Текст книги "Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой"

Собирая священную траву

Священную траву собирают в середине лета, когда она высокая и глянцевая. Травинки срывают по одной и высушивают в тени, чтобы сохранить цвет. Взамен всегда оставляют какой-нибудь дар.

Озарение среди фасоли

Секрет счастья открылся мне во время сбора фасоли.

Я шарила среди ползучих вьющихся зарослей, которые оплетали «вигвамы» моей фасоли, поднимая темно-зеленые листья и находя под ними гроздья стручков, длинных, зеленых и плотных, покрытых нежным пушком. Я сорвала пару стручков, надкусила один и почувствовала истинный вкус августа – хрустящую свежесть фасоли. Это летнее изобилие предназначено для морозильника, его следует доставать оттуда посреди зимы, когда воздух наполнен лишь запахом снега. Я успела обшарить только одну шпалеру, а моя корзина уже была полна стручков.

Чтобы опустошить корзину на кухне, мне пришлось пробираться между тяжелыми плетьми тыквы и обходить кусты томатов, пригнувшихся к земле под тяжестью своих плодов. Они распластались у ног подсолнухов, чьи головы склонились под грузом созревших семян. Поднимая корзину над картофельной грядкой, я заметила вскопанную борозду, в которой виднелось гнездо картофелин в красной кожице, – это было место, где девочки бросили собирать урожай в то утро. Я присыпала гнездо землей, чтобы овощи не позеленели на солнце.

Дочки с неохотой идут выполнять садовые работы, впрочем, как и все дети. Но стоит им только начать, как их настолько захватывает мягкость и аромат земли и свежее дыхание дня, что они не замечают, как пролетают часы. Семена фасоли, которые лежат в моей корзинке, были посажены в землю их пальцами еще в мае. Наблюдая, как они сажают растения и собирают урожай, я чувствую себя хорошей матерью, которая учит их обеспечивать себя.

Но вот семенами мы себя не обеспечивали. Когда Небесная женщина похоронила свою любимую дочь, из ее тела выросли растения, ставшие особыми дарами для людей. Табак вырос из ее головы, из волос – священная трава. Ее сердце подарило нам землянику. Из ее груди выросла кукуруза, а из живота – тыква, ну а в ее руках мы видим похожие на длинные пальцы гроздья фасоли.

Как мне показать моим девочкам свою любовь июньским утром? Я собираю для них лесную землянику. Февральским днем мы лепим снеговиков, а потом сидим у огня. В марте мы делаем кленовый сироп, в мае собираем фиалки, а в июле ходим купаться. Августовскими ночами мы расстилаем одеяла и наблюдаем метеоритные дожди. Ноябрь, этот великий учитель, приносит в нашу жизнь поленницу дров. И это только начало. Как мы показываем детям свою любовь? Каждый по-своему – дождем подарков и ливнем жизненных уроков.

Может, все дело было в аромате спелых помидоров, или в пении иволги, или в косых лучах света этим солнечным днем, или в туго набитых стручках фасоли, в гуще которых я очутилась. Только в какой-то миг вместе с волной внезапно нахлынувшего ощущения счастья меня посетило озарение и заставивило громко рассмеяться, напугав синичек, клевавших семена подсолнухов и посыпавших землю дождем черно-белой шелухи. Во мне возникла уверенность, теплая и ясная, как сентябрьское солнце: земля платит нам ответной любовью. Она любит нас, одаряя бобами и томатами, спелыми колосьями и ежевикой, пением птиц. Любит нас, осыпая дарами и ливнем жизненных уроков. Она заботится о нас и учит нас заботиться о себе – это то, что делают хорошие матери.

Я оглядела свой сад и почувствовала, как она радуется, даря нам свои великолепные плоды: малину, тыкву, базилик, картофель, спаржу, шпинат, салат, свеклу, брокколи, перец, кочанную и брюссельскую капусту, морковь, укроп, лук-репку и лук-порей. Это напомнило мне ответ моих маленьких девочек на вопрос «как сильно я вас люблю?» «Во-о-о-от так», – отвечали они, широко разводя руки. Вот почему я заставила своих дочерей учиться садоводству: чтобы у них всегда была любящая мать, даже после того, как меня не станет.

