Текст книги "Трусливый ястреб"

– Бонжур, – произнес он.

– Что он сказал?

– Поздоровался на французском, – ответил Нэйт.

– Ты говоришь по-французски? – спросил Коннорс.

– Répondez s’il vous plaît, – произнес Нэйт.

Он повернулся к старику и заговорил с ним.

Мужчина широко улыбнулся, услышав Нэйта. У него были шишковатые руки и покрытые мозолями ноги. Он щеголял в черной футболке и набедренной повязке. Его увлекла беседа.

– Что он говорит? – спросил я.

Нэйт качнул головой и засмеялся, обернувшись к нам. Старик наблюдал.

– Он говорит, что рад нашему возвращению.

– О чем он вообще? – спросил Коннорс.

– Он принял нас за французов, – пояснил Нэйт.

– Тупой мудак, – фыркнул Коннорс.

– Не такой уж и тупой, – вступился Вендалл. – Французы провели много боев возле этой трассы. На секундочку, они умудрились проиграть одно крупное сражение вон там, возле перевала Ан Кхе, одиннадцать лет назад.

Мы проследили за его рукой.

– Многие местные жители воевали на стороне французов. Может, этот парень тоже.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Коннорс.

– Читал.

Нэйт объяснил старику, что французы не возвращались и что мы американцы. Затем ему пришлось рассказать, кто такие американцы, и объяснить, что мы приехали из гораздо более далекой страны, чем Франция, чтобы помочь ему победить коммунистов с севера.

– Хо Ши Мин, – старик расплылся в широкой ухмылке.

– Он что, за Хо Ши Мина? – опешил Реслер.

– Он говорит, что Хо крутой мужик, который скоро объединит всю страну.

Реслер с подозрением глянул на старика.

– Он что, вьетконговец?

– Не знаю, – ответил Нэйт, – с виду нормальный дед.

Мы отобедали сухпайками, кофе с сигаретой шел вместо десерта. Все остальное время пытались спрятаться от солнца. Но даже в тени удушливый воздух продолжал напоминать о жаре.

Я общался с Вендаллом о фотографии и французах. Он прочел «Улицу без радости» Бернарда Фолла. Рассказы о том, как французские войска были разбиты теми же людьми, с которыми нам предстояло сражаться, нагнали на меня тревогу. Основной причиной, по которой наше командование полагало, что мы можем победить там, где облажались французы, были вертолеты. Вендалл пояснил, что мы были официальным тестом.

Коннорс издевался над Нэйтом из-за его французского:

– Только гомики говорят по-французски, педрила.

Реслер валялся в тени своего «Хьюи», положив голову на полозья таким образом, что его подбородок практически касался груди. Он читал книгу в бумажной обложке. Парень из другого взвода пришел к нам показать мангуста, которого он купил у вьетнамских детишек. Это был молодой ручной зверек, солдат назвал его Вмандуст.

Мы ждали. Это было гораздо хуже боевой высадки. Да-да, гораздо хуже. Я понял, к чему все шло, и мысленно взмолился. От такой скуки я скоро начну с нетерпением ждать перестрелок. Ждать. Мне вспомнился парень, который рассказывал, что, если бы ему было суждено погибнуть на этой войне, он предпочел бы смерть в самом начале кампании, чтобы не сидеть по уши в дерьме, жаре и бесконечном ожидании. Разве это нормально?

Я услышал свист в два пальца и огляделся в поисках командира звена. Какой-то мужик делал круговые движения рукой над головой.

– Заводи! – заорал я, почувствовав внезапный прилив сил.

Отряд Оранжевых разбежался по машинам и включил зажигание. К закату мы успели подобрать ворчунов и отвезти их обратно на третий ряд без происшествий. Разведывательная вылазка ничего не дала. Вендалл объяснил, что вьетконговцы изучали образ наших действий перед вступлением в бой.

Следующим утром Лиз отыскал меня в очереди на завтрак и сообщил, что ему, мне и Реслеру предстоит учебный ночной полет.

– Реслер будет сидеть позади, пока ты летаешь, затем вы поменяетесь местами. Командор хочет, чтобы я проверил ваши навыки ночной посадки и погонял вас по полетным маршрутам.

