Текст книги "Стеклянная башня"

17

Я – Ник Ссу-Ма, Ллойд Теннисон, Кэдж Фостер, Уилл Мисима, Джед Гильберт и, может быть, Мануэль Краг, может быть. Может быть. Неделя в камере эгообмена. Ты выходишь оттуда и даже не знаешь, кто ты такой. Мануэль Мисима? Кэдж Краг? Ни в чем нельзя быть уверенным. Ты ходишь, как Ллойд, смеешься, как Ник, пожимаешь плечами, как Уилл. И так далее, и так далее. Перед глазами стоит золотистый туман, все смазано, очень красиво, похоже на рассвет в пустыне, вот так. Они у тебя в голове. Ты у них в голове. Всего одну неделю. Может быть, именно потому мне так нравится эгообмен. Разделить с кем-нибудь невыносимый груз собственного «я». Перестать на какое-то время быть только Мануэлем Крагом. Перестать. Перестать. Перестать. Перестать. Открыть коробку. Выпрыгнуть. Из себя – в них.

Появляется столько странных мыслей…

Сто шестьдесят восемь часов в объятиях стацио-сети. ТР-РАХ! Раскалывается череп, ты вылетаешь на свободу, смотришь, куда бы приземлиться, и приземляешься. БАХ! Вот ты уже Ник Ссу-Ма, ешь жареную собачину на Тайване. Утро, туман. Рядом твоя тетушка. Вы оба голые. Дотронься до меня вот тут, говорит она. Ты дотрагиваешься, она смеется, ты вздрагиваешь. Еще раз, просит она. Теперь ты смеешься, она вздрагивает. Крошечная, как у Клиссы, грудь. Ночь. Венчание. Согласны ли вы взять в жены Эрминию Теннисон, гладкие, как шелк бедра, родинка чуть выше копчика. Знаете, он спит с андроидом? Подумать только, Мануэль спит с андроидом! Он говорит, что любит ее. Сердцу не прикажешь. Андроид? По крайней мере он этого не стыдится, иначе какой эгообмен… Знаете, я как-то однажды чуть не переспал с альфой, но в последний момент ничего не получилось. На что это похоже? Так же, как с любой другой женщиной. Сам понимаешь, андроиды не резиновые. Просто на лобке нет волос. Да это же кровосмешение. Почему? Ну, в каком-то смысле все андроиды – дети Крага, так что она – сестра Мануэля. Остроумно. Очень, очень остроумно. Но тебе это нравится? Конечно. Сейчас покажу. Вот. Смотрите сами.

Он снова прыгает и соскальзывает, как монета по желобу в монетоприемник. Кто он теперь? Джед Ссу-Ма? Уилл Теннисон? Мы стали одним целым. Копайтесь на здоровье в моей памяти. Я не возражаю. Разве могут у меня быть секреты от друзей? От моих настоящих друзей.

Когда мне было девять я, Кэдж Фостер, поджарил и съел слизня.

Когда мне было тринадцать я, Уилл Мисима, описался со страху в трансмат-кабине.

Я, Ллойд Теннисон, щекотал петушок моей сестры и просовывал палец. Ей было одиннадцать, мне восемь.

Я, Джед Гильберт, в четырнадцать лет столкнул гамму с подъемника. Падал восемьдесят метров. В лепешку. Я сказал отцу, что тот поскользнулся.

Мне десять. Я, Ник Ссу-Ма, увидел за окном бету. Сказал маме: он подсматривал, как ты и папа в кровати. Папа только улыбнулся, мама приказала убить бету.

Я, Мануэль Краг, мне почти тридцать, я изменяю своей жене Клиссе с Альфой Лилит Мезон. Я люблю ее, я люблю ее, я люблю ее. Из Стокгольма. Она живет на улице Ярла Биргера. Альфа Лилит Мезон. У нее грудь, бедра, зубы, локти, розовая кожа. Я люблю ее, я люблю ее, я люблю ее. Лобок совсем безволосый. Лилит.

И мы прыгаем, прыгаем, прыгаем, мы повисли в стацио-сети, петляем из мозга в мозг, дрейфуем, перелетаем из черепа в череп, хотя это получается дороже, и жареный слизень Кэджа хрустит у меня на зубах, я чувствую запах мочи в трансмат-кабине Уилла, я щекочу петушок сестры Ллойда, я вместо Джеда сталкиваю гамму с подъемника, я вместо Ника вру родителям о бете, все они спят с Лилит, а потом говорят мне: да, да, что ж мы раньше не обращали внимания на женщин-альфа, как тебе повезло, Мануэль, повезло повезло, повезло.