Это было настоящее прозрение среди фасоли. Я много размышляю о наших взаимоотношениях с землей, о том, как много нам дается, и о том, что мы можем дать взамен. Я пытаюсь решить уравнение взаимности и ответственности, понять, как выстроить устойчивые отношения с экосистемами. Но все это умозрительно. И вдруг неожиданно, без всякого философствования и рационализма, я получаю простой ответ – корзины, наполненные чистой материнской любовью. Абсолютная взаимность – любить и быть любимым в ответ.

Но ученый-растениевод – тот, что сидит за моим письменным столом, носит мою одежду и иногда берет мою машину, – поморщится, услышав утверждение, что сад – это способ земли сказать: «Я люблю вас». Разве это не вопрос повышения продуктивности искусственно отобранных одомашненных генотипов за счет управления условиями окружающей среды путем вложения труда и компонентов, увеличивающих урожайность? Просто происходит естественный отбор на основе адаптивных реакций культур, обеспеченных высококалорийным рационом для увеличения индивидуальной выносливости в процессе селекции. При чем тут любовь? Если сад дает обильный урожай, он что, вас любит? Болезни картофеля означают охлаждение отношений, а незрелые перцы говорят о полном разрыве?

И мне порой приходится убеждать ее в том, что сад содержит одновременно и материальное, и духовное начало. Это трудно понять ученым, которым основательно промыли мозги дуализмом Декарта. «Ну, а как понять, что это любовь, а не просто хорошая почва? – спрашивает она. – Где доказательства? Где ключевые элементы любовного поведения?»

Ну, это совсем просто. Ни у кого нет сомнений, что я люблю своих детей, и даже социальный психолог, который все скрупулезно учитывает, не найдет изъяна в моем списке компонентов любовного поведения:

• забота о здоровье и благополучии;

• защита от нанесения вреда;

• стимулирование индивидуального роста и развития;

• стремление быть вместе;

• щедрость;

• совместная работа ради достижения общей цели;

• признание общих ценностей;

• взаимозависимость;

• самопожертвование ради любимого;

• стремление к красоте, сотворению прекрасного.

Если бы мы наблюдали подобное поведение между людьми, мы бы сказали: «Он/она любит этого человека». И когда мы видим подобные действия человека по отношению к любовно возделываемому участку земли, мы говорим: «Она/он любит этот сад». Так почему, исходя из списка компонентов любовного поведения, мы не готовы признать, что и сад любит в ответ?

Эволюционная история человека и мира растений формировалась под влиянием взаимообмена между ними. Фермы, фруктовые сады и виноградники наполнены видами, которые мы одомашнили. Наше влечение к их плодам заставило нас в итоге заниматься возделыванием земли, обрезанием, орошением, удобрением и пропалыванием. Так, может, это они приручили нас?

Дикие растения изменились, начав расти аккуратными рядами, а дикие люди изменились, когда стали селиться рядом с полями и ухаживать за растениями, – своего рода обоюдное укрощение.

Мы связаны совместным эволюционным циклом. Чем слаще персик, тем чаще мы сажаем его семена, лелеем его молодую поросль и защищаем от вредоносных влияний. Пищевые растения и люди избирательно воздействуют на эволюцию друг друга – процветание одного в интересах другого. И, по-моему, это напоминает любовные отношения.

Однажды я присутствовала на семинаре аспирантов, посвященном взаимоотношениям с землей. Все студенты демонстрировали глубокое уважение и привязанность к природе. Они говорили, что на природе они испытывают чувство сопричастности и гармонии с окружающей средой, утверждали, что любят землю. А потом я спросила их: «А как вы думаете, земля любит вас в ответ?» Никто не захотел ответить на этот вопрос. Их реакция была такой, как будто я принесла в класс двухголового дикобраза. Непредсказуемого. Колючего. И они осторожно пятились назад. Передо мной была аудитория, полная сочинителей, упивающихся безответной любовью к природе.

