Текст книги "Ласковый дождь"

К тому времени, когда они сошли с моста и оказались в квартале Эминону, в руках у Миреллы была охапка красных и черных турецких тюльпанов, а также множество кульков с орехами, изюмом и жареными семечками кабачков. По пути Рашид потчевал ее шербетом, симитом и экзотическим блюдом под названием «соловьиное гнездо» – пахлавой в форме птичьего гнезда с фисташками и медом.

Они шли по булыжной мостовой рыночного квартала, который находился здесь с незапамятных времен, и любовались памятниками и мечетями, укрывающимися в узких лабиринтах улочек, застроенных деревянными домишками с резными решетками балконов и двускатными крышами, которые лепились одна к другой. Теперь, помимо охранников, за ними следовал старый американский «шевроле» Рашида.

Посреди одной из таких улочек Рашид неожиданно остановился и толкнул низкую дверцу на массивных чугунных петлях, едва различимую в стене дома. Мирелла сделала шаг и оказалась в крохотном внутреннем дворике, освещенном одной-единственной свечой в фонаре. Где-то совсем рядом раздавался плеск воды в фонтане. Рашид прижал Миреллу к стене, навалившись на нее всей тяжестью своего тела. Она едва могла рассмотреть его лицо, но почувствовала его поцелуй на своих губах. Он откинул ее голову назад, ухватив за волосы, и страстно поглощал сладость ее языка, шепча нежные слова. В ее поцелуях таилась не меньшая жажда. Он снял с ее шеи шарф и стал целовать одну за другой жемчужины ее ожерелья, но вдруг прервался и, приподняв ее лицо за подбородок, внимательно посмотрел ей в глаза.

Дрожащим от вожделения голосом она ответила на вопрос, который он даже не успел задать:

– Да, я пленница в твоем гареме. Я твоя рабыня и с гордостью ношу это ожерелье, которое стало символом моей рабской покорности. Я полностью в твоей власти и готова разделить с тобой самые недозволенные, извращенные удовольствия.

– Я должен был узнать это прежде, чем начнется твоя первая ночь в Стамбуле, – прошептал он.

Они еще долго осыпали друг друга поцелуями, пока их обоюдное страстное желание несколько не поутихло, после чего они покинули приютивший их дворик, и деревянная дверца бесшумно закрылась за ними.

Адам Кори завтракал с пятью турками из Каты, селения, расположенного в диком труднодоступном районе на востоке страны. Дважды в год он совершал в их обществе восхождения – одно на Арарат, другое на пик Немрут-Даги. За неделю до похода он приглашал их к себе в гости в Стамбул, чтобы обсудить маршруты и угостить на славу.

Страстной любви к восточной Турции и годами, проведенными там на раскопках, он был обязан обилию друзей, которые появились у него в этих краях. Для людей, уроженцев этих мест, было не только почетно, но и радостно разделить успех археолога, который возвращал им древние сокровища, некогда принадлежавшие их предкам.

Они, как обычно, завтракали на мраморной террасе с видом на Босфор, потому что гости чувствовали себя неловко и стесненно в огромном доме хозяина. Адам постарался сделать так, чтобы трапеза выглядела праздничной: стол ломился от яств, а поскольку гостям религия запрещала употреблять алкоголь, в их распоряжении было достаточное количество гашиша. Они вели неспешную застольную беседу о прошлых приключениях и о тех, что ждут их в недалеком будущем. И когда Адам увидел своего управляющего Турхана, спешившего к столу явно с какими-то новостями, он ни на секунду не усомнился в том, что эти новости будут хорошими.

Звонили из Лондона. Адам подошел к телефону в садовом павильоне, а когда, поговорив, повесил трубку, несколько минут просидел неподвижно в глубокой задумчивости. Бриндли Риблсдейл просил его о встрече. Он был обеспокоен некоторыми обстоятельствами дела о наследстве Оуджи, и поэтому собирался в Стамбул. Он просил Адама предоставить ему возможность проконсультироваться с ним, и они наметили время их встречи.

Когда Адам уже возвращался к гостям, телефон зазвонил снова. Это опять был Бриндли:

– Не знаю почему, но мне кажется, что тебе надо это знать: Мирелла Уингфилд в Стамбуле, в гостях у человека по имени Рашид Лала Мустафа.

Бриндли тут же повесил трубку после этого лаконичного сообщения, и Адам невольно улыбнулся, представив, какое смущение пришлось преодолеть его приятелю. Впрочем, судя по тону, у Бриндли камень с души свалился после того, как он отважился на этот звонок.