И я люблю ее.

Я люблю ее.

И я вижу, друзья мои, всю ненависть и грязь, скопившиеся в ваших душах, но также я вижу все хорошее, как ужасно было бы, если бы мы видели только жареных слизней и лужи на полу трансмат-кабин. Я вижу тайные увлечения и скромность, верность и благородство. Я вижу, какие на самом деле хорошие люди мои друзья, я беспокоюсь. Интересно, думаю я, каким они видят меня; может, они не захотят подать мне руки, когда мы снова станем сами собой? Мы еще несколько раз меняется местами. Мы видим себя чужими глазами, чужих еще более чужими глазами…

Неделя проходит так быстро!

Бедный Мануэль, никогда не думал, что ему так плохо. Столько денег, а толку мало, он все еще мучается тем, что не нашел места в жизни. Мануэль, найди себе какое-нибудь дело. Найди дело. Найди дело. Я говорю им, что я стараюсь. Я ищу.

Как насчет равенства андроидов, говорят они?

Серьезно? А что скажет отец? Если ему не понравится…

Не беспокойся о нем. Делай то, что считаешь нужным. Клисса тебя поддержит. Если он все-таки взорвется, пусть с ним сначала поговорит Клисса. Да нет, с чего бы ему выходить из себя? Он уже сделал на андроидах состояние, почему бы теперь не предоставить им право голоса? Готов поспорить, за него-то они все и проголосуют. Все андроиды влюблены в твоего отца, знаешь? Точно, точно. Иногда мне кажется, что это чуть ли не религия. Религия Крага. Согласитесь, какой-то смысл в это есть – поклоняться тому, кто тебя создал. Не смейся. Как я могу не смеяться? Что за безумная мысль: андроиды поклоняются моему отцу! И сделанным с него идолам, наверное?

Мануэль, не отвлекайся. Если тебя так беспокоит, что ты до сих пор не нашел для себя достойного занятия, разверни общественную кампанию. Равные права андроидам! Да здравствуют андроиды! Точно-точно, да здравствуют андроиды! Нет, это не для тебя. Может, ты и прав.

Вдалеке звякает гонг. Мы понимаем, что время истекло.

Сеть отпускает нас. Мы начинаем медленно падать, каждый – к себе в голову. Я слышал, что эта процедура самая-самая сложная – вернуть каждого к себе в голову.

Насколько мне известно, я – Мануэль Краг.

Нас проводят в зал реадаптации. Мы сидим там три, четыре часа, заново привыкаем каждый к собственному телу. Мы странно посматриваем друг на друга. Точнее, друг на друга мы почти не смотрим. Кто-то слишком долго смеялся моим ртом.

Опять эти новые игрушки – кубики с закругленными ребрами. На моем высвечивается длинный ряд сообщений:

В КАРАЧИ СЕЙЧАС 09:00.

ВЫ ВСТРЕТИЛИ СЕБЯ ВПЕРВЫЕ?

НЕ ИСКЛЮЧЕНО, ЧТО ВАШ ОТЕЦ ХОТЕЛ БЫ, ЧТОБ ВЫ СВЯЗАЛИСЬ С НИМ.

ТОЛЬКО ПРАВДИВЫЕ ОТВЕТЫ НЕВЕРНЫ.

ДЕЛО УДАЛОСЬ УЛАДИТЬ, НЕ ДОВОДЯ ДО СУДА.

КОГДА-ТО ВСЕ МЫ БЫЛИ ГОРАЗДО МУДРЕЕ.

Игрушка пугает и утомляет меня. Я отшвыриваю кубик. Я почти уверен, что я не Кэдж Фостер и не Ллойд Теннисон, но меня беспокоит слизень. Из Нью-Орлеана я сразу отправлюсь к Лилит. Или, может, лучше сначала поговорить с Клиссой? Отец наверняка на башне. Как там продвигается сие гигантское сооружение? Скоро сигнал уйдет в космос, звездные жители станут присылать ответы, и отец будет читать их долгими зимними вечерами.

