Текст книги "Возрожденный Дракон"

Мэт отодвинул в сторонку перо краснокрылого ястреба, гладкий полосатый камень, который нравился ему своей расцветкой, бритву и карманный ножичек с костяной ручкой и высвободил свой замшевый кошелек из нескольких мотков запасной тетивы для лука. Когда же он раскрыл горловину мешочка-мошны, то обнаружил, что в отношении его содержимого память оказалась даже излишне точной.

– Две серебряные марки да горсточка меди, – пробормотал он. – С этим я далеко не уеду.

Когда-то это могло показаться ему хоть каким-то, но состоянием, впрочем так было до того, как он покинул Эмондов Луг.

Юноша нагнулся, оглядывая полку внимательнее. «Где они?» Мэт почти испугался: уж не выбросили ли их Айз Седай, как это делала его мать, когда ей случалось их обнаружить. «Да где же?..» Тут он испытал прилив облегчения: там, позади, за трутницей, мотком бечевки для силков и прочей мелочью, виднелись два кожаных стаканчика для игральных костей.

Когда Мэт вытаскивал стаканчики, они загремели, но он все равно разъединил плотно посаженные круглые колпачки. Все было в порядке. Пять костей с вырезанными на них символами – для «корон», и пять с метками в виде точек. Кости с нанесенными очками-точками подходят для немалого числа различных игр, но, по-видимому, куда больше людей предпочитают играть в «короны», а не во что-то другое. С этими костями ему хватит и двух марок, чтобы убраться подальше от Тар Валона. «Подальше от Айз Седай и от Селин заодно».

В дверь повелительно постучали и сразу же отворили. Мэт резко развернулся лицом к двери. В комнату входили Престол Амерлин и ее хранительница летописей. Он узнал бы их, даже не будь на одной из женщин широкого палантина Амерлин, а на второй – голубого, поуже, положенного хранительнице. Мэту довелось видеть их однажды, всего лишь раз и далеко от Тар Валона, но двух самых влиятельных женщин среди Айз Седай он вряд ли сумел бы забыть.

При виде Мэта, стоящего с наброшенным на плечи одеялом, с кошельком и стаканчиками для игральных костей в руках, Амерлин приподняла брови.

– Не думаю, сын мой, что в скором времени они тебе понадобятся, – произнесла она холодным тоном. – Отложи-ка их и вернись в постель, пока не свалился с ног.

Мэт застыл в нерешительности, спина его напряглась, но тут колени юноши задрожали, а обе Айз Седай впились в него взглядами, и их глаза, темные у одной и голубые у другой, казалось, видели его насквозь, читали каждую его строптивую мысль. Обеими руками придерживая на себе одеяло, Мэт сделал то, что ему было велено. Не находя иного выхода, не зная, что он в состоянии предпринять, он улегся, выпрямившись, словно доска.

– Как ты себя чувствуешь? – отрывистым голосом спросила у юноши Амерлин, положив ладонь ему на голову.

Мэт весь покрылся мурашками. Она использовала как-то Единую Силу или это его пробрало холодом от прикосновения Айз Седай?

– Со мной все прекрасно, – ответил Мэт. – Да что там, я готов и в путь-дорогу отправиться. Позвольте лишь попрощаться с Эгвейн и Найнив, и больше я вам досаждать не стану. То есть я хотел сказать, я уйду… э-э… мать. – Судя по всему, Морейн и Верин его манера разговаривать вроде не смущала, но, в конце концов, сейчас-то перед ним была Престол Амерлин.

– Чушь, – промолвила Амерлин. Пододвинув кресло с высокой спинкой поближе к кровати Мэта, она уселась и, обращаясь к Лиане, сказала: – Вечно мужчины не желают признавать, что больны, пока не расхвораются так, что женщинам приходится вдвое больше за ними ухаживать. А потом раньше времени заявляют, будто совершенно выздоровели, и результат – тот же самый.

Хранительница окинула взглядом Мэта и кивнула:

– Верно замечено, мать, однако у этого не получится объявить себя здоровым, коли он еле на ногах держится. По крайней мере, он съел все, что было на подносе.

– Я бы удивилась, если оставленных им крошек хватило бы зяблику. И если не ошибаюсь, он по-прежнему голоден.