Вдоволь намахавшись лопатами в зоне «Гольф», мы отправились нарезать тренировочные круги до полуночи. Мы держались очень высоко, на пяти тысячах футов, но возле Хео Рео нас все равно попытались обстрелять.

– Пятидесятый калибр, – тихо произнес Лиз, глядя на горящие красные точки, пляшущие в темноте. – Даже не близко.

Лично для меня было очень близко.

Периметр вокруг лагеря был виден с воздуха: полоса шириной в сотню ярдов, обнесенная колючей проволокой, проволочной спиралью, наземными и противопехотными минам. У нас было два слабых участка, один возле холма Гонконг, а второй возле речки. Оба участка постоянно атаковались вьетконговцами по ночам.

В случае серьезной атаки на лагерь всем вертолетам было предписано улетать прочь. Я не имел представления, куда именно, поскольку меня не включили в план эвакуации. По каким-то идиотским причинам в лагере должно было остаться несколько человек для обороны. Хоть в зад друг к другу залезьте, как нам было сказано. Реслер тоже входил в эту дьявольскую бригаду.

– Ты знал, что у нас есть дробовики? – спросил он меня как-то раз.

Реслер решил изучить наш арсенал, который мог пригодиться для защиты лагеря.

– Их нельзя использовать, – ответил я.

– Знаю, но у нас их почти две дюжины. Ты, я и остальное пушечное мясо должны знать об этих пушках. Ну типа, чтобы достать их, когда на тебя будут нестись сломя голову с криками «Тьен-лен!».

– Что значит «тьен-лен»?

– Вендалл говорит, что они так орут во время финального броска. Психическая атака и все такое.

– К черту Вендалла.

Именно поэтому каждую ночь я лежал на своей койке, исполненный ожиданий. Начеку.

Примерно в это же время я прочел первую статью о наших войсках в потрепанном экземпляре общественно-политического журнала, который ходил по рукам. Общее настроение статьи напоминало старую кинохронику, где мы выставлялись героями. Ко всеобщему удивлению, нас окрестили «Первым отрядом». Звучало достаточно высокопарно, не так круто, как «Кожаные Воротники», но лучше, чем «Дворняги». При помощи нашего секретного передового отряда мы расчистили место для более чем четырех сотен вертолетов на высоте три-четыре тысячи футов, пользуясь одними мачете. В статье говорилось о том, что наш личный состав воевал в Корее, на Филиппинах и чуть ли не бок о бок с генералом Кастером.

Далее в статье объяснялась цель нашего прибытия. Американские гарнизоны, расположенные на береговых территориях, представляли собой первый этап оказания поддержки Южному Вьетнаму и защиты их территорий. «Первый отряд» пробирался в самую глубь территорий Вьетконга. Оттуда наши вертолеты должны были обеспечить нам свободное перемещение по Вьетнаму для охоты на армию Вьетконга и помочь войскам обойти преграды в виде джунглей, гор и сожженных мостов. Напоследок в статье драматически сообщалось, что «Первый отряд» станет далеко не последним подразделением, прокладывающим путь в самое сердце вражеских территорий. На подходе были новые аэромобильные дивизии. Музыка, вертолеты летят в закат, камера удаляется.

После одного из вылетов Коннорс так раздухарился, что попытался накинуть швартовочный ремень на медленно вращающийся винт. Грузовик, который шел мимо рядов и подбирал нас по очереди, дал по тормозам возле его вертолета. Из переполненного кузова раздались крики:

– Тащи свой зад внутрь, Коннорс!

Он был последней остановкой. Когда одна из лопастей мелькнула в восьми футах над землей, Коннорс накинул на нее свободные концы ремня, упершись в колодку. Ремни обмотались вокруг лопасти, натянулись и подняли Коннорса в воздух.

– Коннорс, мать твою, где ты такому научился? – восторженно заорал Нэйт.

Коннорс соскочил на землю и попытался отряхнуться от пыли. Он повернулся к нам, чтобы сострить в ответ, но весь фургон зашелся в таком хохоте, что он растерялся и лишь выдавил глуповатую улыбку. Это было незабываемо. Ура, ротный пилот-инструктор страдает ерундой на глазах у всей роты!

