Текст книги "Не убоюсь зла"

– Джейк, я хочу предложить тост… нет-нет, не вставай. Тот же самый тост, Джейк. Всегда тот же с этого дня, всякий раз, как мы будем пить вдвоем… но без слов. – Она сделала глоток и опустила бокал. – Джейк…

– Иоганн?

– Джоан. Не могу больше быть Иоганном. Джейк, ты знаешь, что у меня не было расчета выжить после операции? Это была уловка. Законная уловка.

– Конечно, Ио… Джоан. Поэтому я и взялся помочь.

– Знаю. Самое великодушное проявление дружбы в моей жизни. Как там японцы называют человека, помогающего другому сделать харакири? Ладно, забудь. Посмотри мне в глаза. Ты ведь понимаешь в глубине души, что мне приятнее было бы умереть, чем… выжить за ее счет? Понимаешь, Джейк? Или мне придется жить еще целую жизнь, ненавидя себя за это?

Саломон твердо посмотрел ей в глаза:

– Да. Джоан, я понимаю. Это не твоя вина. Не кори себя. Юнис бы этого не хотела!

– Знаю! Плачь, мой дорогой Джейк, не сдерживай слез. Видишь, я тоже плачу. Только постарайся совсем не расклеиться, а то и я расклеюсь. Джейк, любой из нас скорее умер бы, чем позволил такому случиться. Я твердо знаю это про тебя, и, надеюсь, ты так же думаешь обо мне. Без твоей поддержки мне бы не удалось этого выдержать. Посмотри на меня – молодое, красивое тело, в котором живет разум девяностапятилетнего старика, у которого не осталось друзей… кроме тебя.

– Заведешь новых.

– Сомневаюсь. Я уже слишком долго на этом свете. Наверное, что-то похожее испытывал Вечный жид. Как его звали? Ага-что-то-там. Память у меня не под стать молодому телу. Но один вопрос не идет у меня из головы: Джейк, какова вероятность, что муж Юнис причастен к ее гибели? Эти кровавые деньги, обещанная мною награда… не они ли его соблазнили?

(Босс, босс, вы целите пальцем в небо. Я сама могу дать вам ответ!) (Прости, милая, прости, если можешь, но мне нужны твердые доказательства.)

– Джейк? Было ли это убийством… по моей вине?

Адвокат помотал головой:

– Ты меня поражаешь. Но, конечно, ты не знаешь всех обстоятельств. Не было никакого подстрекательства. Я очень тщательно составил договор. Будь на тебе вина, она была бы и на мне тоже. Но это не так.

– Откуда ты знаешь?

(Босс, прекратите! Пожалуйста!)

– Мистер Бранка навещал свою мать в Филадельфии. – (Видите?) – Чтобы получить его согласие, мне пришлось три дня его разыскивать. Три дня вас обоих держали в пригодном для операции состоянии. Джо Бранка даже не знал, что его жена погибла. Да и найти его оказалось чертовски трудно. Это были долгие три дня.

– Ты потратил на поиски три дня и ничего мне не сказал?!

– Я не мог допустить, чтобы Юнис погибла впустую! Ты в своем уме? К тому же тебя уже ввели в кому; Гарсия сделал это, как только я сообщил, что подходящее тело найдено. Ожидание было ужасно. Джоан… нет, Иоганн! Я тоже прошу у тебя прощения. Я ненавидел тебя за то, что умерла она, а не ты. Но я не отступился от задуманного – ради нее. А ненависть я преодолел. Хватило ума.

– Ненавидишь ли ты меня сейчас?

– А? – Саломон грустно поднял глаза. – Нет. Ты не только мой старый друг, всегда честный и порядочный, несмотря на грубую личину; друг, чьи достоинства всегда перевешивали недостатки… – Саломон вымучил улыбку, – пусть и ненамного. Ты еще и единственная ниточка, связывающая меня с ней.

