Текст книги "Жизненная Сила. Мастер-ключ"

Я слышал слова сифу Таня, но они словно проносились мимо меня. На протяжении последних семи лет я виделся и общался с учителем каждый день. Он стал для меня вторым отцом, его котельная – нашим священным храмом. Я не представлял себе жизни без этого человека.

– Когда я уйду, регулярно медитируй и продолжай заниматься техниками, которым я обучил тебя. На зимние и весенние каникулы приходи ко мне в монастырь, я буду учить тебя дальше.

– Да, сифу, – ответил я упавшим голосом.

– В обители меня знают под монашеским именем Сяо Яо, но для тебя я так и останусь сифу. Я знаю, что нас обоих ждут большие перемены, но в конечном счете они будут нам во благо.

По дороге домой я плакал.

Месяц спустя мы всей семьей отправились провожать Сяо Яо на вокзал. Все свои скромные сбережения я потратил на подарок учителю – дневник. На первой странице я написал: «Любимому мастеру. Счастливого пути! Цзихуэй».

Мать и сестра связали для мастера коричневый шерстяной свитер и дали в дорогу корзину с продуктами.

На глазах учителя навернулись слезы. Кондуктор объявил об отправлении поезда. Сяо Яо запрыгнул в вагон. Прозвучал свисток. На прощанье мастер помахал рукой из окна, и очень скоро поезд скрылся из вида.

Через несколько дней я заглянул в котельную и увидел, как новый истопник забрасывает уголь в печи. Тогда-то я по-настоящему ощутил всю горечь утраты. Мой учитель уехал. С тех пор я больше никогда не приходил в «Исо».

После отъезда мастера я стал активнее участвовать в школьной жизни. Я записался в легкоатлетическую команду и хорошо проявил себя в барьерном беге. Хотя я был недостаточно высоким для этого вида спорта, мой рост с лихвой компенсировался занятиями боевыми искусствами. Учился я с не меньшим усердием. В тот год я начал изучать английский язык. Наш учитель Ли Юньтао очень любил свою работу, и благодаря ему мы были по-настоящему очарованы классическими произведениями английской литературы, такими как «Гамлет» и «Принц и нищий». Я решил, что, если мне удастся поступить в университет, моей специальностью будет английская филология.

Через три дня после окончания учебного полугодия я отправился в храм Цзюи. Я сел на тот же поезд, на котором уехал Сяо Яо. С собой в небольшом брезентовом рюкзаке у меня были две пары нижнего белья, футболка, зубная щетка и зубная паста, полотенце, а также пакет сушеных слив – гостинец для мастера. Поездка на поезде длилась восемь часов, после чего еще два часа я ехал на автобусе, пока наконец не сошел на остановке у глухой деревни. Я спросил у местного крестьянина, как добраться до монастыря, и он указал направление.

На лесной дороге мне повстречался еще один крестьянин. Он спросил меня, куда я держу путь.

– Я иду в храм Цзюи навестить учителя, – ответил я.

– А кто твой учитель?

– Монах Сяо Яо.

– Вы ученик Сяо Яо?

– Да.

– Тогда прошу вас: разделите с моей семьей нашу скромную трапезу. Живем мы бедно, но для меня честь принять вас в своем доме.

Я согласился. Обед состоял из риса, смешанного с кусочками сладкого картофеля. Родственник хозяина, пожилой горец, рассказывал увлекательные истории о моем учителе. Слушая его, я понял, сколь многих людей судьба свела с Сяо Яо до того, как тот стал истопником. Пообщавшись с этими добрыми людьми, я стал еще больше ценить его скромность и простоту. Когда мы допили чай, я поблагодарил хозяев за гостеприимство и продолжил свой путь к храму Цзюи.

Несколько часов я взбирался по крутой горной тропе. Порой над ней смыкались древесные кроны, образуя густой полог, порой она вилась по узкому краю голых скал. Несколько раз я останавливался, чтобы полюбоваться раскинувшейся у меня под ногами долиной.