Тогда я задала гипотетический вопрос: «Как вы думаете, что бы произошло, если бы люди поверили в безумную идею, что земля любит их в ответ?» Вот тут-то и открылись шлюзы – все сразу захотели высказаться. Ведь все мы неожиданно оказались на краю пропасти со своими лозунгами мира во всем мире и всеобщей гармонии.

Один из студентов резюмировал: «Вы не стали бы причинять вред тому, кто дарит вам любовь».

Осознание того, что вы любите землю, меняет вас, вызывая желание охранять, оберегать и воспевать ее. Но когда вы знаете, что и земля любит вас в ответ, это превращает ваши отношения из улицы с односторонним движением в священные узы.

У моей дочери Линден один из моих самых любимых садов. На своем участке со скудной горной почвой она выращивает такие растения, о которых я могу только мечтать, например физалис и перец чили. Она готовит компост и сажает цветы, но главное – это не растения, а то, что она звонит мне, чтобы поболтать во время прополки. Мы поливаем, пропалываем и собираем урожай, радостно общаясь, несмотря на разделяющие нас три тысячи миль, – совсем как тогда, когда она была ребенком. Линден чрезвычайно занятой человек, и я спрашиваю ее, почему она занимается садоводством, учитывая, сколько времени это требует.

Она отвечает, что делает это ради полезной пищи и чувства удовлетворения от тяжелой физической работы, которая приносит ощутимые плоды. В месте, где она может поковыряться в земле, она чувствует себя дома. Я спрашиваю ее: «Ты любишь свой сад?», хоть и знаю ответ. А потом я осторожно задаю еще один вопрос: «Чувствуешь ли ты, что твой сад любит тебя в ответ?» Помолчав немного, – она не любит распространяться о таких вещах, – Линден отвечает: «Я в этом уверена. Мой сад заботится обо мне, как родная мать». После таких слов я могу умереть счастливой.

Когда-то я знала и любила человека, который большую часть своей жизни прожил в большом городе. Когда его вытаскивали к океану или в лес, ему там вполне нравилось, при условии наличия связи с Интернетом. Он жил во множестве разных мест, и я спросила его, где у него было самое сильное ощущение, что это именно его место. Он не понял моего вопроса. Тогда я объяснила, что я хочу знать, где он почувствовал сильную связь с местом и наиболее комфортное состояние. «С каким местом у тебя возникает взаимопонимание?»

Он ответил почти сразу: «С моей машиной. Она дает мне все, что нужно, и именно так, как мне нравится: мою любимую музыку, регулируемое сиденье, автоматизированные зеркала, две подставки для чашек. В ней я чувствую себя в безопасности. И она всегда привозит меня туда, куда я хочу». Годы спустя он попытался свести счеты с жизнью. В своей машине.

Он никогда не пытался построить взаимоотношения с землей, предпочитая быть в комфортной техногенной изоляции. Он был похож на одно из маленьких засохших зернышек на дне пакета с семенами – одно из тех, которые никогда не ощутят прикосновения земли.

Я задаюсь вопросом, не связано ли многое из того, что беспокоит наше общество, с тем фактом, что мы допустили свою оторванность от земли и от этой взаимной любви, которая одна лишь может исцелить и израненную землю, и опустошенные души.

Ларкин часто роптала, когда ей приходилось заниматься прополкой. Но теперь, приезжая домой, она просит разрешения пойти копать картошку. Я вижу, как она стоит на коленях, выкапывая картофель с красной кожурой и сорта «Золотистый Юкон», и что-то мурлычет себе под нос. Сейчас Ларкин учится в магистратуре, изучает пищевые системы и работает с городскими садоводами, которые выращивают овощи для благотворительных столовых на землях, отвоеванных у пустырей. Трудные подростки занимаются посадкой, прополкой и сбором урожая. Дети удивляются, что еда, которую они собирают, бесплатная. Раньше им приходилось платить за все. Они извлекают из земли свежую морковь – поначалу с подозрением, пока не попробуют. Земля отдает им свой дар, и происходит глубокая трансформация их сознания.