– Правда. Джейк, надеюсь, мой характер стал мягче. Я уже чувствую, что мне легче улыбаться, легче проявлять терпение, чем в прежнем дряхлом теле. Но вернемся к Джо Бранке. Значит, он был в Филадельфии. А не мог он заказать убийство?

– Нет.

– Уверен?

– Уверен. Ио… Джоан, ты боишься, что твой миллион долларов породил преступную цепочку событий. Когда Джо Бранка нашелся, мне пришлось прыгать в самолет и лично лететь за его подписью. Он был не в себе. Не мог поверить, но смирился. И отказался от денег. Прежде чем он подписал разрешение на посмертное использование тела, мне пришлось приготовить документ об отказе от вознаграждения. По желанию Джо «Чейз Манхэттен» передал деньги Клубу редкой крови – в память о Юнис Бранке.

(Босс, я сейчас разревусь!) (И я.) (Джо… должно быть, он сейчас живет впроголодь!) (Это мы уладим.)

Джоан вздохнула:

– Чтоб меня черти взяли.

– Может, и возьмут. И меня заодно. А вот Джо Бранка – настоящий святой. Не от мира сего. Родился в трущобах – этакий цветок на болоте. Не согласился даже на меньшую сумму, настоял на том, чтобы оплатить нотариальное заверение и печать налоговой. Потратил все до цента. «Бедность меня не пугает» – так он сказал.

– Джейк, нужно ему помочь.

– Вряд ли получится. Джоан, он по-своему такой же гордый, как Юнис. Однако кое-что мне удалось провернуть. В ходе поисков мне пришлось получить судебное разрешение взломать дверь в их студию, и это нас спасло – я нашел там письмо от его матери, и оно подсказало нам, где искать. Но я также выяснил, что срок арендной платы вот-вот наступит. В агентстве недвижимости были уверены, что со смертью Юнис платить будет некому, и уже собирались расторгать договор. Я заплатил за ближайший месяц, а когда вернулся, выкупил помещение. Так что Джо не придется платить, покуда он сам захочет там жить. Затем я заручился поддержкой знакомого судьи и переписал на Джо банковский счет Юнис в обход юридических формальностей. Девочка не транжирила деньги; у нее накопилось достаточно, чтобы Джо прокормился ближайшие года два.

(Он спустит все за два месяц, босс. Джо не знает цены деньгам. Для него банковский счет – нечто нереальное.) (Не волнуйся, милая, мы с Джейком все уладим.)

Джоан снова вздохнула:

– Джейк, ты меня успокоил. Но судьба мужа Юнис все равно меня волнует. Нужно о нем позаботиться. Раз он не от мира сего, то можно найти способ помогать ему без его ведома.

– Хорошо, Джоан, попробуем. Но Джо Бранка преподал мне урок – в мои-то лета! – что не все в мире можно купить за деньги. Есть люди, которых деньги не интересуют.

– Еще хереса? Я не откажусь от капельки. Если ты не можешь остаться, то я отменю ужин и попрошу, чтобы меня уложили спать.

– Джоан, тебе нужно есть. Набираться сил. Ты будешь есть, если я останусь?

Она озарила его самой лучезарной улыбкой из арсенала Юнис:

– Конечно! Мой дорогой Джейк, спасибо!

Ужин был неофициальный. Подавали только Каннингем и двое слуг. Джоан изо всех сил изображала обаятельную и радушную хозяйку, стараясь не есть слишком жадно, а все было такое вкусное! Обсуждение личных вопросов пришлось отложить до кофе. Джейк отказался от чашки перфекто и согласился на портвейн.

– Спасибо, Каннингем, можете идти, – сказала Джоан.

Оставшись с адвокатом наедине, она спросила:

– Джейк, когда меня вызовут на слушания о дееспособности?

– Что? Когда ты будешь в силах. Или тебе не терпится?

– Нет. Я готова хоть остаток дней провести под твоей опекой.

