Текст книги "Ласковый дождь"

Глава 19

– Ты выглядишь потрясающе, я просто лопаюсь от гордости! – восхищенно произнес Рашид. – Ни один мужчина не сможет остаться к тебе равнодушным.

Мирелле польстила его похвала, и сейчас, одеваясь у себя в комнате, она видела, как он нетерпеливо вышагивает возле машины, ожидая ее появления.

Когда она вышла к нему, он снова оглядел ее с головы до ног и одобрительно улыбнулся. У Рашида было две формы выражения любовного восторга – необузданная страсть или трогательная нежность.

С того дня, как они познакомились, Рашиду без особых усилий удавалось держать ее в тисках своей властности. Мирелла не уставала поражаться тому, что на нее так сильно действует его личность. Однако это было именно так – одним своим присутствием Рашид мог оградить ее от остального мира и погрузить в свой, невероятно привлекательный мир. Но она всегда была в нем только гостьей, он не допускал ее в свою жизнь. Впрочем, она на это и не претендовала.

Главным для нее было одобрение Рашида. Ей все время хотелось видеть его восхищенный взгляд. Для нее это был единственный способ отблагодарить его за то, что он раскрыл в ней женщину, избавил от внутренних пут, которые мешали ей жить полноценной жизнью, за то, что он научил ее наслаждаться роскошью и при этом не чувствовать себя преступницей. Приходилось признать, что представления, выработанные ее пуританским воспитанием, рассыпались в прах, столкнувшись с реальностью.

Рашид объявил, что после визита к антиквару они отправятся на пикник к принцессе Айрин, и Мирелла расцвела в предощущении новых необычных впечатлений.

Румынская принцесса устраивала пикник в честь годовщины смерти своего супруга. Это событие традиционно открывало светский сезон в Стамбуле. Рашид предложил Мирелле выбрать для нее наряд по случаю столь знаменательного события, но она отказалась. Однако ее собственный выбор не разочаровал Рашида.

Посетив лавку антиквара, где Мирелла обнаружила множество экзотических украшений, а Рашид оставил приличную сумму денег, они отправились на машине по живописной дороге, вьющейся по утопающему в зелени склону холма, к маленькой деревушке в бухте Босфора. Там они взошли на борт яхты, лакированные и металлические поверхности которой были надраены до зеркального блеска – было очевидно, что к приезду хозяина подготовились на совесть.

Едва Рашид с Миреллой уселись за столик, накрытый для них на корме, яхта тут же отчалила от берега. Провожать их в плавание вышло полдеревни, добросердечные жители долго махали им вслед. Паруса хлопали над головой у Миреллы, и этот сладостный звук напоминал ей детство, проведенное в родном Массачусетсе. Команда украсила яхту гирляндами цветов, которые наполнили воздух восхитительным ароматом.

– Хотелось бы мне, чтобы ты сейчас видела выражение своего лица, – улыбнулся Рашид. – Думаю, одна из причин, по которой мне хочется все время тебя удивлять, заключается в том, чтобы почаще видеть тебя такой. Но честно говоря, мы каждый год украшаем яхту в честь пикника, который устраивает принцесса. Цветы всегда разные, но «Азиз» неизменно оказывается одной из самых празднично оформленных яхт. Это своего рода традиция: мы отдаем дань памяти нашим предкам, которые по торжественным поводам обязательно украшали свои лодки и баркасы. Во времена наших бабушек и прабабушек суда в таких случаях драпировали шелком, а гребцов одевали в расшитые золотом и серебром костюмы.

– Это похоже на сказку, – потрясенно промолвила Мирелла.

