Текст книги "Коварный заговор"

– Поехали. Ради Бога, поехали. Возможно, из города прочесывают лес. Может быть, кто-то из ее охраны удрал и привел подмогу.

– Если кто-то и удрал, – прорычал все тот же, самый злобный, – то не за помощью. Никто не захочет помогать нашим господам.

– Что ни говори, а у меня был добрый господин, пока король не разорил его, – возразил другой. – Я помог бы ему, если б мог. Я предлагаю оставить эту леди здесь и сматываться.

– Это будет еще хуже. Неужели ты думаешь, что она промедлит хоть секунду, чтобы послать по нашим следам всю свою свору из замка? Вот о чем тебе следовало бы подумать, – фыркнул третий, тщедушного сложения. – Давайте уйдем подальше в лес, убьем их всех и закопаем поглубже. Никто не узнает.

– Дурак! Какая от этого выгода? – спросил бандит, первым предложивший похищение.

– Наши жизни – выгода. Они даже не повесят нас за это – они нас четвертуют.

– Они четвертуют нас так или иначе, – рассмеялся «норманнская сука». – Давайте перед тем, как похоронить ее, хотя бы попользуемся ею. Хоть такую выгоду получим. Потешиться с норманнской сукой будет немалым удовольствием. Я полагаю, их дырочки поизящнее, чем у наших женщин.

– Свинья ты, я совсем не эту выгоду имел в виду.

– Идиоты! Стоите тут и рассуждаете, то делать или это. Поехали, говорю. Когда уберемся отсюда подальше, тогда и потолкуем, что делать.

Иэн не позволял себе ни единой мысли об Элинор, иначе он сошел бы с ума. Вместо этого он сосредоточился на каждом конкретном шаге, который следовало предпринять. Пастухам было приказано снова увести скот на пастбище и рассеяться так, чтобы стадо стало лишней приманкой для грабителей. Всех людей разбудили и призвали к оружию. Егерь выбился из сил. Он не мог больше бегать. Вулфу из Ли пришлось посадить его к себе на лошадь, чтобы он мог руководить подготовкой.

Все, казалось, выполнялось в замедленном темпе, занимая миллионы лет, но Иэн не кричал на своих людей и не угрожал им. Осознать необходимость спешки значило пробить ту пелену, которая застила его мозг. Любая трещина в этой пелене как-то связала бы его с тем, что лежало за черной стеной, огораживавшей детство. И из этой щели выползло бы нечто такое, что уничтожило бы его, изменило до такой степени, что он в ответ уничтожил бы вокруг себя все и всех.

Рука Иэна чуть дернула поводья. Серый жеребец встал на дыбы и заржал, перебирая передними ногами. У Иэна пересохло в горле, и он ухватился крепче. Ужасы, скрывавшиеся за черной стеной, подступали ближе.

Вообще же от того момента, как Иэн понял, что сказал-ему егерь, до того, как отряд пустился в погоню, прошло от силы десять-пятнадцать минут. Гораздо больше времени заняла скачка по полям и пастбищам, которые отделяли их от леса, и в то же время гораздо меньше, чем требовалось преодолеть такое расстояние по бездорожью при безопасной езде. Иэн вел отряд галопом, и воины не отставали, ругаясь и молясь про себя, чтобы лошади не стряхнули их в темноту.

Взошла луна. Для людей, которые напрягали глаза в блеклом свете звезд, это было почти солнце. Впереди, однако, вставала полная тьма. Иэн непонимающе смотрел на нее, поглощенный лишь терзавшими его мыслями.

– Медленнее, хозяин, – умолял егерь. – Лес близко. Те, кого мы ищем, должно быть, ушли далеко, пока я шел пешком. Они могли услышать нас, или мы прозевали их разведчиков.

«Близко…» Именно это слово привлекло внимание Иэна и заставило его слушать и понимать. Он натянул поводья. Конь сопротивлялся, чувствуя его учащенное дыхание и лихорадочный пыл. Жеребец снова поднялся на дыбы и брыкнул. Это было благословение. Пока Иэн боролся с лошадью, пробиравшееся в его мозг безумие немного отступило. Оседлав лошадей, отряд шагом приблизился к лесу. Внезапно почти у самого уха Иэна просвистел козодой. На некотором расстоянии к югу из тени выделилась фигура и, пригибаясь, бегом направилась к приближавшемуся отряду. Козодой свистнул еще раз.