– В жизни бы такое не повторил, – прокомментировал Реслер, сидевший рядом со мной на откидном борту сзади.

– А ты?

– Вряд ли, – ответил я. – Райкер, что думаешь?

– Я бы не смог, – громко ответил Райкер. – Только наш придурковатый пилот-инструктор способен заарканить вращающуюся лопасть.

Лиз сидел рядом со мной и улыбался. Мы с ним только что вернулись с совместного вылета, который выдался жарким. Я ощущал приятную усталость, спокойствие и удовлетворение.

Несколько вылетов подряд мы возили разведгруппы в Долину Счастья, высаживали их и ждали в ангарной зоне. Во время последнего вылета ворчуны вступили в легкий огневой контакт и доложили о нескольких вражеских отрядах в зоне высадки. Мы успели высадить три партии солдат, сделав три подлета, поэтому нам требовалось еще три подлета, чтобы всех вывезти.

Когда мы вернулись за второй партией, Лиз заметил, что Шейкер очень зря летает по одному и тому же маршруту над деревьями:

– Как только вьетконговцы догадаются, что мы повторяем свой маршрут, они посадят вдоль него пулеметчиков.

Мы были Оранжевым-4. Я держал управление. Я успел поднатореть в строевых полетах, поэтому откровенно наслаждался процессом. Замечание Лиза напомнило мне, что внизу находились люди, которым были до лампочки мои летные успехи. Они просто хотели сбить мой вертолет.

– Какие у нас альтернативы?

– Надо менять маршрут каждый раз. Сбивать их с толку.

Второй раз мы приземлились без происшествий. Половина пешек рассредоточилась по шестнадцати машинам, вторая половина осталась дожидаться последнего захода. После тридцатисекундной паузы на загрузку Шейкер взлетел над передней линией деревьев. Мы последовали за ним. Мой вертолет казался мощнее обычного. Я с легкостью держал строй и не отставал, в отличие от некоторых других машин. Когда все шло как по маслу, от воздушно-десантных штучек захватывало дух.

– Видишь, он взлетел ровно над тем же местом, где и в прошлый раз, – голос Лиза раздался в моих наушниках. – Зря, – пробурчал он.

Я подумал, что Лиз слишком осторожничает. На мой взгляд, все было в порядке.

У нас ушло тридцать минут на перевозку ворчунов до зоны «Гольф» и обратную дорогу. Шейкер повел нас обратно в долину на тысяче пятистах футах и ста узлах. Примерно за пять миль до зоны высадки он нырнул к верхушкам деревьев для захода на посадку. Полет на малых высотах был крайне увлекательным занятием. Лиз взял управление на себя, и я проходил мастер-класс по полету на малой высоте в его исполнении. Он держался прямо над кронами деревьев, но не отставал от машины, идущей впереди. Время от времени между нами и третьим вертолетом вырастали верхушки деревьев. Лиз пропускал фюзеляж между деревьями и в нужный момент качал винтом, чтобы не задеть проносящиеся мимо ветви. Сотня узлов не самая большая скорость, но, когда летишь прямо над землей, как это делали мы, ее восприятие сильно меняется.

– Старый маршрут, – бурчал Лиз, уворачиваясь от деревьев.

Шейкер заходил на посадку, как по учебнику, над самыми низкими препятствиями, по долине деревьев к зоне высадки – третий полет по этому маршруту.

– Желтый-два под огнем! – голос Декера прошил меня насквозь.

– Дульные вспышки на три часа.

Бесполезная информация. Нет позывных – нет позиции.

Когда Шейкер пересек переднюю линию деревьев, он скомандовал по связи равняться, чтобы мы начали тормозить для посадки.

– Белый-два, по нам бьют справа! – голос Коннорса раздался на фоне треска пулеметного огня из его же машины.

Мы могли попасть под обстрел в любую секунду. Я успел проверить выездную бронированную панель на кресле. Она была на месте, но я все равно чувствовал себя голым. Я ослабил управление, но Лиз быстро пришел на помощь. Какого хера нам не выдали бронежилеты?