Наконец моему взору предстали главные ворота храма Цзюи. Я бросился к ним и вошел на территорию обители. Мне открылась печальная картина. Запустение и непогода сделали свое дело. Внутренний двор явно нуждался в благоустройстве, в еще более плачевном состоянии пребывали постройки монастыря.

Молодой монах поприветствовал меня, в традиционном молитвенном жесте приложив руки к груди:

– Э ми то фо («да благословит вас Будда»).

Я был мало знаком с религиозными формальностями.

– Э… здрасьте! Э ми то фо. Я Цзихуэй, ищу Сяо Яо, – ответил я.

– О да, я знаю, кто вы. Он говорил, что вы придете. Ступайте за мной, я провожу вас.

Мастер расположился в здании столовой. Он был облачен в мантию шоколадного цвета, голова выбрита. Я чуть не прошел мимо.

– Э ми то фо, Цзихуэй. Как добрался?

Я был изумлен его новым обликом. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы опомниться.

– Хорошо, сифу.

– Вот и прекрасно. Пойдем, я покажу тебе монастырь.

Сяо Яо провел небольшую экскурсию по храму и представил меня остальным насельникам. Всего их было около дюжины; большинство – новички в монастырской жизни, и лишь несколько человек вернулись сюда после окончания «культурной революции». Среди них был старый монах Лю Бо, на которого возложили бремя управления монастырем. Рабочих рук не хватало, поэтому каждый был загружен сверх меры. Мой учитель отвечал за восстановительные работы, а также за подготовку вновь прибывших монахов.

Далее мастер показал мне главный зал храма, где стояла золотая статуя Будды. Мы вышли на веранду, откуда открывался захватывающий дух пейзаж дальних гор. Вид монастырского двора, однако, вдохновлял куда меньше: повсюду громоздились груды кирпича и штабели досок.

– Как видишь, монастырь в разрухе, – пояснил учитель. – Мы заняты капитальным ремонтом и должны успеть закончить до зимы.

Он повел меня внутрь храма. Древние стены были покрыты выбоинами, с них полностью сошла краска, но само помещение по-прежнему источало высокие духовные вибрации. По открытому залу витал аромат сандалового дерева, приятно сочетаясь с запахами цветущего лета. Будда умиротворенно сидел на цветке лотоса, будто безразличный к своей истрескавшейся коже, некогда золотой, теперь же совершенно выцветшей.

По обе руки от него располагались две стоячие статуи Будды в человеческий рост, а позади него еще дюжина золотых Будд меньшего размера. Изваяния были озарены светом моря красных свечей, раскинувшегося на двух длинных столах, что тянулись вдоль стен.

Золотого Будду и его свиту обрамлял свисавший с потолка красный шелковый занавес. Ни слова не говоря, Сяо Яо повел меня за полог и указал на прекрасную золотую статую богини милосердия Гуань-Инь высотой в два моих роста. Ее лик лучился добротой. Она стояла в грациозной позе на постаменте из цветов лотоса лицом к задней части храма.

Мы вышли во двор, и учитель сказал:

– Остановишься у меня. Сейчас мне пора работать, а ты обживайся, осмотри окрестности, если хочешь. Увидимся позже.

Затем он велел одному из молодых монахов проводить меня в его келью.

Комната мастера располагалась в одном из зданий, образующих внешнюю стену монастыря, как раз напротив главного храма. Помещение оказалось ни большим, ни маленьким. У противоположных стен стояли две узкие кровати, завешенные сетками от комаров. В келье было одно небольшое окно; на деревянном столике стояли керосиновая лампа и несколько свечей. Я снял рюкзак и бросил его на один из двух притаившихся в углах стульев.

– Распорядок дня у нас простой и неизменный, – разъяснил монах, прежде чем удалиться, – трижды в день мы молимся и поем мантры, работаем в две смены, принимаем пищу один раз в середине дня.