– До свидания, джентльмены, – улыбаясь, говорит альфа. – Надеюсь, до скорой встречи.

Мы выходим. А это они. Они – это я. Мы это мы.

Мы очень серьезно обмениваемся рукопожатиями. Идем к трансмат-кабинам. Покорно, как верный муж, я отправляюсь к Клиссе.

18

За неделю, прошедшую после смерти Альфы Кассандры Адрон, юристы встречались трижды. Первая встреча состоялась в правлении корпорации Крага, вторая в штаб-квартире «Лабрадор Трансмат-Дженераль», третья – в Чейз-Краг-Билдинг в Фэрбенксе. Юристы «Лабрадор Трансмат-Дженераль» предложили, чтобы Краг просто предоставил в распоряжение пострадавшей стороны новую альфу и оплатил расходы на ее обучение. Лу Фиэрон, выступая как советник Крага, заявил, что такая формулировка для его клиента неприемлема, так как может повлечь за собой расходы, сумму которых заранее не определить. «Лабрадор Трансмат-Дженераль» согласилась с тем, что такое возражение разумно, и был достигнут компромисс: корпорация Крага предоставляет «Лабрадор Трансмат-Дженераль» право собственности на одну альфу, выпущенную заводом в Дулуте, и соглашается оплатить ее обучение в пределах суммы в десять тысяч долларов. Три встречи заняли в общей сложности два часа двадцать одну минуту. Соглашение было достигнуто, и гражданский иск аннулирован. По поручению Крага соглашение подписал Леон Сполдинг. Сам Краг был на Луне на открытии гравитационного бассейна для больных хемиплегией в Медицинском Центре Крага посередине Моря Москвы.

19

17 ноября 2218 года.

Пространство вокруг башни Крага запорошено тонким слоем снега; за пределами периметра высятся огромные сугробы, покрытые твердой коркой слежавшегося наста. Над башней, уже перевалившей за пятьсот метров, яростно завывает ветер. Строительство идет с опережением графика. Башня прозрачна как слеза, никто из гостей Крага не может удержаться от восторженных ахов и охов.

Восьмигранное основание незаметно для глаза переходит в стройный четырехгранный обелиск, окруженный ореолом света; солнечные лучи отражаются от вертикальных граней, от ослепительно белых снежных полей, снова скользят вдоль стеклянных стен и устремляются к земле. Здесь правит альбедо, яркий блеск нестерпимо режет глаза.

Нижние две трети построенной части башни разделены на этажи, и, по мере того как стеклянные блоки громоздятся выше и выше, образуя корпус башни, работа внутри кипит с большей интенсивностью.

Началась установка тахионного оборудования. Из пяти гигантских цилиндров ярко-красной меди (шестьдесят сантиметров в диаметре, несколько сотен метров длиной), сложится пятижильный сердечник, который протянется до половины высоты башни. Уже закладываются направляющие для этих титанических шин. Каждая шина заключена в метрового диаметра оболочку из прозрачной стекломассы. Сорокаметровые медные цилиндры вкладываются в оболочку тут и там, соединяя их торец в торец. Ослепительно вспыхивают разряды сварочных лазеров. Сооружение кишит электриками, которые наблюдают за тем, как на блестящие стены башни изнутри напыляют слой проводящего волокна механики, которые устанавливают изоляционные трубки, волноводы, преобразователи частоты, измерители светового потока, аппаратуру оптической связи, локаторы фокальной плоскости, стержни нейтронной активации, поглотители Мессбауэра, многоканальные анализаторы амплитуды импульса, ядерные усилители, преобразователи напряжения, криостаты, импульсные повторители, мостики сопротивлений, оптические призмы, торсионные тестеры, всевозможные датчики, размагничиватели, коллиматоры, ячейки магнитного резонанса, усилители на термопарах, рефлекторы-ускорители, протонные накопители и многое, многое другое, в точном соответствии с планом, находящимся в памяти компьютера и включающим в себя для каждого прибора номер этажа и координаты на блок-схеме. Разговаривать с космосом тахионными лучами – не самая простая техническая проблема.