– Могу послать кого-нибудь, чтобы ему принесли пирога, мать. Или несколько кексов.

– Нет, по-моему, он уже съел столько, что больше в него пока не уместится. Никакого проку не будет, если из него все обратно вылезет.

Мэт нахмурился. У него сложилось впечатление, что когда человек заболевает, то болезнь превращает его для женщин в невидимку и они его не замечают, пока сами к нему не обратятся. Впрочем, и тогда они держатся так, словно ты стал моложе самое меньшее лет на десять. Найнив, и мать Мэта, и его сестры, и Престол Амерлин – все они так себя вели.

– Я вовсе не голоден, – заявил он. – И прекрасно себя чувствую. Дайте только мне одеться, и я вам докажу, что со мной все в порядке. Глазом моргнуть не успеете, как меня уже здесь не будет. – Теперь они обе воззрились на Мэта. Он прочистил горло. – Гм… мать.

Амерлин фыркнула:

– Ты слопал обед на пятерых и несколько дней подряд будешь съедать столько же по три-четыре раза в день, а иначе умрешь с голоду. Тебя только что Исцелили, избавив от связи со злом, что погубило в Аридоле всех мужчин, женщин и детей, и зло ничуть не ослабло почти за две тысячи лет, дожидаясь, пока ты его не подцепишь. Оно убило бы тебя с той же неотвратимостью, как и всех людей в прошлом. Это тебе, мальчик, не рыбья колючка, что впилась в большой палец. Стараясь спасти, мы сами тебя чуть не убили.

– Я не голоден, – настаивал Мэт. В животе у него громко заурчало, словно уличая юношу во лжи.

– Твою натуру я распознала с первого взгляда, – заметила Амерлин. – Сразу поняла, что ты рванешься прочь, точно перепуганная птица-рыболов, как только решишь, будто кто-то пытается удержать тебя против воли. Потому-то я и приняла меры предосторожности.

Мэт с опаской оглядел обеих женщин:

– Меры предосторожности?

Айз Седай ответили ему совершенно невозмутимыми взорами. Мэт почувствовал себя так, будто этими взглядами они, точно булавками, пришпиливают его к постели.

– Имя твое и приметы уже разосланы стражникам, несущим караул на мостах, – сказала Амерлин, – как и начальникам доков. Насильно удерживать тебя в стенах Башни я не буду, но, пока не поправишься, Тар Валон ты не покинешь. Попытаешься спрятаться где-нибудь в городе, так голод рано или поздно приведет тебя обратно сюда, но коли и голод не поможет, мы разыщем тебя раньше и не дадим умереть от недоедания.

– Почему вам так хочется удержать меня здесь? – требовательным тоном спросил Мэт. Он словно наяву слышал голос Селин: «Они хотят вас использовать». – Разве должно вас волновать, помру я с голоду или нет? Да я и сам в состоянии себя пропитанием обеспечить.

Амерлин издала негромкий смешок, будто слова Мэта ее слегка позабавили:

– На две серебряные марки и горсточку меди, сын мой? Твоим игральным костям нужно будет стать воистину везучими, чтобы ты смог купить всю ту еду, что тебе потребуется в ближайшие несколько дней. Мы Исцеляем людей не для того, чтобы потом они умирали, когда за ними еще требуется уход. Зачем нам свои усилия понапрасну тратить? Кроме того, тебе снова может потребоваться Исцеление.

– Снова? Вы ведь сказали, что Исцелили меня. Почему оно мне может еще потребоваться?

– Сын мой, тот кинжал ты носил при себе несколько месяцев. Я считаю, что мы извлекли из тебя все его следы до единого, но если мы упустили хоть крохотную частичку, она тем не менее может стать для тебя пагубной. И кто знает, какое воздействие оказало на тебя столь долгое обладание кинжалом? Пройдет полгода с этого дня или год – и ты, возможно, очень пожалеешь, если рядом не будет Айз Седай, готовой вновь тебя Исцелить.

– Вы что, хотите меня здесь целый год держать? – не веря своим ушам, воскликнул Мэт.

Лиане, пристально глядя на него, переступила с ноги на ногу, однако бесстрастное выражение лица Амерлин ничуть не изменилось.