Когда наш пулеметчик открыл правую дверь и высунул орудие, я попытался взять себя в руки. Я вглядывался в пролетающие мимо деревья и просветы, ища врагов. Если замечу их первым, дам наводку пулеметчику. Может быть. Если получу пулю, сориентирую нашего стрелка, думал я. Пусть хоть выстрелят в ответ.

Кто-то из строя впереди слишком сильно замедлился при выравнивании, и нам пришлось тормозить еще сильнее, чтобы избежать столкновения. Я чувствовал себя мухой, увязшей в патоке, над которой уже занесли мухобойку. Мимо нашего правого борта пронесся боевой вертолет с дымящимися пулеметами. Ворчуны, находящиеся в зоне высадки, орали по связи про обстрел. Я украдкой глянул на Лиза, но не смог разглядеть выражение его лица. Зона высадки была прямо впереди. По какой-то причине Лиз начал вилять хвостом, пока мы преодолевали последнюю сотню ярдов перед зоной.

– Вот он! – крикнул бортовой стрелок с моей стороны.

Его пулемет громко застрекотал.

– Снял его! – пулеметчик почти визжал. – Я снял его!

– Оранжевый-четыре, чарли на три часа, – Лиз дал наводку Красному отряду позади нас.

– Сэр, я снял его!

– Не отвлекайся, – заорал я, – не отвлекайся, твою мать!

«Слики» собрались в зоне высадки, и ворчуны ринулись из своего укрытия у линии деревьев к вертолетам. Красный-4, последний вертолет, сообщил, что все солдаты на борту. Шейкер приказал немедленно взлетать. Он медленно повернул налево, следуя по старому маршруту. Не успели мы с Лизом пересечь линию деревьев, как одна машина из отряда Шейкера сообщила про обстрел. Лиз резко взял влево, срезал угол поворота, который выполнил Шейкер, и снова начал вилять хвостом. Он шел ниже всех в строю. Между деревьями. Все машины, поднявшиеся над деревьями, сообщали о попаданиях или обстреле. («Попадание» означало, что пули били прямо по вертолету. Дульные вспышки, дым от выстрелов или прицеливающиеся чарли означали «обстрел».)

Мы промчались на малой высоте среди деревьев почти милю, прежде чем подняться на безопасную высоту. Все стихло. Я расслабил плечи.

– Раненые есть? – спросил Шейкер по связи.

Ответа не последовало. В машины попало всего несколько пуль. Декеру пробили лопасть несущего винта. Нэйту зарядили в фонарь кабины. У капитана Шермана, одного из наших пилотов, пуля застряла в броне кресла. Она вошла с такой силой, что сбила ему дыхание при ударе. Когда мы вернулись на базу, я взглянул на лунку, которая осталась от той пули. Броня и вправду работала. Эх, как же не хватало передней защиты. Пуленепробиваемый шлем тоже не помешал бы.

– А билет на самолет до дома не хочешь? – пошутил Реслер, пока мы тряслись в фургоне. – Он спасет от любых пуль.

Коннорс распутал ремни с лопастей и забрался в фургон.

– Любой, кто хоть слово вякнет в роте про мой трюк с винтом, не сдаст свой следующий контрольный полет.

Глава 4. Долина Счастья

Американцы как дети. Их можно уговорить практически на что угодно. Для этого нужно лишь посидеть с ними полчаса за бутылкой виски и быть хорошим парнем.

Нгуен Као Ки, июль 1965 г.

Октябрь 1965 года

Уже почти полчаса лило как из ведра, когда Коннорс решил пойти на риск. Его волосатый зад мелькнул в дверном проеме палатки уорентов. Он прихватил свой штурмовой шлем и кусок мыла.

– Да-а-а, вот это житуха! – заорал он снаружи. – О да! Чистота! Чистота! Чистота! Эй, вонючие ублюдки, вы намеки понимаете?

Он завел какую-то непонятную песню.

Банджо выскочил под дождь, без одежды.

– Первый вонючий ублюдок прибыл, – объявил Коннорс. – Добро пожаловать, мисс. Вы можете положить ваш шлем сюда.

– Ой спасибочки! – фальцетом отреагировал Банджо.