– Стойте, – приказал егерь. Иэн стиснул зубы и попробовал молиться.

– Они здесь не проезжали, – произнес грубый голос, когда бегущая тень наконец добралась до них. – Либо они где-то дальше в лесу, либо остановились. Поезжайте немного южнее. Где-то в лесу Горн.

Остановились. Если они остановились… Иэн ухватился за эту мысль, пережевывая и переваривая ее. Он повернул голову, чтобы отдать дальнейшие распоряжения Джейми Скотту, что ему нужно будет сделать, когда они настигнут банду. Люди Элинор давили на него сзади.

– Спокойно! – скомандовал Иэн. Их сердитый ропот еще более подогревал его гнев, который он пока сдерживал.

Они снова двинулись вперед, теперь уже не спеша, поскольку кроны деревьев закрывали лунный свет и существовала постоянная опасность быть сброшенным на землю низко нависавшими ветвями. Охотник с хриплым голосом тоже пристроился к кому-то на лошадь, время от времени издавая свист козодоя. От жутких звуков Иэну было не по себе. Каждый раз что-то вздрагивало внутри. Наконец птичий свист разбудил кого-то другого – за свистом почти мгновенно последовал крик ласки.

Иэн подпрыгнул, но егерь удовлетворенно хмыкнул и снова приказал остановиться. Из-за деревьев выскользнул Горн, кивнув, когда козодой свистнул еще раз. Он ничего не сказал, но, убедившись, что его хорошо видно, махнул им рукой следовать за ним и побежал к югу. Иэн переместил щит на руку и отцепил от седла «утреннюю звезду». Оуэн недоуменно уставился на него. Он никогда не видел, чтобы господин прежде пользовался этим оружием, и не раз выслушивал от него, когда сам пробовал попользоваться им, что это смертоносное оружие можно брать в руки лишь при крайней необходимости. Оуэн надел щит себе на руку. Затем он услышал голос Иэна, тихий и монотонный.

– Вы что-то сказали, господин?

Ответа не последовало. «Утренняя звезда» зловеще покачивалась на колючей цепи, а продолжающийся поток слов был слишком неразборчив. Оуэн нервно облизал губы и плотно надел шлем поверх кольчужного капюшона. Ожидалось что-то очень плохое. Ждать оставалось недолго, что было и к лучшему, поскольку рассудок Иэна все ближе и ближе подходил к грани умопомешательства.

Горн остановился и указал рукой вперед. Оттуда доносился слабый звук голосов – их тон указывал на то, что люди кричали, хотя расстояние делало слова неразборчивыми. Оба егеря соскочили с крупов лошадей и двинулись на запад. Иэн подал знак, и часть отряда с Джейми во главе последовала за ними.

– Жди, – прошептал Иэн сам себе. – Жди… Жди… Не испорти все. Жди!

Наконец просвистел козодой.

– Вперед! – Иэн приказал негромко, но воины услышали.

Они бросились в бой с ревом, возраставшим, пока не раздался одиночный крик тревоги. Затем все стихло.

– Вперед! – прорычал Иэн, пришпоривая коня. Казалось, последние несколько ярдов жеребец преодолел одним прыжком. Иэн ворвался на небольшую поляну, в центре которой стояли три человека, окруженные гораздо большей группой сидевших. Все словно приросли к земле от неожиданности.

Следующим прыжком жеребец оказался среди бандитов. Один отлетел под ударом лошадиного плеча, другой завопил, попав под кованные железом копыта. Страшный удар «утренней звезды» выплеснул мозги из головы третьего. Этот вообще не вскрикнул, но другой взвыл, когда следующий удар снес ему половину лица, и продолжал кричать, уже упав. Сцена действия полностью переменилась. Поляна наполнилась бешеным движением всадников, размахивающих оружием, и бегущих, укорачивающихся и ползущих, кричащих от боли и ужаса.