Я начал жить по монастырскому распорядку. На следующий день после утренней молитвы, еще затемно, Сяо Яо вывел меня за пределы обители. Двадцать минут мы шли сквозь предрассветный туман в задумчивом молчании. Тропа, сужаясь, вела нас вдоль глубокого ущелья, затем стала шире – там на земле уже кое-где пробивалась трава. Мы остановились возле сосны, пустившей корни у самого края крутого обрыва; ее сучья тянулись в пустоту, нависая над пропастью. Вершины соседних гор отсюда казались небесными островами в бурлящем, клубящемся море тумана, и их вид внушал благоговение.

– Я занимаюсь цигун почти ежедневно на рассвете, – сказал мастер. – У гор энергия ци могущественна, а вместе с тем тиха и безмятежна.

Мы выполнили комплекс упражнений под названием «Четыре Золотых Колеса», затем медитировали под деревом, созерцая величие небес. Так в отрешенности от всего земного прошло два часа.

– Цзихуэй, посмотри! – наконец окликнул меня Сяо Яо.

Солнце уже взошло, и его теплые лучи разогнали утренний туман. Над кроной сосны, словно мост между небом и землей, висела двойная радуга.

– Эта радуга появляется чуть ли не каждое утро, – лицо учителя было озарено золотым солнечным светом.

Мы стали практиковать цигун возле «радужного дерева» ежедневно. После нашего утреннего занятия у мастера, как правило, начинался рабочий день, и он возвращался к исполнению своих многочисленных обязанностей в монастырском хозяйстве. Я же в основном помогал монахам на стройке. Но иногда учитель велел мне читать старинные манускрипты, что хранились в большом деревянном ящике в тесной читальне. Возраст некоторых насчитывал сотни лет. Я с изумлением обнаружил, что многие древние авторы описывали практики, которым меня учил Сяо Яо. Очевидно, эти же свитки читали и мастер, и его учителя, когда были в моем возрасте, – помня об этом, я изучал рукописи с огромным вниманием.

И всякий раз, когда в монастырь приходил житель деревни с просьбой об исцелении, учитель посылал за мной. Чем бы я ни был занят, я всё бросал и бежал в келью возле главного храма, где садился подле наставника и помогал ему во врачевании точно так же, как прежде в котельной.

Если же выдавалось время, свободное от работы, чтения и помощи учителю, я бродил по окрестным горным тропам и купался в бурных ручьях. Так неспешно тянулось лето, и я все больше привыкал к приятной простоте монашеской жизни. Когда пришло время возвращаться домой, мне было жаль покидать умиротворенный храм Цзюи, чтобы снова очутиться на оживленных улицах Сянтаня.

Глава 3
Сто дней света и тьмы

Бигуань в темных покоях

Следующим летом я снова приехал в храм Цзюи, предвкушая еще одни безмятежные каникулы. Но уже через три дня после моего прибытия Сяо Яо объявил: «Завтра ты приступишь к практике Бигуань. Для этого духовного совершенствования тебе предстоит провести сто дней в каменной камере в полной темноте. Бигуань требует огромных усилий, но с помощью этой практики достигается ни с чем не сравнимое духовное преображение».

Я был взволнован словами учителя. До вечера моя энергия была на подъеме, и ночью я долго не мог заснуть. Следующий день начался как обычно. Мы с учителем занимались цигун у «радужного дерева». После завтрака я отправился в храм медитировать возле Золотого Будды, но сосредоточиться так и не смог. Беспокойные мысли осаждали меня. Сто дней без еды? Сто дней в темноте? Готов ли я к этому испытанию? Чем больше я думал о Бигуань, тем больше нарастало мое воодушевление, но вместе с ним и тревога.

Наконец кто-то из монахов похлопал меня по плечу:

– Сифу ждет тебя в своей келье.

Я пересек двор и, постучавшись, вошел в жилище учителя.

– Ты готов? – спросил мастер.

Я кивнул.

Сяо Яо поднялся с места, взял со стола керосиновую лампу, спички и благовония.

– Тогда пошли.

