Текст книги "Час Купидона. Часть I. Секрет Купидона"

***

– Мой дорогой Франсуа-Анри! Подойдите же, мой милый! Пройдите ближе, я хочу полюбоваться вами. Вы так изменились со времени нашей последней встречи в сочельник. Никак не пойму, это долгие путешествия так изнуряют вас, мой дорогой? Или бурные вечера в салонах Парижа? Для начала, позвольте, я немножко побраню вас, милый мой. Каждый раз своим появлением во дворце вы умудряетесь устроить настоящий фурор. Вот и теперь пересудов не оберёшься, – с шутливым укором приветствовала маркиза мадам де Ланнуа. – Я услышала разговоры о вас задолго до того, как ко мне заглянули с докладом.

– У юных барышень такие громкие голоса, не правда ли, дорогая крёстная? – с очаровательной улыбкой ответил на упрёки дю Плесси-Бельер и почтительно склонился к великодушно протянутой ему руке. – И бурное воображение. Они буквально с порога готовы увидеть в любом кавалере рыцаря в сверкающих доспехах. Не думаю, что у меня много общего с этим образом. Ну разве что цвет глаз – наследство от моей красавицы матушки.

– Как себя чувствует герцогиня де Руже? – смягчившись перед галантным обхождением крестника, мадам де Ланнуа улыбнулась в ответ на ненавязчивое предложение сменить тему. – Как её здоровье?

– Насколько я могу судить, прекрасно. Мы до сих пор так и не успели свидеться дольше, чем на четверть часа. Герцогиня все дни напролёт проводит в салонах своих подруг. А вечера! Увы, что касается вечеров, то их я и сам редко провожу в особняке на Королевской площади.

– Ах, это ваше увлечение театром, мой дорогой, – герцогиня неодобрительно покачала головой.

– О нет, нет! Это не Итальянская комедия, дорогая крёстная. Я с недавних пор предпочитаю трагедии, написанные классиками древности. В постановках Бургундского отеля. К примеру.

– Надеюсь, после трагедий вы не ищете продолжение в виде драм, которыми так славится всем известный салон в особняке на улице Турнель? – прищурив смеющиеся глаза, поинтересовалась мадам де Ланнуа.

– Ах, крёстная! Ничто не укроется от вашего внимания, – с сокрушенным видом раскаявшегося грешника произнёс дю Плесси-Бельер и патетически воздел руки к небу. – Однако, поверьте моему слову, в небезызвестном нам обоим особняке я преследую сугубо литературные интересы. И я не успел ещё попасть в фавор.

– Избавьте меня от подробностей, мой милый. Вашего слова мне будет достаточно, – сухо прервала эти откровения герцогиня. – Но я пригласила вас к себе вовсе не для упрёков. Хоть вы того и заслуживаете. Подумать только, по возвращении из Италии кроме аудиенций у короля и кардинала, вы не удосужились показаться у меня. Я уж и не чаяла увидеть вас, мой дорогой.

– И вы послали за мной, чтобы увериться, что я загляну к вам перед отъездом, дорогая крёстная?

В глазах Франсуа-Анри вспыхнули огоньки мальчишеского озорства. Он занял глубокое кресло возле окна, откинулся на спинку и вальяжно закинул ногу на ногу.

– Завтрак, Мари! – распорядилась мадам де Ланнуа и обратила взор, полный тепла и душевной заботы, на крестника. Она несколько минут разглядывая его лицо в полосе яркого утреннего света, прежде чем заговорила снова: – Ах, как быстро вы возмужали, мой дорогой. Не повзрослели, нет. До этого вам ещё далеко, – улыбнулась она в ответ на готовность Франсуа-Анри тотчас же доказать обратное. – Все эти путешествия, поручения, военные кампании, придворные интриги, салонная дипломатия! Как же всё это меняет юношей в ваши годы.

– Мадам? – поняв, что за этими рассуждениями скрывалось своеобразное вступление к сути предстоящего разговора, дю Плесси-Бельер слегка подался вперёд, демонстрируя полное внимание к словам крёстной.

– А что же герцог? – она коротко улыбнулась, заметив, что ей всё-таки удалось смутить дерзеца, и сменила тему разговора, повременив с переходом к главному вопросу. – Надеюсь, здоровье его светлости в порядке? Он невредим? Его письма сделались настолько лаконичными, что мне начинает казаться, будто мне по ошибке передали донесение от штабного квартирмейстера. Все как одно рассказывают только о размещении походной ставки и погодных условиях. Это так не похоже на прежние письма от моего дорогого кузена.

