Текст книги "Трусливый ястреб"

– Не все так плохо, Джон. Дела идут в гору. У нас есть шанс закончить эту войну, – я попытался пошутить, чтобы взбодрить его. – Пресса говорит, мы победим. Когда гуки прочитают новую статью, они сразу сдадутся. Никто не спорит с гребаной прессой.

Он мрачно улыбнулся. Мое остроумие не сработало.

– Ладно, Мэйсон, пошел я, – он развернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился. – Слушай, если решишь продать свой «дерринджер», я куплю его.

На следующий день даже Джон начал улыбаться. Мы слетали за пехотой в Долину Счастья, не встретив ни единой снайперской пули. Чарли не реагировали, словно они действительно прочитали ту статью. Мы решили, что одержали там победу.

Казалось, угроза смерти окончательно исчезла, и мы обнаглели. Мы беспрепятственно летали вокруг расположения, вдоль Трассы-19 и по Долине Счастья. Вьетконговцы не справились с нашей мощью, прозрели и собрались сдаваться. Я пребывал в отличном настроении. Я сдал экзамен на командира экипажа и прошел боевое крещение (как я думал), а вьетконговцы отступали. Моя уверенность набирала обороты, ведь я был игроком команды, которая шла впереди.

Я так обрадовался внезапно выросшим шансам выжить в этой войне, что даже взлет по тревоге перед самым ужином тем вечером не испортил мне настроение. Более того, вернувшись из рейса, в котором все облажались, я написал Пейшнс восторженное письмо. Оно официально является моим последним положительным письмом из Вьетнама:

[23 октября]

Нас подняли по тревоге за пару минут до ужина, надо было лететь за несколькими отрядами пехоты. Мы кинулись к вертолетам, подняли жуткую грязь, все орали: «Где моя вертушка? Куда летим? Дайте позывные! Черт, я по уши в грязи!», началась полная суета, потому что кто-то приказал вылетать, но ничего не объяснил.

Прикинув, что первая машина, поднявшаяся в воздух, – командир звена, мы взмыли вверх, как куча слепой мошкары, и направились в закат.

Командир звена попросил какую-нибудь вертушку направить его в зону высадки, но полетел не за той машиной. Когда мы приземлились в неправильной зоне высадки, командир обнаружил свою ошибку и молнией рванул прочь на поиски нужного места. Поскольку он не потрудился дать команду по связи, все оставшиеся вертолеты рванули за ним. Пока сама не примешь в этом участие, вряд ли сможешь по достоинству оценить зрелище из семи вертушек, пытающихся лететь строем за командиром звена, который думает, что летит один!

Ура! Мы нашли нужное место! Само собой, это же был вылет по тревоге, поэтому мы просидели на земле около получаса в ожидании «нетерпеливых, готовых к вылету» пехотинцев.

Пока мы ждали, радостные хулиганистые пилоты роты собрались вместе и затянули песню:

 
(Гимн мудозвона).
На колокольне он стоял
И людям на головы ссал,
Но люди не могли
На него в ответ поссать,
Аминь.
 

После такой вдохновляющей распевки мы оседлали наших боевых коней и поскакали по воздуху, вдавливая газ до предела, до самого предела, как настоящая безбашенная кавалерия!

На самом деле, мы пели эту песню той ночью в лагере, когда вернулись обратно, а не во время задания. Это был давний гимн нашей роты.

Осада Плейме в долине Йа-Дранг находилась в самом разгаре, а в нашем батальоне царило бездействие. Но не стоит думать, что отсутствие боевых действий и перевозки задниц-и-хлама по лагерю сильно нас радовали. Этот период относительного затишья казался вечным. Нет, мы совершенно не рвались в бой; просто если не с кем было воевать, то почему бы не отправиться домой?