Учитель повел меня к неприметной, скрытой в глубине храма двери, которую я прежде не замечал. Он зажег лампу и отворил дверь. Мы шагнули в узкий коридор – немногим шире наших плеч, а потолка мы едва не касались теменем. Лампа бросала теплые отблески на холодные камни кладки. Коридор по спирали уходил вниз, и я вслед за мастером спускался в глубокое подземелье. Наши шаги раздавались на неровных плитах пола, нарушая царящую здесь тяжелую тишину. Наконец пол стал ровным – мы подошли к еще одной двери. Сяо Яо навалился на ручку, и она со скрипом поддалась. Мы вошли, и я захлопнул дверь за собой.

Мы очутились в небольшой прямоугольной прихожей.

– Здесь твой туалет, – сказал учитель, указав на стоявшую в углу деревянную бадью.

Затем он открыл еще одну дверь.

– А здесь твоя комната.

Свет лампы тускло озарял помещение. Мой новый «дом» представлял собой каменные покои, расположенные прямо под статуями Золотого Будды и Гуань-Инь, и имел пять метров в ширину и восемь в длину. Стены, пол и потолок были выложены огромными гранитными плитами. Я шагнул внутрь. Слева от меня оказался глиняный кувшин высотой чуть больше полуметра, накрытый деревянной крышкой. На крышке лежал ковш, сделанный из половины высушенной тыквы. У стены стоял деревянный стол около метра длиной, на столе – фарфоровая чаша с плоским дном. Белая, с голубым геометрическим узором, она была доверху наполнена рисовыми зернами.

У противоположной стены располагалась небольшая койка с соломенным матрасом, накрытым тонкой хлопчатобумажной простыней. Сверху лежало сложенное серое шерстяное одеяло. На полу возле кровати была желтая круглая подушка для медитации.

– За восемь лет практики ты хорошо подготовился к этому дню, Цзихуэй, – мягкий голос Сяо Яо наполнял комнату, по мере того как тень учителя наползала на стену. – Я уверен, ты успешно выполнишь Бигуань и тебе откроется райское блаженство.

Мастер зажег от лампы палочку благовоний и поставил ее в чашу с рисом.

– Я буду приходить ежедневно и всякий раз возжигать по одной палочке, – пояснил он. Завитки ароматного дыма взвились к потолку, и помещение наполнилось приятным запахом сандалового дерева.

– Между моими посещениями ты будешь медитировать и выполнять упражнения, которым я тебя обучил. Есть вопросы?

– Нет, сифу, – ответил я.

– Первые двадцать дней практики Бигуань ты ежедневно будешь получать по три штучки горных фиников. Жуй плоды медленно и внимательно, старайся глубоко прочувствовать их вкус, – Сяо Яо извлек финики из-за пазухи и протянул мне. – Жуй медленно, очень медленно.

– Да, сифу.

– Воды можно пить сколько угодно. Ты готов начать?

– Да, сифу.

– Тогда до завтра.

Сказав это, учитель удалился, и палата погрузилась в полутьму. Благовонная палочка все еще тлела, отбрасывая тусклые оранжевые отблески. Я смотрел, как она становится все короче и короче. Вскоре мерцающий янтарным светом конец поблек и погас, комнату окутал непроглядный мрак. Я добрался до койки, сел и преспокойно сидел в темноте, но вдруг меня поразила отрезвляющая мысль: все это происходит на самом деле!

Я вскочил и пошел вдоль стены, наткнувшись по пути на стол. На ощупь я продвигался к двери. Выйдя в прихожую, я точно так же добрел до входной двери, за которой вился узкий коридор, соединявший мои покои с внешним миром. Я приложил к ней ухо, но не услышал ни звука.

Чтобы привести свои чувства в равновесие, я воспользовался бадьей, затем вернулся в комнату и еще раз обследовал ее, двигаясь на ощупь вдоль стен. На несколько минут я прилег на кровать. Она оказалась вполне удобной. Затем снова поднялся и обошел помещение в третий раз.

Я лег и вдруг вспомнил о финиках. Я положил один из них в рот и тут же с жадностью обглодал. М-м-м, до чего же вкусно! Немного поиграв языком с косточкой, я положил ее на стол, нащупал следующий плод и уже хотел было впиться в него зубами, но вовремя остановился.