– Герцог жив и здоров, – ответил маркиз, с довольной улыбкой принимая упрёки крёстной теперь уже в адрес своего отца. – Он, конечно же, не следит за собой, как и раньше. Но Габэн неотлучно находится при нём. Он никому не даёт спуску, а тем более герцогу. Вы же знаете старину Жана. Под его присмотром не то что герцог, но и вся королевская армия в Италии как у господа за пазухой. Отец в первую очередь, конечно же.

– Да, да. Я помню месье Габэна, – тихо посмеялась над этой вольнодумной шуткой мадам де Ланнуа и обернулась, чтобы проследить за тем, как вернувшаяся с подносом камеристка и горничная вместе накрывали стол к завтраку, рассчитанному на здоровый аппетит молодого военного. – Я получаю и его отчёты тоже. О здоровье герцога. И о вас с братом, конечно же.

– И вы снабжаете его вашими изумительными сборами для отваров на все случаи жизни, – маркиз заговорщически прищурил синие глаза. – Не волнуйтесь, дорогая крёстная, я лично следил, чтобы ваши письма и посылки попадали к Габэну лично в руки.

Когда с сервировкой завтрака было покончено, Мари присела в быстром книксене, стрельнула озорной улыбкой в сторону красавца маркиза. Едва сдерживая смех от обращённого к ней романтичного взгляда и томно приподнятых бровей, она выпорхнула за дверь и скрылась в коридоре, с волнением пересказывая горничной недавний слух о назначении маркиза.

Герцогиня поднялась из кресла и, обратив внимательный взгляд в окно, понаблюдала некоторое время за проходившей во дворе утренней поверкой Швейцарской гвардии, после чего подошла к столу.

– Давайте позавтракаем, Франсуа-Анри. И я расскажу вам о том, что ожидает от вас её величество.

– Как? Я не буду удостоен внимания самой королевы? И от меня не потребуют подробный рассказ о последних сражениях в Италии? – в наигранном тоне отчаяния одновременно прозвучали и шутка, и серьёзный вопрос.

– Не сегодня, мой дорогой. Впрочем, кое о чём королева желает узнать именно от вас. Но об этом позднее. Есть нечто очень важное, что требует немедленных действий.

– Я весь внимание, дорогая крёстная, – согласился маркиз.

Он занял свободный стул за столом, ополоснул пальцы в розовой воде и неторопливо вытер их салфеткой. Улыбнувшись приглашающему жесту герцогини, он принялся разрезать жаркое на маленькие кусочки, перекладывая их на свободные тарелки для себя и для неё.

– Дело очень деликатное, – мадам де Ланнуа начала издалека, но постепенно перешла к сути, изложив дю Плесси-Бельеру всё, что ей было известно о ночных событиях, включая собственные выводы и те наблюдения, которыми поделились с ней сержант Дезуш и капитан де Вард.

Глава 10. Быть или не быть
Утро. Лувр. Дворцовые конюшни

Душный и кошмарный сон захватил Франсуа. В попытке высвободиться из железных тисков, сдавивших горло, он изо всех сил старался перехватить руки невидимого душителя и отогнать прочь от себя. Вспотевшие ладони соскальзывали с гладкой и холодной как мрамор кожи… Да человек ли это? В отчаянной попытке извернуться и выскользнуть из пугающих до смертного ужаса объятий, маркиз с силой дёрнулся всем своим телом, перевернулся на бок и попытался перехватить инициативу. Он забрался на грудь противника и начал беспорядочно бить по нему кулаками…

– Хватит! Стой!

Хлесткая затрещина оставила отрезвляющую боль в ухе и зажгла щёку полыхающим маковым цветом румянцем. Мгновенно пробудившись от своего кошмара, маркиз с удивлением и обидой смотрел в лицо де Кревье. Тот с раздражённым видом наклонился над ним, крепко сдавив плечи. Видя, что тяжёлый удар вырвал маркиза из кошмарного наваждения, де Кревье отпустил его плечи и пересел в сторону. В его взгляде сквозило недоумение вместе с неприязнью, будто перед ним лежал прокажённый, и от него можно было подхватить неведомую хворь.