Привыкнув к постоянным высадкам, даже ворчуны стали вести себя расхлябанно. Как-то раз, когда мы загружались перед вылетом, ко мне на борт забрался солдат с гранатометом М-79. Он грохнул прикладом оружия об пол грузового отсека, и пушка сработала. Граната пробила крышу моего «Хьюи» и пролетела между вращающимися лопастями. Спустя несколько секунд она спикировала вниз сквозь лопасти и упала рядом с вертолетом, в пяти футах от моей двери. Граната дала осечку. Когда я развернулся, чтобы наорать на тупого ворчуна, я увидел себя, с дымящимся пистолетом в руках, с такой же идиотской улыбкой на лице. Но со мной был Реслер, который напихал парню. Впоследствии оружейный техник объяснил мне, что граната должна пролететь несколько футов для того, чтобы раскрутиться и сдетонировать. Столь быстрая встреча с крышей остановила этот процесс. Так или иначе, с того момента я начал проверять предохранители на всех М-79 перед допуском на борт.

Мы отвезли этих солдат в Лиму, для стотысячного по счету распределения по стотысячному боевому вылету в Долину Счастья. Они высадились, и нам приказали тащить боеприпасы, топливо и еду для пехоты. Большая часть груза шла в подвесном виде, поэтому мне выдался шанс потренироваться. Я возил подвесные грузы лишь однажды с Коннорсом, и это были пеньки.

– Так, они ухватили тросы с ишака. Начали, – скомандовал Лиз.

Ишаками называли легковые полноприводные машины.

Я поднял вертолет на двадцать пять футов над высохшими рисовыми полями и перешел в парение. Один солдат стоял на крыше ишака и держал узел, от которого расходилось четыре поддерживающих троса. Другой солдат стоял в пятидесяти футах от товарища и помогал мне ориентироваться в воздухе. Я сидел в левом кресле. Я подался вперед, и солдат с узлом исчез в окне-капле между моими ногами, когда я перелетел через него. Порывистый ветер от моих лопастей трепал форму собравшихся зевак, размывая их очертания. Заботливый вожатый, стоявший спереди, пытался расположить нашего парящего зверя над ишаком, выделывая руками жесты, которые он, очевидным образом, только что выдумал сам.

– Он потрогал себя за нос? – орал я. – Какого хера это вообще значит?

Я хотел показать Лизу, что разбираюсь в ситуации.

– Все в порядке, Боб. Ты нормально выровнялся, – успокаивал меня Лиз.

– Ричер, высунься наружу и посмотри, что за херня там происходит. Этот придурок скачет, как оперный дирижер! – не унимался я.

– Есть, сэр.

Ричер лег на живот и свесился наполовину с края грузового отсека, держась за свой предохранительный ремень.

– На три фута влево, на пять вниз.

– Глянь на него. Теперь он просит меня заглушить двигатель! – Идиот-солдат водил ребром ладони по горлу.

– Высота нормальная. Еще на пару футов влево, – командовал Ричер. – Вот так. Они застропили его.

В это время наш вожатый заинтересованно наблюдал за процессом присоединения тросов.

Я добавил газу, чтобы убрать провисание и дать «Хьюи» возможность выровняться над ишаком по четырем тросам с равным натяжением. Оказавшись в этой позиции, я добавил еще больше газу, чтобы поднять тысячефунтового ишака в воздух. Когда вес перешел на «Хьюи», несущий винт громко захлопал лопастями по воздуху. Груз висел над землей, приборы показывали, что у меня хватает резерва мощности для взлета. Ручка управления туго поддавалась, пока я боролся со сносом.

Фюзеляж вертолета в полете напоминает наконечник маятника, чьей верхней частью служит точка соприкосновения вала несущего винта с его втулкой. Дополнение в виде подвесного груза превращает всю конструкцию в подобие такого сложного маятника. Координирование движений сразу двух маятников требует большого опыта. К примеру, если задвинуть ручку управления вперед, то диск несущего винта тоже наклонится вперед и унесет за собой фюзеляж, как камень на веревке. При наличии закрепленного подвесного груза колебания фюзеляжа нивелируются за счет веса этого груза. Вертолет ведет себя так, будто он не хочет лететь вперед. В такие моменты существует опасность того, что пилот еще сильнее задвинет ручку управления вперед, чтобы преодолеть сопротивление. Если инерции двух маятников столкнутся, машина резко спикирует вниз. Если быстро дернуть ручкой управления назад, чтобы выровнять машину, то назад первым качнется фюзеляж, а уже потом груз со своей скоростью. Если груз прекратит свои колдовские движения и потеряет инерцию, он может застрять на земле. К чему я это? Когда я начал движение вперед для взлета, я не собирался останавливаться.

