Текст книги "Коварный заговор"

10.

В следующие две недели Элинор только укрепилась в мысли, что сэр Ги оказался хорошим вложением капитала. И убедиться в этом помогло ей то, что Иэн не вернулся, как она ожидала. Отсутствие Иэна занимало ее до такой степени, что она почти не могла уделять должного внимания детям. С Джоанной, правда, проблем не было – Элинор так загрузила дочку подготовкой к свадьбе, что у нее не хватало времени ни на что, кроме как получать новые инструкции. Это было удачным решением для всех. Джоанна была довольна своей новой ролью и набиралась неоценимого опыта, а служанки были в какой-то мере защищены от плохого настроения Элинор.

Адаму пришлось бы принять главный удар раздражения матери, если бы не сэр Ги. Молодой рыцарь занялся обучением мальчика владению оружием и верховой езде. Конечно, и за мальчиком, и за воспитателем велось непрерывное скрытое наблюдение. Элинор была почти уверена в порядочности сэра Ги, но решила не рисковать безопасностью сына.

Должным образом охраняемый Адам оторвался наконец от ее юбки и обучался навыкам, которые были ему необходимы, в более подходящей компании, чем простые воины. Элинор понимала, что сэру Ги далеко до Саймона или Иэна, но у Адама впереди еще много лет, за которые можно отточить свое мастерство. Основы, преподанные ему сэром Ги, тоже имели большое значение.

Двадцатого ноября дозорные сообщили о приближении с запада большого отряда всадников. Элинор испытала такой припадок злости, что ее в пору было связывать. Начинали прибывать гости, а будущий муж все еще кормил вшей в крестьянской хижине на границе ее земель – с целью, которую, как Элинор ошибочно казалось, она хорошо понимала.

Дымясь от злости, раздраженная тем, что он все-таки победил ее и ей первой приходится обратиться к нему, Элинор написала Иэну письмо. В своей ярости она не слишком вежливо требовала возвращения жениха в Роузлинд. Она не позволяла себе реветь, потому что была слишком горда, чтобы демонстрировать прибывшим гостям заплаканное лицо, что могло быть неправильно истолковано. Она кусала губы и вгоняла ногти в ладони, чтобы создать хотя бы видимость радушного приема. К счастью, первая гостья была желанна сама по себе и никакой напускной вежливости не потребовалось.

– Изабель! – взвизгнула Элинор, когда ее гостья вошла в зал. Она бросилась ей навстречу и, оказавшись в объятиях подруги, залилась слезами.

– Милая, милая, – ворковала Изабель, крепко прижимая к себе Элинор. – Увы, я боялась, что твое письмо не полностью раскрывает твое сердце. Лорд Иэн – хороший человек, и твой брак с ним очень приличный и необходимый. Не плачь, любимая. Это тот монстр, король, вынудил тебя выходить замуж, не оплакав прежнего мужа. Не вини лорда Иэна.

Элинор перевела дух и покачала головой.

– Я не виню Иэна за это, и… я особенно не грущу. – Она подняла лицо и посмотрела через плечо Изабель. – А где Вильям? Он разбирается со слугами и лошадьми? Я выпорю этих конюхов, если они не подготовились как следует.

– Вильяма здесь нет, – ответила Изабель сдержанно.

– Он в безопасности? Ему не нужна наша помощь? – Элинор напряглась, готовая уже призвать к оружию воинов и послать гонца к Иэну.

– Он в полной безопасности, – ответила Изабель, улыбаясь, несмотря на все свое беспокойство, неугомонной натуре своей подруги. – Он ждет в миле отсюда, за городом Роузлиндом. Он хочет, чтобы ты подумала еще раз насчет того, стоит ли его приглашать сюда. Ты знаешь, что ненависть короля к нему все растет, и, невзирая на покорность и хорошее поведение Вильяма, это чудовище не хочет отпускать наших сыновей…

– Боже праведный! Изабель, он дурно обращается с ними?