Джейк едва заметно улыбнулся:

– Джоан, по прогнозам у тебя впереди еще лет шестьдесят, а вот у меня от силы десять-двенадцать.

– С этим трудно спорить. Но ты ведь продолжишь вести мои дела? Или я слишком многого прошу?

Саломон покрутил стакан:

– Джоан, я не вижу причин, почему тебе не вести дела самостоятельно, как только суд отменит опекунство.

(Джоан, смени тему, а то он уйдет!) (Тише, сама вижу!) (Назови ему свое второе имя!)

– Джейк. Милый Джейк. Посмотри на меня. Внимательно посмотри. Вот, именно так. Джейк… ты бы предпочел не видеть меня такой, какая я сейчас?

Юрист не ответил, и Джоан продолжила:

– Тебе лучше привыкнуть, а не бежать от меня. Она… Юнис… наверняка хотела бы, чтобы ты остался со мной.

(Отлично, сестренка, врежьте ему еще. Он хочет остаться.)

– Джоан, все не так просто.

– Просто ничего не бывает. Но убежать у тебя не выйдет, ведь я останусь такой, какая есть, – с ее телом, моим разумом. Ты не сможешь этого изменить. Чего ты добьешься, если уйдешь? Оставишь меня без единственного друга, которому можно доверять, только и всего. Что нужно, чтобы сменить имя?

– Что?

– Сменить имя. Когда восьмого декабря тысяча девятьсот сорок первого года Иоганн Шмидт ушел добровольцем на войну, его фамилию изменили на Смит только потому, что он так назвал ее сержанту. С тех пор никого это не волновало. Теперь я хочу, чтобы все было официально, учитывая, на каком количестве документов стоит моя подпись. Технически это смена пола, верно? Надо ли ее как-то регистрировать, направлять уведомление в суд?

Саломон напустил на себя официальный вид и тут же расслабился:

– Конечно. Об этом аспекте я как-то не подумал. Слишком много других забот. Джоан, в том случае смена фамилии была неформальной, но законной. Каждый человек вправе называться как хочет, если только не руководствуется преступными намерениями – с целью мошенничества, клеветы, ухода от налогов или уголовной ответственности и тому подобного. Ему не требуется разрешение суда. Можешь называть себя Джоан, Иоганном, да хоть Минивером Чиви, и это будет твоим именем, покуда ты пользуешься им в рамках закона. Произносить его можешь, как тебе бог на душу положит. Мне попадалось на глаза дело одного человека, который писал свою фамилию как «Заустински», а произносил как «Джонс». Он даже дал официальное объявление, как произносится его фамилия, хоть в этом и не было нужды; фамилия человека произносится так, как угодно его хозяину.

– А зачем он это сделал?

– Его бабка указала в завещании, что для наследования он должен сменить фамилию, но не уточнила, как ее произносить. Джоан, в твоем случае лучше подать официальный запрос; дождемся только, когда тебя освободят из-под опеки. Но де-факто ты уже можешь пользоваться новым именем.

– Тогда теперь я Джоан Юнис Смит.

От неожиданности Саломон опрокинул стакан и принялся лихорадочно вытирать пролитый портвейн.

– Джейк, не надо. Извини, что это произвело на тебя такое впечатление. Но ты же понимаешь, что так надо? Это моя дань ее памяти, публичное признание неоплатного долга. Вернуть этот долг я не могу, поэтому хочу выставить его на всеобщее обозрение, повесить как объявление на стену, как те бумажки, которые китайские преступные группировки вешают на дверь своим должникам. Кроме того, я ведь на девяносто пять процентов Юнис… и лишь на пять – старый Иоганн, который теперь зовется Джоан. И даже эту малую часть никто, кроме хирургов, и не видел. И наконец, последнее… Джейк, посмотри на меня. Если ты однажды забудешь про эту малую часть и назовешь меня «Юнис», я не обижусь; это тоже мое имя. А если ты намеренно назовешь меня Юнис, я почту это за честь. И всякий раз, как ты назовешь меня Джоан Юнис, я буду рада, зная, что ты делаешь это намеренно и принимаешь меня такой, какая я есть.