– Возможно, не так долго, сын мой. Но все же достаточно долго, чтобы удостовериться наверняка. Несомненно, ты и сам того же хочешь. Неужели ты отплыл бы на лодке, не зная точно, что все швы проконопачены как следует, а обшивные доски не подгнили?

– С лодками я особо дела не имел, – пробурчал Мэт. Все это могло быть и правдой. Айз Седай никогда не лгут, но, как по нему, в ее речах слишком уж много было «возможно» и «быть может». – Мать, я из дому ушел уже очень давно. Мои папа и матушка, наверное, думают, что я погиб.

– Если хочешь, напиши им письмо, и я позабочусь, чтобы его доставили в Эмондов Луг.

Мэт ждал, что Амерлин продолжит, но больше она ничего не сказала.

– Благодарю вас, мать. – Он выжал из себя смешок. – Вообще-то, я немного удивлен: неужели мой папа меня не разыскивал? Он такой человек, что обязательно отправился бы за мной.

С уверенностью утверждать Мэт не взялся бы, но ему почудилось, будто Амерлин помедлила, перед тем как ответить.

– Он был здесь. С ним беседовала Лиане.

Хранительница летописей немедленно включилась в разговор:

– Тогда, Мэт, мы не знали, где ты находишься. Так я ему и сказала, и он отбыл, не дожидаясь, пока начнутся сильные снегопады. А чтобы обратная дорога домой была легче, я дала ему немного золота.

– Вне всяких сомнений, – промолвила Амерлин, – он будет рад получить от тебя весточку. И матушка твоя, разумеется, тоже. Передай мне письмо, когда его напишешь, а об остальном я позабочусь.

Что ж, об этом они рассказали, но сперва ему пришлось спросить. «И они ни словом не обмолвились об отце Ранда. Может, не подумали, что меня это интересует, а может, потому, что… Чтоб мне сгореть, не знаю я. Да и кому ведомо, что там на уме у Айз Седай?»

– Мать, я путешествовал с другом. С Рандом ал’Тором. Вы же помните его? Не знаете, все ли с ним хорошо? Готов об заклад биться, его отец тоже о нем беспокоится.

– Насколько мне известно, – ровным голосом ответила Амерлин, – с мальчиком все более или менее в порядке, хотя кто его знает? Видела я его лишь однажды, тогда же, когда встречалась с тобой, в Фал Дара. – Она повернулась к хранительнице летописей. – Думаю, Лиане, он сумеет осилить небольшой кусок пирога. И что-нибудь промочить горло, раз уж он завел все эти разговоры. Не проследишь, чтобы все это ему принесли?

Высокая Айз Седай негромко пробормотала:

– Как прикажешь, мать, – и вышла из комнаты.

Вновь повернувшись к Мэту, Амерлин улыбалась, однако глаза ее были холодны, как голубой лед.

– Существуют вещи, говорить о которых опасно для тебя, возможно, даже в присутствии Лиане. Язык, болтающийся, как сорванный парус, погубил больше людей, чем внезапные штормы.

– Опасно, мать? – Во рту у Мэта неожиданно пересохло, но он подавил желание облизать губы. «Свет, сколь многое она знает о Ранде? Если только Морейн не скрывала так много секретов». – Но, мать, мне не известно ничего такого опасного. А из того, что известно, я едва ли половину вспомнить в состоянии.

– Ты помнишь Рог?

– Что за рог, мать?

В один миг Амерлин вскочила на ноги и нависла над Мэтом – так быстро, что он еле успел заметить ее движение.

– Станешь в игры играть со мной, мальчик, и ты у меня плакать и мамочку звать на помощь станешь. На игры ни у меня, ни у тебя времени нет. Теперь отвечай: помнишь?

Завернувшийся в одеяло, в которое он крепко вцепился пальцами, Мэт проглотил комок в горле и в конце концов сумел вымолвить:

– Да, мать, помню.

Она, как показалось, испытала облегчение, пусть и небольшое, и Мэт судорожно передернул плечами. Он чувствовал себя так, будто голова его лежала на плахе и ему только что позволили ее оттуда убрать.