– Боже, я торчу здесь, в двадцати футах над его головой, а он показывает мне парить! – Я был готов приземлиться обратно, чтобы придушить солдата.

– Груз в воздухе, сэр, – доложил Ричер.

Я медленно подался вперед, чтобы не сталкивать маятники. Провожатый тем временем настаивал на своем, лихорадочно показывая невнятные жесты. Тяжелый груз качнулся в его сторону, ускоряясь. Я рассчитывал сбить солдата с ног, но он увернулся в самый последний момент.

Когда мы набрали высоту, Лиз приказал перейти в ручной режим и потянулся к потолочной панели, чтобы снять с предохранителя переключатель электрического отцепления груза. Мы ставили его на предохранитель, когда висели близко над землей, поскольку пилот мог случайно задеть переключатель на ручке управления и в спешке уронить груз. На высоте его переводили в ручной режим, для того чтобы предотвратить случайное отцепление груза, как это иногда случалось. Накануне кто-то из нашей роты уронил ишака с высоты в три тысячи футов, и ворчуны до сих пор бесились с этого. Машина выглядела так, будто по ней прошелся Кинг-Конг.

Я ощущал натяжение, пока ишак боролся с ветром во время полета в зону «Гольф». Для посадки мне лишь нужно было вовремя сбросить скорость и держать вертолет повыше. Лиз включил предохранитель отцепления. Я вошел в высокое парение, держа ишака на десяти футах от земли, и медленно подлетел к принимающему на ремонтной базе. Я подозрительно следил за ним, но парень знал свое дело. Когда я почувствовал, что ишак приземлился, он дал команду на отцепление, и я вдавил кнопку на ручке, которая отвечала за узел, удерживающий тросы. «Хьюи» взмыл в небеса, когда груз отцепился, но я не стал сопротивляться, а лишь добавил ходу, переведя машину в практически вертикальный подъем, и завернул направо.

– Ковбой, – произнес Лиз, но когда я взглянул на него, он улыбался.

Боевое затишье продолжалось, но я не испытывал недостатка в налете, летая по восемь-девять часов в день. Иногда летал и больше, поскольку в нашем палаточном лагере царило полное уныние. Скука спешила Кавалерию, превратив двадцать тысяч бойцов в обыкновенный сброд, застрявший где-то во Вьетнаме, не понимая, зачем и почему.

Вдобавок ко всему, в новостях стали все чаще мелькать комментарии противников вьетнамской войны. Вся рота пребывала в крайне мрачном настроении, а эти активисты сыпали соль на рану. Никто не любит, когда ему дурят голову, особенно если при этом заставляют рисковать жизнью.

– Я бы лучше пристрелил одного из этих недоумков, чем сраного гука! – орал Коннорс.

Он швырнул журнал на пол.

– Уроды думают, что они самые умные! Ты читал это? – он обращался ко всем и сразу.

Было поздно, но я бодрствовал и писал письмо, лежа на койке.

– Эта сука говорит, что американцы продали Хо Ши Мина! Он говорит, что гуки раньше были нашими союзниками, и мы позволили британскому полковнику вернуть Южный Вьетнам французам! – он замолк.

Я поднял голову. Он сидел на своей койке в шортах, с банкой пива в руке и злобно пялился на брезентовую стену позади меня. Его лицо просветлело, когда он заметил меня.

– Ты слышал об этом, Мэйсон?

– Впервые, – ответил я.

– Как думаешь, это правда? – с надеждой спросил он.

Он считал меня образованным человеком, ведь я провел в университете два года.

– Нет, – ответил я.

