Текст книги "Чужой ребенок"

Ванечка уже устал ползать, лежал на животе и пытался удержать голову на весу.

– У меня проблема, – сказал Миша с порога.

Но Ира, похоже, не слушала Мишу. Ребенок занимал всё ее внимание:

– Он почти перевернулся один раз, представляешь!

– Мне ухо один дебил порвал!

Только сейчас Ира посмотрела на сожителя:

– В смысле.

– Я – за борсетку, а он – за мою сережку. Еще быстро так схватил! Порвал мне ухо!

– Покажи…

Миша перешагнул через младенца, подошел к кровати, отнял от уха окровавленную руку.

– Ой, меня сейчас вырвет! – сказала Ира.

– Только не на кровать!

– Надо доктора вызвать, – Ира погладила Мишу по ноге.

– Был у нас уже один! Хватит!

Миша обошел кровать и поставил на стол упаковку банок.

– Вот. Украл.

Миша сел на кровать, с шумом выдохнул.

– Детское питание красть нехорошо!

– Почему это?

– Карма плохая будет.

Миша повернулся к Ире.

– А ты знаешь вообще, что такое карма?

– Карма – это… – начала Ира уверенно, но продолжить не смогла. – Не путай меня. Ты же говоришь, борсетку украл.

– Там одни ключи были.

– От чего ключи?

– Не знаю я. Полная борсетка ключей. Выкинул их.

– Ясно. – Ира нагнулась к младенцу и сказала не своим голосом: – Ну что, Ванечка, если папа не может нам денежек на жизнь заработать, мама сама пойдет и заработает. А папа с тобой посидит.

Миша насторожился:

– В смысле?

– Трусы свисли, – сказала Ира. – Посидишь с ребенком.

– Нет, я про «заработать». Ты как зарабатывать собираешься?

– Есть мысли.

Миша посмотрел на подругу тяжелым взглядом:

– Я тебя убью!

– Видишь, Ванечка, у папы твоего подавленная агрессия лезет наружу.

– Грохну тебя, ясно! Мысли у нее! Заработает она! Сама! Знаю, как ты сама зарабатывала!

Ира поджала губы:

– Это было до встречи с тобой.

– Еще бы это было при мне!

– Я шлюхой никогда не была!

– Ага, дружила за деньги.

Как ни далеко Ира сидела от сожителя, но все-таки умудрилась дотянуться и влепила тому пощечину.

– А-а-а. Дура! У меня же ухо порвано!

– Я по уху еще не попала.

Она размахнулась, чтобы ударить второй раз, но Миша перехватил ее руку.

– Ты рехнулась?..

Она попыталась вырваться. Обычно так начиналась у них прелюдия к сексу. Но теперь всё было серьезно.

– Отпусти меня!

Пока они боролись, Ванечка перевернулся на спину. Но этого никто не заметил, не похвалил. И он начал хныкать, чтобы привлечь к себе внимание.

– Ну вот, – сказала Ира Мише, который крепко держал ее за обе руки, – Ванечку расстроил.

– Я расстроил?! Я?! Да пошла ты…

В этот момент открылась дверь комнаты и без церемоний, без стука вошла к ним суровая баба Таня. Остановилась на входе, уперев руки в бока.

Младенец лежал на полу, как перевернутая на панцирь черепаха. Пара воров сидела на кровати. Миша цепко держал Ирины руки. Немая сцена.

– Тихо, успокоились все! У меня в квартире скандалам не бывать!

– Он первый начал! – сказала Ира.

– Кто, я?! – Миша отпустил Ирины руки.

Ванечка на ковре начал тоненько плакать.

– Так, разошлись по разным углам! – сказала баба Таня командным голосом. – Ребенок надрывается, а они портянку делят. Иди ко мне, мой хороший. Иди к бабушке Тане.

Она подняла Ванечку с пола, и тот замурлыкал, словно котенок.

Ира и Миша расползлись по разным сторонам кровати.

Баба Таня с Ванечкой на руках подошла ближе к Мише. Тот смотрел на домовладелицу снизу вверх, как провинившийся учитель на учительницу.

– А ты кем работаешь, милый?

– Я? – переспросил Миша.

– Ты-ты. Другого мужика здесь нету. Смотрю, всё дома сидишь. Наследство получил?

Миша попал в затруднительное положение.

– Нет. Я работаю.

– Кем? – спросила баба Таня.