– Бейте их! – кричал Иэн. – Бейте их! Бейте их! Он снова взмахнул «звездой», но промахнулся, когда жеребец рванулся мимо окровавленного, белого как снег существа, в мольбе протягивавшего вверх безумные руки. Выругавшись, Иэн освободил крепление щита и сбросил его с руки, затем соскочил с коня и снова, и снова, и снова бил своим чудовищным оружием. Мельком он увидел груду тел на одном краю поляны, а чуть сбоку – меньшую кучу, в которой даже при неверном свете луны виднелось платье знатной женщины.

7.

– Иэн! Иэн! Остановись! Остановись, Иэн!

Никакой мужской голос не мог достигнуть такой высоты тембра. Никто не мог бы звать его по имени. Как долго до него доходило, что он слышит ее? Иэн разжал руку, державшую «утреннюю звезду», позволив петле рукоятки смертоносного орудия соскользнуть с запястья. Он поднял взгляд с того месива, что лежало под его ногами. Он должен был бы испытать огромное облегчение, когда увидел Элинор, целую и невредимую. И он действительно почувствовал радость, но она была как-то странно приглушенной, словно чувства его были придавлены тяжелым грузом.

Элинор была вся вымазана кровью, но это не поразило его. Хоть он действительно в тот момент был не способен испытать потрясение, он просто знал, что эта кровь не ее, что это брызги от искромсанных его оружием тел, которыми была усыпана вся поляна. Элинор медленно подняла руки и закрыла лицо.

Иэн смотрел на нее, узнавая, но ничего не чувствуя. Его удивляло лишь отсутствие человеческих голосов. Только лошади топали копытами и нервно ржали, и еще был слышен тихий рыдающий звук. Иэн внимательнее посмотрел на Элинор, но нет, этот звук исходил не от нее.

– Иэн, – ласково позвала она.

Все это выглядело очень странно. Иэн чувствовал холод и усталость и как будто все были чужими ему. Очень странно. Он слегка повернул голову в одну сторону, потом – в другую. Его солдаты расступились настолько широко, насколько позволяла поляна. На поляне оставались лишь останки того, что прежде было людьми – наверное, людьми, сейчас уже трудно было сказать. Иэн снова посмотрел на Элинор.

– Я потерял самообладание, – сказал он неуверенно, а потом, не сразу, вспомнил, почему. – Я думал… С тобой все в порядке? Они…

– Я совершенно невредима. Цела и невредима. Никто не прикасался ко мне, если не считать того, что они связали мне руки и пересадили с одной лошади на другую.

Элинор произносила слова медленно и аккуратно, голос ее был избыточно ласковым, но глаза Иэна уже смотрели вполне осмысленно, лишь слегка затененные беспокойством. Элинор опустила руки со своего лица на его плечи. Он вздохнул, вспоминая царивший тут ужас, но как нечто далекое, уже почти забытое.

– Ты так лежала – я думал, ты умерла.

– Нет. Эти идиоты даже не отобрали у меня нож для еды и связали запястья спереди. Я свернулась так, чтобы они не видели, как я перерезаю веревку, пока они спорили.

– Понимаю. Что ж, слава Богу, мы прибыли вовремя. – Он снова осмотрелся кругом. Резня, конечно, казалась неоправданно жестокой, но что же здесь было не так. – Элинор, ты помнишь, сколько их было?

– Четырнадцать, – сразу же ответила она, не сводя с него глаз.

Он не мог понять выражения ее лица. Это тоже было очень странно, но он слишком устал, чтобы спрашивать.

– Ладно, – ответил он. – Ты не теряешь голову.

– А почему я должна была ее терять? Я даже не очень испугалась. – Если бы Элинор даже тряслась до самых пяток, она не призналась бы в этом. Снова расстраивать Иэна – последнее, чего ей хотелось. Она опустила одну руку с его плеча, а другой коснулась его щеки. – Тебе не следовало позволять себе так расстраиваться, – ласково произнесла она. – Если бы они были умные, то никогда не посмели бы прикоснуться ко мне. А поскольку они были столь глупы, что попытались похитить меня, тебе следовало бы знать, что я уж как-нибудь сумею не подпустить их к себе, пока ты найдешь меня.