Осада Плейме в долине Йа-Дранг закончилась 27 октября. На протяжении недель Вьетнамская народная армия вела безумные атаки. Шесть тысяч солдат, одетых в единую форму, наседали на крошечный лагерь в двадцати милях от границы с Камбоджей, устраивая набеги вперемешку с минометными и гранатометными обстрелами. Они подобрались к лагерю на сорок ярдов, используя траншеи, которые они успели выкопать прямо под носом у военных советников несколькими неделями ранее. На территории треугольного лагеря находились сотни наемников-монтаньяров, которые сражались под руководством военных советников сил спецназа («зеленых беретов»). С базы II корпуса, которая находилась в тридцати милях к северу возле Плейку, к лагерю были высланы силы поддержки в виде танков, артиллерии и одной тысячи пехотинцев Армии Республики Вьетнам. Несколько вертолетов из соседней воздушно-десантной роты подвезли двести пятьдесят южновьетнамских рейнджеров. Затем наши воздушные силы начали бомбежку и обстрел. За шесть сотен вылетов двадцать самолетов были подбиты, а три уничтожены. Был сбит вертолет, и американский сержант погиб, пытаясь добраться до него. Когда в расположении закончились припасы, воздушные силы сбросили палеты с едой и боеприпасами прямо на территорию лагеря. Два человека погибли от упавшей с неба палеты. Еще одна палета прошла сквозь крышу столовой.

Враги понесли огромные потери и были вынуждены отступить. В Time нас похвалили за то, что мы смогли отпугнуть их: «Когда силы Первого отряда США приблизились на бреющем полете, Вьетминь с неохотой отступил из Плейме».

– Они идут на запад, прямо в Камбоджу, – простонал командир одного из взводов Кавалерии. – Теперь нам придется гоняться за ублюдками по всем джунглям.

Он был прав.

Глава 5. Долина Йа-Дранг

Никогда не верь вьетнамцу. Он не такой, как ты. Он азиат. Современный вьетнамец видел слишком много бесчестия, слишком много лицемерия, поэтому он ни во что не верит. Он привык скрывать свои истинные чувства. Он больше не пытается говорить правду, потому что она слишком часто приносила ему несчастье. Зачем вообще ее говорить?

Нгуен Као Ки, Life, 23 июля 1965 г.

Ноябрь 1965 года

Вместе с Шейкером к нам ворвался дух деятельности. Неутомимый черный капитан пристально наблюдал за тем, как мы собирали вещи для переезда в Плейку. Я заметил, как он подавил улыбку, увидев суету, которую вызвало его появление в палатке. Улыбка быстро слетела с губ, когда несколько пар глаз уставились на него в ожидании. Еще одно объявление? Он быстро опустил глаза.

– Вашу мать, как вы живете? – внезапно загремел он. – Гляньте на это! – он пнул комок грязи. – Вам что, нравится ходить по полу из грязи?

Я уже собирался объяснить ему, что у нас не было времени на сборку пола, когда Коннорс открыл рот:

– Так точно, сэр.

– Что? – Шейкер уставился на Коннорса.

– Так точно, сэр, нам это очень нравится, – сиял Коннорс.

– И что же заставляет вас так думать, мистер Коннорс? – спросил Шейкер, невольно улыбаясь. Ему нравился Коннорс.

– Что ж, сэр, не могу говорить за других, но я курю как паровоз, а это место изнутри смахивает на огромную пепельницу. Захотел – выкинул бычок. Супер!

Шейкер закрыл рот рукой, пряча улыбку. Он быстро одернул себя, когда повернулся кругом и увидел, как мы пялимся на него. Мы пялились, потому что он улыбался и потому что он заходил в палатку, когда у него были дурные вести.

– Можете настелить пол, когда вернемся из Плейку. Ладно, я здесь не ради этого, – продолжил он. – Где Райкер?

– Здесь, – Лен высунулся из-за рисовой циновки, которая разделяла наши койки.

– Это что еще такое? – Шейкер указал на циновку.

– Личное пространство.

– Ого, – он открыл рот для комментария, но передумал. – Райкер, у вас с Мэйсоном задание: будете возить тактических командиров ворчунов на вертолете. Вокруг Плейме. Собирайтесь, они уже опаздывают.

Остальные возобновили сборы.

– Кидайте свои шмотки в общую кучу, заберем их в Плейку.

Он повернулся, чтобы уйти.

– В общем, тащите свои задницы в штатную палатку, там все объяснят.

– Как долго нам предстоит летать с ворчунами? – спросил Райкер.

Шейкер остановился в двери.