* * *

На следующий день, ровно в десять ноль-ноль, я стояла в кабинете олигарха Филимонова. Я нарушила его указание, не прислала одну фамилию на почту, а принесла документы на ребенка лично. И я готова была, если надо, бороться за него, доказать Филимонову, как это важно, помочь именно Андрею, Андрюше. Ему было больно. И я сама всю ночь накануне не могла уснуть от этой боли.

Филимонов читал внимательно. Он был похож на начавшего лысеть коршуна, склонившегося над убитым кроликом. Одним уверенным движением он протянул мне обратно бумаги.

– Готовь перевод, – сказал олигарх Филимонов.

Вот так просто пробежал по документам глазами и – «готовь перевод». Я даже поблагодарить его не сообразила. Выбежала в коридор и сразу набрала номер Андрюшиной матери. Трубку долго не брали. В итоге женский голос ответил:

– Да, алло.

– Добрый день, – меня, кажется, раздуло вдвое от радости и гордости. – Это Юля, из фонда!

– Да. Я поняла, – сказала мама Андрюши.

– Помощь вам одобрена, – я задыхалась от счастья. – Готовлю срочно перевод в клинику!

– Андрюша умер ночью, – сказала мне женщина после паузы. – Извините.

Карусель, карусель! Унеси меня на хер с этой перенаселенной планеты! Покажи мне миры яркие, простые, где нет ни горя, ни печали. Остановись там навсегда, карусель моей гребаной жизни. Мы опоздали. Я опоздала.

* * *

Наврал Миша бабе Тане что-то насчет удаленной работы. А на следующий день поступил так, что Ира поначалу не поверила в реальность происходящего.

– Ир! Поди сюда. Ира!! – закричал он с порога.

– Ну, чего тебе… – она вышла и застыла в изумлении. – Бог ты мой! Это что?

– Вот. На работу устроился, – Миша стоял перед ней в яркой униформе, скрестив руки на груди.

– Курьером?!

– Ну да. Видишь, и форму дали.

– Вижу. Оранжевый. Как апельсин.

Ира искренне улыбалась.

– Не нравится? – спросил Миша, нахмурившись.

– Очень заметная.

Миша шагнул к ней и заговорил шепотом:

– Ну, я ж воровать в ней не собираюсь.

– Ну, ясное дело. Будешь теперь просто бегать.

– Да ну тебя….

Новоиспеченный курьер вздохнул, снял обувь и направился в комнату.

– Ребенка грязными руками не трогай! – сказала Ира ему вслед.

Она постояла в коридоре, переживая новость. Теперь будет жить с курьером. Что же. Некоторые и с маньяками живут.

Ира хотела закрыть дверь, но врач, тот самый настойчивый детский доктор, не дал ей это сделать. Сунул ногу в щель. Ира от неожиданности даже не сказала ничего.

– Стойте! – детский врач и сам очень волновался, судя по лицу, пошедшему красными пятнами.

– Боже, как ты напугал меня!

– Простите, простите. Не закрывайте дверь. Не пугайтесь. Меня зовут Денис Николаевич! Денис…

– Я сейчас мужа позову, – к Ире вернулась привычная наглость.

– Он вам не муж, я проверил. Вы не замужем, – он начал торопиться, видя, что сейчас его заткнут. – Пожалуйста, выслушайте…

– Ты чего, следил за нами?

– Немножко. Но мне не нужен ваш ребенок!

– А что тебе нужно? – Ира приоткрыла дверь, сделала шаг навстречу доктору и повторила: – Чего тебе нужно?

– Мне нужны вы!

Ира очень удивилась:

– Я?!

Четвертая глава

Ира всегда умела красиво отшить любого. Но близкое присутствие младенца лишало ее необходимой силы.

– Я сейчас мужу скажу, он тебе башку открутит! – только и смогла сказать она пришельцу.

Но доктор, судя по всему, принял таблетку смелости.

– Поговорите со мной, – сказал он Ире.

– Тебе чего от меня надо?

– Просто видеть. Вы мне нравитесь.

– Ты больной?

– Я не больной. Наоборот, я доктор.

Ира смотрела на несчастного, который сам, по своей воле лез в жерло вулкана. Есть же безумцы на свете!

– Хочешь меня видеть?

– Да.

– Ну чего, увидел? Теперь пошел вон.

Она всем телом навалилась на дверь. Врач заторопился:

– Я вам позвоню, у меня есть номер!..

Но Ира закрыла дверь, повернула два раза замок. И вовремя. Из глубины квартиры появился Миша. Он жевал и на ходу трогал ухо, заклеенное пластырем.

– Кто там был?

– Никто.

– Я слышал. Ты с кем-то говорила.

– Ошиблись квартирой.

– А ты зачем дверь каждому открываешь?