Глава 18

Мирелла, Рашид и еще полдюжины его друзей пребывали в нирване после обильной трапезы, возлияний и убаюкивающего действия наркотиков. Мужчины курили кальян, а женщины, которым обычай не дозволял делать это публично, – сигареты. Наркотическое опьянение, традиционный восточный способ убежать от реальности, давало ощущение безвременья и позволяло раствориться в волнах собственных фантазий, невзирая на то что переполненный в это время ресторан гудел как растревоженный улей.

Рашид наклонился к Мирелле и прошептал ей на ухо:

– Ода-Лала.

Затем повторил то же самое своей соседке с другой стороны. Мирелла видела, как красавица черкешенка передала эти слова дальше. Они обошли всех по кругу и вернулись к Мирелле. Она знала, что слова эти означают «хозяин ложа», но какой смысл вкладывался в них именно сейчас, не понимала. Не успела она опомниться, как вся компания поднялась и, рассевшись по машинам, помчалась в сторону «Крытого рынка». Там какие-то люди окружили их плотным кольцом и повели в глубь рынка, который производил впечатление города в городе. Фуад и Дауд все время находились на шаг позади Миреллы и Рашида, зорко оглядываясь по сторонам.

Вдоль бесконечных переходов и извилистых улочек тянулись ряды маленьких магазинчиков. В одних толпились покупатели, другие давно опустели. Они миновали кафе, чайный домик, ателье, банк, полицейский участок и даже информационный центр для потерявшихся туристов. Линии этого огромного торгового города носили исторические названия: Тюрбанный ряд, Сандаловый ряд.

Мирелле казалось, что она плывет через рынок в каком-то мутном течении, и было очень жаль, что туман в голове не дает ей в полной мере ощутить атмосферу восточной экзотики. Впрочем, в тот момент, когда они оказались в центре рынка, в куполообразном зале, построенном в пятом веке, ее сознание несколько прояснилось. Территория рынка, где хранились наиболее ценные товары и исторические реликвии, запиралась на ночь. Но для Рашида все двери были всегда открыты.

Одна из их спутниц предложила Мирелле еще одну сладкую вафлю, такую нежную, что она мгновенно таяла во рту, – первую Мирелла съела еще в машине. И снова к ней вернулось ощущение невесомости, словно она парила в воздухе, поднимаясь все выше и выше.

Когда вся компания переступила порог маленького антикварного магазинчика под названием «Ода-Лала», сознание Миреллы находилось за много тысяч миль от этого места. Один из провожатых открыл потайную дверцу, замаскированную под мраморную стену с фонтаном в форме львиной головы. Оказавшись за этой дверцей, Мирелла поняла, что ее первая, полная незабываемых впечатлений ночь в Стамбуле, как и обещал Рашид, началась.

Находясь под воздействием наркотиков и возбуждающих средств, усиливающих половое влечение, она воспринимала действительность только на уровне ощущений. Рашид протянул ей руку и провел по темному, слабо освещенному коридору, в конце которого виднелось пятно света, поглощающее их спутников одного за другим. Затем наступила их очередь, и Мирелла увидела перед собой огромный, крытый внутренний двор с высоченными потолками и арками, завешанными серебристым газом, похожим на паутину. Ткань колебалась при каждом дуновении ветерка, волнообразно извиваясь, как делали это полуобнаженные и нагие женщины, отдыхающие на ступенях мраморного бассейна, расположенного в центре зала.

Рашид медленно приподнял занавес, и перед ними возникло ожившее полотно Энгра. Мирелле никогда не снился сон прекраснее. Прелестные одалиски в тюрбанах, украшенных павлиньими перьями, и поясах, расшитых мелкими бриллиантами; высокая и стройная эфиопка, единственной одеждой которой были браслеты из слоновой кости на щиколотках и предплечьях, двигалась, поражая воображение изысканной грациозностью пантеры. Прекрасная блондинка, похожая на Венеру Боттичелли, танцевала с белоснежной шелковой шалью, которая, прикасаясь к интимным местам, ласкала ее, как нежные мужские руки.

Миреллу поразила уже немолодая женщина с копной золотисто-рыжих волос и мудрым взглядом зеленых глаз. Она была похожа на патрицианку или на одну из мраморных римских статуй. Соски на ее огромных грудях были выкрашены хной, на лобке, там, где должны быть волосы, красовалась причудливая татуировка.