Конечно, большая часть того, что мы кладем себе в рот, насильно забирается у земли. И подобная форма изъятия земных даров не делает чести ни фермеру, ни растениям, ни исчезающей почве.

Трудно воспринимать еду как дар в мумифицированном содержимом пластиковой упаковки, когда она продана и куплена. Каждому известно, что любовь не купишь.

В саду пища вырастает на основе партнерских отношений. Если я не буду извлекать из земли камни и выпалывать сорняки, я не выполню свою часть сделки. Делать все это я могу, держа в руках инструмент, чтобы, к примеру, сгребать навоз, благодаря своему удобно противопоставленному большому пальцу, данному мне от природы. Но я не в силах сотворить томат или обвить шпалеру фасолью, как не смогу превратить свинец в золото. Это обязанность растений и их часть сделки – оживлять неодушевленное. Вот это и есть наш взаимообмен дарами.

Люди часто спрашивают меня, что бы я посоветовала сделать для восстановления связи между землей и людьми. Мой ответ: «Посадить сад». Это полезно для здоровья земли и для здоровья людей. Сад – это школа восстановления связи, основа для воспитания уважения к земле и поклонения ей. Как только у вас возникнут отношения с этим клочком земли, он сам посеет семена мощной связи, простирающейся далеко за пределы садовой калитки.

На ваших грядках происходит нечто очень важное. Это то место, на котором не обязательно произносить вслух фразу: «Я люблю тебя», ведь вы можете сказать это, сажая семена. И земля ответит вам взаимностью в виде урожая фасоли.

Три сестры

Эту историю должны были бы рассказать они – кукурузные листья, которые шелестят с особым бумажным звуком, разговаривая друг с другом и с ветром. В жаркий июльский день, когда кукуруза может вырасти на шесть дюймов за сутки, слышно поскрипывание междоузлий – это стебли тянутся к свету. Листья расправляются с протяжным треском, а иногда в полной тишине можно услышать неожиданный хлопок лопнувшей кожуры, когда наполненные водой клетки становятся слишком большими и набухшими, давя на стенки стебля. Это звуки бытия, но не голоса.

Фасоль издает ласкающий звук, тихое шипение, когда мягкошерстный стебель ползет, закручиваясь вокруг шероховатого стебля кукурузы. Поверхности обоих растений тонко вибрируют, касаясь друг друга, усики пульсируют, стягиваясь вокруг стебля. Но эти звуки способны расслышать только снующие поблизости земляные блошки. Их нельзя назвать песней.

Я лежала среди зреющих тыкв и слышала скрип раскачивающихся зонтичных листьев, опутанных своими усиками. Ветер то приподнимал, то опускал их края. Если вставить микрофон в полость разбухающей тыквы, можно услышать треск увеличивающихся семян и токи воды, наполняющей сочную оранжевую мякоть. Это звуки, но не история. Растения рассказывают свои истории не словами, а делами.

Представьте себе, что вы учитель, потерявший голос и не имеющий возможности передать свои знания ученикам с помощью слов. А что, если бы у вас вообще не было языка, а вам при этом необходимо было бы что-то сообщить. Разве бы вы не стали танцевать или как-то иначе изображать это? И разве каждое ваше движение не говорило бы за вас? Со временем вы стали бы столь выразительны, что достаточно было бы одного брошенного на вас взгляда, чтобы понять, что вы хотите донести. То же происходит и с этими тихими зелеными жизнями. Ведь и скульптура – по сути всего лишь кусок камня с высеченным на нем рельефом. Однако этот кусок камня может так повлиять на ваше сознание, что после его созерцания вы станете совершенно другим человеком. И это послание передается без единого слова, хотя не каждый способен его понять, поскольку язык камня сложен. Камень невнятно бормочет. Но растения говорят на языке, доступном каждому живому существу, – на универсальном языке еды.

