Текст книги "Роузлинд (Хмельная мечта)"

– Милорд, – Иэн напряженно сглотнул.– Леди Элинор пропала.

– Пропала? Что с того? Без сомнения, она отстала, чтобы поговорить с Изабель или…

– Нет, милорд. Она поехала поговорить с Бьорном Фишерманом, потом была с теми, кто охотился на зайца, все вернулись, а ее нет!

– Ты уверен?

– Да, сэр, абсолютно.

Саймон хотел, было порезче спросить Иэна, как это ему удалось следить за девушкой в этой толпе верховых, но он увидел напряженное – и такое узнаваемое – выражение глаз юноши.

Саймон почувствовал себя неловко. Элинор, конечно, может прийти в ярость, но она не глупа. Она отъехала от кортежа не одна – в этом Иэн был прав – и вернулась бы с остальными. Саймон опустил забрало шлема, выхватил меч и протянул руку, чтобы взять копье у Иэна.

– Я собственноручно убью эту девицу, если она отстала, чтобы пособирать цветочки! – прорычал он.– Скажи Бьорну, чтобы он собрал своих людей и догонял меня! В каком направлении она уехала?

Иэн указал. Саймон вонзил шпоры в бока лошади и ринулся через поля. Поля только кое-где разделяла живая изгородь, и сначала Саймон ничего не заметил. Однако у него комок застрял в горле и сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда слева, в стороне от дороги он увидел серую лошадь без всадницы, спотыкавшуюся время от времени об отпущенные поводья. Он сразу же повернул коня, и Донна подошла ближе, издав приветственное ржание, так как пустое седло и брошенные поводья пугали ее. Саймон заметил, что лошадь вся блестела от пота, но не была взмыленной. Это значит, что Элинор была где-то неподалеку. Но где? Как найти ее – хрупкое создание в зеленом платье, лежащее в зеленой траве?

А это создание тем временем продиралось сквозь густые заросли. Ее платок изорвался в клочья, на платье появились прорехи, лицо и руки были сплошь покрыты царапинами, из которых сочилась кровь. Несмотря на боль, она лихорадочно размышляла, стоит ли ей оставаться в кустарнике. Если она будет двигаться дальше, шум веток выдаст ее, а если останется на месте, ее преследователи настигнут ее за несколько минут. Запутавшись в кустах ежевики, она не сможет даже воспользоваться кинжалом. Тут Элинор услышала повторный клич своего обидчика и, обернувшись, увидела, как из леса появились всадники. В панике ее блуждающий взор заметил то, что было до того спрятано за кустарником: низенькую пастушескую хижину. Нельзя было назвать это безопасным укрытием, но там должна быть хотя бы дверь, которую при желании можно забаррикадировать и тем самым задержать на какое-то время нападавших. Конечно, через несколько минут дюжие всадники выломают дверь, и все ее усилия окажутся тщетными, но кто знает! А вдруг кто-нибудь уже заметил ее лошадь без всадницы! Элинор подхватила юбки и помчалась. Она слышала, как сквайр продирается сквозь кустарник следом за ней. Впереди приближались всадники, издавая охотничий клич. Да, неплохо придумано. Даже если ветер донесет эти крики в сторону королевской кавалькады, это не привлечет внимания. Любой мелкий барон будет издавать такие крики, увлеченный охотой или собирая друзей.

Саймон так и подумал, когда услышал эти крики, и от души возблагодарил Господа за то, что будет кому помочь в поисках Элинор, к тому же местные охотники лучше знают окрестности. Он повернул на голоса, безжалостно подгоняя коня, представив, что Элинор рыдает где-то из-за сломанной руки или ноги, беспомощная и испуганная. Он так живо представил себе ее, что даже когда увидел всадников, не сразу понял, в чем дело, пока не увидел, что охотники были без гончих собак. И только глубоко укоренившееся чувство опасности, заставившее поднять щит наперевес, спасло его, когда он поравнялся с первой парой всадников.