– Это Гамаюн, – объяснил Рашид Мирелле с улыбкой. – Имей в виду, что мы пока во дворе. За этими занавесами нас ждет еще много эротических представлений. Мы увидим самые утонченные акты любви на грани самой безумной человеческой фантазии. И все это для нас.

Пока он говорил, Мирелла не могла отвести взгляда от юной одалиски, горделивой поступью направлявшейся к ним. Она старалась не смотреть на нее, отвлечься, наблюдая за тем, как два араба торгуются из-за девушки, которой на вид едва ли можно было дать лет двенадцать. Это очаровательное дитя искренне веселилось и танцевало для них, откровенно демонстрируя свои прелести, после чего сделка состоялась, и один из арабов передал ее бывшему хозяину пачку банкнот. Происходящее не укладывалось в голове у Миреллы. Неужели работорговля все еще существует? Возможно ли это в современном мире?

Она хотела спросить об этом у Рашида, но в этот момент одна из женщин приблизилась к нему, и Мирелла почувствовала, что от спутника к ней протянулись любовные флюиды. Женщина встала перед ним на колени, поцеловала ему руку и произнесла лишь одно слово: «Господин».

Рашид пристально следил за выражением лица Миреллы в эту минуту, после чего взял ее под руку и усадил в кресло под пышно цветущим папирусом. Он помог Мирелле снять жакет, сбросил пиджак и принял из рук нагих рабов бокалы с шампанским. С того мгновения, как к ним подошла обнаженная одалиска, они молча смотрели друг на друга, ощущая, как крепнет в них взаимное сексуальное притяжение.

Мирелла была эмоционально истощена настолько, что отчаянно желала утолить свою похоть. Его возбуждение достигло предела при мысли о том, что он станет свидетелем ее полной покорности, а затем оттолкнет ее в тот момент, когда зов плоти подавит в ней голос разума.

Их глаза снова встретились, и Рашид осознал, что не сможет этого сделать. Он не сможет погрузить ее в деспотический мир своих черных фантазий. Он быстро задернул занавес, набросил на плечи Мирелле жакет и вывел ее через дворик наружу, где приказал слуге позвать его телохранителей. Он обнял ее, поцеловал и велел:

– Отправляйся домой. Я приду позже. Не жди меня. Ложись спать.

Мирелла была смущена. Она все еще была в его объятиях, и, судя по тому, как он ласкал ее груди и ягодицы, его желание не остыло. Она ни на чем не могла сосредоточиться, не понимала, почему Рашид отсылает ее домой. Она тряхнула головой, чтобы мысли хоть немного прояснились. С одной стороны, она очень хотела остаться, а с другой – не возражала против того, чтобы вернуться домой и отдохнуть. Наркотический дурман мешал ей здраво оценить ситуацию, и она готова была согласиться со всем, что ей предложат: по большому счету ей было все равно, лечь спать или раствориться в череде бурных оргазмов своего любовника.

Рашид тем временем надел ей на шею цепочку с золотым ключиком от ее ожерелья:

– Мирелла, послушай, я хочу, чтобы он был у тебя. Я хочу, чтобы ты носила это ожерелье, не ощущая невидимой нити, связывающей нас. Эти жемчуга – дар моей любви. Запомни, никакой человек не может стать рабом против своей воли. А ты не хочешь стать моей сексуальной рабыней. Твое тело тянется ко мне, но твой разум восстает против этого. Я вижу это в твоих глазах и не хочу сделать с тобой то, о чем ты потом пожалеешь. Отправляйся домой.

Миреллу внезапно оставили силы; она обмякла у него на груди и покорилась судьбе. Она смутно видела его лицо, когда он поднял ее на руки и передал Дауду, приказав охранять ее как зеницу ока, отвезти домой и велеть горничной раздеть ее и уложить в постель.

– Случилось что-то важное? Я правильно понимаю? – сонным голосом пробормотала она.

– Правильно.

Следующие двадцать четыре часа она ломала себе голову, силясь понять, что же все-таки произошло между ней и Рашидом в «Ода-Лала». Она все время балансировала на хрупкой грани между сном и реальностью. Пока Дауд нес ее к машине, она дважды приходила в сознание и чувствовала себя при этом беспомощнее грудного ребенка.

Приснилось ли ей, что две женщины купали ее в ванне, затем одевали в тончайшую сорочку, укладывали в постель и поили из золотого кубка каким-то терпким напитком? Наркотики сделали свое дело, и ее чувства обострились до предела, а остатки разума улетучились под натиском похотливых желаний. Но снотворное принесло облегчение, и она провалилась в глубокий сон.