Много лет назад Авиакта, писательница из племени чероки, сунула мне в руку маленький сверток. Это был сухой лист кукурузы, скрученный и перевязанный шнурком. Она улыбнулась и предупредила меня: «Не открывай до весны». В мае я развязала сверток и обнаружила там дар: три семечка. Одно в виде золотистого треугольника – зернышко кукурузы с широкой вмятиной сверху, сужавшейся к жесткому белому кончику. Глянцевая фасолинка с коричневыми пятнышками, изогнутая и отшлифованная, ее внутренний край отмечен белым глазком – хилумом. Она перекатывается между указательным и большим пальцами, как гладкий камешек. Но это не камень. А третье семечко – тыквенное, похожее на овальное китайское блюдце с загнутым краем, напоминающим зажаристую корочку пирога с начинкой. У меня на ладони исконные агрокультуры аборигенов – Три сестры – Кукуруза, Фасоль и Тыква. Они кормят людей и землю и подпитывают наше воображение, рассказывая о том, как мы могли бы жить.

На протяжении тысячелетий от Мексики до Монтаны женщины копали землю и сажали эти три вида растений на одном квадратном футе. Когда оказавшиеся на побережье Массачусетса колонисты впервые увидели огороды туземцев, они сделали вывод, что дикари не имеют понятия о фермерстве. В представлении колонистов типичный огород – это посаженный ровными рядами какой-то один вид растения, а не беспорядочно и в изобилии растущие виды. Но при этом они ели здесь досыта, требуя еще и еще.

Высаженные в увлажненную майскими дождями почву семена кукурузы быстро впитывают влагу: оболочка семени тонкая, и его крахмалистое содержимое, эндосперм, хорошо поглощает воду. Под воздействием влаги ферменты начинают расщеплять крахмал, превращая его в сахар и питая зародыш кукурузы внутри зернышка.

Итак, первой из земли появляется кукуруза – тонкий белый росток, который зеленеет на свету за считаные часы. Разворачивается один лист, затем другой. Кукуруза пока растет в одиночестве, остальные только на подходе.

Напитавшись влагой из почвы, семя фасоли набухает, крапчатая оболочка лопается, и корешки уходят глубоко в землю. Лишь после того, как корень укрепится в земле, стебель изогнется крючком и станет пробиваться наружу. Фасоль может не спешить в поисках света, потому что она обеспечена всем необходимым: ее первые листочки уже упакованы в две половинки фасолины. И теперь эта пара сочных листьев пробьет поверхность земли, чтобы присоединиться к кукурузе, которая уже выросла на шесть дюймов.

Тыква и кабачок выжидают – это самые медлительные из сестер. Может пройти несколько недель, прежде чем появятся первые стебельки, укрытые семенной оболочкой до тех пор, пока листья не прорвут ее и вырвутся на свободу. Мне рассказывали, что наши предки за неделю до посадки клали семена тыквы в мешочек из оленьей шкуры, смочив их небольшим количеством воды или мочи, чтобы ускорить процесс роста. Но у каждого растения свой темп и последовательность прорастания, это важно для их взаимоотношений и для успешного урожая.