– Я могу рассказать тебе кое-что, действительно похожее на сказку. Мой дед говорил, что твоя прабабушка, Кадин Рокселана, плавала по Босфору на ладье, драпированной голубым шелком, расшитым бриллиантами. Концы ткани свешивались через борт, их утяжеляли серебряные цепи, к которым были прикованы серебряные рыбы с алмазными глазами. Двадцать гребцов, одетых в серебряные ливреи, приводили ладью в движение. В лучах полуденного солнца казалось, что ее влечет в объятия господина косяк рыб, которым нет числа. Мой дед видел ее лишь однажды, будучи маленьким мальчиком. Его отец был любимым калифом султана. Султан потерял голову от Рокселаны настолько, что даровал ей это имя в честь жены Сулеймана Великолепного, которая правила в середине шестнадцатого века, когда Османская империя достигла своего расцвета. Ее прибытие было самым ярким событием в жизни деда: он видел, как ладья причалила, как Рокселана прошествовала по коврам, расстеленным по причалу, и пала ниц перед султаном. Ей позволили подняться и занять место рядом с ним, на низком пуфике возле его ног. Тогда дед и разглядел ее как следует. Его потрясли ее красота, великолепие одежд, благородство осанки. И с тех пор все красивое, что встречалось ему в жизни, он соотносил с красотой этой женщины.

Впервые с тех пор, как они встретились в «Клэридже», Рашид заговорил с ней о ее семье, и Мирелла с грустью призналась себе, что очень мало знает о своих предках. Она приняла решение как можно скорее позвонить Бриндли, а также продолжить чтение одной из архивных книг, которые привезла с собой.

Впрочем, Рашид тут же отвлек ее от этих мыслей, взяв за руку и отведя под затканный цветами балдахин.

– Все, кто приплывает на яхтах к «завтраку на траве», совершают паломничество к Эюпу. Ты знаешь что-нибудь о Эюпе?

– Только то, что это одно из самых сакральных мест мусульманского мира.

– Совершенно верно. Считается, что там погребен знаменосец пророка Мухаммеда, Эюп Энсари. Пьер Лоти, французский новеллист, влюбленный в Турцию, частенько сидел на этом холме в чайном домике и смотрел на Константинополь – тогда город назывался именно так. Пикник продолжается с полудня до полуночи, гости собираются у принцессы, а затем отправляются к Эюпу. Мне, как и Лоти, нравится вид, открывающийся оттуда на рассвете – по-моему, это очень романтично. Воды Золотого Рога в это время окрашены в самые нежные пастельные тона, а в прозрачное небо устремляются купола и башни минаретов, сверкающие в розовых лучах восходящего солнца.

– Похоже, ты любишь этот день?

– Да. Для меня это день воскресения из мертвых, день новых начинаний, день встречи со старыми друзьями, лучший день весны – день, когда я поклоняюсь святым мощам во имя пророка Мухаммеда и почитания ислама. Меня всегда глубоко трогает визит к Эюпу, и я надеюсь, что ты разделишь мое чувство. Подожди, скоро ты сама увидишь двор мечети с шишковатыми, чахлыми деревьями, целую колонию аистов, соседствующую со стоянкой пилигримов, торговцев, продающих религиозные безделушки. Когда во внутреннем дворике промелькнет белый тюрбан святого, над толпой пронесется восторженный вздох. Готов поспорить, что ты за всю жизнь не испытывала более сильного ощущения, чем то, которое ждет тебя после прогулки по холмам к знаменитой усыпальнице Эюпа. Мы будем пить чай и курить лучшие сорта «Ливанского золота», уносясь в наших мечтах к Аллаху. А затем нам предоставлен выбор: либо вернуться к Айрин по воде или на машине – ее дом уже будет освещен факелами и фонарями, и мы сможем танцевать или ужинать под бархатным пологом или под открытым небом, либо поехать домой. Давай примем решение позже, хорошо?

– Да. Давай поступим так, как нам захочется, – ответила Мирелла. Почему именно деньги предоставляют человеку такую свободу выбора? Почему она так долго отказывалась признать этот очевидный факт? Максим всю жизнь убеждал ее в обратном, но несколько дней, проведенных с Рашидом, избавили ее от этого заблуждения.