Истина открылась ему, когда он увидел поднятый против него меч и сумел отразить удар щитом. Другой всадник успел нанести ему рану вдоль ребер, когда он бросил бесполезное в такой тесной схватке копье и скользнул рукой к петле своей булавы, высвобождая ее. Он не часто прибегал к этому виду оружия, так как оно не наносило такие четкие раны, как меч, а, скорее, крушило и рвало плоть. Но сейчас Саймон выбрал его инстинктивно: ровные раны или даже смерть были слишком хороши для тех, кто угрожал Элинор.

Отвратительный хруст, полу задушенный крик, глухой удар падающего тела после того, как булава с шипами на конце смертельной колючей цепи нашла свою цель, – все это прозвучало сладкой музыкой для Саймона. По инерции булава задела верхний край щита другого всадника с такой силой, что вбила металлический край ему в лицо. Он успел замахнуться мечом, целясь в голову Саймона, но меч лишь скользнул по плечу, хотя силы его удара хватило на то, чтобы пробить железную кольчугу Саймона, пройти через рубаху и тунику, нанести открытую рану. Еще одна струйка крови затекла на серый плащ. Саймон рассмеялся и снова размахнулся. Шар-булава со свистом полетел вперед. Колючая цепь обвила шею всадника сзади, Саймон с силой рванул, шея и челюсть несчастного отделились от туловища, и всадник упал, не издав ни крика, захлебнувшись собственной кровью.

Теперь уже не было необходимости пришпоривать коня: он был натренирован на рукопашный бой и сам понесся навстречу приближающимся всадникам. Саймон выбросил булаву вперед, затем поймал ее за короткую стальную рукоятку, к которой прикреплялась цепь. Кровь, стекая с булавы, попала в латную рукавицу и влажно засверкала на попоне его жеребца. Теперь Саймон сожалел о потере копья, ведь с его помощью он мог бы вывести из строя двух из трех нападавших, которые явно отвлеклись от какой-то задачи, которую Саймон пока не мог понять.

Привычные сражаться большими отрядами, всадники теснились друг к другу. Но Саймон, приученный к участию в турнирах, где каждый рыцарь сражается в одиночку, резко развернул коня и направился к крайнему всаднику справа. Он поднял щит, отражая мощный удар меча, а его булава полетела вверх и вперед, как если бы он тоже действовал мечом. В нужный момент он отпустил цепь, и стальной шар метнулся вперед, в лицо противника, который пошатнулся в седле и инстинктивно взмахнул руками, ища опору. Щит, который Саймон держал в левой руке, ударил его собственного коня в бок, тот шарахнулся в сторону, столкнувшись с конем соседнего всадника.

Саймон промчался мимо. В любом случае его конь не мог остановиться на полном скаку. Саймон натянул поводья, поворачивая коня, размахнулся булавой, разбрызгивая вокруг капли крови, и смертоносное оружие нашло новую жертву – затылок всадника, который пытался удержать испуганную столкновением лошадь. Да, они не были похожи на благородных рыцарей, которые, оказавшись лицом к лицу с противником, вежливо кружат друг вокруг друга.

Третьему всаднику удалось избежать столкновения с гарцующими лошадьми двух своих подельников, и сейчас он разворачивался, пытаясь достать Саймона. Но он ошибся, так как не принял в расчет боевого коня Саймона. Натренированный для битв жеребец по сигналу рванулся вперед и в сторону. Меч, который был направлен на руку Саймона, держащую булаву, скользнул по нижнему краю щита вниз, задев лодыжку. И в этот самый миг булава Саймона обрушилась на нападавшего.

Разделавшись с противниками, Саймон огляделся. Он тяжело дышал, но не от напряжения после боя, а от страха за Элинор. А вдруг, пока он отражал атаки противника, ее захватили или вот-вот захватят? Ему доводилось сражаться и с более подготовленными и опасными противниками. Сначала вдали он увидел приближающихся всадников – своих людей, людей Элинор, Иэна, гнавшего коня во весь опор, и сразу за ним – Бьорна. Но это не отвлекло его от цели, которой он был полностью захвачен.