Мирелла протянула руку, но рядом никого не оказалось. Сквозь пелену зыбкого света она различила вдалеке ужасающего вида гиганта с уродливым шрамом через все лицо, который стоял спиной к двери, чуть раздвинув ноги для равновесия. Она снова заснула, а когда очнулась во второй раз, Рашид был рядом с ней. Во сне или наяву, в фантазиях или в снах, когда она видела его лицо, прикасалась к его коже и вдыхала аромат его тела, ей хотелось быть изнасилованной, удовлетворенной. Она видела себя как будто со стороны, когда заставила его лечь сверху, и тогда наконец все ее желания – мнимые и реальные – осуществились.

Мирелла открыла глаза. Она с наслаждением потянулась на мягких шелковых простынях и снова закрыла глаза, чтобы еще поспать. Но вдруг резко вскочила на кровати, потому что не узнала комнату, в которой находится. Совсем не сразу она вспомнила, что гостит у Рашида в Стамбуле и что живет у него в доме. Она откинулась на подушки и попробовала собрать воедино обрывочные воспоминания о минувшей ночи, что далось ей с трудом.

Город произвел на нее незабываемое впечатление, и особенно закат, который помог ей осознать, что ее связывает с Адамом Кори глубокое, взаимное и еще не до конца изведанное чувство. Однако некоторые фрагменты путешествия по ночному городу шокировали ее. Она призналась себе, что ни за что в жизни не отказалась бы от посещения дворца наслаждений – такого опыта у нее никогда не было и никогда уже не будет. Она понимала, почему мужчины так стремятся туда – чтобы удовлетворить свои сексуальные фантазии. Она готова была даже позавидовать им, тем, кто ощущает себя настолько свободным и раскрепощенным, что могут отринуть все нравственные законы ради эротических удовольствий. А женщины… Мирелла совсем забыла о них – не о рабынях, а о спутницах Рашида и его друзей.

Затем в ее сознании всплыл еще один фрагмент вчерашней ночи. Она хотела остаться с Рашидом в «Ода-Лала» и погрузиться вместе с ним в сладостное сексуальное безумие, которого никогда не испытывала раньше. Однако он почему-то приказал ей вернуться домой. Она провела рукой по шее и обнаружила, что ожерелье исчезло. Тогда вспомнилось и остальное – ведь он отправил ее домой, потому что не захотел сделать своей рабыней, и отдал ей ключ, чтобы она впредь относилась к его подарку как к знаку любви, и не более. Она посмотрела на туалетный столик и обнаружила там пропавшее ожерелье. И в этот миг на нее снизошло озарение: соперничество, в которое они вступили с Рашидом, закончилось.

Теперь их связывали другие отношения. Новая игра или что-то иное? Ответа она пока не знала. Одно было ясно: их сексуальное влечение друг к другу не иссякло, о чем свидетельствовала бурная ночь, проведенная с ним после его возвращения из притона. Правда, Мирелла испытывала тошноту, вызванную приемом наркотиков. И еще было неприятно осознавать, что она ничего не помнит, начиная с той минуты, как Рашид отправил ее домой.

Она сдвинула покрывало и увидела на груди еле заметные царапины, затем, прикоснувшись к соскам, обнаружила, что они потеряли чувствительность, как бывает только после продолжительного и страстного секса. Откуда-то из подсознания выползло воспоминание о том, как она занималась любовью одновременно с женщиной и каким-то мужчиной на глазах у Рашида и как они кончили все трое одновременно. И если разум мог ошибиться, то тело – нет, а значит, все так и было. Она испытала радость оттого, что начинается новый день, обещающий новые наслаждения.

Мирелла нежилась в мыльной пене, лежа в ванне, и думала о всяких пустяках, как вдруг заметила Рашида, который с улыбкой наблюдал за ней, опершись о дверной косяк.

– И давно ты здесь?

– Минут пять. – Он подошел к ней и поцеловал в кончик носа. – Доброе утро.

– Привет, – улыбнулась она, подумав, что жизнь складывается иногда самым затейливым образом: вдруг встречаешь человека, который переносит тебя в другой мир, осыпает сказочными дарами и поклоняется как богине, и ты считаешь этого человека дьявольски привлекательным и не можешь противиться его воле, но при этом совсем его не любишь.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовался Рашид, который казался вполне счастливым и умиротворенным.