Кайзер, Райкер, Нэйт и несколько офицеров из соседней палатки последовали за ними. Вскоре почти вся рота торчала снаружи, принимая дождевой душ.

Вопреки здравому смыслу я тоже не устоял. Последний раз, когда мы попытались провернуть этот трюк, дождь прекратился, оставив меня в густой мыльной пене. И не только меня. Так мы и торчали в грязи, ожидая новый дождь, а мыльные пузыри ссыхались и стягивали нашу кожу. Дождя, кстати, больше не было.

Тридцать человек плескались в грязи возле длинного импровизированного умывальника. Стальные каски, расставленные вокруг, выполняли роль умывальных тазов, собирая дождевую воду на случай смены погоды.

– Это мой хер, и я имею право намывать его так часто и так быстро, как я хочу, – раздался чей-то голос.

– Зря ты так! – скривился Банджо. – Это плохо для здоровья, не знал?

– Да с хера ли. Я с четырнадцати лет полирую ладони.

Все балагурили как могли: шутили про «береги зад, когда нагибаешься», швырялись кусками мыла, прыгали в грязь и споласкивались под дождем. Это был самый приятный момент за весь месяц. Еще и помыться удалось.

Мы нашли еще несколько пропавших контейнеров, и большая часть палаток была найдена. Уоренты разделились: девять уорент-офицеров отправились в палатку общего назначения. Запоздалая роскошь. Пятеро из нас – Лиз, Кайзер, Райкер, Реслер и я – получили по восьмифутовому участку каждый, вдоль одной стороны. Нэйт, Готлер, Коннорс и Банджо получили по десятифутовому вдоль стороны напротив. Здесь нам предстояло жить.

Мы решили положить деревянный пол и провести электрическое освещение. Четверо из нас отправились в город за древесиной для пола и всякими штуками для света. Мне поручили достать провода и люминесцентные светильники, поскольку я притворился, что разбираюсь в электропроводке. Я просто хотел съездить в город.

Когда наш грузовик пересекал южную границу лагеря, охранник указал на труп мужчины, болтающийся на флагштоке. Мы слышали об этом еще вчера.

– Местные власти нашли у него американские припасы. Военное командование заставило подвесить его у всех на виду в качестве урока, – объяснил он.

Голова мужчины свесилась набок, веревка глубоко врезалась в шею. Проезжая мимо, я проводил взглядом фигуру, медленно крутящуюся вокруг своей оси.

– Ничего себе урок, да, Гэри? – обратился я к Реслеру, который сидел напротив меня в кузове.

– Ага, – ответил он. – Воровать он больше не будет.

Прибыв, мы с Реслером вылезли из кузова, а Лиз с Нэйтом поехали парковаться. Они должны были закупить древесину, нам предстояло найти электрические принадлежности. Для начала решили осмотреться. Нас не было всего пару недель, а в городе все успело измениться.

Богом забытая деревушка Ан Кхе превратилась в оживленный армейский городок. Новые бары под завязку забиты сотнями военнослужащих. На улицах шла оживленная торговля, продавцы стекались отовсюду.

Мы прошли мимо девочки с младенцем на спине в заплечной переноске. Еще издалека я заметил, что она приставала к солдатам, но не мог понять, с какой целью, пока не поравнялся с ней. Она просила денег и протягивала вперед младенца, давая понять, что хочет продать его. Пока мы шли рядом, я искоса наблюдал за ней. Мои догадки подтвердились, и я резко развернулся на месте. Гэри спросил:

– В чем дело?

– Обалдеть. Она пытается продать младенца!

– Кто?

Гэри не обратил на девочку внимания, но увидев, куда я направился, охнул и поспешил за мной.

Девочке было около двенадцати-тринадцати лет. Я стал было объяснять ей, что она поступает неправильно, как вдруг заметил в младенце нечто странное. По его глазам ползала мошкара, он не моргал. Я дотронулся до белой щеки. Она была холодна, и я вдруг догадался о том, чего совершенно не хотел знать.

– Зачем она пытается продать мертвого младенца? – спросил Гэри.

– Не знаю.

Мой голос звучал спокойно, но внутри все сжалось. Девочка увидела страх в моих глазах. Я уставился на нее, думая про себя: «Зачем ты это делаешь?» Она отвела усталый взгляд и отправилась на поиски другого покупателя.