Башня уже неподражаемо великолепна, уникально стройна – ослепительно блестящий шпиль, пронзающий небо. Чтобы в полной мере насладиться видом башни, посетители отъезжают в тундру за много километров – вблизи впечатление совершенно не то. Краг тем не менее не устает напоминать своим гостям, что то, что они сейчас видят, всего лишь треть того, что должно быть. Чтобы понять, как будет выглядеть законченная башня, надо представить себе, что на этот, ноябрьский шпиль поставлен еще один такой же, а на них сверху – третий. Воображение отказывает. Разум бунтует. Вместо этого перед мысленным взором возникает изящная, невероятно тонкая, страшно хрупкая стеклянная игла, которая висит в небе, безуспешно пытаясь пустить корни, клонится, клонится, клонится и наконец медленно падает, как поверженный Люцифер, падает весь долгий зимний день и рассыпается, еле слышно звеня осколками в морозном воздухе.

20

– Вчера вечером, – сказал Варгас, – сигнал изменился. Чуть-чуть, но изменился.

– Никуда не уходите, – выдохнул Краг. – Я буду у вас через несколько минут.

Из Нью-Йорка он перенесся в антарктическую обсерваторию Варгаса, расположенную высоко на полярном плато ровно посередине между Полюсом и Берегом Нокса. Крагу нередко приходилось слышать разговоры о том, что, конечно, жизнь человека в трансмат-эру неизмеримо богаче впечатлениями, чем раньше, но, с другой стороны, что-то существенное утеряно. Тэта-сила позволяла в одно мгновение перепархивать из Африки в Австралию или из Мексики в Сибирь, но человек был напрочь лишен представления о географии. Вся планета превратилась в одну огромную трансмат-кабину. Крагу давно хотелось совершить кругосветное авиапутешествие и, никуда не торопясь, увидеть, как пустыня сменяется прерией, лес – тундрой, а горы – равнинами. Времени для это все никак не находилось.

Обсерватория – ряд неярко сверкающих куполов – располагалась на леднике толщиной в два с половиной километра. Выплавленные во льду туннели соединяли купола друг с другом, а также со всевозможной периферийной аппаратурой: огромной чашей параболической антенны радиотелескопа, металлической решеткой рентгеновского приемника, блестящим зеркалом, принимающим оптические сигналы с обсерватории на стационарной орбите над Южным полюсом, массивным оптическим дифракционным телескопом, позолоченными остриями трех водородных антенн, подвешенной в воздухе паутиной радара и прочими устройствами, без которых астроному жизнь не в радость. Чтобы лед под зданиями не таял, вместо морозильной ленты применили полную теплоизоляцию фундаментов, так что каждый купол возвышался над бескрайним ледяным морем, как отдельный островок.

В главном здании все гудело, щелкало и вспыхивало. Краг плохо разбирался в аппаратуре, но многочисленные лампочки, кнопочки и тумблеры в обсерватории смотрелись очень уместно. Вокруг с деловым видом суетились техники; альфа, забравшийся по хрупкой железной лестнице на головокружительную высоту, выкрикивал какие-то цифры стоящим внизу троим бетам; двадцатиметровая стеклянная спираль периодически вспыхивала ослепительно красным, и после каждого разряда на экранах счетчиков начиналось мельтешение зеленых цифр.

– Смотрите на радоновую спираль, – сказал Варгас. – Она регистрирует импульсы, которые приходят прямо сейчас. Вот, видите, начинается новый цикл…

Краг мысленно выстроил в голове последовательность импульсов.

* * * * * * * * * * * * * * * * *

– Вот так, – сказал Варгас. – Теперь шестисекундная пауза, и все по новой.

– 2-5-1, 2-3-1, 2-1, – произнес Краг. – А раньше было 2-4-1, 2-5-1, 3-1. Значит, они перестали передавать группу с четверкой, группу с пятеркой передвинули на начало цикла, дополнили группу с тройкой и добавили импульс к последней группе… черт возьми, Варгас, что это значит? Какой во всем этом смысл?

– В этом послании нам удалось обнаружить ровно столько же смысла, сколько в предыдущем, – то есть никакого. Оба сигнала организованы совершенно одинаково, не считая небольшой перестановки…

– Но это должно что-нибудь значить!

– Очень может быть.

– Но что?

– Об этом мы спросим у них сами, и очень скоро, – сказал Варгас. – Когда ваша башня будет достроена.

Краг сгорбился, подался вперед и ухватился за торчащие из стены гладкие прохладные зеленые ручки какого-то непонятного прибора.

