пуст. Содержимое кошеля лежало кучкой на полке рядом с теми вещами, которые вынули из карманов одежды.