Иэн снова вздохнул. Он удивлялся, почему Элинор сказала, что он был расстроен. Как же он устал! Рука болела, словно он сражался целый день. Однако не могло же столько времени занять покорение четырнадцати слабо вооруженных и плохо подготовленных мужиков. Он отвернулся от Элинор и пересчитал трупы. Одиннадцать. Троих не хватало. Именно это ему казалось странным. Глаза его обежали выстроившихся кругом воинов.

– Вы позволили троим бежать, – сурово произнес он.

– Nae, thegnP – ответил Джейми. Он подал знак, и вперед вывели троих дрожащих несчастных.

– Убейте их, – ровным тоном приказал Иэн.

– Иэн, – взмолилась Элинор, положив ладонь на его руку. – Они не причинили мне вреда.

Нет, господин!

Он посмотрел на нее.

– Они решились угрожать насилием знатной даме. Если бы даже они осмелились только подумать об этом, они заслуживали бы смерти. – Он резко кивнул своим солдатам и повторил властно: – Убейте их. – Элинор же он сказал: – Я просто спешу, иначе бы публично четвертовал их в городе, чтоб неповадно было другим.

Безумие совершенно прошло, поняла Элинор, наблюдая за ним. В его приказе убить не было ни ненависти, ни каких-либо других эмоций. Это был рассудочный, взвешенный поступок. Чем больше Элинор думала об этом, тем яснее понимала, что была бы способна отдать точно такой же приказ, если бы ее и так не тошнило от уже виденного. Кроме того, она уже почти не верила, что все это могло случиться. Она не могла поверить, что группа простолюдинов осмелилась похитить высокородную даму. Такие вещи никогда не случались на ее землях прежде, и ей никогда не приходилось задумываться над тем, каким должно быть наказание за подобное преступление. Теперь же, когда пришлось задуматься, она кивнула вслед Иэну.

– Вы правы, милорд.

С этими словами все люди, стоявшие на поляне, словно очнулись от сна. Раздался шум голосов, и наказание было быстро приведено в исполнение. Вперед вышел Оуэн, держа в руках брошенный Иэном щит. Он протянул его своему хозяину, который изумленно уставился на него, а затем автоматическим движением надел щит на плечо. Элинор неодобрительно цокнула языком, но ничего не сказала. Оуэн наклонился и поднял с земли «утреннюю звезду», которая была до самой рукоятки заляпана кровью и кусками человеческой плоти.

– Где Джеффри? – резко спросил Иэн. Оуэн кивнул в дальний конец поляны.

– Его тошнит, – лаконично произнес он, и сам конвульсивно сглотнул.

Иэн пожал плечами.

– Скажи ему, пусть заканчивает и идет сюда. – Взгляд его упал на «утреннюю звезду, висевшую на руке Оуэна. Лицо слегка нахмурилось. – Посмотри, нельзя ли это немного почистить. А то моя лошадь взбесится.

По непонятной Иэну причине Оуэн снова с трудом сглотнул.

– Да, господин, – сказал он с чувством.

– Где конь? – тут же спросил Иэн с некоторым беспокойством, вдруг осознав, что все почему-то спешились.

– Четыре человека сражаются с ним в лесу, – произнесла Элинор. – Большая часть из этого, – она указала рукой на кучу трупов, – твоя работа, но нескольких убил конь. Каждого, кто вставал и, пытаясь ускользнуть, по ошибке бежал в его сторону, он лягал и растаптывал, превращая в мокрое место. На нем безопасно ездить, Иэн?

– Разумеется, – ответил он, несколько удивленный. – Это дело тренировки. Он не трогает меня. Он теперь знает мой запах и успокоится, как только я окажусь в седле.

– Тогда, может быть, лучше оседлай его, – предложила Элинор, – пока у меня не стало четырьмя воинами меньше.

– Пусть Джеффри прикажет им привести коня, – согласился Иэн, чуть улыбаясь.

Элинор покачала головой и взяла Иэна за руку. Увидев мольбу в ее глазах, он жестом велел Оуэну подождать и наклонился к Элинор, чтобы она могла говорить тихо.

– Тебе стоит поговорить с мальчиком, Иэн. Его не просто тошнит, ему действительно плохо. Он видел то, для чего еще слишком молод, а твой конь доконал его.