– Мать твою, мне-то откуда знать? – резко произнес он.

Затем он добавил более спокойным тоном:

– Думаю, только сегодня.

И ушел.

Я сидел в левом кресле и наблюдал за дорогой сквозь нижнее окно-каплю. Насчитал четыре взорванных моста. Райкер никогда прежде не летал в Плейку, поэтому я вел для него экскурсию, сверяясь с потрепанной картой.

– Вот это место по правую сторону от прохода Манг Янг, – я передвинул палец к точке, – называется Кладбище Французов.

Райкер кивнул.

– Большая зеленая гора?

– Ага.

– Вижу. В паре миль от нас?

– Да, все так, – я отжал кнопку связи и глянул поверх черной кромки приборной доски.

Мне удобно было держать руку на колене, если я не использовал внутреннюю связь. С левой стороны не было напольного переключателя связи, поэтому мне приходилось ухватывать ручку управления и щелкать курковым переключателем, чтобы разговаривать с Леном. Я включился.

– Когда подлетим, будут видны холмы, которые выглядят как могилы, по всей стороне той горы.

– Вижу.

– Вот здесь, рядом с этим перевалом французы потеряли сотни солдат, попав в крупную засаду.

– Когда?

– Не знаю. Десять или двенадцать лет назад?

– Мать твою.

– А впереди, где дорога берет на юго-запад, будет место, где тех парней сбили в прошлом месяце. Пятидесятый калибр.

Райкер кивнул и добавил шагу. «Хьюи» поднялся на пятьсот футов вверх.

– Как думаешь, там еще опасно? – спросил я.

– Неа. А ты?

– Нет, – я выдохнул с облегчением. – После перевала мы окажемся на полпути к Плейку, это уже в двадцати милях от зоны «Гольф».

– На горизонте, на десять часов?

– Да, это Плейку, – подтвердил я. – Кстати, перед тобой большой аэродром в Новом Плейку. Там находятся базы ВВС и II корпуса. В паре миль от него видна деревня, частично это территория советников – Кэмп Холлоуэй.

Несколько минут мы медленно шли в холодном воздухе над перевалом. Я смотрел себе под ноги, наблюдая за сменой дороги. Круто вскарабкавшись по одной стороне перевала, она плавно стекала вниз через подножья холмов к шелестящей траве равнин, стоящих в отдалении.

Кэмп Холлоуэй был примерно в десяти милях от западной границы длинной долины, простиравшейся от Контума, тридцать миль с севера, до лесного массива Чу Понг, сорок миль к юго-западу. Грязноватая река Йа-Дранг, огибающая весь массив по пути в Камбоджу, дала имя самой долине.

– С этой стороны перевала так красиво, – произнес Райкер.

Не поспоришь. Высокая трава шелестела по холмам. На месте дорог и оврагов оголенная земля была красноватого оттенка. За исключением двух американских лагерей и деревни Плейку впереди, вся местность казалась необитаемой.

Мы были совсем рядом с лагерем советников.

– Нам нужно приземлиться в пяти милях к югу от того аэродрома в Холлоуэй, – объяснил я.

– Где будет лагерь нашей роты? – спросил Райкер, выглядывая из треугольного окна.

Я сверился с картой.

– Видишь это большое поле между Холлоуэй и Новым Плейку?

– Прямо тут?

– Ага. «Индюшачья ферма».

Мы с Райкером сели на самом краю палаточного моря: это был лагерь ворчунов «Чайная Плантация», он примыкал к настоящей плантации, которой владел какой-то француз.

Командир, которого нам предстояло везти, – Ворчун-6 – был полковником, так называемым «орлиным» полковником. Он бежал к нам, согнувшись под лопастями. За ним следовали два капитана, на одном были погоны пилота. Они забрались на борт и схватили наушники для связи, которые протянули ассистенты. Пока они настраивали частоту, капитан-пилот просунулся между нашими креслами и указал на точку на карте, куда нам нужно было лететь, а затем вскинул большие пальцы вверх, давая разрешение на взлет.

Райкер поднял «Хьюи» и устремился вперед, клюнув носом. Пока мы набирали нужную высоту, я обернулся понаблюдать за происходящим.