– С вами ведь не приключилась эта напасть, маркиз? Как её называют? Падучая или вроде того? – спросил он.

– Не знаю, – сглотнув сухой ком, отозвался Франсуа и потёр занывшее от боли ухо.

– Простите, – скупое слово извинений было принято без видимой ответной обиды, и шевалье потёр плечо ушибленной ладонью. – Мне ведь тоже досталось.

– Мне привиделось, будто меня кто-то душил, – счёл нужным пояснить Франсуа, хотя де Кревье и не стал допекать его новыми расспросами, а снова улёгся на сене, надеясь вернуть сон.

– То, что случилось этой ночью, во дворце… Мне кажется, что это очень страшно. А вдруг это не просто грабители? – продолжал маркиз, растирая горевшее ухо, но ответа не последовало.

Де Кревье быстро уснул или притворился спящим, чтобы не поддерживать разговор. Понятное же дело, что не добившись ответов от упрямого мальца, он махнул рукой на казавшийся лёгким выигрышем план выслужиться перед Мальфлёром. Выговоры и несколько штрафных наказаний, полученных им в последние месяцы службы в пажеском корпусе, могли здорово испортить рекомендации, которые он намеревался получить для поступления в гвардейскую роту. Его послужной лист пестрел докладными замечаниями об опозданиях, прогулах, ночных побегах и отчётом о той недоброй памяти эскападе, которую устроили юные бунтари – братья де Мильсент – перед тем, как их со скандалом исключили из Пажеского Корпуса. И ведь это был единственный раз, когда сам де Кревье ни сном ни духом не подозревал о том, что готовили коварные мятежники. Оказался он тогда замешан в их затею по чистой случайности или же по чьей-то недоброй воле, теперь о том приходилось только лишь догадываться. Ещё одной записью о наказании за проступок больше или меньше, в итоге его перспективы не стали бы лучше или хуже. А, значит, можно было оставить Виллеруа в покое и предаться утреннему сну.

Сам Франсуа так и не смог вернуть сон, извертевшись на страшно неудобном и колком ложе. Щегольской шарфик у него на шее затянулся до предела, и, провалившись в неглубокую дрёму, маркиз снова почувствовал, что его душили. С громким воплем он дёрнулся, сел и тут же вскочил на ноги, при этом споткнувшись о спавшего безмятежным сном шевалье.

– Бога ради, маркиз! – смертельно уставший де Кревье бессильно махнул рукой на беспокойного товарища и промычал что-то, указав на проём люка в полу, откуда торчали перекладины приставной лестницы. – Спускайтесь вниз. Охолонитесь уже!

Франсуа и сам был рад убраться прочь с душного чердака, где, как теперь ему казалось, что всё нестерпимо пахло сырым сеном. Он спустился по лестнице и, пошатываясь, вышел во двор.

Вдыхая полной грудью свежий воздух, он чуть приободрился и даже почувствовал облегчение от мыслей, свободных от липкого ночного кошмара. Неосознанный, но явный, как биение сердца, страх неотступно преследовал его с той минуты, когда он увидел в темноте силуэт человека. Казалось, что он смотрел прямо в его глаза, и стоило Франсуа зажмуриться, как он снова чувствовал на себе этот пронизывающий взгляд. Но может, всё это только показалось ему? Говаривал же папаша Андрэ, что у страха глаза велики, и, если позволить ему застать себя врасплох, то всё – пропал с потрохами, утянет в трясину, задушит, сгубит навек.

Солнечный луч ласково коснулся лба, и ветерок невидимой рукой взъерошил на лбу пряди волос, разгоняя остатки тяжёлой дрёмы. Франсуа с облегчением вздохнул и провёл ладонью по лицу, прислушиваясь к чьим-то голосам. Разговор двух мужчин доносился издалека, со стороны внутреннего каре между дворцовыми флигелями, который был отделен от конюшенного двора широкой аркой с надстроенной на ней двухэтажной галереей.