– Это его первый бой, Элинор. То, что его тошнит, – нормальное явление. Каждому мальчику нужно пережить первую кровь. Он должен привыкнуть.

– Боже сохрани! – воскликнула Элинор.

– Боже сохрани? – удивленно отозвался Иэн. – Джеффри должен был узнать, что в битвах убивают людей. Тринадцать лет – не слишком юный возраст, чтобы видеть смерть.

– Он слишком молод, чтобы видеть своего хозяина, охваченного безумием.

– Безумием? Меня? – Глаза Иэна уперлись в покрытую кровью и плотью «утреннюю звезду», а потом опустились на собственное тело.

* * *

Он был полностью залит кровью, руки вымазаны ею выше локтей, плащ от засохшей крови затвердел, как не выдубленная кожа.

– Боже милостивый, – тихо произнес он, – неудивительно, что ты сказала, что мне не следует позволять себе слишком расстраиваться. – Он повернулся к своему оруженосцу. – Оуэн, я действовал как-нибудь необычно?

– Господин, я никогда не видел ничего подобного. Из одиннадцати бандитов вы уложили восьмерых. А лошадь помогала вам, растаптывая всех, кто поднимался.

– Не тогда, – нетерпеливо произнес Иэн, – до боя. Может быть, я не отдавал всех приказов, которые были необходимы?

– О нет, милорд.

Иэн удовлетворенно кивнул.

– Мне тоже кажется, что я вел себя, как обычно. Остальное не важно. Приведи Джеффри ко мне. Прикажи также, чтобы тела были привязаны к худшим лошадям. Когда доберемся до ближайшей фермы, сложим их в телегу.

– Иэн, – тихо сказала Элинор, когда оруженосец ушел. – Это все не так уж важно. Но ты отбросил свой щит. Теперь-то ничего, но в настоящем бою…

– Я никогда не теряю рассудок в обычном бою, – сухо ответил он. – С чего бы? Я не испытываю к своему противнику в бою ни ненависти, ни страха. – Он протянул руку, но, увидев кровь на ней, не посмел прикоснуться к Элинор. Внезапно чувства вернулись к нему, и ему пришлось напрячь тело, чтобы не задрожать, как лист, чтобы удержаться от желания прижать к себе Элинор и зарыдать над ней. – Разве ты не понимаешь? Это все потому…

– Господин?

Дрожащий шепот предотвратил слова, готовые сорваться с губ Иэна. Приступ ярости сменился облегчением. Элинор опять была собой – теплой, заботливой с ним, дружелюбной. Он чуть снова не оттолкнул ее от себя, заговорив о любви. Какой же он идиот, неужели он никогда не поумнеет? Он повернулся к Джеффри. Мальчик не съежился от страха, но глаза его тревожно расширились. Иэн улыбнулся ему.

– Ты знаешь, Джеффри, я был очень доволен, когда ты решил остаться с отрядом, потому что считал, что пора тебя приучать к крови. Правда, я не ожидал, что будет… гм… столько крови.

Тревога во взгляде Джеффри заметно рассеялась, когда он проникся спокойным голосом и взвешенными словами Иэна. Стоявшее перед его глазами видение безумца, молотящего уже мертвые тела в красное месиво, потускнело. Джеффри увидел, как его хозяин поморщился с отвращением, глядя на свою окровавленную ладонь. Крови было так много, что она просочилась через кожаную рукавицу.

– Ты не должен огорчаться, что почувствовал себя плохо, – продолжал Иэн. – Я не хочу говорить тебе, сколько раз у меня самого выворачивало кишки после боя, и Оуэн точно так же чувствует себя. Это обычное дело. Никто не упрекнет тебя за это, не станет хуже к тебе относиться.

Элинор незаметно отошла. Мальчик не нуждался в ней, и ему легче будет разговаривать с Иэном наедине. Иэн был, конечно, прекрасным господином для своих оруженосцев. Жаль, что Адам не мог остаться с ним. Это было совершенно невозможно, подумала Элинор. Даже если бы она не собиралась стать женой Иэна, он не мог стать господином ее сына. Он слишком любил Адама, слишком привык считать его «малышом», чтобы быть его наставником в пору возмужания. Иэн либо слишком оберегал бы своего «милого ребенка», либо, пытаясь избежать этой западни, бросился бы в другую крайность, подвергая Адама слишком большой опасности.