– Хорошо. Это хорошо, Мэт. – Амерлин снова опустилась в кресло – медленно, продолжая изучать его взглядом. – Тебе известно, что отныне ты связан с Рогом?

Потрясенный, Мэт безмолвно, одними губами, повторил слово «связан», и Амерлин кивнула:

– Так я и думала, что ты не знаешь. Ты был первым, кто протрубил в Рог Валир, после того как он был найден. Для тебя Рог поднимет из могил павших героев. Для любого другого это всего лишь рог – до тех пор, пока ты жив.

Мэт глубоко вздохнул.

– Пока я жив, – повторил он тусклым голосом, и Амерлин кивнула. – Вы могли дать мне умереть. – (Она вновь кивнула.) – Тогда вы могли бы передать его любому, кому бы вы пожелали, и Рог бы у него сработал. – (И снова кивок.) – Кровь и пепел! Вы хотите, чтобы я протрубил в Рог по вашей указке. Вы хотите, чтобы я, когда придет час Последней битвы, призвал для вас из могил героев, дабы они сражались с Темным. Кровь и проклятый пепел!

Амерлин оперлась локтем на ручку кресла и положила подбородок на ладонь. Она не сводила глаз с Мэта:

– А ты предпочел бы иной вариант?

Мэт нахмурился было, но тут же вспомнил, в чем заключается «иной вариант». Если кто-то другой должен протрубить в Рог…

– Так вы желаете, чтобы я трубил в Рог? Ладно, тогда я буду трубить в Рог. Я ведь и не говорил, что не стану. Ни разу не говорил, разве не так?

Амерлин раздраженно вздохнула:

– Ты напоминаешь мне моего дядюшку Хуана. Поймать дядюшку на слове не удавалось никому. Как и ты, он любил азартные игры, а не труд и куда большее предпочтение отдавал всяким развлечениям, а не работе. Однако погиб он, вынося детей из горящего дома. Не хотел уходить, пока там хоть кто-то еще оставался. Похож ли ты на него, Мэт? Придешь ли, когда пламя взметнется до небес?

Мэт не решался встретиться с нею взглядом: он уставился на собственные пальцы, нервно теребившие одеяло.

– Я не герой. Просто делаю то, что должен, но я не герой.

– Большинство из тех, кого мы называем героями, лишь делали то, что должны были делать. Полагаю, этого будет достаточно. До поры до времени. Ни с кем, кроме меня, сын мой, ты не должен говорить о Роге. Как и о том, что ты с ним связан.

«До поры до времени? – подумал Мэт. – Проклятье, но это все, что тебе светит, – и сейчас, и вообще когда-либо».

– Я не собираюсь трепать языком каждому треклятому встреч… – Амерлин приподняла бровь, и Мэт заставил свой голос вновь звучать поспокойнее. – Не хочу я никому говорить. Желаю, чтобы никто об этом не знал. А почему вам хочется держать это в таком секрете? Не доверяете вашим Айз Седай?

Какое-то время Мэт был уверен, что зашел слишком далеко. Ее лицо окаменело, а взгляд способен был вытесывать топорища.

– Если б я могла сделать так, чтобы о том знали только ты да я, – холодно произнесла Амерлин, – я бы это сделала. Чем больше людей о чем-то знают, тем больше это знание распространяется, пусть даже делятся им с лучшими намерениями. Большинство людей в мире считают, что Рог Валир – всего-навсего легенда, а те, кто поосведомленней, верят, будто Рог еще предстоит найти кому-то из отправившихся на поиски охотников. Однако в Шайол Гул известно, что Рог уже найден, а это значит, что о находке знают по меньшей мере несколько приспешников Темного. Но им неизвестно, где он сейчас, и, да осияет нас Свет, им неведомо, что в него протрубил ты. Неужели ты вправду желаешь, чтобы тебя преследовали друзья Темного? Или Полулюди, или иные отродья Тени? Им нужен Рог. Знать об этом ты должен. Рог будет действовать для Тени точно так же, как и для Света. Но чтобы Рог сработал для них, они должны захватить тебя в плен или убить. Ты готов идти на такой риск?