Ворчун-6 и второй капитан сидели на нераздельной скамье лицом ко мне. Микротелефонные шнуры шли от их наушников к целой куче радиооборудования, которое стояло на полу перед ними. Еще один капитан, отправленный в качестве авиационного связиста с Ворчуном-6, сидел прямо на полу ко мне спиной. Его задачей было объяснять ворчунам, как правильно использовать воздушные суда и соответствующие им экипажи.

Пехотный командир вместе с ассистентом изучали ламинированную карту, прикрепленную к квадратной доске, балансирующей на коленях ассистента. Они переговаривались по отдельной системе связи, и ассистент делал пометки на карте восковым карандашом.

Ворчун-6 постоянно переключался между каналами. Я пытался вслушаться, но не знал, какие частоты он использует. Время от времени он попадал в канал, который я прослушивал.

– Красный Пес-один, Ворчун-шесть.

В позывном номер «шесть» всегда означал командира, главную шишку. Красный Пес-1 был позывным одного из его подчиненных, возможно, лейтенанта, который вел группу сквозь джунгли под нами.

– Да, сэр.

– Докладывайте.

– Нет контакта. Двигаемся по курсу один-восемь-ноль.

– Понял, продолжайте, конец связи.

Он быстро переключился на другой канал. Командир был очень сосредоточен. Внизу, между кустами и деревьями, по уши в траве находились тысячи солдат, пытаясь изо всех сил догнать отступающую армию Северного Вьетнама.

Если бы не моя любовь к полетам, задача была бы крайне скучной. Мы просто летали по компасу, вдоль и поперек над южной частью долины. Капитан-пилот включался в наш канал связи и передавал новые координаты со слов Ворчуна-6.

В самом конце южной части долины, примерно в восьми милях к северу от массива Чу Понг, Ворчун-6 заранее наметил передовой командный пункт на вершине одинокого холма. Примерно в два часа капитан продиктовал нам координаты и попросил отвезти их туда. Долина от холма до массива представляла собой плоскую равнину, покрытую высокой травой. Она оканчивалась в том месте, где река Йа-Дранг меняла курс, а земля резко поднималась к обширному плато с крутыми горами, покрытыми деревьями, которые плавно снижались с другой стороны до территории Камбоджи. У самого начала подъема располагался ряд острых, покрытых джунглями холмов, которые змейкой перетекали в массив. Именно у подножия этих холмов находилась предполагаемая база врагов.

Райкер подлетел к одинокому холму с высокой выжженной травой и несколькими деревцами. Сделав круг и наметив нужную точку приземления, он сделал заход на посадку. Когда мы пролетали над краем крутого обрыва, покрытого высокими кустами, порыв ветра от наших лопастей унес одну из походных палаток. Владелец палатки начал пробираться сквозь высокую траву, пытаясь поймать свое жилье. Мы приземлились примерно в сотне футов от палатки, опустившись в траву до уровня пола грузового отсека. Капитан-пилот выпрыгнул наружу и провел ребром ладони по горлу, приказывая Райкеру глушить «Хьюи».

Ворчун-6 зашагал к палатке. Его второй ассистент сообщил:

– Мы здесь пробудем около часа, можете пока пообедать.

И на том спасибо. Этот командирский рейс был неплох. По крайней мере, мы не принимали участия в атаках.

Пока винт медленно терял обороты, Ричер выудил контейнер с сухпайками из заднего отсека. Я прошел под винтом, который никак не мог остановиться, и направился к парню, оставшемуся без палатки. Он пытался снять свое жилище с куста у подножия холма, стоя по плечи в траве. Палатка за что-то зацепилась, но в конце концов он высвободил ее. Прижав ее к груди, он поплелся в мою сторону.

– Извиняй, – произнес я. – Мы не видели тебя при подлете.

– Не, все в порядке, сэр, – он улыбнулся и швырнул палатку вниз, рядом с кустом. – Я и не хотел, чтобы меня видели. Я тут организовал небольшую маскировку.

Он горделиво указал на охапку сучьев возле своей искореженной палатки.

– Не самое укромное место, – я кивнул в сторону «Хьюи». – Ты стоишь с подветренной стороны, поэтому мы всегда будем пролетать мимо тебя при посадке.