Голоса чем-то привлекли его внимание, и Франсуа невольно попытался прислушаться к разговору. В памяти тут же всплыли подробности ночного приключения. А ведь он не только видел силуэты грабителей, он слышал их голоса – тех двоих и человека, который взялся провести их по тайному коридору. И вот именно голос того человека никак не желал стираться из памяти Франсуа. Непостижимо, каким образом, но он заставлял вспоминать и мысленно повторять нечаянно подслушанные слова. И вот, он снова услышал те же интонации, тон и простуженную хрипотцу…

Голос – вот что он никак не мог забыть и что не давало ему покоя! Это открытие напугало маркиза ещё больше, чем опасения, что его самого могли разглядеть там, в нише потайного хода. Звук того голоса не только не растворялся на фоне других голосов и звуков огромного дворца, пробуждающегося в новый день. Нет, именно тот самый голос звучал всё сильнее. Он приближался, будто кошмар наяву.

В испуге, что страх, захвативший его ночью, начинал сводить с ума, Франсуа взялся за деревянный поручень и, как только мог быстро, двинулся прочь от того места. Ноги заплетались от навалившейся слабости, колени едва слушались его и тряслись так сильно, что он едва ли не приседал на каждом шагу. Это был ужас перед самим страхом, о котором так много и красочно рассказывал отставной канонир. «Вот же напасть!» – думал Франсуа и с силой сжал ладонями поручень, заставив себя остановиться.

Справившись с охватившей его паникой, он медленно разжал почти задеревеневшие пальцы и отошёл к стене, оказавшись в тени галереи, выстроенной вдоль конюшен.

То, что казалось наваждением и собственным страхом, воплотилось прямо на глазах в вполне реальном и осязаемом человеке. Как оказалось, голос, звучавший в памяти с момента ночного столкновения, вовсе не показался ему. Он вовсе не сходил с ума, а напротив, слышал тот самый голос всё яснее и отчётливее, в то время как одетые в ливреи цветов Королевского дома лакеи приближались к тому месту в тени, где он притаился.

– Велено заложить кареты! – сказал «тот голос», а его спутник добавил: – Одну для её величества и две для её сопровождения. Кардинал и министр двора поедут в одной карете с королевой.

– Так значит, ту, новую карету готовить? Это же на восемь лошадей… И ещё два экипажа сопровождения по шестёрке на каждый… Матерь божья! Где я столько лошадей возьму? У меня кадеты с утра на верховые учения собрались. Все конюхи с ног сбились, – жаловался старший конюх, выйдя из конюшен навстречу нежеланным гостям.

– Как хотите, Пулен, так и поступайте. Наше дело передать приказ. Ваше – всё остальное, – звук «того голоса» заставил Франсуа похолодеть как камень и затаиться в укрытии. – Благодарите бога, что сам король и принц не едут. Иначе распорядились бы подать лошадей для дворян их свиты. Её величество едет только с дамами и господами своей свиты, и кем-то там из министров.

– Да, да. Всё нам разбираться, кто поедет, а кто нет. Как же, – голос старшего конюха теперь звучал совсем глухо из глубины конюшен, куда лакеи не решились войти, с пренебрежительным видом топчась возле входа.

Тёплое дуновение и прикосновение к затылку, тихий всхрап над самым ухом едва не заставили маркиза вскрикнуть от неожиданности. В следующую секунду он почувствовал, как влажные губы коснулись кончика его уха, ещё не остывшего после затрещины. Как ни странно, такое внимание не испугало, но напротив, успокаивало. Обернувшись, Франсуа увидел за спиной не рассёдланную лошадь, привязанную поводом к коновязи. Как видно, это был любимец из чьей-то личной конюшни, избалованный хозяйским вниманием, решил попытать удачу и напроситься на угощение.

– Идёмте, Блаз, здесь всё сделают без нашего участия, – прозвучал «тот самый» голос из тайного коридора, да так близко, что на этот раз Франсуа едва успел спрятаться за шеей лошади, притворившись, что заботливо разглаживает густую гриву.

Второй лакей никак не откликнулся на призыв и не назвал своего спутника по имени. Оба вышли из тени галереи и пошли через дворик к дворцовой арке, вскоре скрывшись в глубине внутреннего каре.

Впоследствии Франсуа признался самому себе, что из-за охватившей его паники он всё равно не запомнил бы ничего из того, что говорил тот человек. Он ещё несколько минут задумчиво продолжал гладить шелковистую на ощупь, блестящую шею своего спасителя, а тот довольно подёргивал внимательным ухом и тихо фыркал в ответ на ласку.

– Ба! Да мой Ястреб нашёл себе друга на Королевской конюшне! – раздался насмешливый знакомый голос.

Франсуа обернулся и увидел дю Плесси-Бельера, шагавшего со стороны дворцовой арки с видом довольного жизнью баловня судьбы.