– Несомненно, у греков тоже есть кое-какие удачные идеи, – заметил Рашид, глядя на то, как один из матросов жарит кусочки осьминога на углях, тлеющих в жаровне прямо на палубе. Мирелла не слышала его, она не отрываясь смотрела на удаляющийся берег. Склон холма был облеплен покосившимися хижинами, посеревшими от непогоды и казавшимися заброшенными из-за закрытых ставней.

Ее внимание привлек предостерегающий гудок огромного парусного корабля, корпус которого был задрапирован красной тканью с турецкой символикой – звезда и полумесяц, – вышитой золотом. Вскоре он поравнялся с «Азизом». Рашид поднялся со стула и помахал собравшимся у борта, громко выкрикивающим его имя. Из-за корабля выскочил маленький каик, и на его борту появился какой-то человек. Рашид улыбнулся ему, а потом объяснил Мирелле:

– Это мой давний друг, а его судно – самое быстроходное в Турции в своем классе. С ним его жена и две его любовницы. Уверен, они тебе понравятся. Они очень милы, но слишком озабочены тем, чтобы не отставать от моды.

Рашид приказал капитану прибавить ходу и вырваться вперед. Тот пытался возразить, что судно празднично украшено и поэтому едва ли сможет развить большую скорость. Однако Рашид настоял на своем, и вскоре «Азиз» оставил далеко позади всех своих конкурентов.

Двухэтажный деревянный особняк принцессы Айрин, фасад которого поблек под натиском просоленных ветров, производил впечатление воплощенной с размахом, но в условиях скудных материальных затрат декадентской фантазии. Вытянутое вдоль берега здание поражало обилием архитектурных излишеств, множество причалов, возле которых толпились суда, вызвало у Миреллы ассоциацию с Венецией.

Со всех сторон дом окружал необъятных размеров сад, пышно цветущие экзотические деревья отражались в воде, делая жилище принцессы похожим на старинный замок обнищавшего рыцаря, неведомо каким образом оказавшегося посреди Эдема.

«Азиз» подлетел к причалу на всех парусах и замер возле каменного парапета. Мирелла успела испугаться стремительности, с какой это произошло, но капитан и его команда в очередной раз продемонстрировали свое высочайшее мастерство.

– Теперь ты узнала, что я люблю ощущать скорость и опасность, – проговорил Рашид. Его глаза возбужденно сверкали. – И убедилась, что со мной тебе нечего бояться. Пожалуйста, приведи в порядок волосы. Тебе предстоит дебютировать в среде стамбульской элиты.

Он повернулся к берегу, где уже собралась несметная толпа гостей. Его друзья и знакомые прогуливались по саду, пили вино под шелковыми тентами, танцевали в беседках, откуда доносились звуки музыки, – и для каждого у Рашида нашлась приветливая улыбка. Он поправил белую шаль на плечах Миреллы, и его взгляд наполнился неподдельной гордостью, когда он взглянул на жемчужное ожерелье, нежно переливавшееся у нее на груди.

– Благодарю тебя, – тихо сказал он. – Я надеюсь, что ты надела его для меня, коль скоро ты сама сделала этот выбор.

Мирелла тщательно подбирала украшения к своему дорогому и очень элегантному наряду, который был уместен и на пышном торжестве, и во время паломничества к святым местам. Теперь же, сняв шаль, она выглядела именно такой, какой Рашид всегда хотел ее видеть, – элегантной и сексуальной.

Новость о спутнице Рашида и о том, кто она такая, мигом облетела гостей, но беспокойства Мирелле это не доставило, поскольку Рашид не позволял приблизиться к ним тем, у кого на уме было что-то, кроме простого желания с ней познакомиться. Телохранители также охраняли ее покой. Мирелла, разумеется, не догадывалась, что все, с кем она встречалась в Стамбуле, были тщательно отобраны Рашидом с единственной целью – не дать ей сблизиться ни с кем, кто проявил бы заинтересованность ее влиятельным положением в международных финансовых кругах. Он привез ее на этот прием не только потому, что ни за что не пропустил бы его, но и потому, что хотел продемонстрировать свою власть над Миреллой. Это должно было успокоить его компаньонов, которые уже начали испытывать беспокойство из-за того, что она до сих пор не подписала документы о продаже своего имущества.