Кукуруза рождается первой, ее стебель прямой и жесткий – у нее благородная цель. Поднимая вверх лист за листом с длинными остьями, она должна вытянуться вверх в короткие сроки. В первую очередь важно обеспечить мощный стебель. Это важно для ее младшей сестры – фасоли. Тем временем фасолина выпускает парочку сердцевидных листьев на коротком стебле, затем вторую пару и еще одну – все низко у земли. Бобовые концентрируются на приросте листьев, в то время как кукуруза – на высоте. К тому моменту, когда кукуруза вырастает по колено, побег фасоли резко меняет свои приоритеты, что свойственно среднему в семье ребенку. Вместо того чтобы делать листья, он выпускает длинный вьющийся стебель – тонкую зеленую нить, у которой есть свое назначение. В этой «подростковой» фазе гормоны заставляют верхушку побега блуждать, описывая в воздухе круг, – процесс, именуемый циркумнутацией. Эта верхушка способна перемещаться на метр в день, совершая танцевальный пируэт в виде петли, пока не найдет то, что ищет, – стебель кукурузы или какую-то другую вертикальную опору. Сенсорные рецепторы, расположенные вдоль стебля, направляют его, заставляя оплетать ствол кукурузы изящной восходящей спиралью. На данном этапе он воздерживается от формирования листьев, сосредоточившись на объятиях с кукурузой и вырастая в унисон с ней. Если бы кукуруза не стартовала раньше, этот вьющийся стебель задушил бы ее. Но поскольку время появления выбрано правильно, кукуруза легко сможет нести на себе стебель фасоли.

Тем временем тыква, самое позднее цветущее растение этого семейства, неуклонно расползается по земле, уходя от кукурузы и фасоли и поднимая свои широкие лопастные листья, как зонтики, покачивающиеся на концах полых черешков. Ее листья и ползучие стебли довольно колючие, чтобы отпугнуть прожорливых гусениц. По мере того как листья становятся шире, они затеняют почву у основания стеблей кукурузы и фасоли, чтобы удерживать в ней влагу и не позволять расти сорнякам.

Коренное индейское население называет эти основные для них сельскохозяйственные культуры, которые выращиваются таким способом, – «Три сестры». О них существует много преданий, но во всех историях эти растения предстают как женщины, сестры. Одна из легенд повествует о длинной зиме, когда людей косило от голода. И вот в один из холодных зимних вечеров в их жилище пришли три красивые женщины. Одна была высокая и одетая во все желтое, с длинными распущенными волосами. Вторая носила зеленую одежду, а третья была в оранжевом. Они зашли в дом, чтобы погреться у огня. Еды было мало, но незнакомок щедро накормили, поделившись тем немногим, что осталось. В благодарность за эту щедрость Три сестры раскрыли свою сущность. Они предстали перед людьми как Кукуруза, Фасоль и Тыква и отдали себя в виде горсти семян, чтобы те больше никогда не голодали.

В разгар лета, когда дни длинные и светлые, приходит Громовержец, чтобы насытить влагой землю: принцип взаимодействия четко соблюдается в хозяйстве Трех сестер. Их стебли, перевитые друг с другом, кажутся мне символом нашего мира, образом согласия и гармонии. Кукуруза возвышается на восемь футов, ее зеленые листья, как волнистые зеленые ленты, струятся, расходясь от стебля во всех направлениях, чтобы уловить лучи солнца. Ни один лист не расположен прямо над другим, чтобы каждый получил свою порцию света, не затеняя остальных. Фасоль обвивается вокруг стебля кукурузы между ее листьями, не нарушая их работу. В промежутках, где нет листьев кукурузы, появляются зародыши фасоли и тянутся к раскинувшимся листьям и гроздьям ароматных цветов. А листья фасоли обвисают и держатся ближе к стеблю кукурузы. У подножия кукурузы и фасоли расстилается ковер из больших широких листьев тыквы, которые улавливают свет, падающий меж стеблями кукурузы. Их разброс позволяет использовать свет – дар солнца – эффективно, без потерь. В совокупности эти растения имеют органичную симметричную форму. Расположением каждого листа они хотят донести до нас важное послание: уважайте друг друга, поддерживайте, несите свой дар миру и получайте взамен дары других – и тогда их хватит на всех.

К концу лета фасоль висит тяжелыми гроздьями гладких зеленых стручков, початки кукурузы наливаются соком на солнце, а на земле зреют тыквы. Из года в год сад Трех сестер дает больший урожай, чем если бы вы выращивали каждую из этих культур отдельно.