– О нет, нет. Ты же знаешь, Вильям не позволил бы этого. Несмотря на всю мою ненависть к нему, король очень добр к Вильяму и Ричарду – они действительно хорошо обучены и… я думаю, что они, в общем-то, и сами предпочитают оставаться при дворе. Мне не нравится это. Королевский двор – это не то место, где можно получить благочестивое воспитание.

На ум Элинор пришло, что сейчас наименее подходящее время для благочестивого воспитания, но она не сказала этого Изабель, которая была глубоко и искренне религиозна.

– Изабель, никто не хочет отворачивать твоих мальчиков от Бога или пятнать их честь. Вы с Вильямом достаточно долго держали их при себе, чтобы сформировать их характер. Я уверена, что они испытывают лишь отвращение к непотребствам, что видят при дворе, и знаю, что ты их часто навещаешь. Но я не понимаю, что ты сказала насчет Вильяма. Что ты имеешь в виду? Почему я должна подумать еще раз?

– Любовь моя, – умиротворяюще сказала Изабель, – Вильям знает, что у тебя какая-то ссора с королем. Он, вероятно, чувствует, что для тебя небезопасно принимать людей, находящихся в опале. Не злись, Элинор, подумай. Это может быть нехорошо и для лорда Иэна.

– О, – задохнулась Элинор. – О! Я не знаю, чью шею мне хочется свернуть первой: твою – за то, что сообщаешь мне такие идиотские новости, или Вильяма – за то, что у него явно не все дома.

– Подожди, не сворачивай мою, – сказала Изабель с достойным похвалы спокойствием. – Это я заставила его приехать сюда, он хотел остаться в Пемброке. Я сказала ему, что если он так сделает, ты, вполне возможно, прискачешь к нему самолично, чтобы притащить его силой.

– И я бы так и сделала! Эдвиг, – обратилась Элинор к проходящему слуге, – сообщи в новую конюшню, чтобы немедленно седлали Крикета. – Она снова повернулась к Изабель. – Так вот! Я поддержу твои слова и заставлю Вильяма устыдиться, сделав именно так, как ты сказала: я поеду сама и привезу его. А ты пока заходи и погрейся у огня. Уже холодает, хотя погода пока держится удивительно ясная. Я размещу вас с Вильямом в южной башне. Тебе придется, правда, проходить через сад, но там теплее, чем в стенных комнатах. – Она заметила, что Изабель смотрит на нее с беспокойством. – Не волнуйся за меня, Изабель. Я все еще печалюсь по Саймону, но Иэном я очень довольна. Он так нежно любит детей, и я буду за ним, как за каменной стеной.

Вернулся слуга, избавив Элинор от необходимости решать, насколько подробно ей следует посвящать Изабель в свои проблемы. Она вообще не была уверена, что знает, о чем ей рассказывать. Она не сумела бы описать словами перемену, которую Иэн произвел в ней. Когда она думала о Саймоне, сердце ее рвалось, как и всегда, но чувство к Иэну стало не менее сильным. Будет лучше, решила она, выехав из замка в сопровождении свиты, не поднимать этот вопрос. Пока Изабель не почувствует, что Элинор несчастна, она не станет допытываться. Так что нет необходимости в точности определять свои чувства.

Она поприветствовала Вильяма с напускным гневом, а затем, уже более искренне, поблагодарила за заботу.

– Мы с Иэном знаем, что делаем, – объяснила она. – Саймон в свое время рассказал ему о моих взаимоотношениях с королем.

– Тем больше оснований… – начал было Вильям, хмурясь.

– Чепуха! Если бы я не знала тебя, Вильям, я сказала бы, что ты просто боишься показываться в нашей компании. Откровенно говоря, ты должен был приехать, как бы ни боялся за нас. Лорд Ллевелин приезжает, и, насколько я знаю, Иэн хочет обсудить кое-что с вами обоими. К тому же все будет чисто – Вильям Солсбери приедет тоже. Он попросил, чтобы его пригласили.

– Значит, это правда – то, что я слышал, – что он и лорд Иэн стали очень близкими друзьями?