– Ты выглядишь обворожительно. Покупая тебе это платье, я пытался представить себе, как ты будешь в нем смотреться. Должен заметить, что результат превзошел все мои ожидания. Жаль только, что среди твоих жемчугов не блистают сегодня алмазы. Я должен был об этом позаботиться.

– Я сама об этом позаботилась.

С этими словами Мирелла достала из сумочки алмазное ожерелье из двух нитей, в центре одной из них сиял крупный рубин, а в другой – изумруд с гербом Оуджи. Она протянула его Рашиду и вдруг заметила какой-то странный блеск в его глазах, очень напоминающий злость, но он тут же исчез, вытесненный его очаровательной улыбкой.

– Да они просто восхитительны! – воскликнул он и помог ей надеть ожерелье.

Мирелле показалось, что его пальцы едва заметно дрожали, когда он застегивал замочек у нее на шее. А когда он взял ее под руку, сжав локоть сильнее, чем обычно, так что Мирелла невольно поморщилась от боли, она уже не сомневалась, что Рашид уже видел эту фамильную реликвию. Однако она решила до поры до времени не заострять на этом внимание.

Мирелла не ошиблась. Рашид действительно видел это ожерелье на портретах своего прадеда и двух его братьев, которые лишились состояния, впав в немилость султана за то, что плели интриги против его фаворитки, сказочно богатой и мудрой иудейки, впоследствии нареченной своим повелителем Кадин Рокселана. С этого момента началось падение рода Лалы Мустафы. Это ожерелье напомнило Рашиду о его долге перед предками – добиться того, чтобы состояние Оуджи перешло в его полное владение. А иначе не будет ему покоя.

Держа под руку Миреллу, он направился к гостям. Фуад и Дауд сопровождали их на почтительном расстоянии, несколько ближайших друзей Рашида, ожидавших на пристани его прибытия, окружили их плотным кольцом. Мирелла с удивлением обнаружила, что гостей не более двухсот человек – с палубы казалось, что их гораздо больше. Поскольку гости рассредоточились по всей территории дома и сада, многолюдия не ощущалось вовсе. Они перемещались с места на место, присоединяясь то к одной, то к другой компании, и Мирелла находила это очень забавным.

Слуги в ливреях обносили гостей напитками и турецкими деликатесами. Каждый из приглашенных мог найти себе место под одним из расписных тентов, которыми пестрели лужайка перед домом и сад. Там были расставлены роскошно сервированные столы, а вокруг них расхаживали пятьдесят цыган-скрипачей и двадцать балалаечников, аккомпанировавших пожилой тучной певице с нежным, как у соловья, голоском, исполняющей русские песни.

Принцесса Айрин то прогуливалась с гостями, то принимала их в пышном шатре на склоне холма. Именно там после завтрака Рашид и Мирелла застали ее в окружении придворных поклонников всех возрастов. Среди них были и девяностолетние старцы, и двадцатилетние юноши, наперебой предлагавшие ей свои услуги. Охраняли принцессу два рослых евнуха-суданца в классических английских смокингах и с тюрбанами на головах. Женщины, желавшие засвидетельствовать ей свое почтение, подолгу не задерживались в ее шатре – стоило им наскучить госпоже, как бдительная стража тут же выпроваживала посетительниц.

– Говорят, ей уже перевалило за девяносто, но она продолжает принимать по трех мужчин за ночь, – прошептал Рашид на ухо Мирелле, прежде чем они переступили порог шатра. – Ты будешь в восторге от нее, она – от тебя, а я от вас обеих.