«Жуй медленно, очень медленно», – всплыли в памяти слова учителя, и я решил оставить второй финик на потом. Встав с койки, я попил воды. Она показалась мне сладкой и свежей. Свежим был и воздух. Должно быть, где-то есть вентиляционная шахта. Я попытался отыскать ее, но, не преуспев, оставил эту затею.

Я вздремнул. А проснувшись, обнаружил, что потерял ориентацию. Как долго я здесь? Час? Два? Или больше? Темно ли сейчас наверху? Узнать было неоткуда. Я утратил чувство времени. Но, поскольку у меня еще оставались силы, я встал с матраса и принялся заниматься цигун.

На следующий день Сяо Яо, как и обещал, пришел проведать меня. Я услышал, как открылась и закрылась входная дверь, а затем – дверь моей комнаты. На этот раз он был без лампы, только палочка благовоний теплилась в его руках.

– Все в порядке? – осведомился учитель.

– Да, сифу.

– Ты хочешь о чем-нибудь спросить меня?

– Нет, сифу.

Он пощупал мою голову, проверяя уровень энергии, и, надавив на точку между бровей, передал мне свою силу ци – в мое тело, подобно электрическому току, влился гудящий поток энергии. Затем он задействовал и другие энергетические точки. За то время, пока учитель был занят этими манипуляциями, палочка благовоний истлела почти полностью.

Закончив, Сяо Яо достал из складок одеяния финики и вручил мне.

– Не прекращай занятий, – приказал он.

– Да, сифу.

– Увидимся завтра.

– До свидания, сифу.

За учителем захлопнулась дверь, благовоние вскоре догорело, и я вновь погрузился в непроглядную тьму.

Эта процедура повторялась ежедневно, но всякий раз мастер, вливая в меня энергию, задействовал все новые энергетические точки моего тела. Так, на одном из занятий он долго держал руки у меня на ключицах. В другой раз он активировал две точки на подошвах. Еще был день, когда Сяо Яо сильно и долго давил большими пальцами на очень чувствительные точки на верхних краях глазниц. От острой боли я чуть не кричал. Но, когда учитель ослабил давление, голова у меня прояснилась, словно небо на рассвете.

На протяжении первой недели заключения в темных покоях время от времени я испытывал муки одиночества, и особенно жгучими они были в те минуты, когда учитель покидал мою комнату. Но скоро они утихли, и спустя некоторое время я вовсе перестал их ощущать. Удивительно, но чувство голода меня покинуло уже через три дня пребывания в подземелье и больше ни разу о себе не напомнило. Оказалось, что в темноте и одиночестве, когда ничто и никто не отвлекает, поститься совсем не трудно. Я был сыт энергией учителя, финиками и практикой цигун.

Пролетела первая неделя, началась вторая, и мое чувственное восприятие стало постепенно расширяться. Я словно превратился в парящую во мраке точку сознания, из которой воплощались тело (там, куда я намеревался отправиться), душа (там, где я испытывал ощущение) и ум (там, где зарождалась мысль).

Однажды я лежал на кровати и вертел в руках один из принесенных учителем фиников, уже ставших для меня большой ценностью. Как же дивно он пахнет… Я провел пальцами по кожице плода. До чего же он гладкий… Наконец я впился зубами в мякоть и медленно откусил маленький кусочек. Вкус восхитительный… Рот мой наполнился сладкой слюной. Я проглотил и сделал еще укус. Доев финик, я еще долго перекатывал языком во рту косточку, играя с ней, как кошка с клубком шерстяных ниток.

И пока я лежал без движения с косточкой во рту, внезапно меня посетило видение. Мне представилось, как только что съеденный плод в грозди таких же плодов висит на ветви породившего его дерева. Затем время словно обратилось вспять, я увидел, как солнечный свет, дождевая влага и минералы, сотворившие плод, возвращаются в небо и землю. Финик при этом сжимался, пока не исчез.

Далее уменьшаться начало само финиковое дерево, и вскоре оно превратилось в косточку, из которой брало начало. Обратное течение времени ускорилось, и я узрел, как бесчисленное множество финиковых косточек становятся деревьями, и те в свою очередь возвращаются в косточки – и так до тех пор, пока мне не предстал изначальный финик, первый финик во Вселенной, и он расщепился на составляющие его энергии стихий, отдавая их пустоте. Далее не было ничего.