– Миш, ты за меня боишься? – сказала она кокетливо.

Он нахмурился:

– Я за ребенка боюсь.

– Было время, когда ты вообще ничего не боялся!

Зря она это сказала. Мишу понесло:

– Ну, когда это было. Я курьер теперь! – он сделал специальное, курьерское лицо. – Спасибо за покупку!

После Миша сел прямо на пол и начал завязывать кроссовки.

– Ты куда? – спросила Ира.

– Работать, Ирочка. Как все нормальные люди! – раздражение кипело внутри него, словно гороховый суп. – Прощай, криминальное прошлое! Ухо заживет! Буду бегать хорошо, стараться, стану бригадиром курьеров. Жопа отрастет! Тачку новую с кондишеном купим. Или ипотеку возьмем, представляешь?!

Ира за словом в карман не полезла:

– Я тебя на работу идти не заставляла.

– Правильно, – сказал Миша. – Я сам пошел. Это, как в интернете пишут, полностью мое решение!

– Можно было бы и другой выход найти.

– Какой? Тебя на панель послать?

Миша, рванув, застегнул молнию на куртке.

– Сумку не забудь, – сказала Ира.

– Не забуду. А то как пиццу без нее доставлять?! Она же остынет!

Хлопнула дверь. Ира постояла перед закрытой дверью. И этот ушел, подумала Ира.

– Блин! – сказала она. И потом добавила: – Блин.

* * *

Может ли простая девушка Юля выпить бутылку рома в одиночку? Всю бутылку? Пусть и с помощью бутылки с колой и сопровождая небольшой шоколадкой с орехами. В помощь ей пачка сигарет с ментолом и комедия «Тупой и еще тупее», идущая на компьютере без звука.

Оказалось, может. Но с трудом. И не до конца.

– Юлия! – сказал папа с порога. – Юлия, ты дома?

– Юлий – это Цезарь, папа. Можно меня звать просто Юля?

Папочка подошел ко мне, посмотрел внимательно и сказал:

– Безусловно. – А потом: – У меня к тебе один пикантный разговор.

– Может, не стоит?

– Могу говорить?

Ему нетерпелось. Я и пьяная это понимала.

– Ready – Steady – Go! – махнула рукой без флажка.

– Я кое с кем познакомился! – сказал он мне торжественно.

– Женщина?

Он искренне удивился:

– Как ты догадалась?

– Ты сияешь, как алмаз раджи, – смотреть больно!

Широко улыбающегося папу слегка покачивало. Надышался разреженным воздухом счастья.

– Она исключительная! До шестидесяти, между прочим.

– Кого-то потянуло на малолеток?

– Не пойму, Юля. Ты радуешься за меня или осуждаешь?

– Пап, ты помнишь, я говорила, что ты можешь обращаться ко мне по этим деликатным вопросам?

– Пикантным, – поправил меня папа. – Да, ты говорила.

– Так вот, забудь, что я говорила! Я не могу тебе советовать. Я не могу ничего советовать. Я вообще должна заткнуться навсегда. Заткнуться, залезть в музыкальную шкатулку, и чтобы молоточки стучали мне по голове.

Папа с трудом убрал улыбку с лица. Задумался. Когда вернулась, я всё ему рассказала.

– Ты переживаешь из-за этого ребенка?

– Бинго! – сказала я.

– Прости, а я тут о своем.

Папа погладил меня по руке. Посидели молча.

– Я умерла вместе с ним, пап. Как бы пафосно это ни звучало.

– Не говори ничего такого. Это неправильно. Ты сделала всё, что могла.

– Его жизнь была в моих руках! И я ее просрала!

Бутылка с остатками рома стояла в моих ногах. Я решила больше ее не прятать, подняла и отхлебнула из горлышка.

– Юля! Ты пьешь?!

Но пока не допила, Юля не отвечает. Будь как Юля. Юля допила и ответила:

– Нет.

– Дай сюда бутылку.

– Фиг тебе.

Папа, мой любимый папа стал твердым, как мезозойская ископаемая смола Северной Евразии:

– Бутылку сюда! Немедленно!

Я, честно сказать, опешила от такого напора и отдала ему пустую бутылку.

– Значит так, – сказал мой папочка. – Про того ребенка. Не ты решила его судьбу, а Господь Бог Вседержитель. А ты слишком много на себя взяла, Юля. Столько взяла, что унести не можешь. Поэтому сбрось с себя груз, который не унести тебе, и помоги человеку, который всё еще жив и нуждается в твоей помощи!