Мирелла не знала, чего ей стоит ждать от принцессы Айрин. Тем большей неожиданностью для нее стало то, что она вдруг оказалась лицом к лицу с миниатюрной, хрупкой женщиной, которой на вид нельзя было дать больше сорока пяти лет – только руки выдавали ее возраст. Ее наряд был прост и даже скромен, зато украшения она носила поистине царские: расшитый золотом пояс с рубиновыми вставками, серьги с рубинами в тон гемме, которую она носила на шее на простой черной ленте. Если не считать Лили, Мирелла никогда в жизни не видела большей кокетки.

Каждый жест ее рук, поворот или наклон головы, взгляд из-под полуопущенных ресниц – все выдавало женщину, умеющую блистательно использовать весь арсенал средств, предназначенных для соблазнения мужчин. Ее улыбка, смех, плавные движения тела и голос, тихий, как шепчущий ветерок, помогали ей играть роль повелительницы, заставляли каждого проникнуться к ней любовью и в то же время трепетать от страха.

Как только Рашид с Миреллой вошли, принцесса выслала из шатра всех, кроме суданцев. От Миреллы не укрылось, что Рашид пользуется особым расположением хозяйки, поэтому ее удивило, что минут через десять она выпроводила его, заявив, что приготовила для него сюрприз в музыкальном салоне. Вместе с тем она пообещала не дать соскучиться его даме, пока он сходит туда и заберет свой подарок. Принцесса ясно дала понять Рашиду, что не ждет его возвращения раньше чем через час, надеясь за это время выведать у Миреллы все о ее бабушке, подруге детства Айрин. Рашид повиновался с явной неохотой, а когда ему велели забрать с собой телохранителей, на его лице отразилось откровенное раздражение. Не подчиниться он не мог, но все же оставил Фуада и Дауда на страже в непосредственной близости от шатра.

Стоило женщинам остаться наедине, как в шатре воцарилось гнетущее молчание. Принцесса Айрин несколько минут молча разглядывала Миреллу, затем произнесла:

– Здесь неподалеку у меня разбит маленький английский садик. Пойдемте прогуляемся. Там бывает очень уютно в такие солнечные, ясные дни, как сегодня.

Они двинулись по узкой, выложенной кирпичом тропинке, через густой сосновый бор и заросли диких тюльпанов и нарциссов в сопровождении евнухов, которые держались на почтительном расстоянии. Мирелла выразила восхищение сказочным праздником, устроенным хозяйкой для своих гостей, и пришла в замешательство, когда та неожиданно спросила:

– Зачем вы приехали в Турцию с Рашидом? – Принцесса неожиданно остановилась и круто повернулась к Мирелле. – Вы влюблены в него или просто пали жертвой его сексуальной привлекательности?

Айрин терпеливо ждала ответа, не сводя с Миреллы проницательного взгляда. Она хотела было разозлиться на нее за грубую прямолинейность, но не смогла. Было в этой хрупкой женщине что-то такое, что располагало к себе и вызывало доверие. Слегка наклонив голову, с мягкой, мудрой улыбкой на губах принцесса продолжала ждать, и Мирелла наконец ответила:

– Я приехала в Турцию из-за Рашида, но я не влюблена в него и не нахожусь в его сексуальной власти. Правда, я поняла это совсем недавно, позапрошлой ночью.

– Наверное, это случилось, когда вы покинули «Ода-Лала»?

Принцесса рассмеялась, когда лицо Миреллы изумленно вытянулось. Ее смех был нежным и звонким, как у юной девушки.

– А вы остались бы там, если бы были влюблены в Рашида? Как вы думаете? – спросила она, возобновляя прогулку и приглашая Миреллу следовать рядом.

– Это непростой вопрос, принцесса. Если честно, то осталась бы. Меня привлекают любовные авантюры, иначе я не оказалась бы с Рашидом. Впрочем, вы и сами это понимаете. Рашид достойно вышел из этой ситуации – он отправил меня домой.

– Он отправил вас домой?! Это интересно и удивительно. Впрочем, Рашид умен и всегда получает то, что хочет. А это означает, дорогая Мирелла, лишь одно – он знает, что вы в него не влюблены, и это может представлять для вас опасность. С другой стороны, это может означать, что он сам в вас влюбился, а это еще опаснее. Вы влюблены в кого-нибудь?