И тут меня осенило, что все открывшееся мне в этом видении касается не только финика, но и всего живого вообще, включая меня. В конечном счете все живые существа суть нити, прошивающие разные участки ткани Вселенной, но берущие начало из единого таинственного, непостижимого источника. В один миг я с хрустальной ясностью осознал, что в основе моего бытия лежит тот же фундаментальный аспект, что и у всякой жизни, что все живое едино.

После этого озарения мое восприятие темной комнаты изменилось самым невероятным образом. Помещение превратилось в трехмерную сцену, на которой непрерывно одно за другим разворачивались красочные видения. Твердый, погруженный во мрак потолок сменился невиданным многоцветным небом, по которому мчались взвихренные облака. Стены рухнули, и я очутился в буйных зарослях вечнозеленого леса, на земле, покрытой ковром папоротников и цветов. Затем видение пропало и на его месте возникло новое. Теперь я стоял на великолепном золотом лугу у журчащего ручья и наблюдал, как по небу, подобно метеорам неонового цвета, движутся геометрические узоры. Эти образы наполнили меня ликующей радостью, и скоро я совершенно забыл о мире, оставшемся на поверхности, – мире тусклых красок и грубых текстур.

А потом появился Сяо Яо:

– Прошло двадцать дней, Цзихуэй. Завершен первый этап практики. С этого момента ты больше не будешь есть финики, но воды можешь по-прежнему пить сколько хочешь.

Через несколько дней учитель объявил:

– Сегодня я придам силу твоему Центральному меридиану.

Я сел на желтую подушечку для медитации, мастер встал у меня за спиной. Тлеющие благовония отбрасывали на наши лица оранжевые отсветы. Сяо Яо возложил руки мне на темя, и я закрыл глаза. Почти тотчас я ощутил, как могучий поток энергии вошел в сердцевину мозга и направился по центральной оси тела вниз, до самого основания таза. Меня била дрожь, как будто земля тряслась у меня под ногами.

– Сосредоточься на Нижнем Даньтяне, – наставлял учитель.

Сила энергетического потока возросла; он ширился, низвергаясь сквозь мое тело, подобно бурному, ревущему водопаду света.

– Дыши глубоко.

Мастер приложил палец к точке между бровей, ладонь другой руки – к спине прямо позади пупка и выстрелил в спину новым зарядом ци. Энергия поднялась к шее, и по моему лицу растеклось ощущение тепла и покалывания. Нос, губы, язык, уши и глаза были словно наэлектризованы. Голову наполнил ослепительный свет, и поток его стал ниспадать по спине, от позвонка к позвонку, пока не достиг почек: они вспыхнули маленькими солнцами.

И снова Сяо Яо влил в меня поток ци. На этот раз энергия пошла глубже. Пронизав костный мозг, она наполнила каждую кость моего тела небывалым блаженством. Когда я сделал вдох, меня захлестнуло неописуемое чувство любви. На выдохе меня подхватила волна эйфорического восторга и понесла далеко-далеко.

– Продолжай медитировать, – шепнул Сяо Яо.

Я и не мог делать ничего другого. Я не хотел делать ничего другого. Я был всецело поглощен этим переживанием и погружался в него все глубже. Из основания позвоночника в макушку головы выстрелил огненный шар и вылетел за пределы тела. Яркий свет залил все мое существо. Сияние ослепляло – словно солнце взошло в темной комнате.

В темени начало пульсировать голубое свечение. Сконцентрировавшись в Верхнем Даньтяне – в области в центре головы, – оно стало расширяться, наполняя меня неописуемой радостью, как будто я глотнул чистого кислорода. Дыхание опьяняло, темп его замедлился, и оно уже текло тонкой струйкой.