Мэту вдруг захотелось натянуть на себя еще одно одеяло или, может, перину из гусиного пуха. Комната внезапно показалась ему необыкновенно холодной, точно выстуженной.

– Вы хотите сказать, что приспешники Темного могут и сюда за мной заявиться? Я-то думал, Белая Башня способна держать друзей Темного на расстоянии. – Мэту припомнились слова Селин о Черных Айя, и он теперь терялся в догадках, что же скажет о них Амерлин.

– И это веская причина остаться тут. – Женщина поднялась, расправляя юбки. – Отдыхай, сын мой. Скоро ты почувствуешь себя намного лучше. Отдыхай.

И она тихонько затворила за собою дверь.

Долгое время Мэт лежал неподвижно, уставившись в потолок. Он едва заметил, как явилась служанка с куском пирога и еще одним кувшином молока. Уходя, она забрала поднос с опустевшими блюдами. От теплого запаха яблок и специй в желудке у Мэта громко заурчало, но юноша и на это не обратил внимания. Амерлин полагала, будто заперла его – точно овечку в загон. А Селин… «Кто же она такая, во имя Света? Чего она хочет?» В чем-то Селин оказалась права; однако Амерлин не стала от него скрывать, что желает его использовать, и сказала, каким образом. В некотором смысле. В ее рассказе обнаружилось слишком уж много прорех, что никак его не устраивало, и слишком много было дыр, через которые она могла подсунуть ему что-то смертельно опасное. У Амерлин имелись на него свои планы, и Селин хотела им как-то воспользоваться, так что Мэт ощущал себя канатом, который они тянут в разные стороны. Ему подумалось, что лучше столкнуться нос к носу с троллоками, нежели очутиться меж этими женщинами.

Нет, должна найтись какая-нибудь лазейка, чтобы выбраться из Тар Валона, должен быть способ вырваться из двойной хватки этой парочки. Лишь бы оказаться за рекой, а там он сумеет выскользнуть из лап и всех Айз Седай, и Селин, и приспешников Темного. В чем в чем, а в этом Мэт был уверен. Выход должен быть. Все, что для этого нужно, – обдумать свое положение со всех сторон.

Пирог остывал на столе.

Глава 21. Мир снов

Торопливо шагая по тускло освещенному коридору, Эгвейн не переставала оттирать руки полотенцем. Хоть она дважды их вымыла, до сих пор руки казались ей скользкими от жира. Не думала она, что в мире так много котлов. Кроме того, сегодня был день, когда пекли хлеб, так что золу из печей приходилось выгребать ведрами. И еще нужно было чистить очаги. И протирать столы мелким песком, пока они не станут белыми, словно кость, да выскабливать полы, работая на четвереньках. Пятна сажи и жира замарали белое платье девушки. Спина у нее просто разламывалась, и хотелось ей только одного – упасть на кровать, но появившаяся на кухне Верин – она якобы решила прихватить в свои покои чего-нибудь перекусить, – проходя мимо Эгвейн, шепотом велела девушке прийти к себе.

Верин занимала комнаты над библиотекой, в одном из коридоров, где, кроме нее, появлялись лишь немногие из Коричневых сестер. Воздух в тех переходах был так пронизан пылью, словно живущие в этой части Башни Айз Седай были столь поглощены своими делами, что даже не утруждали себя требовать от служанок прибираться почаще. Вдобавок коридоры здесь самым причудливым образом то сворачивали вбок, то изгибались куда-то в сторону либо неожиданно устремлялись вверх или уводили вниз. Гобелены на стенах встречались нечасто, а их цветные узоры потускнели, по-видимому, оттого, что их чистили и в надлежащий порядок приводили не чаще, чем все прочее, что здесь находилось. Поскольку многие лампы не горели, бо́льшая часть коридора утопала в полумраке. Эгвейн подумала, что она оказалась тут одна-одинешенька, вот только вдалеке промелькнуло что-то белое, – видимо, то была какая-то послушница или кто-то из прислуги торопился исполнить поручение. Стук туфлей девушки на ничем не покрытом каменном полу, выложенном черными и белыми плитками, отдавался по коридору эхом. Не слишком-то уютное местечко для размышлений о Черной Айя.