– Эти сигналы посланы триста лет назад, – безнадежно произнес он. – Если их планета действительно такая, как вы пытались мне рассказать, это все равно, что триста веков там. Если не больше. Да они уже давно забыли о том, что хотели сообщить в космос их предки. Они уже, наверное, настолько мутировали, что не смогли бы даже понять, что надо было их предкам.

– Нет. Какая-то преемственность должна быть. Как они достигли бы технологического уровня, который позволяет посылать трансгалактические сообщения, если бы не умели хранить знания предыдущих поколений?

– Знаете что? – развернулся Краг. – Я все еще не верю, что в этой вашей планетарной туманности около голубого гиганта может быть разумная жизнь. Да и какая бы то ни была жизнь… Послушайте, Варгас, голубой гигант долго не живет, а только на то, чтобы поверхность планеты остыла и затвердела, нужны миллионы и миллионы лет. У них не хватит на это времени, там, у голубого гиганта… Если там и есть планеты, они до сих пор расплавлены. Вы хотите, чтобы я поверил, будто сигналы приходят с какого-то раскаленного болида?

– Сигналы посылаются из NGC 7293 планетарной туманности в созвездии Водолея, – негромко произнес Варгас.

– Это точно?

– Абсолютно точно. Если настаиваете, могу показать все данные.

– Да нет, не надо. Но огненный шар, гигантская шаровая молния…

– Совсем не обязательно, чтобы это был огненный шар. Может быть, некоторые планеты остывают быстрее, чем другие, работоспособной модели остывания планеты до сих пор не построено. Мы не знаем, как далеко от звезды планета, с которой посылаются сигналы. Кстати, есть расчеты, которые показывают, что даже планета у голубого гиганта может остыть достаточно быстро, чтобы…

– Шаровая молния, – мрачно пробормотал Краг.

– Может быть, – оскорбленно произнес Варгас, вынужденный защищать любимую науку от нападок дилетанта, – а может быть, и нет. Даже если и так с чего вы взяли, что для развития жизни необходима планета с твердой поверхностью? Разве нельзя представить себе цивилизацию высокотемпературных существ, зародившуюся на еще не остывшей планете? Если…

– И как они посылают сигналы? – недоверчиво фыркнул Краг. В голосе его сквозило явное отвращение. – Передатчиком из расплавленного металла?

– Сигналы совершенно не обязаны быть механического происхождения. Допустим, эти существа умеют изменять молекулярную структуру…

– Доктор, вы рассказываете мне сказки. Я обращаюсь к ученому, а он рассказывает мне сказки.

– В данный момент не могу предложить ничего лучшего.

– Вы же сами знаете, что наверняка ваши данные можно объяснить как-то иначе!

– Мистер Краг, я знаю только то, что сигналы приходят из планетарной туманности. Да, это кажется невероятным. Но кто сказал, что Вселенная обязана всегда казаться вероятной? А все происходящее в ней – быть легко объяснимым? Ученому восемнадцатого века невероятным показался бы мгновенный перенос материи. Мы имеем экспериментальный факт, пытаемся его как-то понять и объяснить, иногда при этом приходится выдвигать совершенно дикие догадки, потому что факт кажется еще более диким, и…

– Вселенная никогда не мошенничает, – изрек Краг. – Вселенная играет честно.

– Разумеется, – улыбнулся Варгас. – Но, чтобы исчерпывающе объяснить феномен NGC 7293, у нас пока маловато данных. Приходится обходиться, как вы говорите, сказками.

Краг кивнул и закрыл глаза. Пальцы его спазматически дергались, поглаживая клавиши и циферблаты неизвестного ему прибора. Нетерпение росло в нем настолько быстро, что, казалось, могло разорвать его. Эй вы, там, в космосе! Эй вы, да-да, те, кто посылает сигналы! Кто вы? Где вы? Черт возьми, ответьте, я хочу знать! Эй, что вы пытаетесь нам сказать? Что вы ищете? Что все это значит? А вдруг я умру, не дождавшись ответа!