Внезапно он заметил то, что искал. Он еще не мог видеть Элинор, но понял, что всадников, которые ехали из разных направлений, привлекало что-то одно. Он снова вонзил шпоры в бока своего измученного коня, и тот рванул вперед, преодолевая заросли как раз в том месте, где был проход, сделанный сначала Элинор, а потом ее преследователем. Ниже по склону он, наконец, увидел ее – она стояла у хижины пастуха, прижавшись спиной к стене. В хижине не было двери! Четверо нападавших окружили ее, но не решались подойти ближе. Один из нападавших держал на весу руку, с которой капала кровь. Еще один держал поводья пятерых коней. Удар булавы Саймона сразил его первым, тот даже не успел криком предупредить остальных. Ему и в голову не пришло оглянуться, так он уверен был в том, что сзади нет опасности, да и сцена, развернувшаяся впереди, была более занимательной. Булава ударила его в грудь, наполнив легкие кровью, хлынувшей из носа и рта. Кони, внезапно освободившись, тут же понеслись галопом прочь.

Услышав топот копыт, один из нападавших обернулся и закричал, предупреждая. Он был второй жертвой Саймона. У остальных нападавших не было оружия и, возможно, Саймон не стал бы сражаться с безоружными, но его взгляд был прикован к Элинор, ее окровавленному лицу и рукам, разорванному в клочья платью. Когда упал следующий противник, у него просто не было лица. Третьего Саймон уложил одним ударом по непокрытой голове – он и не подумал надеть шлем. Зачем? Не из страха же перед этой девицей!

Двое оставшихся в живых пустились наутек, даже не пытаясь сопротивляться. Они не были трусами, но разве двое пеших рыцарей могли соперничать со всадником на боевом коне! Со стороны поля неслись всадники, но, услышав крики Иэна, Бьорна и увидев многочисленный отряд воинов, скачущих с копьями наперевес, они тут же развернулись и быстро помчались в другую сторону.

Саймон скинул петлю булавы с руки, и спрыгнул с коня. Он бросился к Элинор, сжал ее в объятиях, задыхаясь от гнева и страха за нее.

– Отпусти меня! – закричала Элинор в истерике.

Она не испугалась Саймона, так как узнала его сразу, как только один из нападавших закричал, предупреждая остальных. Она испугалась за него – кровь! Ее возлюбленный был весь в крови. Элинор доводилось и раньше видеть воинов, разрубленных на части, но сейчас ей показалось, что столько крови на одном человеке она еще не видела. Но Саймон неправильно понял ее.

– Элинор, это я – Саймон. Дорогая моя, успокойся. Никто больше не причинит тебе зла. Ты в безопасности. Любимая моя, когда я найду того, кто это затеял, смерть покажется ему самым желанным избавлением от тех мук, которые ему уготованы.

– Боже мой, боже мой! – рыдала Элинор.– Со мной всё в порядке, но что с тобой? Посмотри, ты весь в крови! Ты ранен!

– Разве? – воскликнул Саймон, ослабляя объятия и немного отстраняясь от Элинор, чтобы взглянуть на неё.– Это ты в крови с головы до ног!

На его лице был написан ужас, но голос был нежен, как будто он пытался успокоить испуганного ребенка.

– Любимая, скажи, кто на тебя напал? Клянусь жизнью, он ответит за все!

– Не знаю, не знаю! – убеждала его Элинор и, обняв его за шею, поцеловала его.

Мысли Саймона в этот момент были заняты кровавой битвой, его ужасом за Элинор, болью от ран, которые уже давали знать о себе. Но, едва Элинор прикоснулась к нему, все это отошло в сторону, и волна страсти захлестнула его. Саймон еще крепче сжал ее в объятиях, и его губы ответили на поцелуй. Они, сначала жесткие и пересохшие от напряженной битвы, стали мягкими и влажными, когда в крови разгорелся пожар.