Но вот Эгвейн обнаружила то, что ей велела отыскать Верин. Темная филенчатая дверь на площадке, которой коридор завершает подъем, рядом с пропыленным гобеленом, на котором какой-то король, восседающий на коне, принимал капитуляцию другого правителя. Верин назвала ей имена обоих королей – умерших за сотни лет до рождения Артура Ястребиное Крыло; казалось, Верин все исторические события знает едва ли не назубок – однако Эгвейн не сумела бы припомнить ни эти имена, ни названия давно исчезнувших стран, которыми те правили. Для нее гобелен был всего лишь стенным украшением, изображение на котором тем не менее вполне совпадало с данным Верин описанием.

Теперь, когда стих звук ее собственных шагов, коридор показался Эгвейн еще более пустым и пугающим. Она постучала в дверь и поспешно вошла, едва услышав произнесенные рассеянным голосом слова: «Кто там? Войдите».

Шагнув через порог, девушка в изумлении остановилась, оглядываясь по сторонам. Полки протянулись по всем стенам, оставляя свободными лишь дверь, которая, должно быть, вела во внутренние покои, да еще одно место, где были развешены разные карты, по большей части в несколько слоев, а также то, что напоминало схемы, изображающие ночное небо. Эгвейн узнала наименования некоторых созвездий: Пахарь и Воз-с-Сеном, Лучник и Семь Сестриц, – но прочие были ей незнакомы. Вокруг громоздились стопки книг и бумаг, были разложены отдельные листы и свитки – повсюду, где для них нашлось место, а меж стопок, иногда даже венчая их, стояли всякие странные вещицы. Необычные фигуры из стекла или металла, сферы, соединенные трубками, и окружности, окольцовывающие круги поменьше, размещались среди костей и черепов всевозможных видов и форм. Нечто походившее на чучело бурой совы, размером не больше девичьей ладони, восседало на предмете, напоминавшем выбеленный череп ящерицы, вот только таковым он никак быть не мог, ибо в длину этот череп был больше, чем рука Эгвейн от запястья до локтя, а искривленные зубы по величине не уступали ее пальцам. Подсвечники, расставленные в странном порядке, хорошо освещали одни книги и бумаги и оставляли в темноте другие, а некоторые свечи стояли так, что возникало опасение, не загорятся ли документы. Эгвейн чуть не подскочила, когда сова вдруг повернула к девушке голову и моргнула.

– Ах да, – промолвила Верин, которая сидела за столом, так же заваленным книгами, бумагами, как и вся комната. Айз Седай бережно держала в руках потрепанный и порванный по краям бумажный лист. – Это ты. Да. – Заметив, как Эгвейн косится на сову, Верин рассеянно добавила: – Она истребляет мышей. Те грызут и портят бумагу. – Она обвела рукой комнату, и этот жест заставил ее вспомнить про лист, что был у нее в руках. – Вот, весьма занимательно. Розел из Эссама утверждала, будто после Разлома Мира уцелело более сотни страниц, а кому было знать, как не ей, ведь писала она об этом всего двести лет спустя, однако до нас, насколько мне известно, дошел один лишь этот обрывок. Вероятно, только один-единственный экземпляр, вот этот самый. Розел писала, что манускрипт сей хранит тайны, от которых содрогнулся бы мир, и потому она не станет говорить о них напрямую. Я читала и перечитывала эту страницу тысячу раз, пытаясь разгадать, что же она имела в виду.

Крошечная сова вновь подмигнула Эгвейн. Девушка постаралась отвести от птицы взгляд.

– Что же там говорится, Верин Седай?

Верин моргнула, что было весьма похоже на то, как это делала сова.

– Что говорится? Учти, это дословный перевод, и звучит он практически так, словно бард декламирует возвышенным слогом. Вот, слушай. «Сердце Мрака. Ба’алзамон. Имя, что таится внутри имени, закутанного в покров имени. Тайна, что сокрыта внутри тайны, упрятанной под пологом тайны. Предавший Надежду. Ишамаэль предает всю надежду. Правда жжет и опаляет. Надежда рушится перед правдой. Ложь – наш щит. Кто способен выстоять против Сердца Мрака? Кто может встать лицом к лицу с Предавшим Надежду? Душа тени, Душа Тени, он…» – Верин умолкла и вздохнула. – На этом текст обрывается. Как бы ты его истолковала?