– Это действительно правда, но не в том смысле, который ты подразумеваешь, – несколько резко ответила Элинор. – Иэн не из породы Саймона, но он его ученик. В нем нет ни своекорыстия, ни вероломства. Может быть, ты думал, что я пригласила тебя в свой дом, чтобы поймать в западню по заказу короля Джона?

– Нет, – ответил Вильям, – но я думал, что ты, может быть, не слишком отчетливо представляешь себе, о чем идет речь. Ты понимаешь цель Солсбери?

– Нет, поскольку я вообще не знаю его, а Иэн, боюсь, такой человек, который видит в других только самое лучшее, но я не верю, что цель Солсбери – шпионить в интересах Джона. Иэн настаивает, что Солсбери – хороший человек. Если так, то речь вполне может идти просто о личной привязанности к Иэну. Для такого предположения есть некоторые основания. Солсбери отдал Иэну на воспитание своего сына.

Пока они разговаривали, отряд сел по коням, и они отправились в замок. На последнее замечание Элинор Вильям лишь пожал плечами. Он задумчиво смотрел прямо перед собой и заметил, что, в общем-то, никогда не знал за Солсбери ничего дурного и что все возможно, с Божьей помощью. Элинор не поддалась на этот провокационный и саркастический намек. Она спросила его насчет политической ситуации в Южном Уэльсе.

– Но ведь твои интересы – на севере, не так ли? – многозначительно произнес Вильям. Элинор рассмеялась.

– Для тебя, Вильям, брак был связан с огромной выгодой. Было время, когда ты мог идти по этому ложному следу без малейшего представления, что я хочу переменить тему. Только это не совсем ложный след. Земли Иэна действительно находятся по соседству с лордом Гвенвинвином, но Гвенвинвин посматривает в твоем направлении.

– Это предупреждение, Элинор?

Плохое обращение со стороны короля озлобило Вильяма, подумала Элинор, но тут же поправила себя. Нет, его беспокоило не обращение. У него отобрали все должности и власть, чтобы вознаградить какого-то незаслуженного фаворита или в связи с переменой в могуществе или состоянии его сюзерена. Именно ущемление прав делало Вильяма озлобленным. Никогда прежде в его жизни ни один человек не усомнился бы в достоинствах Вильяма.

– Предупреждение? Опять-таки ты вкладываешь в слова не тот подтекст. Кто бы ни был Джон, лорд Гвенвинвин не дурак. Как я уже сказала тебе, Иэн хочет собрать вас всех вместе и потолковать. Меня просто интересует, что собирается предпринять лорд Гвенвинвин.

– Мне кажется, что лорд Иэн – не худший источник информации, чем я.

– Пожалуй, если бы нам удалось хоть раз поговорить о таких вещах. Всегда находится какая-то более насущная тема для разговора.

– Могу себе представить, – холодно ответил Вильям. Элинор открыла было рот, чтобы рассказать ему о разбойниках, но тут же захлопнула его. Глаза ее загорелись, и она набрала побольше воздуха, чтобы дать горячую отповедь скабрезному намеку Вильяма. Изабель так сочувственно отнеслась к ней, что ей не приходило и в голову, что Вильям может думать иначе. И вдруг ей стало совершенно ясно, почему Вильям с таким подозрением относится к Иэну, которого достаточно хорошо знал – какова истинная причина, почему он не хотел приезжать на их свадьбу. Столь же ясно стало Элинор, почему Иэн так долго не возвращался в замок, хотя миссия его давно закончилась. Эта догадка так воодушевила Элинор, что она удержала злые слова, готовые сорваться с ее губ.

Вместо этого она тихо произнесла:

– Я не забыла Саймона.

Вильям скривился, словно Элинор причинила ему физическую боль.

– Разумеется, нет, – хрипло ответил он.

– Ты знаешь, кого Джон прочит мне в качестве будущего мужа? – спросила она. Для нее было очень важно, чтобы Вильям встретился с Иэном без чувства негодования и понял, почему их брак так необходим. – Он выдвигает Фулка де Кантелю или Генри Корнхилла.

Голова Вильяма резко метнулась в сторону Элинор.

– Ты шутишь! – взревел он.

– Я?! Шучу?!