Мы шли по улице, заваленной обертками от жвачки и бычками. Я высматривал хозяйственный магазин, а Гэри ушел вперед. Вокруг не было ни одного магазина, только бары. Я увидел, как Гэри нырнул в одну из дверей, и последовал за ним.

Откинув занавес из бус, я оказался внутри. Бар был забит военными и шлюхами. Мне показалось, что внутри было больше шлюх, чем людей две недели назад во всем городе.

– Покупай мне выпить? – прилипла ко мне девчонка из толпы.

Она затолкала меня в кресло за крошечным столиком. Три шлюхи подлетели к моей захватчице и начали спорить, кому я достанусь. Пока мухи с мошками летали вокруг и копошились в пивных лужицах на столе, одна из девчонок поднялась со стула и уселась мне на колени.

– Ты муннчина, джай, – монотонно завела она, ерзая задницей по моим бедрам. – Ты муннчина, джай, – повторила она и приблизила ко мне лицо с натянутой улыбкой и бегающими глазками.

Судя по всему, ей было так же неловко, как и мне. Она была новенькой. Как и я. Я сидел с вытаращенными глазами, пытаясь выглядеть непринужденно, как воин, готовый к перепихону.

– Ты муннчина, джай, – снова произнесла она и уперлась в меня своим плоским носиком: изо рта у нее пахло рыбой. Несвежее дыхание и ограниченный словарный запас вывели меня из оцепенения. Мне захотелось уйти.

Заметив мое выражение лица и поняв, что я вот-вот соскользну с крючка, она пустила в ход козыри.

– Ты муннчина, джай!

Ну хоть какие-то эмоции. Ее взгляд стал томным. Она провела свободной рукой себе по бедру и схватила меня за яйца всей пятерней.

Я подпрыгнул от неожиданности, ощутив стыд и легкое возбуждение. Очутившись на ногах, я пытался отыскать взглядом Реслера. Я шарил глазами по толпе с минуту, параллельно отбиваясь от маленьких шаловливых ручонок, но так и не нашел своего товарища.

– Даже не думай об этом, – пробормотал я сам себе на улице, подытоживая свои далеко зашедшие поиски хозяйственного магазина.

Мне понравилась та девчонка; как минимум она понравилась моим гормонам. В памяти всплыли предостережения о жутких вьетнамских букетах для члена: «Иногда спасает только ампутация». Как-то так описывали степень их свирепости. Или: «Несколько парней с шестьдесят первого года так и сидят в Наме на карантине и ждут, пока их вылечат». Или: «Я слышал про парня, который однажды проснулся и обнаружил, что его стручок отвалился. Сукин сын теперь писает сидя. Твою ж мать!»

– Эй, Боб, ты куда? – я обернулся и увидел Реслера, который спешил ко мне навстречу.

– Ищу светильники, забыл? А ты где пропадал?

– Я? Тебя искал. Ну как, перепало?

Мы брели с ним по пыльной улице. Если бы вместо джипов вокруг стояли лошади, то город бы выглядел, как местечко на Диком Западе. Почти все двери, мимо которых мы шли, вели в бары. Мальчишки бегали вокруг солдат с криками:

– Эй, муннчина, ты! Надо бум-бум? Иди, иди. Два доррар.

– Перепало? Не по адресу, Реслер. Мне трипак не нужен, – горделиво произнес я.

Мы свернули с главной улицы на узкую темную аллею. В стеклянных витринах начали попадаться бытовые товары.

– Трипак тебе не грозит, Мэйсон. У тебя иммунитет.

Мы остановились перед витриной, за которой лежали дешевые инструменты, провода, электрические моторчики и светильники. То что надо.

– Что значит иммунитет?

– Одна из офицерских привилегий. Мы цепляем «неспецифический уретрит». Рядовые цепляют трипак.

Продавец не говорил по-английски, но все нужные предметы стояли на виду, нам лишь требовалось тыкать пальцем. Я купил девять флуоресцентных светильников с лампами, дросселем, стартером и проводами. Теперь оставалось разобраться, как с этими штуками иметь дело.