Элинор и раньше целовала мужчин, молодых и старых. Она делала это, приветствуя и прощаясь с дедом каждый день, обменивалась дружескими поцелуями со своими вассалами. Для нее поцелуи были просто более близким контактом, чем рукопожатие. Иногда, целуя сэра Андрэ, например, Элинор испытывала теплое чувство. Но, несмотря на все это, она оказалась совершенно неподготовленной к тем ощущениям, которые захватили ее сейчас. Ей казалось, что она вся была соткана из нервов, появившихся в самых неожиданных местах, – все тело горело, грудь поднялась, соски затвердели. Элинор притягивало к Саймону и, несмотря на то, что он крепко сжимал ее в объятиях, ей захотелось прижаться к нему еще сильнее. Его рот приоткрылся, ее губы раскрылись в ответ, его язык коснулся ее языка, и кончик ее языка скользнул внутрь, лаская его. За свою жизнь Саймон обладал многими женщинами – одни охотно отдавались, другие оказывали сопротивление. Среди них были и девственницы, захваченные в плен, и крепостные девки, которые были всегда рядом, когда его вдруг охватывало желание, и благородные дамы, желавшие острых ощущений. Но до встречи с Элинор сердце Саймона принадлежало только одной женщине – женщине абстрактной, женщине вообще, и никогда, даже в самых сокровенных мечтах он не связывал это чувство со страстью. Физическое напряжение битвы, пережитый страх за Элинор в сочетании с любовью к ней и страстью желания, буквально сразили Саймона. Колени его задрожали, слезы навернулись на глаза и потекли из-под опущенных век по лицу, смешиваясь с кровью и потом.

Даже через кольчугу и одежды, разделявшие Элинор и Саймона, она почувствовала, как он дрожит. Не знакомая с физической страстью, она не поняла, что эта дрожь вызвана желанием. В ее памяти все еще стоял серый плащ Саймона, перепачканный кровью. И то, что воин дрожал, для Элинор означало только слабость. Волнение за него пересилило и погасило страсть. Она мягко отстранилась.

– Любимый, – прошептала Элинор.– Присядь здесь. Позволь мне помочь тебе, ты ранен.

Саймон открыл глаза: сначала он смотрел на нее и не видел, но постепенно пришел в себя, и его взгляд наполнился ужасом.

– Что я сделал? – едва слышно прошептал он.

Элинор поняла.

– Ничего, – успокоила она его.– Все в порядке. Ты просто поцеловал меня.

Она погладила его по щеке.

– Пойдем. Сядь сюда. Позволь мне посмотреть, что с тобой. Никто нас не видел, успокойся, мы совсем одни.

– Одни? – воскликнул он. Он почувствовал отвращение к себе за то, что хотел воспользоваться положением испуганной девушки, что было непростительно. В гневе на себя самого Саймон прикусил губу, которая была еще влажной и теплой от поцелуя, и уставился на Элинор. Ему пришло вдруг в голову, что кто-то мог раньше него воспользоваться ситуацией.

– Кто разорвал на тебе одежду и чья на тебе кровь? – возмущенно закричал он.

– Ничья. Саймон, любовь моя, послушай. Я продиралась сквозь заросли, чтобы убежать от этого парня, и все царапины и рваное платье – из-за веток и колючек. Вот и все. Никто ко мне даже не прикоснулся.

Элинор взглянула на три окровавленных трупа:

– И ты заставил их дорого заплатить только за то, что они посмели угрожать мне! Пойдем отсюда, пойдем, любимый! Я постараюсь остановить кровь из твоей раны.

– О, Господи! – Саймон закрыл лицо руками.– Не говори мне такие слова!

– Какие?

– Не надо… Ты назвала меня любимым? – он задохнулся.

Элинор прикусила губу. Она не заметила этого. Ей следует быть более внимательной.

– Нет, нет! – согласилась она.– Я буду называть тебя «милорд» или «Саймон» в присутствии других. Не печалься, мой господин. Идем, дай мне взглянуть на твои раны.

Он вгляделся в ее лицо: на нем отражалась отчаянная тревога.