И они действительно действуют как сестры: средняя нежным объятьем легко обвивает стан старшей, а младшая улеглась у их ног, рядом, но не слишком близко – сотрудничая, а не соперничая. Мне кажется, я наблюдала подобное в человеческих семьях – во взаимоотношениях сестер. Моя семья тоже состоит из трех девочек. Старшая знает, что она главная в доме. Высокая и прямая, строгая и решительная, она служит примером для остальных. Это сестра-кукуруза. В доме есть место лишь для одной женщины-кукурузы, потому средняя сестра наверняка возьмет на себя иную роль. Эта девочка-фасоль учится быть гибкой, легко приспосабливающейся к обстоятельствам, чтобы обойти доминирующую структуру и получить необходимый ей свет. А младшая сестра вольна выбирать иной путь, так как все ожидания уже оправдались. Она крепко стоит на ногах, ей ничего не надо доказывать, и она идет своей дорогой, которая способствует общему процветанию.

Без поддержки кукурузы фасоль валялась бы на земле в виде спутанного крубка зеленых нитей, доступная для хищников, питающихся бобовыми. Может показаться, что она вольготно чувствует себя, используя высоту кукурузы и тень от листьев тыквы. Но принцип взаимовыгоды не позволяет брать больше, чем давать. Кукуруза заботится о том, чтобы свет был доступен всем, тыква избавляет от сорняков. А что же фасоль? Чтобы увидеть ее дар, нужно заглянуть под землю.

Сестры сотрудничают над поверхностью земли, аккуратно располагая свои листья так, чтобы они не мешали друг другу. То же самое происходит и под землей. Кукуруза – однодольное растение, по сути – высокая трава, а потому ее корни тонкие и волокнистые. Если стряхнуть с них землю, они выглядят как швабра на конце стебля-палки. Эти корни не прорастают глубоко, скорее они поверхностные, улавливающие первые капли дождя. После того как они насытятся, вода уходит глубже, за пределы досягаемости корней кукурузы. По мере поступления влаги в более глубокие слои почвы ее впитывают стержневые корни фасоли. Тыква получает свою порцию влаги, отодвигаясь от остальных. Где бы ее стебель ни касался почвы, он тут же выбрасывает пучок придаточных корней, собирая воду, недоступную для кукурузы и фасоли. Они делят почву так же, как и свет, чтобы всем хватило.

Но есть один жизненно важный компонент, в котором все они нуждаются и который всегда в дефиците, – азот. Известно, что он влияет на рост растений. Экологический парадокс состоит в том, что хоть воздух на 78 процентов состоит из азота, большинство растений просто не могут использовать атмосферный азот. Им требуется минеральный азот – нитрат или аммиак. Человек также не может поглощать атмосферный азот, но у природы есть способы преобразовать его в подходящую форму, и один из самых лучших называется «фасоль».

Фасоль относится к семейству бобовых, которые отличаются удивительной способностью впитывать азот из атмосферы и превращать его в полезные питательные вещества. Но они делают это не в одиночку. Мои студенты часто приносят мне пригоршни выкопанных ими корней фасоли, к нитям которых прикреплены маленькие белые шарики. «Это болезнь? – спрашивают они. – С этими корнями что-то не так?» Но я отвечаю, что на самом деле это нечто очень правильное.

Эти блестящие маленькие клубни населяют ризобиальные бактерии, фиксаторы азота. Ризобии способны преобразовывать азот лишь при определенных условиях. Их обладающие каталитическими свойствами ферменты не действуют при наличии кислорода. В силу того, что в почве в среднем более 50 процентов воздушной прослойки, бактериям требуется «убежище», чтобы выполнить свою работу. К счастью, фасоль идет им навстречу. Когда корень фасоли встречается под землей с микроскопической палочкой ризобия, между ними происходит обмен химическими связями – своеобразный договор о сделке: фасоль отрастит бескислородный клубень, чтобы в нем разместить бактерию ризобия, а ризобий, в свою очередь, поделится с растением своим азотом. Вместе они создают азотное удобрение, которое попадает в почву и способствует росту кукурузы и тыквы. В таком саду существуют множественные взаимосвязи – между фасолью и ризобием, фасолью и кукурузой, кукурузой и тыквой и, в конечном счете, между этими растениями и человеком.