– Хорошо… Джоан Юнис.

Она улыбнулась:

– Спасибо, Джейк. Сейчас я счастлива, как никогда. Надеюсь, ты тоже.

– Гм. Да. Пожалуй. Такие перемены к лучшему… Джоан Юнис.

– Ты не пролил вино себе на брюки? Если пролил, отдай их Каннингему, он распорядится их выстирать. Джейк, почему ты так торопился домой? Важные дела? Каннингем найдет для тебя пару свежих носков, если ты об этом беспокоишься.

– Бог с тобой, Джоан… Джоан Юнис… я и так здесь уже двое суток.

– И ты думаешь, что, оставшись еще на третьи, злоупотребишь моим гостеприимством? Ничего подобного!

– Мне недалеко ехать. Несколько месяцев назад я выставил дом в анклаве на продажу. Теперь живу в Гибралтарском клубе. Хорошее обслуживание, близко к центру, никаких хлопот по хозяйству.

– Неплохо. Кстати, мне нужно не забыть выйти из этого клуба. – Джоан Юнис улыбнулась. – Теперь меня дальше дамской гостиной не пустят.

– Я позволил себе прекратить твое членство вскоре после того, как стал твоим опекуном, – сухо ответил адвокат.

Джоан весело рассмеялась:

– А я ведь числюсь среди его основателей! Красота! Белым, черным, желтым вход открыт, а вот женщины – люди второго сорта. Непросто будет к этому привыкнуть, старина Джейк.

– Да… Джоан Юнис.

– Сейчас ты нужен мне, как никогда. В какой спальне ты ночевал?

– В Коричневой.

– Каннингем совсем из ума выжил? Нужно было поселить тебя в Зеленых комнатах.

– Зеленые комнаты приспособили для больничного оборудования. Я сам распорядился.

– Так отмени распоряжение! Они твои, а кладовку можно устроить в другом месте. А лучше выкинуть все это барахло; оно мне теперь вряд ли понадобится.

– Хедрик уже вывез половину.

– Вот и замечательно. Сегодня потерпи в Коричневой спальне, а завтра Каннингем приведет Зеленые комнаты в порядок.

– Джоан Юнис, с чего ты взяла, будто я сюда перееду? Это не так.

– Я не сказала, что ты переедешь. Просто говорю, что комнаты твои, и твое дело, оставаться там на ночь или на год. Можешь приходить без приглашения и даже не заглядывать ко мне. Однако надеюсь, что ты будешь заглядывать как можно чаще. Хьюберт, мой камердинер, еще не уволился?

– Он ухаживал за мной, пока я плохо себя чувствовал.

– Вот пусть и дальше ухаживает всякий раз, как ты почтишь нас своим присутствием. Закрепляю его за Зелеными комнатами. Джейк, тебе стоит перевезти сюда часть своего гардероба.

– Черт побери… извини, Джоан Юнис.

– За то, что ты сказал «черт побери»? Довольно неожиданно. Неужели мой старейший друг должен выбирать выражения в моем присутствии? Джейк, да ты при мне произносил словечки, от которых за милю со стен краска облупливается. Причем в мой адрес.

– Да. Но теперь я должен помнить, что ты дама, Джоан Юнис.

– Как хочешь. Мне трудней будет стать настоящей дамой, чем тебе запомнить, что я вроде бы теперь она. Не обращай внимания, если что-нибудь вырвется. Тебе хорошо известно, что крепким словцом меня не обидишь. Так что ты хотел сказать?

– Я хотел сказать: «Черт побери, нам надо заботиться о твоей репутации, Джоан Юнис».

– О чем?! О моей женской репутации? Да какая у меня репутация? Я все равно что бородатая женщина из цирка. И наплевать.