Голубое сияние хлынуло в Средний Даньтянь – область в центре груди. Мое сердце раскрылось, как нежный цветок с миллионом лепестков. Я чуть было не закричал, но у меня перехватило дух. Чтобы спастись от овладевшего мной безмерного блаженства, мне ничего не оставалось, кроме как дышать еще медленнее. Но и тогда волны восторга несли меня все дальше, и наконец я окончательно растворился в море света.

В следующий приход Сяо Яо сказал:

– Цзихуэй, прошло два дня. Все это время ты просидел без движения в глубокой медитации.

В ходе медитации я полностью утратил чувство времени, и по ее окончании ощущение собственного «я» вернулось ко мне не сразу. Придя наконец в себя, я обнаружил, что претерпел новую трансформацию. У меня значительно возросла способность к духовному восприятию, теперь я ощущал присутствие всех мастеров цигун, медитировавших в этих темных покоях до меня. Я мог прочитать их мысли и чувства, отпечатавшиеся в каменной кладке. Стены говорили со мной, передавали мне коллективную мудрость мастеров прошлого. Я внимал им, а они наблюдали за моей практикой. Они стали моими учителями.

На этом этапе практически каждый раз, как садился медитировать, я покидал тело и странствовал за пределами темной комнаты. Подобно орлу, воспарял я над монастырем и летел, куда гнали меня капризные ветры.

Однажды меня принесло к реке Сян, и я наведался в родной город. Я пролетал над «Исо», котельной, родительским домом, школой и стадионом, где я выступал на соревнованиях по барьерному бегу.

В другой раз я кружил высоко в небе над другим городом. Хотя я никогда не был в нем прежде, он показался мне смутно знакомым, и я снизился, чтобы посмотреть поближе. Приземлился я возле каменного моста с деревянной крышей, перекинутого через неширокую речку. У воды женщины в широкополых бамбуковых шляпах стирали одежду и белье на плоских камнях. В полях чуть поодаль желтела пшеница. Стояла осень. Я вошел в город через главные ворота.

Улицы оказались узкими, дома построены в стиле, который был в моде тысячу лет назад. Я шагал по людной улице вдоль рядов прилавков. Торговцы продавали пищащих цыплят, разноцветные фрукты. Я остановился у небольшой закусочной и заглянул внутрь. Аппетитный запах коснулся моих ноздрей. На низких стульях сидело несколько человек в белых тюрбанах. Они уплетали лапшу, переговариваясь на малопонятном мне диалекте.

Затем я услыхал какой-то шум и обернулся. Четверо крепких жилистых мужчин несли на плечах паланкин. В паланкине восседал молодой горделивый вельможа. Прохожие выстроились по сторонам дороги, почтительно склонив головы. Я вгляделся в его лицо. Хотя внешне мы были совершенно разные, интуитивно я понимал, что он – это я.

Внезапно улицы, горожане, мост и река пропали, и я опять очутился в темной комнате сидящим на подушке. Потянувшись, я подошел к кувшину, зачерпнул воды, напился и вернулся к медитации. Вскоре мои покои исчезли, и я снова витал высоко над крышами монастыря, готовый к очередному приключению.

На этом этапе практики Бигуань по меньшей мере половину времени бодрствования я посвящал исследованию таинственных миров. Я посещал странные, не населенные людьми измерения и встречался с самыми разными разумными существами. Оставшиеся часы я проводил в глубокой, блаженной медитации, взращивая свою энергию ци. Порой я в течение всего дня не вставал с места. Дни мчались, как минуты, а между визитами Сяо Яо, казалось, проходило совсем немного времени.

Так прошло более пятидесяти дней. Наконец учитель сказал:

– Теперь ты готов к следующему шагу. Я обучу тебя более сложной медитации Бу Цзин Гуань Гун. Это опасная практика, и к ней нельзя приступать до тех пор, пока полностью не откроются энергетические каналы и ци не достигнет высокой степени очищения. Ты уже добился этого. Отныне во время медитации вбирай в себя все зло, всю мерзость, всю негативность и чудовищный мрак этого мира. Стань вместилищем всего уродливого, отвратительного и тошнотворного.