– Знаете, чего я хочу? – вдруг сказал Краг. – Выйти к радиотелескопу. Забраться в центр тарелки. Сложить руки рупором и выкрикивать в космос цифры. Какой сейчас приходит сигнал? 2-5-1, 2-3-1, 2-1? Я начинаю сходить с ума. Мы должны ответить им сейчас, немедленно. Просто начать посылать какие-нибудь цифры: 4-10-2, 4-6-2, 4-2. Просто, чтобы они знали, что мы есть.

– Но радиосигнал будет идти до них триста лет, – сказал Варгас. – А вашу башню вот-вот достроят.

– Да, конечно, вот-вот. Вот-вот. Кстати, вы ее давно не видели. Подъезжайте на следующей неделе. Там уже начали устанавливать аппаратуру. Скоро мы ответим этим… этим…

– Хотите послушать, как звучит новый сигнал?

– Конечно.

Варгас щелкнул переключателем. Из динамиков на стене послышалось сухое, холодное… да-да, именно космическое шипение, голос непроницаемой бездны. Это было похоже на то, как шуршит сбрасываемая змеей кожа. Через несколько секунд, заглушив мертвенный шорох, донеслось жизнерадостное бибиканье. «Би-ип би-ип». Пауза. «Би-ип би-ип би-ип би-ип би-ип». Пауза. «Би-ип». Пауза. Пауза. «Би-ип би-ип». Пауза. «Би-ип би-ип би-ип». Пауза. «Би-ип». Пауза. Пауза. «Би-ип би-ип». Пауза. «Би-ип». Тишина. А потом опять: «би-ип би-ип…» И все началось снова.

– Прекрасно, – прошептал Краг. – Музыка сфер. Загадочные, черти! Послушайте, доктор, обязательно приезжайте на следующей неделе взглянуть на башню, в следующий… например, вторник. Сполдинг позвонит вам. Вы даже не представляете, как она уже выросла. И еще: как только появится что-нибудь новое – ну там, сигнал изменится или еще что, – немедленно зовите меня.

«Би-ип би-ип би-ип».

Он направился к трансмат-кабине.

«Би-ип».

Он прыгнул вдоль соединяющего полюса меридиана и оказался возле башни. Он перенесся с одной ледяной равнины на другую ледяную равнину, от основания мира на вершину мира, из ранней весны в позднюю зиму, из яркого дня – в сумрачный вечер. Вокруг с деловым видом суетились андроиды. Ему показалось, что со вчерашнего дня башня выросла метров на пятьдесят. Прожектора лили с темного неба яркий свет. Песнь NGC 7293 продолжала призывно звучать в мозгу Крага. «Би-ип би-ип. Би-ип».

Тора Смотрителя Краг нашел в центре управления. Альфа работал подключенным к компьютеру и не обратил ни малейшего внимания на его появление. Казалось, андроид погружен в наркотический сон и ему снится, что он карабкается по отвесным отрогам далекого скального интерфейса. Минуты, наверное, две Краг молча стоял и смотрел на него. Тем временем потерявший дар речи при его появлении оператор из бет осмелел и предложил подключиться к компьютеру и сообщить Смотрителю, что пришел Краг.

– Не надо, – ответил на это Краг. – Он занят. Лучше его не беспокоить.

«Би-ип би-ип би-ип би-ип би-ип». Он еще несколько секунд постоял, наблюдая за сменой выражений на спокойном лице Смотрителя. О чем сейчас думает этот альфа? О счетах за перевозку, декларациях «Лабрадор Трансмат-Дженераль», сварочных электродах, прогнозе погоды, оценках затрат, факторах износа, штатном расписании? Краг ощутил ни с чем не сравнимую гордость. А почему бы и нет? Ему есть чем гордиться. Он выпускает андроидов, а андроиды строят башню, и скоро голос человека услышат звезды…

«Би-ип би-ип би-ип. Би-ип».

Сам удивившись такому всплеску чувств, он на мгновение обнял Тора Смотрителя за широкие плечи и вышел из центра управления. Он снова окунулся в черноту и несколько секунд постоял, всматриваясь в лихорадочную активность монтажников на башне. На самом верху ритмично, без единого сбоя, шла установка новых блоков. Внутри крошечные фигурки перетаскивали нейтринную изоляцию, соединяли торцом в торец медные сердечники, настилали прозрачные полы, тянули выше и выше силовой кабель. В ночи родился ровный пульсирующий звук: присущие любому строительству шум и гомон объединились в единый космический ритм, громогласное басовитое гудение. В мозгу Крага соединились два звука, внутренний и внешний: «бу-ум и би-ип, бу-ум и би-ип, бу-ум и би-ип».