– Не знаю, – произнесла Эгвейн. – Но мне он не нравится.

– А разве должен, дитя мое? Должно ли это тебе нравиться, или же ты должна это понимать? Я почти сорок лет изучала этот отрывок, но я его все равно не понимаю. И он мне не нравится. – Верин аккуратно уложила страничку в папку из жесткой кожи с шелковой подкладкой, затем небрежно впихнула папку куда-то в стопку бумаг. – Но ты здесь не за этим. – Что-то бормоча себе под нос, она принялась рыться на столе, порой едва успевая удержать от падения ту или иную груду книг или рукописей. В конце концов Коричневая сестра явила на свет тоненькую стопочку перевязанных узловатым шнурком страниц, исписанных мелким, похожим на паутинное плетение почерком. – Вот, дитя мое. Здесь все, что известно о Лиандрин и женщинах, которые с ней ушли. Имена, возраст, из каких они Айя, где родились. Все, что мне удалось разыскать в наших записях. Указано даже то, как они показали себя во время обучения. Здесь также собрано то, что нам известно о похищенных ими тер’ангриалах, – впрочем, знаем мы не очень-то много. Главным образом только их описания. Не знаю, пригодится ли хоть что-то из этих сведений. Я в них не обнаружила ничего полезного.

– Может, кто-то из нас что-нибудь отыщет? – Неожиданно для самой Эгвейн на нее нахлынула волна подозрения. «Если только она что-то не упустила». Похоже, Амерлин доверяла Верин лишь потому, что вынуждена была ей доверять. А если сама Верин – из Черной Айя? Эгвейн тряхнула головой, отгоняя подозрительные домыслы. Вместе с Верин девушка проделала весь путь от мыса Томан до Тар Валона, и в голове у нее никак не укладывалось, что эта полненькая, погруженная в книги и собственные заметки ученая дама могла вдруг оказаться приспешницей Темного. – Я доверяю вам, Верин Седай. – «А могу ли я доверять?»

Айз Седай, глядя на Эгвейн, вновь моргнула, затем качнула головой, как будто отбрасывая какие-то свои мысли.

– Тот список, что я тебе дала, может статься, и важен, а может обернуться пустой тратой бумаги, но он – не единственная причина, по которой я тебя позвала. – Верин принялась перекладывать и передвигать бумаги и вещи на столе, чтобы освободить пространство; при этом некоторые из шатких стопок стали еще выше. – От Анайи я узнала, что ты можешь быть сновидицей. Последней сновидицей, четыреста семьдесят три года назад, оказалась Корианин Недеал, и, по-моему, судя по имеющимся записям, подобного звания она мало заслуживала. Будет весьма интересно, если ты станешь настоящей сновидицей.

– Она проверяла меня, Верин Седай, но не смогла доподлинно удостовериться, предсказывал ли будущее хоть один из моих снов.

– Предсказание будущего, дитя мое, лишь часть того, что под силу сновидице. Быть может, это наименьшее, на что она способна. Анайя предпочитает развивать способности девушек помалу, не спеша, что, по моему мнению, чересчур медленно. Взгляни-ка сюда. – На освобожденном участке стола Верин прочертила пальцем ряд параллельных линий, ясно различимых среди пыли, покрывающей натертую старым пчелиным воском столешницу. – Допустим, эти линии представляют собой миры, которые могли бы существовать в случаях, если бы были приняты иные решения, если бы события в главных, поворотных пунктах Узора пошли по-другому.

– Миры, которых можно достичь при помощи Портальных камней, – сказала Эгвейн, дабы продемонстрировать, что по дороге от мыса Томан она не пропускала мимо ушей лекции Верин. Но как сказанное Айз Седай может быть связано с тем, является она сновидицей или нет?