Бывалые вояки присутствовали при разработке военно-воздушных стратегий в составе 11-й военно-воздушной дивизии, а также принимали участие в полномасштабной симуляции боевых действий под названием «Воздушная атака II» в Северной и Южной Каролине; но патроны были холостыми, враг воевал на той же стороне, а смерть объявляли судьи. Сейчас же, когда мы летали в реальном мире, опытные бойцы жаловались, что командиры растеряли всю подготовку.

– Вот херня, никак понять не могу, – начал Коннорс. – Такое ощущение, что мы никогда не слышали о воздушных атаках и ни разу в них не бывали.

Мы сидели вокруг большого стола в новой палаточной столовой после первого боевого столкновения в Долине Счастья.

– Капитан Фэррис, зачем вообще летать на малой высоте над рисовыми полями? – взмолился Коннорс, наклонившись к Фэррису.

– Сам не пойму, – отозвался Фэррис.

– Каким хером они умудрились забыть все стратегические наработки по полетам в боевых зонах, на которые было убито столько гребаных часов? На рисовых полях нет укрытий. Полеты на малой высоте годятся только там, где есть укрытия: деревья, уступы, холмы, хоть что-то!

Коннорс выпустил пар. Фэррис не ответил. Никто не ответил.

Я чувствовал себя опустошенным. Я должен был стать командиром экипажа в военно-воздушной роте. Вместо этого я даже не знал, удастся ли мне пережить курс боевой подготовки.

За день до этого в шесть часов пополудни шестьдесят четыре машины собрались в полноценный военно-воздушный батальон в зоне «Гольф», взяли на борт пехотинцев и вылетели в Лиму, ангарную зону по другую сторону перевала Ан Кхе.

Одно только это решение вывело всех опытных бойцов из себя. Нам предстояло провести ночь в Лиме, откуда было всего на десять миль ближе (семь минут полета) к боевой задаче, Долине Счастья, чем от укрепленной безопасной зоны «Гольф».

После высадки несколько вертолетов отправились обратно в расположение дивизии за горячей пищей для нас и пяти сотен ворчунов. Вендалл, Коннорс, Нэйт – все бывалые вояки – бухтели. Вендалл снова завел шарманку о французах, которым пришлось несладко от внезапных налетов вьетконговцев ровно в том месте, где мы располагались. Ночка выдалась бессонной. Мы разбрелись по «Хьюи». Все сидели как на иголках, отмахиваясь от полчищ комаров. В четыре утра мы уже были на ногах, а в пять сорок пять завели машины и повезли пехоту в безопасную зону высадки к северу от Лимы, где нас поджидал еще один воздушный батальон для массивной атаки.

Вместо того чтобы идти на полутора тысячах футов, командир звена весь путь вел нас на малой высоте. Стрельбы не было, но такой ход всем показался странным. Затем орава вертолетов приземлилась и высадила пехоту в неправильной зоне высадки. Мы загрузили солдат обратно и со второй попытки нашли правильную зону. Нам оставалось ждать.

Во время получасового ожидания наши ветераны просто сошли с ума.

– Какого хера мы летаем на малой высоте? – орал Коннорс, наседая на Шейкера.

Шейкер лишь пожимал плечами и уныло молчал. По всей видимости, атакой руководил новичок, но Шейкер был командиром взвода и он не горел желанием комментировать выходки своего товарища по погонам.

Я летел с Лизом, он был взбешен и тоже молчал. Вторая стадия атаки вот-вот должна была начаться. Нас предупредили о том, что на маршруте полета мы можем встретить вооруженное сопротивление.

– Без бронежилета вообще никуда, – произнес Реслер. – Слушай, если они знают, что по нам будут стрелять, и все равно ведут нас на малой высоте, разве они не обязаны выдать нам броню?

Я рассеянно кивнул. Нытье профессиональных вояк смущало мой боевой дух.

Второй взвод остался позади в качестве второй волны атаки. Наша команда загрузилась.

Между стоянкой и нужной зоной высадки пролегало десять миль рисовых полей с мелкими деревушками, вокруг которых виднелись редкие деревья, одинокие кокосовые пальмы или клочки кустарника – от таких мест стоит держаться подальше, особенно если за ними присматривают вьетконговцы.