Он, конечно, понимал, что она не шутила. Именно такого сорта месть и мог придумать Джон по отношению к женщине, которая пренебрегла им. Его слова были вызваны лишь инстинктивным отвращением к самой идее, что Элинор могла оказаться женой одного из этих грубых и жестоких животных. Вильям не славился вежливым обращением с женщинами. Он мог ударить свою жену за провинность, но никогда не стал бы бить ради развлечения или от удовольствия слышать ее крик.

– Ты думаешь, что я очень быстро забыла старое и ухватилась за новое, – продолжала Элинор, – но я просто вынуждена выйти замуж, пока король не распорядился за меня. Отказать ему напрямую означало бы измену. Разве ты сомневаешься, что за подобные дела он отнял бы мои земли и даже заточил меня в тюрьму? И как долго, ты думаешь, в таком случае проживет Адам?

– Недолго, – проворчал Вильям. – Артур, во всяком случае, прожил недолго. А что касается тебя самой… да, я понимаю.

– И не смей думать также, что Иэн зарится на владения Саймона или, раз уж зашел разговор, испытывает Похоть к его жене. Я признаю, что Иэн женится по любви, но по любви к Саймону, а не к Элинор.

– Я никогда и не думал… – начал было Вильям, с залитым краской лицом. Затем румянец начал спадать. – Все это так, Элинор. Я вообще ни о чем не думал. Когда мы получили твое письмо, меня охватил такой приступ боли – словно я снова услышал о… смерти Саймона. А Иэн… он так отличается от Саймона, он такой молодой и с лицом, как у черного ангела.

Элинор не смогла удержаться от смеха. Она не обижалась на предположение Вильяма, что ею руководили плотские мотивы. Таково было, конечно, общее мнение о женщинах, но Элинор видела и более глубокую причину. Саймон был на тридцать лет старше ее, но Вильям тоже значительно старше своей жены – лет примерно на пятнадцать. Поэтому ясно, что быть несправедливым к Иэну его заставляла самая настоящая ревность. Он, без сомнения, представлял себе, как после его смерти Изабель бросится в объятия к молодому красавцу.

Элинор никогда не намекнула бы Вильяму о своем открытии. Это бы его смертельно обидело, поскольку он никогда не признается, даже самому себе, в истинной причине недовольства ее новым браком. Вильям ей нравился, и, кроме того, она была признательна ему за то, что ей удалось скрыть боль, которую причиняло ей долгое отсутствие Иэна.

– Да, – согласилась она, – Иэн красив, как звездная ночь, но лицо его не ново для меня, ты же знаешь. И я не новинка для него.

К ее удивлению, Вильям снова покраснел.

– Возможно, – сказал он несколько сдавленным голосом, – мне следовало бы развернуться и ехать домой. Я виновен в совершенно отвратительных подозрениях. Ты догадывалась об этом? Может, именно поэтому ты отправилась за мной, а не лорд Иэн?

Элинор знала, что эти слова рано или поздно прозвучат, и теперь, когда поняла причину, почему Иэн не возвращался в Роузлинд, она могла ответить на них совершенно искренне. Тем не менее ей потребовалось несколько мгновений, чтобы усмирить вновь вспыхнувший гнев. Ей была отвратительна идея, за которую Вильям сейчас извинялся. Иэн оставался в Роузлинде несколько месяцев, пока Саймон болел. Вильям, конечно, как и многие другие, ничего плохого не думал об этом, но, получив приглашение на свадьбу Элинор и Иэна, все они, вероятно, склонились к непристойному выводу, что они запланировали этот союз еще до смерти Саймона или, что еще хуже, все это время были любовниками.

– Иэна нет в Роузлинде, – сказала Элинор, с трудом сохраняя невозмутимость в голосе. – Со времени своего приезда он провел в замке лишь несколько ночей. Он охотится за разбойниками.

– Я прошу у тебя прощения, – пробормотал Вильям, откликаясь скорее на ее тон, нежели на слова. – Я не удивлюсь, если ты злишься на меня. Если ты не можешь простить меня, я вернусь домой. Я не могу представить даже, что нашло на меня, Элинор.