Зело изумилась я разумным словам своего сродника. А он, помолчав, вернулся к теме его интересующей и начал робко, словно пробуя ногой холодную воду:

– Понимаешь… Не могу решить, вести ее домой или нет?

– Ты про ту женщину?

– Ну конечно, Юля, конечно, я про нее.

– А вы сколько раз встречались?

– Два раза. Один – в кафе. Другой – в зоопарке.

Я почесала нос:

– Чего это вас в зоопарк понесло?

– Она любит птиц. Ну, как птиц, – поправился папа, – пингвинов.

– Зови, – сказала я.

– Думаешь?

– Если она пингвинов любит, у тебя точно есть шанс!

* * *

– Миша, Мишенька! Миша… – она трясла Мишу, но тот был как бревно бесчувственное. Храпел, и всё ему было по барабану. Тогда Ира ударила его по лбу ладонью. Миша открыл глаза сразу широко, словно кукла, которую ставят на ноги.

– А! Ты чего?!

– Просыпайся!

– Я уже.

– Там Ванечка, – прошептала Ира.

Интонация ему сразу не понравилась.

– Что Ванечка?

– Не дышит.

Миша резко сел.

– Чего он?

– Не дышит! Вообще! И не двигается! Я только что проверила! Миша!

Ира вцепилась в сожителя.

– Да не тряси меня, – сказал он. – Ща…

Миша слез с кровати. Ира осталась сидеть, поджав под себя ноги и грызя ногти.

– Ты видишь? Видишь!

Миша нагнулся над коляской и сказал:

– Ваня, друг. Эй.

Миша вздрогнул, потому что Ира начала плакать. Негромко вскрикивая, она повторяла:

– Он умер! Ванечка умер! Он умер…

– Заткнись ты! – рявкнул Миша.

Он еще ниже нагнулся над ребенком, и его обдало теплом маленького тела. Миша слегка погладил ребенка по голове; чужой ребенок тут же открыл глаза, потянул к нему ручки и заговорил на понятном только ему самому языке.

– Ну видишь, – сказал Миша, выныривая из коляски. – Заснул просто крепко.

Ира, соскочив с кровати, метнулась к младенцу, торопясь, вытащила его из коляски. Коляска при этом упала, Ванечка начал хныкать. Ира, покрывая младенца поцелуями, заговорила:

– Милый мой, Ванечка, хороший мой, как же я испугалась!..

– Ты коляску уронила, – сказал Миша, ставя коляску на колеса.

– А то, что ты, Ванечка, спишь в коляске уличной, это вообще не дело. Тем более она – что? Правильно, она краденая.

Миша возмутился:

– Зачем вообще ему это рассказывать?

– А затем, что ребенок должен знать правду!

– Он маленький еще такое знать!

– Ничего, в самый раз. – И она снова обратилась к ребенку. – Правда, Ванечка?

Миша тяжело опустился на край кровати:

– Значит так, Вань, я тебе расскажу про человека, который тебя сейчас на руках держит! Мало того что она в истерике постоянно, она меня обокрасть пыталась, когда мы познакомились. И это, Ваня, еще не всё! Она…

– Стоп! Хватит.

– А ты ребенку уши не зажимай!

– Хватит, я сказала! Всё. Спать! Ваня с нами ляжет… – И снова она обратилась к младенцу. – Да, мой хороший?

– У нас места на кровати нет.

– Ничего, правдоруб, повернешься на бок.

Как-то устроились. Миша лежал и боялся повернуться, боялся придавить Ванечку. Боялся-боялся и уснул.

* * *

Я ходила на работу, как робот. «Робот-бобот», как говорит ребенок наших соседей.

Шла по коридору, провода искрили, садилась в переговорной за неимением своего кабинета и начинала моргать, часто-часто. Из-за слез не могла разглядеть даже фотографии детей в анкетах. Надо было что-то делать. И я записалась к Филимонову на прием. Он вызвал меня в этот же день.

– Среда близко! – сказал олигарх Филимонов.

– Я знаю. Александр Александрович…

– Ты давай не тяни. Фамилию мне на почту.

– Я хотела попросить освободить меня от этого задания.

– Тряпка! – сказал мне олигарх Филимонов.

– Что? – очень это было неприятно.

– Я в тебе ошибся, – добавил он. – Можешь идти.

Я не дошла до двери, остановилась. Нельзя было всё это оставлять вот так.

– Ты еще здесь? – спросил он.

Не хотела я ему хамить. Видит бог. Само собой как-то вышло:

– А вы бы, такой сдержанный и умный, как бы поступили в этой ситуации?