– Неужели штрафное дежурство в конюшнях затянулось до позднего утра, друг мой? – спросил маркиз, подойдя ближе. – Что-то вид у вас далёко не цветущий. Скорее уж цветочный аки маковый цвет. Ночной караул вряд ли оставляет столь заметные следы. Неужели это штрафные наказания довели вас до измождённого покраснения в области ушей и щёк?

– Это… Я просто заснул неловко, – попытка улыбнуться оказалась настолько жалкой, что Франсуа покраснел ещё гуще, увидев сочувствие в глазах дю Плесси-Бельера.

– И как, выспались? А рука дрожит так, словно это не только усталость, но и похмелье. Уж простите за намёк, – лёгкая усмешка старшего друга, как ни странно, не вызвала обиду у Франсуа, напротив, он почувствовал в его словах дружеское расположение.

– Я переволновался, – полуправда всегда лучше недомолвки, а рассказывать о своих страхах Франсуа решительно не мог. Ведь в таком случае ему пришлось бы объяснять полковнику, каким образом он оказался в нише потайной двери лабиринта. А этот рассказ потянул бы за ниточку клубок его собственных секретов.

– Переволновались? – в синих глазах дю Плесси-Бельера мелькнуло подозрение, но он улыбнулся и принялся отвязывать повод Ястреба, будто и вовсе забыл о расспросах.

– Да. Нынче ночью во дворце такой переполох приключился. А мы, я и де Кревье, то есть… Мы стояли в карауле в приёмной королевы. Вот я и подумал, как же всё обернулось-то! Что, если бы грабители побежали мимо нас, к чему бы ещё всё это могло привести. Вот же история-то. Подумал и переволновался. Вот, как-то так.

На лице Виллеруа в эту минуту и впрямь были заметны следы от пережитых ночью треволнений, так что эти сбивчивые объяснения можно было принять за чистую монету. И дю Плесси-Бельер поверил ему. Или счёл за лучшее сделать вид, что поверил. Да мало ли что в действительности могло так сильно напугать малыша Виллеруа, впечатлительного, как и все мальчишки в его возрасте.

– И всё же, Франсуа, – уже сидя в седле, дю Плесси-Бельер наклонился к шее Ястреба, чтобы выправить перекрученные ремни. – Если вам понадобится совет или просто необходимость поговорить открыто, вы всегда можете рассчитывать на меня. Пошлите весточку в отель Бельер на Королевскую площадь. Или передайте через мадам де Ланнуа, так даже скорее будет. Пока я в Париже, я всегда к вашим услугам, друг мой!

– Мадам де Ланнуа? – удивился Франсуа.

– Именно так. К мадам де Ланнуа, – как ни в чём не бывало, маркиз улыбнулся и уверенно тронул коленями бока жеребца, направляя его из прохладной тени галереи в центр залитого утренним светом двора. – Герцогиня знает, куда послать за мной. Вы можете вполне довериться ей, маркиз. И мне тоже.

Смешанные чувства захватили мысли и самое нутро Франсуа. В его душе всколыхнулось острое желание тут же сбросить груз и рассказать обо всём дю Плесси-Бельеру. Но в ту же минуту он ощутил гораздо сильнее жжение в ногах, будто подошвы его лёгких сапожек загорелись – так сильно ему захотелось сбежать от взгляда маркиза, который будто бы читал мысли в его голове.

Тот кивнул ему, отсалютовал широким взмахом шляпой и уехал ещё до того, как Франсуа сумел выдавить из себя невнятное «спасибо».