– Даже не думал об этом, – он вытер лоб краем футболки, выправленной из штанов. – А что мешает вам сесть вот так? – он задержал ладонь в воздухе и сделал резкое движение вниз.

– Вертикально, – перевел я.

– Вертикально. Разве вертолет так не умеет?

– Только в крайних случаях, – пояснил я. – Но это опасно. Мы предпочитаем сохранять поступательное движение, чтобы авторотировать в случае потери мощности. Но теперь, раз уж мы знаем, где ты решил засесть, можем снижаться чуть резче, чтобы не сносить тебя ветром. Но любой другой вертолет, заходящий сюда на посадку, сдует тебя заново.

– Спасибо, что объяснили. Я лучше перестрою все здесь и укреплю палатку, – он улыбнулся и вернулся к работе.

– Говядина с лапшой или курятина? – Райкер встал рядом.

– Ни то ни другое.

– Это все, что у нас есть.

– Курятина. – Райкер швырнул мне коробку и уселся на край грузового отсека.

Мы с Райкером, Ричером и пулеметчиком расселись по «Хьюи» и принялись трапезничать. Ворчун-6 сидел в штаб-палатке и строил планы.

После обеда я прогулялся. Из пятнадцати ворчунов – обитателей холма вокруг палатки шаталось человек пять. Я поздоровался и уселся на ящик с сухпайками. Через двери палатки за спинами военных, раздевшихся до футболок, я видел деревянные ножки треноги для карты. Совещание Ворчуна-6 и его подчиненных продолжалось.

Из палатки вышел вьетнамский солдат, одетый в камуфляжную форму с большими карманами, принадлежавшую вьетнамским рейнджерам. Однако он был не рейнджером, а переводчиком. Он улыбался. Улыбка – самый простой способ скрыть чувства. Я поманил его к себе, радуясь, что нашел переводчика. Мне представился шанс разузнать, как местные жители относятся к этой войне. Кавалерия была настолько отдалена от Армии Республики Вьетнам, что подобный шанс выдался мне впервые.

– Привет, – начал я.

– Привет.

– Я очень давно хотел пообщаться с вьетнамцем, говорящим по-английски.

– Да, – с пониманием произнес он.

– Слушай, как по-твоему, мы здесь справляемся?

– Да, – он кивнул.

– Нет, я имею в виду, что ты лично об этом думаешь? Мы побеждаем?

– Да, возможно, и так, – уверил он меня. – Как дела?

– Мои? – Может, он не понял мой акцент? – Все отлично. Отлично.

– У меня тоже все отлично, спасибо, – он слегка поклонился.

Я быстро взглянул на улыбающиеся лица ворчунов и понял, что они прекрасно знают о крайне дерьмовых познаниях переводчика в английском.

– Супер, – произнес я. – Я так понимаю, этот холм сегодня сравняют с долиной?

– Да, возможно, и так.

А это, как оказалось, весело.

– Слушай, на этих выходных сюда перевезут весь Сайгон, чтобы нам не приходилось так далеко гонять в увал, – я услышал сдавленные смешки зрителей.

– Сайгон, – он радостно кивнул, услышав знакомое слово.

Я только вошел во вкус, как из палатки вышел рядовой и рявкнул:

– Эй, Нгуен!

Улыбающийся наивный переводчик кивнул и быстро забежал в палатку. По крайней мере, он знал, как его зовут.

К трем часам дня мы загрузились в машину и полетели обратно к «Чайной Плантации». Ворчун-6 скомандовал высадить возле ожидающего его джипа. Мы поспешили к мягкому топливному резервуару в конце плантации для дозаправки. До командного пункта на холме мы летели уже самостоятельно. Я провел более резкую посадку, и на этот раз улетели только кусты, а палатка устояла.

В штабной палатке дежурный офицер, капитан, показал нам намеченный план действий на большой карте. Основная задача второй половины дня заключалась в развозке личного состава по долине. Отрядам, попавшим под огонь, требовалось подкрепление.