Не обращая внимания на пронизывающий арктический ветер, Краг побрел к трансмат-кабинам.

Не так уж и плохо для безграмотного оборванца, каким я когда-то был, подумал он. Эта башня. Эти андроиды. Вообще все. Ему вспомнился Краг сорокапятилетней давности, подрастающий в маленьком городке в Иллинойсе – городке, в котором посередине главной улицы через асфальт пробивалась трава. Тогда он не слишком задумывался над тем, как разговаривать со звездами». Ему просто хотелось кем-нибудь стать. Тогда он был совсем никем. Просто Крагом! Без образования. Тощий. Прыщавый. Иногда он слышал, как по телевизору говорили о том, что для человечества наступил новый золотой век: никакого демографического взрыва, социальные распри позабыты, всю грязную работу взяла на себя армия сервомеханизмов. Да, да. Прекрасно. Но даже в золотом веке кто-то оказывается на дне. Например, Краг. Отец умер, когда ему было пять. Мать пристрастилась к таблеткам-флоутерам, транквилизаторам, сенсорным глушилкам. Они жили на мизерное пособие, выплачиваемое фондом общественного благосостояния. Роботы? Роботы – это для кого-то другого; Даже терминал информационной сети половину времени был отключен за задержку абонентной платы. Трансматом он воспользовался первый раз в жизни, когда ему было девятнадцать. До этого он даже ни разу не покидал Иллинойс. Сейчас он вспоминал о себе, как о мрачном, нелюдимом подростке, иногда целыми неделями ни с кем не разговаривавшим. Он не любил читать. Он не любил игры. Но он много мечтал. Через школу он проскочил, окутанный туманом какого-то бешенства, не научившись ничему. Когда ему было пятнадцать, это самое бешенство вместо того, чтобы развиваться внутри и постепенно подтачивать мозг, почему-то обратилось наружу: я покажу вам, на что я способен, я со всеми вами сквитаюсь! Сам взялся за свое образование. Сервотехнология. Химия. Он не тратил времени на высокую теорию, он учился тому, что может пригодиться сразу. Спать? Да кому это надо! Учиться. Учиться. Потеть. Строить. Потом кто-то сказал, что у него с самого начала было уникальное интуитивное понимание природы вещей. Он нашел себе в Чикаго спонсора. Считалось, что век мелкого частного предпринимательства давно позади; как и век изобретателей-одиночек. Как бы то ни было, собранный им сервомеханизм превосходил существовавшие. Краг улыбнулся, вспоминая: трансмат-прыжок в Нью-Йорк, совещание, юристы. И счет в банке. Новый Эдисон. Ему было девятнадцать. Он накупил лабораторного оборудования и стал думать, чем бы таким грандиозным заняться дальше. В двадцать два у него появилась первая мысль об андроидах. Пришлось немного повозиться. Примерно тогда же от ближайших звезд начали возвращаться несолоно хлебавши давно посланные автоматические станции. Никаких высокоразвитых форм жизни. Он был уже достаточно обеспечен, чтобы немного отвлечься от бизнеса и позволить себе роскошь поразмышлять о месте человека во Вселенной. И он размышлял. Распространенные тогда теории об уникальности человека раздражали его. Он продолжал работать, работать, возился с нуклеиновыми кислотами, смешивал растворы, напрягал глаза над центрифугой, запускал руки по локоть в наполненные зловонной слизью кюветы, соединял цепочки белков, подбираясь ближе и ближе к успеху. Как может человек быть одинок во Вселенной, если ему самому под силу создать жизнь? Смотрите, как это просто! Что я, Бог? Автоклавы согласно булькали. Лиловое, зеленое, золотистое, красное, синее. В конце концов в автоклавах зародилась жизнь. Из пены химических растворов, нетвердо ступая, вышли андроиды. Слава. Деньги. Власть. Жена. Сын. Корпорация. Собственность на трех планетах и пяти спутниках. Женщины