Когда приказали идти на малой высоте, Лиз воспринял команду буквально. Он облетал рисовые поля по их контурам на скорости в сотню узлов. Я сидел справа, держа руки с ногами возле системы управления, и ждал в напряжении и испуге. Мы были Оранжевый-3. Справа впереди шел Оранжевый-1: Нэйт с Фэррисом; слева позади летел Оранжевый-4: Шерман и капитан Дэйзи. На противоположном фланге шел Оранжевый-2: Реслер и Коннорс. Дистанция между нами постоянно менялась, поскольку машины то и дело уворачивались от случайных кокосовых пальм и высоких кустов. По связи обсуждали огневую подготовку наступления. Командир нашего батальона, полковник, с высоты пять тысяч футов просил нас сохранять более плотный строй, пока мы летели над плоской равниной.

В деревьях, окружавших какую-то деревушку, мелькнули вспышки выстрелов. Я услышал от Желтого отряда сообщения о попаданиях. Затем, из небольших кустов, которых я до этого вообще не замечал, полетели пули. Канал связи заполнился сообщениями о попаданиях. В общем шуме я расслышал приказ полковника:

– Не стрелять по деревням, не стрелять по деревням.

Шерман и Дэйзи метались взад-вперед слева, то обгоняя нас, то отставая. Я слышал их сообщения:

– Оранжевый-четыре, нас подбили!

Затем они исчезли из поля зрения. Пулевая очередь попала прямо в их кабину, и осколки от выстрелов временно ослепили Шермана. Лиз пытался держаться подальше от деревень, но это было невозможно, они стояли прямо по нашему маршруту. Вилять было без толку. Я разглядывал вспышки выстрелов, как в замедленной съемке, пока мы летели им навстречу, а вьетконговцы усердно обстреливали нас. Полет на малой высоте должен был сократить время пребывания в зоне поражения, но план не сработал.

Полет над долиной стал моим самым низким, самым быстрым и самым опасным на тот момент полетом. Когда мы добрались до зоны высадки, мозг все еще был в оцепенении. Не знаю, что бы я делал, если бы в Лиза попали.

Зона высадки ничем не отличалась от других участков долины, за исключением того, что вокруг было больше кустов. Несмотря на артиллерийскую подготовку наступления и ракеты, пущенные нашими боевыми вертолетами, в зоне высадки шли активные действия. Пули вылетали из-за кустов, из рисовых канав, из скрытых траншей. Ворчуны повыпрыгивали из машин, едва мы успели коснуться земли, и совершенно запутали ситуацию. Впереди из укрытия выскочил вьетконговец и ринулся на вертолет Коннорса. Экипаж Коннорса не видел атакующего, но бортовой пулеметчик среагировал вовремя. Он застрелил его в спину.

Обнаружив, что мы встретили более чем «вооруженное сопротивление», командир звена скомандовал отправляться в первую зону высадки на высоте две тысячи футов, доказав, что возможность вертолетов летать на высоте более четырех футов была ему известна.

Несмотря на то что большинство машин приняло прямые попадания, серьезные ранения получили только два пилота и теперь они ожидали эвакуации. Еще десять, включая Вендалла, Барбера и Шермана, получили легкие порезы осколками плексигласа. Мы с Лизом отделались испугом.

Несколько дней спустя Фэррис назначил меня на боевой вылет с капитаном Дэйзи – очередная высадка пехоты в Долине Счастья. Половину машин отправляли «Змеи», вторую половину «Пасторы». В зонах высадок с каждым днем становилось все жарче. Никто не понимал, каким образом вьетконговцы постоянно угадывали, на каком участке мы будем проводить высадку. Из тысячи вариантов чарли всегда ждали нас в той зоне, которую мы выбирали.

Дэйзи строил из себя военного историка. Он всегда громче всех выступал в поздних вечерних спорах о том, как следует вести войну. По правде говоря, мне была близка его мысль о том, что нам стоило бы захватывать территории, а не метаться по долинам, играя в «бей-беги». Но кроме этой херни из наших вечерних стратегических заседаний, нас с ним ничего не связывало.