– Я бы в ней не оказался. До свидания.

И голову опустил, словно договоры перечитывает.

– «До свидания!» – передразниваю. – О как! Сказал как отрезал! Медный конь, железные бубенцы! Продолжаем мерить всех по себе. Верная тактика! При встрече скажите рыбе: «Я никогда бы не начал метать икру!» Всего хорошего.

И тут он как закричит. Как дикий зверь:

– Стоять!

Я замерла. Перепугалась, честно говоря. А он:

– Никуда не пойдешь! Каждое сказанное слово отработаешь!

Плевать, думаю, на него и на его угрозы.

– Захочу уйти – вы меня не остановите!

– Уверена? У меня длинные руки.

– Вижу, только руки.

Смотрю: глаза у него смеются. Извращенец. Любит, когда его посылают.

– Мне есть чем тебя удивить, – говорит олигарх Филимонов.

– Я устала с вами препираться.

– Так иди работай. В среду фамилию мне на почту. И не звони! Слышать тебя не хочу!

* * *

Миша проснулся посреди ночи, повернулся к Ире и увидел, что та смотрит на экран смартфона.

– Ты чего не спишь? – спросил Миша.

– В интернете кто-то не прав.

– Это старая шутка, – сказал Миша.

– А я тоже старая, Миш, разве ты не замечаешь?

Миша окончательно проснулся:

– Это что за настроение, а? Да убери ты смартфон это драный! На меня посмотри!

Ира подчинилась:

– Ну? И что?

Он решил не давить:

– Ну что происходит, а? Ну, девочка моя?

И в ответ на нежность Иру словно прорвало. Она заплакала, не в силах больше сдерживать напряжение, которое копилось очень долго.

– Мне страшно, – сказала она, всхлипывая.

Миша обнял ее, начал гладить по голове. Говорил с ней, как с маленькой:

– А почему страшно? Что случилось?

– Мне страшно, потому что Ванечка… – сказала Ира и зарылась к нему под мышку.

– Ванечка – что?

– Я боюсь, что он не проснется. Каждую ночь боюсь. Заснуть не могу!

И она крепче прижалась к нему лицом, всем телом.

– Ты почему мне об этом раньше не сказала?

– А чем ты поможешь?

Миша подумал, пожал голыми плечами:

– Ну, я бы… с тобой посидел.

– И что? Не выспался бы. А тебе завтра на работу.

Миша посветил фонарем на смартфоне:

– Ну, посмотри, спит он. Всё хорошо.

– Я знаю, – сказала Ира. – А вдруг…

– Да перестань. Это вообще классно, что он ночью спит. Нам с ребенком повезло, между прочим. Я правильного ребенка украл.

Ира несильно ударила Мишу по руке.

– Глупости не говори.

– Давай так. Ты поспишь, а я подежурю.

Ира слабо улыбнулась:

– Тебе не трудно?

– Не-а. Ложись.

Ира свернулась калачиком. Миша заботливо укрыл ее одеялом. Она смотрела на него с благодарностью.

– Спасибо. Я тебя сменю. Потом.

– Ага, сменишь, – сказал он. – Спи, дурочка моя.

Он погладил ее по голове и вдруг еле слышно запел:

– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…

Прежде чем уснуть, Ира очень удивилась.

* * *

Стоит однажды наорать на олигарха, и в твоей жизни обязательно что-то меняется. Слава богу, у меня изменилось в лучшую сторону. Мне дали кабинет. Наконец-то.

Геныч провел меня по коридору, открыл дверь и пропустил вперед.

– Ну вот, скандалистка, твое новое место работы. Довольна?

Я огляделась, но не ответила. Геныч нахмурился:

– А ты не думай. Сразу скажи: «Довольна. Спасибо вам большое. Спасибо».

– Спасибо, – сказала я и еще раз огляделась по сторонам.

– Ты когда «спасибо» говоришь, мне тебя убить хочется.

– Это вам в очередь надо встать.

Мы стояли в небольшом гробу с голой лампочкой над головой.

– Для тебя, дурной, кладовку разобрали.

– А у вас кладовки с окном не было?

– У нас только сортиры с окном. Да, с окном, – повторил Геныч.

– Хорошо, что не в сортире. Мне, значит, повезло.

Геныч не уловил иронии:

– А я о чем говорю! Ты везучая! И еще…

Геныч приблизил ко мне свое большое, усатое лицо, и я приготовилась дать отпор. Думала, начнет ко мне приставать. Все-таки, мы одни. Размечталась.

– По секрету скажу, кабинет – это доверие. Сан Саныч кабинетами не разбрасывается.