–Он мог по справедливости судить, что нужно делать Джеффри или Оуэну, потому что они не были его «детьми». Ему никогда не приходилось брать их на руки, или получать их влажные детские поцелуи, или направлять их первые шаткие шаги. Иэн знал Джеффри и Оуэна только как юных мужчин, приближающихся к зрелому возрасту. Элинор чуть отвернулась, делая вид, что внимание ее отвлечено чем-то другим, но слух был направлен на тех, кого она только что оставила.

– Я испугался, господин, – едва слышно произнес Джеффри.

«Хороший мальчик», – подумала Элинор. Слова выходили из него с трудом, словно он вытягивал их клещами, но он все же признавался в том, что считал, вероятно, самым страшным грехом и позором.

– Но ты же не убежал, – с ударением произнес Иэн. – Когда ты будешь более уверенно владеть оружием, это чувство уменьшится. И даже если это не так, когда ты исполняешь свой долг, не имеет значения, что у тебя внутри. Например, мой долг инструктировать моих людей и расставлять их по местам, чтобы они выполняли задачу с наименьшими потерями. Обычно благодаря долгой практике это для меня легко. Сегодня я был так зол на эту мразь, которая осмелилась… – Его голос сорвался. – Я хочу сказать, Джеффри, что мне не очень-то хотелось объяснять тебе, куда ехать, или приказывать Джейми приглядывать за тобой, или приказывать солдатам окружать поляну, прежде чем атаковать. Единственное, чего я хотел – это схватиться с теми, кто бросил мне вызов. Однако если бы я не исполнил свой долг, если бы я поступил так, как мне хотелось в душе, многие мерзавцы ускользнули бы.

Мальчик сдержанно кивнул, все еще не способный переварить то, что ему пришлось видеть. Иэн снова улыбнулся.

– Обычно, конечно, такая проблема не возникает. Если я призван на войну королем или даже если я защищаю свои собственные земли, у меня нет причин злиться на тех, кто сражается против меня. Или по крайней мере, – губы Иэна скривились, – злиться до такой степени. – Он указал рукой на бойню, устроенную на поляне.

В глазах Джеффри появился интерес, и щеки его порозовели. Иэн решил, что шок, поразивший мальчика, большей частью преодолен и что время и следующая битва, которая, без сомнения, уже не будет столь кровавой, завершат процесс приучения его к насильственной смерти.

Громкий треск в кустах, к которому Иэн прислушивался вполуха, пока утешал Джеффри, материализовался в серого жеребца, которого провели через лес кругом и вывели на поляну сзади, так как никто не решался провести его мимо мертвых тел. Иэн взглянул на лошадь и едва сам не задрожал.

Кровь засохла на ногах боевого коня до коленных сухожилий, кровью были забрызганы его живот, грудь и даже морда. Двое воинов тянули его за поводья, поближе к удилам, а двое других – за упряжь. Несмотря на всю массу, державшую его, конь сопротивлялся, пытаясь встать на дыбы и укусить. Рубцы на лопатках и шее свидетельствовали о том, что его кто-то бил палкой или плашмя мечом.

Иэн открыл было рот, чтобы спросить, кто позволил себе такую жестокость, но промолчал. Без сомнения, другого способа укротить лошадь не было. Жестокость совершил прежде всего он сам, оставив бедное бессловесное создание на произвол судьбы. Приученная реагировать на запах крови с яростью вместо обычного в такой ситуации страха, лошадь взбесилась, когда ею перестали управлять.

Иэн взял в руку поводья и вскочил в седло. Как только его ноги попали в стремена, воины отпустили голову лошади и отбежали на безопасное расстояние. Но в этом, как и предсказывал Иэн, необходимости не было. Теперь, когда вместе с солидным весом на спине и ровным натяжением удил лошадь почувствовала силу хозяина, она совершенно успокоилась. У Иэна вырвалось раздраженное восклицание. В своих заботах о лошади он совсем забыл про Элинор. Повернувшись, чтобы извиниться за то, что не помог ей взобраться на коня, он увидел, что она уже сидит в седле.