– Очень хорошо. Однако Узор может представлять собой гораздо более сложный рисунок, чем этот, дитя мое. Колесо собирает наши жизни в общую ткань, образуя Узор эпохи, но и сами эпохи тоже вплетаются в Кружево, в Великий Узор. Однако кто знает, составляет ли это хотя бы десятую часть всего мирового плетения? В Эпоху легенд некоторые, по-видимому, полагали, будто существуют еще и другие миры – достичь которых нам куда трудней, чем добраться до миров Портальных камней, если в такое возможно поверить, – миры, лежащие приблизительно так. – И Верин прочертила еще несколько линий, пересекая ими первоначальный набор параллелей. Какое-то время она пристально рассматривала получившийся рисунок. – Основа и уто́к ткани. Возможно, Колесо Времени плетет еще более обширный Узор, где сами миры являются его нитями. – Выпрямившись, Верин вытерла пыль с пальцев. – Впрочем, для нас это никакого значения не имеет. Во всех этих мирах, в чем бы они между собой ни различались, некоторые вещи остаются неизменными. Одна из них такова: во всех мирах Темный заключен в узилище.

Помимо воли Эгвейн шагнула ближе к столу, чтобы взглянуть на линии, начерченные Верин.

– Во всех мирах? Как такое возможно? Неужели вы говорите, что в каждом из миров – свой Отец Лжи? – Мысль о существовании столь многих Темных заставила ее содрогнуться.

– Нет, дитя мое. Есть один-единственный Создатель, и он одновременно пребывает во всех мирах. И также есть лишь один Темный, тоже существующий одновременно во всех этих мирах. Если Темный освободится из той тюрьмы, которую устроил Создатель в каком-то из миров, то он станет свободен во всех мирах. До тех пор пока в одном из миров он пребывает в узилище, он остается узником и во всех иных мирах.

– По-моему, это бессмыслица, – запротестовала Эгвейн.

– Это парадокс, дитя мое. Темный является воплощением парадокса и хаоса, разрушителем причины и логики, уничтожителем равновесия, ниспровергателем порядка.

Сова, вдруг взмахнув крыльями, бесшумно перелетела на большой белый череп, лежащий на полке позади Айз Седай, и, то и дело мигая, уставилась оттуда на обеих женщин. Этот череп Эгвейн приметила, едва войдя в комнату, из-за его закрученных рогов и вытянутой морды, и смутно подивилась, гадая, у какой породы баран имеет столь огромную голову. Теперь же она обратила внимание на округлость черепа, на высоту лба. Это вовсе не бараний череп, это череп троллока.

Эгвейн судорожно вдохнула:

– Верин Седай, но какое отношение все это имеет к тому, сновидица я или нет? Темный скован стенами Шайол Гул, и я не хочу допустить даже мысли о том, что он вырвался. – «Однако печати на его узилище ослабевают. Теперь об этом знают даже послушницы».

– Какое отношение? Вообще-то, никакого, дитя мое. За исключением того, что все мы так или иначе обязаны противостоять Темному. Сейчас он заключен в узилище, однако Узор не привел бы в мир Ранда ал’Тора без всякого предназначения. Дракон Возрожденный встанет лицом к лицу с Повелителем Могил; едва ли можно это оспорить. Разумеется, если Ранд проживет достаточно для этой встречи. Темный будет пытаться деформировать Узор, если сумеет. Кстати, мы не слишком далеко ушли в сторону?

– Простите меня, Верин Седай, но если это, – Эгвейн указала на проведенные в пыли линии, – не имеет никакого отношения к тому, сновидица я или нет, зачем вы рассказываете мне об этом?

Верин воззрилась на девушку так, будто та нарочно прикидывается непроходимой тупицей:

– Никакого отношения? Безусловно, тут имеется связь, дитя мое. Дело в том, что, помимо Создателя и Темного, есть и третья неизменная вещь. Существует особый мир, он лежит внутри каждого из имеющихся миров – одновременно внутри их всех. Или, быть может, окружает все миры разом. Сочинители в Эпоху легенд называли его Тел’аран’риод, Незримый мир. Существует иной перевод, который, вероятно, точнее: Мир снов. Многие люди – простые обыватели, не смеющие и помыслить о направлении Силы, – иногда мельком видят в своих снах Тел’аран’риод, а через него даже улавливают проблески тех, иных миров. Поразмысли-ка о том необычном, что ты видела в своих снах. Однако знай, дитя мое: сновидица – истинная сновидица – способна по собственной воле войти в Тел’аран’риод.