Геныч пошевелил усами и ушел, оставив меня в плохо освещенном гробу.

Доверие! Странно это здесь работает. Кабинет дали за хамство. Может, мне Филимонова еще пнуть надо было? Тогда б кабинет с окном дали.

* * *

Миша нашел в интернете подержанную кроватку из ИКЕА. Купил, привез и, чертыхаясь, собрал, прикрутив отверткой-ключом подержанные части друг к другу.

Ира сидела на кровати, смотрела за работой и комментировала:

– Бортик низкий, мне кажется. Ванечка может упасть.

– Чтобы ему упасть, – сказал Миша, – Ему надо сначала научиться стоять.

– Это происходит с детьми неожиданно, – сказал Ира рассудительно. – Раз – и уже стоя́т.

– Даже если он встанет, ему нужно будет научиться прыгать с шестом. Бортик выше него.

Миша пододвинул кроватку ближе, чтобы показать. Впрочем, всё и так было видно.

– Ты бабке на сколько Ванечку отдал? – спросила Ира, меняя тему.

– Она сказала: «Когда освободитесь, заберете».

– Мне не нравится, что мы надолго ей ребенка отдаем. Тем более у него сопли.

Миша махнул рукой, мол, нормально. Ира возмутилась:

– А тебя не беспокоит, что ребенок привыкнет к чужому человеку и перестанет на нас реагировать?

Миша не ответил, только внимательно посмотрел на нее.

– Ты чего?

– Ничего, – сказал Миша.

– Секса не будет.

– Почему? – спросил Миша, не отводя взгляда.

– Ты кроватку не доделал.

– Там немного осталось, – бархат и теплое море были в его голосе.

– Убери отвертку, – сказала Ира.

И упала отвертка на пол со стуком, покатилась под кровать. И расстегнулись пуговицы, и упали два тела на кровать.

* * *

Геныч пришел совершенно не вовремя.

– Вторник! – сказал он.

– Знаю.

Я сидела перед включенным компьютером, и буквы на экране расплывались у меня в глазах.

– Готова?

– Виктор Геннадьевич, я в растерянности.

– Так я и понял.

Геныч поставил стул и уселся рядом. Я не сдвинулась с места.

– У меня несколько кандидатов, – сказала я. – Они все в критическом положении.

– А кому хуже?

Сука! Словно прочитал мои мысли. Сама об этом сидела и думала. Ненавижу его, всех и себя!

– Они все в равном положении, – говорю. – Для меня.

Геныч нагнулся к экрану.

– Это они?

Два маленьких тела, которых изогнула проклятая болезнь. Катетеры и мятые подушки.

– Они, – сказала я.

– Вот этого выбирай, – ткнул Геныч пальцем.

Я захотела двинуть ему в нос локтем. Но сдержалась.

– Почему этого? – спрашиваю.

– Потому что всем не поможешь, – сказал Геныч. – Пусть будет этот.

Я резко повернулась к Генычу, едва носом не задела прокуренные усы.

– Этот? Да? А вы возьмете на себя такую ответственность?

Но Геныч не дрогнул:

– Милая моя, и не такую брал. Теперь еще вот что: тебе бюджет выделили до конца года. Я там тебе на почту письмо послал.

– Бюджет? Это что значит? – спросила я с опаской.

– Это значит, больше ответственности на тебе. А ты что думала? Кабинеты просто так не раздают. Хочешь помочь нескольким – сама выбирай. Влезут несколько в бюджет за месяц, пожалуйста. Но так, чтобы расходы не превышали утвержденную смету. Сан Саныч в отъезде. Так что напрямую к бухгалтеру. Знакома с ней?

– Нет.

Геныч широко улыбнулся:

– Исключительная женщина!

* * *

– Давай еще раз? – сказал Миша.

Но Ира отвалилась в сторону.

– Всё, не могу больше.

– Я в ванную, – Миша в два движения вскочил с кровати. – Тебе что-нибудь принести?

«Почему мужики такие бодрые после этого?» – подумала Ира.

– Я сыра хочу, – сказала она. – И к бабке загляни, как они там?

– Они спят, наверное, – Миша надевал джинсы. – Рано легли.

– Все равно, загляни аккуратно. Что ж мы за родители такие? Весь день протрахались.

Миша довольно улыбнулся:

– И нам хорошо, и бабушке радость.

– Заткнись и иди за сыром.

– За сыром или за сыном?

Она бросила в сожителя тапок. Миша усмехнулся и вышел, победитель победителем.

У Иры задрожал смартфон. Звонил доктор.