За весь день мы успели облететь всю южную часть долины без единого происшествия. Иногда одинокий вертолет был безопасней целого строя. Мы объясняли этот феномен тем, что враг принимал одинокий вертолет за разведчика и не открывал огонь, чтобы не выдать свои позиции. Позже нам стало известно, что в тот день мы летали над толпами чарли.

К вечеру мы уже мечтали о том, чтобы присоединиться к роте. Они наверняка уже расположились в «Индюшачьей ферме» и сейчас ужинали в лагере советников. В настоящей столовой. Успели принять настоящий душ. К тому моменту мы уже налетали шесть часов, и силы постепенно покидали нас.

– Сегодня вечером снова повезете командира, – сообщил нам капитан в командном пункте, когда мы приземлились. – Полетите в этот конец долины, чтобы он переговорил там со своими людьми, – он указал на карту. – Это займет не больше двух часов. Когда закончите, вам придется остаться в «Чайной Плантации». Вы еще понадобитесь полковнику.

Два часа в итоге растянулись до четырех, и мы закончили в десять вечера. Ворчун-6 укатил в своем джипе, скрывшись за тысячами палаток, которые перекрывали все поле. Нас предоставили самим себе. Лен пытался намекнуть, что наша рота и наши вещи были всего в пяти милях от лагеря, но Ворчун-6 хотел, чтобы мы остались.

– Поставьте свою машину рядом с медицинской вертушкой, – приказал он Лену перед тем, как отбыть. Его глубокий голос сочетался с крепким телосложением. – Найдите парней из этой вертушки и скажите, чтобы они нашли вам койку. Будьте наготове, парни, вы мне можете понадобиться.

Фактор усталости при долгих перемещениях на вертолете крайне высок. Постоянная вибрация, громкий шум и продолжительная концентрация заставила главнокомандующих ограничить полеты до четырех часов в день. Четыре часа считались хорошим объемом работы, и это было на два часа больше, чем летали наши братья на реактивных самолетах в ВВС. На деле суровая боевая реальность стирала эти ограничения чуть ли не каждый день. Шесть или восемь часов налета были обычным делом в Кавалерии. Мы с Леном только что налетали десять часов с Ворчуном-6 и чувствовали полное изнеможение. Устали до такой степени, что не хотелось возиться с сухпайками. Вместо этого мы решили отыскать экипаж медицинского вертолета и получить спальное место.

Мы нашли нужных ребят в двух сотнях футов от их «Хьюи» в четырехместной палатке.

– Не понимаю, зачем он приказал искать нас. Здесь нет дополнительных палаток, – сообщил высокий уорент-офицер. – Если хотите, может поспать на носилках. Хотя бы не на земле.

– Было бы неплохо, – отозвался Лен. – Наш бортмеханик и пулеметчик могут устроиться в «Хьюи», – он кивнул в направлении нашего вертолета, скрытого в сумерках. – Вчетвером там придется несладко.

– Что ж, тогда располагайтесь прямо здесь, – он указал фонариком на землю перед палаткой. – Можем дать вам плащ-палатку, чтобы было хоть какое-то укрытие.

– Да не, и так сойдет, – отказался Лен. – Сегодня ночью вроде как без дождя. Не хочу возиться с этой херней.

Я посмотрел на звездное небо. Оно было чернильно-черным, все в ослепительных алмазах. Звезды здесь выглядели точно так же, как и на противоположной стороне света. Полярная звезда была ближе к горизонту. Большая Медведица на месте. Орион. В детстве я очень часто изучал звезды. Я не терял надежды увидеть созвездие Южного Креста.

Лен уже который раз обращался ко мне.

– Боб, ты в порядке?

– Ага, просто изучаю созвездия.

– Слушай, не знаю, как ты, но я так устал, что готов вырубиться стоя. Пойду за носилками.

– Я с тобой.

Но сначала я дошел до нашего вертолета, чтобы сообщить Ричеру с пулеметчиком, где мы будем ночевать. Я взял носилки с «пылесборника». «Пылесборник» – позывной санитарного вертолета. У меня появилась привычка называть все объекты их позывными. Я взял носилки и отправился к Большой Медведице в направлении палатки. Пока мы размещались, пилоты «пылесборника» выползли наружу, чтобы немного поболтать.