Глава 11. Утро в отеле Бельер
Утро. Королевская площадь, отель Бельер

Просьба крёстной соблюдать полную секретность в разборе этого странного дела накладывала серьёзные ограничения. Можно выудить информацию обо всех новинках у подкупленных ростовщиков и ювелиров, которые, если и не скупали краденное, то знали, кто промышлял на этом деле и к кому следовало присмотреться. Но, при всей заманчивости и простоте этого пути, дю Плесси-Бельера останавливало то, что такие расспросы неминуемо привели бы к раскрытию тайны о грабежах в королевском дворце. Само собой разумеется, только полный глупец не догадался бы о связи между грабителями и кем-то, кто состоял на королевской службе, то есть был вхож во дворец. Хотя сам Лувр не был настолько уж недоступен для посторонних посетителей, как другие королевские резиденции в Сен-Жермене или в Фонтенбло, тем не менее, возможность попасть во дворец для обычных воров сводилась практически к нулю. Бдительность, с какой несли караульную службу четыре роты гвардейцев помимо личной охраны короля и королевы, а также закрытая и полностью подконтрольная министру двора система найма дворцовой прислуги строго по рекомендациям высоких и доверенных лиц – всё это делало невозможным появление во дворце постороннего, непроверенного человека. Если кто и мог попасть незамеченным вплоть до внутренних покоев королевы, то это было возможно только при наличии толкового и готового на всё помощника из тех, кто служил в личной свите королевы. А это означало крайне дурные известия для всего двора – то было предательство изнутри. Будь это мирное время, возможно, ни королева, ни кардинал не сочли бы ночные грабежи, как стоящие их внимания происшествия. Не тот уровень опасности или скандальности, чтобы поднимать общую панику. Но, когда ещё совсем недавно на улицах Парижа грохотала канонада артиллерийских выстрелов, и горожане грозили королевским войскам с баррикад и даже со стен Бастилии, а провинции сотрясались от бунтов, организованных мятежными принцами крови, даже малейшее предательство могло обернуться скверными последствиями. И, прежде всего, для королевской семьи. Что, если в следующий раз грабители не ограничатся всего лишь кражей? Не затевался ли за дымовой завесой громких грабежей новый заговор, целью которого было скомпрометировать ближайшее окружение королевы и вынудить Мазарини отправить в отставку преданных ему людей? Именно об этой опасности и говорила крёстная после того, как вкратце описала всё, что произошло той ночью. Настоятельная просьба о секретности была продиктована не слепой верой в добродетель и честность всех, кто был представлен ко двору. Скорее наоборот, мадам де Ланнуа открыто намекала на то, что сама она считала вероятным и возможным, а именно: что предательство угнездилось в ближайшем окружении королевы.

Но не только мысли о беседе с крёстной захватили Франсуа-Анри по пути назад в отель Бельер. Он мельком успел заметить странное беспокойство в поведении обычно непоседливого и жизнерадостного Франсуа де Виллеруа. Попытка объяснить это изматывающей службой в Корпусе Королевских Пажей была, мягко говоря, неубедительной. Выстояв не одну ночь в карауле в годы, когда он сам был воспитанником корпуса, а позднее – на службе в действующей армии – Франсуа-Анри прекрасно знал обо всех тяготах несения караульной службы ночью не понаслышке. Долгое стояние на посту утомляло, это так. Но не доводило до нервной дрожи. А в то утро он заметил, что руки Виллеруа тряслись, как от тяжёлого похмелья. Или как от пережитого шока. И так как состояние подпития, а, тем более, похмелья, представлялось маловероятным для маркиза в его годы, то напрашивалось подозрение, что причиной мог быть страх или шок от чего-то, увиденного им во время несения караула. А чего же бояться пажу во дворце, даже стоя на посту, когда почти во всех залах и галереях всё время дежурят гвардейские караулы? Только если в этот раз он увидел нечто неординарное и не мог рассказать с тем, чтобы не навредить себе или кому-то ещё. Или же Франсуа-Анри не отметал и такую возможность, если Виллеруа провёл далеко не всё время на посту в карауле в Приёмной королевы. И вот тогда возникали новые вопросы и подозрения. Ведь пажи обычно были в парах, когда стояли в карауле. Не случилось ли чего-то, пока Виллеруа стоял на посту, а его товарищ сбежал куда-нибудь? Это была всего лишь гипотеза, но она наводила Франсуа-Анри на размышления. А то, что Виллеруа замялся с объяснениями и не пожелал отвечать на прямые вопросы, само по себе было подозрительным. Маркиз что-то скрывал. О себе или о своём товарище, неважно. Было видно, что этот секрет пугал его и изводил даже сильнее, чем допросы у недоброй памяти генерала испанской армии Санчеса да Сильвы или главного надзирателя Мальфлёра.

Уловил ли Виллеруа намёк, что дю Плесси-Бельер заметил, что он что-то скрывает? Принял ли он предложение о помощи? Вот эти вопросы занимали мысли молодого полковника, пока Ястреб, вышколенный до совершенства, какое только возможно в выездке лошадей, размеренным шагом вёз его к дому.