– Хватит мне названивать! – сказала она в трубку.

– Вы весь день не брали трубку.

– Я трахалась, – сказала Ира.

Доктор замолчал, переживая полученную информацию.

– И как всё прошло? – спросил он в итоге.

– Неплохо. Что ты от меня хочешь?

– Мы можем встретиться?

Ира не успела ответить, хлопнула дверь, и в съемную комнату вошел энергичный Миша.

– Сыра нет! – почти крикнул он с порога. – Посмотрел, есть бананы.

– Я перезвоню, – сказала Ира и сбросила звонок.

– Это кто был?

– До диспетчерской дозвонилась. Чтобы дверь внизу починили.

Миша слишком хорошо ее знал. До диспетчерской? Чтобы дверь починили?

– Так поздно? – спросил он.

– Так они – круглосуточно, – Ира отвернулась, чтобы не смотреть Мише в глаза.

– А зачем ты им будешь перезванивать?

Похоже, он загнал ее в угол.

– Ну… чтобы узнать, сделали или нет, – она торопилась закончить этот разговор. – Короче, сыра нет, неси бананы.

Миша ушел, унося с собой подозрение, про которое он, вопреки обыкновению, почему-то решил пока не говорить.

* * *

Бухгалтерия. Как и полагается: цветы в горшках, на стенах календари со святыми.

Исключительная женщина оказалась высокой, как Александрийская колонна. Накладные ресницы ее уж точно могли бы помочь ей взлететь, если бы не задница, формой походившая на концертный рояль фирмы «Якоб Беккер». Да, забыла сказать, природа одарила бухгалтера голосом, похожим на звук сломанной флейты.

– Ко мне только по записи, – сказала цифровая нимфа очень высоким голосом. При этом она продолжала печатать десятипальцевым методом.

Я сказала:

– Не могу ждать, простите. Речь идет о жизни детей.

– Я в курсе, – сказала бухгалтер, продолжая печатать.

– У меня есть несколько кандидатов. И кандидаток. Так что…

Она меня перебила:

– Остановитесь, пожалуйста. Мне обязательно в это вникать?

Мымра старая.

– Я просто хотела объяснить ситуацию.

Она перестала стучать по клавишам.

– Александр Александрович мне всё уже объяснил. Делайте свое дело, а я буду делать свое. Платежки буду присылать ему, а вы – в копии.

И снова принялась долбить по клавиатуре, только в два раза быстрее.

Хорошо, что бухгалтеру было все равно. А мне – нет. Короче, я вернулась в свою собачью конуру и сделала это! На свой страх и риск… хотелось бы мне сказать. Но я в тот момент вообще ничего не соображала. Что мной двигало, не знаю. Возможно, материнский инстинкт.

* * *

Ира встретилась с врачом в кафе, подальше от дома. Даже деньги взяла, чтобы платить за себя. Какой в этом был смысл, она не понимала. Наверное, чтобы от шантажиста не зависеть. Хотя она уже от него зависела.

– Ты маньяк? – спросила она доктора.

Звякали ложечки. Громко заработала кофемашина за стойкой.

– Нет, – сказал тот. – Я обычный. Мне бы только вас видеть.

Ира разглядывала доктора. Правда обычный. Здесь он не соврал. Она хотела зачем-то понять, правда ли она ему нравится. Но в глазах доктора была чистая пустота. Ира же настолько не доверяла мужчинам, что даже Миша не был исключением. Дева в глухой защите, вот кем она была.

– У тебя девушка есть? – спросила Ира.

– Была, – ответил доктор.

– Всё ясно. Тебе надо кого-то найти. Хронический недотрах налицо.

– Вы мне нравитесь, – сказал врач, глядя на нее не мигая. – И когда я смотрю на вас, нравитесь всё больше и больше.

– Ты больной, – сказала Ира. – Это последняя встреча.

Он ответил спокойно, уверено:

– С этим я не согласен.

– Решил меня шантажировать?

– Нет. Если сейчас скажете, я уйду.

– Так уходи! – крикнула на него Ира. – Давай, иди!

Она не хотела так громко. Само собой вышло. Посетители кафе повернулись разом и посмотрели на нее. Ира выдержала общее внимание. И не такое выдерживала.

– Ты почему не уходишь? – повернувшись к врачу, сказала она тише.

– А почему вы пришли на эту встречу?

– Потому что достал ты меня.

Он, оказалось, не боялся скандала, был уверен в себе. Да и в своей любви был уверен тоже. Как она ненавидела слово «любовь», больше слова «диспансеризация».