– Прекрасно. С нетерпением жду новых впечатлений.

– Отлично. Я прикажу горничной подать тебе завтрак. Наверное, ты умираешь с голоду. Ведь с позавчерашнего дня ты ничего не ела, если не считать шоколада.

– Ты хочешь сказать – со вчерашнего, – поправила его Мирелла, кокетливо вытянув ногу вверх и тщательно намыливая ее.

– Нет, именно с позавчерашнего, – отозвался он уже в дверях. – Ты не покидала моей постели с тех пор, как Дауд и Фуад привезли тебя домой. А это было позавчера. – Он лукаво усмехнулся и вышел.

Мирелла долго не могла прийти в себя от этого заявления. Но вот вернулся Рашид с полотенцем, помог ей вылезти из ванны, насухо вытер и поцеловал в макушку. Определенно, между ними установились какие-то другие, более нежные и трогательные отношения.

– Одевайся, нам надо торопиться. – И он подал ей халат.

За завтраком он сказал, что собирается отвезти ее к одному антиквару, у которого обычно покупает вещицы с раскопок. Для Рашида у него всегда находятся ценные раритеты греческого и романского происхождения, достойные лучших музеев мира. Экспорт антиквариата из Турции чаще всего скрывается под вымышленным именем, потому что официальное разрешение раздобыть крайне трудно. Те вещи, от которых Рашид отказывается, попадают затем либо в частные коллекции западных миллионеров, либо в известные музеи. Этот бизнес, кроме того что нелегален, еще и очень опасен. Так что Мирелла могла побывать в сказочной пещере Аладдина при условии, что она никогда никому об этом не расскажет. Она заверила Рашида, что унесет эту тайну с собой в могилу, и с наслаждением потянулась, чувствуя себя молодой и сильной.

– Иногда ты выражаешься чересчур образно, – с неожиданной серьезностью заметил он. – Если ты просто сохранишь нашу поездку в тайне, этого будет достаточно. Но мне совсем не хочется представлять тебя в могиле.

– А где бы тебе хотелось меня представлять?

– Это слишком деликатный вопрос, чтобы обсуждать его за завтраком, да к тому же я не хочу, чтобы ты это знала. – Он рассмеялся, и в глазах его заплясали веселые искорки. – Тебя устроит такой ответ: я хочу всегда представлять тебя в своей постели? Такой, какой ты была в последние сутки, – распущенной и похотливой.

Мирелла покраснела от смущения и уткнулась в чашку с кофе, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Мне бы тоже хотелось представлять тебя только так, – тихо проговорила она. – Именно поэтому я не понимаю, почему ты отослал меня из «Ода-Лала».

– Но надеюсь, ты поняла, почему я освободил тебя от игры в «рабыню и господина»?

– Да, потому что это была всего лишь игра. В этом причина?

– Именно. А теперь тебе не составит труда додумать остальное.

Мирелла погрузилась в размышления, поднялась и, подойдя к Рашиду, села ему на колени.

– Для тебя сексуальное рабство – это не игра, да? Это часть твоей жизни, без которой она была бы неполной. А когда ты понял, что для меня это лишь мимолетное развлечение, ты меня отпустил. Это я могу понять. Но ведь ты знал, что я не просто хотела, а жаждала провести с тобой ночь в «Ода-Лала». И все же ты меня отослал. Неужели то, что происходило прошлой ночью в твоем доме, кажется тебе более пристойным, чем то, что я видела там? Или ты боялся, что я увижу, как далеко ты можешь зайти в стремлении удовлетворить свою похоть? Ты побоялся взять меня с собой в этот ад, потому что испугался сам себя, того, что ты мог со мной сделать. Верно?

Рашид распахнул полы ее халата, раздвинул ей ноги и стал ласкать нежную плоть ее влажных губ.

– Для женщины, у которой на все есть ответы, ты задаешь слишком много вопросов. Пусть все идет своим чередом, Мирелла. Ты вступаешь на опасную почву, когда говоришь о моих чувствах и тайных желаниях. Если не остановишься вовремя, ты можешь дорого заплатить за то, что узнаешь. Тебе разве недостаточно того, что у нас такой захватывающий, экзотический роман?

– Да, Рашид, больше чем достаточно, – ответила она срывающимся от возбуждения голосом, почувствовав его пальцы в глубине своего тела и ощущая приближение оргазма.

Их губы соединились в жарком поцелуе, в котором была страсть и то, чего не было раньше, – взаимопонимание.