Хочется думать, что эти трое намеренно работают в связке, и, возможно, так оно и есть. Но вся прелесть такого партнерства заключается в том, что каждое растение, делая все это, усиливает собственный рост. Как это обычно и бывает, процветание отдельных индивидуумов влечет за собой благополучие остальных.

Принципы функционирования Трех сестер напоминают мне об одном из основных учений нашего народа. Главное, что каждый из нас должен знать, каков наш уникальный дар и как мы распорядимся им в этом мире.

Индивидуальность нужно почитать и взращивать, потому что для того, чтобы процветало целое, каждый из нас должен быть сильным в том, что он представляет собой, и нести наши дары с твердой убежденностью, что ими можно поделиться с другими.

Находясь среди сестер, понимаешь, каким может стать сообщество, когда его члены поддерживают друг друга и делятся своими дарами. Взаимодействие наполняет не только желудки, но и души.

В течение многих лет я преподавала общую ботанику, читая лекции, демонстрируя слайды и диаграммы и рассказывая истории о растениях, которые, по моему мнению, не могли не разжечь интерес восемнадцатилетних к чудесам фотосинтеза. Как же можно не ликовать, узнав о том, как корни пробиваются сквозь почву, и не ерзать на стульях в ожидании подробного рассказа о пыльце? И все же море отсутствующих взглядов говорило мне о том, что большинство из них находит это столь же интересным, как наблюдение за ростом травы в режиме реального времени. Когда я красноречиво рассуждала о том, с каким изяществом росток фасоли пробивается весной из-под земли, первый ряд охотно кивал головами и поднимал руки, в то время как остальные спали.

В приступе отчаяния я спросила поднявших руки: «Кто из вас когда-нибудь что-либо выращивал?» В первом ряду руки подняли все, а на задних рядах мелькнуло лишь несколько нерешительных взмахов: у кого-то мать посадила африканскую фиалку, которая в итоге умерла, постепенно увядая. И вдруг я поняла причину их скуки. Я учила их, полагаясь на свою память и рисуя те образы растений, которые за долгие годы видела сама. Те зеленые образы, которые, как я полагала, есть в памяти каждого, им были незнакомы: их вытеснили ряды супермаркетов. Студенты, сидевшие в первом ряду, видели не больше остальных, но они хотели знать, как возможны такие повсеместные чудеса. А большинство студентов не имело дела с семенами и почвой, и они никогда не наблюдали процесс превращения цветка в яблоко. Им нужны были новые учителя.

И теперь каждую осень я начинаю свои занятия в саду, где их ждут лучшие, на мой взгляд, учителя – три прекрасных сестры. В сентябре они весь день проводят с Тремя сестрами. Ребята измеряют урожайность и рост и знакомятся с анатомией растений, которые их кормят. Сначала я прошу их только смотреть. Они наблюдают и рисуют то, как эти трое сосуществуют вместе. Одна из моих студенток художница, и чем больше она наблюдает, тем в большее возбуждение приходит. «Взгляните на композицию, – говорит она. – Именно так наш преподаватель живописи описывал сегодня элементы дизайна. Здесь есть единство, баланс, цвет. Это совершенство!» Я гляжу на набросок в ее блокноте: она видит все глазами художника: длинные листья, круглые листья, лопастные и глянцевые, желтые, оранжевые, бурые на зеленой матрице. «Смотрите, как это работает: кукуруза – вертикальный элемент, тыква – горизонтальный, и все они связаны воедино этими криволинейными стеблями фасоли. Восхитительно!» – восторженно заключает она.