– Джоан Юнис, вскоре после операции о тебе все забыли, но, как только мы появимся в суде, журналисты подхватят свежие новости. А то и раньше, если кто-нибудь из ассистентов доктора Хедрика или прислуги проговорится о твоем выздоровлении.

– Значит, побуду бородатой женщиной. Все равно сенсации-однодневки сейчас полностью отвечают своему названию – о них забывают на следующий же день. Не то что во времена моей юности. Джейк, последние пятьдесят лет я не слушаю, что обо мне говорят. Мой публичный образ, созданный пиарщиками, олицетворял не лично меня, а идеалы компании. Старая миссис Гранди давно уже в могиле, а нынешнему поколению плевать на ее оценку. И это единственное положительное изменение в современном испорченном мире. Вот Юнис, наверное, даже не знает, кто такая эта миссис Гранди.

(Еще как знаю. Моя училка из четвертого класса. Перепихивалась с завучем, пока его жена не узнала. Мы над этим хихикали, а вот вам, старый шалунишка, она бы понравилась. Продолжайте обрабатывать Джейка… время подъехать чуть ближе.) (Кто здесь за рулем?) (Я.)

Мистер Саломон задумчиво произнес:

– Насчет нынешнего поколения, наверное, твоя правда, Джоан Юнис. Только люди моих лет и старше привыкли задумываться о таком. Но тебе-то понятно, что мне не стоит жить у тебя.

– Джейк, я не настаиваю. И скомпрометировать тебя не пытаюсь…

– Меня? Вопрос в твоей репутации. Как минимум среди прислуги.

(Ах он, старый ханжа. Спросите, как он затащил меня в шкаф почти на глазах у Каннингема. Давайте попробуйте. Посмотрим, какой он смелый, если его прижать.)

– Джейк, очень любезно с твоей стороны, но мне плевать, о чем шепчутся слуги. В моих силах защитить тебя от ненужных сплетен. Теперь у меня есть настоящая викторианская дуэнья – добропорядочная горничная. Она будет жить в соседней комнате, которую раньше занимал Хьюберт. Если тебе неловко наедине со мной, она может составлять нам компанию.

(Эй, это еще зачем? Хотите сообразить на троих с Винни? Она, может, и согласится, а вот Джейк – ни за что. Осторожнее!) (Юнис, хватит говорить под руку.)

Адвокат удивленно вздернул бровь:

– Ты уже наняла горничную? Быстро же ты. Впрочем, сидеть сложа руки – это не про тебя. Или просто сделала перестановки в текущем штате?

– И то и другое. Доктор Гарсия рекомендовал мне нанять сиделку, и одна из медсестер согласилась остаться в другом качестве. Винни. Рыженькая, ты наверняка ее видел.

– Наверное.

(«Наверное?» Какие же мужчины лицемеры. Он наверняка не раз хотел шлепнуть ее по попке, а может, и шлепнул.)

– Мне с ней невероятно повезло. Умная, образованная, многому меня учит. Привыкла заботиться о людях. Мне, конечно, пришлось раскошелиться, зато ее профессиональная гордость не пострадает. Фактически она останется медсестрой, а горничной будет по дружбе. Думаю, сейчас она спит, но если попросить, то встанет и побудет с нами в роли дуэньи. Послать за ней?

– Зачем? Джоан Юнис, не дури и не раздувай из мухи слона.

– А мне показалось, это ты этим занимаешься. Став женщиной, я чувствую себя беззащитной… хотя это крепкое молодое тело куда надежнее стариковского. Мне тревожно, когда тебя нет рядом, и спокойно, когда ты приходишь. Джейк, я не могу заставить тебя поселиться здесь… но ты бы оказал мне этим огромную услугу. Здесь не хуже, чем… сколько у тебя комнат в Гибралтарском клубе?

– Две. Вполне достаточно.