– Я не ранен, – постарался убедить ее Саймон, немного успокоившись.

Ее нежные губы, открывшиеся навстречу его поцелую с такой готовностью, этот маленький язычок – да она просто подражала его умелым ласкам! Она не понимала, что происходит. А слова любви были произнесены из чувства облегчения от того, что весь этот кошмар закончился. Он твердил себе, что, слава Господу, он не причинил ей вреда, уступая ей и безропотно следуя за ней в угол хижины, подальше от сцены кровавой бойни, которую он устроил. Все обошлось, и ему не придется докладывать королеве, каким он оказался плохим опекуном. А значит, не надо передавать опеку над Элинор кому-то другому, кто не будет так искренне заботиться о ней!

– Садись! – приказала Элинор, игнорируя его глупое замечание о том, что он не ранен. Она с облегчением обнаружила, что все еще сжимает в руке кинжал, и слегка улыбнулась, вспомнив о том, как действует тело, не размышляя, а чувствуя. Когда вооруженный всадник подъехал к ней, она ударила его кинжалом, не успев даже подумать о том, что делает. И в то время, когда Саймон целовал ее, она держала кинжал на отлете.

Саймон был доволен этой передышкой. Сильные эмоции, нахлынувшие сразу за жестоким физическим напряжением, и, наконец, потеря крови возымели свое действие. Он тяжело опустился на землю, привалившись спиной к стене хижины, отложив ножны в сторону и проверив при этом, в порядке ли меч. Хотя он и был готов к защите, сейчас он не боялся нападения. Его люди были рядом. Он закрыл глаза.

Звук разрезаемой ткани заставил его очнуться.

– Что ты делаешь? – воскликнул он в недоумении, увидев, как Элинор подняла платье и сосредоточенно нарезала полоски из своей нижней юбки.

– Постыдись! – засмеялась она.– И отвернись, а то увидишь меня совсем обнаженной. Это единственная чистая ткань на мне. Я вся в грязи, ведь мне буквально пришлось ползти через кустарник, а сейчас нужны чистые бинты, чтобы перевязать тебя.

– Перевязать меня? Ерунда! Мне доводилось по полдня сражаться с куда худшими ранами. Эти – всего лишь царапины. Не утруждай себя. Когда мы вернемся к кортежу, лекарь осмотрит меня.

Элинор имела опыт в обращении с ранеными. Этому она научилась в тот год, когда ее вассалы сражались, защищая ее. Возможно, придворные лекари были и опытнее, и чище, но Элинор не собиралась оставлять Саймона на их произвол. Она посмотрела ему в глаза.

– Для меня ты – мой, – веско произнесла Элинор, – и никто, кроме меня, не будет ухаживать за тобой.

Но, увидев, как он разволновался, она улыбнулась и сказала, что в глазах других она, конечно, выполняет свой долг.

– Я ухаживала за сэром Андрэ, и сэром Джоном, и многими другими, когда они бывали ранены, защищая меня. Разве я могу поступить с моим опекуном по-другому? Неужели ты хочешь, чтобы наши люди решили, что я тебя ненавижу и желаю тебе зла?

Саймон отвернулся, а Элинор снова занялась бинтами, нарезая их кинжалом. Он согласился с ее доводами: все было разумно. Но ее слова: «ты – мой!» беспокоили Саймона. Ему вдруг вспомнилось, как она впервые их произнесла, и он рассмеялся. Спаси Господи любого, будь то мужчина или женщина, вставшего на пути Элинор к тому, что она считает своей собственностью! Саймон сознавал, что теперь он принадлежал ей – так же, как ее замки, земли, вассалы и серфы. За что или кого угодно из этого списка она будет сражаться. В каком-то смысле она любила все это. И без сомнения, она также любила и его. Так что лучше уж разрешить ей осмотреть раны.