Прими в себя всю муку, терзающую сердца всех страдающих существ. Стань магнитом, притягивающим скорбь, тоску, печаль и уныние, все самые темные тени, что гнездятся в душах. Откройся ярости, ужасу, панике, жестокости и похоти. Наполни свой внутренний мир наичернейшей подлостью. Беспрестанно призывай все эти напасти. Взывай к злу до бесконечности. Что бы ни явилось тебе, не останавливайся. Практика не завершится, пока ты не преодолеешь все страхи, с какими столкнешься. Ты должен справиться с любыми трудностями, какие тьма поставит у тебя на пути. Преврати свое сердце в меч чистоты и срази им любой ужас. И, что бы ни происходило, не отступай.

Эта медитация не походила ни на одну из тех, которым мастер когда-либо учил меня, и стоило мне приступить к ее выполнению, как я тут же ощутил зловещую перемену. Тот блаженный свет, что я неизменно видел во время медитаций, начал блекнуть. Сперва я почувствовал, как вокруг меня собирается облако какой-то серой тусклой энергии. Затем облако потемнело. Сияние счастья погасло, на его место пришли тоскливые, тревожные переживания. Я пытался отгородиться от них, но очень скоро они полностью овладели мной, а комната снова погрузилась в непроглядный мрак.

Однажды, пребывая в таком состоянии, я ощутил, что в комнате кто-то есть. Я открыл глаза и был потрясен увиденным. Не дальше чем в метре от меня расположился скелет. Я не знал, как поступить, и мы просто сидели, уставившись друг на друга. Скелет пребывал в полной неподвижности. Я слегка пошевелиться, пошевелился и он. Кости его просвечивали, и был виден костный мозг. Сделав вдох, я заметил, как в раздавшейся грудной клетке гостя затрепетали легкие. Я выдохнул, и пара губчатых мешков в груди скелета сдулась. После следующего вдоха я понял, что легкие под прозрачными ребрами в точности повторяют мои дыхательные движения.

Это мои легкие!

Да, это был мой собственный скелет. Я больше не боялся. Во мне пробудилось внутреннее зрение. Я взглянул на свою голову. Череп стал прозрачным. Я осмотрел извилины собственного мозга. Сквозь глазницы поглядел на внутреннюю поверхность затылка. Понаблюдал за сердцем. Оно билось быстро – я волновался. В животе у меня было пусто. На пояснице я обнаружил шрам от ножа, полученной в драке с Чжан Гуном и его бандой. Следующие несколько дней я посвятил исследованию самого удивительного из миров, которые я до сих пор видел, – собственного тела.

Так, поэкспериментировав с вновь открывшейся духовной способностью, я вернулся к медитации Бу Цзин Гуань Гун. На протяжении нескольких дней я с новым рвением непрерывно взывал к скорбям мира, и густая угрюмая тьма не заставила себя ждать. Комнату окутала тишина, а тяжесть стен и потолка угнетала все больше и больше.

Внезапно повеяло холодом. Поначалу я не обратил на это внимания, но постепенно ощущение стало нестерпимым. Стужа пронизала все слои моего тела. Жало мороза вошло под кожу и остудило кровь. Зубы стучали. Холод проник во внутренние органы. «Я замерзну до смерти», – подумал я. Но тут мне вспомнились слова учителя: «Не отступай!» Я пытался сохранить присутствие духа, но паника овладела мной и я открыл глаза. Не прошло и секунды, как ощущение холода исчезло.

Я начал практику заново. Но на этот раз я поклялся себе: уж лучше умру, чем открою глаза. Ощущение холода очень скоро вернулось и беспощадно впилось в мое тело. Казалось, все мое существо погружается в ледяную воду Арктики. Меня колотила неуемная дрожь. Я умру… Я чуть было опять не запаниковал. Умру так умру…

Я терпел неутихающую боль на протяжении неопределенного промежутка времени, но моя решимость оставалась твердой и непоколебимой. Между тем пытка ужесточилась. Но у меня не было выбора, кроме как держаться. Пережив мгновения самой острой адской муки, я ощутил легкое теплое покалывание. Пульсация сияющего тепла возникла между почек и начала расходиться по всему телу.