– Они там небольшие… а в Зеленых комнатах одна гостиная не меньше этой моей. Можем прорубить из нее дверь в библиотеку второго этажа, чтобы у тебя был кабинет. Можешь перевезти любые вещи – места для книг и документов предостаточно. Мне давно уже не нужен этот гигантский мавзолей, ровно так же, как тебе не нужен твой дом. Однако если я попытаюсь его продать, то не получу и десяти процентов стоимости. При постройке меня больше всего волновала безопасность, поскольку тогда был самый разгар Беспорядков. Так что на взгляд со стороны его цена неочевидна. Это настоящая крепость, неприступнее полицейской казармы. Что ж, те времена еще могут вернуться, и тогда дом оправдает мои вложения. Но сейчас он просто большой, удобный и надежный. Не вижу причин, почему бы тебе в нем не пожить. Особенно когда ты вплотную займешься моими делами.

– Я уже занимался некоторыми твоими делами здесь. Хм… Джоан Юнис, как твой опекун, я взял на себя управление домом.

– А Каннингем не мог избавить тебя от этой мороки? Надо с ним поговорить.

– Ну… Да, он, как и прежде, выполняет свои обязанности. Я ничего не менял, но счел необходимым изучить домовые книги и разобраться с расходами и жалованьем прислуги. Тебя нагло грабят, особенно Каннингем.

– Замечательно!

– Что в этом замечательного?

– Джейк, ты ведь сам сказал, что мое состояние невозможно истратить. Если мой дворецкий продает на черном рынке две трети купленного для меня и кладет выручку в карман – что он делает уже давно, – то будет двумя руками держаться за свое место. В его интересах работать так, чтобы я был доволен. Джейк, назови мне более простой способ купить верность – или ее подобие? Пускай ворует. Не заграждай рта у вола молотящего. Хорошая лошадка должна получать свой кусок сахара.

– Ты создаешь опасный прецедент. Поощряешь коррупцию.

– Страна и так насквозь коррумпирована. Но играть по другим правилам теперь нельзя. В загнивающем обществе надо как-то жить. Джейк, ты нужен мне здесь. Я надеюсь, что ты поселишься у меня. Я буду счастлива и спокойна, живя с тобой под одной крышей. Не беспокойся за мою репутацию – а твою поможет сохранить Винни. И тем более не волнуйся из-за домовых расходов, подписывай все не глядя. А вот если Каннингем хоть в чем-то тебе не угодит, устрой ему головомойку. Он должен отрабатывать украденное. К слову, начальник охраны тоже ворует. Думаю, они с Каннингемом делятся поровну. Я не сую в это нос, чтобы их не смущать.

Саломон улыбнулся:

– Джоан Юнис, для молодой и красивой женщины ты говоришь слишком похоже на одного старого циника, которого я когда-то знал.

– Правда? Дорогой Джейк, я постараюсь говорить иначе. Роль старого циника переходит к тебе; я же должна вести себя как подобает даме. Если получится. Но прошу, не нарушай порядок в доме – иначе получится как при реформе правительственного аппарата: затрат больше, эффективность ниже. Твои слуги что, никогда у тебя не воровали?

Адвокат смутился:

– Ну… случалось. Но у меня была лучшая кухарка в анклаве «Тихая гавань». Если бы я ее уволил, то новой пришлось бы платить не меньше и она клала бы сахар в подливу. Меня возмутило, что они воровали у тебя, пользуясь твоей беспомощностью. Но покуда были шансы на твое выздоровление, я не вмешивался. Хотел передать дом в том же состоянии, в котором он был. Так и сделаю.

– Спасибо, Джейк. Я, конечно, еще не благовоспитанная дама, но старым циником себя уже не чувствую. Ощущаю себя женщиной, оправляющейся после тяжелой болезни. Пора мне прилечь. Проводишь?

– Гм… я позову сестру.

– Джейк, Джейк, хватит трястись над моим телом. Подай руку. Я сама встану, если ты меня поддержишь… И до кровати дойду, если позволишь на себя опереться.

Саломон сдался и протянул обе руки. Помог Джоан Юнис подняться и проводил ее до постели. Она быстро улеглась, накрылась одеялом и стянула сорочку.