Это была правда – он не понимал. Священники так часто проповедовали о похотливой натуре женщин, которые совращают мужчин с пути истинной добродетели, как Ева когда-то соблазнила Адама, что в душе мужчин всегда сохранялась подозрительность, даже у тех, которые свято верили в любовь и добродетельность своих жен. Эта хула отложила свой отпечаток и на женщин тоже. Как бы ни были они уверены в собственной честности, они всегда со скорбью соглашались с общим мнением.

Элинор понимала, что Вильям мог быть даже прав, ревнуя Изабель. Она так не думала, но тем не менее понимала, чего он боится, и потому удовлетворилась его извинениями. Она сказала что-то утешительное и перевела разговор на интриги вокруг архиепископа Кентерберийского, и разговор занял их до самого прибытия в замок.

К ужасу Элинор, Иэн не приехал ни в тот вечер, ни на следующий день. Теперь, когда Вильям и Изабель уже были здесь, то оправдание, что он, дескать, желал избежать кривотолков относительно добрачных взаимоотношений, больше не имело смысла. Элинор снова впала в бешенство. Она могла только думать, что он злился на нее за то, что она слишком в грубой форме приказала ему немедленно возвращаться. Она не могла заставить себя написать ему еще раз и тайно сгорала от гнева, не делая никаких попыток объяснить гостям его отсутствие, кроме все той же истории о банде преступников. Она давала понять своим гостям, что Иэн пытается обеспечить надежный контроль над своими пленниками, но почему это должно занимать три недели, она не объясняла.

Двадцать третьего прибыл Роберт Лестерский, а также сэр Джон д'Альберин, который управлял от имени Элинор поместьем Мерси после старого сэра Джона, и еще несколько кастелянов, управляющих замками Саймона. Двадцать четвертого приехал лорд Ллевелин с женой Джоан, незаконнорожденной дочерью короля Джона. Она очень походила на своего отца и имела почти такой же голос, но, несмотря на свое происхождение, казалась очень милой и приятной.

К двадцать пятому замок уже был битком набит. До сих пор у гостей находилось достаточно развлечений во встречах с теми из вновь прибывших, с кем они были знакомы, и в знакомстве с теми, кого они еще не знали. Элинор понимала, что такое времяпрепровождение продлится еще день или два, не больше. Нужно организовать охоту. Элинор нашла время поговорить со старшим егерем, чтобы он отозвал своих людей, поджидающих королевского гонца, и направить их на выслеживание и заманивание дичи. Наблюдение по возможности должно продолжаться, подчеркнула Элинор, но подготовка к охотничьим забавам сейчас важнее.

Вильям Солсбери приехал двадцать шестого в сопровождении Обри де Вера, графа Оксфордского, которого даже не приглашали. Элинор встретила его с обильным радушием и нижайшей благодарностью за его снисхождение, в то время как мозг ее терзали сомнения. Чего он хочет? Ради чего он приехал? А еще пятьдесят дополнительных ртов и, что еще более серьезно, еще один дворянин такого ранга, что его не поселишь в зале.

Выселить кого-то из уже выделенной ему комнаты в зал было бы равнозначно началу бесконечной кровной мести. Сладко улыбаясь, Элинор оставила своих гостей и распорядилась освободить комнату, предназначавшуюся Иэну. «Черт с ним, – подумала она, – он может расположиться на тюфяке в отделении для прислуги возле моей комнаты». А служанки будут спать на полу в передней между ними, тем самым обеспечивая приличия – если они еще кого-то беспокоили.

Естественно, Солсбери захотел увидеть Иэна. Элинор еще раз пересказала свою историю, чувствуя, что ей достаточно открыть рот, как привычные слова сами польются снова и снова, так что она никогда уже не сможет говорить ничего другого. Солсбери никак на это не отреагировал, но Элинор не понравилось выражение его глаз.