– любые, каких он только пожелает. Самые бредовые юношеские фантазии осуществились. Краг улыбнулся. Тощий прыщавый тогдашний Краг таился внутри Крага теперешнего, и бешенство его ничуть не угасло: так ты показал им? Ты показал им! А теперь твой голос разнесется на всю Вселенную. «Би-ип би-ип би-ип. Бу-ум». Голос Крага услышат за сотни световых лет: «Алло? Алло? Алло? Говорит Симеон Краг!» Оглядываясь на прожитые годы, он видел свою жизнь как мощный идеально прямой поток, стремящийся, не петляя и не прерываясь, к одной-единственной цели. Если бы в юности его так не сжигало честолюбие, ни о каких андроидах и речи не было. Не будь андроидов, где он нашел бы столько рабочих рук для строительства башни? А без башни…

Он вошел в ближайшую трансмат-кабину, набрал, не глядя на клавиши, координаты и оказался в Калифорнии, в доме Мануэля.

Он вовсе не собирался к Мануэлю. Он заморгал, когда в глазах ни с того, ни с сего вспыхнуло калифорнийское солнце, и вздрогнул, когда уже привыкшую к полярному морозу кожу ошпарило внезапной волной тепла. Темно-красный каменный пол ярко блестел у него под ногами, полифазные проекторы, вмонтированные по периметру дворика на уровне пола, излучали вертикально струящиеся потоки света, вместо крыши мерцал купол отражающего поля, настроенного на голубой край спектра, над головой нависали усыпанные плодами ветви какого-то дерева с пушистыми серо-зелеными листьями. Доносился рокот прибоя. Несколько слуг-андроидов изумленно уставились на него, послышался благоговейный шепот: «Краг… Краг…»

Появилась Клисса. Она была завернута во что-то дымчато-зеленое типа сари, так что маленькая высокая грудь, узкие плечи и худые ноги оставались обнажены.

– Вы даже не предупредили…

– Нет-нет, я оказался у вас совершенно случайно.

– Я бы что-нибудь приготовила!

– Пожалуйста, только не надо из-за меня суетиться! Я же просто так заглянул, это никакой не официальный визит. А Мануэль…

– Его нет дома.

– А где он?

– Не знаю, – пожала плечами Клисса. – Умчался куда-то по делам и вернется только к обеду. Может, вам хочется…

– Нет-нет, спасибо. Клисса, какой у вас хороший дом. Такой уютный. Должно быть, вы с Мануэлем здесь очень счастливы. – Он обвел взглядом ее стройную фигуру. – И для детей здесь было бы просто идеально – пляж… солнце… деревья.

Андроид принес два блестящих шезлонга и расставил их неуловимо быстрым натренированным движением. Другой щелкнул переключателем, и по стене дома заструился водопад. Третий зажег ароматическую свечку, во дворике запахло гвоздикой и корицей. Четвертый предложил Крагу поднос с молочно-белыми конфетами. Краг отрицательно мотнул головой и остался стоять. Клисса тоже отказалась садиться. В ее позе сквозила нерешительность.

– Понимаете, мы же еще молодожены, – произнесла он. – Мы можем немного подождать с детьми.

– Вы уже два года как женаты. Ничего себе медовый месяц!

– Ну…

– Получите хотя бы разрешение. Да и вообще пора бы уже подумать о детях. Пора бы вам… мне… внуки…

Смешавшись, он умолк: Клисса неподвижно застыла, продолжая протягивать к нему поднос с конфетами. Лицо ее побледнело, темные глаза выделялись как агаты.

– Но… воспитанием ребенка могут заняться андроиды, – продолжил он. – И если ты не хочешь сама, можно эктогенетически, так что…

– Пожалуйста, не надо, – еле слышно произнесла она. – Мы… уже говорили об этом. Я сегодня такая усталая.

– Прошу прощения, – торопливо сказал он, мысленно кляня себя за такую назойливость. Вечная его ошибка: чем-чем, а тонкостью подхода он не отличался никогда. – С тобой все в порядке?

– Я просто устала, – повторила она, и прозвучало это не более убедительно, чем в прошлый раз. Она вдруг вспомнила, что должна изображать гостеприимную хозяйку, сделала знак рукой, и один из бет стал складывать стопку сверкающих металлических обручей, вращающихся вокруг невидимой оси. Современная скульптура, подумал Краг. Другой андроид что-то сделал со стенами, и дворик залил поток теплого янтарного света. В воздух взметнулось облако крошечных, как пылинки, блестящих динамиков, и зазвучала музыка.