Миреллу так и подмывало прекратить эти идиотские расспросы, но она не решилась. Принцесса, заметив, что она вдруг остановилась и неподвижно уставилась в одну точку, повернулась к ней и произнесла проникновенным тоном:

– Я уже пожилая женщина, дорогая. И всю жизнь была объектом мужского вожделения. Попав в гарем маленькой девочкой, я познала коварство любви, страсть, жестокость, эротику и все, что они влекут за собой. Любовь – это бриллиант в короне любого человека, и стоило мне взглянуть на вас, как я поняла, что в вашей короне он есть. Вам не нужно ничего больше говорить. Я понимаю больше, чем вы думаете. Сердечные тайны – моя специальность. Пойдемте в мой секретный сад.

С этими словами принцесса взяла Миреллу за руку и повела вниз по тропинке, в конце которой виднелась живая изгородь из тиса. Силуэты двух экзотических птиц, выстриженных из зелени, образовывали арку – вход в английский сад. Женщины вошли внутрь и, сойдя с тропинки, двинулись прямо по пестрому цветочному ковру. Принцесса нагнулась и высвободила запутавшуюся крыльями в густой траве ярко-желтую бабочку. Поиграв с ней немного, она выпустила ее на волю. Эти две женщины в роскошных нарядах, осыпанные драгоценностями, являли собой странное зрелище, по-детски забавляясь и радуясь этой невинной игре, которую неожиданно прервал громкий мужской смех. Сердце подскочило в груди у Миреллы – этот смех был ей знаком.

– Пойдемте, я познакомлю вас со своими гостями, – сказала принцесса, подводя ее к мужчине и его спутнице.

Мирелла не слышала ни слова из того, что говорила хозяйка, представляя их друг другу. Она не сводила глаз с мужчины, и сердце ее ликовало, впитывая тепло и нежность, которые мог подарить ей только один человек. Все дни и ночи, все захватывающие события последнего времени мгновенно стерлись из ее памяти.

Когда Адам Кори склонился, чтобы поцеловать ей руку, она на секунду закрыла глаза и попыталась вернуть себе самообладание. А когда она снова их открыла, в них сияла такая счастливая улыбка, что Адам невольно сжал ее руку в своей ладони, словно говоря: «Спасибо тебе, любовь моя».

Мирелла почувствовала, что принцесса взяла ее за другую руку, и заставила себя прислушаться к ее словам.

– Мне бы очень хотелось показать Мирелле остатки моего некогда роскошного садика, Адам. Вы не согласитесь выступить в роли ее провожатого? Я немного устала, а впереди еще такой утомительный день. Карла, ты не хотела бы взглянуть на мой праздничный шатер?

Принцесса взяла свою гостью под руку и сделала несколько шагов к выходу, но вдруг обернулась – Адам и Мирелла так и не двинулись с места. Она посмотрела на небо:

– Похоже, собирается дождь. Весной сильные, внезапные ливни – обычное явление. Если он вас застанет, помните, что в конце сада есть деревянный домик, где можно укрыться. Адам, надеюсь, вы приведете Миреллу обратно не позже пяти.

После этих слов Мирелла окончательно убедилась в том, что принцесса действительно большая любительница любовных интриг. Вне всякого сомнения, ее встреча с Адамом была заранее спланирована и устроена хозяйкой – значит, ее расспросы были вызваны не простым любопытством и склонностью к сплетням, а дружеским участием в судьбе Адама Кори.

– Как ты восхитительно хороша, – прошептал Адам, поднося к губам и целуя прядь ее волос.

Он взял ее за руку, и они направились через цветочную поляну вниз по склону холма. Вдруг он остановился и привлек ее к себе; она прижалась к его груди, обняв его за шею. Запах его тела вскружил ей голову, и она почувствовала, как ее переполняет любовь к нему.