– Спасибо, Джейк.

– Не за что, Джоан Юнис.

– Позавтракаем вместе? Или пообедаем, если тебе хочется поспать подольше.

– Давай пообедаем.

– Жду не дождусь! – Она протянула руку.

Джейк склонился, промедлил лишь одно мгновение и поцеловал ее.

Джоан Юнис потянула его к себе:

– Наклонись поближе, милый. – Она приподнялась и обхватила его голову. – Ты любил ее.

– Да.

– Я тоже.

– Знаю.

– Назови меня по имени. Новому имени.

– Джоан… Джоан Юнис.

– Спасибо, Джейк. – Она медленно притянула его к себе и поцеловала в губы. – Спокойной ночи, любезный друг.

– Спокойной ночи, Джоан Юнис.

Он поспешно вышел.

(Джоан, сучка вы этакая, зачем было его так торопить?!) (Я не тороплю!) (Черта с два! Я в какой-то миг думала, что вы его прямо сейчас в постель затащите.) (Вздор!) (Да и себя так торопить не надо.) (Юнис, хватит придираться. Мне ничто не мешало в последнюю секунду дать задний ход. Просто было такое чувство, что я не прочь его поцеловать. В конце концов, во многих странах мужчины целуются с мужчинами в знак дружбы.)

(Если вы не заметили, то вы больше не мужчина, а психически неустойчивая баба.) (Заметила. Послушай, поцелуй был чисто символическим. Нужно было показать Джейку, что он может ко мне прикасаться и даже целовать меня на ночь… без всякого трагизма. Так и вышло. Мне вспомнилось, как отец целовал меня на ночь, пока я не стал большим мальчиком.)

(Что ж, может, Джейка и устроит быть отцом, но я бы на это не рассчитывала. Предупреждаю, сестренка: он способен целоваться гораздо лучше. Так, что внутри все тает и горит, начиная от пупка и далее по всем направлениям.) (Возможно, когда-нибудь мы это проверим. Но не скоро. А теперь замолчи и давай поспим. Глаза слипаются.) (Любите меня, босс?) (Люблю, милая, и буду любить всегда) (И я. Жаль, что не смогу поцеловать вас на ночь. Спокойной ночи, босс. Все будет хорошо.)

Но прежде чем она уснула, в комнату вошла Винифред, в ночной рубашке и тапочках.

– Мисс Джоан? – тихо окликнула она.

– Да, милая? Включи торшер.

– Мистер Саломон сказал, что вы легли…

– Судя по твоему виду, ты тоже только что из постели. Он тебя разбудил?

– Нет, что вы. Я болтала с миссис Слоун; она сегодня дежурит. Доктор Гарсия велел опускать вашу кровать на время сна. Вижу, что вы не послушались. Как мне ее опустить?

– Я сама. Вот так – вниз, вот так – вверх. Я еще не сплю. Опущу ее перед твоим уходом. Скажи доктору, что я послушная девочка.

– Хорошо! Вот вам таблетка. Миссис Слоун сказала, что доктор не настаивает, чтобы вы ее принимали. Хотите – примите, хотите – нет.

– Приму; уж очень спать хочется. Подай мне воды… и поцелуй на ночь. Иначе я обижусь и попрошу миссис Слоун сделать это вместо тебя.

Медсестричка хихикнула:

– Попробую себя заставить.

Спустя минуту Винифред ушла.

(Ну что, Юнис? Как тебе этот поцелуй?) (Неплохо, лесба. Скажем, восемьдесят процентов от того, как получается у Джейка.) (Не дразни меня.) (Сами увидите. Винни славная, но у Джейка за плечами годы практики. Я вовсе не принижаю достоинств Винни. Думала, вы ее к нам под одеяло затащите.) (Когда миссис Слоун в двух шагах и следит за нашим сердцебиением? За кого ты меня принимаешь? За полную дуру?) (Да.) (Спи уже!)