Впервые за последнее время ее гнев превратился в животный страх. Она была так занята состязанием в силе воли, которое, как ей казалось, разыгрывалось между нею и Иэном, что ей не приходило даже в голову, что с ним действительно могло что-то случиться. Настала пора отбросить гордыню. Элинор, снова извинившись, покинула гостей и вышла во двор, где отправила попавшегося под руку грума за старшим егерем.

– Это не похоже на него, – раздался за ее спиной голос Солсбери, пока она ждала егеря. Элинор подпрыгнула от удивления, поскольку не подозревала, что он следовал за ней, и Солсбери попросил прощения за то, что испугал ее. Затем он вернулся к своей теме: – Мадам, я не хочу тревожить вас или накаркать беду в это счастливое для вас время, но было бы лучше отправить кого-нибудь за ним.

– Именно это я и собираюсь сделать, – ответила Элинор. Румянец залил ее щеки под его пристальным взглядом. – Не подумайте, что я была безразличной, – запротестовала Элинор. – Просто мы… немного поспорили, и я думала, что Иэн обижается. Вы правы, это не похоже на него. Он не способен долго злиться. Если бы у меня было время подумать, я бы давно сообразила. – В ее глазах блеснули слезы. – Будь прокляты моя гордость и мой нрав! – прошептала она.

– Ну что вы, только не начинайте хоронить его заранее, а не то опять разгневаетесь на него, если он вернется живым и здоровым. Вполне возможно, что его задержало что-то, о чем ни вы, ни я не подумали. Он не может быть тяжело ранен или убит – он был не один. Его люди и оруженосцы сообщили бы вам.

Элинор ничего не ответила на это внешне здравое рассуждение, которое явно не убеждало его самого, если судить по выражению беспокойства, отразившемуся на его лице при упоминании об оруженосцах. Вернувшийся грум, задыхаясь от страха, сообщил, что егеря нигде нет. Элинор злобно зашипела.

– Мадам, успокойтесь, – вмешался Солсбери. – Ваш егерь, наверное, занят каким-то делом. Не отдавайте приказ, о котором вы будете потом сожалеть.

Элинор на мгновение онемела от удивления.

– Он служит мне более двадцати лет, – сказала она сдержанно, когда голос вернулся к ней. – Вам не следует бояться за его судьбу. – Затем она повернулась к нервно топтавшемуся на месте груму: – Позови мне Бьорна.

Солсбери почти так же удивился тону Элинор, как и она удивилась его словам. Однако оскорбленное самолюбие почти мгновенно переросло в снисходительность. Она беспокоится об Иэне и очень расстроена.

– Не хотите ли, чтобы я поговорил с вашим человеком? – спросил он любезно.

И этот вопрос едва не превратил Элинор в камень, но уже в следующее мгновение она не могла удержать смех.

– Он не подчинится вам, – сказала она. – Ни один мой слуга не подчинится подобному приказу, если только он не исходит от меня. В хорошем бы положении я оказалась, если бы мои слуги слушались всякого благородного человека, который отдаст им приказ. Я не могу позволить вам испытать оскорбление, милорд, но в более благоприятное время, если вы оденете одного из ваших людей в дорогой наряд, вы сможете понаблюдать, что мои слуги готовы сделать по моему приказу, даже если вы прикажете им прекратить. Обещаю вам, что велю им остановиться до совершения убийства, но они способны и на это, если я прикажу.

– Госпожа?

Многозначительность слов Элинор не задела Солсбери, поскольку он в это время наблюдал за приближавшимся трусцой Бьорном. Пока Бьорн не заговорил, он решил было, что речь идет о каких-то не терпящих отлагательства новостях. Затем он понял, что это была нормальная реакция на строгий приказ, отданный этой женщиной.

– Если разбойники, которых захватил лорд Иэн, взбунтовались, сколько людей потребуется, чтобы утихомирить их? – спросила Элинор Бьорна.

Начальник стражи выглядел испуганным.

– Их? Госпожа, теперь, когда они остались без предводителя, даже кролика с громким писком хватило бы, чтобы унять их.

Элинор нахмурилась. Если Бьорн так уверен, значит, опасность, если она вообще была, исходила не от разбойников.