Шум кафе вернулся на прежний уровень. Перемалывала старательно зерна кофемашина.

– Да, и почему вы продолжаете отвечать на мои звонки?

Ира не знала, что сказать. Вернее, она знала, но не хотела отвечать. Или так, не знала и не хотела отвечать. Она решила поменять тему:

– Ты доктор?

– Да. Педиатр.

– У Ванечки глаза разные. Один карий, другой голубой.

– Травмы были?

Что-то изменилось в выражении лица человека, сидящего напротив Иры. На месте шантажиста появился врач. Специалист, который хотел помочь.

Ира подумала:

– Нет.

– Это гетерохромия, – сказал Денис Николаевич.

– Что?

– Окраска различается из-за недостатка пигмента.

– Это серьезно?

– С возрастом может пропасть. Но надо наблюдать.

– И еще у Ванечки сопли, – сказала Ира.

– Когда появились? – спросил врач.

– Позавчера, после прогулки, – сказала Ира. – И не проходят.

– Так, – сказал врач деловым тоном. – Соплеотсос есть?

– Нет, – Ире стало стыдно. – Но я куплю. Мы купим!

– Что еще беспокоит?..

Ира отвечала на вопросы. Говорить с врачом как с врачом было гораздо приятнее, чем с врачом как с не врачом.

* * *

Окно в кабинете олигарха Филимонова было открыто настежь. Красная площадь как на ладони, вернее, стены хорошо видно, а саму площадь нет. Шум автомобилей, заворачивающих на Тверскую. Я в нерешительности остановилась в дверях. Знала, ждет меня изощренная экзекуция.

– Входи, мать Тереза, – сказал Филимонов.

Он сидел нога на ногу, и носки у него были красные, как кровь.

– Добрый день, – сказала я.

– Тебе кто разрешил все деньги раздать? – спросил Филимонов.

– Простите, – сказала я. – У них у всех были срочные операции.

– Весь свой годовой бюджет ухнула!

Я попыталась найти в ситуации плюсы:

– До конца года осталось не так много.

– Ты дурой-то не прикидывайся. Думаешь, мне их не жалко всех – я про детей?

Тут меня снова понесло, как льдину на Краковский мост.

– Вам жалко и мне жалко. Я открываю сайты и вообще видеть эти фотки не могу. Они еще видео начали выкладывать. Дети там плачут, стонут.

– Знаю, видел, – сказал Филимонов спокойно.

– Простите, Александр Александрович. С того раза… У меня как… как… дыра вот здесь в груди образовалась.

Филимонов качнулся в кресле:

– И ты решила эту дыру моими деньгами заткнуть?

Мне стало стыдно, и одновременно я чувствовала, что я всё сделала правильно.

– Простите меня.

– Иди, – сказал олигарх Филимонов.

И он меня наказал. Ужасно. Просто хуже ничего быть не могло.

* * *

Курьер Миша со здоровенной сумкой-кофром поднимался по лестнице. Лифт в семиэтажке был не предусмотрен. Раздражение внутри бывшего спортсмена росло с каждым заказом и теперь уже закипало, бурлило где-то чуть ниже груди.

Он позвонил в нужную дверь. Ему не ответили. Еще один звонок.

– Кто там? – спросил мужчина из-за двери.

– Курьер, – сказал Миша устало.

Щелкали, открываясь, замки. Распахнулась дверь. Недовольный доходяга, сильно пьяный и сильно недовольный, стоял перед Мишей.

– Чего так долго?

Не дожидаясь ответа, доходяга забрал у Миши пакет и сунул ему пять тысяч одной купюрой.

– На.

– Сдачи нет, – сказал Миша.

– А меня колышет? – ответил клиент, который всегда прав.

Миша смотрел в тупое и наглое лицо и представлял, как хватает мужика за жидкие волосы, нагибает и железной дверью плющит его голову. Бьет дверью несколько раз, с каждым разом всё сильнее…

После паузы Миша развернулся и пошел менять пять тысяч. Ему ужасно хотелось совершить преступление. Возможно, особо тяжкое. Чтобы попасть в тюряжку и не чувствовать себя таким же, как все.

В обычной жизни – и это он хорошо понимал – места ему не было, кроме как в списке курьеров. И другой одежды для него не нашлось. Апельсин позорный. Весь день: «Чо так долго?», «У меня сдачи нет» и «Я не буду брать, всё холодное».

На последнюю по счету доставку он шел как бык на тореадора. Дверь ему открыл дедушка в спортивном костюме. Возле ног дедушки стояла молчаливая собачка и внимательно смотрела на курьера.