– Не могу поверить, что ты здесь, – глухим от волнения голосом произнес он. – Ты выглядишь именно так, как я представлял себе, думая о тебе и мечтая о том, чтобы привезти тебя в Турцию и бросить эту землю к твоим ногам. Я люблю тебя, Мирелла. Ты самая прекрасная из всех женщин.

Он склонился и нежно поцеловал ее. Она потянулась к нему губами, и через это прикосновение отдала ему себя без остатка. На его лице сияла улыбка, полная любви, обожания и неподдельного счастья. Он снова взял ее за руку, и они, беспечно и радостно смеясь, как юные влюбленные, пошли дальше по саду.

Мирелла испытала ни с чем не сравнимое облегчение оттого, что после недоразумений, омрачавших их существование в Нью-Йорке, Адам так открыто и искренне заявил о своих чувствах, и это лишний раз подтверждало, что любовь его не угасла со временем.

Они остановились на берегу Босфора и, взявшись за руки, смотрели в туманную даль.

– На той стороне Малая Азия, – объяснил Адам. – Там нас ждут удивительные чудеса.

Он повернулся к ней и, приподняв ее голову, нетерпеливо впился в ее нежный рот.

Безоблачное небо затянули тучи, и начал накрапывать дождик, но влюбленные не обращали на него внимания, не в силах оторваться друг от друга. Когда они наконец разжали объятия, теплый весенний ливень уже хлестал вовсю. Адам испытал непреодолимое желание положить ее на мокрую траву и овладеть ею. Однако место и время были для этого неподходящими. Он утешался мыслью, что вплотную приблизился к осуществлению своей мечты. Сняв пиджак, он поднял его над головой, и Мирелла спряталась под ним от дождя.

– Пойдем. Здесь неподалеку деревянный домик.

Через пару минут они оказались возле витой деревянной лесенки, обвивающей ствол старой цветущей яблони. И в этот миг дождь прекратился. Солнце засияло еще ярче, в воздухе повеяло свежестью.

– Просто чудо какое-то, – восхитилась она.

– Это ты – чудо. Пойдем, у нас всего несколько минут. Потом нужно будет вернуться к Айрин.

Адам поднялся по лестнице, ведя за собой Миреллу. Вскоре они очутились в маленьком домике, где, впрочем, Адам даже смог выпрямиться в полный рост. Он распахнул окна, и в старомодно меблированную комнатку ворвались упругие ветви, осыпанные белыми соцветиями.

Адам прижал к себе Миреллу и нежно поцеловал ее. Вскоре нежность превратилась в страсть, как когда-то в Нью-Йорке, когда их влечение друг к другу внезапно вырвалось на поверхность. Адам опустился вместе с ней на расшитые подушки, разбросанные на полу. Над головами у них шелестели ветви, и порыв ветра забросил в комнату горсть белых цветков яблони.

– Похоже на снежную вьюгу, – улыбнулась она.

– Мирелла, посмотри на меня. Я должен задать тебе один вопрос: ты влюблена в Рашида?

– Я испытываю к нему определенные чувства, но нет, я в него не влюблена. Меня покорили его щедрость, сила и сексуальная привлекательность. Но о любви я и не думала. В моем отношении к нему нет и не может быть никакой любви.

Адам помог ей подняться и вынул из ее волос цветочные лепестки.

– Нам нельзя опаздывать. Пора идти. Надеюсь, ты понимаешь, что Айрин с большим трудом устроила так, чтобы мы могли побыть вдвоем хоть несколько минут. Я не хотел встречаться с тобой в присутствии посторонних людей. Я должен был выяснить правду о нас с тобой и о Рашиде. Мы справимся с этим. Я никогда в этом не сомневался.

Когда они вышли на дорожку, ведущую к шатру принцессы, Адам взглянул на Миреллу:

– Я буду ждать, когда ты придешь ко мне, Мирелла. Запомни, мой дом называется дворец Перамабасе.