Как мило с ее стороны, сказал себе Иэн, что она избавила его от неловкого положения, но где-то в глубине души возникло неприятное подозрение, что Элинор сама не хотела привлекать его внимания к себе. И в некоторой степени это было действительно так. Теперь, когда жар битвы остался позади, Элинор знала, что он непременно начнет размышлять, каким образом она оказалась в столь уязвимой для похищения ситуации, защищенная лишь немногочисленным и плохо вооруженным отрядом.

Элинор требовалось некоторое время, чтобы решить, что говорить ему, поскольку она вовсе не собиралась раскрывать Иэну свои истинные цели. Иэн, как и Саймон, окажись он на его месте, не одобрил бы, конечно, идею задержать, а возможно, и убить посланца короля. Поэтому ей нужно не только придумать причину своего отъезда из замка в столь поздний час и почти без охраны, но и объяснить, чем вокруг занимается такое количество егерей, если охота не планируется.

Последнее оправдать оказалось нетрудно, как только изворотливый ум Элинор сконцентрировался. Охотники просто выслеживали дичь для предстоящей во время свадебных торжеств охоты. Животных заманивают поближе, оставляя для них корм. Чем она сама занималась, покинув стены замка, объяснить было сложнее. Мозг Элинор продолжал перерабатывать все возможные варианты оправданий, пока воины собирали тела убитых и по дороге к замку.

У Элинор оказалось больше времени подумать, чем она ожидала, потому что Иэну самому нужно было привеси свои мысли в порядок. Безусловно, теперь уже было слишком поздно надеяться схватить грабителей этой ночью.

Когда у Иэна наконец появилось время обратить внимание на Элинор, она отвлекла его от пугавшей ее темы, упомянув о раненном похитителями воине. Иэн послал двоих на поиски. Затем Элинор ловко ввернула, какая, дескать, удача, что вокруг много ее охотников. Это, в свою очередь, привело беседу к свадебным торжествам и самой свадьбе.

Элинор нравилось, с какой охотой Иэн включился в обсуждение этой темы. Ей только хотелось бы, чтобы его интерес был более личным и менее практическим – он говорил главным образом о гостях, которых следовало пригласить, – но напомнила себе, что было бы неблагодарностью смотреть дареному коню в зубы.

Иэн задал вопрос, которого она боялась, только когда был уже готов влезть в ванну, чтобы отмыться от крови. Сначала он сказал что-то насчет паразитов, которыми заразился, а когда Элинор повернулась, чтобы велеть служанке принести бальзам от вшей, он тихо произнес:

– Останься, Элинор.

Элинор отдала распоряжение служанке и вернулась, радуясь, что красноватый свет факелов скрывал румянец, выступивший на ее щеках. Последнее, что Иэн сказал перед упоминанием о вшах, было то, что нужно до последних деталей прояснить условия брачного договора. Она надеялась, что его мысли вернулись к договору – и, может быть, он скажет что-нибудь другое, не совсем деловое. Неужели гнев и ярость, превратившие его в настоящего безумца, когда ее жизнь оказалась под угрозой, могли быть связаны только с его долгом по отношению к «жене Саймона»? Возможно ли, чтобы чувство долга порождало такую ярость? Наверняка в нем был и страх – хотя бы немножко! – за Элинор.

– Мне только пришло в голову, – резко произнес Иэн, – что мой единственный, возможно, шанс захватить грабителей врасплох был погублен этой небольшой экскурсией в лес, которую ты предприняла. Что ты делала вне дома вечером? В сопровождении всего пятерых воинов?

Разочарование, которое испытала Элинор, было как пощечина. Элинор уже почти забыла, что Иэн должен задать этот вопрос. Влекомая собственным желанием, она подсознательно готовилась услышать слова любви. Обнаженный Иэн, тускло освещенная спальня, поздний час, благополучное завершение кровавого испытания – все это наводило на нежные слова, даже объятия, тем более после разговора о свадьбе. И Элинор, не успев подумать, выплеснула всю свою обиду.