– Тогда возьми нескольких воинов и отправляйся к лорду Иэну. Если все в порядке, передай ему, что его ждут граф Солсбери и лорд Гвенвинвин. Если же случилось что-то плохое, разузнай, если сможешь, какие силы нам потребуются, чтобы навести порядок. И в любом случае спешно передай мне все новости, какие узнаешь.

– Это будет поздно, госпожа.

– В любой час дня и ночи, Бьорн.

– Как вам угодно, госпожа.

Солсбери слушал этот разговор с растущим удовольствием. Для него было очевидно, что первое впечатление от Элинор, сложившееся в нем со слов Иэна, было, мягко говоря, не совсем справедливым. Правда, лицо его нахмурилось на одно мгновение, когда в голову ему пришло, что все это, возможно, было лишь искусным представлением. Многие люди пытались извлечь для себя преимущества из его нежных взаимоотношений со своим братом.

Однако червячок сомнения сразу же исчез: Иэн никогда ничего не просил у него. Кроме того, когда Солсбери задумался над этим, он понял, что Иэн не слишком-то много и говорил ему об Элинор. Разговор всегда велся о Саймоне, о его силе духа и здравомыслии. Именно из этого Солсбери заключил, что Элинор еще более беспомощна и зависима, чем большинство женщин. Фактически Солсбери открыто предостерегал Иэна от брака со слабой и глупой женщиной. И его несколько задело, с какой убежденностью Иэн уверял его, что у него нет намерения жениться на такой.

«Нет, – подумал Солсбери, глядя на живое приятное выражение лица Элинор, с каким она наблюдала за уходящим Бьорном, – она не слабая и не глупая».

– Пойдемте, леди Элинор, – сказал он, ласково касаясь ее руки. – Прохладно, а вы без плаща. Я уже начинаю упрекать себя за то, что так разволновал вас.

– Ну что вы, милорд, – ответила Элинор с несколько рассеянной улыбкой. – Никогда не вредно узнать правду.

* * *

Опустилась ночь, но веселье в большом зале было в полном разгаре. Элинор осталась очень довольна своими гостями. Их шутки были острыми, разговоры и смех достаточно громкими, так что время от времени танцующим приходилось взывать к тишине, чтобы они могли услышать музыкантов. Хоть ее ноги сами притопывали в такт музыке, Элинор отвергала все приглашения танцевать. С Иэном она бы, конечно, станцевала, но, поскольку его не было, она не считала пристойным составлять компанию другому мужчине только ради удовольствия через такой короткий срок после смерти Саймона.

К сожалению, это привело ее в компанию пожилых дам или тех, кто не танцевал по каким-то иным причинам, среди которых выделялась графиня Солсбери. Даже то небольшое раздражение, которое оставалось в душе Элинор из-за попыток Солсбери утвердить здесь свою власть, совершенно исчезло. Бедный человек! Неудивительно, что он считает всех женщин идиотками.

– И, конечно, я не могла поехать во Францию, – продолжала высоким, но тянучим голосом хныкать Эла Солсбери. – Мое здоровье не позволило. Вильям такой невнимательный. Он знает, что у меня нет сил присматривать за детьми и поместьями, однако вечно уезжает куда-то…

– Я уверена, что он делает это не нарочно, – пробормотала Элинор, совсем неуверенная в этом.

Если бы она была на месте Солсбери, подумала Элинор, то сбежала бы на край света и осталась там или задушила бы эту женщину. Тот факт, что жена Солсбери не только не имела синяков, но и явно не боялась своего мужа, убеждал Элинор, что Иэн был прав в отношении брата короля. Он хороший человек. Более того, он святой, решила Элинор, когда графиня заговорила снова.

– Вы можете подумать, что он обязан делать то, что приказывает король, – пропищала она, – но это не совсем так. Я постоянно твержу ему, что он любит своего брата больше, чем жену и детей. Он всегда готов бежать по первому зову короля, словно мальчик на побегушках. В таких случаях можно было бы использовать людей и пониже рангом. А Джон знает, как я слаба. Если бы Вильям объяснил ему, что я больна, – но он не верит, как я страдаю.