К тому времени, когда Иэн, Бьорн и воины подъехали к хижине, Элинор закончила свою работу. Она сняла с Саймона пояс, шлем, подвернула край длинной кольчуги и нижнего белья и осмотрела рану, на которую, в принципе, следовало наложить швы, но которая была не слишком глубокой. Элинор плотно забинтовала ее, проложив полоски нарезанной ткани, чтобы уменьшить потерю крови.

– Мы не смогли поймать их, миледи, – виновато произнес Бьорн, покраснев от гнева, когда он увидел, в каком состоянии их госпожа.

– Я думаю, это к лучшему, – спокойно ответила Элинор.

– Но мы не сможем скрыть это от королевы, – тяжело вздохнул Саймон.

Но вдруг его лицо просияло:

– Нет, сможем! Мы скажем, что ты упала с лошади.

– Да, да, – легко согласилась Элинор, саркастически подняв брови, – и, конечно, ты был так разгневан тем, что я плохо держусь в седле, что когда наклонился, чтобы поднять меня, то просто лопнул от злости. Этим и объясняется прореха в твоем плаще.

Саймон захлебнулся от смеха, затем, охнув, схватился за перевязанный бок:

– Ну, если тебе не нравится мое объяснение, придумай что-нибудь получше. Королеве совсем не обязательно знать о моих царапинах. Я буду держаться в стороне, пока мы не доберемся до Винчестера, а там чистая одежда все скроет!

Элинор взяла его за руку. Еще раньше она заставила его снять тяжелые рукавицы, когда увидела следы, которые они оставляют на ее платье и его собственном лице.

– Милорд, милорд, – упрекнула она его.– Чтобы спасти меня от заслуженного наказания, ты готов запятнать себя перед своей госпожой!

– Но тут нет твоей вины, – сказал, защищаясь, Саймон.– Ты ведь была не одна. И если тебя захватили врасплох…– Его голос замер. Да, она была не одна, но, возможно, она отстала от всех охотно, не понимая, что на самом деле задумал тот, кто назначил здесь место встречи.

– Ах, нет! – в голосе Элинор звучала досада на собственную доверчивость.– Меня обманули.

И она рассказала Саймону все, что произошло, и добавила:

– Я потому рада, что мы не захватили никого в плен, что боюсь, это поставило бы королеву в неловкое положение. Тот, кто планировал захватить меня, скорее всего, обладает определенной властью. И наличие пленника вынудило бы королеву действовать. А так королева вольна поступать, как посчитает нужным, – или не заметить происшедшего, или упрекнуть меня, дав понять, что в курсе дел. Поэтому, мне кажется, она должна узнать обо всем, и пусть она обругает или накажет меня за мою глупость – я это заслужила! Саймон покачал головой:

– Все было проделано очень ловко. Если бы не острый глаз Иэна, который первым заметил, что тебя нет… я не сомневаюсь, что и более опытный человек, чем ты, попался бы в эту ловушку. Но я согласен с тем, что королева должна знать все. А я могу установить за тобой наблюдение…

– Я готов это выполнить, – перебил его Бьорн, в порыве ярости забыв о том, что нельзя перебивать своего господина. – И буду молиться за то, чтобы эти негодяи предприняли еще одну попытку. Тогда от них останутся только клочья, по которым никто не сможет их узнать. Вы не должны бояться, миледи.

– Я и не сомневаюсь в своей безопасности, – успокоила Элинор своего разъяренного оруженосца и повернулась к Иэну:

– Так, значит, я тебе обязана своим спасением. Если в моей власти наградить тебя, скажи, чего ты желаешь.

Онемев от неожиданности, молодой человек покачал головой. Саймон посмотрел в глаза своего сквайра и опустил глаза. Да, он не ошибся в своем предположении. Осталось только решить, что будет лучше для юноши, – оставить его, чтобы он не спускал глаз с Элинор, или отправить подальше, где он сможет только мечтать о ней. Саймон скривился, подумав о том, что сам-то он устроился получше. По крайней мере, он принадлежит Элинор, он ее собственность! А Иэн всего лишь получит мимолетный взгляд и улыбку, оружие или коня в подарок «Слава Богу, что она не предложила награду мне!»