– Мои интересы могут показаться тебе пустяком, – ледяным тоном произнесла она. – Прости, если я расстроила твои планы. Прости меня также за мою беспечность, но раньше преступники никогда не появлялись в такой близости от замка или от берега. Я полагала, что буду в безопасности. Тебе не нужно больше об этом думать. В другой раз я не попадусь.

– Что ты говоришь? Я только что убил четырнадцать человек. И ты не позволишь мне узнать, почему? – распалился Иэн.

– Ты сам сказал, что убил их потому, что они угрожали мне. – Брови Элинор презрительно приподнялись. – Я не поняла, что это была лишь вежливая отговорка и что тебе нужна более достойная причина. Прости меня, если так. Я не могу предложить тебе ничего лучшего. Хотя я просила помиловать ту троицу.

– Элинор, – взмолился Иэн, – что ты делала вне стен замка с охраной из пяти человек, когда уже надвигалась ночь?!!

– Я занималась своими делами, воспользовавшись половиной из тех воинов, что ты оставил мне, и собиралась вернуться засветло, – ответила она, смягчив тон вслед за ним.

– Когда я задаю вопрос, – вспыхнул Иэн, шагнув к ней, – я ожидаю, что на него ответят.

Элинор выхватила нож. Она держала его близко к телу, опасно приподняв острие, как опытный охотник, а не размахивая им в вытянутой руке, как свойственно истеричным женщинам.

– А когда я не могу решиться отвечать на вопрос, который задает мне мой муж, он может быть уверен, что ответ не затрагивает его чести или интересов. Это было мое личное дело, и я хочу, чтобы оно оставалось таковым.

Иэн изумленно разглядывал нож в руке Элинор.

– Убери это, – сказал он почти шепотом. – Убери его сейчас же и больше никогда не направляй на меня или тебе придется убить меня, чтобы удержать от того, чтобы я проучил тебя.

– Я не одна из твоих беспомощных любовниц, Иэн! – парировала Элинор. – Я не позволю вымещать на себе плохое настроение!

– Я не прикоснусь к тебе, клянусь честью, если ты положишь нож. Если же нет…

– Не угрожай мне – взвизгнула Элинор. – Я не игрушка, чтобы обращаться со мной в зависимости от настроения. Я Элинор, леди Роузлинд!

Иэн сделал еще один шаг к ней, поднимая сжатую в кулак правую руку, в то время как левая, открытая, была готова выхватить нож. Когда глаза его перебегали с лица Элинор на оружие, которое она держала, в поле его зрения оказались собственные окровавленные руки. Он вдруг со стоном вздохнул, опустил руки и поспешно отступил.

– Убирайся! – выдохнул он. – Уйди от меня, пока я не обидел тебя против воли и против чести.

Слова его звучали угрожающе, но выражение лица и тон говорили обратное. Элинор сразу ощутила интонацию страха и мольбы, хотя и не поняла причину. Она живо припомнила того безумца – и была уверена, что Иэн думает о том же. Как ни была разгневана Элинор, рассудок был при ней, и она решила больше не испытывать нервы Иэна этой ночью. Утром, когда он остынет от жара прошедшей битвы, они спокойно обсудят все. Элинор вложила нож в ножны и вышла из комнаты.

Иэн долго стоял, прикованный к месту, не сводя глаз с того места, где стояла Элинор.

– Мегера, – бормотал он. – Что я такого сказал, что она кинулась на меня? Что я сказал? – Затем он грубо выругался и опустил глаза, на себя, словно нуждаясь в подтверждении чувства, которое охватило его. Страсть, которую Элинор в своей ослепительной ярости пробудила в нем, была столь сильна, что Иэн огляделся в поисках служанки, в которую он мог бы излить свою похоть.

Комната была пуста. Спрятались не только девушки, но и оруженосец Иэна. Он мог позвать Джеффри, но даже в своем нынешнем состоянии Иэн понимал, что нехорошо посылать целомудренного мальчика за женщиной для хозяина. Вступать в связь со служанкой в доме нареченной жены выглядело бы дурным тоном и послужило бы плохим примером. Отвратительно матерясь, Иэн влез в ванну и начал мыться.