«И я тоже не верю», – подумала Элинор, столь раздраженная тембром ее голоса и назойливой жестикуляцией, что не замечала очень проницательного выражения в светло-голубых глазах леди Элы. Она смотрела только на ее пухлое тело и очень миловидное розовое личико. «Да ты здорова, как бык, ты, ленивая сука», – подумала Элинор.

– Мужчины часто не разбираются в таких вещах, – заметила она, скрывая свое презрение. – Я обычно предпочитаю вообще не разговаривать о моем здоровье.

– Легко сказать тому, кто не болеет, – протянула графиня.

Элинор отметила в ее голосе оттенок гордости и, несмотря на свою неприязнь к этой женщине, ощутила какое-то сочувствие. Плохое здоровье – это было единственное, чем леди Эла могла похвастаться. Элинор подняла глаза и поймала взглядом Изабель, танцующую легко, словно девочка, с Робертом Лестером. Если бы Изабель не была женой Вильяма, который терпеливо учил ее держать себя в руках, насколько это было в ее силах, Изабель стала бы такой же занудой в области религии, как эта женщина в отношении своего здоровья.

Мелькнувшая в конце зала копна рыжих волос заставила Элинор улыбнуться. Джоанна была на седьмом небе от счастья, беснуясь с другими детьми. Две идеи пересеклись в мозгу Элинор: лучше страдать от скуки, чем от необходимости выделяться плохим здоровьем или чрезмерной религиозностью. Джоанну не нужно учить праздным удовольствиям. Ее следует обучить тому, что было необходимой и значительной частью жизни и что поставит дочь на соответствующую ее достоинствам высоту. Элинор следует подыскать среди гостей подходящую женщину средних лет. Под руководством такой женщины и отца Френсиса Джоанна вполне могла бы управиться с Роузлиндом, пока Элинор. и Иэн поедут в свадебное путешествие.

– Леди Элинор, – захныкала леди Солсбери, – я спросила вас, вы никогда не болеете?

– Прошу прощения, мадам, я наблюдала за дочерью. Нет, я никогда не болею.

– И вас даже не беспокоят месячные?

– Совсем нет. Откровенно говоря, меня не беспокоили даже роды. Правда, в прошлом месяце мне было трудно ездить верхом, но… – Ее речь оборвалась. К ней направлялся, прижимаясь как можно ближе к стене из страха прикоснуться к благородным гостям и тем самым оскорбить их, старший егерь. – Прошу простить меня, леди Эла, – поспешно сказала Элинор, едва сдерживая нервную дрожь в голосе. – Я вижу моего слугу там, где ему не следует быть, и должна поговорить с ним.

Несмотря на жалобные протесты, что наказание слуг является делом старших слуг, а не леди, Элинор встала и поспешила к егерю, жестом приказывая ему вернуться к лестнице.

– Леди, мы поймали его, – радостно сообщил егерь, как только Элинор приблизилась.

– Кого?

– Гонца.

Элинор почти забыла о посланце короля в беспокойных размышлениях об Иэне, но не позволила своему разочарованию в одном деле затмить важность другого.

– Идем, – коротко сказала она и повела его наверх. Если захвачен действительно гонец короля, ни одно ухо не должно услышать об этом.

Егерь с любопытством огляделся, когда они вошли в женские покои. Он никогда не был над большим залом и никогда не рассчитывал там побывать, но, кроме инструментов для вязания и ткачества, собранных теперь возле стен, чтобы освободить место для кроватей для некоторых гостей, смотреть было не на что. Все женщины были внизу.

От роскоши комнаты Элинор глаза его вытаращились. Он остановился в дверях, не решаясь ступить на великолепный ковер, и, когда Элинор нетерпеливо приказала ему идти вперед, его так; поразили мягкость и тепло под ногами, что он почти потерял голос.

–Ну?

Резкий вопрос привел его в себя. Он вытащил из-за пазухи бумажный свиток и кошелек и протянул их Элинор.

– Его одежду и оружие я оставил в своей хижине под охраной одного из воинов. Я побоялся нести это сюда, где так много людей.